За войной с Филиппом последовала война с Антиохом. Царские послы стращали греков, перечисляя рода пеших и конных царских войск. «Не пугайтесь, — сказал грекам Фламинин, — есть много кушаний из одного мяса под разным соусом; так и это все одни и те же сирийцы, только с разным оружием». Военным советником у Антиоха был великий враг Рима — Ганнибал. Тщеславный царь устроил перед ним парад своих войск: пехоты, конницы, колесниц, слонов — в золоте, серебре, в значках, украшениях, бляхах. «Как по-твоему, достаточно этого будет для римлян?»
   — «Достаточно, — ответил Ганнибал, — хоть они и очень жадные». Он понимал, что для римлян это войско будет не угрозой, а добычей.
   Война длилось четыре года. В решающей битве при Магнесии Антиох потерял 50 тысяч человек, римляне (так они утверждали) — только 300. Римлянами командовали два брата Сципиона: старший, прославившийся победой над Ганнибалом и за это прозванный Африканским, и младший, за теперешнее сражение получивший прозвище Азиатского. На Антиоха была наложена огромная дань; чтобы выплатить ее, он пошел с войском обирать вавилонские храмы и там погиб. Сын его был уже во всем покорен римлянам. Когда он попробовал было продолжать наследственную войну с Египтом, римский посол по имени Попилий приказал ему: «Выведи войска назад». Царь сказал: «Я подумаю». Попилий обвел мечом круг у его ног и велел: «Думай, не выходя из круга». Царь повиновался, а слова «Попилиев круг» стали поговоркою.
   Филипп Последний доживал жизнь, копя злобу и силу для ответного удара на Рим. У него было два сына: благородный Деметрий, друг римлян, и низкий Персей, ненавистник римлян. По наговорам Персея Филипп убил старшего сына; это его надломило, убитый стал являться ему во сне, Филипп перестал спать и умер от тоски. Рассчитываться с Римом пришлось Персею. Битва произошла при Пидне, у подножия облачного Олимпа. Все войско Персея было изрублено, Персей спасся, переодевшись простым всадником. Римский полководец Эмилий Павел обещал ему жизнь. Персей хотел броситься к его ногам. «Остановись! — крикнул Эмилий. — Не заставляй меня думать, что ты сам заслужил свое несчастье своим малодушием!» Македония была расчленена на четыре части и скоро стала римской провинцией. Персей умер в плену. Два его сына умерли вместе с ним. Третий остался жив; потом он служил писцом в римском городе Альбе и за красивый почерк был на хорошем счету у начальства.

Рим принимает наследство

   Торжество победы называлось в Риме «триумф». Это было праздничное шествие войска и полководца среди народных рукоплесканий через город, через площадь, на Капитолийский холм, к храму Юпитера — покровителя римского народа. Победу над Македонией праздновали три дня. Такой богатой добычи Рим еще не видел. В первый день везли на 250 телегах статуи и картины греческих мастеров. Во второй день несли захваченное оружие и 750 бочек с серебряной монетой. В третий день вели 120 жертвенных быков с вызолоченными рогами, несли 77 бочек с золотыми монетами, везли дорогое убранство царского двора. На телеге везли оружие и диадему Персея, за телегой шли царские дети с толпой наставников, горько плача, а за ними, в темном платье, с немногими друзьями — бесчувственный от горя царь Персей. Наконец на колеснице, в пурпурном плаще, ехал победоносный Эмилий Павел с лаврами в руке. Перед колесницей несли 300 золотых венков — дары от греческих городов, а за колесницей шло войско, отряд за отрядом, распевая победные песни.
   Вся добыча пошла в казну. Она была так огромна, что с этих пор Рим навсегда перестал собирать налоги с римских граждан. Для себя Эмилий Павел оставил только одну ее часть: ворох свитков греческих книг, библиотеку македонских царей.
   Эмилий Павел, братья Сципионы, Тит Фламинин — это были римляне уже иного закала, чем несгибаемый Фабриций, восхищавший Пирра Эпирского. Их тоже невозможно было сбить с пути добродетели, как солнце с небесного пути. Но с суровостью они умели соединять мягкость, с римской мощью — греческую образованность, с заботой о государстве — заботу о собственной славе. Как когда-то Филипп Македонский, как Антигон Одноглазый, как внук его Антигон, почитатель Зенона, они знали: награда подвигам — слава, а глашатаи славы — греки, и только они. И римские полководцы учили греческий язык, перенимали греческие нравы, везли в Рим греческие картины и статуи. На их счет строились на площадях храмы и портики с коринфскими колоннами. Их дети учились читать по «Одиссее» в топорном латинском переводе самого первого римского поэта — пленного грека из Тарента. Их вольноотпущенники перелицовывали по-латыни комедии Менандра, и на праздниках народ сбегался к подмосткам их смотреть — если поблизости не было более интересной травли зверей или выступлений канатоходцев.
   Вкус ко всему греческому становился в Риме модой, иногда смешной. О полководце Муммии, разорителе Коринфа, рассказывали, будто он, вывозя из Коринфа драгоценные старинные статуи и вазы, предупреждал корабельщиков: «Если потопите — стребую с вас новые». Сенатор Фабий Пиктор написал первую римскую историю от Энея до победы над Ганнибалом — на греческом языке: чтобы греки читали и уважали своих победителей. В предисловии он извинялся за возможные ошибки в греческом языке. Суровый Катон, поборник древних нравов, сказал: «Зачем извиняться за ошибки, если их можно не делать? Кто неволил тебя писать по-гречески?» Сам Катон написал первую римскую историю на латинском языке и первый стал записывать речи, которые произносил в сенате. Он не любил ораторских красот и говорил: «Держись дела, слова найдутся», но своими собственными словами дорожил, как грек.
   В Риме много лет жила тысяча знатных греков — заложников, взятых после битвы при Пидне. В живых оставались уже немногие. Они просили отпустить их на родину. Сенат спорил. Катон сказал: «Разве нет у нас дел поважней? Не все ли равно, кто похоронит кучку дряхлых греков — наши могильщики или ахейские?» Среди этих заложников был знаменитый историк Полибий. Он просил вернуть изгнанникам их почетные должности. Катон с ласковой улыбкой произнес: «Как по-вашему, если Одиссей забыл в пещере Киклопа шляпу и кошелек, станет ли он возвращаться за ними?»
   Полибий жил в Риме, в доме Эмилия Павла, был воспитателем его сыновей — один из этих сыновей скоро станет разорителем Карфагена — и писал историю. Он оглядывался и думал: как случилось, что на его глазах, за время жизни одного поколения, мир из греческого стал римским? И мир представлялся ему огромным механизмом, где во всех государствах, малых и больших, то быстрее, то медленнее, роковым круговоротом совершается смена государственных устройств. Монархия вытесняется аристократией, аристократия — демократией, демократия — тиранией, то есть опять монархией, и каждая фаза — это сперва краткий расцвет, потом долгий упадок. Сейчас в расцвете Рим. Три власти в нем хорошо уравновешены: монархию представляют консулы, аристократию — сенат, демократию — народное собрание; поэтому колесо его истории вращается медленно, господство его будет долгим. Пусть так: все лучше, чем греческая вольность воевать и мириться, когда хочется. Полибий был прав: римской власти над миром хватило еще на шестьсот лет.

«И учитель говорит: „Начните сначала…“»

   У римского поэта Горация есть знаменитая строчка:
 
Греция, взятая в плен, победителей диких пленила…
 
   Так оно и было. Рим правил, и часто правил круто, но во всем, что касалось наук и искусств, философии и красноречия, он был верным учеником Греции. Римских детей старались учить греческому языку раньше, чем родному латинскому; римские юноши приезжали в запустелые, обедневшие Афины брать уроки в Академии, Ликее, эпикурейском Саду и Портике стоиков; римские наместники, проезжая через Грецию в свои провинции, наносили визиты знаменитым греческим философам; римский император Марк Аврелий сам написал книгу по философии (и прекрасную книгу!), и написал ее на греческом языке. Греция дала еще много и отличных писателей, и больших ученых. Но сейчас, прощаясь со свободной Грецией, хочется подумать не об этих великих людях, а о тех маленьких, из которых выходят великие. Заглянем в последний раз в греческую школу. Сейчас у нас к этому есть совсем особенный повод.
   Не только римляне учили греческий язык — грекам тоже приходилось учить латинский. Они делали это неохотно: они гордились собственным языком, они привыкли, что на всех окраинах мира варвары стараются говорить по-гречески, а не греки по-варварски; недаром во всем множестве книг, оставшихся нам от античности, нет ни одного, скажем, греко-египетского или греко-скифского словаря. Но нужда есть нужда, и греческие мальчики стали учить латынь в школах по таким же простеньким учебникам, по которым вы начинаете учить английский или немецкий. Учебники — недолговечные книги; вы сами знаете, как быстро они затрепываются и погибают. До нас почти чудом сохранился один такой учебник. В два столбца, по-гречески и по-латыни, в нем выписаны нехитрые тексты: изречения, Эзоповы басни, мифы, рассказ о Троянской войне и — самое интересное — школьный разговорник. Послушаем же эти коротенькие фразы, похожие на те, которые, конечно, приходилось сочинять и вам.
   До зари я пробудился от сна. Поднялся с постели. Сел. Взял ремешки, сандалии; обулся. Попросил воды умыться. Умываю сперва руки, потом лицо. Умылся; вытерся; отдал полотенце. Надел хитон на голое тело; подпоясался. Помазал голову маслом и причесался. Надел белый плащ. Вышел из спальни с дядькою и с нянькою поздороваться с отцом и матерью. Поздоровался с обоими и поцеловал их. А потом вышел из дому.
   Прихожу в школу. Вошел. Говорю: «Здравствуй, учитель!» И он меня тоже поцеловал и поздоровался. Раб мой дает мне таблички, пенал, грифель. Севши на место, провожу черту, стираю ее. Списываю с прописей; списав, показываю учителю. Он исправляет, зачеркивает. Приказывает мне читать. Потом приказывает передать другому.
   Я выучил слова; я ответил. «А теперь подиктуй мне!» Товарищ мне диктует. «И ты!» — говорит он. Я ему говорю: «Ответь сначала слова». А он мне говорит: «Ты что, не знаешь, что я их еще до тебя ответил?» Я говорю: «Врешь, не ответил». — «Не вру!» — «Ну, если не врешь, то подиктую».
   Тем временем по приказу учителя малыши берутся за буквы и слоги. Диктует им их один из старших. А остальные по порядку отвечают помощнику учителя слова, записывают стихи. Написали, и я кончил первым. Потом, когда мы сели, я учу правила грамматики. Меня вызывают читать; я слышу, как другие пересказывают, излагают смысл, называют действующих лиц. Меня спросили по грамматике: «Какое слово говоришь? Какая это часть речи?» Я ответил; просклонял слова по родам, разделил стихи на стопы.
   Когда мы все это сделали, учитель отпустил нас на завтрак. Отпущенный, прихожу я домой. Переодеваюсь. Беру белый хлеб, маслины, сыр, фиги, орехи, пью холодную воду. Позавтракав, опять прихожу в школу. Вижу, учитель читает. И учитель говорит: «Начните сначала…»

Дела и годы (до н.э.)

   356 — родился Александр Македонский
   336 — Александр становится царем
   334 — Александр идет на Персию
   332 — основание Александрии
   331 — победа при Гавгамелах
   327—326 — Александр в Индии
   323 — смерть Александра
   316 — Антигон Одноглазый побеждает Евмена
   307 — Деметрий Полиоркет в Афинах
   301 — Антигон Одноглазый разбит соперниками
   285—246 — Птолемей II Филадельф и расцвет александрийского Мусея
   283 — смерть Деметрия Полиоркета
   281 — битва и смерть Лисимаха и Селевка
   280—275 — война Пирра в Италии и Сицилии
   279 — галлы перед Дельфами
   264—241 и 218—202 — Рим и Карфаген воюют в Сицилии
   244—241 — царь Агид в Спарте
   237—221 — царь Клеомен в Спарте
   ок. 230 — расцвет математика Эратосфена
   221 — битва при Селласии
   219 — Клеомен погибает в Александрии
   212 — падение Сиракуз и гибель Архимеда
   197 — поражение Филиппа Македонского при Киноскефалах
   196 — Фламинин провозглашает свободу Греции
   190 — поражение Антиоха Великого при Магнесии
   ок. 180 — строительство Пергамского алтаря
   168 — поражение Персея при Пидне. Конец Македонии

Словарь VI
Что общего?

   Бывают родственные слова, родство которых видно сразу. Логика, биология, диалог, логарифм — здесь каждый, даже не зная греческого языка, догадывается, что в словах есть какой-то общий корень. А бывают такие слова, родство которых не бросается в глаза: иногда потому, что исказилась их форма, иногда потому, что слишком далеко разошлись значения. Вот несколько семейств таких неожиданный родственников.
   КОСМОС и КОСМЕТИКА. Греческий корень косм— означает «порядок». Высший образец порядка для грека — мироздание; поэтому оно называется космос. Сотворение мира (космогонию) греки представляли себе как превращение беспорядочного хаоса (буквально «зияния») в упорядоченный космос. Отсюда всем известное слово космонавт («плаватель по космосу»), отсюда же и слово космополит («гражданин мира», сравни: политика): так называли себя люди, отказавшиеся от родины, например Диоген. Но порядок для грека всегда прекрасен; поэтому косметика означает буквально «наука об украшении», а обычно — пудру, крем и прочие средства для лица. Вспомните, кстати, и собственное имя Кузьма (Косьма), которое значит «украшение». А русские слова косматый, космы волос никакого отношения к греческому корню не имеют: это случайное созвучие.
   ГИМНАЗИЯ и ГИМНАСТЕРКА. Греческий корень гимн— означает «голый». Занимаясь спортом, греки раздевались догола; поэтому занятия эти назывались гимнастика, а помещение для этих занятий (больший двор с колоннадой, подсобными помещениями и купальней) — гимнасий. Эти гимнасии быстро стали чем-то вроде клубов, в них любили беседовать философы. Поэтому в Европе XVII—XVIII вв. словом гимназия стали называть школы с преподаванием латинского языка, служившие подготовкой к университету (где лекции читались по-латыни). Это значение перешло и в русский язык. Слово гимнастика тоже перешло во все европейские языки, а от него (через редкое слово гимнастёр — то же, что гимнаст) образовалось слово гимнастёрка — одежда для гимнастики. А слово гимн, торжественная песня, тоже греческое, но пишется иначе (корень химн-) и, стало быть, к этому семейству не принадлежит: опять случайное созвучие.
   МЕТРО и МИТРОПОЛИТ. Корень со значением «мать» — по-гречески метр-, в позднем произношении митр-; а город по-гречески полис (отсюда политика, отсюда Неаполь, Севастополь и т.д.). Стало быть, метрополия — это «город-мать», от которого зависят «города-дочери», то есть колонии. (Почему мать и дочери, а не отец и сыновья? Потому что полис по-гречески женского рода.) В написании митрополия — это главный город православной церковной провинции, а главный священник этой провинции — митрополит. Во французском же произношении метрополь стало значить просто «столица», а прилагательное метрополитен — «столичный»; так называлась компания, строившая в Париже в конце XIX в. подземную железную дорогу, так стала называться и сама эта дорога, а потом очень скоро название это сократилось в метро. А корень -метр— (мера) здесь ни при чем: он пишется через краткое е, которое в и не переходит.
   ТЕАТР и ТЕОРИЯ. Слово тхеаомай значит «смотрю, рассматриваю». Отсюда театр — «зрелище»; отсюда же и теория — «(умо)зрение», и теорема — «предмет рассмотрения, предмет умозрения». Для греков, как всегда, «понять» означало «как своими глазами увидеть».
   ТРАПЕЦИЯ и ТРАПЕЗА. Слово трапедза значит «стол», трапедзион — «столик». От первого слова пошла наша трапеза (застолье); от второго — трапеция (четырехугольник с двумя параллельными и двумя непараллельными сторонами, а затем гимнастический снаряд такой формы). На Черном море есть город Трапезунд (по-турецки Трабзон), основанный когда-то греками из аркадского городка, тоже Трапезунда; считается, что это название могло быть дано по плосковерхой «столовой горе» над одним из этих городов. Может быть, вам попадалось у Островского или Щедрина выражение «в бедном затрапезном платье…»: это не значит «в платье, в котором сидели за столом», это значит «в платье из грубой полосатой ткани фабрики Затрапезнова»; а эта фамилия, в свою очередь, значит что-то вроде «Застольников».
   ЭНЕРГИЯ и КАТОРГА. Корень -эрг— означает «работа»; маленькая единица измерения работы так и называется эрг. Приставка эн— означает «внутри»: энергия — это то, внутри чего как бы заключена возможность работы. Приставку ката— вспомните сами; от нее слово катергон значит «отработка». В средневековой Византии так назывались гребные галеры, на которых гребцами были осужденные преступники; это слово перешло в русский язык в форме каторга («тьму прекрасных кораблей — барок, каторог и шлюпок из ореховых скорлупок…» упоминает в своих стихах Пушкин); а потом так стала называться не только галерная, но и сибирская каторга. Корень эрг— может «перегласовываться» в орг, и тогда от него происходят и о́рган (действующая часть тела), и орга́н (музыкальный инструмент), и организм, и организация. Наконец, встречаясь со звуком о, звук э в греческом языке сливается в у: из хейро-эргия (ручная работа) получалось хирургия, и таким же образом возникли металлургия и драматургия — «металлоделье» и «драмоделье».
   МЕТАЛЛ и ПАРАЛЛЕЛЬ. Слово аллос значит «другой», аллелон — «друг друга». Вспомните корень -агор— в греческих именах и корень -эрг-, о котором только что шла речь, и вы поймете слова аллегория (иносказание) и аллергия (заболевание, при котором организм неправильно, по-другому, срабатывает в ответ на какой-нибудь раздражитель). Если вы интересовались наукой генетикой, то знаете слово аллель: ген синеглазости и ген кареглазости будут аллелями гена цвета глаз. Параллели — это линии, которые идут мимо, вдоль (вспомните приставку пара-) друг друга. А металл — это то, что залегает в земле не в чистом виде, а мета алла (вместе с другими породами), и что необходимо металлан — выискивать (глагол того же корня).
   ПЛАЗМА и ПЛАСТИЛИН. Глагол плассо значит «леплю», прилагательное пластикос — «лепкий», удобный для лепки, существительное пласма — «вылепленная фигура» (а заодно и «выдумка»). Отсюда наше слово пластический — объемный, ощутимый, хорошо оформившийся, такой, что можно потрогать, а от него пластмасса (легко формующаяся масса) и хорошо известный каждому пластилин. А со словом плазма произошло недоразумение. В XIX в. один малосведущий в греческом языке биолог назвал так жидкую, то есть как раз самую бесформенную, часть крови, а в XX в. физики перенесли этот термин на самое бесформенное состояние вещества, когда в нем при сверхвысоких температурах разрушаются даже атомы. Русские же слова пласт, пластина, пластать (родственные слову «плоский») к этому семейству не относятся.
   СТИХИ и СТИХИЯ. Оба эти слова происходят от греческого стихос — «ряд». Стихи — это ряды, которыми располагаются строчки поэтического текста. А стихии — это те простейшие единицы, из которых выстроены эти ряды; первичное значение этого слова — попросту «буквы», а производное — например, те самые элементы мироздания, о которых говорил когда-то Эмпедокл. Элемент — это, собственно, и есть латинский перевод слова стихия; но происхождение этого латинского слова неясно. Было, предположение, что слово это выдумано когда-то искусственно из названий первых букв второго десятка алфавита: эль-эм-эн-т. Мне это нравится, но языковеды в этом очень сомневаются.

Вместо послесловия
Напоминание о мифологии

   Когда я начинал эту книгу, то хотел ни под каким видом не касаться в ней одного предмета: греческой мифологии. Потому что, начав говорить об этом, трудно было бы остановиться — такая это увлекательная тема. Кончив книгу, я вижу, что не сумел сделать то, что хотел: мифы о греческих богах и героях, хоть и мимоходом, но поминаются здесь не раз. Так уж прочно вошли они в состав греческой культуры — даже в самых, казалось бы, прозаических ее проявлениях. Книги с пересказами греческих мифов на русском языке, к счастью, есть. Может быть, многие их читали — или прочтут, если захотят. А для тех, кто их не знает или не помнит, — вот несколько слов, чтобы эти разрозненные мифологические имена складывались хоть в какую-то общую картину.
   Всякая мифология — мы помним — представляет мир большим домашним хозяйством, в котором управляется одно семейство богов. Но в семействе этом сменяются поколение за поколением, и у богов это происходит драматичнее, чем у людей. Боги-сыновья скидывают богов-отцов, но сами живут в вечном страхе, что их скинут боги-внуки. Только греки в своей мифологии сумели развеять это гнетущее ощущение. Они представили себе, что мятеж богов-внуков уже подавлен, наступило всеобщее замирение и мир будет существовать неизменно, спокойно и вечно.
   Боги-отцы у греков назывались титанами, боги-дети — олимпийцами, а боги-внуки — гигантами.
   Вначале были только первобог и первобогиня — Небо и Земля, Уран и Гея. У них родилось первое поколение богов — титаны, но родитель Уран не давал им власти. Тогда титаны свергли родителя и стали править миром сами.
   Главного из титанов звали Кронос. Он боялся, что точно так же и его с братьями свергнут его будущие дети. Поэтому всех детей, которые у него рождались, он тотчас пожирал заживо. Спастись удалось лишь одному — тому, которого звали Зевс. Он вырос, скрытый на острове Крите, его вспоила молоком коза. Выросши, он восстал на Кроноса, низверг его и заставил изрыгнуть сожранных им братьев и сестер. Потом была великая война богов-детей с богами-отцами — титаномахия. Младшие боги одержали верх, поселились на горе Олимп и начали править миром. Зевс стал владыкой неба, его брат Посейдон — владыкой моря, третий брат Аид — владыкой подземного царства.
   Имена двенадцати богов-олимпийцев вы знаете. Три богини среди них были сестрами Зевса — это Гера, ставшая его женой, небесной царицей; Деметра, богиня земледелия, мать Девы-Персефоны, которую похитил в жены подземный бог Аид; и тихая Гестия, богиня домашнего очага. Семеро было детьми Зевса: Афина, богиня мудрости, родившаяся из его головы, покровительница мастеров и воинов; Аполлон, бог-вещатель с луком и лирой, окруженный Музами, покровительницами искусств; Артемида, богиня охоты, попечительница рожениц; Дионис, бог вина и виноделия; Гермес, бог-вестник, покровитель дорог, путников и торговцев; Гефест, хромой бог-кузнец, и Арес, дикий бог-воин. Только одна олимпийская богиня принадлежала к старшему поколению небожителей — Афродита, родившаяся из пены морской, царица любви и красоты, мать Эроса, поражающего сердца любовью. Кроме того, над миром продолжал ходить солнечный титан Гелиос, а вокруг мира продолжал плескаться морской титан Океан. Подземное царство Аида и Персефоны было окружено ядовитой рекою Стиксом, через нее перевозил души мертвых мрачный лодочник Харон, а потом их судили загробные судьи Минос и Эак, сыновья Зевса; это тот Минос, который был критским царем и дал земле первые законы.
   Кроме богов, мир населяли еще и маленькие люди. Боги их не любили. Их вылепил из глины титан Прометей, дал им жизнь, научил всем знаниям и даже похитил для них огонь у богов. За это Зевс, как мы знаем, распял Прометея на Кавказских горах, а людей едва не погубил всемирным потопом; но из потопа спасся и вновь заселил землю герой Девкалион. И тут отношение Зевса к роду человеческому вдруг — хотя бы на время — переменилось. Причина этому была вот какова.
   Олимпийцы знали: теперь их черед бояться, что явится новое поколение богов и свергнет их, как они свергли титанов. Это новое поколение уже вырастало в недрах матери-Земли: гиганты, буйные змееногие исполины. Однако Зевсу удалось открыть спасительную тайну: олимпийцы сумеют одержать победу над мятежом гигантов, но только если им помогут маленькие люди — хотя бы один человек. Это значило: о людях нужно заботиться, из них нужно выращивать бойцов, сильных и могучих. Ради этого боги стали сходиться со смертными женщинами, и те рождали от них детей — смертных, но сильных, как полубоги. Их и стали называть героями. Силу свою они упражняли, очищая землю от злодеев и чудовищ.
   В Фивах рассказывали о герое Кадме, основателе Кадмеи, победителе страшного пещерного дракона. В Аргосе рассказывали о герое Персее, который на краю света отрубил голову чудовищной Горгоне, от чьего взгляда люди обращались в камень, а потом победил морское чудовище — Кита. В Афинах рассказывали о герое Тесее, который освободил среднюю Грецию от злых разбойников, а потом на Крите убил быкоголового людоеда Минотавра, сидевшего во дворце с запутанными переходами — Лабиринте; он не заблудился в Лабиринте потому, что держался за нить, которую дала ему критская царевна Ариадна, ставшая потом женой бога Диониса. В Пелопоннесе (названном так по имени еще одного героя — Пелопа) рассказывали о героях-близнецах Касторе и Полидевке, ставших потом богами-покровителями конников и борцов. Море покорил герой Ясон: на корабле «Арго» со своими друзьями-аргонавтами он привез в Грецию с восточного края света «золотое руно» — шкуру золотого барана, сошедшего с небес. Небо покорил герой Дедал, строитель Лабиринта: на крыльях из птичьих перьев, скрепленных воском, он улетел из критского плена в родные Афины, хотя сын его Икар, летевший вместе с ним, не удержался в воздухе и погиб.