Гауптман Г. Перед заходом Солнца

Маттиас. Инкен, ну, как ты не хочешь понять! Я не имею права связывать
тебя с моей судьбой. Будь я молод, я создал бы тебе новую жизнь, в которой
не было бы и мысли о смерти. Увы, это не так.... Стало быть, ты права, когда
собралась от меня уехать - мы должны отказаться от личного счастья из
чувства долга.
Инкен. Вы теперь сами предлагаете мне уехать? Вы хотите отказаться от
личного счастья? Вы хотите убить наши души, а это преступление худшее, чем
убийство физическое! Неужели вы так слепы, что не видите очевидного, того,
что давно увидели все, спросите об этом вашего сына Эгмонта!
Маттиас. Эгмонта?
Инкен. Ну, да, Эгмонта. Разве это не вы так хитро устроили нашу с ним
воскресную прогулку?
Маттиас. Я... Вообще-то я хотел, чтобы это... вы погуляли,
проветрились...
Инкен. Да, да, вы, и не запирайтесь, старый иезуит и нтриган. Разве он
вам ничего не рассказывал?
Маттиас. Да... да, он рассказывал, но... Неужели это правда? Ты - такой
еще ребенок, и я? Я подумал, это просто милая шутка....
Инкен. Вы слишком самоуверенны! Я не выношу вас! Вы все время смотрите
на меня. как на вашу сиделку, как на вашего секретаря, как на красивую
игрушку возле вас... Но никогда не посмотрели на меня как на женщину! Я же
женщина, в конце концов! И хочу любви и счастья! Посмотрите, вот моя грудь,
вот мои ноги, вот мое лицо. глаза, губы...А вы слепой дурак!
Маттиас. Господи, девочка моя... Я бы давно это сказал сам, но, увы, я
не умею... Я думал, я считал, что это просто невозможно. Знаешь, как это
бывает в науке - задача кажется неразрешимой и ты боишься за нее браться
именно поэтому. Мне казалось, что все и вся на этом свете против нашей
любви, меня бросало из одной крайности в другую. От черного мрака
беспросветности к вершинам сияющего рая с тобой вместе.
Инкен И в беспросветном мраке и в солнечном раю мы будем вместе, только
вместе. Иначе мне и рай не нужен. Боги не допустят, чтобы над ними смеялись
люди.
Маттиас. Ты права, моя девочка, я вспоминаю ночь, когда я вынес себе
приговор, страшный приговор, но богам это не понравилось и вот - мир
преобразился!
Инкен. И мы в нем навсегда, любимый.
Маттиас. Да, моя любимая, навсегда. Я знаю, нам будет нелегко, но я
этого не боюсь. Сегодня утром впервые был такой резкий разговор с Беттиной.
Она осыпала меня упреками и зашла очень далеко. Даже воззвала к моей
покойной жене против меня. Мне было больно, ведь она говорила и от имени
других членов моей семьи. Но это все уже позади. Не хочу оглядываться в
прошлое, иначе оно не даст нам быть счастливыми. Теперь, любимая, ты - моя
Антигона, я вверяю тебе искалеченного человека, вернее, что от меня
осталось.
Инкен. Но ты не закончил о семье.
Маттиас. Да, об этом... Ты же знаешь, я не делаю из всего тайну, и наши
отношения стали известны. Правда, сплетня опережает факты, но сейчас она уже
соответствует истине... Мы все решили, любимая. В знак этого, Инкен, прими
это кольцо.
Инкен. Я не могу... Оно слишком дорогое для меня.
Маттиас. Пустяки. Пусть оно соединит нас навеки. Инкен, мне хорошо, моя
душа освободилась и так еще никогда не было в моей жизни. И так -- до
конца... Каков бы он ни был.

Картина пятая.

Дом Маттиаса Клаузена. Гостиная. Cлуга под присмотром Винтера накрывает
на стол. Входит Клямрот.

Эрих. Кто у шефа в кабинете?
Винтер. Наверно, доктор Штайниц.
Эрих. Бросьте, Винтер - я подъезжал сюда и видел, как он выходил из
дома. К тому же там женский голос.
Винтер. Тогда у отца в кабинете его дочь Беттина.
Эрих. Да дурите мне голову! Я что, не знаю, как пищит Беттина?
Ти-ти-ти-ти...
Винтер. Простите, но в таком случае я не знаю, кто сейчас у шефа.
Эрих. Кто не знает? Вы? Да вы слышите каждый чих в этом доме.
Винтер. Стало быть, у меня идеальный слух.
Эрих. Вы изворотливы, как змея! Вам бы дипломатом быть!
Винтер. Вы это уже мне один раз говорили.
Эрих. Могу повторить Кто там? А, впрочем, не отвечайте, я и сам знаю.
Это Инкен Петерс.
Винтер. Возможно.
Эрих. Так, Инкен у шефа в кабинете. А теперь выкладывайте - давно она
там?
Винтер. Не знаю.
Эрих. Вы - человек-змея! Но и вам, как бы вы не вертелись, стрелку
часов не повернуть назад!

(Пальцем считает приборы на столе. Обдумывает, снова считает. Ему
что-то непонятно.)
Входят Беттина и Оттилия.

Беттина. Наконец-то мы снова вместе за семейным завтраком. Я настояла,
чтобы наши семейные завтраки возобновились, как это было при маме.
Эрих. А в это время ваш отец воркует с Инкен в закрытом кабинете.
Беттина С чего это вы взяли? Я вам не верю.
Эрих. Я знаю все.
Беттина. И что все это значит?
Эрих. Что угодно.
Беттина. А куда подевался Винтер? (Уходит.)
Эрих. Оттилия, может у меня что-то со зрением или с арифметикой, но
сколько здесь приборов?
Оттилия . Один, два, три... девять приборов.
Эрих. А сколько человек в нашей семье?
Оттилия Отец, Беттина, ты и я -- четверо... Эгмонт, Вольфганг и
Клотильда -- это семь. Здесь сидит Штайниц, без него папа никуда и шагу не
ступит...
Эрих Черт с ним! А кому этот, девятый прибор?
Оттилия. Не знаю.
Эрих. Нет, знаешь, Оттилия, но не хочешь знать.
Оттилия. Нет, клянусь тебе, Эрих, не может отец нас всех так оскорбить!
Эрих, Ну, от твоих клятв мне ни жарко, ни холодно. Не оскорбит... Ха!
Не знаю, не знаю... Впрочем, я ухожу, у меня нет времени - отец за столом
начнет философствовать, Вольфганг - ему подпевать... Я потому и пью много за
вашими обедами, что подыхаю от скуки. Лучшие куски не лезут в глотку!
Оттилия Ты же говорил, что хочешь завтракать со всеми, что это в
интересах семьи.
Эрих. Да, наверно, все-таки буду. Потому, что у меня мрачные
предчувствия. Я должен знать все, чтобы предупредить хотя бы худшее! Бредни
шефа становятся опасными для всех.
Оттилия. Ради бога, Эрих, не волнуйся, это тебе вредно..
Эрих. Это вам вредно, вы не чувствуете духа времени, витаете в облаках,
а на нашего брата-бизнесмена плевать хотели.
Оттилия. Не преувеличивай, Эрих. Да, нам свойствен некоторый
идеализм... Нашей семье.
Эрих. Как же, идеализм... Нет, здесь слишком душно, Пойду-ка я в сад.
(Уходит.)
Оттилия. Эрих, не убегай! Прошу тебя!

Входят Штайниц и Инкен.
.
Инкен. Здесь я уже один раз была. Этот портрет... Я ее боюсь.
Штейниц. Стоит ли бояться мертвых? Хотя, по правде сказать, это была
важная дама. Она и ее сестры сумели выбрать себе супругов. Их мужья были
люди, которые имели все данные для большой карьеры. И они ее сделали. А эта
госпожа была душой города. В этом доме собиралось столько гостей, что наш
шеф вынужден был ночевать в отеле. Кого только здесь не было - музыканты,
художники, ученые, политики...
Инкен. После этого хочется убежать домой и забиться в угол, как серая
мышка...

Штейниц и Инкен уходят. Снова входит Винтер, появляются Беттина,
Оттилия, профессор Вольфганг Клаузен и Паула-Клотильда.

Паула. Прежде всего, почтим память моей замечательной, незабвенной
свекрови.
Беттина. Как это трогательно, моя добрая Паула!
Паула (поднимая глаза к портрету). Будь с нами! Будь с нами!
Оттилия. Вот и мой Эрих говорит: "Никаких сантиментов, мы должны
сплотиться!"
Беттина О, если бы это было так просто! Ах, как мне тяжело!
Паула. Успокойся, дорогая, все уладится.
Вольфганг. Что здесь происходит? Что за слезы, Беттина?
Беттина. Ничего, ровно ничего, Вольфганг! Все в порядке.
Вольфганг. Что-то слишком много эмоций. Лучше бы я сюда не приезжал.
Сидел бы себе в университете - тишина, покой... Только я и моя наука...
Паула. Кроме твоей науки есть и еще кое-что весьма важное. Ты должен
был приехать.
Беттина. Как мне жаль отца! Боже, какой это возвышенный, чистый
человек! Нет, я этого не перенесу!..
Вольфганг. А что с отцом? Продолжается его странное увлечение?
Оттилия. Приготовься - нас ждет неслыханное оскорбление. Взгляните-ка
на этот стол и попробуйте угадать, кто будет сидеть вот за этим лишним
прибором?

Входит Винтер.

Вольфганг. Винтер, может вы скажете, кого еще ждут кроме доктора и нас?
Винтер. Увы, профессор! Могу только сказать, что сначала приборов было
десять, но шеф велел один прибор убрать. Я ответил: "Простите, но один
прибор все равно лишний". Тогда шеф заметил: "Ничего лишнего не бывает!

Винтер уходит.

Паула Сесть с этой... с этой... за один стол?!..
Вольфганг. Профессор и шлюха - за одним столом? Это может нанести ущерб
моей научной репутации.
Беттина. Нет, нет и еще раз нет! Я не верю, что отец может так
поступить.

Входит Эгмонт.

Эгмонт. Батюшки, не семья, а гнездо растревоженных ос! Что вас так
взбудоражило, родственники?.. Эрих носится по саду, а вы здесь так орете!
Вольфганг. Нет, я всегда был почтительным сыном, но это уже слишком.
Оттилия. Эгмонт, ты знаешь, зачем здесь девятый прибор?
Эгмонт. Наверно для Инкен.
Паула. И ты так просто говоришь об этом, Эгмонт?.
Эгмонт. А как еще об этом можно говорить?
Паула. Ты не понимаешь глубины этого события!
Эгмонт. Хочешь совет, сестренка - не делай изо всего трагедии.
Паула. Нет, это ты ни черта не понимаешь и не видишь. А нам надо
действовать, пока не поздно. Ей предлагали деньги, лишь бы она убралась
отсюда вместе со своей мамашей. Так нет же, не захотела! Она решила
заработать побольше! У нее темное прошлое, говорят, она была просто уличной
девкой, секретаршей по вызову...
Эгмонт. Паула, ты смотришь в кривое зеркало. О предложениях денег я
ничего не знаю, но Инкен... Ты используешь какие-то грязные слухи, а она
вовсе не такая, за нее я головой отвечаю! Кстати, мы с папой и Инкен сегодня
утром были зоологическом саду и чудесно провели там время!..

Входит Штайниц.

Штайниц. Если я здесь лишний, я спокойно уйду.
Эгмонт. Вы пришли весьма кстати, доктор. Моя уважаемая невестка только
что произнесла речь в адрес, достойную прокурора.
Паула. Я говорила только о ее поведении раньше...
Штайниц. Что же вы говорили?
Вольфганг. Не стоит продолжать.
Эгмонт. Нет, отчего же. Например, моя невестка считает, что у Инкен
весьма темное прошлое, что она... Даже повторять не хочется.
Штайниц. Это не ново. Инкен получила анонимные письма, причем
написанные в самых грязных выражениях. В них то же самое, о чем говорила
Паула. Одну из анонимок мне показала ее мать. Иногда даже занятно читать
документы человеческой подлости. Такие, как вот эта открытка. (Достает
открытку из кармана и протягивает ее Пауле Клотильде.) Если кому-нибудь
интересно...
Паула (немного растерявшись, так как открытка написана ею). Зачем вы
даете ее мне? Почему это может меня интересовать?
Штайниц. По одной простой причине - автор этой грубой мазни высказывает
то же мнение, что и вы.
Паула. Какой такой мазни? Какой автор?
Штайниц. Не знаю,-- на то она и анонимка...
Вольфганг (Штайницу). Надеюсь, вы не хотели сказать, что образ мыслей
моей жены совпадает с образом мыслей анонимного автора?
Штайниц. Ну, что вы, профессор, разумеется, нет.
Паула. Такие послания просто сжигают.... Не читая. (Пытается это
сделать, но открытка падает на пол.)
Штайниц. Если бы вы так же отбросили и свое ошибочное мнение об Инкен.
А открытку я сохраню. (Поднимает ее.) Вдруг она понадобится для защиты. В
суде, например...
Паула. Это уж, как хотите, мне безразлично.

Во время этой сцены Вольфганг и Беттина оживленно шепчутся.

Вольфганг. Нет, это невозможно.
Беттина. Клянусь богом, чистая правда, Вольфганг!
Вольфганг. Но это же... это же воровство! И у нас украли самое
священное!.
Беттина. Молчи, прошу тебя, молчи!
Оттилия. Можно узнать, о чем вы шепчетесь?
Беттина. Не спрашивай, сестра. Пусть этот тяжкий крест я несу одна.
Вольфганг. Оттилия -- наша сестра, пусть тоже знает. Отец взял и
подарил Инкен кольцо нашей покойной мамы!
Оттилия. О, господи!
Паула. Вольфганг, пожалуйста, поддержи меня. Мне что-то плохо. Ты прав,
нам лучше было бы не приезжать сюда..
Вольфганг Тогда прими свое любимое лекарство - рюмочку коньяку, Паула.
Кстати, ты уже знаешь, что драгоценности нашей матери постепенно переходят к
любовнице отца.
Паула. Какой кошмар! Это совершенно недопустимо. Какой скандал!..
Эгмонт (Оттилии). Ради бога, ну что вы так расквохтались? Пусть Инкен
позавтракает с нами, слава богу, еды всем хватит!..
Оттилия. Ты что, ничего не слыхал?
Эгмонт. Ну, что еще такого я должен слышать?
Оттилия. Отец разбазаривает драгоценности нашей незабвенной мамы. Эта
Инкен уже носит ее кольца, браслеты, брошки... Боже, что я скажу мужу...
Эрих будет вне себя.

(Быстро уходит искать мужа.)

Вольфганг. Штайниц, ответьте прямо - это правда, что отец купил в
Швейцарии старый замок и начал его реставрацию?
Штайниц. Я знаю только, что такие планы у шефа были. Он не раз говорил,
что хотел бы в старости пожить в уединенном месте.
Вольфганг. Доктор Штайниц, вы - человек справедливый. Скажите, можете
ли вы одобрить отца, если он действительно дарит Инкен мамины драгоценности?
Между прочим, они не только фамильные, но и наши. Вам это странным не
кажется?
Штайниц. Не кажется, так как я не вмешиваюсь в интимную жизнь семьи
Клаузенов. И вы это знаете.
Эгмонт. Точно, у нашей семейки крыша поехала.
Беттина. Эгмонт, умоляю тебя, не говори так! Я не могу это выносить!
Хоть бы Оттилия не рассказала обо всем Эриху. Он всегда очень грубо говорит
об отце. Я лучше пойду к себе. (Уходит.)

Входят Эрих и Оттилия.

Эрих. Ну, это ни в какие ворота не лезет - раздавать фамильные
драгоценности!
Оттилия. Говорят, от них осталась только половина.
Эрих. Очень даже может быть.
Паула. С каким наслаждением я бы вышвырнула к черту этот прибор!

Входит Винтер.

Вольфганг. Ты права. Вннтер, уберите эти тарелки, эту салфетку, эти
вилки и ножи! За семейным столом нас только восемь.
Винтер. Простите, но я не могу. Приказ шефа...
Вольфганг. Хорошо, я сделаю сам. Но подумайте получше - придет время и
я вам это припомню.

Винтер подзывает слугу и тот убирает прибор.

Эгмонт (хватается за голову). Мне начинает казаться, что у нас не
семья, а замаскированный дурдом!
Эрих. Да тихо ты... Кажется, совершается невозможное!

Входят Маттиас и Инкен.

Клаузен (принужденно весело). Доброе утро! Потеряли терпение,
проголодались? А который час? Я пришел с Инкен. Мы с ней и с Эгмонтом
побывали в зоологическом саду. Доставили себе это детское удовольствие...
Очень мило, что вы пришли! С добрым утром, дорогие мои! (06ращаясь к
Вольфгангу.) Кстати, что за дела у тебя адвокатом Ганефельдтом? Он встречал
тебя на вокзале?
Вольфганг. Мы же друзья детства.
Клаузен. К сожалению, это редкий случай в наше время -- молодость и
дружба уходят одновременно. К столу! (Замечает отсутствие Беттины.) Где
Беттина? Пора уже начать завтрак. Эгмонт, милый, скажи Беттине, что мы ее
ждем.

Эгмонт уходит.

Что новенького в университете, дорогой Вольфганг?
Вольфганг. Все как всегда -- ровно ничего.
Клаузен (Клямроту). Как новое оборудование? Уже запустили? Но об этом
поговорим после завтрака. Если Беттина не придет, давайте сядем за стол.
Вольфганг. Мне все же хотелось бы подождать ее.

Возвращается Эгмонт.

Эгмонт. Беттина говорит, что ей сегодня не по себе. Просит начать без
нее.
Клаузен (подчеркнуто, Штайницу). А я прошу Беттину прийти... Ведь она
должна сегодня заменять хозяйку дома. Дорогой Штайниц, надеюсь, вы выясните,
что там с ней приключилось?

Штайниц уходит.

Эгмонт. Пустяки, наверняка, обычная мигрень.
Инкен. Господин Клаузен, вы не очень рассердитесь, если я, с вашего
позволения, уйду.
Клаузен. (Бледнеет, тяжело дышит, хочет говорить, многозначительно
смотрит то на одного, то на другого, собираясь что-то сказать, но
сдерживается, с возрастающим нетерпением молча ходит взад и вперед. Внезапно
останавливается перед Вольфгангом.) Ты, собственно, знаком с госпожой Инкен?
Вольфганг. Нет. В день твоего рождения меня ей не представили.
Клаузен (с ударением). Тебя не представили даме? Итак, я хочу тебя
представить: это мой сын Вольфганг, госпожа Инкен Петерс.

Входят доктор Штайниц и Беттина.

Штайниц. Перед моим искусством болезнь отступила.
Беттина. Прости, папа, я охотно пришла бы и раньше, но думала, что я
больше здесь не нужна.
Клаузен. Почему ты так думала?
Беттина. На это трудно ответить.
Клаузен. Прошу к столу. (Беттине.) Об этом после.

Все садятся. Инкен остается без места. Клаузен замечает это.

Клаузен. Что это значит?
Эгмонт (вскакивает) Садитесь на мое место, Инкен!
Винтер. Извините, шеф. Сначала я накрыл на девять приборов, и...
Кляузен. И что же?.. Куда он делся? Я спрашиваю о девятом приборе.
Винтер. Господин Вольфганг приказал и я...
Кляузен (ударяет кулаком по столу). Черт возьми! Принеси его сюда!

Инкен поспешно ускользает.

Штайниц. Шеф, успокойтесь, ради бога.
Клаузен (приходит в себя, замечает отсутствие Инкен). Где Инкен?
Эгмонт. Она не выдержала нашего бурного гостеприимства.
Клаузен. Эгмонт, пожалуйста, догони ее.

Эгмонт поспешно уходит.

Так. А теперь послушайте меня - скорее вы все, один за другим, покинете
мой дом, чем помешаете Инкен перешагнуть этот порог!

Маттиас уходит. Общее волнение и смятение.

Штайниц. Итак, чего вы добились, господа?
Вольфганг. Перед портретом покойной матери, никто не заставит подавлять
в себе чувство возмущения и отвращения!
Эрих. Что же, во всем этом есть и хорошая сторона. Мы все ясно слышали,
какая судьба нас ждет.
Штайниц. Да, вы это услышали. И когда такие слова произносит такой
человек, как шеф, вряд ли стоит сомневаться, что он так и сделает.
Беттин а (хватается за голову). Я больше ничего не понимаю! Я как
безумная!..
Вольфганг. А это и нельзя понять. Или, может быть, вы, доктор,
объясните мне, как наш отец, который дорожил семьей более всего на свете,
мог сказать такое?
Штайниц. Он раздражен. И справедливо раздражен - его тяжко оскорбили.
(прислушивается). Шеф возвращается.
Вольфганг. А вот я сейчас ему отвечу! Я решился!

Все ждут страшного взрыва гнева. Однако Маттиас входит совершенно
спокойный и непринужденный, будто ничего не произошло. За ним входит Эгмонт.

Эгмонт. Она уехала, я вызвал такси. Просила передать это.

Эгмонт кладет на стол кольцо. Маттиас берет его, разглядывает и кладет
в карман.

Маттиас. Мы припозднились с завтраком, сядем за стол.

Все садятся вокруг стола. Наконец Маттиас начинает разговор.

Что нового в Женеве, господин Клямрот?
Клямрот. В Женеве... Когда? Сейчас? В данную минуту... я... не знаю.
Маттиас. Оттилия, у твоего младшего ребенка была свинка? Надеюсь, он
выздоровел?
Оттилия. Уже давно, папочка! Уже восемь дней, как он играет гуляет на
улице.
Маттиас. Вольфганг, ты читал статью доктора Вейсмана? Он, кажется, твой
коллега?
Вольфганг. А о чем статья!
Маттиас. О чем? О жизни и смерти.
Вольфганг. Ну, отец, жизнь и смерть - это альфа и омега всей
литературы..
Маттиас. Вейсман, однако, утверждает, что существует только жизнь.
Вольфганг. Думаю, он несколько преувеличивает.
Маттиас. Ничуть. Он просто отрицает смерть, как необходимый перерыв для
продолжения и обновления жизни.
Вольфганг. Для молодых смерть -- возможна, для стариков -- неизбежна.
Маттиас. Я вижу, ты статью не читал и ровно ничего в этом не понимаешь.
Надеюсь, ты теперь здорова, Беттина?
Беттина. У меня бывают приступы слабости.
Маттиас (сдерживая волнение, отрывисто). А также головная боль,
мигрень, тошнота... Рад за тебя.
Маттиас (Клямроту). Объясните мне, Эрих, почему последнее время самые
лучшие журналисты работают в других газетах, а не в наших?
Эрих. Кто ж их знает, этих писак. За всем не уследишь.
Маттиас. Вам это и не нужно - общее руководство пока в моих руках. Я
хочу, чтобы каждый делал хорошо свое дело на своем месте.
Эрих. Хочется думать, что я на своем.
Маттиас. Продолжение следует, Беттина?
Беттина Что ты хочешь этим сказать?
Маттиас. Твое хорошее самочувствие все еще продолжается?
Беттина. Так ты думаешь, что я притворялась? Папа, я обычная женщина, а
жизнь ставит иногда такие сложные проблемы.
Маттиас. Еще бы! Но позволь один маленький вопрос: по-твоему,
соблюдение приличий, самых простых, обычных приличий... это очень сложная
проблема?
Беттина. Все зависит от воспитания. Для воспитанных людей быть
приличным нечто само собой разумеющееся.
Маттиас. А как с воспитанием в нашей... в моей семье?
Беттина. Я думаю, нас воспитывали хорошо.
Маттиас. Может, слишком хорошо, хотя... Это тоже плохо, как и качание
на стуле или локти на столе.

Клямрот, который сидит именно таким образом, медленно убирает локти со
стола и выпрямляет стул.

Да, воспитание у вас с явными пробелами, но я хотел бы поговорить о
другом. У меня появилась идея совершенно уйти от дел. Как вы на это
посмотрите, Эрих?
Эрих. А я тут при чем? Зачем вам мое мнение? Спросите у Оттилии. Это
она - ваша дочь.
Маттиас. Что если я, как тот безумный король Лир, поделю сейчас мое
имущество? Кто из вас Корделия?
Вольфганг. Папа решил пошутить.
Маттиас. Ну, предположите на минуту, что я ушел от дел...
Вольфганг. Ты не должен. А на кого ты все оставишь? Мы же ничего не
смыслим в бизнесе.
Маттиас. К сожалению, это сущая правда.
Беттина. Папа, посмотри на нас и ты увидишь - мы не можем без тебя!
Вольфганг. Нам не надо твоего отречения, нам нужно спокойствие и
уверенность за наше будущее. Ведь у меня - дети, у Оттилии - тоже...
Маттиас. А какое же будущее вы уготовили мне?
Эрих. Времена, конечно, тяжелые... Но не стоит беспокоится о вашем
бизнесе. Конечно, вы не всегда одобряли... некоторые мои способы ведения
дел, но... Что поделаешь, я такой человек и вполне мог бы заменить вас.
Маттиас. И уже пригласили юристов для передачи дел, мой дорогой зятек?
Эрих. Как вы могли так подумать! Это оскорбление!
Беттина. Не горячитесь оба. Никто ничего не делит, мы просто хотим
услышать от нашего любимого папы слова любви и согласия. Он сам нам скажет,
как представляет себе будущее. Свое и... наше.
Эрих. Но я говорил только о делах. Только о делах и ни о чем больше. А
в бизнесе нет места любви и согласию - только воля и еще раз воля.
Маттиас. Принимаю вызов, Эрих. Но не боюсь.
Эрих. Это пока еще не вызов.
Маттиас. Отмечаю ваше замечание "пока".
Эгмонт. Ну что вы все опять раскричались? Ведь папа нас все любит.
Маттиас. Браво, Эгмонт! Ты выдал мне справку с печатью, что я не кабан,
пожирающий своих поросят. Спасибо.
Эгмонт. Я не то хотел сказать...
Вольфганг. Хватит пикироваться! Папа, неужели ты не понимаешь, что мы
хотим только одного - твоего доверия?
Маттиас. О, я легко бы вам его оказал, но не вижу потребности.
Вольфганг. Мы недостойны твоего доверия, папа?
Паула. Он нас просто обвинил нас в хамстве!
Маттиас . Да, да и да, именно в хамстве! А кем мне вас считать после
того, как вы обошлись с этой ни в чем не повинной девушкой и с вашим отцом?
Вы - избалованные, вскормленные моим трудом жадные эгоисты. И вы хотите
диктовать вашу волю мне, вашему отцу, вашему защитнику, вашему кормильцу,
наконец? Решили заново переписать четвертую заповедь - "Обесчести мать и
отца своих!" Вы обесчестили и меня и свою мать. А с какой такой стати вы
решили поиграть мной, словно я ваша игрушка? Бог создал людей, наделил их
свободой воли и я свободный человек и сам волен принимать любые решения! Или
вы воображаете, что я позволю вам распоряжаться моей жизнью и смертью?
Эрих. Так далеко мы не заходили, но спокойно смотреть, как вы...
Беттина. Отец, взгляни - наша мама смотрит на тебя!
Маттиас. Не святотатствуй!
Вольфганг. А я считаю святотатством приводить в наш дом девку!
Маттиас. В мой дом!
Беттина. Боже, куда уходят мамины драгоценности!
Маттиас. А, пошли-ка вы все вон отсюда, дорогие детки. Вон!!
Вольфганг. И уйду! Да, уйду с женой и детьми! Уйду, куда глаза глядят,
в нищету, в бездомность...
Эрих. Ну, в нищету, это слишком... Я хороший бизнесмен и обеспечу себя
и свою семью. Но вам не повернуть часовой стрелки назад! Я и сам не хочу
оставаться на тонущем корабле.
Маттиас. Правильно, как крыса.... Вон отсюда все! Забирайте свои
пожитки и вон!
Все уходят. Остается только доктор Штайниц.
Так, кажется мы остались одни...
Штайниц. Мой дорогой, мой старый уважаемый друг...
Маттиас. Кажется, я обрубил все концы...
Штайниц. Это вы сгоряча. Да и все остальные, кажется, тоже
погорячились. Ничего, все образуется. Они поймут, кто прав... Хотите совет,
дружище?
Маттиас. Вы, как всегда, спокойны и благоразумны, Штайниц.
Штайниц. У меня нет другого выбора. Так вот, мой друг, уезжайте.
Отправляйтесь с Инкен в Швейцарию, заодно присмотрите, как там идет
ремонт...
Клаузен. Вы правы, мы уедем, потому что я никому, слышите, Штайниц,
никому, даже детям не дам погасить свет... в моей жизни.

Конец первого действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Картина первая.

Дом Клаузена. Беттина, Клямрот с Оттилией, адвокат Ганефельдт. Входят
Вольфганг с Паулой-Клотильдой. Винтер наблюдает, как слуга расставляет
бокалы на большом столе.

Вольфганг. Что случилось? Мне передали на кафедре, что ты просила меня
срочно приехать. Что-нибудь с отцом?
Беттина. Да. С отцом.
Вольфганг. Обострение болезни? Где он?
Эрих. Шеф в Швейцарии, а болезнь у него все та же. Под названием Инкен
Пертерс.
Вольфганг. Тогда к чему такая спешка? У меня скоро семинар по теории
литературы...
Паула. Хватит с тебя теорий, пора заняться практикой.
Беттина. Хватит, поговорим за столом.
Эрих. Винтер, а где этот старый ворчун Штайниц?
Винтер. Доктор Штайниц уехал отдыхать.
Эрих. В Швейцарию?
Винтер. Почему же в Швейцарию? У доктора есть лодочный домик на озере,