— Все это не далеко от истины, — признал я.
— Пусть меня поджарят на раскаленной сковородке вместо камбалы! — воскликнула Берта.
Некоторое время она сидела молча, затем мысль о деньгах стала для нее невыносимой.
— Пятьдесят.., тысяч.., долларов, — произнесла она со вздохом.
— Бог ты мой! Дональд, деньги были в твоих руках! Мы же могли получить вознаграждение от страховой компании в размере пятнадцать тысяч баксов. Какого черта ты позволил, чтобы эти деньги выскользнули из твоих рук?
— Есть один момент, который я никак не могу объяснить, — заявил я, — где-то произошла утечка информации. Стэндли Даунер знал, что Хейзл была здесь.
— Ox, уж эта Хейзл Даунер! — воскликнула Берта. — Я принимаюсь за ее разработку.
— Нет, оставь ее мне, — не согласился я. — Она же доверяет мне и…
— Она тебе доверяет! — с сарказмом произнесла Берта. — Она вьет из тебя веревки. Ей достаточно поморгать перед тобой своими длиннющими ресницами, сладко улыбнуться, скрестить ноги и показать тебе нейлоновые чулки во всей их красе, после чего ты готов свалиться на ковер к ее ногам.
Черт побери, неужели в твоей башке нет ни капли разума? Разве ты не знаешь женщин и не можешь понять, что мужчина никогда не сможет подступиться к женщине, пока она сначала не смерит его оценивающим взглядом и не даст ему какие-то надежды, позволяющие ей благополучно исчезнуть, когда это ей будет нужно. Эта бабенка вьет из тебя веревки. Ладно, продолжай делиться со мной твоими плохими вестями.
Я покачал головой.
— А что еще я делаю, Берта?
— Что ты еще делаешь? — вскричала она. — Послушай, я скажу тебе, что ты уже сделал! Ты поставил нашу контору в тяжелое положение, ты заставил Селлерса выйти на тропу войны, тебя обвиняют в убийстве и вполне могут упрятать за решетку. Это то, что мне известно. И, тем временем, ты позволил, чтобы пятьдесят тысяч ускользнули из твоих рук. Если ты не расскажешь всей правды, то тебе не избежать хорошей порки, если же ты расскажешь ее, то Фрэнк Селлерс добьется, чтобы тебя засадили в тюрьму.., и после всего этого у тебя еще хватает наглости стоять здесь и просить меня не вмешиваться в твои дела… По твоим пятам следуют убийцы, чтобы разделаться с тобой за те пятьдесят тысяч! Я сама разберусь с этой бабенкой Хейзл. Ты же отправляйся в Сан-Франциско и не смей показываться здесь со своей самоуверенной физиономией, пока не привезешь сюда пятьдесят тысяч баксов.
— Предположим, — как ни в чем не бывало заметил я, — разгадка ко всему кроется в персоне Эвелин Эллис. Что тогда?
— Ты смог бы опознать ту бабенку, которая зашла за тобой в фотомагазин?
— Может быть, и смог бы, — ответил я, — но не уверен. Сомневаюсь, что смогу. Я знаю о ней только, что она молода, что у нее приятная наружность и что она прекрасно одета.
— Но послушай, — заявила Берта, — она же околачивалась в магазине все время, пока ты был там, разве не так?
— Так-то так, но она все время стояла ко мне спиной.
— Она осталась в магазине, когда ты «вышел из него?
— Да.
— Ты должен был пройти рядом с ней, когда направлялся к входной двери?
— Да.
— Неужели ты не помнишь, какими от нее пахло духами? — спросила Берта, — женщина такого типа обязательно должна пользоваться духами и…
Я покачал головой.
— Я не могу вспомнить.
— Хорошо, — продолжала Берта, — я могу посоветовать тебе следующее. Попытайся разыскать фотографию этой Эвелин Эллис.
— У меня есть ее фотографии, — сообщил я, — и в купальном костюме, и в вечернем платье, а также ее фотография, изображающая ее в почти голом виде…
— О, боже всемогущий! — воскликнула Берта. — Мне что, следует объяснять тебе, как работать детективом? Возьми эти чертовы фотографии и отправляйся в Сан-Франциско. Иди в тот самый японский фотомагазин. Разыщи продавца, который обслуживал ту бабенку, покажи ему фотографии и спроси его, не та ли это женщина, которая хотела посмотреть фотоаппараты. Если окажется, что это она и есть, то телеграфируй мне, и я приеду туда и займусь ею. Достаточно бабе иметь хорошенькие ножки, как ты сразу же становишься воском в ее руках. Но пусть только она покажет мне свои ножки, она полетит от меня кувырком. Ради Бога, отправляйся туда до того, как Селлерс спохватится и не бросит тебя за тюремную решетку.
— Берта, — сознался я, — одно из двух: или ты начинаешь думать точно так же, как я, или твои мысли передались мне, поскольку именно это я и собирался сделать.
— Ну что ж, — завопила Берта, — так поезжай. Какого черта ты торчишь здесь и пытаешься убедить меня, что изредка мы находим общий язык? Бог ты мой, я вот-вот лишусь лицензии на право заниматься работой детектива, а ты все торчишь здесь и продолжаешь попусту болтать.
Я направился к двери.
У меня не хватило духа признаться Берте, что именно японская фотокомпания “Хеппи Дейз” фотографировала Эвелин Эллис для рекламы. Как совершенно правильно заявила Берта, я вел себя, как последний молокосос.
Глава 6
— Пусть меня поджарят на раскаленной сковородке вместо камбалы! — воскликнула Берта.
Некоторое время она сидела молча, затем мысль о деньгах стала для нее невыносимой.
— Пятьдесят.., тысяч.., долларов, — произнесла она со вздохом.
— Бог ты мой! Дональд, деньги были в твоих руках! Мы же могли получить вознаграждение от страховой компании в размере пятнадцать тысяч баксов. Какого черта ты позволил, чтобы эти деньги выскользнули из твоих рук?
— Есть один момент, который я никак не могу объяснить, — заявил я, — где-то произошла утечка информации. Стэндли Даунер знал, что Хейзл была здесь.
— Ox, уж эта Хейзл Даунер! — воскликнула Берта. — Я принимаюсь за ее разработку.
— Нет, оставь ее мне, — не согласился я. — Она же доверяет мне и…
— Она тебе доверяет! — с сарказмом произнесла Берта. — Она вьет из тебя веревки. Ей достаточно поморгать перед тобой своими длиннющими ресницами, сладко улыбнуться, скрестить ноги и показать тебе нейлоновые чулки во всей их красе, после чего ты готов свалиться на ковер к ее ногам.
Черт побери, неужели в твоей башке нет ни капли разума? Разве ты не знаешь женщин и не можешь понять, что мужчина никогда не сможет подступиться к женщине, пока она сначала не смерит его оценивающим взглядом и не даст ему какие-то надежды, позволяющие ей благополучно исчезнуть, когда это ей будет нужно. Эта бабенка вьет из тебя веревки. Ладно, продолжай делиться со мной твоими плохими вестями.
Я покачал головой.
— А что еще я делаю, Берта?
— Что ты еще делаешь? — вскричала она. — Послушай, я скажу тебе, что ты уже сделал! Ты поставил нашу контору в тяжелое положение, ты заставил Селлерса выйти на тропу войны, тебя обвиняют в убийстве и вполне могут упрятать за решетку. Это то, что мне известно. И, тем временем, ты позволил, чтобы пятьдесят тысяч ускользнули из твоих рук. Если ты не расскажешь всей правды, то тебе не избежать хорошей порки, если же ты расскажешь ее, то Фрэнк Селлерс добьется, чтобы тебя засадили в тюрьму.., и после всего этого у тебя еще хватает наглости стоять здесь и просить меня не вмешиваться в твои дела… По твоим пятам следуют убийцы, чтобы разделаться с тобой за те пятьдесят тысяч! Я сама разберусь с этой бабенкой Хейзл. Ты же отправляйся в Сан-Франциско и не смей показываться здесь со своей самоуверенной физиономией, пока не привезешь сюда пятьдесят тысяч баксов.
— Предположим, — как ни в чем не бывало заметил я, — разгадка ко всему кроется в персоне Эвелин Эллис. Что тогда?
— Ты смог бы опознать ту бабенку, которая зашла за тобой в фотомагазин?
— Может быть, и смог бы, — ответил я, — но не уверен. Сомневаюсь, что смогу. Я знаю о ней только, что она молода, что у нее приятная наружность и что она прекрасно одета.
— Но послушай, — заявила Берта, — она же околачивалась в магазине все время, пока ты был там, разве не так?
— Так-то так, но она все время стояла ко мне спиной.
— Она осталась в магазине, когда ты «вышел из него?
— Да.
— Ты должен был пройти рядом с ней, когда направлялся к входной двери?
— Да.
— Неужели ты не помнишь, какими от нее пахло духами? — спросила Берта, — женщина такого типа обязательно должна пользоваться духами и…
Я покачал головой.
— Я не могу вспомнить.
— Хорошо, — продолжала Берта, — я могу посоветовать тебе следующее. Попытайся разыскать фотографию этой Эвелин Эллис.
— У меня есть ее фотографии, — сообщил я, — и в купальном костюме, и в вечернем платье, а также ее фотография, изображающая ее в почти голом виде…
— О, боже всемогущий! — воскликнула Берта. — Мне что, следует объяснять тебе, как работать детективом? Возьми эти чертовы фотографии и отправляйся в Сан-Франциско. Иди в тот самый японский фотомагазин. Разыщи продавца, который обслуживал ту бабенку, покажи ему фотографии и спроси его, не та ли это женщина, которая хотела посмотреть фотоаппараты. Если окажется, что это она и есть, то телеграфируй мне, и я приеду туда и займусь ею. Достаточно бабе иметь хорошенькие ножки, как ты сразу же становишься воском в ее руках. Но пусть только она покажет мне свои ножки, она полетит от меня кувырком. Ради Бога, отправляйся туда до того, как Селлерс спохватится и не бросит тебя за тюремную решетку.
— Берта, — сознался я, — одно из двух: или ты начинаешь думать точно так же, как я, или твои мысли передались мне, поскольку именно это я и собирался сделать.
— Ну что ж, — завопила Берта, — так поезжай. Какого черта ты торчишь здесь и пытаешься убедить меня, что изредка мы находим общий язык? Бог ты мой, я вот-вот лишусь лицензии на право заниматься работой детектива, а ты все торчишь здесь и продолжаешь попусту болтать.
Я направился к двери.
У меня не хватило духа признаться Берте, что именно японская фотокомпания “Хеппи Дейз” фотографировала Эвелин Эллис для рекламы. Как совершенно правильно заявила Берта, я вел себя, как последний молокосос.
Глава 6
Реактивный пассажирский самолет доставил меня в Сан-Франциско ровно в семь тридцать вечера. В самолете к ужину я получил пару бесплатных бокалов шампанского. В аэропорту я взял такси до отеля “Палас” и тщательно проверил, нет ли слежки за мной.
Если они в самом деле следили за мной, то это была поистине артистическая работа.
Когда я убедился, что никто не следит за мной, я отправился в отель “Калтония”, поднялся на лифте на седьмой этаж, не поставив об этом в известность дежурного портье в холле отеля, и подошел к комнате семьсот семьдесят один.
Я постучал в дверь и через пару секунд услыхал какой-то шорох внутри комнаты: видимо, кто-то очень осторожно подошел там к двери. Затем женский голос спросил:
— Кто там?
— Открывай, — хриплым голосом приказал я.
— Так кто же это? — спросила женщина, на этот раз в ее голосе послышалась тревога.
— О, черт возьми! — воскликнул я. — Пора бы тебе уже знать мой голос. Открывай.
Я услышал щелчок замка, и дверь открылась.
— Извините, инспектор, — заявила она, — я сначала не разобрала ваш голос. Я…
Она вгляделась в меня и попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.
Я просунул ногу в образовавшуюся щель, затем втиснул в нее правое плечо и, наконец, вошел в комнату.
— Вы… Кто вы такой?
— Мое имя — Лэм, — представился я, — я — частный детектив.
— О, бог ты мой, — воскликнула она, — вы — тот самый человек, чей сундук…
— Совершенно верно, — согласился я, — я хотел бы знать, каким образом у него оказался мой сундук.
На ней была шелковая яркая пижама, плотно облегающая тело. Три верхние пуговицы были расстегнуты, а брюки были скроены таким образом, чтобы при движении были видны ножки во всей их красе.
Она была девочка — пальчики оближешь, но сейчас у нее было заплаканное лицо.
Она оглядела меня и сказала:
— Сожалею, что вы напрасно пришли ко мне. Ваш сундук забрала полиция. Я ничем не могу вам помочь.
— Где это произошло? — спросил я.
— На десятом этаже.
— Когда это случилось?
— Должно быть, сразу после того, как он прибыл сюда. Он приехал в Сан-Франциско поездом. Он заранее зарезервировал себе номер-люкс…
— Номер-люкс? — переспросил я.
— Да.
— Почему номер-люкс? — поинтересовался я.
— Он зарезервировал его по телефону, заявив, что ему нужен номер-люкс.
— Но почему именно номер-люкс? Почему не просто комнату?
— Вам следовало бы спросить его, — ответила она, — но сейчас у вас на это мало шансов, не так ли?
— Очевидно, что никаких, — согласился я.
— Присаживайтесь, — пригласила она, устроившись на кушетке. Она оглядывала меня большими, ясными глазами, стремясь придать им наивное выражение, но что-то мешало ей добиться этого. В результате, от ее наивного взгляда становилось как-то не по себе.
— Насколько я понимаю, — заявила она, — вы работаете на ту женщину.
— На какую женщину?
— На ту женщину — на Хейзл Клюн. Она называет себя Хейзл Даунер.
— Она вам не нравится?
— Она — просто тварь.
— В каком-то смысле мы все — твари Божьи.
— Она — авантюристка.
— С чего бы это?
— Вы же знаете или, по крайней мере, должны знать. Она прицепилась к Стендли, поскольку хотела деньги.
— Он давал ей деньги?
— Конечно, он давал ей деньги. Именно поэтому она отделалась от своего постоянного парня и прицепилась к Стэндли. Она просто доила его.
— Что она делала с деньгами?
На этот раз ее глаза метнули молнию.
— Вы знаете, что она делала с деньгами, — неистовала Эвелин Эллис. — Все, что ей удавалось получать, она тратила на вечерние платья, а потом, поменяв сундуки, она украла пятьдесят тысяч. Когда бедный Стэндли не смог выплатить долг, они подумали, что он пытался увернуться и убили его.
— Должен сказать — заявил я, — что вы заинтересовали меня.
— Благодарю вас, — она не без сарказма отвесила мне легкий поклон. — Я так редко интересую мужчин, что просто вне себя от радости, когда такой рослый, сильный, мужественный мужчина с такими крупными кулаками, подобный вам, говорит мне, что он заинтересовался мною.
Она нарочито зевнула.
— Итак, у него были пятьдесят тысяч, которые он спрятал в сундук?
— Вот именно, что были.
— И что же случилось с его сундуком?
— Хейзл куда-то спрятала его. Ей удалось поменять ваш сундук и поэтому он взял чужой сундук. Он приехал сюда, открыл сундук и обнаружил, что сундук чужой, но было уже поздно. Он попал.., в передрягу.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вместе с ним были другие люди, которым не понравилось, каким образом повернулось дело.
— Что это значит — им “не понравилось, каким образом повернулось все дело”?
— Он должен был им деньги.
— И что, он не заплатил им?
— Я же вам говорила. Он не мог выплатить долг. Они решили, что это уловка с его стороны.
— А он намеревался отдать долг? — спросил я.
— Совершенно верно.
— И у него были пятьдесят тысяч?
— По крайней мере. А может быть, и больше.
— И откуда появились все эти деньги? Она вздернула подбородок и попыталась было посмотреть на него.
— Чего не знаю, того не знаю, — задумчиво ответила она.
— Может быть, было бы лучше, если бы я узнал об этом.
— А может быть, и нет.
— Вы что-нибудь говорили об этом полиции?
— Нет.
— Почему же нет?
— Они узнают это и без меня, а когда они разузнают об этом, то воздадут должное этой твари Хейзл. Если я расскажу все полиции, то они ухватятся за мои показания и решат, что я делаю это из чувства ревности, пытаясь навести на нее ложное обвинение. Она скажет полицейским, что все это придумала ревнивая соперница. Они могут поверить ей и дадут ей возможность, в конце концов, улизнуть.
Но если я ничего не скажу полицейским и буду держать язык за зубами, когда они нападут на ее след, то тогда они не дадут ей возможности сбежать. Я ответила на все вопросы, которые задавали мне полицейские, и дело с концом. Я не проявляла инициативы.
— Вы знали, что он приезжает в Сан-Франциско на поезде-экспрессе “Ларк”.
— Да, знала.
— Почему вы не встретили его?
— Он не хотел этого.
— Вы знали, что он должен был привезти с собой дорожный сундук?
— Я знала, что он должен привезти с собой крупную сумму наличных денег, чтобы уплатить долг. Я не знала, что деньги были в сундуке.
— Вы знали, что он должен был остановиться в этом отеле?
Она посмотрела на меня томным взглядом, слегка качнулась своим чувственным телом, которое облегала шелковая пижама, и сказала:
— Мистер Лэм, вы же знаете, что я не ребенок.
— Вам было известно, что он зарезервировал здесь номер?
— Естественно.
— Что он зарезервировал номер-люкс?
— Да.
— Но вы не пошли встречать его на вокзале?
— Он решил, что это было бы слишком опасно.
— Он собирался подойти к вам после того, как приехал в отель?
— Да.
— Но он так и не пришел к вам?
— Нет. О том, что он вообще был в отеле, я узнала от полиции. Его тело обнаружила горничная.
Она выдернула из небольшой картонной коробки, стоявшей на столе, бумажную салфетку и слегка приложила ее к глазам.
— В какое время это произошло?
— Точного времени я не знаю — что-то между двумя и тремя часами.
— Но тогда должно было пройти несколько часов, по истечении которых вы, по-видимому, стали волноваться, поскольку он не появлялся.
— Я знала, что он должен появиться у меня, как только обстановка вокруг него станет нормальной. Но пока этого не будет, я не хотела, чтобы он приходил ко мне.
— Как я понимаю, полиция считает, что он был убит примерно в десять утра.
— Полиция не делилась со мной своей информацией, — сказала она.
— Каким образом вам стала известно, что у него оказался мой дорожный сундук?
— Полиция сообщила мне об этом. Полицейские обнаружили на одежде, лежавшей в сундуке, специальные метки для сдачи ее в чистку. По этим меткам они определили имя владельца одежды.
— Я думал, что полиция не делится с вами своей информацией.
— Она и не делилась. Просто они допрашивали меня. Они хотели знать все, что мне было известно о вас.
— И что же вы рассказали им обо мне?
— Все, что мне было известно.
— И что вам было известно?
— Абсолютно ничего.
— Эвелин, так дело не пойдет, — предупредил я ее. — Вы знали о том, что он находился в отеле, с первой же минуты его появления здесь. Вы поднялись к нему в его номер-люкс. Вы были там, когда он вскрыл дорожный сундук, и именно тогда вы обнаружили, что это был не его сундук и что в нем не было никаких денег.
Этому парню все время грозила опасность, в противном случае он бы носил деньги прямо на себе в специальном поясе. Если у парня есть пятьдесят тысяч и он так опасается ограбления, что прячет их в дорожный сундук, то ясно, что он все время чувствовал грозящую опасность.
Могу себе представить, что когда он вскрыл сундук и не обнаружил денег, то сказал вам, чтобы вы отправились на вокзал в багажное отделение и объяснили там, что произошла ошибка. Вы знали, как выглядел его сундук и должны были опознать его и сказать там, что вы положили в сундук долговую расписку или что-нибудь в этом роде, которая срочно потребовалась. Вы должны были предупредить сотрудников багажного отделения, что тот сундук нельзя было выдавать посторонним лицам. Потом вам следовало прибегнуть к небольшому подкупу, использовать ваши женские чары, а также, возможно, оказать определенное психологическое давление на чиновников багажного отделения, чтобы в конце концов завладеть сундуком.
К тому же, мне кажется, что в вашем распоряжении имелось описание моих внешних данных. Во всяком случае, вы приехали на вокзал, обратились в багажное отделение и убедились в том, что сундук исчез. После чего вы принялись разыскивать меня.
Она демонстративно зевнула.
— Ну и как? — наконец, спросил я, поскольку в комнате уже несколько минут царило молчание.
— Я считаю, что вам пора уходить отсюда, — заявила она.
— Вы так считаете? — осведомился я, — но предположим, я не готов к тому, чтобы уходить отсюда.
— Я могу вызвать кого-то из охраны отеля или позвонить в полицию, — пригрозила она и вновь зевнула, слегка похлопывая пальцами по губам, чтобы, следуя вежливым манерам, скрыть зевок.
— Я могу сам позвонить в полицию, — предложил я.
— Прошу вас, Дональд. В любое время. В полиции будут этому очень рады.
— Что вы собираетесь делать — именно сейчас? — спросил я.
— Лечь в постель — одной.
— Я имею в виду, у вас есть какая-нибудь работа или…
Она встала, подошла к двери и распахнула ее.
Я удобно расположился в кресле, взял журнал “Век Скобяных Изделий”, лежащий на столе, и принялся читать его.
Эвелин несколько секунд постояла у двери, затем закрыла ее и вернулась назад.
— Хорошо, — сказала она, — если вас не устраивает моя вежливая просьба, то мне придется прибегнуть к более жестким мерам.
— Браво! — похвалил я ее. — Я с нетерпением жду того момента, когда вы позвоните в полицию.
— Я позвоню, — пообещала она, — но сначала я кое-что сделаю.
Она взялась за ворот пижамы и с силой рванула его вниз. От пижамы отлетела пуговица, а на блузе образовался неровный разрыв.
После этого она ухватилась за подол блузы.
— Я всегда с удовольствием демонстрирую доказательства попытки оскорбления действием, — пояснила она. — Это производит большое впечатление на присяжных в суде.
Я встал с кресла, взял с собой журнал и направился к двери.
— Я была уверена, что вы все сделаете так, как мне хочется, — заявила Эвелин, — и, между прочим, — вдогонку мне добавила она, — не забудьте, Дональд, прислать мне новую пижаму. Эту вы испортили вконец.
Я даже не оглянулся назад.
Позади себя я услышал гортанный смех и стук захлопнувшейся двери.
Я остановился у стола дежурного портье и сказал ему:
— Я подумал, что вам, возможно, захочется иметь у себя одну из моих визитных карточек.
Я передал ему сложенную пополам десятидолларовую купюру.
— Мне, конечно, очень приятно познакомиться с вами, мистер Десять баксов, — заявил он, — вы должны почаще посещать нас. Что я могу сделать для вас?
— Сколько телефонисток работает на вашем коммутаторе в дневное время? — спросил я.
— Что вы имеете в виду под дневным временем?
— С девяти утра.
— Две телефонистки.
— О, в вашем отеле, видно, телефон не замолкает, — заметил я, — как у них распределены обязанности? Какое-нибудь особенное разделение труда?
— О, да. Обычно раздел их работы проходит на границе шестого этажа. Коммутатор устроен таким образом, что телефонная связь комнат от шестого этажа вниз обеспечивает девушка, сидящая слева, а все звонки в комнаты седьмого этажа и выше выпадают на долю девушки, сидящий справа.
— Та девушка, которая сидит справа в утренние часы, — спросил я, — она…
— Мы стараемся избегать скандалов: то есть, у нас нет данных, что девушки подслушивают телефонные разговоры и потом разглашают то, что им удалось подслушать, — пояснил портье.
— Я в этом не сомневаюсь, — заверил я его. — Вы не можете позволить себе это, и я тоже, это было бы преступлением. Та девушка, что сидит справа, у вас есть ее имя и, возможно, адрес?
— К этому мое начальство отнеслось бы с неодобрением.
— Мне только хотелось бы немного поговорить с ней.
— Вы понимаете, что в связи с убийством отель оказался в весьма щекотливой ситуации.
— Понимаю, — успокоил я его, — я не сделаю ничего такого, что могло бы вызвать какие-либо дополнительные неприятности или поставить отель в центр ненужного внимания со стороны прессы.
Поскольку он продолжал смотреть на меня оценивающим взглядом, я добавил:
— Я — само благоразумие.
Он нацарапал имя и адрес на клочке бумаги, пододвинул его мне по столу лицевой стороной вниз и, протянув руку, пожал мою.
— Для меня было истинным удовольствием встретиться с вами, — заявил он, — если вам понадобится что-то еще, помните, что мы будем рады оказать вам услугу.
— Спасибо, — поблагодарил я его, — я буду помнить.
Я вышел из отеля, поймал такси и взглянул на листок бумаги, который дал мне портье. Имя телефонистки отеля было Бернис Гленн. Судя по сообщенному портье адресу, она проживала в многоквартирном доме, находящемся недалеко от отеля.
Я откинулся на подушки заднего сиденья такси, взглянул на часы и мысленно прикинул время, имеющееся в моем распоряжении. Я не мог рассчитывать на то, что надолго оторвался от преследования. Мне была дорога каждая минута.
Я попросил таксиста подождать меня, на лифте поднялся на третий этаж и постучал в дверь квартиры Бернис Гленн.
Дверь слегка приоткрыла молодая женщина с грубоватыми чертами лица. Увидев меня, она явно растерялась.
— Бернис дома нет, — сразу же предупредила она меня.
— А вы кто? — спросил я.
— Я — Эрнестин Гамильтон, ее соседка по квартире. Мы вдвоем снимаем квартиру.
— Почему вы решили, что мне нужна Бернис?
— Видите ли… Они… Я… Я просто так предположила.
Она несколько нервозно засмеялась.
— По правде говоря, — признался я, — мне хотелось поговорить с вами обеими. Когда Бернис вернется домой?
— Она ушла на свидание — вы же понимаете, что это значит.
— До позднего часа?
— До раннего.
— Утра или вечера?
— Утра.
— Могу я войти и поговорить с вами?
— У меня в квартире полнейший беспорядок. Я тоже не в лучшем виде. Я занимаюсь уборкой и мою посуду.
— Я неплохо мою посуду.
— Но не в подобной квартире. Две женщины в кухне могут создать черт знает что. Зачем вам нужно видеть нас обеих?
— Это долгий разговор, — заявил я.
— Ну, ладно, заходите и присаживайтесь. Вы не сможете дождаться Бернис, поскольку она придет домой слишком поздно, да и мне нужно хорошенько выспаться. Но я буду рада поговорить с вами. Прошу вас извинить меня, я на минутку.
Она открыла дверцу стенного шкафа, схватила в охапку одежду, сорвав ее с вешалки, метнулась в ванную комнату и захлопнула за собой дверь.
Я оглядел кухню. Точнее, это была кухонька, маленькое помещение в углу комнаты, отгороженное раздвижными дверцами. Сейчас они были раскрыты, и запах только что приготовленной пищи заполнял всю комнату. С посуды остатки еды были смыты но, сваленная в раковину, она дожидалась своего часа, когда ее помоют и высушат. На газовой плитке в чайнике кипела вода.
Я вымыл посуду горячей водой, вытер ее кухонным полотенцем досуха и аккуратно сложил на полке.
Я только что закончил эту работу, как почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Я обернулся.
Эрнестин Гамильтон сняла очки, надела платье для вечернего коктейля и изрядно надушилась.
— Чем это вы занимаетесь, хотела бы я знать? — спросила она.
— Я уже закончил заниматься, — уточнил я, вешая на место кухонное полотенце, — а чем это вы только что занимались?
— Я всегда переодеваюсь после ужина, — объяснила она. — Этим я как-то скрашиваю монотонную жизнь. Я.., вы застали меня врасплох. Вы не должны были заниматься этой посудой. Какого черта? Все же, кто вы такой? Чего вы хотите?
Я тщательно поправил кухонное полотенце на вешалке, взял Эрнестин за руку и с ней вместе подошел к кушетке.
— Я жажду поговорить с вами. Мне нужна кое-какая информация.
— Кто вы такой? О.., вы, могу поспорить, что вы полицейский офицер… Но вы совсем не похожи на тех полицейских офицеров, которых мне приходилось видеть.
— И многих вы видели? — спросил я.
— Не очень многих, — призналась она.
— И где же вы их видели? — спросил я.
— В основном по телевизору.
— Они были настоящие полицейские или только актеры?
— Ладно, — засмеялась она, — я сдаюсь.
— Трудно устоять перед соблазном, — заявил я, — представить вам возможность думать, что я — полицейский офицер. Но я все же устою. Я — не полицейский офицер. Я — частный детектив.
Ее глаза расширились.
— О-о.., частный детектив! — восхищенно произнесла она.
Я взглянул на стоявший в углу телевизор и слегка поклонился ему.
— Это еще зачем? — удивилась она.
— За рекламу моей профессии, — пояснил я, — а теперь расскажите мне о Берни.
— Что именно?
— Что она поведала вам о том убитом человеке в ее отеле?
— В том отеле, где она работает?
— Да.
— Я.., почему вы решили, что она должна была что-то мне рассказать?
— Видите ли, люди, работающие в отеле, как правило, не такие уж глупые. Они прекрасно разбираются в том, что происходит вокруг. А теперь скажите, ожидала ли Эвелин Эллис визита того человека в то утро или нет?
— Как вас зовут, — спросила она.
— Дональд, — ответил я.
— А фамилия?
— Этого будет достаточно — уклонился я от ответа.
— Дональд, я не могу вас понять.
— И не пытайтесь, — посоветовал я, — расскажите мне о Стэндли Даунере.
— Я в жизни его не видела.
— Я это знаю, — согласился я, — расскажите мне, что Берни поведала вам о нем.
— Почему вы решили, что она что-то мне рассказывала?
— Это долгий разговор, — заявил я.
— Не могу ли я выслушать его?
— Видите ли, — пояснил я, — вас интересуют люди, как таковые. Вас интересует все, что происходит с ними, но вы не любите выставлять свои чувства напоказ. Вы не из тех девушек, которые ходят на свидания без разбора и позволяют мужчинам лапать себя. Если вы дарите мужчине свою дружбу, то это значит очень многое.
Она удивленно посмотрела на меня и после некоторого раздумья спросила:
— Но какое это имеет отношение к Бернис?
— Вот здесь-то как раз и возникает любопытная ситуация, — заметил я. — Бернис — ваша полная противоположность. Бернис любит ходить на свидания и весело проводить время. Ей нравится держаться на плаву. Мужчины для нее значат не очень-то много, если не считать, что они нужны ей в качестве сопровождающих лиц. Она очень непостоянна в любви. В один вечер она встречается с одним мужчиной, но в следующий вечер она уже идет на свидание с другим.
Эрнестин прищурилась.
— Но вы же детектив, — напомнила она, — вы пришли к подобным выводам только потому, что, когда я открыла дверь, я сразу же предположила, что вы, должно быть, пришли навестить Бернис. Я сказала вам, что ее нет дома, еще до того, как вы спросили о ней. Вы сразу смекнули, в чем дело. Вы просто сопоставили все факты: то, что вы были незнакомы мне, то, что я предположила, будто Бернис назначила вам свидание, и то, что в данный вечер она что-то перепутала и у нее оказалось сразу два назначенных свидания.
Если они в самом деле следили за мной, то это была поистине артистическая работа.
Когда я убедился, что никто не следит за мной, я отправился в отель “Калтония”, поднялся на лифте на седьмой этаж, не поставив об этом в известность дежурного портье в холле отеля, и подошел к комнате семьсот семьдесят один.
Я постучал в дверь и через пару секунд услыхал какой-то шорох внутри комнаты: видимо, кто-то очень осторожно подошел там к двери. Затем женский голос спросил:
— Кто там?
— Открывай, — хриплым голосом приказал я.
— Так кто же это? — спросила женщина, на этот раз в ее голосе послышалась тревога.
— О, черт возьми! — воскликнул я. — Пора бы тебе уже знать мой голос. Открывай.
Я услышал щелчок замка, и дверь открылась.
— Извините, инспектор, — заявила она, — я сначала не разобрала ваш голос. Я…
Она вгляделась в меня и попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.
Я просунул ногу в образовавшуюся щель, затем втиснул в нее правое плечо и, наконец, вошел в комнату.
— Вы… Кто вы такой?
— Мое имя — Лэм, — представился я, — я — частный детектив.
— О, бог ты мой, — воскликнула она, — вы — тот самый человек, чей сундук…
— Совершенно верно, — согласился я, — я хотел бы знать, каким образом у него оказался мой сундук.
На ней была шелковая яркая пижама, плотно облегающая тело. Три верхние пуговицы были расстегнуты, а брюки были скроены таким образом, чтобы при движении были видны ножки во всей их красе.
Она была девочка — пальчики оближешь, но сейчас у нее было заплаканное лицо.
Она оглядела меня и сказала:
— Сожалею, что вы напрасно пришли ко мне. Ваш сундук забрала полиция. Я ничем не могу вам помочь.
— Где это произошло? — спросил я.
— На десятом этаже.
— Когда это случилось?
— Должно быть, сразу после того, как он прибыл сюда. Он приехал в Сан-Франциско поездом. Он заранее зарезервировал себе номер-люкс…
— Номер-люкс? — переспросил я.
— Да.
— Почему номер-люкс? — поинтересовался я.
— Он зарезервировал его по телефону, заявив, что ему нужен номер-люкс.
— Но почему именно номер-люкс? Почему не просто комнату?
— Вам следовало бы спросить его, — ответила она, — но сейчас у вас на это мало шансов, не так ли?
— Очевидно, что никаких, — согласился я.
— Присаживайтесь, — пригласила она, устроившись на кушетке. Она оглядывала меня большими, ясными глазами, стремясь придать им наивное выражение, но что-то мешало ей добиться этого. В результате, от ее наивного взгляда становилось как-то не по себе.
— Насколько я понимаю, — заявила она, — вы работаете на ту женщину.
— На какую женщину?
— На ту женщину — на Хейзл Клюн. Она называет себя Хейзл Даунер.
— Она вам не нравится?
— Она — просто тварь.
— В каком-то смысле мы все — твари Божьи.
— Она — авантюристка.
— С чего бы это?
— Вы же знаете или, по крайней мере, должны знать. Она прицепилась к Стендли, поскольку хотела деньги.
— Он давал ей деньги?
— Конечно, он давал ей деньги. Именно поэтому она отделалась от своего постоянного парня и прицепилась к Стэндли. Она просто доила его.
— Что она делала с деньгами?
На этот раз ее глаза метнули молнию.
— Вы знаете, что она делала с деньгами, — неистовала Эвелин Эллис. — Все, что ей удавалось получать, она тратила на вечерние платья, а потом, поменяв сундуки, она украла пятьдесят тысяч. Когда бедный Стэндли не смог выплатить долг, они подумали, что он пытался увернуться и убили его.
— Должен сказать — заявил я, — что вы заинтересовали меня.
— Благодарю вас, — она не без сарказма отвесила мне легкий поклон. — Я так редко интересую мужчин, что просто вне себя от радости, когда такой рослый, сильный, мужественный мужчина с такими крупными кулаками, подобный вам, говорит мне, что он заинтересовался мною.
Она нарочито зевнула.
— Итак, у него были пятьдесят тысяч, которые он спрятал в сундук?
— Вот именно, что были.
— И что же случилось с его сундуком?
— Хейзл куда-то спрятала его. Ей удалось поменять ваш сундук и поэтому он взял чужой сундук. Он приехал сюда, открыл сундук и обнаружил, что сундук чужой, но было уже поздно. Он попал.., в передрягу.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вместе с ним были другие люди, которым не понравилось, каким образом повернулось дело.
— Что это значит — им “не понравилось, каким образом повернулось все дело”?
— Он должен был им деньги.
— И что, он не заплатил им?
— Я же вам говорила. Он не мог выплатить долг. Они решили, что это уловка с его стороны.
— А он намеревался отдать долг? — спросил я.
— Совершенно верно.
— И у него были пятьдесят тысяч?
— По крайней мере. А может быть, и больше.
— И откуда появились все эти деньги? Она вздернула подбородок и попыталась было посмотреть на него.
— Чего не знаю, того не знаю, — задумчиво ответила она.
— Может быть, было бы лучше, если бы я узнал об этом.
— А может быть, и нет.
— Вы что-нибудь говорили об этом полиции?
— Нет.
— Почему же нет?
— Они узнают это и без меня, а когда они разузнают об этом, то воздадут должное этой твари Хейзл. Если я расскажу все полиции, то они ухватятся за мои показания и решат, что я делаю это из чувства ревности, пытаясь навести на нее ложное обвинение. Она скажет полицейским, что все это придумала ревнивая соперница. Они могут поверить ей и дадут ей возможность, в конце концов, улизнуть.
Но если я ничего не скажу полицейским и буду держать язык за зубами, когда они нападут на ее след, то тогда они не дадут ей возможности сбежать. Я ответила на все вопросы, которые задавали мне полицейские, и дело с концом. Я не проявляла инициативы.
— Вы знали, что он приезжает в Сан-Франциско на поезде-экспрессе “Ларк”.
— Да, знала.
— Почему вы не встретили его?
— Он не хотел этого.
— Вы знали, что он должен был привезти с собой дорожный сундук?
— Я знала, что он должен привезти с собой крупную сумму наличных денег, чтобы уплатить долг. Я не знала, что деньги были в сундуке.
— Вы знали, что он должен был остановиться в этом отеле?
Она посмотрела на меня томным взглядом, слегка качнулась своим чувственным телом, которое облегала шелковая пижама, и сказала:
— Мистер Лэм, вы же знаете, что я не ребенок.
— Вам было известно, что он зарезервировал здесь номер?
— Естественно.
— Что он зарезервировал номер-люкс?
— Да.
— Но вы не пошли встречать его на вокзале?
— Он решил, что это было бы слишком опасно.
— Он собирался подойти к вам после того, как приехал в отель?
— Да.
— Но он так и не пришел к вам?
— Нет. О том, что он вообще был в отеле, я узнала от полиции. Его тело обнаружила горничная.
Она выдернула из небольшой картонной коробки, стоявшей на столе, бумажную салфетку и слегка приложила ее к глазам.
— В какое время это произошло?
— Точного времени я не знаю — что-то между двумя и тремя часами.
— Но тогда должно было пройти несколько часов, по истечении которых вы, по-видимому, стали волноваться, поскольку он не появлялся.
— Я знала, что он должен появиться у меня, как только обстановка вокруг него станет нормальной. Но пока этого не будет, я не хотела, чтобы он приходил ко мне.
— Как я понимаю, полиция считает, что он был убит примерно в десять утра.
— Полиция не делилась со мной своей информацией, — сказала она.
— Каким образом вам стала известно, что у него оказался мой дорожный сундук?
— Полиция сообщила мне об этом. Полицейские обнаружили на одежде, лежавшей в сундуке, специальные метки для сдачи ее в чистку. По этим меткам они определили имя владельца одежды.
— Я думал, что полиция не делится с вами своей информацией.
— Она и не делилась. Просто они допрашивали меня. Они хотели знать все, что мне было известно о вас.
— И что же вы рассказали им обо мне?
— Все, что мне было известно.
— И что вам было известно?
— Абсолютно ничего.
— Эвелин, так дело не пойдет, — предупредил я ее. — Вы знали о том, что он находился в отеле, с первой же минуты его появления здесь. Вы поднялись к нему в его номер-люкс. Вы были там, когда он вскрыл дорожный сундук, и именно тогда вы обнаружили, что это был не его сундук и что в нем не было никаких денег.
Этому парню все время грозила опасность, в противном случае он бы носил деньги прямо на себе в специальном поясе. Если у парня есть пятьдесят тысяч и он так опасается ограбления, что прячет их в дорожный сундук, то ясно, что он все время чувствовал грозящую опасность.
Могу себе представить, что когда он вскрыл сундук и не обнаружил денег, то сказал вам, чтобы вы отправились на вокзал в багажное отделение и объяснили там, что произошла ошибка. Вы знали, как выглядел его сундук и должны были опознать его и сказать там, что вы положили в сундук долговую расписку или что-нибудь в этом роде, которая срочно потребовалась. Вы должны были предупредить сотрудников багажного отделения, что тот сундук нельзя было выдавать посторонним лицам. Потом вам следовало прибегнуть к небольшому подкупу, использовать ваши женские чары, а также, возможно, оказать определенное психологическое давление на чиновников багажного отделения, чтобы в конце концов завладеть сундуком.
К тому же, мне кажется, что в вашем распоряжении имелось описание моих внешних данных. Во всяком случае, вы приехали на вокзал, обратились в багажное отделение и убедились в том, что сундук исчез. После чего вы принялись разыскивать меня.
Она демонстративно зевнула.
— Ну и как? — наконец, спросил я, поскольку в комнате уже несколько минут царило молчание.
— Я считаю, что вам пора уходить отсюда, — заявила она.
— Вы так считаете? — осведомился я, — но предположим, я не готов к тому, чтобы уходить отсюда.
— Я могу вызвать кого-то из охраны отеля или позвонить в полицию, — пригрозила она и вновь зевнула, слегка похлопывая пальцами по губам, чтобы, следуя вежливым манерам, скрыть зевок.
— Я могу сам позвонить в полицию, — предложил я.
— Прошу вас, Дональд. В любое время. В полиции будут этому очень рады.
— Что вы собираетесь делать — именно сейчас? — спросил я.
— Лечь в постель — одной.
— Я имею в виду, у вас есть какая-нибудь работа или…
Она встала, подошла к двери и распахнула ее.
Я удобно расположился в кресле, взял журнал “Век Скобяных Изделий”, лежащий на столе, и принялся читать его.
Эвелин несколько секунд постояла у двери, затем закрыла ее и вернулась назад.
— Хорошо, — сказала она, — если вас не устраивает моя вежливая просьба, то мне придется прибегнуть к более жестким мерам.
— Браво! — похвалил я ее. — Я с нетерпением жду того момента, когда вы позвоните в полицию.
— Я позвоню, — пообещала она, — но сначала я кое-что сделаю.
Она взялась за ворот пижамы и с силой рванула его вниз. От пижамы отлетела пуговица, а на блузе образовался неровный разрыв.
После этого она ухватилась за подол блузы.
— Я всегда с удовольствием демонстрирую доказательства попытки оскорбления действием, — пояснила она. — Это производит большое впечатление на присяжных в суде.
Я встал с кресла, взял с собой журнал и направился к двери.
— Я была уверена, что вы все сделаете так, как мне хочется, — заявила Эвелин, — и, между прочим, — вдогонку мне добавила она, — не забудьте, Дональд, прислать мне новую пижаму. Эту вы испортили вконец.
Я даже не оглянулся назад.
Позади себя я услышал гортанный смех и стук захлопнувшейся двери.
Я остановился у стола дежурного портье и сказал ему:
— Я подумал, что вам, возможно, захочется иметь у себя одну из моих визитных карточек.
Я передал ему сложенную пополам десятидолларовую купюру.
— Мне, конечно, очень приятно познакомиться с вами, мистер Десять баксов, — заявил он, — вы должны почаще посещать нас. Что я могу сделать для вас?
— Сколько телефонисток работает на вашем коммутаторе в дневное время? — спросил я.
— Что вы имеете в виду под дневным временем?
— С девяти утра.
— Две телефонистки.
— О, в вашем отеле, видно, телефон не замолкает, — заметил я, — как у них распределены обязанности? Какое-нибудь особенное разделение труда?
— О, да. Обычно раздел их работы проходит на границе шестого этажа. Коммутатор устроен таким образом, что телефонная связь комнат от шестого этажа вниз обеспечивает девушка, сидящая слева, а все звонки в комнаты седьмого этажа и выше выпадают на долю девушки, сидящий справа.
— Та девушка, которая сидит справа в утренние часы, — спросил я, — она…
— Мы стараемся избегать скандалов: то есть, у нас нет данных, что девушки подслушивают телефонные разговоры и потом разглашают то, что им удалось подслушать, — пояснил портье.
— Я в этом не сомневаюсь, — заверил я его. — Вы не можете позволить себе это, и я тоже, это было бы преступлением. Та девушка, что сидит справа, у вас есть ее имя и, возможно, адрес?
— К этому мое начальство отнеслось бы с неодобрением.
— Мне только хотелось бы немного поговорить с ней.
— Вы понимаете, что в связи с убийством отель оказался в весьма щекотливой ситуации.
— Понимаю, — успокоил я его, — я не сделаю ничего такого, что могло бы вызвать какие-либо дополнительные неприятности или поставить отель в центр ненужного внимания со стороны прессы.
Поскольку он продолжал смотреть на меня оценивающим взглядом, я добавил:
— Я — само благоразумие.
Он нацарапал имя и адрес на клочке бумаги, пододвинул его мне по столу лицевой стороной вниз и, протянув руку, пожал мою.
— Для меня было истинным удовольствием встретиться с вами, — заявил он, — если вам понадобится что-то еще, помните, что мы будем рады оказать вам услугу.
— Спасибо, — поблагодарил я его, — я буду помнить.
Я вышел из отеля, поймал такси и взглянул на листок бумаги, который дал мне портье. Имя телефонистки отеля было Бернис Гленн. Судя по сообщенному портье адресу, она проживала в многоквартирном доме, находящемся недалеко от отеля.
Я откинулся на подушки заднего сиденья такси, взглянул на часы и мысленно прикинул время, имеющееся в моем распоряжении. Я не мог рассчитывать на то, что надолго оторвался от преследования. Мне была дорога каждая минута.
Я попросил таксиста подождать меня, на лифте поднялся на третий этаж и постучал в дверь квартиры Бернис Гленн.
Дверь слегка приоткрыла молодая женщина с грубоватыми чертами лица. Увидев меня, она явно растерялась.
— Бернис дома нет, — сразу же предупредила она меня.
— А вы кто? — спросил я.
— Я — Эрнестин Гамильтон, ее соседка по квартире. Мы вдвоем снимаем квартиру.
— Почему вы решили, что мне нужна Бернис?
— Видите ли… Они… Я… Я просто так предположила.
Она несколько нервозно засмеялась.
— По правде говоря, — признался я, — мне хотелось поговорить с вами обеими. Когда Бернис вернется домой?
— Она ушла на свидание — вы же понимаете, что это значит.
— До позднего часа?
— До раннего.
— Утра или вечера?
— Утра.
— Могу я войти и поговорить с вами?
— У меня в квартире полнейший беспорядок. Я тоже не в лучшем виде. Я занимаюсь уборкой и мою посуду.
— Я неплохо мою посуду.
— Но не в подобной квартире. Две женщины в кухне могут создать черт знает что. Зачем вам нужно видеть нас обеих?
— Это долгий разговор, — заявил я.
— Ну, ладно, заходите и присаживайтесь. Вы не сможете дождаться Бернис, поскольку она придет домой слишком поздно, да и мне нужно хорошенько выспаться. Но я буду рада поговорить с вами. Прошу вас извинить меня, я на минутку.
Она открыла дверцу стенного шкафа, схватила в охапку одежду, сорвав ее с вешалки, метнулась в ванную комнату и захлопнула за собой дверь.
Я оглядел кухню. Точнее, это была кухонька, маленькое помещение в углу комнаты, отгороженное раздвижными дверцами. Сейчас они были раскрыты, и запах только что приготовленной пищи заполнял всю комнату. С посуды остатки еды были смыты но, сваленная в раковину, она дожидалась своего часа, когда ее помоют и высушат. На газовой плитке в чайнике кипела вода.
Я вымыл посуду горячей водой, вытер ее кухонным полотенцем досуха и аккуратно сложил на полке.
Я только что закончил эту работу, как почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Я обернулся.
Эрнестин Гамильтон сняла очки, надела платье для вечернего коктейля и изрядно надушилась.
— Чем это вы занимаетесь, хотела бы я знать? — спросила она.
— Я уже закончил заниматься, — уточнил я, вешая на место кухонное полотенце, — а чем это вы только что занимались?
— Я всегда переодеваюсь после ужина, — объяснила она. — Этим я как-то скрашиваю монотонную жизнь. Я.., вы застали меня врасплох. Вы не должны были заниматься этой посудой. Какого черта? Все же, кто вы такой? Чего вы хотите?
Я тщательно поправил кухонное полотенце на вешалке, взял Эрнестин за руку и с ней вместе подошел к кушетке.
— Я жажду поговорить с вами. Мне нужна кое-какая информация.
— Кто вы такой? О.., вы, могу поспорить, что вы полицейский офицер… Но вы совсем не похожи на тех полицейских офицеров, которых мне приходилось видеть.
— И многих вы видели? — спросил я.
— Не очень многих, — призналась она.
— И где же вы их видели? — спросил я.
— В основном по телевизору.
— Они были настоящие полицейские или только актеры?
— Ладно, — засмеялась она, — я сдаюсь.
— Трудно устоять перед соблазном, — заявил я, — представить вам возможность думать, что я — полицейский офицер. Но я все же устою. Я — не полицейский офицер. Я — частный детектив.
Ее глаза расширились.
— О-о.., частный детектив! — восхищенно произнесла она.
Я взглянул на стоявший в углу телевизор и слегка поклонился ему.
— Это еще зачем? — удивилась она.
— За рекламу моей профессии, — пояснил я, — а теперь расскажите мне о Берни.
— Что именно?
— Что она поведала вам о том убитом человеке в ее отеле?
— В том отеле, где она работает?
— Да.
— Я.., почему вы решили, что она должна была что-то мне рассказать?
— Видите ли, люди, работающие в отеле, как правило, не такие уж глупые. Они прекрасно разбираются в том, что происходит вокруг. А теперь скажите, ожидала ли Эвелин Эллис визита того человека в то утро или нет?
— Как вас зовут, — спросила она.
— Дональд, — ответил я.
— А фамилия?
— Этого будет достаточно — уклонился я от ответа.
— Дональд, я не могу вас понять.
— И не пытайтесь, — посоветовал я, — расскажите мне о Стэндли Даунере.
— Я в жизни его не видела.
— Я это знаю, — согласился я, — расскажите мне, что Берни поведала вам о нем.
— Почему вы решили, что она что-то мне рассказывала?
— Это долгий разговор, — заявил я.
— Не могу ли я выслушать его?
— Видите ли, — пояснил я, — вас интересуют люди, как таковые. Вас интересует все, что происходит с ними, но вы не любите выставлять свои чувства напоказ. Вы не из тех девушек, которые ходят на свидания без разбора и позволяют мужчинам лапать себя. Если вы дарите мужчине свою дружбу, то это значит очень многое.
Она удивленно посмотрела на меня и после некоторого раздумья спросила:
— Но какое это имеет отношение к Бернис?
— Вот здесь-то как раз и возникает любопытная ситуация, — заметил я. — Бернис — ваша полная противоположность. Бернис любит ходить на свидания и весело проводить время. Ей нравится держаться на плаву. Мужчины для нее значат не очень-то много, если не считать, что они нужны ей в качестве сопровождающих лиц. Она очень непостоянна в любви. В один вечер она встречается с одним мужчиной, но в следующий вечер она уже идет на свидание с другим.
Эрнестин прищурилась.
— Но вы же детектив, — напомнила она, — вы пришли к подобным выводам только потому, что, когда я открыла дверь, я сразу же предположила, что вы, должно быть, пришли навестить Бернис. Я сказала вам, что ее нет дома, еще до того, как вы спросили о ней. Вы сразу смекнули, в чем дело. Вы просто сопоставили все факты: то, что вы были незнакомы мне, то, что я предположила, будто Бернис назначила вам свидание, и то, что в данный вечер она что-то перепутала и у нее оказалось сразу два назначенных свидания.