Дункан свирепо ответил:
   - Нет, это не тот.
   - Как вы узнали, что это не тот? - спросил Мейсон.
   - Ну,- ответил Дункан,- думаю, что не тот.
   - Другими словами, вы хотите дать понять суду и присяжным, что не могли разглядеть тот нож достаточно отчетливо, чтобы опознать его.
   - Чтобы с уверенностью опознать - нет. Но чтобы получить общее представление - да.
   - И вы уверены, что этот, в моих руках, не тот самый разделочный нож?
   - Думаю, это не он.
   - А вы уверены, что тот, другой нож, был тем самым, который вы видели?
   - Ну, конечно, трудно сказать с полной определенностью, ведь я видел его с расстояния.
   - Тогда вы не можете с уверенностью утверждать, что нож, который представлен в качестве вещественного доказательства номер два, был тем самым ножом, который вы видели.
   - Нет,- ответил Дункан,- не могу.
   - Так я и думал,- заметил Мейсон.- Я собираюсь просить суд приобщить к делу этот второй нож как вещественное доказательство защиты, обозначив как экспонат "А".
   - Я возражаю,- воскликнул Бюргер,- этот нож, ваша честь, никоим образом не может быть приобщен к делу. Это просто трюк, с помощью которого представитель защиты пытается запутать следы. Я могу доказать, что защитник достал этот нож уже после убийства через скобяную торговлю...
   Мейсон готов был уже сцепиться с ним, но его опередил судья Маркхэм:
   - Протест не принимается, господин окружной прокурор. Не сомневаюсь, что вы можете доказать, где приобретен этот нож. Этот свидетель показал, что человек, которого он видел в патио, нес нож, который, по его мнению, был тем, что представлен как вещественное доказательство номер два или очень напоминал его. Вполне законно подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, предъявив ему еще нож и задав те самые вопросы, которые и задал ему представитель защиты. Когда их задавали, никаких протестов со стороны обвинения не было. Защитник сейчас только просит, чтобы нож, который он предъявил для идентификации, фигурировал в деле и использовался для сравнения, когда речь пойдет о ноже, которым было совершено убийство. Это по существу. Суд принимает этот нож для идентификации как вещественное доказательство, обозначив его экспонат "А".
   Мейсон внезапно обернулся к Дункану и спросил:
   - Мистер Дункан, не следует ли считать истинной причиной того, что вы спокойно отправились спать, тот факт, что вы тогда не разглядели нож в руке человека, которого увидели?
   - Я видел, что он нес в руке блестящий предмет.
   - Но разве не факт, что вам даже и в голову в то время не пришло, что это может быть нож, и что только на следующее утро, узнав об убийстве, вы начали подумывать о том, что блестящий предмет мог быть ножом. Разве вы не видели просто белую фигуру, шедшую по патио? Разве вы не решили, что это просто лунатик и что вам лучше не вмешиваться? Поэтому вы заперли дверь и отправились спать.
   - Я не говорил, что этот человек - лунатик.
   - Но я же спросил: разве не факт?
   - Нет, не факт.
   - И значит, это не правда, что единственной причиной, почему вы отправились досыпать, явилось то, что вы не разглядели ножа в его руке достаточно отчетливо, чтобы понять, что это за предмет?
   - Нет, я так не думаю.
   - Можете ли вы ответить более определенно?
   - Да, я видел нож!
   - И что тот, кого вы видели, подошел к кофейному столику на патио?
   - Да.
   - Вы видели, как он поднимал крышку кофейного столика?
   - Видел!
   - И вы видели, как он затем отошел от кофейного столика, пересек патио и скрылся через дверь, которую вы указали на схеме.
   - Да, все верно.
   - После того как человек отошел от столика, он все еще продолжал держать нож?
   - Вроде да... не знаю... не могу сказать.
   - Тогда можете ли вы сказать, что ножа у него с собой не было?
   - Не могу утверждать ни того ни другого.
   - Тогда, может быть, человек оставил нож в нише под крышкой кофейного столика?
   - Не могу на это ответить.
   - А вы уверены, что человек нес нож, до того как подошел к кофейному столику?
   - Возражаю, так как этот вопрос уже задавался много раз и на него столько же раз отвечали,- заявил Бюргер.
   - Я разрешаю свидетелю еще раз ответить на этот вопрос,- распорядился судья Маркхэм, подаваясь вперед и пристально глядя на Дункана.
   - Да,- ответил Дункан,- у него в руке был нож.
   - Вы уверены, что узнали человека, которого видели? - спросил Мейсон.
   - Да, уверен.
   - Это был обвиняемый?
   - Да, это был он.
   - Во что он был одет?
   - В одну ночную рубашку.
   - Босиком?
   - Да.
   - Как близко он находился от вас, когда вы в первый раз отчетливо его разглядели?
   - Он прошел прямо перед моими окнами.
   - И тень от него упала вам на лицо?
   - Да.
   - Но в тот момент вы не могли отчетливо его разглядеть. Вы находились в постели и пробудились от глубокого сна, не так ли?
   - Да, так.
   - На каком расстоянии он оказался от вас, когда вы впервые ясно его разглядели?
   - Затрудняюсь ответить.
   Мейсон сделал пометку мелком на схеме, затем, сверившись с масштабом изображения, спросил:
   - Иными словами, он, должно быть, находился от вас на расстоянии тридцати пяти футов, согласны?
   - Да, вполне возможно.
   - Спиной к вам?
   - Да, припоминаю, что спиной.
   - И вы все же узнали его?
   - Да, узнал.
   - Вы представляете всю важность того, насколько ваши показания должны соответствовать истине?
   - Да, представляю.
   - Вы понимаете всю серьезность этого судебного процесса?
   - Полностью понимаю.
   - И, однако, готовы подтвердить под присягой, что человек, на котором была только ночная рубашка, которого вы видели с расстояния тридцати пяти футов, да еще при лунном свете, вне всяких сомнений был именно обвиняемый?
   - Да, готов!
   - Вы взглянули на часы, когда встали?
   - Да, посмотрел.
   - А когда снова легли спать, смотрели на часы?
   - Кажется, да. Да, смотрел.
   - Сколько было времени, когда вас разбудили?
   - Ровно три часа.
   - А когда снова оказались в постели?
   - Ну, почти столько же. Думаю, прошло не более тридцати секунд.
   - А вы заметили положение стрелок на циферблате, когда смотрели во второй раз, перед тем как легли в кровать?
   - Да, заметил.
   - А не могли стрелки показывать пятнадцать минут первого?
   - Нет, не могли.
   - Когда вы в первый раз давали показания, разве вы не говорили, что время было пятнадцать минут первого?
   - Возможно, говорил.
   - Тогда, по горячим следам, ваша память должна была хранить события минувшей ночи или утра более свежими или яркими, чем сейчас, что вы на это скажете?
   - Скажу, что это не так.
   - Что не так?
   - Мои воспоминания не были тогда самыми отчетливыми.
   - Следует ли понимать это так, что ваша память становится крепче только со временем?
   - В этом случае - да.
   - Потому что когда вы узнали, что убийство, по мнению экспертов, было совершено приблизительно около трех часов, ваша память окрепла настолько, что поменяла местами стрелки часов, чтобы дать вам возможность с блеском выступить в роли свидетеля и...
   Судья Маркхэм стукнул молоточком:
   - Считаю, господин защитник, что упоминание о том, "чтобы с блеском выступить", вряд ли является уместным.
   - Я хочу указать на мотив, которым руководствовался свидетель.
   - Это не так! - воскликнул Дункан.- Теперь я точно знаю, что было три часа утра. Полностью исключается, что на часах было пятнадцать минут первого.
   - У вас хорошее зрение? - спросил Мейсон.
   - Очень хорошее.
   - И четырнадцатого утром с глазами все было в порядке?
   - Конечно!
   - Вы носите очки, не так ли?
   - Да, я пользуюсь очками вот уже тридцать пять лет.
   - И в то время, к которому относятся ваши показания, также носили очки?
   - Да.
   - Вы надели очки, когда встали с кровати и подошли к окну?
   - Нет... Впрочем, да, надел. Думаю, что должен был надеть.
   - Если надели очки, то для чего?
   - Чтобы смотреть через них, конечно.
   Еще раз по залу суда прокатился смешок, но в этот раз в поведении Мейсона было нечто такое, что оживление затихло еще до того, как судебный пристав успел стукнуть молоточком, чтобы восстановить порядок.
   - Из ваших слов следует,- задал вопрос Мейсон,- что когда вы были разбужены злоумышленником, рыскающим возле вашей комнаты под покровом ночи, то первое, что вы сделали, проснувшись, это надели очки, чтобы все разглядеть как можно отчетливей, это верно?
   - А что здесь необычного?
   - Совсем ничего, мистер Дункан, просто я спрашиваю, так ли все было на самом деле?
   - Да, полагаю, что так.
   - Иными словами, вы знали, что без очков ничего не увидите.
   - Я этого не говорил.
   - Не говорили,- согласился Мейсон, улыбаясь,- но все ваши действия подтверждают это лучше всяких слов. Вы надели очки, потому что знали - без них разглядеть что-либо вам вряд ли удастся. Разве я не прав?
   - Конечно, в очках я вижу лучше.
   - И вы знали, что без них ничего не сможете разглядеть на большом расстоянии, согласны с этим?
   - С очками мое зрение немного острее, чем без них.
   - А с очками ваше зрение вполне нормальное? - спросил Мейсон.
   - Ода!
   - Можете ли сказать, что безупречное?
   - Я бы сказал, вполне нормальное.
   - Полностью нормальное?
   - С учетом того, что вы имеете в виду,- да.
   - Тогда почему,- спросил Мейсон, указывая пальцем на Дункана,- сразу после того, как вы дали показания окружному прокурору о том, что видели, вас отправили к окулисту, чтобы подобрать вам новые очки?
   Бюргер воскликнул:
   - Он не получал никаких указаний насчет окулиста! Это наглая инсинуация!
   - Так почему вы сделали это? - продолжал допытываться Мейсон.
   - Я не сказал, что ходил к окулисту. Мейсон, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
   - Это я говорю, что вы ходили! Зачем вы сделали это? Дункан явно чувствовал себя не в своей тарелке.
   - Затем,- ответил он,- что захотел, вот и все!
   - Почему вы захотели?
   - Я давно собирался сходить к окулисту, да все не было времени. Я всегда слишком занят. Надеюсь, вы понимаете, сколько дел у такого адвоката, как я.
   - О,- заметил Мейсон,- значит, вы некоторое время не меняли очки?
   - Да, не менял.
   - Вы слишком заняты для этого?
   - Да, слишком занят.
   - И как долго вы были весь в делах?
   - Не один год.
   - И вы не меняли очки все это время, пока были слишком заняты работой?
   - По большей части - да.
   - Тогда выходит, что вы не меняли очки вот уже много лет, так?
   - Да... Впрочем, нет, я имею в виду...
   - Меня не интересует, что вы имеете в виду. Мне нужны только факты. Ответьте, как давно вы не меняли очки?
   - Затрудняюсь ответить.
   - Когда вы последний раз подбирали очки до четырнадцатого числа этого месяца?
   - Этого я вам не могу сказать.
   - Возможно, лет пять тому назад?
   - Не знаю.
   - Тогда, может, десять лет тому назад?
   - Нет, это слишком давно.
   - И первая вещь, которую вы сделали после того, как рассказали окружному прокурору о том, что видели,- это отправились на консультацию к окулисту и подобрали новые очки. Разве это не правда?
   - Это было не первое, что я сделал.
   - Но тогда одна из первых вещей, сделанных вами,- так?
   - Не знаю.
   - Но в тот же вечер, когда вышли от окружного прокурора?
   - Да, в тот же вечер.
   - И вы сразу же застали окулиста в его кабинете.
   - Да, застал.
   На губах Мейсона играла зловещая улыбка.
   - Вы застали его там, мистер Дункан, потому что позвонили ему заранее и договорились, чтобы он вас принял, разве это не правда?
   Дункан смешался на момент, а затем ответил:
   - Нет, я не звонил окулисту.
   Мейсон нахмурился, как бы размышляя, а затем с торжеством спросил:
   - А кто же звонил ему? Блэйн вскочил с места.
   - Ваша честь,- заявил он,- возражаю, так как этот вопрос не по существу, неправильно сформулирован и направлен на то, чтобы отвлечь внимание присяжных. Какая разница - кто звонил окулисту?
   - Разница есть, учитывая ответы, которые дает свидетель,- возразил Перри Мейсон.- Это свидетель, который сам адвокат. Я вправе подвергнуть сомнению его показания, выяснив, в каком состоянии находилось зрение свидетеля тогда, когда он наблюдал своими глазами то, о чем говорит на суде. Он сам признался, что нуждается в очках, признался, что очки, которые носил, ему не вполне подходили, причем вот уже не один год. Я вправе также выяснить, какую цель он преследует, давая такие уклончивые ответы.
   - Согласен,- заявил судья Маркхэм,- разрешаю ему ответить на этот вопрос. Кто звонил окулисту, мистер Дункан, отвечайте, если вам известно.
   Дункан смешался.
   - Ну так что же,- поторопил его Мейсон.- Отвечайте! Едва различимым голосом Дункан произнес:
   - Мистер Блэйн.
   - Тот самый помощник окружного прокурора,- во всеуслышание пояснил собравшимся Мейсон,- который только что заявил протест против моего вопроса, объявив его неуместным и не имеющим к делу никакого отношения.
   Волна смеха прокатилась по залу суда. Даже судья Маркхэм позволил себе едва заметно улыбнуться.
   - Призываю вас, защитник, к порядку,- строго сказал он и добавил, взглянув на часы: - Подошло время сделать перерыв в судебном заседании. Думаю, за сегодняшний день нам удалось достичь некоторого прогресса. Суд откладывается до завтра и передает присяжных под опеку шерифа, который должен следить за тем, чтобы к ним никто не приближался, не общался, за исключением тех случаев, когда это никак не связано с делом. Суд откладывается до десяти часов следующего утра!
   Глава 20
   Мейсон, нахмурившись, расхаживая взад и вперед по офису, взглянул на Деллу Стрит. Неяркий свет несколько смягчал суровые складки на лбу адвоката.
   - Будь все проклято, Делла,- сказал он,- что-то не сработало.
   - А что именно?
   - Не могу понять, где мы дали промашку с миссис Кент.
   - Вы о ней ничего не слышали?
   - Ничего. Ты уверена, что этот Причард встретился с ней?
   - А то как же? Он увивался вокруг меня, но сразу бросил, как горячую картофелину, как только я ему рассказала про деньги миссис Кент.
   - Смазливый тип?
   - На загляденье.
   - Как твое сердчишко, не екнуло?
   - Мое - нет, а вот насчет других не уверена. В привлекательности ему не откажешь.
   - Какие у него волосы?
   - Удивительные: темно-каштановые, вьющиеся. Свет в них так и отражается. Мальчишеское лицо без единой морщинки. Маленькие подстриженные усики. Прекрасно одевается, и его губы восхитительны, особенно когда говорит. Послушали бы вы, как отчетливо он произносит каждое слово. А когда танцует - чувствуешь себя в его объятиях как пушинка.
   - А как она - дрогнула?
   - Да еще как! Смотрела на него во все глаза.
   - Может, покажешь, как именно?
   - Если хотите - пожалуйста! - ответила она с вызовом.
   Он сделал к ней быстрый шаг. Глаза Деллы восхищенно взглянули на лицо Мейсона.
   - Только в интересах дела,- добавила она поспешно.
   Его рука уже почти коснулась ее, когда в дверь, выходящую в коридор, деликатно постучали. Мейсон мгновенно замер. Стук повторился.
   - Готов поспорить с тобой на пять долларов - это Дорис Салли Кент,сказал он.
   Делла Стрит метнулась к библиотеке.
   - Я знала, что-то должно произойти,- заметила она, рывком открывая дверь.- Не забудьте включить внутреннюю связь. Блокнот и карандаши у меня там.- Делла поспешно захлопнула дверь за собой.
   Мейсон открыл дверь, выходящую в коридор. Дорис Салли Кент одарила его улыбкой.
   - Я знала, что найду вас здесь, мистер Мейсон.
   Она вошла в комнату, все еще улыбаясь, и села в кресло так, чтобы ее белокурые волосы выгодно выделялись на фоне черной кожаной обивки.
   - Усердно работаете? - спросила она.
   - Да.
   - Извините, что помешала, но я подумала, что, возможно, вам будет интересно.
   - У вас есть адвокат?
   - У меня? Сейчас нет.
   - Ну так что? - спросил Мейсон.
   Она протянула руку в перчатке и пальцем провела по складкам юбки, где та задралась чуть выше колен. Ее глаза следили за движением пальца. Когда же заговорила, то взглянула на Мейсона не сразу.
   - Я вновь и вновь обдумываю все, что происходит. Готова, пожалуй, признать, что затеяла судебный процесс в Санта-Барбаре из-за того, что узнала, что Питер вновь задумал жениться, и не видела никакой причины, почему я должна позволить ему дать себя обобрать какой-то любительнице поживиться за чужой счет. Мне было известно, что эта женщина - медсестра. Подумать только - Питер Кент женится на медсестре!
   - А что плохого в том, что она медсестра?
   - Все! - ответила она.- В том, что касается Питера Кента. Ей приходится самой зарабатывать на жизнь.
   - Наоборот, это здорово,- ответил Мейсон,- я люблю жен-шин, которые живут своим трудом.
   - Дело не в этом. Не думайте, что я снобистка. Дело в том, что она охотится за деньгами Питера Кента.
   - Не согласен с вами.
   - Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?
   - Начал не я, а вы.
   - Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в душе.
   - Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в вашем сердце проснулись добрые чувства?
   - Вот именно.
   - Почему?
   - Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что сделает его счастливым,- что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.
   - Даже так? - скептически спросил Мейсон.
   - Знаю, вы не желаете мне верить,- ответила она вымученно,- считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон, очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я встречалась со множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был настолько прямолинеен, энергичен и... до грубости честен, как вы. И я могу видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.
   Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету, внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:
   - Жду, когда вы ответите мне: "Благодарю вас".
   - Благодарю вас,- сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма.- Ну и что дальше?
   - Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую трибуну.
   - Для чего?
   - Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня разделочным ножом.
   - Он думает, что сможет использовать ваши показания?
   - Вот его собственные слова: "Думаю, где-то Мейсон приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль".
   - Есть еще что-нибудь?
   - Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.
   - Если бы я точно знал, что у вас на уме,- ответил он,- я, возможно, облегчил бы вашу задачу.
   - Я хочу позволить Питеру получить развод.
   - Почему?
   - Потому что думаю, что для него - это наилучший выход.
   - И как же вы собираетесь содействовать этому? - задал вопрос адвокат.
   - Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?
   Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою очередь:
   - И сколько же вы хотите откупного?
   - Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?
   - Неужели я ошибся?
   - Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на машинке или стенографировать.
   - Сколько? - повторил Мейсон.
   В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.
   - А сколько вы намерены предложить? - притворно-застенчиво спросила она.
   - Я не могу делать никаких предложений.
   - Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне выплатить, или не можете?
   - Нет, не могу.
   - Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.
   - Не стремитесь к этому,- заявил ей Мейсон.- Овчинка не стоит выделки.
   - Что не стоит?
   - Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.
   - Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? - вспыхнула она. Он покачал головой:
   - Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.
   - А чего я не смогу получить?
   - Двести тысяч долларов.
   - Не знаю,- заявила она, быстро проведя пальцем по складкам платья,как я могу обойтись меньшей суммой?
   - Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим, что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не будете зависеть.
   - И как долго это может продолжаться?
   - До бесконечности,- ответил Мейсон,- если, конечно, вы не выйдете замуж.
   - Нет,- возразила она,- я не хочу тянуть соки из Питера подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату - и покончить с этим.
   - Что вы предполагаете под "небольшой выплатой"?
   - Двести тысяч долларов.
   Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:
   - Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это время, что рискну намекнуть, я действительно думаю, что для вас лучше оставить эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.
   - Предположим, я запрошу меньше.
   - И сколько же?
   - Я назову низший предел, мистер Мейсон. Сто тысяч долларов. Мейсон зевнул, прикрыв из вежливости рот ладонью, и отрицательно покачал головой.
   - Ну, знаете, с вами очень трудно иметь дело.
   - Ну тогда,- посоветовал Мейсон,- наймите адвоката, если я вас не устраиваю, и действуйте через него.
   - Я не хочу делиться с адвокатом.
   Мейсон пожал плечами. Она внезапно швырнула сигарету на пол, наступила на нее, вскочила с места и потребовала:
   - Ну, так что вы предлагаете? Что вы сидите, как жук на бревне. У меня есть и другие дела, которые не ждут.
   - Какие? - поинтересовался он, поднимая брови.
   - Вас это, черт побери, не касается. Так сделайте мне предложение.
   - Насчет чего?
   - Насчет того, чтобы я начисто вышла из игры.
   - А вы выйдете?
   - Вы что, не слышали?
   - И не будете больше беспокоить Питера Кента и пытаться увидеть его?
   - Если только он не надумает вновь развестись уже с новой женой. Мейсон покачал головой и медленно ответил:
   - Нет, полагаю, мой клиент передумал жениться. Не далее как вчера он упомянул, как вы были прекрасны. Вполне возможно, он захочет помириться с вами и сойтись снова.
   - Не нужно мне никакого примирения и никаких "снова". Слушайте! сказала она, все еще стоя. Ее глаза заблестели, щеки вспыхнули.- Я читала в газетах отчеты о сегодняшнем судебном заседании.
   - Ну и что из этого? - спросил Мейсон.
   - А то, что Мэддокса спрашивали про телефонный звонок.
   - Дальше?
   - А дальше, допустим, вы сможете уличить его во лжи?
   - Это дало бы,- признался Мейсон,- мне довольно весомое доказательство.
   - Тогда, предположим, я занимаю свидетельскую трибуну и подтверждаю, что он звонил мне по телефону. Во сколько вы бы оценили такую услугу?
   - Не дал бы за нее ни единого цента,- ответил Мейсон.- Мы не собираемся покупать ложные показания от кого бы то ни было.
   - А что, если это правда?
   - Правда?
   - Я пока еще не собираюсь отвечать на этот вопрос.
   - Когда окажетесь на свидетельской трибуне,- предупредил Мейсон,- вам придется на него ответить.
   - И я отвечу, но только так, как сочту нужным,- огрызнулась она и, подойдя к углу его стола, стукнула кулаком: - Не думайте, что вам удастся "взять меня на пушку", мистер Мейсон!
   - Надеюсь, вы не хотите сказать, что дадите ложные показания?
   - Не надейтесь! Конечно дам. Меня тошнит от мужчин. Они, с одной стороны, лгут нам, женщинам, а с другой стороны, когда лгать пытается женщина,- ее обвиняют во всех смертных грехах... Дайте мне пятьдесят тысяч.
   Мейсон покачал головой. Она стиснула кулачки.
   - Я бы мог попробовать уговорить моего клиента на двадцать пять тысяч,- медленно ответил Мейсон.
   - Не сомневаюсь, что он заплатит, если вы ему посоветуете.
   - Я попытаюсь с ним договориться, но только если вы честно расскажете все на суде.
   - Это сделка? - спросила она. Он кивнул.
   - Будьте вы прокляты! - вырвалось у нее.- Я ненавижу вас! Если бы Питер не сидел в тюрьме по обвинению, я бы отправилась к нему и вытрясла из него двести тысяч до единого цента. Даже больше.
   - Можете ненавидеть меня и дальше,- заметил Мейсон, улыбаясь.
   - Что я и делаю,- ответила она,- но если я когда-либо попаду в переплет, то моим адвокатом будете только вы.
   - Уж не собираетесь ли вы в один прекрасный день влепить пулю в своего бывшего мужа? - спросил он.
   В ее глазах медленно угасал гнев. Она уселась на подлокотник большого кресла с черной кожаной обивкой и ответила:
   - Не будьте глупцом - разве я похожа на дурочку? Зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?
   - Ладно,- сказал Мейсон,- договорились. Я получу для вас двадцать пять тысяч долларов.
   - Когда?
   - Завтра утром. Чек будет передан вам еще до того, как вы подниметесь на свидетельскую трибуну, чтобы не возникло никаких вопросов о выплате денег в зависимости от ваших показаний.
   - Тогда пусть будет тридцать тысяч.
   - Двадцать пять,- возразил он непреклонно. Она вздохнула.
   - Так что насчет вашего разговора с Мэддоксом? - спросил Мейсон.
   - Вы хотите подробно?
   - Да.
   - Сначала в контакт со мной вступил Дункан. Сказал, что он адвокат Мэддокса. Позвонил около одиннадцати, заявил, что хотел бы переговорить, и предложил встретиться в конторе моего адвоката. Затем в три часа утра позвонил Мэддокс, и я объяснила ему, что уже говорила с его адвокатом.