Гауптман Г. Перед заходом Солнца

---------------------------------------------------------------
Origin: http://www.theatre-studio.ru/library/gauptman/peredzahodom.html
---------------------------------------------------------------

Аннотация:
Пьесу Гауптмана ставили много и везде. Правда, это было, в основном,
давно. Сегодны я попробовал прочесть его еще раз, по своему...




Премьера спектакля состоялась 2 декабря 2002 года в Национальном
Русском драматическом театре им. М. Горького в Минске.

Режиссер-постановщик - народный артист Республики Беларусь Борис
ЛУЦЕНКО.

В роли Маттиуса Клаузена народный артист СССР и Республики Беларусь
Ростислав ЯНКОВСКИЙ.


Герхардт ГАУПТМАН

Перевод , литературная редакция и инсценировка
Виктора ЛЕДЕНЕВА

ПЕРЕД ЗАХОДОМ СОЛНЦА

Действующие лица:

Маттиас Клаузен

Вольфганг, его сын
Беттина, его дочь
Отиллия, его дочь
Эгмонт, его сын

Паула_Клотильда, урожденная Рюбзамен,
жена Вольфганга
Эрих Клямрот, муж Отиллии

Штайниц, доктор и друг Маттиаса Клаузена
Винтер, секретарь Маттиаса Клаузена

Инкен Петерс
Анна Петерс, ее мать

Ганефельдт, адвокат
Иммос, пастор
Гюнтер, хозяин кабачка


Пролог.

Вся семья Клаузенов в сборе. Все веселы и счастливы. Они собираются
сделать семейную фотографию, рассаживаются вокру Маттиаса и его жены. У всех
счастливые лица. Несколько фотовспышек, группа слегка меняет позы...
Потом в возникающей суматохе при перемене мест для следующей фотографии
исчезает жена Маттиаса. Она медленно уходит, не оглядываясь.
Вся семья провожает ее взглядами....
Сверху опускается и зависает над сценой портрет жены Маттиаса Клаузена,
красивой женщины в бальном платье и белых перчатках. На одной из перчаток
застыла большая бабочка...

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Дом Маттнуса Клаузена. Нечто среднее между кабинетом, спортивным залом
и зимним садом. Подразумевается пространство позади кабинета. На стене
установлен баскетбольный щит с кольцом. Тренажеры, боксерская груша стене -
перчатки.

Дети - Беттина, Оттилия с Эрихом, Вольф с Паулой-Клотильдой, и Эгмонт
занимаются гимнастикой под музыку. Входит Штайниц.

Беттина. Доброе утро, господин Штайниц!

Штайниц церемонно кланяется всем.

Штайниц. Вы следуете хорошему примеру своего отца. Как это полезно -
утренняя гимнастика. Я вам говорю, как врач.
Эгмонт. Вот и присоединяйтесь к нам, доктор.
Штайниц. Нет уж, увольте. Я врач старомодный и верю только в аспирин
Байера.
Беттина. Уф, я, кажется, тоже передохну. Где отец?
Штайниц. Думаю, он уже заканчивает шестой круг. Скоро будет здесь.
Беттина. Господи, вы не поверите, господин Штайниц, я было отчаялась,
не думала, что такой счастливый день наконец наступит.
Штайниц. Еще как поверю! Я же личный врач и друг вашего отца. Я в него
всегда верил.
Беттина. Но вы же помните, как он был плох. Я имею в виду физически и
морально.
Штайниц. Стоит ли об этом вспоминать в такой день. Все уже позади.
Паула. Стоит. Тем более я хотела бы вспомнить и мою дорогую свекровь.
Это произошло как раз в этот день, когда...
Вольфганг. Паула, может все-таки не стоит.
Беттина. Нет, я думаю, Паула права. Мы не можем не вспомнить сегодня
нашу маму. Она завещала мне заботиться об отце. Беттина, говорила она, твой
отец - великий человек и ему предстоит сделать еще так много на этом свете.
Эрих. Ах, да! Ведь та авария и произошла в день рождения шефа. Куда они
поехали-то?
Эгмонт. Отец хотел отпраздновать свой день рождения в каком-то
маленьком ресторанчике, который он знал еще со времен своей юности.
Паула. Такой осторожный человек, ведь он так замечательно водит
машину...
Эгмонт. Никакая осторожность и мастерство не спасают от пьяного
водителя грузовика..
Беттина. Ну, хватит об этом. Слава Богу, что отец вновь здоров и в
прекрасном расположении духа.
Эрих. За последние годы он впервые отмечает свой день рождения.
Беттина. Еще бы! Ведь папе сегодня исполнилось семьдесят лет. Хватит
разговаривать, надо закончить зарядку.
Эгмонт. Ну, все, я больше не могу...
Вольфганг. Ага, первый сдался, а еще называешь себя спортсменом.
Эгмонт. Да, я спортсмен. Но в наше время я использую не свои ноги и
сердце, а колеса и мощный мотор автомобиля. Господин Штайниц, сегодня у отца
наверняка будет хорошее настроение, намекните ему, что мне пора бы поменять
машину. Мне уже стыдно гонять на этой колымаге - мерседесе.
Паула. Этот небольшой крейсер он называет колымагой.
Эгмонт. Они ничего не понимают. Я присмотрел славный "ягуар"...
Штайниц. Попробую, в такой день все возможно.
Вольфганг. А правда, что город организует факельное шествие в честь
папы?
Щтайниц. Правда.
Паула. Подумаешь, в честь моего отца тоже устраивались факельные
шествия.
Вольфганг. Еще бы, ведь папа у тебя генерал!
Эрих. Господи, неужели шеф каждый день вот так занимается гимнастикой?
Оттилия. Да, папа возобновил свои тренировки и бегает по парку в любую
погоду.
Эрих. С ума сойти!
Эгмонт. Господин Штайниц. я приготовил для отца стихи, вот, послушайте.
Я философию постиг,
Я стал юристом, стал врачом
И ведьмы все мне нипочем,
Хотя бессильны чары -
Остался я... без "ягуара".
Штайниц. Умоляю вас, Эгмонт, прозой у вас получается гораздо лучше.
Такого издевательства над Гете отец вам не простит.
Беттина. Хватит, Эгмонт.
Штайниц. У вас все готово? Встречайте, я, кажется, видел за деревьями
нашего босса.

Все расходятся по разным местам и прячутся в ожидании отца. Штайниц
уходит.
Вбегает Маттиас. Он в спортивном костюме. Начинает делать гимнастику.
Дети выходят,
становятся строем, как в детском саду, берутся за руки. Все они в
детских масках зайчиков, лисичек, кроликов... Хором поют.

Он - хороший парень!
Он - хороший парень!
Он - хороший парень!
Так люди о нем говорят!

С днем рождения, папа!

Маттиас. Вот здорово! Спасибо, дети.... ( Подходит по очереди к
каждому)
Это ты, Вольфганг? Профессор Вольфганг Клаузен! Зайчик! А это ты,
Беттина!
Нет, это ты, Оттилия? Точно! А где же твой муженек? Ага, вот ты где!
Эрих, снимай маску! Мой главный директор - лисенок! А теперь уж я не ошибусь
- Паула-Клотильда!
Ах, это ты, Беттина! Эгмонт! Как я рад, что мы все вместе.
Беттина. А уж как рады мы все.
Эгмонт. Давненько в нашем доме не было настоящего веселья.
Эрих. Целых три года, с тех пор, как...
Оттилия. Тс-с-с! Замолчи!
Эрих, А что я такого сказал?
Беитина. Папа, прими наш скромный, но такой символический подарок.

Дети дарят Маттиасу боксерские перчатки.

Эрих. Вот это точно, удар у шефа будь здоров!
Маттиас. Эрих, в боксе, как и в жизни, удар не самое главное. Гораздо
важнее уметь держать удары.

Маттиас надевает перчатки и проводит несколько ударов по "груше". Дети
аплодируют,
поднимают Маттиаса на руки и выносят с песней "Он - хороший парень!"
Появляется Штайниц и со стороны с улыбкой наблюдает за происходящим. Входит
Инкен с букетом цветов. Замечает Штайница, здоровается. Штайниц церемонно
кланяется.

Инкен. Здравствуйте, господин Штайниц.
Штайниц. Здравствуй, Инкен. Очень хорошо, что ты пришла.
Инкен. Я долго раздумывала и вот, решила поздравить господина
Маттиаса... Это цветы, из маминого сада...
Штайниц. Цветы замечательные. Настоящие, не то, что из цветочного
магазина...
Инкен. Я только поздравлю, подарю цветы и пойду. Мне даже страшно -
здесь столько важных особ.
Штайниц. И не думай. Маттиас будет очень рад тебя видеть в такой день.
Как-никак, а ему сегодня стукнуло семьдесят.
Инкен. Когда я впервые увидела его... ну, тогда, три года назад, когда
вошла в его палату в больнице, думала... я думала, что он неживой.
Штайниц. Скажу по секрету, что и я не очень верил в его выздоровление.
Стыдно врачу признаваться в собственном бессилии, но... что было, то было.
Вот я и решил, что если моему другу так мало осталось жизни, пусть с ним
будет рядом такая прекрасная медсестра, такая девушка, как ты, Инкен.
Инкен. Если бы я догадывалась об этих ваших мыслях, я вы ни за что не
согласилась...
Штайниц. Согласилась бы. У тебя доброе сердечко...
Инкен. Я старалась, как могла... Я так хотела, чтобы он поправился.
Штайниц. Да, как говорят медики, травмы почти не совместимые с
жизнью... А потом еще эта ужасная, эта жуткая депрессия.
Инкен. Спасибо вам, доктор. Ваше искусство возродило его к жизни.
Штайниц. Э. девочка, кажется мое искусство, да и вся медицина мира
здесь не при чем. Это случай. Счастливый случай, что я пригласил тебя
ухаживать за своим больным. Это ты - самое лучшее на свете лекарство.
Инкен. Вы всегда шутите, доктор. И не всегда удачно.
Штайниц, Прости, Инкен, но посмотри на меня - так я выгляжу, когда
говорю серьезно. Знаешь ли ты, дипломированная медсестра, что от депрессии
нет таблеток, а есть только воля и желание жить дальше. И красивая женщина
рядом...
Инкен. Господин Штайниц, а может эта болезнь... вернуться, быть
рецидив?
Штайниц. Э, девочка, это страшная болезнь, она коварна и
непредсказуема. Мы, врачи,
только констатируем ее наличие, но никак не можем гарантировать, что
полностью кого-
нибудь вылечим. Она может явиться нежданно и ударить изподтишка...
Инкен. Как это было почти год назад?
Штайниц. Да, как это было почти год назад. Маттиас ушел из дома. провел
ночь в какой-то дешевой гостинице... И никто не знает толком. что с ним
тогда произошло. Постой, а ты-то откуда все это знаешь?
Инкен. Знаю. Я виделась с ним в ту ночь.
Штайниц. Ну-ка, ну-ка, выкладывай.
Инкен. Я не знаю, могу...
Штайниц. Можешь. Я - врач, мне все можно выкладывать.
Инкен. Он позвонил мне, спросил, умею ли я стенографировать.
Штайниц. И...
Инкен. И я приехала.
Штайниц. А дальше, дальше что?
Инкен. Он диктовал, я стенографировала. Он, он.. Он диктовал свое
завещание... Мне, мне показалось, что он хотел... уйти из жизни... Сам.
Штайниц. Меня это не удивляет. Продолжай.
Инкен. Нечего продолжать. Я отказалась.
Штайниц. Отказалась, что?
Инкен. Отказалась писать это дурацкое завещание. Сказала, что стыдно
думать о смерти, когда перед ним вновь открылась жизнь...
Штайниц. Вот это да! И что же Маттиас? Ему такое показалось не по
нутру?
Инкен. Да. Он потребовал, чтобы я доказала ему, почему это он не может
уйти из жизни, когда сам того пожелает.
Штайниц. С ним трудно спорить, он силен в логике.
Инкен. Еще бы. Я уж и не помню, что я ему отвечала всю ночь...
Глупости, наверно, какие-нибудь...
Штайниц. А вот это совершенно не важно... Важно, что он жив и весел
сегодня. Не важно, что говорить, иногда важнее, кто говорит.
Инкен. Вы опять шутите, я, пожалуй, пойду в сад, подожду, пока начнутся
торжества.
Штайниц. Вот это правильно, на свежем воздухе и среди листвы деревьев
ваша красота тоже расцветает.

Инкен уходит. Штайниц смотрит ей вслед. Входит Беттина.

Беттина. Сейчас приедет мэр. Он будет поздравлять папу и собирается
сделать его почетным гражданином города.
Штайниц. Давно пора. А то Маттиас просто затосковал без этого звания...

Стремительно, в окружении детей входит Маттиас в смокинге и бабочке.

Винтер. Господин Маттиас, приехал мэр и ждет вас в саду.

Маттиас уходит. Начинается бал. Звучит музыка. Инкен скромно стоит в
стороне от гостей. Ее замечает Эгмонт и приглашает на танец. Они танцуют
нечто быстрое, например, рок-н-ролл. Остальные присоединяются к танцу.

Паула. Я удивляюсь твоему отцу. После того, что случилось, он забился в
нору, как барсук, на целых три года и вот нате вам - настоящий праздник.
Вернее, балаган!
Вольфганг. На тебя не угодишь. То тебе не нравится, что отец
предпочитал быть один, теперь - этот праздник. Папа заслужил все эти
почести.и ему приятно их получить.
Паула. А ты знаешь эту девушку, что танцует с твоим шалопаем братцем?
Вольфганг. Ничего, симпатичная малышка! Что ты меня щипаешь? Я сказал
только, что она симпатичная, а кто она, откуда мне знать. Я не знаю всех
слуг в доме.
Паула. Она в доме не служит. Она бывшая медсестра, ухаживала за отцом
во время болезни, а теперь что-то вроде учительницы в маленькой частной
школе.
Вольфганг. Господи, и откуда ты все знаешь?
Паула. От твоего детского друга, адвоката Ганефельдта. Нет, за этими
мужиками нужен глаз да глаз...
Винтер. (Штайницу). Вот язва! Уж ей-то пальца в рот не клади. Вот вы бы
положили ей палец в рот?
Щтайниц. Кому? А, вы имеете в виду Паулу-Клотильду, урожденную
Рюбзамен?
Ни за что! Вы же знаете, я врач и очень дорожу своими конечностями...

Подходит Эрих.

Эрих. Вы мою жену не видели?
Винтер. Видимо, она в саду, там мэр присваивает нашему боссу звание
почетного гражданина.
Эрих. Что же вы мне раньше не сказали?
Штайниц. Он считал, что вы и сами догадаетесь.
Эрих. Не умничайте. Вы изворотливы, как змеи. Вам бы дипломатами
служить.
Винтер. Вы нам льстите, господин Клямрот.
Эрих. У вас ничего не получится, стрелку часов вам не повернуть назад!

Эрих уходит.

Винтер. Что он сказал насчет часов?
Щтайниц. Он сказал, что стрелки часов назад не крутятся.
Винтер. Стрелки? Я что, похож на часовых дел мастера?
Штайниц. Видимо, он подразумевал другое - ни вы, ни я не торопимся
перейти на его сторону и покинуть шефа.
Винтер. Нет уж, шеф для меня всегда шефом и останется.

Инкен стоит в стороне, наблюдая за происходящим. К ней подходят Паула и
Ганефельдт.

Ганефельдт. Здравствуйте, Инкен. Паула, ты не знакома с Инкен Петерс?

(Представляет их друг другу)

Паула. А вы лихо отплясываете, я видела.
Инкен. Что вы, так... как получается...
Паула. А чем вы занимаетесь?
Ганефельдт. Инкен работает...
Инкен. Я могу и сама - я работаю в частной школе.
Паула. И много зарабатываете?
Инкен. У меня шестнадцать детей, по две марки за каждого... Извините,
мне нужно отойти...

Инкен отходит в сторону.

Паула. Нет, она мне не нравится. Гордая какая-то.
Ганефельдт. Отчего же, она славная, очень красивая девушка...
Паула. Господи, и вы туда же... Ох, уж эти мужики. За всем нужен глаз
да глаз.

Входит Клаузен и Мэр.

Мэр. Восхитительный дом! В центре города такой сад, тишина! Прекрасно!
Клаузен. Позвольте, я вам представлю мою дочь Беттину.
Мэр. Очень, очень рад, мы все наслышаны о вашей благотворительной
деятельности...
Беттина. Это мой долг, господин мэр.
Клауцзен. Эриха, мужа моей дочери Оттилии, думаю, вам представлять не
надо?
Эрих. Разве что, как мужа дочери...
Мэр. О, с господином Клямротом мы достаточно хорошо знакомы, только я
на него в обиде - что-то никак не хочет баллотироваться в городской совет.
Эрих. Всему свое время. Стрелки часов назад не повернуть.
Мэр. Какие стрелки? Что-то я не понял.
Маттиас. Эрих у нас слишком деловой человек, вот и говорит загадками...
Пройдите в сад, господин мэр... Отдыхайте, веселитесь. Сегодня - мой день.

Мэр с гостями спускается в сад. Маттиас подзывает Винтера.

Маттиас. Винтер, окажите мне услугу. Я немного устал, весь этот шум...
Встаньте у дверей цербером и никого ко мне не впускайте. Хочу немного побыть
один...

Подходит Штайниц.

Штайниц. Ты устал? Как ты себя чувствуешь?
Маттиас. Нет, дружище, просто слишком много шума. Я уже отвык от всего
этого.
Штайниц. Но твои дети - молодцы, устроили такой праздник. А Беттина,
это она все придумала, просто умница.
Маттиас. Согласен. Знаешь, дружище, твое мнение иногда подобно печати,
которой заверяют документы. Сказал и словно припечатал. Да, Беттина умница,
только...
Штайниц. Она тебя боготворит.
Маттиас. Верно, но иногда до такой степени, что мне становится страшно.
Гейгер. Девочки всегда преклоняются перед отцами. Моя, например,
называет меня Зевсом или Яхве.
Маттиас. Фрейд видит в таких отношениях опасности, которые могут
вредить обеим сторонам. А, в общем, я действительно многим обязан Беттине и
благодарен ей. Она милый и добрый ребенок. Кстати, твоя дочь рассказывает
тебе когда-нибудь свои сны?
Штайниц. Нет. Моя Алиса слишком современная девушка. В лучшем случае
она говорит о спорте или своих преподавателях.
Маттиас А моя дочь рассказывает мне свои сны, и в этих снах я почти
всегда участвую в качестве какого-то высшего существа! Иногда -- вместе с
покойной женой.
Штайниц. Смерть матери сильно повлияла на нее.
Маттиас. Она утверждает, что наш брак вечен, что мы -- я и моя покойная
жена -- неразрывно связаны даже теперь.
Штайниц. Она просто утешает тебя.
Маттиас. Возможно, в первое время после...аварии и смерти жены. Но
сейчас, сейчас, я уже в этом не нуждаюсь. Благодаря тебе, друг мой, и ...
Ну, в общем, я на пути к новой жизни. А сейчас, прости, я бы хотел остаться
один.
Штайниц. Понимаю. В такие дни меня тоже тянет на одиночество. Но, не
увлекайся, а то мэр сочтет себя обиженным и заберет назад свидетельство о
твоем почетном гражданстве.
Маттиас. Ни за что! Я этого не переживу!
Штайниц. Вот то-то же...

Штайниц уходит. Маттиас подходит к портрету жены.

Маттиас. Бабочка... Бабочка на твоей перчатке... Я помню, художник
сказал, что это
он на твоей руке. Навсегда. И вот, бабочка на твоей руке навсегда, твой
портрет тоже... Только тебя нет. Беттина не верит, что ты ушла, она все
время говорит, что мы с тобой связаны какой-то волшебной, какой-то
таинственной нитью. Бедная девочка, у нее всегда были какие-то фантазии...

Подходит к шахматной доске.

Ты помнишь эти шахматы? Мне их подарили на пятидесятилетие... двадцать
лет назад. Я научил тебя играть и мы часто разыгрывали здесь настоящие
баталии.

Жена Маттиаса выходит из портрета и становится у шахматной доски.

Ты хочешь сыграть со мной? Прошу. Кажется, твой ход... Так, ты
подвинула пешку.
Да, ситуация у меня неважная... Мне надо подумать, с кем-то
посоветоваться... Не с кем.
Сколько я разыграл разных дебютов, гамбитов, эндшпилей... Нет, не на
этой доске, в жизни. А эта партия может стать решающей. Что? Ты хочешь
сказать, что я и на этот раз выиграю? Не знаю, не знаю... Уж больно трудная
позиция. Вот, посмотри на черные фигуры, Тебе не кажется, что у них знакомые
лица? Иногда они обступают меня со всех сторон. Мне иногда становится
страшно...
А еще страшнее вспоминать тот день, когда мы поехали с тобой за город.
Сколько раз я хотел все исправить. Тысячи раз я спрашивал себя, зачем в тот
день я сел за руль! Почему я не увидел этот чертов грузовик на несколько
секунд раньше! Почему я не отговорил тебя сесть на заднее сиденье, а не
рядом со мной... Ты захотела быть ближе ко мне... Три года этого кошмара.
Много раз я подходил к той двери, за которой теперь ты и каждый раз меня
что-то удерживало, что-то мешало... Я говорил себе - там покой, там я снова
встречу тебя и... не мог. Ты меня понимаешь? Нет, ты уже давно за той
гранью, когда можно только наблюдать...
Я пойду слоном... Твой ход. Посмотри на меня, если Беттина права и
между нами действительно существует связь, отпусти меня... Я больше не могу
и не хочу вновь и вновь переживать тот день. Мне надоело застывшее время, я
хочу жить дальше. Я могу и хочу жить! Я не могу больше разыгрывать эту
партию с мертвыми... Извини...
Эта партия может продолжаться бесконечно, до тех пор, пока я не умру
или... не сойду с ума. Я не хочу ни того, ни другого. Я смахну все фигуры,
вот так, вот так... Все
партия окончена. Пока я жив, я свободен. Винтер, Винтер.

Входит Винтер.

Друг мой, сходите в сад и позовите госпожу Инкен Петерс.
Винтер. Простите...
Маттиас. Ну, пригласите сюда эту девушку... Она такая, красивая...
Винтер. Сегодня у вас собрались только красивые женщины.
Маттиас. Не дурачьтесь, Винтер. Вы знаете, кого я имею в виду.
Винтер. Разумеется. Но сегодня такой день, шеф, что даже мне хочется
пошутить.
Сейчас приглашу.

Маттиас остается один.

Ты только посмотри на нее. Посмотри и все. Я ничего не прошу, ничего не
решаю. Ты только посмотри на нее. Она тебе понравится...

Маттиас подходит к сейфу и достает из него ожерелье. Смотрит вопрошающе
на портрет жены. Входит Инкен и Винтер. Маттиас прячет ожерелье в карман.

Маттиас. Вы помните мое распоряжение?
Винтер. Разумеется. Сегодня я работаю Цербером.

Винтер уходит.

Маттиас. Здравствуйте, Инкен. Простите, сегодня такой день, так много
гостей... Я уже отвык от такого шума.
Инкен. Что вы, это же замечательно, что так много людей пришли
поздравить вас с днем рождения. И я тоже. Вот, цветы. Поздравляю.
Маттиас. Спасибо. Тронут... Нет, не то... Я хотел сказать..
Инкен. Какой красивый портрет. Очень красивая женщина...
Маттиас. Это моя жена... моя покойная жена...
Инкен. И эта бабочка на перчатке... Очень красиво.
Маттиас. Да, художник говорил, что изобразил себя в этом образе. И
вот...
Инкен. Он остался с нею навечно... Вы иногда говорили об этом, когда
болели... в бреду.
Маттиас. В бреду? Я вспоминал это в бреду?
Инкен. Да, и еще многое... Вы... вы еще говорили о смерти, о
самоубийстве... Чаще всего вы вспоминали какую-то дверь, куда вам хочется
уйти. Простите. Вам это, наверно, неприятно.
Маттиас. Забудьте. Эти дни, слава Богу, прошли. Сегодня надо
веселиться. А у меня.. я хотел сделать вам предложение.
Инкен. Что?
Маттиас. Предложение. Ах, извините, я не то хотел сказать, я хотел...
Инкен. Так, продолжайте. Сначала вы меня разыгрываете, а потом еще
извиняетесь? Интересно.
Маттиас. Нет, Инкен, вы меня не так поняли. Это деловое предложение. Я
предлагаю вам пожить у меня дома.
Инкен. И в каком же качестве? Снова медсестры?
Маттиас. Не, это уже ни к чему. Я хотел предложить вам место секретаря.
Инкен. Так, теперь вы предлагаете мне отбить хлеб у Винтера. Ведь он и
управляющий, и ваш личный секретарь.
Маттиас. И еще - преданный друг. Но у вас будут совсем другие
обязанности. Видите ли,
у меня скопилось много бумаг, черновиков, записей... Штайниц все время
предлагает мне
издать мои старые статьи отдельным изданием. Он утверждает, что мои
соображения, некоторые мои мысли весьма актуальны и сегодня.
Инкен. Я в этом не сомневаюсь.
Маттиас. Вот я и говорю, что вам здесь найдется много работы. Раньше
моими бумагами занималась...
Инкен. Ваша жена. И правильно. Статьи, заметки... это очень личное и
кому, как не жене
заниматься ими...
Маттиас. Еще я хотел...

Маттиас пытается достать ожерелье, но передумывает.

Нет, извините. Думаю, вы сами назначите ваше вознаграждение и скажете
Винтеру.
Инкен. Это очень неожиданно. Можно я подумаю? Хотя, по правде сказать,
я уже почти согласна. Я, пожалуй, пойду.
Маттиас. Да, да, конечно, идите... подумайте... Но я бы очень хотел
чаще видеть вас.

Инкен идет к двери, останавливается перед портретом.

Инкен. (портрету) Вечная бабочка...

Инкен уходит.

Маттиас.(портрету) Что скажешь? Молчишь.... я понимаю. Ты всегда
понимала меня.

Входит Штайниц.

Кто это? Я же сказал Винтеру... Ах, это ты, старый друг...
Штайниц. Опять та же бесконечная партия. И не надоело?
Маттиас. Ты прав, надоело. Но ты видишь, я ее закончил...
Штайниц. Закончил, но не совсем корректно. Решил начать новую?
Маттиас. Да, решил начать все сначала. И не только партию, всю жизнь.
Штайниц. Ты хочешь перечеркнуть все прошлое, свою славную биографию,
сделать из своей жизни чистую доску? Как говорили древние - табула раса?
Маттиас. Да, хотя и боюсь. Начинать всегда страшно. Но одно я знаю
точно, с этой партией я покончил навсегда. Для этого есть серьезная причина.
Штайниц. Я бы сказал - очаровательная причина. Я ее видел и
разговаривал с ней. Она хочет поздравить тебя с юбилеем.
Маттиас. Уже поздравила... И спасибо, лишний раз напомнил, что мне
сегодня - семьдесят. Старик...
Штайниц. Ну, ну, дружище. Человеку столько лет, каким он себя считает.
Брось ты эту арифметику, скучно.
Маттиас. Ты прав. А вот я сейчас покажу всем, сколько мне лет. Кроме
того, я вообще кое-что намерен показать моей семье.

Маттиас стремительно выходит и галантно приглашает Инкен на танец. Они
медленно танцуют вальс- бостон. Гости и дети завороженно смотрят на
прекрасную пару.

Картина вторая.

Сад у дома семейства Петерс. Анна, мать Инкен, возится с цветами.
Входит пастор Иммос.

Иммос. Какой прелестный уголок. Ваши руки творят чудеса, Анна.
Здравствуйте.
Анна. Здравствуйте, господин пастор. Ничего особенного, просто я люблю
копаться в земле.
Иммос. Да, вам простор, побольше земли и вы устроили бы на ней
настоящий цветочный рай.
Анна. Мне и здесь хватает.
Иммос. Я слышал, что адвокат Ганефельдт сделал вам лестное предложении?
Анна. Ничего не слыхала, да и адвокат у нас не бывает. Может, Инкен в
курсе дела?
Иммос. Нет, что вы... Я так, слышал краем уха. Знаете, в церкви много
болтают. А господин Клаузен часто бывает у вас?
Анна. Заходит иногда. Он тоже очень любит цветы.
Иммос. Да, для такого занятого, делового человека настоящее счастье
побывать здесь, посидеть, отдохнуть.
Анна. Ваша правда, господин пастор. После его тяжелой болезни ему и
впрямь надо больше отдыхать.
Иммос. Но подобная болезнь очень коварна, у нее случаются рецидивы..
Анна. Ну, не знаю. Господин Клаузен, когда бывает у нас, всегда в
прекрасном настроении, шутит, смеется.
Иммос. А какие у него взаимоотношения с Инкен? После того, как она
стала работать его секретарем, я слышал, будто они хотят пожениться?
Анна. Мало ли что болтают люди. У них самые невинные отношения. Они
даже на ты друг друга не называют.
Иммос. Но это только внешнее впечатление, а если копнуть глубже,
взглянуть на их дружбу глазами членов его семьи...
Анна. Я женщина простая и не могу смотреть на свою дочь глазами семьи
Клаузенов. Я смотрю своими глазами и ничего плохого в их дружбе не вижу.