обвиняемых, в особенности на стройной фигуре Фрэнсис Челейн.
Старые волки, участвовавшие во многих юридических битвах и
проведшие много часов на различных судебных процессах, знают, что это
самый зловещий знак в зале суда. При начале слушания дела внимание
зрителей обращено на обвиняемых. Они с любопытством наблюдают за
лицами подсудимых: не появится ли какое выражение, которое отразит их
чувства. Средний зритель любит следить за обвиняемыми, представлять
его в центре событий, окружающих преступление, и приходить к выводу о
его виновности или, наоборот, невиновности, в зависимости от того, как
обвиняемый вписывается в придуманную зрителем схему.
Затем, когда слушание продолжается уже какое-то время, зрителей
интересует уже само преступление, раскрываемые факты. Они
концентрируют свое внимание на свидетелях, судье, представителях
защиты и обвинения и внимательно слушают аргументы.
Пока вопрос остается спорным, интерес сосредоточен на исходе дела,
и зрители продолжают фиксировать взгляды на свидетелях и адвокатах -
актеров разворачивающейся драмы. Однако, если какое-то событие
приводит показания к кульминации, снимает элемент неопределенности,
убеждает зрителей в виновности подсудимого, взгляды автоматически
переводятся на него, не представляя теперь, как он совершал
преступление, а рассматривая заключенного с тем любопытством, с
которым толпа изучает приговоренного к смерти. Они мысленно ужасаются,
представляя, как ранним утром какие-то руки будут тянуть
сопротивляющегося человека из его камеры и как он заплетающимися
ногами пройдет последние несколько шагов в своей жизни.
Это знак, которого боятся адвокаты, вердикт толпы, решение,
показываемое в древние времена опусканием большого пальца вниз. Именно
это означает, что критическая точка пройдена, и обвиняемый приговорен.
Опытный адвокат по уголовным делам, который прошел сквозь паутину
множества судебных процессов, всегда знает, подмечает и опасается
подобного переключения интереса. Обвиняемые не представляют его
фатального значения, иногда они самодовольно улыбаются, с
удовлетворением замечая, что внезапно оказались в центре внимания
зрителей. В противоположность им, адвокат защиты, сидящий перед ними
за отведенным для него столом, обложившись юридической литературой,
хотя и сохраняет на лице безмятежное выражение, чувствует, как у него
все сжимается внутри от силы подобного молчаливого вердикта.
В этом случае молчаливый вердикт был уже вынесен. Виновны в
предумышленном убийстве первой степени - для обоих обвиняемых. И
никакой пощады.
Ровный голос судьи Маркхама нарушил напряженную тишину в зале.
- Свидетельские показания давал Дон Грейвс. Проводился перекрестный
допрос. Слушание было отложено на прошлой неделе для проведения с
участием этого свидетеля эксперимента, предложенного защитой, на
который согласилось обвинение. Господа, вы хотите, чтобы результаты
эксперимента были приобщены к делу в качестве доказательства?
Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил:
- Это был эксперимент, проводившийся по вызову защиты и максимально
справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были
предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель,
находящийся в настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний.
Условия были максимально приближены к тем, при которых совершалось
преступление. Я прошу приобщить результаты эксперимента к делу в
качестве доказательства.
Судья Маркхам повернулся к Мейсону.
Теперь адвокат защиты встал из-за стола.
- Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента к
делу, однако это не является частью нашего перекрестного допроса. Они
должны быть представлены в результате допроса этого свидетеля
выставившей стороной после перекрестного допроса. Следовательно,
неправильно ставить проблему перед судом в настоящий момент слушания
дела. Однако, если заместитель окружного прокурора выразит желание
допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я не стану
возражать. Конечно, при условии, что мне будет предоставлено право
провести перекрестный допрос различных свидетелей проведения
эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему.
О судье Маркхаме говорили, что еще не родился адвокат, который смог
бы удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием
дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что
задумал адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами.
Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом.
- Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? - спросил
Мейсон.
- Продолжайте, - разрешил судья Маркхам.
- Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? -
обратился к Дону Грейвсу адвокат.
- Я полностью в курсе всех его дел, - ответил свидетель.
- В таком случае, вы должны знать, когда заканчивается срок
действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так
ли?
- Да.
- Когда заканчивается срок его действия?
- Двадцать шестого октября текущего года.
- Значит, срок действия страхового полиса закончился через три дня
после смерти Эдварда Нортона?
- Все правильно.
- Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете
враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой
по этому делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона?
Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок, означавший
внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки
стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.
- Это неправда! - закричал Дон Грейвс с чувством. - Я сделал все
возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас
даю показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был
явиться в суд.
- У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким другим
основаниям?
- Нет.
- А против Роберта Глиасона?
- Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону, потому
что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я
не сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с
убийством Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких
разумных, обоснованных сомнений уверен в том, что говорю правду.
- У меня больше нет вопросов, - заявил Мейсон с видом побежденного.
Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные нотки:
- У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При
перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить,
участвовали ли вы когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных
тем, что окружали совершение преступления, с целью определения,
сможете ли вы опознать лиц, находившихся в кабинете Эдварда Нортона,
когда его убили, не так ли?
- Да, мне задавали такой вопрос, - ответил Дон Грейвс.
- После того, как вам задавали такой вопрос, участвовали ли вы в
эксперименте при точно таких же условиях?
- Да, сэр.
- Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился эксперимент,
и его результаты, - попросил Клод Драмм.
- Эксперимент проводился ночью, - медленно начал Дон Грейвс.
Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. - В
кабинете Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна
женщина была одета в черное, другая - в розовое. На одном из мужчин
был синий сержевый костюм, на другом - твидовый, на третьем - костюм
из шотландки. Я знал всех мужчин, но женщин раньше никогда не видел.
Также присутствовали представители прессы, вы, мистер Драмм, и мистер
Мейсон.
- И что произошло?
- Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по
возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке,
где в ночь убийства у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне
оглянуться назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не
обогнула поворот и дом не скрылся из моего поля зрения.
- Что вы увидели?
- Я увидел женщину в розовом платье, стоявшую в том же положении,
что и мисс Челейн в ночь убийства Нортона, а также мужчину в синем
сержевом костюме, замахивающегося тростью над стулом, в котором сидел
мистер Нортон, когда его убили.
- Вы можете проводить перекрестный допрос, - с победным видом
повернулся к Мейсону Клод Драмм.
- Вы не рассказали всего, что имело место во время проведения
эксперимента, мистер Грейвс, не так ли? - спросил адвокат.
- Все основные моменты, сэр.
- Разве там не было газетного репортера, который вас как-то
побеспокоил и задержал?
- Да, был. Если не ошибаюсь, его фамилия Неверс. Он настаивал,
чтобы мы изменили условия эксперимента. У меня не было полномочий
изменять их. Условия оговаривали мистер Драмм и вы, мистер Мейсон. Я
сказал об этом репортеру, но он от меня не отставал, даже засунул
палец мне в петлю пиджака, пытаясь удержать.
- А мы где находились в этот момент?
- Вы уже спустились к машине.
- Как вам, в конце концов, удалось от него отделаться?
- Я крикнул мистеру Драмму, а он ответил совершенно определенно,
что никаких изменений в условиях производиться не будет. Когда
репортер услышал слова мистера Драмма, он, наверное, понял, что
нарушает порядок, и отпустил меня.
Зрители, старавшиеся не пропустить ни слова, теперь в недоумении
переглядывались.
- Это все, - объявил Мейсон.
- Вызывайте следующего свидетеля, мистер Драмм, - обратился к
заместителю окружного прокурора судья Маркхам.
- Секундочку, ваша честь, - перебил Мейсон. - Мне бы хотелось снова
пригласить Артура Кринстона для продолжения перекрестного допроса.
- Хорошо, - согласился судья. - Слушание проходит несколько
необычно, но при сложившихся обстоятельствах, когда вопрос полностью
оставлен на усмотрение суда, я разрешаю вам перекрестный допрос
свидетелей, которых вы захотите заново пригласить для дачи показаний.
Суд осознает тот факт, что в дело были включены новые обстоятельства
после вашего о_ч_е_н_ь_ к_р_а_т_к_о_г_о_ перекрестного допроса
предыдущих свидетелей.
Судья Маркхам не мог удержаться, чтобы не сделать легкого ударения
на словах, описывающих краткость перекрестного допроса. Он пытался
пожурить адвоката, который так небрежно отнесся к перекрестному
допросу важных свидетелей в деле об убийстве.
Артур Кринстон прошел вперед с мрачным лицом.
- Вы уже принимали присягу, - напомнил Мейсон. - Пожалуйста,
займите место для дачи свидетельских показаний, мистер Кринстон.
Артур Кринстон сел в кресло, положил ногу на ногу и повернулся к
присяжным.
- Мистер Кринстон, - обратился к нему Мейсон, - в ночь убийства вы
разговаривали с мистером Нортоном?
- Да, сэр. Я уже давал показания об этом.
- Если не ошибаюсь, вы прибыли к мистеру Нортону в семь минут
двенадцатого и уехали примерно в одиннадцать тридцать, не так ли?
- Да, - ответил Кринстон и добровольно добавил: - Я могу точно
указать время своего приезда, потому что мистер Нортон был ярый
сторонник начала встреч с точностью до минуты. Я опоздал на семь
минут, и он довольно саркастично указал мне на это.
- Понятно. А с семи минут двенадцатого до половины двенадцатого вы
разговаривали с мистером Нортоном, не так ли?
- Все правильно. Да, сэр.
- А фактически, мистер Кринстон, не был ли этот разговор ссорой? -
поинтересовался Мейсон.
- Нет, сэр, не думаю, что мне есть что добавить к сделанному мной
ранее заявлению касательно содержания нашего разговора.
- Мистер Кринстон, у фирмы имеется задолженность перед "Вилерс
Траст энд Сейвингс Банк" в размере около девятисот тысяч долларов, не
так ли?
- Да, сэр.
- А на счете в том банке находится только семьдесят пять тысяч
долларов?
- Да, сэр. Примерно эта сумма.
- Однако, в "Сиборд Секонд Нашэнал Траст" на счет положено около
восьмисот семидесяти шести тысяч долларов, а в "Фармерс энд Мерчантс
Нашэнал" - примерно двести девяносто три тысячи долларов, не так ли?
- Да, сэр.
- А не является ли фактом, мистер Кринстон, что задолженность в
размере девятисот тысяч долларов перед "Вилерс Траст энд Сейвингс
Банк" по долговой расписке, на которой стоит только ваша подпись, -
это деньги, которые вы заняли без ведома мистера Нортона и
использовали не в интересах фирмы, а для ваших личных спекуляций на
рынке ценных бумаг?
- Нет, сэр! - рявкнул Артур Кринстон. - Это не так.
- Зачем было фирме занимать девятьсот тысяч долларов в одном банке,
если у нее более миллиона ликвидных активов в других банках?
- Такова была деловая политика фирмы. Мы собирались сделать
несколько крупных покупок и нуждались в денежных активах на эту сумму
на депозитах в других банках. Мы не хотели брать займы в тех банках,
потому что нам требовалось, чтобы у нас, в случае необходимости, была
наличность для осуществления сделок. Если бы мы сняли со счетов в тех
банках всю наличность, потребовалось бы давать какие-то объяснения. А
поскольку в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" очень хотели заполучить
наш счет и намекнули, что могут предоставить нам краткосрочный кредит
на неограниченную сумму, мы взяли деньги там.
- А не является ли фактом, мистер Кринстон, что срок погашения
долговых обязательств в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" наступил за
два дня до смерти мистера Нортона?
- Думаю, да. Да, сэр.
- И банк послал уведомление по почте, не так ли?
- Думаю, да. Да, сэр.
- А не является ли фактом то, что в день своей смерти мистер Нортон
получил по почте подобное уведомление?
- Я не могу ответить на этот вопрос.
- А не является ли фактом то, что мистер Нортон пригласил вас к
себе в тот вечер, чтобы сказать вам, что он предоставил вам
определенное время для погашения задолженности фирме, а поскольку у
вас нет возможности возместить убытки, мистер Нортон собирался
сообщить об этом в полицию?
Зрители обратили внимание, что Кринстон заметно нервничает. Его
лицо побледнело, руки были крепко сжаты в кулаки, однако голос
оставался ровным.
- Конечно, нет, - чуть не закричал он.
- А не является ли фактом то, - настаивал Мейсон невозмутимым и
хладнокровным тоном, - что когда вы заявили Нортону, что не смогли
возместить убытки, он поднял телефонную трубку, позвонил в полицейский
участок и сказал: "Говорит Эдвард Нортон. Я хочу сообщить об имевшем
место преступлении" или что-то в этом роде?
- Нет, сэр, - резко ответил Артур Кринстон. Впервые в его голосе
послышалось напряжение.
- А не является ли фактом то, - продолжал Мейсон, медленно
поднимаясь во весь рост, - что после того, как мистер Нортон сделал
подобное заявление полиции, вы разбили ему череп тростью?
- Я возражаю! - закричал Клод Драмм. - Этот допрос зашел слишком
далеко. Он абсолютно необоснован и...
- Возражение отклоняется, - постановил судья Маркхам. - Отвечайте
на вопрос, мистер Кринстон.
- Я не делал ничего подобного, - заорал тот.
Мейсон стоял, неотрывно глядя на Кринстона. В конце концов, зрители
осознали всю значимость вопроса и все, что тот подразумевал. Все
подались вперед. В зале воцарилась мертвая тишина.
- А не является ли фактом то, - спокойно продолжал Мейсон, - что вы
повесили трубку, судорожно огляделись, внезапно осознав, что Эдвард
Нортон успел представиться, когда звонил в полицейский участок и
заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении, и вы поняли,
что, обнаружив труп Нортона, полиция определенно проверит, когда был
сделан звонок, точно определит время смерти и придет к заключению о
мотиве убийства?
- Нет, сэр, - ответил Кринстон.
Его лоб покрылся потом, который блестел в свете, льющемся на
свидетеля из больших окон зала суда. Капелек на коже становилось все
больше и больше.
- А не является ли фактом то, что вы прекрасно понимали, что вам
как-то придется объяснять этот звонок в полицию? Вы внезапно заметили
лежавший на столе страховой полис. Вы знали, что полис приготовлен
мистером Нортоном, потому что, будучи очень дотошным, Нортон собирался
продлить действия полиса до того, как истечет срок. При виде этого
документа вас осенила мысль. Вы сразу же снова набрали полицейский
участок и сказали дежурному, что вы - мистер Нортон, вы только что
звонили и вас разъединили. Вы заявили о краже автомашины, описали
бьюик и назвали его номерной знак и заводской номер, прочитав их со
страхового полиса, лежавшего на столе, не так ли?
- Нет, сэр, - механически ответил Артур Кринстон.
- А не является ли фактом то, что затем открылась дверь в кабинет и
вошел Дон Грейвс? Он был вашим сообщником в присвоении незаконным
путем девятисот с лишним тысяч долларов, которые вы потеряли на
спекуляциях на рынке ценных бумаг? Вы использовали деньги фирмы в
личных целях. Вы вместе с Доном Грейвсом придумали план, как свалить
убийство мистера Нортона на других, не так ли?
- Нет, сэр, - все так же механически отрицал Кринстон.
- А не является ли фактом то, что вы знали, что судья Пурлей не
знаком лично с Эдвардом Нортоном и поэтому не в состоянии отличить его
голос от голоса любого другого мужчины? Не является ли фактом то, что
вы вместе с Доном Грейвсом проскользнули в комнату шофера Пита Девоэ и
подложили улики, которые свяжут его с убийством? Вы взломали окно и
оставили следы на мягком грунте, словно мистер Девоэ сделал неумелую
попытку отвести от себя подозрение? Затем вы поднялись в кабинет, где
на столе лежал убитый вами Эдвард Нортон, и договорились с Доном
Грейвсом, что вы спуститесь вниз к машине судьи Пурлея, а мистер
Грейвс откроет окно кабинета и встанет таким образом, чтобы его лицо
оставалось в тени с тем, чтобы судья Пурлей мог видеть только
расплывчатые очертания мужской фигуры. Мистер Грейвс притворится, что
он - Эдвард Нортон и крикнет вам вниз, спрашивая, нельзя ли Дону
Грейвсу поехать вместе с вами. Вы спросите разрешения у судьи Пурлея,
в это время Грейвс отойдет от окна, бросится вниз по лестнице и
встанет рядом с вами, когда вы станете кричать в окно, словно видите
мистера Нортона, что все в порядке, и судья Пурлей согласился, не так
ли?
- Нет, сэр.
- Это все, - заявил Мейсон.
В зале суда стояла мертвая тишина. Казалось, что слова адвоката
отразились от потолка и завибрировали.
Судья Маркхам бросил взгляд на Клода Драмма.
- У вас есть вопросы, господин обвинитель? - спросил судья.
Клод Драмм махнул рукой.
- Нет, ваша честь. Адвокат защиты только что представил очень
интересную теорию, но доказательств для ее подтверждения нет.
Свидетель отрицает...
Судья постучал молоточком по столу.
- Мистер Драмм, вы выступите с аргументами перед присяжными, когда
придет время. Суд спрашивает, есть ли у вас еще вопросы к свидетелю.
Вы ответили отрицательно, поэтому свидетель может покинуть место дачи
показаний.
- Я бы хотел пригласить судью Пурлея, чтобы продолжить перекрестный
допрос, - объявил Мейсон.
Судья Пурлей прошел к свидетельскому месту. В нем уже не
чувствовалось той уверенности, с которой он выступал ранее. Его лицо
вытянулось, по глазам было заметно, что его одолевают сомнения.
- Вы также уже принимали присягу, так что можете сразу занимать
свидетельское место, - сказал Мейсон.
Судья Пурлей тяжело опустился в кресло.
- Когда в эти выходные проводился эксперимент, - начал Мейсон таким
тоном, словно выносил окончательный и суровый приговор, - вы сидели в
своей машине под окном кабинета Эдварда Нортона, как раз в том месте,
что и в ночь убийства, не так ли?
- Да, сэр.
- И из этого положения, если вытянуть шею, вы могли видеть окно
кабинета Эдварда Нортона?
- Да, сэр.
- И, поскольку крыша автомобиля опускается так низко, что уменьшает
поле зрения, вы могли видеть окна второго этажа, только вытянув шею,
не так ли?
- Да, сэр.
- А не является ли фактом, господин судья, что, пока вы сидели в
автомобиле, в том же положении, что и в ночь убийства, Дон Грейвс
подошел к окну кабинета и позвал Клода Драмма, который вместе с вами
находился в машине?
- Да, сэр, - ответил судья Пурлей, делая глубокий вдох.
- А не является ли фактом то, - громогласно продолжал адвокат,
показывая указательным пальцем прямо на судью Пурлея, - что теперь,
после того, как ваше внимание было обращено к проблеме и вы вспомнили
обстоятельства ночи убийства, вы осознали, что голос, обращавшийся к
вам из окна второго этажа в ночь проведения эксперимента, - это тот же
голос, что кричал из кабинета Эдварда Нортона в ночь убийства?
В зале суда воцарилась напряженная, даже драматичная тишина.
Руки судьи Пурлея сжали ручки кресла, на котором он сидел, его лицо
исказилось.
- Боже мой, я не знаю, - наконец ответил он. - Последние десять
минут я задаю себе этот вопрос и не могу ответить. ЭТО МОГ БЫТЬ ТОТ ЖЕ
ГОЛОС!
Перри Мейсон повернулся к присяжным. Спокойным, немигающим взглядом
он посмотрел на лица девяти мужчин и трех женщин.
- Это все, - объявил он.
Какое-то время в зале суда сохранялась полная тишина, потом
началось шевеление, послышались шепот, охи, ахи. Где-то в задних рядах
какая-то женщина истерично захихикала.
Судья Маркхам стукнул молоточком по столу.
- Тихо! - крикнул он.
Клод Драмм в неуверенности закусил губу. Осмелится ли он задавать
вопросы судье Пурлею после перекрестного допроса Мейсона или решит
подождать, пока он сможет переговорить с муниципальным судьей с глазу
на глаз?
И в момент неуверенности, в момент, когда внимание всех
присутствующих в зале суда было сконцентрировано на нем, Клод Драмм
колебался слишком долго.
Внимание толпы переключилось.
Мейсон, опустившийся на стул и спокойно наблюдавший за морем лиц,
заметил, как именно оно переключилось, и то же самое уловил судья
Маркхам, ветеран сотен судебных процессов, знающий, как ведет себя
зритель.
И одним движением, словно приведенные в действие какой-то
невидимой, психической командой, глаза присяжных и зрителей
переключилось с Клода Драмма и остановились на полном отчаяния лице
Артура Кринстона.
Это был молчаливый вердикт зала суда, вердикт, освобождающий от
подозрения двух обвиняемых и перекладывающий вину в убийстве Эдварда
Нортона в равной степени на Артура Кринстона и его сообщника.
Перри Мейсон сидел у себя в кабинете. Свет из окна освещал его
суровые, мужественные и сильные черты лица. Он казался старше своих
лет.
Фрэнсис Челейн устроилась в большом черном кожаном кресле. Она
опять водила пальцем по шершавой поверхности кожи. Ее темные глаза
были полны эмоций.
Роберт Глиасон стоял, прислонившись к книжному шкафу. Он молчал, но
на лице читалось желание высказать очень многое, просто он был не в
состоянии найти средства выразить все, что у него на душе.
Сквозь открытые окна с улицы доносились голоса разносчиков газет,
которые предлагали внеплановый выпуск "Стара".
Мейсон расправил на столе еще влажную газету, недавно снятую с
пресса.
- Журналисты сработали очень быстро. Неверс постарался. Вы еще не
успели добраться из зала суда до моего офиса, а газеты уже продавались
на улице. Неверс догадался о том, что произошло на самом деле. Текст
фактически был набран. Оставалось только кратко пересказать показания
судьи Пурлея и добавить заголовки.
В верхней части первой страницы жирным крупным шрифтом было
напечатано: "Дело по обвинению Фрэнсис Челейн и Роберта Глиасона в
убийстве Эдварда Нортона закрыто".
- Выдающейся была не работа журналиста, мистер Мейсон, - сказала
Фрэнсис, - а ваш замечательный анализ событий и те шаги, что вы
предприняли, чтобы убедить судью Пурлея. Я наблюдала за ним, когда он
в первый раз давал показания. Я видела, с какими проблемами вам
приходится сталкиваться.
Мейсон улыбнулся.
- Судья Пурлей упрям, своеволен и самоуверен. Ему очень не хотелось
признавать свою ошибку. Фактически, если бы я задал ему свой последний
вопрос, когда он в первый раз давал показания, он бы все в негодовании
отрицал, причем это отрицание так засело бы у него в мозгу, что
никакие последующие доказательства не смогли бы его ни в коей мере
поколебать. Мне удалось в точности воспроизвести условия, которые
имели место в ночь убийства, что и дало мне возможность посеять
сомнения у него в голове. Все факты имелись у меня в руках, когда
Артур Кринстон, рассказывая мне об убийстве, стал обсуждать телефонный
звонок в полицию, словно знал о нем больше, чем могла сообщить сама
полиция. Это был промах Кринстона, причем фатальный. Давая показания
перед присяжными, он вообще не упомянул про этот телефонный разговор.
Им так завладела навязчивая идея ни в коем случае не позволить властям
узнать, что на самом деле произошло в кабинете, когда убили Нортона,
что он наврал с три короба и придерживался придуманной им версии. Лгал
он неумело. Так лжесвидетельство не совершают. Если хочешь, чтобы оно
сошло тебе с рук, надо придерживаться правды, где только возможно, и
отходить от нее лишь в случае крайней необходимости. Если ты все
сочиняешь, то где-то обязательно останутся незавязанные узелки.
Странно работает человеческий ум. На него одновременно падает
множество фактов, и он не в состоянии правильно их соотнести. Факты
находились в моем распоряжении уже в течение некоторого времени перед
тем, как я сообразил, что же все-таки произошло. Понимаете, Кринстон
влез в очень крупный долг, действуя от имени фирмы. Фирма, конечно,
оставалась платежеспособной, а вот доверие к Кринстону разлетелось в
пух и прах. Он сделал Грейвса сообщником, и они вместе обманывали
Старые волки, участвовавшие во многих юридических битвах и
проведшие много часов на различных судебных процессах, знают, что это
самый зловещий знак в зале суда. При начале слушания дела внимание
зрителей обращено на обвиняемых. Они с любопытством наблюдают за
лицами подсудимых: не появится ли какое выражение, которое отразит их
чувства. Средний зритель любит следить за обвиняемыми, представлять
его в центре событий, окружающих преступление, и приходить к выводу о
его виновности или, наоборот, невиновности, в зависимости от того, как
обвиняемый вписывается в придуманную зрителем схему.
Затем, когда слушание продолжается уже какое-то время, зрителей
интересует уже само преступление, раскрываемые факты. Они
концентрируют свое внимание на свидетелях, судье, представителях
защиты и обвинения и внимательно слушают аргументы.
Пока вопрос остается спорным, интерес сосредоточен на исходе дела,
и зрители продолжают фиксировать взгляды на свидетелях и адвокатах -
актеров разворачивающейся драмы. Однако, если какое-то событие
приводит показания к кульминации, снимает элемент неопределенности,
убеждает зрителей в виновности подсудимого, взгляды автоматически
переводятся на него, не представляя теперь, как он совершал
преступление, а рассматривая заключенного с тем любопытством, с
которым толпа изучает приговоренного к смерти. Они мысленно ужасаются,
представляя, как ранним утром какие-то руки будут тянуть
сопротивляющегося человека из его камеры и как он заплетающимися
ногами пройдет последние несколько шагов в своей жизни.
Это знак, которого боятся адвокаты, вердикт толпы, решение,
показываемое в древние времена опусканием большого пальца вниз. Именно
это означает, что критическая точка пройдена, и обвиняемый приговорен.
Опытный адвокат по уголовным делам, который прошел сквозь паутину
множества судебных процессов, всегда знает, подмечает и опасается
подобного переключения интереса. Обвиняемые не представляют его
фатального значения, иногда они самодовольно улыбаются, с
удовлетворением замечая, что внезапно оказались в центре внимания
зрителей. В противоположность им, адвокат защиты, сидящий перед ними
за отведенным для него столом, обложившись юридической литературой,
хотя и сохраняет на лице безмятежное выражение, чувствует, как у него
все сжимается внутри от силы подобного молчаливого вердикта.
В этом случае молчаливый вердикт был уже вынесен. Виновны в
предумышленном убийстве первой степени - для обоих обвиняемых. И
никакой пощады.
Ровный голос судьи Маркхама нарушил напряженную тишину в зале.
- Свидетельские показания давал Дон Грейвс. Проводился перекрестный
допрос. Слушание было отложено на прошлой неделе для проведения с
участием этого свидетеля эксперимента, предложенного защитой, на
который согласилось обвинение. Господа, вы хотите, чтобы результаты
эксперимента были приобщены к делу в качестве доказательства?
Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил:
- Это был эксперимент, проводившийся по вызову защиты и максимально
справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были
предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель,
находящийся в настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний.
Условия были максимально приближены к тем, при которых совершалось
преступление. Я прошу приобщить результаты эксперимента к делу в
качестве доказательства.
Судья Маркхам повернулся к Мейсону.
Теперь адвокат защиты встал из-за стола.
- Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента к
делу, однако это не является частью нашего перекрестного допроса. Они
должны быть представлены в результате допроса этого свидетеля
выставившей стороной после перекрестного допроса. Следовательно,
неправильно ставить проблему перед судом в настоящий момент слушания
дела. Однако, если заместитель окружного прокурора выразит желание
допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я не стану
возражать. Конечно, при условии, что мне будет предоставлено право
провести перекрестный допрос различных свидетелей проведения
эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему.
О судье Маркхаме говорили, что еще не родился адвокат, который смог
бы удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием
дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что
задумал адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами.
Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом.
- Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? - спросил
Мейсон.
- Продолжайте, - разрешил судья Маркхам.
- Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? -
обратился к Дону Грейвсу адвокат.
- Я полностью в курсе всех его дел, - ответил свидетель.
- В таком случае, вы должны знать, когда заканчивается срок
действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так
ли?
- Да.
- Когда заканчивается срок его действия?
- Двадцать шестого октября текущего года.
- Значит, срок действия страхового полиса закончился через три дня
после смерти Эдварда Нортона?
- Все правильно.
- Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете
враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой
по этому делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона?
Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок, означавший
внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки
стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.
- Это неправда! - закричал Дон Грейвс с чувством. - Я сделал все
возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас
даю показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был
явиться в суд.
- У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким другим
основаниям?
- Нет.
- А против Роберта Глиасона?
- Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону, потому
что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я
не сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с
убийством Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких
разумных, обоснованных сомнений уверен в том, что говорю правду.
- У меня больше нет вопросов, - заявил Мейсон с видом побежденного.
Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные нотки:
- У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При
перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить,
участвовали ли вы когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных
тем, что окружали совершение преступления, с целью определения,
сможете ли вы опознать лиц, находившихся в кабинете Эдварда Нортона,
когда его убили, не так ли?
- Да, мне задавали такой вопрос, - ответил Дон Грейвс.
- После того, как вам задавали такой вопрос, участвовали ли вы в
эксперименте при точно таких же условиях?
- Да, сэр.
- Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился эксперимент,
и его результаты, - попросил Клод Драмм.
- Эксперимент проводился ночью, - медленно начал Дон Грейвс.
Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. - В
кабинете Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна
женщина была одета в черное, другая - в розовое. На одном из мужчин
был синий сержевый костюм, на другом - твидовый, на третьем - костюм
из шотландки. Я знал всех мужчин, но женщин раньше никогда не видел.
Также присутствовали представители прессы, вы, мистер Драмм, и мистер
Мейсон.
- И что произошло?
- Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по
возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке,
где в ночь убийства у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне
оглянуться назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не
обогнула поворот и дом не скрылся из моего поля зрения.
- Что вы увидели?
- Я увидел женщину в розовом платье, стоявшую в том же положении,
что и мисс Челейн в ночь убийства Нортона, а также мужчину в синем
сержевом костюме, замахивающегося тростью над стулом, в котором сидел
мистер Нортон, когда его убили.
- Вы можете проводить перекрестный допрос, - с победным видом
повернулся к Мейсону Клод Драмм.
- Вы не рассказали всего, что имело место во время проведения
эксперимента, мистер Грейвс, не так ли? - спросил адвокат.
- Все основные моменты, сэр.
- Разве там не было газетного репортера, который вас как-то
побеспокоил и задержал?
- Да, был. Если не ошибаюсь, его фамилия Неверс. Он настаивал,
чтобы мы изменили условия эксперимента. У меня не было полномочий
изменять их. Условия оговаривали мистер Драмм и вы, мистер Мейсон. Я
сказал об этом репортеру, но он от меня не отставал, даже засунул
палец мне в петлю пиджака, пытаясь удержать.
- А мы где находились в этот момент?
- Вы уже спустились к машине.
- Как вам, в конце концов, удалось от него отделаться?
- Я крикнул мистеру Драмму, а он ответил совершенно определенно,
что никаких изменений в условиях производиться не будет. Когда
репортер услышал слова мистера Драмма, он, наверное, понял, что
нарушает порядок, и отпустил меня.
Зрители, старавшиеся не пропустить ни слова, теперь в недоумении
переглядывались.
- Это все, - объявил Мейсон.
- Вызывайте следующего свидетеля, мистер Драмм, - обратился к
заместителю окружного прокурора судья Маркхам.
- Секундочку, ваша честь, - перебил Мейсон. - Мне бы хотелось снова
пригласить Артура Кринстона для продолжения перекрестного допроса.
- Хорошо, - согласился судья. - Слушание проходит несколько
необычно, но при сложившихся обстоятельствах, когда вопрос полностью
оставлен на усмотрение суда, я разрешаю вам перекрестный допрос
свидетелей, которых вы захотите заново пригласить для дачи показаний.
Суд осознает тот факт, что в дело были включены новые обстоятельства
после вашего о_ч_е_н_ь_ к_р_а_т_к_о_г_о_ перекрестного допроса
предыдущих свидетелей.
Судья Маркхам не мог удержаться, чтобы не сделать легкого ударения
на словах, описывающих краткость перекрестного допроса. Он пытался
пожурить адвоката, который так небрежно отнесся к перекрестному
допросу важных свидетелей в деле об убийстве.
Артур Кринстон прошел вперед с мрачным лицом.
- Вы уже принимали присягу, - напомнил Мейсон. - Пожалуйста,
займите место для дачи свидетельских показаний, мистер Кринстон.
Артур Кринстон сел в кресло, положил ногу на ногу и повернулся к
присяжным.
- Мистер Кринстон, - обратился к нему Мейсон, - в ночь убийства вы
разговаривали с мистером Нортоном?
- Да, сэр. Я уже давал показания об этом.
- Если не ошибаюсь, вы прибыли к мистеру Нортону в семь минут
двенадцатого и уехали примерно в одиннадцать тридцать, не так ли?
- Да, - ответил Кринстон и добровольно добавил: - Я могу точно
указать время своего приезда, потому что мистер Нортон был ярый
сторонник начала встреч с точностью до минуты. Я опоздал на семь
минут, и он довольно саркастично указал мне на это.
- Понятно. А с семи минут двенадцатого до половины двенадцатого вы
разговаривали с мистером Нортоном, не так ли?
- Все правильно. Да, сэр.
- А фактически, мистер Кринстон, не был ли этот разговор ссорой? -
поинтересовался Мейсон.
- Нет, сэр, не думаю, что мне есть что добавить к сделанному мной
ранее заявлению касательно содержания нашего разговора.
- Мистер Кринстон, у фирмы имеется задолженность перед "Вилерс
Траст энд Сейвингс Банк" в размере около девятисот тысяч долларов, не
так ли?
- Да, сэр.
- А на счете в том банке находится только семьдесят пять тысяч
долларов?
- Да, сэр. Примерно эта сумма.
- Однако, в "Сиборд Секонд Нашэнал Траст" на счет положено около
восьмисот семидесяти шести тысяч долларов, а в "Фармерс энд Мерчантс
Нашэнал" - примерно двести девяносто три тысячи долларов, не так ли?
- Да, сэр.
- А не является ли фактом, мистер Кринстон, что задолженность в
размере девятисот тысяч долларов перед "Вилерс Траст энд Сейвингс
Банк" по долговой расписке, на которой стоит только ваша подпись, -
это деньги, которые вы заняли без ведома мистера Нортона и
использовали не в интересах фирмы, а для ваших личных спекуляций на
рынке ценных бумаг?
- Нет, сэр! - рявкнул Артур Кринстон. - Это не так.
- Зачем было фирме занимать девятьсот тысяч долларов в одном банке,
если у нее более миллиона ликвидных активов в других банках?
- Такова была деловая политика фирмы. Мы собирались сделать
несколько крупных покупок и нуждались в денежных активах на эту сумму
на депозитах в других банках. Мы не хотели брать займы в тех банках,
потому что нам требовалось, чтобы у нас, в случае необходимости, была
наличность для осуществления сделок. Если бы мы сняли со счетов в тех
банках всю наличность, потребовалось бы давать какие-то объяснения. А
поскольку в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" очень хотели заполучить
наш счет и намекнули, что могут предоставить нам краткосрочный кредит
на неограниченную сумму, мы взяли деньги там.
- А не является ли фактом, мистер Кринстон, что срок погашения
долговых обязательств в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" наступил за
два дня до смерти мистера Нортона?
- Думаю, да. Да, сэр.
- И банк послал уведомление по почте, не так ли?
- Думаю, да. Да, сэр.
- А не является ли фактом то, что в день своей смерти мистер Нортон
получил по почте подобное уведомление?
- Я не могу ответить на этот вопрос.
- А не является ли фактом то, что мистер Нортон пригласил вас к
себе в тот вечер, чтобы сказать вам, что он предоставил вам
определенное время для погашения задолженности фирме, а поскольку у
вас нет возможности возместить убытки, мистер Нортон собирался
сообщить об этом в полицию?
Зрители обратили внимание, что Кринстон заметно нервничает. Его
лицо побледнело, руки были крепко сжаты в кулаки, однако голос
оставался ровным.
- Конечно, нет, - чуть не закричал он.
- А не является ли фактом то, - настаивал Мейсон невозмутимым и
хладнокровным тоном, - что когда вы заявили Нортону, что не смогли
возместить убытки, он поднял телефонную трубку, позвонил в полицейский
участок и сказал: "Говорит Эдвард Нортон. Я хочу сообщить об имевшем
место преступлении" или что-то в этом роде?
- Нет, сэр, - резко ответил Артур Кринстон. Впервые в его голосе
послышалось напряжение.
- А не является ли фактом то, - продолжал Мейсон, медленно
поднимаясь во весь рост, - что после того, как мистер Нортон сделал
подобное заявление полиции, вы разбили ему череп тростью?
- Я возражаю! - закричал Клод Драмм. - Этот допрос зашел слишком
далеко. Он абсолютно необоснован и...
- Возражение отклоняется, - постановил судья Маркхам. - Отвечайте
на вопрос, мистер Кринстон.
- Я не делал ничего подобного, - заорал тот.
Мейсон стоял, неотрывно глядя на Кринстона. В конце концов, зрители
осознали всю значимость вопроса и все, что тот подразумевал. Все
подались вперед. В зале воцарилась мертвая тишина.
- А не является ли фактом то, - спокойно продолжал Мейсон, - что вы
повесили трубку, судорожно огляделись, внезапно осознав, что Эдвард
Нортон успел представиться, когда звонил в полицейский участок и
заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении, и вы поняли,
что, обнаружив труп Нортона, полиция определенно проверит, когда был
сделан звонок, точно определит время смерти и придет к заключению о
мотиве убийства?
- Нет, сэр, - ответил Кринстон.
Его лоб покрылся потом, который блестел в свете, льющемся на
свидетеля из больших окон зала суда. Капелек на коже становилось все
больше и больше.
- А не является ли фактом то, что вы прекрасно понимали, что вам
как-то придется объяснять этот звонок в полицию? Вы внезапно заметили
лежавший на столе страховой полис. Вы знали, что полис приготовлен
мистером Нортоном, потому что, будучи очень дотошным, Нортон собирался
продлить действия полиса до того, как истечет срок. При виде этого
документа вас осенила мысль. Вы сразу же снова набрали полицейский
участок и сказали дежурному, что вы - мистер Нортон, вы только что
звонили и вас разъединили. Вы заявили о краже автомашины, описали
бьюик и назвали его номерной знак и заводской номер, прочитав их со
страхового полиса, лежавшего на столе, не так ли?
- Нет, сэр, - механически ответил Артур Кринстон.
- А не является ли фактом то, что затем открылась дверь в кабинет и
вошел Дон Грейвс? Он был вашим сообщником в присвоении незаконным
путем девятисот с лишним тысяч долларов, которые вы потеряли на
спекуляциях на рынке ценных бумаг? Вы использовали деньги фирмы в
личных целях. Вы вместе с Доном Грейвсом придумали план, как свалить
убийство мистера Нортона на других, не так ли?
- Нет, сэр, - все так же механически отрицал Кринстон.
- А не является ли фактом то, что вы знали, что судья Пурлей не
знаком лично с Эдвардом Нортоном и поэтому не в состоянии отличить его
голос от голоса любого другого мужчины? Не является ли фактом то, что
вы вместе с Доном Грейвсом проскользнули в комнату шофера Пита Девоэ и
подложили улики, которые свяжут его с убийством? Вы взломали окно и
оставили следы на мягком грунте, словно мистер Девоэ сделал неумелую
попытку отвести от себя подозрение? Затем вы поднялись в кабинет, где
на столе лежал убитый вами Эдвард Нортон, и договорились с Доном
Грейвсом, что вы спуститесь вниз к машине судьи Пурлея, а мистер
Грейвс откроет окно кабинета и встанет таким образом, чтобы его лицо
оставалось в тени с тем, чтобы судья Пурлей мог видеть только
расплывчатые очертания мужской фигуры. Мистер Грейвс притворится, что
он - Эдвард Нортон и крикнет вам вниз, спрашивая, нельзя ли Дону
Грейвсу поехать вместе с вами. Вы спросите разрешения у судьи Пурлея,
в это время Грейвс отойдет от окна, бросится вниз по лестнице и
встанет рядом с вами, когда вы станете кричать в окно, словно видите
мистера Нортона, что все в порядке, и судья Пурлей согласился, не так
ли?
- Нет, сэр.
- Это все, - заявил Мейсон.
В зале суда стояла мертвая тишина. Казалось, что слова адвоката
отразились от потолка и завибрировали.
Судья Маркхам бросил взгляд на Клода Драмма.
- У вас есть вопросы, господин обвинитель? - спросил судья.
Клод Драмм махнул рукой.
- Нет, ваша честь. Адвокат защиты только что представил очень
интересную теорию, но доказательств для ее подтверждения нет.
Свидетель отрицает...
Судья постучал молоточком по столу.
- Мистер Драмм, вы выступите с аргументами перед присяжными, когда
придет время. Суд спрашивает, есть ли у вас еще вопросы к свидетелю.
Вы ответили отрицательно, поэтому свидетель может покинуть место дачи
показаний.
- Я бы хотел пригласить судью Пурлея, чтобы продолжить перекрестный
допрос, - объявил Мейсон.
Судья Пурлей прошел к свидетельскому месту. В нем уже не
чувствовалось той уверенности, с которой он выступал ранее. Его лицо
вытянулось, по глазам было заметно, что его одолевают сомнения.
- Вы также уже принимали присягу, так что можете сразу занимать
свидетельское место, - сказал Мейсон.
Судья Пурлей тяжело опустился в кресло.
- Когда в эти выходные проводился эксперимент, - начал Мейсон таким
тоном, словно выносил окончательный и суровый приговор, - вы сидели в
своей машине под окном кабинета Эдварда Нортона, как раз в том месте,
что и в ночь убийства, не так ли?
- Да, сэр.
- И из этого положения, если вытянуть шею, вы могли видеть окно
кабинета Эдварда Нортона?
- Да, сэр.
- И, поскольку крыша автомобиля опускается так низко, что уменьшает
поле зрения, вы могли видеть окна второго этажа, только вытянув шею,
не так ли?
- Да, сэр.
- А не является ли фактом, господин судья, что, пока вы сидели в
автомобиле, в том же положении, что и в ночь убийства, Дон Грейвс
подошел к окну кабинета и позвал Клода Драмма, который вместе с вами
находился в машине?
- Да, сэр, - ответил судья Пурлей, делая глубокий вдох.
- А не является ли фактом то, - громогласно продолжал адвокат,
показывая указательным пальцем прямо на судью Пурлея, - что теперь,
после того, как ваше внимание было обращено к проблеме и вы вспомнили
обстоятельства ночи убийства, вы осознали, что голос, обращавшийся к
вам из окна второго этажа в ночь проведения эксперимента, - это тот же
голос, что кричал из кабинета Эдварда Нортона в ночь убийства?
В зале суда воцарилась напряженная, даже драматичная тишина.
Руки судьи Пурлея сжали ручки кресла, на котором он сидел, его лицо
исказилось.
- Боже мой, я не знаю, - наконец ответил он. - Последние десять
минут я задаю себе этот вопрос и не могу ответить. ЭТО МОГ БЫТЬ ТОТ ЖЕ
ГОЛОС!
Перри Мейсон повернулся к присяжным. Спокойным, немигающим взглядом
он посмотрел на лица девяти мужчин и трех женщин.
- Это все, - объявил он.
Какое-то время в зале суда сохранялась полная тишина, потом
началось шевеление, послышались шепот, охи, ахи. Где-то в задних рядах
какая-то женщина истерично захихикала.
Судья Маркхам стукнул молоточком по столу.
- Тихо! - крикнул он.
Клод Драмм в неуверенности закусил губу. Осмелится ли он задавать
вопросы судье Пурлею после перекрестного допроса Мейсона или решит
подождать, пока он сможет переговорить с муниципальным судьей с глазу
на глаз?
И в момент неуверенности, в момент, когда внимание всех
присутствующих в зале суда было сконцентрировано на нем, Клод Драмм
колебался слишком долго.
Внимание толпы переключилось.
Мейсон, опустившийся на стул и спокойно наблюдавший за морем лиц,
заметил, как именно оно переключилось, и то же самое уловил судья
Маркхам, ветеран сотен судебных процессов, знающий, как ведет себя
зритель.
И одним движением, словно приведенные в действие какой-то
невидимой, психической командой, глаза присяжных и зрителей
переключилось с Клода Драмма и остановились на полном отчаяния лице
Артура Кринстона.
Это был молчаливый вердикт зала суда, вердикт, освобождающий от
подозрения двух обвиняемых и перекладывающий вину в убийстве Эдварда
Нортона в равной степени на Артура Кринстона и его сообщника.
Перри Мейсон сидел у себя в кабинете. Свет из окна освещал его
суровые, мужественные и сильные черты лица. Он казался старше своих
лет.
Фрэнсис Челейн устроилась в большом черном кожаном кресле. Она
опять водила пальцем по шершавой поверхности кожи. Ее темные глаза
были полны эмоций.
Роберт Глиасон стоял, прислонившись к книжному шкафу. Он молчал, но
на лице читалось желание высказать очень многое, просто он был не в
состоянии найти средства выразить все, что у него на душе.
Сквозь открытые окна с улицы доносились голоса разносчиков газет,
которые предлагали внеплановый выпуск "Стара".
Мейсон расправил на столе еще влажную газету, недавно снятую с
пресса.
- Журналисты сработали очень быстро. Неверс постарался. Вы еще не
успели добраться из зала суда до моего офиса, а газеты уже продавались
на улице. Неверс догадался о том, что произошло на самом деле. Текст
фактически был набран. Оставалось только кратко пересказать показания
судьи Пурлея и добавить заголовки.
В верхней части первой страницы жирным крупным шрифтом было
напечатано: "Дело по обвинению Фрэнсис Челейн и Роберта Глиасона в
убийстве Эдварда Нортона закрыто".
- Выдающейся была не работа журналиста, мистер Мейсон, - сказала
Фрэнсис, - а ваш замечательный анализ событий и те шаги, что вы
предприняли, чтобы убедить судью Пурлея. Я наблюдала за ним, когда он
в первый раз давал показания. Я видела, с какими проблемами вам
приходится сталкиваться.
Мейсон улыбнулся.
- Судья Пурлей упрям, своеволен и самоуверен. Ему очень не хотелось
признавать свою ошибку. Фактически, если бы я задал ему свой последний
вопрос, когда он в первый раз давал показания, он бы все в негодовании
отрицал, причем это отрицание так засело бы у него в мозгу, что
никакие последующие доказательства не смогли бы его ни в коей мере
поколебать. Мне удалось в точности воспроизвести условия, которые
имели место в ночь убийства, что и дало мне возможность посеять
сомнения у него в голове. Все факты имелись у меня в руках, когда
Артур Кринстон, рассказывая мне об убийстве, стал обсуждать телефонный
звонок в полицию, словно знал о нем больше, чем могла сообщить сама
полиция. Это был промах Кринстона, причем фатальный. Давая показания
перед присяжными, он вообще не упомянул про этот телефонный разговор.
Им так завладела навязчивая идея ни в коем случае не позволить властям
узнать, что на самом деле произошло в кабинете, когда убили Нортона,
что он наврал с три короба и придерживался придуманной им версии. Лгал
он неумело. Так лжесвидетельство не совершают. Если хочешь, чтобы оно
сошло тебе с рук, надо придерживаться правды, где только возможно, и
отходить от нее лишь в случае крайней необходимости. Если ты все
сочиняешь, то где-то обязательно останутся незавязанные узелки.
Странно работает человеческий ум. На него одновременно падает
множество фактов, и он не в состоянии правильно их соотнести. Факты
находились в моем распоряжении уже в течение некоторого времени перед
тем, как я сообразил, что же все-таки произошло. Понимаете, Кринстон
влез в очень крупный долг, действуя от имени фирмы. Фирма, конечно,
оставалась платежеспособной, а вот доверие к Кринстону разлетелось в
пух и прах. Он сделал Грейвса сообщником, и они вместе обманывали