Страница:
Лиза Гарднер
Несчастный случай
ПЛАН А
ПРОЛОГ
Виргиния
Его губы ласкали ее шею. Ей нравились эти легкие, дразнящие прикосновения. Женщина откинула голову и хихикнула, словно от щекотки. Мужчина сжал губами мочку ее уха, и смех сменился сладостным стоном.Господи, его ласки сводили с ума.
Он приподнял ее тяжелые волосы. Пальцы пробежали по шее, скользнули к обнаженным плечам.
— Ты такая красивая, Мэнди, — прошептал он. — Такая сексуальная.
Она хихикала. Она смеялась. А потом ощутила соль на губах и поняла, что плачет. Мужчина перевернул ее на живот. Мэнди не сопротивлялась.
Его пальцы прошлись сверху вниз и остановились на талии.
— Мне так нравится эта впадинка, — шептал он, очерчивая углубление внизу спины. — Она создана для того, чтобы пить из нее шампанское. Пусть другие ищут наслаждение в грудях и бедрах — мне нужна только вот эта впадинка. Ты позволишь, Мэнди? Подаришь ее мне?
Может быть, она сказала «да». Может, только застонала. Она уже ничего не знает и не помнит. Одну бутылку шампанского они выпили в постели. Половина другой разлилась. Во рту горело от запретного вкуса, и она постоянно повторяла себе, что все будет хорошо. Это ведь только шампанское, и у них праздник, разве нет? Он получил новую работу, БОЛЬШУЮ работу, но, — увы! — далеко отсюда. Конечно, они будут встречаться по выходным, возможно, переписываться, звонить.
Радость пополам с горем. Праздник со слезами. Прощальная встреча. Так или иначе, как ни поверни, секс под шампанское — это не то, что могут оценить милые ребята из общества «Анонимные алкоголики».
Он наклонил открытую бутылку шипучки над плечами Мэнди, и прохладная искрящаяся жидкость хлынула на ее шею, пролилась на белую атласную простыню и застыла пузырящимися лужицами. Мэнди не успевала осушать их.
— Молодец, девочка, — шептал он. — Ты молодец. Моя сладкая, моя сексуальная… Ну же, малышка, откройся. Впусти меня.
Он развел ее ноги. Мэнди выгнула спину, позабыв обо всем, не чувствуя ничего, ощущая лишь боль, которая сфокусировалась там, внизу, между ног. Теперь только он мог унять эту боль. Только он мог спасти ее.
«Будь со мной. Исцели меня».
— Прекрасная Мэнди. Такая сексуальная…
— П-п-пожалуйста…
Он вошел в нее сразу, одним движением. Она подалась ему навстречу и будто растаяла в огне наслаждения. Он получил ее всю.
«Будь со мной. Исцели меня».
Соль на щеках. Шампанское на языке. Вот только почему слезы все льются и льются? Мэнди наклонила голову к простыне и осушила лужицу шампанского. Комната завертелась, и ее едва не стошнило.
Неожиданно кровать куда-то исчезла. Они оказались на улице. В машине. На дороге. Она одета. Никаких слез. Сухие щеки. Шампанское осталось там, где они праздновали и прощались, но жажда никуда не ушла. Шесть месяцев она не позволяла себе ни капли, и сейчас ужасно хотелось выпить. Одна бутылка еще оставалась неоткрытой. Может, удастся его уговорить дать ей еще немного. Один глоток. На дорогу.
«Не уезжай…»
— Ну, как ты, малышка?
— Я в порядке, — пробормотала она.
— Может, тебе не стоило садиться за руль? Может, лучше было бы остаться на ночь…
— Я в порядке, — упрямо повторила она.
Они не могли остаться, и оба знали это. Все было прекрасно, но прекрасное не вечно. Оно приходит и уходит. Пытаться удержать его — значит сделать только хуже.
И все же он колебался. Глубокие глаза смотрели озабоченно, даже обеспокоено. В уголках собрались морщинки. Ей так это понравилось тогда… Тогда, когда они только познакомились. Мужчина посмотрел внимательно, пристально, словно увидел ее настоящую, такую, какой она была на самом деле. Потом, через долю секунды, улыбнулся, точно, найдя ее, обрел счастье.
Никогда раньше ни один мужчина не смотрел на Мэнди так. Так, как будто она особенная.
«О Боже, не уезжай…»
А потом: «…третья бутылка шампанского. Полная. За старые добрые времена. На дорогу».
Он гладил ее по щекам.
— Мэнди… — нежно шептал он. — Мэнди… впадинка на твоей спине…
Она ничего не могла ответить. Слов не было. Слезы душили ее.
— Подожди, малышка, — внезапно сказал он. — У меня идея.
Надо сосредоточиться. Нельзя отвлекаться. Дорога такая узкая и вьется, как змея. Темно. Странно, что мысли успевают, а тело реагирует с опозданием. Он сидел рядом. Хотел убедиться, что с ней ничего не случится, что она благополучно доберется до дома. Потом он возьмет такси.
Может, это ей следовало взять такси. Похоже, она не в том состоянии, чтобы вести машину. И уж если он поехал с ней, то почему она за рулем?
Мэнди так и не удалось сосредоточиться и довести мысль до конца.
— Притормози, — предупредил любовник. — Дорога здесь опасная.
Мэнди кивнула, сосредоточенно хмуря лоб.
«Какое странное колесо. Круглое, ха. Как-то странно оно себя ведет. Потому что круглое».
Нажать на тормоз. А надавила на газ. Машина прыгнула вперед.
— Извини, — пробормотала Мэнди.
Мир снова начал кружиться по спирали. Ей стало не по себе. Наверное, сейчас вырвет. Только бы не отключиться. А если все сразу?
Если бы просто закрыть глаза…
Дорога снова надвинулась на нее. Автомобиль дернулся.
Ремень безопасности. Надо пристегнуться. Мэнди пошарила по сиденью, схватила ремень, нащупала замок. Потянула. Защелка не сработала.
«Верно. Замок сломан. Надо бы починить. Как-нибудь на днях. Сегодня. Завтра. Звезды кружатся. А небо уже светлеет. Скоро солнцу вставать. Не хватает только маленькой девочки, чтобы спела: „Завтра, завтра, всегда есть завтра…“»
— Помедленнее, — снова предупредил мужчина. — Впереди крутой поворот.
Она тупо посмотрела на него. В глазах мужчины появился странный блеск. Возбуждение. Почему? Непонятно.
— Я тебя люблю, — услышала Мэнди собственный голос.
— Знаю, — ответил он и придвинулся к ней. Его рука легла на руль. — Ты такая милая, такая сексуальная. Ты никогда меня не забудешь.
Мэнди кивнула. У нее не было больше сил сдерживаться, и слезы потекли по щекам. Она лишь беспомощно всхлипнула, когда «форд-эксплорер» стало заносить. Огоньки в глазах ее спутника разгорались.
— Что ты будешь делать без меня, Мэнди? — безжалостно продолжал он. — Ты же пропадешь.
— Я знаю, знаю.
— Отец тебя бросил. И я тоже брошу тебя, Мэнди. Никаких визитов по уик-эндам. Никаких звонков. Ты останешься одна. Ночи такие долгие, когда никого нет рядом. Долгие-долгие-долгие ночи в одиночестве.
Она всхлипнула громче. Соль на щеках, шампанское на губах.
«Одиночество. Черная бездна. Одна. Одна. Одна».
— Посмотри правде в глаза, Мэнди, — мягко говорил он. — Ты не в состоянии удержать мужчину. Ты ничего собой не представляешь. Обычная пьянчужка. Господи, я собираюсь порвать с тобой, а ты думаешь только о той третьей бутылке шампанского. Это ведь так, Мэнди. Так? Ну же? Она попыталась покачать головой, но в результате согласно кивнула.
— Мэнди, — прошептал он, — добавь газу.
«Почему папа не приехал на мой день рождения? Я так жду тебя, папа!»
— Милая, милая Мэнди… «Будь со мной. Исцели меня». «Такая одинокая…»
— Тебе плохо, Мэнди. Я знаю, как тебе плохо. Но я помогу, малышка. Добавь газу.
Соль на щеках. Шампанское на губах. Нога на педали газа…
— Ты только надави чуть-чуть и уже никогда больше не будешь одинокой. Никогда не будешь скучать по мне. Нога… Где ее нога? Впереди поворот. «Так одиноко. Боже, как же мне одиноко. Как я устала».
— Ну же, Мэнди. Добавь газу.
Нога вдавливает педаль…
Она увидела его, мужчину на узкой обочине сельской дороги, в последнюю секунду. Наверное, вышел выгулять собаку и очень удивился, увидев машину в столь ранний час. Еще больше он удивился, когда понял, что машина несется прямо на него.
«Свернуть! Свернуть! Нужно свернуть!»
Аманда Джейн Куинси отчаянно дернула руль…
Но автомобиль несся прямо вперед. Ее любовник не убрал руку с руля и не позволил девушке повернуть.
Время остановилось. Ничего не понимая, Мэнди повернулась к человеку, которого успела полюбить. Увидела проносящуюся за окном тьму. Увидела ремень безопасности на широкой, сильной груди. И услышала слова любимого:
— Прощай, милая Мэнди. Когда попадешь в ад, не забудь передать от меня привет своему отцу.
Автомобиль налетел на мужчину. Глухой, тяжелый удар. Короткий оборванный вскрик. Машина сошла с дороги, однако не остановилась. И когда Мэнди уже подумала, что все в порядке, что она цела и невредима, что они целы и невредимы, из темноты выступил телеграфный столб.
Она не успела даже закричать. «Форд-эксплорер» врезался в толстый деревянный столб на скорости тридцать пять миль в час. Передний бампер ушел вниз, задний взлетел вверх. Мэнди бросило вперед, на лобовое стекло, и металлическая рама раздавила ее макушку.
У пассажира таких проблем не возникло. Широкая лента ремня безопасности стиснула грудь, вжав в спинку сиденья как раз в тот момент, когда передок «форда» превратился в лепешку. Голова пассажира дернулась вперед. Внутренние органы вскинулись вверх, на мгновение перебив дыхание. Пассажир охнул, зажмурился, но через несколько секунд давление ушло. Машина осела. Он тоже. Все было в порядке.
Пассажир расстегнул пряжку ремня. Он сделал это голыми руками, потому что хорошо подготовился и не беспокоился из-за отпечатков пальцев. Спешить тоже некуда. Сельская дорога, ранний предрассветный час. Пройдет минут десять — двадцать, а то и полчаса, прежде чем кто-то проедет мимо.
Он осмотрел прекрасную, милую, сексуальную Мэнди. Слабый пульс еще прощупывался, но теперь у нее отсутствовала едва ли не вся верхняя часть черепа. Тело еще пыталось бороться за жизнь, хотя у мозга уже никаких шансов.
Он мог поздравить себя с успехом. Полтора года планирования, тщательной подготовки не прошли даром. Аманда Джейн Куинси умерла. Умерла в страхе, умерла в сомнениях, умерла с разбитым сердцем.
Они еще не поквитались, он и Пирс Куинси, но начало положено.
1
Четырнадцать месяцев спустя Портленд, штат Орегон
Был понедельник. Частный детектив Лоррейн Коннер сидела, сгорбившись у заваленного бумагами письменного стола. Потыкав в клавиатуру старого и не всегда сговорчивого ноутбука, она угрюмо уставилась на результаты, представленные на экране монитора, потом повторила операцию, получила те же удручающие цифры и наградила их тем же мрачным взглядом. Компьютер, однако, не испугался и оставил все как есть.Чертов файл, подумала она. Чертовы цифры. Чертова жара. И еще этот чертов вентилятор. Она купила его всего лишь на прошлой неделе, а он уже отказывался работать и приступал к исполнению обязанностей только после того, как получал пару тумаков. Лоррейн отвесила вентилятору требуемую двойную порцию и наконец-то получила в качестве вознаграждения слабый ветерок. Боже, эта погода ее доконает.
Три часа дня. Солнце светило в полную силу, столбики термометров ползли вверх, словно вознамерясь установить новый температурный рекорд июля для города Портленда, что в штате Орегон. Строго говоря, в Портленде не бывает так нелепо, абсурдно жарко, как на Восточном побережье. Теоретически здесь не должно быть так же влажно, как на юге. К несчастью, климат в наше время, похоже, не понимает таких простых вещей. Рейни уже давно сменила тенниску на белый топ, который теперь прилепился к телу, а голые локти оставляли на поверхности стола влажные пятна. Если станет жарче, придется взять ноутбук в душевую.
Конечно, можно было бы воспользоваться кондиционером, но, выполняя собственноручно разработанную «программу по затягиванию поясов», Рейни приходилось проветривать свою просторную однокомнатную квартиру на чердачном этаже по старинке, открыв все окна и включив маломощный вентилятор. К сожалению, такой пустяк, как жара, хуже всего сказывался именно на Лоррейн. Прохладнее на ее восьмом этаже не становилось, зато содержание смога в воздухе увеличилось в несколько раз.
Не лучший день для того, чтобы «затягивать пояс». Особенно в самом шикарном районе Портленда — Перле, где кофе со льдом подают практически на каждом углу, а все без исключения кафе с гордостью предлагают отведать «наивкуснейшее мороженое». Видит Бог, большинство ее тянущихся вверх соседей наверняка сидят сейчас в «Старбакс» [1], наслаждаясь кондиционированным уютом и делая нелегкий выбор между чаем со льдом и горячим шоколадом.
Но не Рейни. Нет, новая, улучшенная Рейни сидела в своей роскошной квартирке на верхнем этаже роскошного восьмиэтажного дома в роскошном квартале и пыталась решить, что важнее — деньги на стиральную машину или карбюратор для пятнадцатилетней развалюхи. С одной стороны, чистая одежда всегда производит благоприятное впечатление при знакомстве с новым клиентом. С другой — что толку брать новые дела, если у тебя нет возможности их выполнить. Мелочи, мелочи.
Она предприняла еще одну попытку договориться с компьютером по поводу бюджета, но чертова машина продемонстрировала полное отсутствие воображения, выдав прежний, пессимистический, результат. Рейни вздохнула. Она только что сдала тест на получение лицензии частного детектива. Хорошая новость — теперь она могла работать на адвокатов защиты в качестве следователя, то есть играть роль Пола Дрейка при Перри Мейсоне. Но хорошая новость не бывает без плохой — двухгодичная лицензия обошлась в семьсот баксов. Потом пришлось выложить еще сотню. И наконец, расстаться с восемьюстами баксами за страховку.
В общем, компания «Коннер инвестигейшнс» шла в гору, если не считать того, что ее бюджет потерял тысячу шестьсот долларов и это сказывалось на фирме не самым лучшим образом.
— Но мне хочется есть, — попыталась объяснить Рейни, однако файлу деловых операций не было никакого дела до ее желаний.
Прозвенел звонок. Рейни выпрямилась, удивленно мигнула и растерянно провела ладонью по волосам. На сегодня никаких клиентов не намечалось. Она заглянула в общую комнату, где стоял телевизор, настроенный на камеры наблюдения и показывавший в данный момент вид с главного входа.
Перед запертой дверью стоял хорошо одетый мужчина с припорошенными сединой волосами. В тот момент, когда Рейни посмотрела на экран, мужчина, вся поза которого выражала терпеливое ожидание, еще раз надавил кнопку звонка и, подняв голову, повернулся лицом к камере.
Рейни ничего не смогла с собой поделать. У нее перехватило дыхание. Может быть, даже остановилось сердце. Она посмотрела на него, последнего из тех, кого ожидала здесь увидеть, и внутри у нее все полетело вверх тормашками.
Рука снова потянулась к недавно подстриженным волосам. Рейни еще сама не привыкла к собственному новому облику, а ее голова с этой прической напоминала из-за жары проволочную щетку для мытья посуды. Топ тоже выглядела не лучшим образом — старый и пропахший потом.
Шорты из обрезанных джинсов, рваные, поношенные, с бахромой, никак не тянули на одежду сыщика-профессионала. Она занималась бумажной работой, не выходя из дома, и прихорашиваться было ни к чему, а то… О Боже, а побрызгалась ли она утром дезодорантом?
Старший специальный агент Пирс Куинси продолжал смотреть в объектив камеры наблюдения, и в его синих глазах ощущалось напряжение.
Носившиеся в голове Рейни разрозненные мысли замедлили ход и упорядочились. Пальцы замерли в ложбинке у горла. Она внимательно разглядывала того, кого видела в последний раз более восьми месяцев назад. Того, кто уже шесть месяцев не звонил.
Те же морщинки в уголках глаз. Те же глубокие борозды на лбу. Твердое, сухое лицо человека, которому приходится слишком часто иметь дело со смертью.
Будь она проклята, если ей все это не нравилось!
Тот же безупречно пошитый костюм. Те же непроницаемые, застывшие черты. В мире не было другого такого, как спецагент Куинси.
Он позвонил в третий раз, всем своим видом показывая, что не намерен уходить. Приняв решение, Куинси редко отступал от него. Вот только в случае с ней…
Рейни недовольно тряхнула головой. Нет, нет, не надо так думать. Они оба пытались, но у них ничего не вышло. Чего бы Куинси ни хотел от нее сейчас, это вряд ли касается ее лично. Она впустила его.
Поднявшись на восьмой этаж, Куинси постучал в дверь. Рейни хватило времени, чтобы опрыснуть себя дезодорантом, но уже ничто на свете не могло спасти волосы. Она рывком открыла дверь, уперлась рукой в обтянутое джинсой бедро и, балансируя на одной ноге, встретила гостя бодрым «Привет!».
— Здравствуй, Рейни.
Она ждала. Пауза затягивалась, и первым, к огромному удовлетворению Рейни, не выдержал Куинси.
— Я уже начал беспокоиться, что не застану тебя. Думал, может, ты на деле.
— Ну, как ты понимаешь, даже хорошие парни не могут работать все время.
Куинси поднял бровь. Его сухой тон моментально отозвался в Рейни ностальгическими воспоминаниями.
— А я и не знал.
Она невольно улыбнулась, открыла дверь немного шире и впустила его в квартиру.
Куинси не стал сразу высказывать свое мнение, а обошел ее жилище с самым небрежным видом, который, конечно, мог бы ввести в заблуждение кого-то, но не Рейни. Четыре месяца назад она потратила большую часть своих сбережений на эту вот квартиру на последнем этаже и хорошо знала, какое впечатление производит ее обитель. Одиннадцатифутовые потолки над переоборудованным складским помещением. Открытое, залитое солнцем пространство, разделенное кухонной стойкой и восемью гигантскими поддерживающими колоннами на четыре функциональные зоны: кухню, спальню, общую комнату и кабинет. Огромные окна, занимающие целую стену и сохранившие оригинальное стекло 1925 года.
Предыдущая владелица выложила вход теплым красным кирпичом и раскрасила жилое пространство грубоватыми красками земли: желтовато-коричневой и рыжевато-красной. В результате получилось то, что называется в журналах «шиком потертости», то, на что сама Рейни никогда бы не решилась. Квартира едва не привела новоиспеченного детектива к банкротству, но, едва увидев ее, Рейни поняла — это то, что надо. Модная, роскошная, красивая. И может быть, если бы новая и улучшенная Лоррейн Коннер пожила какое-то время в такой квартире, то и сама бы стала такой.
— Мило, — сказал наконец Куинси. Рейни пристально посмотрела на него, но, похоже, Куинси говорил искренне, и она хмыкнула в ответ.
— Не знал, что ты умеешь красить губкой, — заметил гость.
— Не я. Предыдущая хозяйка.
— Вот как. Что ж, отличная работа. Новая прическа?
— Пришлось пожертвовать волосами, чтобы купить этот чердак.
— Ты всегда была сообразительной. Не очень организованной, судя по письменному столу, но сообразительной.
— Зачем ты здесь?
Куинси помолчал, потом неохотно улыбнулся:
— В чем тебе не откажешь, так это в умении переходить к делу.
— А тебе в умении уходить от ответа.
— Туше.
Рейни вскинула бровь, показывая, что не удовлетворена ответом, и, усевшись на стол, стала ждать. Хорошо зная Куинси, она не сомневалась, что такая тактика принесет ей успех.
Старший специальный агент Пирс Куинси начал карьеру в профильном отделе Федерального бюро расследований в те далекие времена, когда этот отдел назывался вспомогательным подразделением, и вскоре стал одним из самых лучших. Шесть лет назад после одного особенно тяжелого дела он перешел на работу в отдел бихевиористики, где посвятил себя изучению будущих потенциальных способов убийства. Кроме того, он преподавал в Академии ФБР в Квонтико.
Рейни познакомилась с ним год назад в своем родном городке Бейкерсвилле, когда тишину и покой этого тихого местечка нарушило жестокое массовое убийство. Вместе с Куинси она побывала на месте преступления и уже тогда была поражена бесстрастием, с которым ее новый знакомый смотрел на меловые контуры тел жертв — маленьких девочек.
Поначалу ей не хватало его собранности и самообладания. Рейни обрела их в последующие дни расследования, когда дела в родном городе пошли совсем плохо и она наконец поняла, сколь многого должна бояться. Урок давался тяжело. Куинси, бывший в начале расследования союзником Рейни, стал ее якорем. А к концу дела появились намеки на что-то большее.
Потом Рейни лишилась работы в департаменте шерифа, а еще через некоторое время окружной прокурор предъявил ей обвинение в убийстве, совершенном четырнадцатью годами ранее, и она провела четыре месяца за решеткой в ожидании суда. Восемь месяцев назад обвинения против Рейни были внезапно сняты без какого-либо объяснения причин. Все закончилось.
Адвокат высказал предположение, что, возможно, дело закрыли по указанию сверху, благодаря вмешательству некоего влиятельного лица. Рейни не поднимала эту тему, но всегда подозревала, что «влиятельным лицом» был Куинси. Сейчас это обстоятельство отнюдь не способствовало сближению, а скорее даже стояло между ними.
Он был старший специальный агент Пирс Куинси, человек, поймавший Джима Беккета, человек, нашедший Генри Хокинса, человек, возможно, знавший, что случилось с Джимми Хоффой [2].
Она же была просто Лоррейн Коннер, и ей предстояло сделать еще очень и очень много, чтобы наладить собственную жизнь.
— У меня есть для тебя работа, — сказал Куинси. Рейни едва удержалась, чтобы не хмыкнуть.
— Что? Разве Бюро для тебя уже недостаточно хорошо?
— Это… — неуверенно начал он, — это личное.
— Перестань, Куинси. Бюро — твоя жизнь. Оно — все твое личное. И все, чем оно занимается, для тебя личное.
— Это дело в большей степени, чем большинство других. Ты дашь мне стакан воды?
Рейни задумчиво нахмурилась. Куинси с миссией личного характера. Сказать, что она была заинтригована, значило не сказать ничего.
Рейни сходила на кухню, налила два стакана воды, добавила побольше льда и вернулась в гостиную. Куинси уже расположился на ее чересчур пухлой, в голубую полоску, софе. Диван, старый и облезлый, был одним из немногих предметов, напоминавших о жизни в Бейкерсвилле. Там Рейни жила в крохотном домишке в стиле ранчо, окруженном высоченными соснами. Там не завывали сирены, не бывало поздних гостей. Только скорбное уханье совы да бесконечные вечера с одними и теми же воспоминаниями: мать с бутылкой, мать с поднятыми кулаками, мать с размозженной головой.
Не все перемены, случившиеся в жизни Рейни в последнее время, были плохи.
Куинси долго пил воду, потом снял пиджак и аккуратно положил его на подлокотник дивана. Плечевая кобура на фоне белой рубашки казалась темным пятном.
— Моя дочь… в прошлом месяце мы похоронили Мэнди.
— Ох, Куинси, мне так жаль, — инстинктивно откликнулась Рейни и тут же сжала пальцы в кулаки, чтобы не совершить какой-нибудь глупости, например, не положить руку ему на плечо.
Она знала об автомобильной аварии, в которую попала Мэнди, как знала и то, что последовало за этим. Год назад двадцатитрехлетняя дочь Куинси налетела на телеграфный столб, получив при столкновении тяжелое повреждение мозга. В больнице ее сразу же подсоединили к системе жизнеобеспечения, но только лишь для того, чтобы сохранить органы для трансплантации. К сожалению, получилось так, что бывшая жена Куинси, Бетти, приняла искусственное поддержание жизнедеятельности за саму жизнь и отказалась дать разрешение на отключение аппарата. Куинси и Бетти поссорились. В конце концов Куинси оставил ночные бдения у постели дочери и вернулся на работу, приняв таким образом решение, еще более отвратившее от него бывшую супругу.
— Бетти все же дала разрешение, — добавила Рейни. Куинси кивнул.
— Я и не думал… Для меня Мэнди умерла уже более года назад. Не думал, что будет так трудно.
— Она же твоя дочь. Странно, если бы такое воспринималось легко.
— Рейни…
Казалось, он собирался что-то сказать, может быть, на мгновение захваченный чувством былой близости, чувством, располагающим к несвойственной ему откровенности. Потом этот миг прошел. Куинси покачал головой.
— Я хочу воспользоваться твоими услугами.
— Почему?
— Хочу, чтобы ты занялась тем дорожным происшествием. Хочу, чтобы выяснила, был ли это только несчастный случай. — Рейни ошеломленно молчала, и Куинси, от которого не укрылось ее сомнение, твердо добавил: — Вскрылись некоторые обстоятельства. Мне нужно, чтобы ты провела расследование.
— Насколько я помню, она была пьяна, — сказала Рейни, стараясь оправиться от потрясения, вызванного необычной просьбой. — Она была пьяна и поэтому сбила человека, собаку и телеграфный столб. Все. Конец. Точка.
— Мэнди действительно была пьяна. В больнице подтвердили, что уровень алкоголя в крови в два раза превышал допустимый, но меня интересует, как случилось, что она напилась. На похоронах я разговаривал с некоторыми из ее подруг, и одна из них, Мэри Олсен, утверждает, что большую часть вечера Аманда провела у нее дома, где пила только диет-колу и играла в карты. Да, я не общался с Мэнди какое-то время. Ты… ты же знаешь, что у нас с ней не было особенно близких отношений. Но, судя по всему, за шесть месяцев до этого инцидента Мэнди стала ходить на собрания «Анонимных алкоголиков», и дела у нее складывались неплохо. Друзья гордились ее успехами. Рейни нахмурилась.