Гарнетт Джулиана. Прекрасная колдунья

   — Но если Джон станет королем, что будет с Рональдом?
   Оуэн заворочался, и тут же в углах послышался осторожный шорох соломы: какие-то невидимые существа бросились врассыпную.
   — Рону надо будет что-то предпринять, полагаю. Он знаком с английскими порядками и должен найти выход. Ведь он имел дело с Джоном, много общался с Ричардом, а еще раньше — и с королем Генрихом.
   — И все же было жестоко посылать восьмилетнего мальчика в чужие края, отрывая от дома и семьи. О чем отец Рона думал, когда пошел на это?
   Воцарилось долгое молчание. Потом Оуэн веско сказал:
   — У лорда Гриффина не было выбора. Ему пришлось отдать своего младшего сына в заложники, иначе мог погибнуть весь его род. Генрих был силен, а силы уэльсцев были в то время подорваны голодом и болезнями. Поэтому ему пришлось подчиниться требованию Генриха и отправить своего сына ко двору. Положение было тяжелое.
   — И теперь Рональд вернулся домой…
   Оуэн сказал слегка дрогнувшим голосом:
   — Да, теперь, после двадцати одного года молчания и ненависти он вернулся домой.
   — Ненависти?
   — Да. Лорд Рональд не хотел уезжать тогда. Он был еще слишком молод и не мог всего понять. Мы писали ему, лорд Гриффин и я, но он никогда не отвечал на наши письма. Никогда не мог простить нам, что мы отдали его врагам! Но в конце концов он прижился там, стал одним из них, так что теперь он больше англичанин, чем уэльсец.
   После долгой паузы Джина сказала:
   — Я так не думаю. Я не могу, конечно, говорить за него, но мне показалось, Рональд очень рад, что он дома. Возможно, он стремился к этому всегда…
   — Возможно.
   Они замолчали, и в наступившей тишине Джина вдруг ощутила близость кого-то родного. Кто-то как будто звал ее по имени, хотя не было слышно ни звука.
   Она привстала на своей соломенной постели и насторожилась.
   — Что там? Ты что-то слышишь? — тихо спросил Оуэн из своего угла.
   — Я… я не уверена. — Во мраке раздавались только приглушенные стоны узников за стеной да слабое звяканье цепей. — Возможно, мне просто показалось.
   Bella. Ты здесь?.. Ты меня слышишь?.. Которая дверь?
   Нет, ей не показалось!
   — Бьяджо, это Бьяджо!.. Я слышу его… Он меня зовет! Господи, но как же я дам ему знать, где я?
   Она вскочила на ноги, дико озираясь в поисках чего-то, чем можно было бы подать знак или просто ударить в дверь.
   — Бьяджо — итальянец, — подсказал Оуэн, — так позови его на этом языке. Стражники не поймут. Они решат, что ты кричишь просто от отчаяния.
   Повернувшись к двери, Джина подождала, пока снова не послышался его мысленный призыв, и крикнула в ответ по-итальянски:
   — Иди прямо, Бьяджо! Седьмая дверь! Прямо до конца!
   Потом замолчала и прислушалась, ожидая ответа. Снова наступила тишина: казалось, Бьяджо ее не слышал. Но вдруг она опять уловила его беззвучную речь — на этот раз ближе и гораздо отчетливей:
   Я слышал тебя. Седьмая дверь? Потерпи немного, я ско… О Господи, да отстань ты от меня, пьяный дурак!.. Это я не тебе, bella, а одному идиоту, который выпил слишком много… вернее, наоборот, недостаточно… Будь наготове, я сейчас!..
   И снова тишина. Но она слышала его! Он здесь! Он спасет ее! Радостная улыбка играла на ее губах, когда она повернулась к Оуэну.
   — Вы разве не слышали? Он мне ответил! Мы спасены!
   Поднявшись на ноги, Оуэн подошел к двери и прислушался.
   — Похоже, у меня слух не такой острый. Эх, если б только со мной был мой меч! Как бы я хотел увидеть Гэвина на конце его лезвия!
   — Едва ли лорд Рональд уступит вам это удовольствие.
   Прошло еще несколько минут, которые узникам показались часами. Вдруг из дальнего конца коридора до них донесся какой-то шум. Факел за дверью их камеры замигал. Хлопнула металлическая дверь, громко прозвенев в подземной тишине. Послышались крики людей, звон стали о сталь.
   — Они пришли! — Оуэн заломил руки и сделал глубокий вздох. — О Господи, молю: уж если мне придется умереть, сделай так, чтобы я умер с мечом в руках!
   — Лучше молитесь за успех, — сказала Джина. — Не тратьте молитвы понапрасну. Они нам могут понадобиться, когда мы выберемся отсюда.
   Ответные слова Оуэна были заглушены шумом и криками уже поблизости, рядом с дверью. Топот ног, мужские ругательства, лязг мечей, стоны боли — все смешалось в хаотическом беспорядке. Джина отступила от двери, не зная, спасены они… или погибли.
   Ее дар был бессилен в этой невероятной сумятице: ужасный сумбур из страха, ожесточения, ненависти обрушился на нее. Джина пошатнулась и прислонилась к стене, борясь с этой подавляющей сознание лавиной, грозящей поглотить, истощить ее.
   Внезапно сквозь туман смутных образов она увидела, как дверь распахнулась и комок сплетенных в схватке, ожесточенно дерущихся людей ворвался в их темницу, как одно гигантское бесформенное существо. Прижавшись к стене, она вцепилась пальцами в камень, отчаянно стараясь удержаться на ногах.
   Когда сражающиеся приблизились к ней, она различила среди них знакомую фигуру. Рональд! Его светлая шевелюра возвышалась над другими, как яркое знамя среди темных голов. Он был без шлема и сражался с бешеной яростью.
   Вдруг Джина увидела, что какой-то человек взмахнул мечом над незащищенной головой Рональда. Смертельный холодок пробежал у нее по спине. Без раздумий она схватилась за полу куртки этого человека и изо всех сил дернула. Обернувшись, тот яростно замахнулся на нее, но Рональд успел воспользоваться возникшим преимуществом, и его быстрый разящий меч вонзился в грудь солдата. Захрипев, нападавший упал на застланный соломой пол, но, падая, он вцепился руками в Джину и увлек ее за собой.
   С ужасом и отвращением девушка пыталась оттолкнуть его безжизненное тело, но справиться с этим не могла. Паника охватила ее, почти лишив рассудка, и Джина издала дикий вопль, что есть силы отбиваясь от этого вцепившегося в нее в смертельном объятии окровавленного тела.
   Внезапно она почувствовала, как чья-то сильная рука поймала ее за поднятую руку и грубо потащила по грязной соломе. Джина боролась, вырываясь и брыкаясь, но не могла освободиться. Она скользила то на одном, то на другом колене, пытаясь удержаться, но пол от пропитанной кровью соломы превратился в каток. Последним усилием она отчаянно вцепилась в дверной косяк, однако грубый рывок оторвал ее и увлек в темный коридор. Волосы упали ей на глаза, ткань платья натянулась вокруг шеи, грозя удушить. Джина изловчилась и разорвала ее свободной рукой.
   — Ну вот и все, — услышала она знакомый голос, и человек, тащивший ее, выпустил наконец ее руку.
   — Рон! — прохрипела она. — Рон!..
   — Мне дорого стоила твоя глупость, — тяжело дыша, бросил он. — Так что сиди теперь смирно и не двигайся с места, пока я не приду.
   Не такой она представляла себе эту встречу! Джина надеялась прочесть в глазах Рона любовь, которая заставила его ринуться на ее спасение. Но в них не было даже радости — только холодный стальной блеск. А она-то уже была готова броситься ему на шею!
   Джина призвала на помощь всю свою гордость. После того, что она вынесла, она не позволит ему тащить ее по полу, словно какую-то тряпичную куклу! Ее терпение кончилось! И, сжав одну руку в кулак, она изо всей силы ударила его по лицу.
   Рон охнул и слегка дернул головой. Глаза его сузились, и вдруг он, наклонившись, подхватил Джину под колени и легко перекинул через правое плечо. Джина хлопнулась грудью о его спину и изо всех сил заколотила по ней кулачками, но быстро поняла, что сопротивляться бесполезно. Тогда она схватилась за кожаный ремень, на котором висел его щит, чтобы хотя бы не свалиться, и покорно отдалась судьбе.
   Коридор качался туманным пятном при свете факела, и когда она приподнялась, чтобы бросить взгляд назад, то увидела, что схватка закончилась. Люди Рональда, запыхавшиеся, но с победным видом, тащили пленных в одну камеру, а тела убитых — в другую. Оуэн, стоящий среди них с мечом в руке, улыбался, видя, как Рональд уносит ее на плече.
   — Оуэн!.. — удалось выдохнуть ей. — Остановите его!..
   У меня нет права вмешиваться, — последовал мысленный ответ, — да тебе и безопаснее с ним, чем с любым другим мужчиной…
   В последний раз стукнув с досадой кулаком по спине Рональда, уносившего ее, словно мешок с тряпьем, Джина с горечью подумала, что ошиблась и в Оуэне, и в нем. Что он собирается сделать с ней?..
   На этот вопрос она никак не могла найти ответа.

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

   Когда Рон увидел, как Джина, словно разъяренная кошка, вцепилась в дерущегося солдата, ярость, рожденная страхом за нее, охватила его. На какой-то краткий миг он с ужасом подумал, что не успеет вовремя нанести удар, чтобы остановить занесенный над ней смертоносный меч. Время застыло для него в одно леденящее душу мгновение. В отчаянье спеша ей на помощь, он тянулся сквозь клубок дерущихся людей, чувствуя себя так, словно изо всех сил борется с океанской волной, с могучим приливом.
   А когда эта короткая, но ожесточенная схватка была выиграна, он думал только об одном: как быстрее избавить ее от опасности. И что заслужил? Какую награду? Удар по лицу, и притом такой сильный, что едва не выбил ему пару зубов! Ей еще повезло, что он не отплатил ей сгоряча тем же самым.
   Не обращая внимания на гневные вопли Джины, он быстро понес ее через коридор. А когда по пути она слишком уж разбушевалась и ее брыкающиеся ноги угрожали расквасить ему нос, Рон чувствительно шлепнул ее по заду, чтобы знала, что он не намерен шутить. После чего она замолчала и успокоилась.
   Все так же перекинув Джину через плечо, Рон быстро прошел мимо входа в главный зал, где его люди еще расправлялись с последними из сопротивляющихся солдат Гэвина, и свернул к винтовой лестнице. Большая часть старых солдат побросала оружие, как только узнала герб Рональда на щитах. Только люди Гэвина и принца Джона продолжали отчаянно сопротивляться: они знали, что на пощаду им рассчитывать не приходится.
   — Эй! Куда ты тащишь мою госпожу? — услышал он вдруг за спиной задиристый голос.
   Рональд остановился и опустил Джину на ноги, удерживая ее, однако, левой рукой. В правой он по-прежнему держал обнаженный меч. Джина попыталась стряхнуть его руку и вырваться, но он сжал ее пальцы покрепче, чтобы она стояла спокойно.
   В разорванной окровавленной одежде, с кинжалом на изготовку, Бьяджо хмуро приблизился к ним и остановился напротив. Но не успел он заговорить, как Рональд набросился на него:
   — Какого черта ты ослушался моего приказа?! Я же не велел тебе ходить в темницу!
   — У меня есть своя голова на плечах! — огрызнулся Бьяджо. — Если бы я не пошел, там было бы гораздо больше трезвых часовых, готовых к бешеному сопротивлению. Разве не любезно было с моей стороны принести этим беднягам несколько бутылей вина?
   — Я не об этом. Ты ослушался моего приказа и тем самым подверг Джину опасности!
   — Нет, милорд, как раз наоборот — я первым обнаружил темницу, в которой она содержалась.
   — Это правда. — Джина дернула руку и сердито фыркнула, когда Рон ее не отпустил. — Бьяджо первым проник туда, и он…
   — Довольно! В темнице ты была в безопасности, хотя и не в очень комфортабельных условиях. А этот щенок всполошил всю стражу.
   — Неправда! — возмутился Бьяджо. — Я принес туда столько вина, что все стражники совершенно окосели и твоим тщедушным солдатикам удалось справиться с ними без всякого труда.
   Рон слегка улыбнулся, сдаваясь, хотя ему трудно было признать, что парень прав.
   — Какой храбрец! — насмешливо бросил он. — Но я что-то не видел тебя среди сражающихся.
   — Значит, плохо смотрел! — Бьяджо поднял свой окровавленный кинжал. — Я был там.
   — Пожалуйста, перестаньте, — вмешалась Джина. — Вы наскакиваете друг на друга, как два петуха. Лучше бы вы…
   Но Рональд снова стиснул ее руку, и она замолчала, а молодой итальянец мрачно посмотрел на них.
   — Кстати, куда ты нес ее сейчас?
   — Ко мне в комнату, — спокойно ответил Рон.
   Услышав это, Бьяджо напрягся и весь потемнел, а Джина в очередной раз попыталась вырваться. Но Рон крепко прижал ее к себе, а когда Бьяджо сделал шаг вперед, предостерегающе поднял свой меч.
   — Стой! Ни шагу дальше!
   Черные глаза Бьяджо сверкнули.
   — Ты думаешь, я позволю тебе насильно утащить ее? Разве я не говорил, что моя преданность тебе зависит от интересов моей госпожи?
   — Говорил, — улыбнулся Рон. — Но с чего ты решил, что я хочу причинить ей зло? Разве она совершила что-то ужасное? Что-то такое, что способно разозлить меня? — Он многозначительно взглянул на Джину, и та покраснела. — По-твоему, я бросился спасать ее только для того, чтобы причинить ей вред?
   — Не знаю, что ты считаешь вредом, а что благом. — Бьяджо сделал еще шаг вперед и с презрением взглянул на обнаженный меч, угрожающе поднятый перед ним. — Но я первым обнаружил ее. И только благодаря мне твои люди и ты сам проникли в Гленлайон, словно воры. Но я сделал это вовсе не для того, чтобы ты, словно девку, тащил ее к себе в комнату!
   Джине совсем не понравилось, что он использовал ситуацию именно так. Она надменно вздернула подбородок.
   — Успокойся, Бьяджо, — сказала она. — Он не сделает мне ничего плохого.
   — В этом я совсем не уверен. — Бьяджо испытующе взглянул на Рона, потом опять на нее. — Он не слишком-то благодушно настроен.
   Джина улыбнулась.
   — Как и ты. — Она повернулась к Рону с гордо поднятой головой, и он ослабил свою хватку. Но рукой все еще придерживал ее, чтобы схватить покрепче в случае необходимости. Джина перевела взгляд с него на Бьяджо. — Вы оба покрыты кровью и потом. От вас пахнет так, словно вы резали свиней.
   — И это в благодарность за то, что я рисковал жизнью, чтобы тебя спасти? — насмешливо сказал Рональд. — У тебя странное понятие о таких вещах, цветочек.
   — Прекратите ссориться из-за меня, словно два пса из-за кости! — резко ответила она. — А если ты думаешь…
   — Хватит, цветочек. — Рон предостерегающе поднял руку, и она умолкла, успев бросить на него яростный взгляд. Он слегка улыбнулся. Эта неожиданная покорность смягчила его, и он уже более миролюбиво повернулся к Бьяджо. — Уже поздно, и я слишком устал. Так что отправляйся пока к сэру Роберту и помоги ему найти кров и еду для наших людей. А завтра мы поговорим.
   Хотя глаза юноши все еще непримиримо горели, он неохотно кивнул головой.
   — Ладно, я пойду… Но не потому, что ты мне приказал, а потому, что моя госпожа желает этого.
   Не прибавив больше ни слова, Бьяджо повернулся и исчез.
   — Тебе не следовало так набрасываться на него, — пробормотала Джина укоризненно, когда Рон повел ее по узкой винтовой лестнице наверх.
   В длинном коридоре, в который они вышли, лежало множество распростертых на каменном полу людей. Горящие факелы шипели, бросая мерцающий свет на их неподвижные тела. Джина содрогнулась.
   — Они выглядят так, словно спят, а не мертвы.
   — Так оно и есть! — засмеялся Рон, и она с удивлением вскинула на него глаза.
   — Что ты имеешь в виду?
   — А то, что этот итальянский щенок, по-видимому, твой самый способный ученик. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. Джина уставилась на Рона широко раскрытыми невинными глазами, что, однако, ни на секунду не обмануло его. — Это снотворное, цветочек. В винных бочонках его было столько, что хватило, чтобы усыпить весь гарнизон. Сопротивлялись только те, кто или вовсе не пил, или выпил недостаточно.
   Джина одобрительно кивнула.
   — Очень умно с его стороны. Но только интересно, как ему удалось это.
   — У Бьяджо, похоже, много талантов…
   Рон остановился в полумраке коридора и, открыв какую-то дверь, вгляделся в полумрак комнаты. Две перезрелые матроны съежились от страха в углу и жалобно запричитали, когда увидели его. Рон с досадой захлопнул дверь.
   — Можно подумать, что я — привидение… Ладно. Все равно эта комната слишком маленькая.
   Он потянул Джину дальше по коридору, на ходу открывая двери. Наконец одна из комнат показалась ему подходящей для владельца замка, и он распахнул дверь пошире.
   Комната, куда они вошли, была просторной и богато обставленной, с массивной кроватью у одной стены и большой жаровней, полной раскаленных углей, посредине. Ее узорчатые гобелены слегка заколебались от сквозняка, а огоньки свечей затрепетали в ветвистых канделябрах. Похоже, что комнату эту покинули второпях — постель была разобрана, а на ковре валялись опрокинутые стулья.
   — Неплохо, — окинув взглядом обстановку, сказал Рон. — Нет, не упирайся, цветочек, и не вздумай опять сбежать. У меня нет настроения гоняться за тобой.
   Втащив Джину внутрь, он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Металл глухо лязгнул, и Рон увидел, как она вздрогнула.
   Вложив наконец в ножны свой меч, он снял со спины щит и прислонил его к стене. Потом скрестил руки на груди и взглянул на Джину. Волосы ее перепутались и разметались по плечам в ужасающем беспорядке. Накидка исчезла, платье было порвано и испачкано, а на ноге оказалась только одна туфля. Но, несмотря на грязные полосы на лице и царапины на руках, она стояла перед ним целой и невредимой! И была по-прежнему красивой — настолько, что он почувствовал, как в нем невольно возникает желание. Это было совсем некстати, он вовсе не для этого привел ее сюда! Рональд хотел только окончательно убедиться, что она не предала его, не вступила в сговор с Гэвином.
   — Ты собираешься наконец объяснить мне свои поступки? — спросил он нетерпеливо. — Что-то ты слишком молчалива для женщины, которая прежде без умолку болтала.
   Откинув волосы с глаз, она с вызовом вздернула подбородок.
   — А если я предпочту обойтись без объяснений?
   — Я бы не советовал. У меня сейчас не то настроение, когда можно водить меня за нос.
   Воцарилось напряженное молчание. Губы Джины плотно сжались, а в глазах появился мятежный блеск, не предвещавший ничего хорошего.
   — Если ты намекаешь на мое бегство от тебя в лесу, то я просто не желала спать с собой!
   — Вот как? В таком случае, я бы хотел вернуться еще дальше. Начнем с самого начала. Или ты уже позабыла столь давние события? — Рон направился к столу, взял бутыль с вином и поднял глаза на Джину; она, казалось, с трудом сохраняла самообладание. — Я уверен, что ты помнишь ту ночь.
   — Да.
   Это было сказано хриплым слабым шепотом. Рон улыбнулся.
   — Странно, что я помню так мало. А ведь я не из тех, кто теряет память от вина. Впрочем, вина и еды было слишком много. Зато явно недостаточно кое-чего еще… — Он налил вина в кубок и понюхал его. Потом посмотрел на нее поверх кубка, и Джина вспыхнула. — Вино пахнет так же, как то, что я пил в ту ночь, цветочек. В это вино подмешано зелье. Значит, такое же вино я пил той ночью, которую провел с тобой?
   Джина опустила глаза, не решаясь взглянуть на него.
   — Да, — сказала она, — так и было…
   — Зачем ты это сделала?! — Рон с немалым усилием сдержал свой гнев. Черт бы побрал эту умную маленькую лгунью! Она напоила его до бесчувствия, чтобы удержать подальше от Гленлайона. И, значит, наверняка была связана с Гэвином! Его рука сжала кубок с вином. — Значит, ты признаешься, что была подослана, чтобы задержать меня? А подослал тебя скорее всего Гэвин. Что он обещал тебе за это?
   — Ничего. У меня были свои причины…
   — Ну конечно! Хотелось бы услышать, какие.
   Она нетерпеливо махнула рукой.
   — Человек не всегда получает то, что хочет.
   Он сурово посмотрел ей в глаза.
   — Я — всегда!
   Джина понимала: сейчас самое главное — разубедить Рона в том, что она — шпионка. Неважно, каким способом…
   — Что ж, хорошо, раз ты настаиваешь. Ты запретил мне упоминать о пророчестве, поэтому я просто скажу, что ты не вызываешь у меня влечения. Я делала вид, что ты мне нравишься, а ты принял всерьез, что я готова провести с тобой ночь. Но мне нужно было от тебя совсем другое. Поэтому пришлось подлить зелье в твое вино…
   — Ах, вот как!
   Рон медленно поставил на стол кубок с вином и отстегнул перевязь. Потом так же медленно положил оружие на стол. Медленными, размеренными шагами подошел к Джине, пристально глядя ей в лицо. Невольно она сделала шаг назад, Рон сделал еще шаг, раздвинув губы в зловещей ухмылке, и она отступила снова. Так, пятясь, она отступала перед ним, пока не уперлась в дальнюю стену, и тканый узорчатый гобелен, висящий за спиной, заколыхался в такт ее движениям.
   Отвернув лицо от Рональда, Джина закрыла глаза.
   — Ты что, боишься меня? — насмешливо спросил он.
   — Да! — Это слово невольно сорвалось с ее бледных обескровленных губ. — Но не по той причине, о которой ты, верно, думаешь…
   Рон взял ее за плечи, чувствуя голую кожу там, где платье было порвано, и легонько погладил. Так, значит, она притворялась? Но почему же тогда она так дрожит от этой ласки? Ведь теперь притворяться бессмысленно!
   — Ты дрожишь от страха, Джина? — прошептал он, наклонив голову, чтобы дотронуться до ее кожи губами. — Почему ты боишься меня?
   Джина не ответила. Она стояла, словно оцепенев, и только чуть подрагивали ее опущенные ресницы, отбрасывая длинные тени на щеки; губы были плотно сжаты. Рональд скользнул руками вниз, обхватил ее запястья и прижал к своей груди. Он держал их легко, но достаточно крепко, чтобы дать ей понять, что не отпустит ее. А потом медленно, но неуклонно потянул к разобранной постели; его сапоги позванивали шпорами по каменному полу.
   Повернув Джину спиной к кровати, он слегка подтолкнул ее, и она покорно легла навзничь. Тогда Рон оперся одним коленом о матрас и наклонился над ней, испытующе глядя прямо в глаза.
   Разумеется, она боится: ведь он заставил ее признаться в сговоре с его врагами. Но, Боже, каким же он был дураком! Она заигрывала с ним и дразнила его, а он решил, что нравится ей! Ведь он не зеленый юнец, он должен был догадаться… Интересно, какую награду она получила за это? И кто ее послал? Может, не Гэвин, а принц Джон? Ведь некоторые солдаты, которых он видел сегодня ночью, носили цвета принца… Ее проделка очень походила на один из излюбленных способов принца Джона: не раз уже он добивался своих целей, подсылая к рыцарю какую-нибудь девицу.
   Возможно, очень возможно, что Джон положил глаз на Гленлайон. Послал же он Гэвину помощь, чтобы захватить и удержать замок. Это было очень похоже на Джона: не осмеливаясь убить одного из рыцарей Ричарда, подослать хорошенькую девушку, чтобы попытаться отвлечь его от цели. Коварный способ! Коварный и хитрый, как сам Джон…
   Но на этот раз принц просчитался. Рональд не даст себя обмануть!
   — Ну, что? — тихо проговорил он. — Не кажется ли тебе, что настало время все рассказать?
   В этот момент раздался яростный стук в дверь. Рон недовольно оглянулся через плечо. Конечно, это Брайен — никто другой не может явиться так некстати. Но тут за дверью послышался женский плач, а Рон терпеть не мог истерик. С проклятьями он вскочил с постели, бросился к двери и распахнул ее. Навстречу, безудержно рыдая, бросилась молодая белокурая женщина со смутно знакомым ему лицом. Поймав ее в охапку, он с удивлением уставился на нее, а она вцепилась в его кольчугу, орошая ее слезами и лепеча что-то невразумительное по-уэльски.
   — Прекрати! — велел Рональд, отстраняя ее от себя. — Я не знаю, кто тебя обидел, но сегодня ночью мне не до этого. Отправляйся спать, а утром передашь свои жалобы моему управляющему. Он с этим разберется.
   Высвободившись, она посмотрела на него сквозь мокрые спутанные волосы.
   — При чем тут твой управляющий?! — внезапно успокоившись, бросила она и взглянула на Джину в другом конце комнаты. — Отошли эту девку. Нам надо обсудить семейные дела.
   Рон удивленно поднял брови и качнул головой.
   — Она не девка, а ты не из моей семьи. В чем дело? Я не понимаю…
   — Сейчас я объясню, — спокойно сказала странная посетительница. — Ты можешь не знать меня, но я-то тебя знаю. Я бы узнала тебя в любой толпе. Ты совсем как они! Такой же высокий, светловолосый и надменный. Ты совсем как наши братья, Рон!
   Он еще выше поднял брови.
   — Наши братья?
   — Да, наши братья. — Она отступила на шаг, приподняла голову и торжественно провозгласила: — Я — твоя единокровная сестра! Я родилась вне брака уже после того, как ты уехал в Англию. Моя мать была не более знатной, чем вон та девка в твоей постели, но наш отец признал меня. И теперь я его наследница — так же, как и ты, Рон. Так что, как видишь, вопрос о наследстве не так прост. Он даже более сложен, чем ты думаешь: меня выдали замуж за Гэвина Глейморгана.
   Все еще сидя на краю постели, Джина во все глаза смотрела на эту так внезапно ворвавшуюся к ним особу. Она не понимала по-уэльски, но по лицу женщины можно было с легкостью догадаться о ее чувствах. Джина с тревогой взглянула на Рона — и тут ей пришлось труднее. На его лице с быстротой молнии сменялись недоверие, потрясение… Но вот в глазах его сверкнул гнев, и он резко бросил что-то молодой женщине. Та ответила ему в том же тоне, вызывающе глядя на него и упершись руками в бока.
   И вдруг, глядя на них, Джина ужаснулась при мысли, что это, наверное, его жена. Странно, но ей почему-то никогда не приходило в голову, что у Рона может быть жена. Впрочем, раньше она и не задумывалась об этом. Джина хотела одного: чтобы исполнилось пророчество, хотела вернуть свое наследство. Очевидно, постепенно это превратилось в своего рода манию; она утратила всякое чувство реальности. И вот теперь волна острого разочарования нахлынула на нее.