Гаспаров Михаил Леонович. Занимательная Греция

   Это Аристотель научил Александра любить Гомера. Свиток с «Илиадой» всю жизнь лежал у Александра под подушкой вместе с кинжалом. Это был свиток, сделанный по особому царскому заказу: вся огромная поэма была записана на одной папирусной полосе, и так мелко, что ее (будто бы) можно было хранить в ореховой скорлупе. Он говорил: «Во всем мире я завидую только Ахиллу: у него был друг при жизни и певец после смерти». Когда он переправился в Азию, то первое, что он сделал, — это пришел на место, где стояла Троя, и принес жертвы на кургане Ахилла и Патрокла.
   Александр был единственным сыном Филиппа от царицы Олимпиады. Но у Филиппа было много побочных детей от разных любовниц. Александр упрекал отца. Отец отвечал: «Это чтобы ты получил царство не по наследству, а по достоинству».
   Но вскоре стало не до шуток. Филипп отстранил Олимпиаду и взял в жены новую царицу. Не прошло и года, как Филипп был убит. Убил его один придворный юноша, обиженный родственниками молодой царицы и не нашедший защиты у царя. Подговорила его к убийству, конечно, Олимпиада. Убийцу распяли, но, когда его сняли с креста, Олимпиада надела на мертвого золотой венок, а потом сожгла его тело над могилою Филиппа. А молодой царице она послала яд, меч и петлю — на выбор.
   Гибель Филиппа, конечно, не обошлась без предзнаменований. Он готовил поход на Персию и послал спросить пифию, за ним ли будет победа. Пифия ответила: «Бык увенчан цветами, и близок тот, кто заколет!» Филипп принял это за добрую весть и возгордился. На придворном празднестве было шествие в честь двенадцати богов, на колесницах везли их статуи. Филипп велел вывезти за ними тринадцатую колесницу с собственной статуей и пошел за нею сам, без свиты, в белой одежде. Тут его и убили.
   Вся Греция всколыхнулась. Фиванцы и афиняне начали восстание. Но не успели они собрать силы, как под Фивами уже стоял двадцатилетний Александр с македонским войском. Осада была недолгой, а расправа жестокой. Город Фивы был стерт с лица земли; среди развалин оставили стоять только дом поэта Пиндара, прославлявшего когда-то прежних македонских царей. Тридцать тысяч фиванцев были проданы в рабство. Устрашенная Греция оцепенела.
   Александр собрал военачальников и сказал им: «Пора идти на Персию». Военачальники молчали, только Парменион, старый соратник Филиппа, сказал: «Сперва, Александр, роди македонцам такого сына, как ты». Но Александр спешил к славе. Поход был объявлен.
   Александр явился в Дельфы и спросил у оракула, ждет ли его победа. Пифия отказалась дать пророчество: день был неблагоприятен для вещаний. Александр схватил ее и силой потащил к пророческому треножнику. Женщина, с трудом отбиваясь, вскричала: «С тобой не справиться, Александр!» Он отпустил ее: «Только это я и хотел услышать».
   Выступая в поход, он роздал друзьям все свои царские доходы. «Что же ты оставляешь себе?» — спросили его. Он ответил: «Надежду».

Подвиги Александра

   Александр хотел владеть Азией не как захватчик, а как наследник: по праву самого доблестного и мудрого. Когда он проходил через Фригию, ему показали в храме колесницу древнего царя Гордия, дышло которой было привязано к ярму узлом каната из кизиловой коры. Говорили, что кто развяжет этот узел, тот унаследует власть над всей Азией. Александр попробовал и не смог: узел был запутанный. Тогда он взмахнул мечом и разрубил Гордиев узел. Это вошло в пословицу.
   Когда он пришел в Египет, то узнал, что здесь царей считают живыми богами. Тогда он объявил себя богом, сыном Зевса-Аммона. Азиатские народы признали это с готовностью: они привыкли. Греки — другое дело: они негодовали. Афиняне так шумели в своем народном собрании, что оратор Демад им сказал: «Оберегая ваше небо, не прозевайте вашу землю!» Только спартанцы презрительно ответили послу Александра: «Если Александр хочет быть богом — пусть будет!»
   Главная борьба за Азию предстояла с персидским царем Дарием Младшим. Александр уже разбил его в одной битве — предстояла вторая. Дарий предложил Александру мир и половину своего царства. Старый полководец Парменион сказал: «Я согласился бы, будь я Александром». Александр ответил: «А я согласился бы, будь я Парменионом». Дарию он написал: «В небе не может быть двух солнц: покорись или бейся». Дарий дрогнул. Перед самой битвой он опять предложил Александру полцарства и огромный выкуп. Александр ответил: «Ты предлагаешь мне то, что тебе уже не принадлежит».
   Битва произошла под Гавгамелами. Александр победил. Решающей схваткой был натиск персидских колесниц с широкими серпами по бокам: серпы подрезали врагов под колени, как колосья в поле. Александр приказал своим воинам бить копьями о щиты; страшный лязг испугал вражеских лошадей, колесницы дрогнули и повернули назад.
   Дарий бежал. В бегстве его убил изменник — сатрап Бесс. Этим он хотел купить милость Александра. Но Александр ответил изменнику ненавистью. Он не хотел убивать Дария: он хотел принять от него власть и по-царски сделать его своим другом и советником, как когда-то Кир Креза. Бесса он выдал на расправу пленным родственникам и родственницам царя Дария. Они казнили его страшной казнью: изрубили на мелкие куски и из пращей разметали эти куски по пустыне во все стороны.
   Александр стал персидским царем. Он взял в жены дочь Дария и знатнейшим македонянам велел тоже взять персидских жен. Пятьсот молодых персов он велел воспитывать по македонскому обычаю. Когда он сидел на троне, ему должны были кланяться по-восточному, земными поклонами. Македоняне начали роптать. Друг Александра Клит крикнул ему на пиру: «Счастливы те, кто погибли раньше, чем нас стали бить персидскими розгами!» Александр метнул копье и убил Клита.
   Войско шло дальше на восток. Мимо гробницы великого Дария; на ней было написано: «Я — Дарий, царь великий, царь царей, царь персов, царь народов; никто не сделал столько добра друзьям и зла врагам своим; я мог все». Мимо гробницы великого Кира; на ней было написано: «Я — Кир, царь великий, царь царей, царь персов, царь народов; кто бы ты ни был, путник, я знал, что ты придешь; не лишай меня земли, покрывающей мой прах». Гробница эта стоит до сих пор, и в Иране ее чтут, как святыню. Невдалеке был Персеполь, город царских дворцов, столица Персиды; Александр сжег его до основания, это была расплата за сожженные Ксерксом Афины. Александр шел дальше: там за Персией была Индия.
   В Индии были два царства и два царя: Таксил и Пор. Таксил отказался от боя и стал союзником Александра. Пор принял бой, был разбит, но так понравился Александру, что тот вернул ему царство и тоже сделал его своим союзником. Таксил на вызов Александра сказал так: «Я готов дать тебе то, чего у меня больше, и взять у тебя то, чего у тебя больше; зачем нам биться?» Пор был исполинского роста, в бою он сидел на слоне, как всадник на лошади, и слон хоботом вынимал ранившие хозяина стрелы. Взятый в плен, на вопрос, как с ним обращаться, он сказал: «Как с царем». — «Больше ты ничего не скажешь?» — переспросили его. «Если Александр — настоящий царь, этого довольно», — ответил Пор.
   Александр спросил, кто научил Таксила и Пора их благородству и мудрости. Они ответили: «Голые мудрецы». В Греции Диоген был один, в Индии таких мудрецов было много. Они сидели в чаще тропического леса на солнечной поляне, коричневые, прямые, спокойные, не разговаривая друг с другом, погруженные только в свои мысли. Местные жители приносили им по горстке риса в день — больше они ничего не ели. Александр захотел их увидеть. Он послал к ним в лес гонца с рассказом о своих подвигах. Мудрецы сказали: «Неужели Александр не мог добраться до нас без таких хлопот?» Но они согласились видеть его и ответить на его вопросы.
   Александр задал мудрецам десять вопросов и получил десять ответов. Первый вопрос был такой: «Кого в мире больше — живых или мертвых?» — «Живых, — ответили мудрецы, — потому что мертвых больше нет». Второй вопрос: «Что кормит больше животных — земля или море?» — «Земля, потому что море — это тоже часть земли». Третий вопрос: «Какое животное самое хитрое?» — «То, которое еще не попадалось человеку». Четвертый вопрос: «Зачем вы склоняли Пора к борьбе со мной?» — «Чтобы он со славой жил или со славой умер». Пятый вопрос: «Что было раньше — день или ночь?» — «День был раньше на один день». («Трудный ответ!» — сказал Александр. «На трудный вопрос!» — отвечали мудрецы.) Шестой вопрос: «Как заслужить любовь?» — «Будь самым сильным, но не самым страшным». Седьмой вопрос: «Как стать богом?» — «Сделай то, что не под силу человеку». Восьмой вопрос: «Что сильнее — жизнь или смерть?» — «Жизнь: в ней больше страданий». Девятый вопрос: «Когда надо человеку умирать?» — «Когда смерть будет для него лучше жизни». Десятого вопроса историки не запомнили.
   За Индией лежали новые земли, но после разговора с мудрецами Александру уже не так, как прежде, хотелось их покорять. Войско его, измученное бесконечным походом, роптало и требовало возвращения. Александр повернул. Обратный путь шел через дикую выжженную пустыню. Воды не было, вместо нее из Индии взяли с собой несметные запасы вина. Путь войска превратился в пьяное шествие, всюду гремели чаши, свистели флейты, звучали песни, люди падали и больше не вставали. Александр ехал в колеснице, среди пурпурных ковров, под сенью зеленых ветвей, как бог Дионис. В вине он искал забытья: он не знал, зачем ему жить дальше.
   С Александром ехал индийский мудрец Калан: он согласился покинуть родину и стать советником царя. В дороге он заболел и, чтобы избавиться от мучений, сжег себя заживо по индийскому обычаю. («Калан сильнее меня: я сражался с царями, он — с мучениями и смертью», — сказал Александр.) Перед тем как взойти на костер, Калан посмотрел Александру в глаза и сказал: «Мы скоро свидимся». Это было первое предзнаменование смерти Александра.
   Вторым предзнаменованием была смерть Гефестиона, лучшего друга царя. Когда-то Александр вместе с Гефестионом вошел впервые к пленным жене и дочери Дария; Гефестион был одет богаче, пленницы приняли его за Александра и простерлись перед ним ниц. «Ничего, — сказал тогда Александр, — он такой же Александр, как и я». Теперь Гефестион заболел, врач назначил ему диету, Гефестион не утерпел и нарушил ее, и это его погубило. Александр был безутешен. В знак траура греки стригли волосы — в память о Гефестионе Александр остриг гривы коням в своей коннице и разрушил зубцы на городских стенах. Вместо погребальной жертвы он пошел в поход на племя коссеев и перебил всех способных носить оружие. В персидском главном храме он велел погасить священный огонь — раньше это делалось только при смерти царей. «Ты не боишься?» — спросили его. Он не ответил.
   Третье предзнаменование было таинственное. Александр с друзьями играл в мяч в гимнастической комнате своего дворца. По греческому обычаю играли голыми, сложив одежду на кресла. Вдруг игравшие увидели, что на царском кресле в царском одеянии сидит незнакомый человек: грязный, худой, стиснув зубы и глядя тупыми глазами прямо перед собой. Его схватили; он молчал. Его бросили на пытку. Тогда он сказал, что звать его Дионисий, родом он из Мессении, сидел в тюрьме, но к нему явился бог Серапис, снял с него оковы и велел прийти сюда, надеть царское платье и молчать. Его казнили. Но Александр был мрачен.
   Отчего умер Александр? Трезвые люди пожимали плечами и говорили: «От лихорадки после пьяного пира». Скорее всего, так оно и было. Но никто не хотел верить, что покоритель мира во цвете лет умер так случайно. И рассказывали страшные вещи о том, как его отравили. Отравою была вода Стикса: оказывается, эта адская река в одном месте Греции пробивалась из-под земли на поверхность, катила свои зловещие черные воды, а потом опять уходила под землю. Вода в ней была такая ядовитая, что разъедала даже камень и металл. Не разъедала она только козье копыто. В козьем копыте злоумышленники тайно доставили ее из Греции в Вавилон к Александру. И тут на пиру военачальник Александра Кассандр будто бы тайно уронил несколько капель этой воды в чашу царя.
   Он умирал, не оставив наследников своему всемирному царству. Друзья-военачальники толпились у его постели. Александр уже почти не мог говорить. Его спросили: «Кому ты оставляешь царство?» Он прошептал, едва шевеля губами: «Достойнейшему». Его спросили: «Кто будет надгробной жертвой над тобой?» Он выдохнул: «Вы». Когда он умер и начались кровавые войны за власть между его военачальниками, они часто вспоминали это его последнее слово.
   Ему было тридцать три года. И потом, два с половиной века спустя, Юлий Цезарь в свои тридцать три года плакал и говорил: «В моем возрасте Александр уже покорил мир!» А преемник Цезаря Август в свои тридцать три года улыбался и говорил: «Не понимаю, почему Александр предпочел покорять чужие царства, вместо того чтобы хорошо править своим?»

Сказка об Александре

   Если у греков рассказы о подвигах Александра так походили на сказку, то у восточных народов — тем более. Больше всего таких рассказов было у египтян. Это понятно: ведь это у них в стране стоял город Александрия, а в Александрии, в храме при царском дворце, покоилось набальзамированное тело Александра. Египтянам хотелось думать, что этот великий герой — не пришелец, а египетский законный царь, освободивший их страну от персидских поработителей. И они сочинили вот какую историю.
   Много тысячелетий правили Египтом и целым миром цари-звездочеты, потомки богов. Последнего из них звали Нектанеб. Однажды, совершая гадания, узнал он страшную весть: боги отступились от своей страны и отдают ее под персидскую власть, а вызволить ее должен его, Нектанеба, сын, который придет из далекой северной страны. Узнав это, Нектанеб тайно бежал из дворца, переплыл море и явился в Македонии, при дворе Филиппа и Олимпиады. Здесь наслал он царю и царице сон: как Зевс когда-то пришел к фиванской царице Алкмене, и она родила от него Геракла, так теперь Зевс желает прийти к Олимпиаде, чтобы она родила от него героя, который будет еще более велик, чем Геракл. Филипп и Олимпиада возликовали и возблагодарили богов. И тогда Нектанеб в образе бога явился ночью к Олимпиаде, и она родила от него Александра.
   Александр подрос, и Нектанеб стал учить его звездной науке. Однажды стояли они под звездами на крыше дворца, и Александр спросил: «А могут ли предсказать тебе звезды твою собственную смерть?» Нектанеб ответил: «Да, суждено мне умереть от собственного сына». И тогда Александр столкнул Нектанеба с крыши дворца и, наклонясь, сказал разбившемуся: «А не лживы ли твои звезды?» Но Нектанеб, умирая, ответил: «Нет, умер я в назначенный час и от руки собственного сына, потому что ты, Александр, — мой сын, а не Зевса и не Филиппа…» — и тут он рассказал Александру все о себе и о нем, а потом испустил дух.
   Александр возмужал, собрал войско и пошел освобождать отчее царство. Сперва он пошел на запад, покорил римлян, покорил карфагенян, достиг океана у Геракловых столпов на краю света и поставил там надпись. Потом он пошел на юг, и достиг Египта, и увидел там статую Нектанеба, на которой было написано: «Я — царь и бог этой земли, я покинул ее старым, а вернусь в нее молодым, и власть моя будет вновь над целым миром», — и объявил народу, кто он такой, и народ ликовал, и Александр выстроил на этом месте город Александрию. Потом он пошел на восток, победил персидского царя Дария, победил индийского царя Пора, а о том, что было дальше, он сам написал своему учителю, мудрому Аристотелю, приблизительно так:
   «А по сокрушении царя Пора пошел я с войском моим еще того далее, к крайнему морю. И путь был лесом, а лес был душен, и шли мы ночью, потому что днем от зноя нельзя было идти. А в лесу том жили дикие люди, ноги раздвоены, как копыта, лица женские, а зубы псиные; и скорпионы длиною в локоть; и летучие мыши величиною как орлы; и зверь-царезуб, который глотает слона единым глотком. Тридцать ночей мы шли и вышли к великому океану, у которого кончается свет. В том океане виден был остров, и я хотел поплыть на тот остров, но друг мой Филон сказал мне: „Не плыви, царь, а позволь поплыть мне, потому что таких, как я, у тебя много, а такой, как ты, у нас один“. Снарядил он челн и поплыл к тому острову, но остров вдруг ушел в пучину морскую, потому что это был не остров, а чудо-кит, и на том месте вода закрутилась крутнем, и погиб мой друг Филон. А у берега того океана растет дерево, на рассвете малое, а в полдень до небес, а ввечеру опять малое; на ветвях того дерева сидят две птицы, лица у них женские, и говорят они греческим языком. Они мне молвили: „Полно, Александр! одолел ты Дария, одолел ты Пора, нет более в мире места для славы твоей“. А вокруг того дерева живут люди-безголовцы, у которых глаза, нос и рот — на груди; кормятся они только грибами, каждый гриб величиною с щит, а нравом они просты и добры, как дети. Стал я их спрашивать, какие народы живут от них к северу и югу; и сказали они, что к югу живут амазонки, народ женский, мужчин у них нет, живут они войной, и каждая амазонка отрезает себе правую грудь, чтобы она не мешала ей натягивать тетиву лука; а к северу живут народы Гог и Магог, женщин у них нет, живут они тоже войной, едят только сырое мясо и пьют кровь убитых. Тогда мы пошли к югу; и амазонки не стали с нами воевать, а объявили, что хотят справить свадьбу с моими воинами, чтобы родить от них таких же доблестных дочерей, как отцы. Так мы и сделали, а потом амазонки отпустили нас с честью и дарами. Тогда мы пошли к северу; и здесь на нас вышли восемьдесят два царя народов Гог и Магог, но я победил их, прогнал за высокие горы, а в горах поставил медные ворота на железном пороге, высоты в них шестнадцать локтей, а сторожат их триста моих македонян, триста персов и триста индийцев; когда же Гог и Магог выйдут из-за гор, то настанет конец света. Здесь, в горах, была черная пещера, откуда днем видно звезды, и я вошел туда и услышал голос: „Полно, Александр! я — Сесонхосис, предок твой, первый царь Египта, а ныне бог, но имя мое забыто, а твое будет вечно, потому что ты выстроил город Александрию“. Воротясь же к океану, вопросил я людей-безголовцев, какое у них есть славнейшее прорицалище, потому что обняла мою душу забота. И они привели меня в священную рощу Солнца, а там росли два дерева, видом как кипарис, но высотою до небес, и меж ними гнездо птицы феникс, которая смерти не знает, а раз в тысячу лет улетает отсюда в Аравию, там складывает себе костер из благовоний и входит в огонь старой, а выходит юной. Из тех двух деревьев одно говорит по-человечески на восходе, в полдень и на закате солнца, а другое — на восходе луны, в полночь и перед рассветом, и я вопросил те деревья, долго ли мне еще жить, а они ответили: „Полно, Александр! пришло тебе время умереть, а умрешь ты в своем Вавилоне от ближних твоих“. И, услышавши это, повернул я мое войско и пустился обратно в Вавилон к ближним моим…»
   Эту сказку об Александре греки тотчас пересказали по-гречески (и для верности написали, будто автор ее — Каллисфен, племянник Аристотеля и спутник Александра), с греческого ее перевели на западе по-латыни, на востоке — по-сирийски, а с этих языков — на все остальные, прозою и стихами. И полторы тысячи лет не было на западе и востоке более любимого чтения, чем этот «Роман об Александре», «Искандер-намэ», «Повесть о бранях», «Александрия» или как он еще назывался.

Наследники Александра

   Пророчество умирающего Александра сбылось! Тридцать дней тело Александра лежало неприбранным: полководцы спорили за власть. Двадцать лет по всем землям и морям от Афин до Вавилона не утихали войны: полководцы боролись за власть. Александр оставил двух малолетних сыновей, брата, властную мать — все были перебиты, чтобы не мешали сильнейшим. Полководцы сходились в битвах, как бы пробуя силы, и после каждой битвы кто-то погибал и выбывал из большой игры.
   Это были сверстники Александра, удальцы в цвете лет и сил. Об одном рассказывали, что он удержал за рога бешеного быка, несшегося на Александра; о другом — что он заступился перед Александром за казнимого, был сам брошен в яму на съедение льву, но одолел льва голыми руками и стал любимцем Александра. Александр не жалел для них ничего: когда один попросил у него на приданое дочери, Александр дал пятьдесят талантов. «Достаточно десяти», — сказал тот. «Тебе достаточно, а мне недостаточно», — ответил царь. Азиатская добыча пьянила их, они купались в роскоши: один ходил в башмаках, подбитых серебряными гвоздями, другой раскидывал шатры длиною в стадий, третий возил за собой на верблюдах египетский песок, чтобы обсыпаться при гимнастике. И они же умели, вскочив с пурпурных ковров, неделями мчаться по горным бездорожьям, замучивая войска ночными переходами, чтобы напасть на соперника врасплох и чтобы тот погиб, не успев понять, с кем он бьется.
   Цель каждого была одна: стать царем. Только один, может быть самый талантливый, надеяться на это не мог. Его звали Евмен; он был грек, а македоняне не потерпели бы над собою грека. Он бился не за себя, а за единство распадающейся державы. При Александре он был секретарем — среди македонян с копьями он ходил с писчими табличками в руках. Теперь он воевал, побеждал сильнейших, бойцы его любили, но все равно на военных советах он не смел сидеть во главе македонян, а ставил там пустое кресло и говорил, что это место царя Александра. Его взяли изменой. В плену он тосковал: «Пусть меня отпустят или убьют!» Ему сказали: «Смерти ищут не в тюрьме, а в сражении». — «Я искал, но не нашел сильнейшего». — «Значит, нашел теперь: терпи же его волю». Его уморили в тюрьме голодом.
   Победителя Евмена звали Антигон Одноглазый. Он был старше всех соперников, воевал еще при Филиппе, потерял глаз в войне с Афинами. Он первый из соперников объявил себя царем — повязал лоб белой перевязью, диадемой. Льстецы поспешили объявить его и богом — он сказал: «Это неправда, и о том лучше всех знаем я да тот раб, что выносит мой ночной горшок». Держался он запросто; однажды, слушая кифариста, он стал пререкаться с ним, как надо играть, пока тот не воскликнул: «Пусть тебе, царь, никогда не придется так худо, чтобы знать мое дело лучше меня!» Его упрекали за большие поборы: «Александр так не делал». Он отвечал: «Александр пожал жатву с Азии, а я лишь собираю за ним колоски».
   Антигон владел почти всей Азией. Обладать Грецией он послал своего сына, отважного красавца Деметрия: «Эллада — это маяк нашей славы, свет которого льется на весь мир». Деметрий высадился в Афинах с грузом хлеба и созвал народное собрание, чтобы его раздать. Говоря речь, он сделал ошибку в языке, кто-то тотчас перебил его и поправил. «За эту поправку, — воскликнул он, — я дарю вам еще пять тысяч мер хлеба!» Обнищалые афиняне не знали, как восхвалить благодетеля. Его поселили жить в Парфеноне; где он сошел с колесницы, там поставили храм Деметрию Нисходящему; месяц мунихий переименовали в деметрий и даже вместо оракула постановили спрашивать вещанья у Деметрия. «Безумцы!» — сказал кто-то. «Безумнее было бы не быть безумцами», — отвечал старый Демохар.
   У Деметрия было прозвище Полиоркет — «Градоимец». Его осадные машины вселяли ужас. Когда он осаждал Родос, то боевые башни его были семиэтажной высоты, а с моря город запирали корабли не в три, а в пятнадцать рядов гребцов. Это тогда он не взял город потому, что боялся сжечь мастерскую художника Протогена. Сняв осаду, он бросил машины на Родосе, и от продажи их родосцы нажили столько денег, что воздвигли на них в своей гавани чудо света — колосс Родосский, самую большую статую в мире, у которой, говорят, корабли проплывали между ног.
   Но могущество Антигона и Деметрия было недолгим: против них сплотились четверо младших соперников и пересилили. Это были: Птолемей, умнейший из правителей, хитростью залучивший в свою столицу Александрию драгоценные останки великого Александра; Лисимах — тот самый, который был брошен льву и убил льва; Селевк — единственный повторивший поход Александра на Индию и получивший от индийского царя пятьсот слонов; и Кассандр, который будто бы отравил Александра Великого и теперь не мог смотреть даже на его статуи. Решающая битва произошла в Малой Азии. Антигону было восемьдесят лет, он сидел на коне, как исполин; ему крикнули: «Царь, в тебя стреляют!» — он ответил: «В кого же им еще стрелять?» Слоны Селевка решили исход боя. Антигон погиб, Деметрий бежал. Победители поделили державу: Египет — Птолемею, Азию — Селевку, запад Малой Азии и Фракию — Лисимаху, Македонию — Кассандру.
   Деметрий Полиоркет остался царем без царства. Он метался из страны в страну, им восхищались, его прославляли, но закрепиться он нигде не мог. Окруженный в Малой Азии, он сдался на милость Селевка; сыну своему, Антигону Младшему, он переслал приказ: «Считай меня мертвым и, что бы я тебе ни писал, — не слушайся». Антигон умолял Селевка отпустить отца и предлагал себя взамен — Селевк не слушал. Деметрий умер, пьянствуя в плену у Селевка. Сын его, однако, сумел отбить последний, малый, но почетный кусок державы Александра — Македонию.
   За царскими победами приходили царские будни: огромными державами нужно было управлять, а это давалось трудно. Еще Деметрию в Греции приходилось высиживать целые дни перед народом, принимая просьбы и разбирая споры. Однажды, изнемогши, он встал; его ухватила за плащ какая-то старушка: «Выслушай и меня!» — «Нет времени». — «Если нет времени, то нечего и царствовать!» Селевк говорил: «Если бы я знал, чего стоит царская власть, я не наклонился бы поднять упавшую диадему». Антигон Младший говорил сыну: «Помни: царская власть — это только почетное рабство». Сына тоже звали Антигон. Когда против него вспыхнуло восстание, он вышел к народу без стражи, швырнул в толпу царский пурпурный плащ и сказал: «Найдите или такого царя, который бы вам не приказывал, или такого, какого бы вы слушались, а мне ваше царство не в радость, а в тягость!» И народ утих.