Страница:
– За мной! – велел я.
Во дворе Пес носится с довольной мордой, на кухне как будто ждали его прихода, посмотрел на меня и ринулся в распахнутые ворота конюшни.
Арбогастра вывели, что-то пережевывающего на ходу хрустящее. Судя по напряженным лицам конюхов, зубы размалывают явно не зерна овса.
Я жестом велел прикрепить мешки по обе стороны седла. Артур Шницлер наблюдал серьезными глазами, сдержанный и с непроницаемым лицом.
Пес прыгал вокруг и пытался стащить мешки на землю, будто догадывался, что я придумал.
Я сказал громко:
– Какое-то время меня здесь не будет. Но прослежу за всем, что здесь происходит!.. И если что пойдет не так, явлюсь немедленно и страшно покараю всех, кто осмелился. Да, кто осмелился. Помните, я добр и милостив, но… страшен в гневе!
Исократ, учитель Демосфена, в свое время советовал правителю: не делай ничего в гневе, однако делай вид, что весьма раздражен, когда тебе это удобно.
Я ни разу не показал в Альтенбаумбурге свое раздражение, но, думаю, необходимости нет: моя страшная слава, как уверяют со всех сторон, бежит впереди меня. Так что, думаю, никто не осмелится ни посягнуть на мои земли, ни на мои права сюзерена.
Арбогастр несется почти по прямой, и хотя трижды дорогу пытались загородить широкие трещины, но Пес лихо перепрыгивал с разгону, сердце мое почти обрывалось и падало в голенища сапог, Зайчик тоже с такой силой отталкивался от земли, что меня едва не сдувало, хотя я и вцеплялся, как голодный клещ.
Крутые склоны нас не останавливали, я уже видел вдали тот самый Край, за которым внизу в страшной пропасти расположились земли Сен-Мари, однако дальше дорогу загородили огромные камни.
До Края еще мили две, на коне не проехать, даже на таком. Правда, как-то должны были пробраться Вильярд, Алонсия, Боудеррия и маг Дреслер, но это уже их проблемы… хотя, конечно, пешком пройти, где протискиваясь между этими чудовищными глыбами, где перелезая поверху, не так уж и смертельно.
Я соскочил на землю, Бобик с интересом смотрел, как я снимаю мешки и вытаскиваю из них веревки и широкие ремни, ринулся помогать и, ухватив второй мешок, побежал с ним, взбрыкивая, как молодой козленок.
– Стоп, – крикнул я строго. – Неси обратно! Это не игрушки.
Он смотрел с обидой, вообще-то все на свете – игрушки, как это я не понимаю такой простой вещи.
– Да понимаю, – ответил я, – понимаю. Если бы люди не превращали все в игрушки и в хи-хи, давно с ума бы посходили. Но сейчас я серьезен, как сова в дупле.
Арбогастр смотрел с недоумением, когда я поддел под его брюхо широкие ремни, один под грудь, а на спине завязал что-то вроде красивого праздничного банта.
Бобик вертелся, брался помогать мне, хватая зубами ремни и дергая в разные стороны, наконец я и его увязал, все время повторяя, что теперь он красивый, вон Зайчик с ума сходит от зависти.
На этот раз я не стал прятаться, просто отошел в сторонку и, присев к земле, начал представлять, как становлюсь драконом средних размеров, без толстых плит защиты на спине, зато с надежными крепкими крыльями.
Когда зрение очистилось, увидел, что арбогастр и Бобик смотрят все-таки с беспокойством, Бобик даже отступил на несколько шагов.
Я улыбнулся им. Бобик зарычал и отступил еще дальше.
– Это я, – проскрипел я непослушным голосом, – и это ненадолго…
Толчок, меня вскинуло в воздух, сразу же трусливо посмотрел на безоблачное небо. В синеве неспешно плывет, лениво помахивая косыми крыльями, стая гусей. Не догадываются, что некая сила наверху косвенно защищает их от крылатых чудовищ. Или же защищает себя, чтобы никто не поднялся в запретные высоты, но все равно страшно даже здесь.
Я сделал круг, снизился, арбогастр при моем приближении инстинктивно сделал скачок в сторону, но я ухитрился ухватить когтями за торчащие кверху петли над их спинами. Непомерная тяжесть дернула меня книзу, Бобик взвыл дурным голосом. Я стиснул челюсти, рванулся изо всех сил и, оторвавшись с грузом от земли, поплыл над россыпью камней.
В черепе стучит только одна мысль: надо было строить крылья еще шире. Не дотяну, уже кости трещат, и сухожилия вот-вот порвутся…
Внизу проплывает россыпь острых глыб, Край приближается медленно, я задержал дыхание и судорожно работал мышцами. Впереди открылась бездна, я из последних сил сделал отчаянный рывок и, распластав ноющие крылья, перешел в планирующий полет.
Бобик завизжал над бездной, арбогастр нервно фыркал, их раскачивает, я выждал, всматриваясь, как далеко внизу поверхность зеленого болота превращается в лес, снова с усилием ударил усталыми крыльями о воздух.
Нас опускает чересчур быстро, но опускаться – не карабкаться с грузом вверх, я пыхтел, стонал, взревывал, земля перестала мчаться навстречу, а приближается медленно и величаво.
Когда до нее осталось совсем немного, я выложился, почти завис над россыпью камней и опустил свой груз предельно нежно. Сам упал на камни рядом, отсапывался, чувствуя, как мощно бьется огромное сердце, потом решился на обратную метаморфозу.
Голова чуть не лопнула, поторопился, но вылез из кучи песка на большой валун, сердце радостно трепыхнулось: арбогастр взобрался на обломок скалы и осматривается, а Бобик с рычанием грызет ремни, обхватившие его могучую грудь.
– Морды, – сказал я с чувством, – как же я вас люблю!
Мы на россыпи камней, с отвесной стены Края все-таки за тысячелетия нападало достаточно, чтобы здесь никто не жил и вообще сюда никто не приближался. Камни с острыми гранями, блестящие, еще не обкатанные ветром, дождями и ливнями.
Чуть дальше из-под таких глыб кое-где торчат черные обработанные камни, я не сразу признал надгробные. Древнее кладбище завалено этими обломками почти полностью, только верхушки самых высоких еще видны, да кое-где заметны сферические купола склепов.
Веревки и ремни я оставил на камнях, в седельном мешке только черная корона да цепочка со странным медальоном, которую снял с груди убитой женщины-змеи. А еще россыпь непонятных нагрудных знаков особо отмеченных воинов Темного Мира. Если не считать тех монстров, что проникли в наш мир до того момента, как я вычеркнул его из бытия целиком, это редчайшие реликвии.
Освобожденный Пес прыгает вокруг и смотрит с надеждой: помчимся? Наперегонки?
За спиной гордо и зловеще поднимается к облакам отвесная и угнетающая одним видом стена Края. Понятно, селиться никто здесь не станет, слишком нехорошая земля, одни камни и обломки скал, что свалились когда-то и могут свалиться снова. Здесь они всюду в несколько слоев, крупные и мелкие, даже цепкой траве не удается пустить корни.
– Мы почти на месте, – сказал я. – А теперь поторопимся!
Арбогастр недовольно фыркнул, я быстро оглянулся. Из треснувшего купола склепа выбралась наверх и разогнулась, призывно глядя на меня, молодая изящная женщина с нежным, как у белорыбицы, телом. На плечах черный плащ из грубой материи, но под ним ничего лишнего, в разрезе до пояса голая нога, на груди плащ небрежно скреплен двумя крупными пряжками.
Кожа белее, чем у речного сома, никогда не видавшего солнца, волосы черные, пышные, падают на спину свободно и раскованно. У меня сразу почему-то в воображении они красиво так это раскинулись на подушке.
Женщина взглянула на меня с ожиданием, мужчинам вот так стоит только показаться, дальше все само, эти существа предсказуемы, ничего нового, да и зачем…
Бобик посмотрел на нее абсолютно равнодушно, Зайчик тоже не повел глазом, что значит, в данный момент и в два-три следующих эта красотка не бросится с оскаленными зубами к моему горлу.
– И далеко так спешишь? – спросила она чарующим голосом. – Ты, по всему видно, герой…
– Герой, – согласился я. – Особенно за обедом. И чтоб ложка побольше.
Она уловила сожаление в моем голосе, качнулась всем телом, по нему словно пробежала музыкальная волна.
– По такой жаре, – произнесла она томно, – нужно в тень…
– Ты права, – согласился я.
– Не хочешь отдохнуть?
– Конечно, хочу, – ответил я и посмотрел на нее как на последнюю дуру, как такое не понимает сразу, – еще как!
– Тогда оставь коня в покое, – произнесла она мягко, – у меня там тень и прохлада.
– Эх, дорогая, – ответил я досадой, – если б ты знала, как мне хочется побыть простым, совсем простым зольтатом!.. И, как они говорят, прильнуть к твоим персям, а они, надеюсь, холоднющщие?.. И вся ты… прохладненькая? В такую жару самое то… Да еще когда я так разогрелся, что скоро тепловой удар. Но, увы, я уже герцог, а это значит, работы все больше и больше. А я человек, никогда бы не подумал о себе такое, ответственный, представляешь?.. До сих пор сам не могу поверить. Скажи-ка, дорога на Геннегау вниз или вот туда влево?
– Вниз, – ответила она автоматически. – Но на обратном пути можешь заглянуть ко мне. Ты не такой, как все остальные.
– Правда? – спросил я и приосанился, до чего же приятно, когда такой весь из себя необыкновенный, хотя и сам это знаю, но слышать от других всегда приятно.
Она сообщила:
– Необычный ты. Любой другой уже удирал бы с диким воплем, а то и поседел бы прямо здесь. А ты вот все понял, но даже голос не дрожит…
– Чего пугаться, – возразил я. – Чем ты отличаешься от других?
– Я холодна как лед, – сообщила она.
– В такую жару сойдет, – ответил я в тон. – Сейчас намного противнее бабы жаркие и потные. А что они живые, а ты нет – нам какая разница, если честно? Настоящий мужчина на такие мелочи не обращает внимания. А у тебя и фигура вон просто чудо в нужных местах. Ты и на груди одну пряжку расстегни… Верхнюю, так эротичнее. Нижняя пусть, надо оставить работу воображению… Ладно, надо торопиться, а то без меня таких дров наломают!
Я взобрался в седло, вскинул руку в прощании. Зайчик понял и ринулся большими скачками, но Адский Пес снова ухитрился обогнать, меньшая масса требует меньше времени для разгона.
Про выкопавшуюся из склепа тут же забыл, ей хватило стандартного набора начинающего убалтывателя, дура. Хотя, может быть, и не такая уж и дура, другие же попадаются. Почему не сказать в очередной раз, что это я такой хитрый?
Мужчина должен говорить женщине приятное, этого требует учтивость, а порой и сердце… Но клятвы, которые даешь в ночь любви, теряют силу к утру. Нарушение их – грех простительный… Ведь яблоком нас соблазнила как-никак женщина! А уж что сказал вот таким, кого встречаешь по дороге… это вообще не считается.
Арбогастр, похоже, выдал наконец-то свою предельную скорость. Или близкую к ней. Мимо мелькают леса, горы, города вообще проносятся вдали как мимолетные призраки, да и не так уж населено королевство, чтобы я хоть где-то пронесся по людным местам. А если кто и увидит издали, то одной легендой о Призрачном всаднике больше, одной меньше.
В стороне остался Тараскон, до него много десятков миль вправо, затем так же миновал Геннегау – до этого десятки миль влево, а мы летим, как стрелы, прямо и прямо.
Могучая крепость Брабанта появилась на горизонте, тут же вжикнула мимо, а я торопливо начал придерживать арбогастра. Это муравей может остановиться моментально, как и с места набирает предельную скорость, но Зайчику пришлось двигаться почти юзом, садясь на круп, еще почти десяток ярдов, а за нами остались четыре глубокие борозды от копыт.
– Мы в Гандерсгейме, – сказал я вслух и ощутил, что некие тиски, сжимающие грудь, медленно отпускают. – Мы почти дома.
Поколебавшись, я соскочил, Бобик тут же подбежал и, сев на толстый зад, начал искательно смотреть мне в лицо: будем играть? Или ловить всяких зверей?
– Ребята, – сказал я с неловкостью, – надо отыскать войско, а вслепую как-то недостойно лорда. Глава похода должен знать, кто где и почему… Потерпите, сегодня я в последний раз… Бобик, не бойся, летать не будешь…
На этот раз я даже не стал уходить в сторону, присел к земле, касаясь ее кончиками пальцев, а через несколько секунд поднялся уже птеродактилем, худым, костлявым, невзрачным, только с хорошим размахом крыльев. Даже сознание лишь помутилось чуть на миг, но беспамятства не было.
Оба смотрят на меня с укором, я взлетел в небо, начал подниматься, кругозор расширился во все стороны, как круги по воде, и почти сразу я увидел вдали крохотные шатры, скопление повозок, медленно двигающиеся гусеницы конных или пеших колонн.
Я ругнулся на свою неуверенность, надо было переть дальше, как раз бы прибыл прямо к шатру графа Ришара, его спутать с другими невозможно: и на небольшом возвышении, и самый просторный…
Прошелся на большой высоте, рассматривая, сравнивая, запоминая расположение отрядов. Хотя у нас единое войско, сплоченное одной благородной идеей захвата этих ничейных земель, так как варвары не в счет, но старая феодальная система во всей красе: могучий отряд герцога Ундерлендов благороднейшего сэра Ульриха держится особняком, рядом с ним могучее войско брабандцев, узнаю пурпурное знамя с золотым львом, фамильный герб Валленштейнов…
В центре, естественно, могучее войско армландцев, самое многочисленное и закаленное в боях, овеянное славой, воспетое в песнях и внушающее почтительный страх противникам и зависть лордам Сен-Мари. С этой стороны довольно большой отряд рыцарей и пеших воинов королевства, в их составе много арбалетчиков, лучников, компактно держатся копейщики…
Присмотревшись, различил мелкие конные отряды, а то и просто разъезды сэра Норберта, он окружил ими войско на больших расстояниях, перекрыв все возможные пути, никто врасплох не застанет.
Со стороны незанятых территорий двигается рыцарский отряд человек в сорок, с ними не меньше сотни тяжеловооруженных всадников. Впереди скачет на покрытой цветной попоной в шахматку пышно разодетый рыцарь. Богатый ярко-красный султан на конском лбу, такой же на шлеме хозяина, доспехи сияют, как солнце, посадка хвастливая, беспечная, полная бравады и веселья.
Подъезжая к группе военачальников, он снял шлем и передал пажу, но я и так узнал бы Арчибальда Вьеннуанского, всегда веселого и белозубого, единственного сына могущественного лорда Чарльза Фуланда, первого из крупных вельмож Сен-Мари, что признал мою власть и отправил ко мне на службу сына.
Я спланировал между деревьями и каменной грядой, постарался под их укрытием пройти как можно дальше на тот случай, если кто увидит приземление небольшого дракончика и воспылает желанием прибить для трофея.
Камни загрохотали под лапами, я цыкнул на самого себя, быстро прижался к земле и начал твердить себе, что давай быстрее, еще быстрее…
Снова обошлось без потери сознания, только глаза заволокло пеленой на миг, уже стою на четвереньках и тупо смотрю, как подо мной два муравья старательно тащат полудохлую осу.
Издали донесся частый стук копыт, я перевел дыхание и торопливо взбежал на гребень. Всадник уже близко, веселый и жизнерадостный варвар, молодой, солнце играет на загорелых плечах, на груди болтается цепочка с нанизанными зубами не то волков, не то медведей.
Я оттолкнулся с таким усилием, что мышцы затрещали, скала здесь не совсем вертикальная, всадник скачет по середине дороги, не под стеной…
Он почти миновал меня, когда я обрушился сзади на конский круп, больно ушибся лицом о его затылок, но сразу же ухватил за горло, а другой рукой с силой ударил в висок.
Конь завизжал и, встав на дыбы, попытался сбросить меня себе под задние копыта. Я удержался, тогда он понесся во всю мочь по тропе. Я перехватил повод, степняк болтается передо мной, как тряпичная кукла, кое-как повернул коня и направил его в сторону рыцарского войска.
Он прохрипел:
– Ты… кто?
– Хозяин Гандерсгейма, – ответил я.
Арбогастр и Бобик выметнулись на свист, как два угольно-черных камня, падающие с высокой скалы. Степняк увидел оскаленную пасть Адского Пса, тот мчится рядом и ждет, когда тот соскользнет на землю, охнул и перестал вырываться.
Холм с шатром графа Ришара приближался медленно, конь под нами уже задыхается, не рыцарский, не говоря уже о Зайчике, тот нес бы с легкостью, этот же начал хрипеть еще на подъеме.
Навстречу ринулись легкие всадники охраны, я видел вытаращенные глаза и непомерное удивление на лицах.
Я столкнул пленника на землю перед шатром Ришара. Полог распахнулся, на пороге появился Ришар с весьма недовольным лицом, высокий, загорелый, седые волосы только подчеркивают мужественную красоту лица, как и обилие шрамов.
– Что за шум? – рыкнул он, став еще больше похожим на стареющего, но еще могучего льва. – Кто…
Он осекся, увидев сперва арбогастра в полной сбруе, но с пустым седлом, затем довольного Бобика, тот напрыгнул, напоминая, что Ришар когда-то бросал для него палку.
Граф отшатнулся в непомерном изумлении. Охрана схватила вскочившего пленника, он рвался из их рук, но дюжие воины заломили руки за спину.
Я соскочил с захваченного коня, Ришар ахнул и пошел навстречу. Я не дал ему преклонить колено, обнял, сдавил, похлопал по спине.
– Как же хорошо, – вырвалось у меня, – вернуться!
Глава 6
Во дворе Пес носится с довольной мордой, на кухне как будто ждали его прихода, посмотрел на меня и ринулся в распахнутые ворота конюшни.
Арбогастра вывели, что-то пережевывающего на ходу хрустящее. Судя по напряженным лицам конюхов, зубы размалывают явно не зерна овса.
Я жестом велел прикрепить мешки по обе стороны седла. Артур Шницлер наблюдал серьезными глазами, сдержанный и с непроницаемым лицом.
Пес прыгал вокруг и пытался стащить мешки на землю, будто догадывался, что я придумал.
Я сказал громко:
– Какое-то время меня здесь не будет. Но прослежу за всем, что здесь происходит!.. И если что пойдет не так, явлюсь немедленно и страшно покараю всех, кто осмелился. Да, кто осмелился. Помните, я добр и милостив, но… страшен в гневе!
Исократ, учитель Демосфена, в свое время советовал правителю: не делай ничего в гневе, однако делай вид, что весьма раздражен, когда тебе это удобно.
Я ни разу не показал в Альтенбаумбурге свое раздражение, но, думаю, необходимости нет: моя страшная слава, как уверяют со всех сторон, бежит впереди меня. Так что, думаю, никто не осмелится ни посягнуть на мои земли, ни на мои права сюзерена.
Арбогастр несется почти по прямой, и хотя трижды дорогу пытались загородить широкие трещины, но Пес лихо перепрыгивал с разгону, сердце мое почти обрывалось и падало в голенища сапог, Зайчик тоже с такой силой отталкивался от земли, что меня едва не сдувало, хотя я и вцеплялся, как голодный клещ.
Крутые склоны нас не останавливали, я уже видел вдали тот самый Край, за которым внизу в страшной пропасти расположились земли Сен-Мари, однако дальше дорогу загородили огромные камни.
До Края еще мили две, на коне не проехать, даже на таком. Правда, как-то должны были пробраться Вильярд, Алонсия, Боудеррия и маг Дреслер, но это уже их проблемы… хотя, конечно, пешком пройти, где протискиваясь между этими чудовищными глыбами, где перелезая поверху, не так уж и смертельно.
Я соскочил на землю, Бобик с интересом смотрел, как я снимаю мешки и вытаскиваю из них веревки и широкие ремни, ринулся помогать и, ухватив второй мешок, побежал с ним, взбрыкивая, как молодой козленок.
– Стоп, – крикнул я строго. – Неси обратно! Это не игрушки.
Он смотрел с обидой, вообще-то все на свете – игрушки, как это я не понимаю такой простой вещи.
– Да понимаю, – ответил я, – понимаю. Если бы люди не превращали все в игрушки и в хи-хи, давно с ума бы посходили. Но сейчас я серьезен, как сова в дупле.
Арбогастр смотрел с недоумением, когда я поддел под его брюхо широкие ремни, один под грудь, а на спине завязал что-то вроде красивого праздничного банта.
Бобик вертелся, брался помогать мне, хватая зубами ремни и дергая в разные стороны, наконец я и его увязал, все время повторяя, что теперь он красивый, вон Зайчик с ума сходит от зависти.
На этот раз я не стал прятаться, просто отошел в сторонку и, присев к земле, начал представлять, как становлюсь драконом средних размеров, без толстых плит защиты на спине, зато с надежными крепкими крыльями.
Когда зрение очистилось, увидел, что арбогастр и Бобик смотрят все-таки с беспокойством, Бобик даже отступил на несколько шагов.
Я улыбнулся им. Бобик зарычал и отступил еще дальше.
– Это я, – проскрипел я непослушным голосом, – и это ненадолго…
Толчок, меня вскинуло в воздух, сразу же трусливо посмотрел на безоблачное небо. В синеве неспешно плывет, лениво помахивая косыми крыльями, стая гусей. Не догадываются, что некая сила наверху косвенно защищает их от крылатых чудовищ. Или же защищает себя, чтобы никто не поднялся в запретные высоты, но все равно страшно даже здесь.
Я сделал круг, снизился, арбогастр при моем приближении инстинктивно сделал скачок в сторону, но я ухитрился ухватить когтями за торчащие кверху петли над их спинами. Непомерная тяжесть дернула меня книзу, Бобик взвыл дурным голосом. Я стиснул челюсти, рванулся изо всех сил и, оторвавшись с грузом от земли, поплыл над россыпью камней.
В черепе стучит только одна мысль: надо было строить крылья еще шире. Не дотяну, уже кости трещат, и сухожилия вот-вот порвутся…
Внизу проплывает россыпь острых глыб, Край приближается медленно, я задержал дыхание и судорожно работал мышцами. Впереди открылась бездна, я из последних сил сделал отчаянный рывок и, распластав ноющие крылья, перешел в планирующий полет.
Бобик завизжал над бездной, арбогастр нервно фыркал, их раскачивает, я выждал, всматриваясь, как далеко внизу поверхность зеленого болота превращается в лес, снова с усилием ударил усталыми крыльями о воздух.
Нас опускает чересчур быстро, но опускаться – не карабкаться с грузом вверх, я пыхтел, стонал, взревывал, земля перестала мчаться навстречу, а приближается медленно и величаво.
Когда до нее осталось совсем немного, я выложился, почти завис над россыпью камней и опустил свой груз предельно нежно. Сам упал на камни рядом, отсапывался, чувствуя, как мощно бьется огромное сердце, потом решился на обратную метаморфозу.
Голова чуть не лопнула, поторопился, но вылез из кучи песка на большой валун, сердце радостно трепыхнулось: арбогастр взобрался на обломок скалы и осматривается, а Бобик с рычанием грызет ремни, обхватившие его могучую грудь.
– Морды, – сказал я с чувством, – как же я вас люблю!
Мы на россыпи камней, с отвесной стены Края все-таки за тысячелетия нападало достаточно, чтобы здесь никто не жил и вообще сюда никто не приближался. Камни с острыми гранями, блестящие, еще не обкатанные ветром, дождями и ливнями.
Чуть дальше из-под таких глыб кое-где торчат черные обработанные камни, я не сразу признал надгробные. Древнее кладбище завалено этими обломками почти полностью, только верхушки самых высоких еще видны, да кое-где заметны сферические купола склепов.
Веревки и ремни я оставил на камнях, в седельном мешке только черная корона да цепочка со странным медальоном, которую снял с груди убитой женщины-змеи. А еще россыпь непонятных нагрудных знаков особо отмеченных воинов Темного Мира. Если не считать тех монстров, что проникли в наш мир до того момента, как я вычеркнул его из бытия целиком, это редчайшие реликвии.
Освобожденный Пес прыгает вокруг и смотрит с надеждой: помчимся? Наперегонки?
За спиной гордо и зловеще поднимается к облакам отвесная и угнетающая одним видом стена Края. Понятно, селиться никто здесь не станет, слишком нехорошая земля, одни камни и обломки скал, что свалились когда-то и могут свалиться снова. Здесь они всюду в несколько слоев, крупные и мелкие, даже цепкой траве не удается пустить корни.
– Мы почти на месте, – сказал я. – А теперь поторопимся!
Арбогастр недовольно фыркнул, я быстро оглянулся. Из треснувшего купола склепа выбралась наверх и разогнулась, призывно глядя на меня, молодая изящная женщина с нежным, как у белорыбицы, телом. На плечах черный плащ из грубой материи, но под ним ничего лишнего, в разрезе до пояса голая нога, на груди плащ небрежно скреплен двумя крупными пряжками.
Кожа белее, чем у речного сома, никогда не видавшего солнца, волосы черные, пышные, падают на спину свободно и раскованно. У меня сразу почему-то в воображении они красиво так это раскинулись на подушке.
Женщина взглянула на меня с ожиданием, мужчинам вот так стоит только показаться, дальше все само, эти существа предсказуемы, ничего нового, да и зачем…
Бобик посмотрел на нее абсолютно равнодушно, Зайчик тоже не повел глазом, что значит, в данный момент и в два-три следующих эта красотка не бросится с оскаленными зубами к моему горлу.
– И далеко так спешишь? – спросила она чарующим голосом. – Ты, по всему видно, герой…
– Герой, – согласился я. – Особенно за обедом. И чтоб ложка побольше.
Она уловила сожаление в моем голосе, качнулась всем телом, по нему словно пробежала музыкальная волна.
– По такой жаре, – произнесла она томно, – нужно в тень…
– Ты права, – согласился я.
– Не хочешь отдохнуть?
– Конечно, хочу, – ответил я и посмотрел на нее как на последнюю дуру, как такое не понимает сразу, – еще как!
– Тогда оставь коня в покое, – произнесла она мягко, – у меня там тень и прохлада.
– Эх, дорогая, – ответил я досадой, – если б ты знала, как мне хочется побыть простым, совсем простым зольтатом!.. И, как они говорят, прильнуть к твоим персям, а они, надеюсь, холоднющщие?.. И вся ты… прохладненькая? В такую жару самое то… Да еще когда я так разогрелся, что скоро тепловой удар. Но, увы, я уже герцог, а это значит, работы все больше и больше. А я человек, никогда бы не подумал о себе такое, ответственный, представляешь?.. До сих пор сам не могу поверить. Скажи-ка, дорога на Геннегау вниз или вот туда влево?
– Вниз, – ответила она автоматически. – Но на обратном пути можешь заглянуть ко мне. Ты не такой, как все остальные.
– Правда? – спросил я и приосанился, до чего же приятно, когда такой весь из себя необыкновенный, хотя и сам это знаю, но слышать от других всегда приятно.
Она сообщила:
– Необычный ты. Любой другой уже удирал бы с диким воплем, а то и поседел бы прямо здесь. А ты вот все понял, но даже голос не дрожит…
– Чего пугаться, – возразил я. – Чем ты отличаешься от других?
– Я холодна как лед, – сообщила она.
– В такую жару сойдет, – ответил я в тон. – Сейчас намного противнее бабы жаркие и потные. А что они живые, а ты нет – нам какая разница, если честно? Настоящий мужчина на такие мелочи не обращает внимания. А у тебя и фигура вон просто чудо в нужных местах. Ты и на груди одну пряжку расстегни… Верхнюю, так эротичнее. Нижняя пусть, надо оставить работу воображению… Ладно, надо торопиться, а то без меня таких дров наломают!
Я взобрался в седло, вскинул руку в прощании. Зайчик понял и ринулся большими скачками, но Адский Пес снова ухитрился обогнать, меньшая масса требует меньше времени для разгона.
Про выкопавшуюся из склепа тут же забыл, ей хватило стандартного набора начинающего убалтывателя, дура. Хотя, может быть, и не такая уж и дура, другие же попадаются. Почему не сказать в очередной раз, что это я такой хитрый?
Мужчина должен говорить женщине приятное, этого требует учтивость, а порой и сердце… Но клятвы, которые даешь в ночь любви, теряют силу к утру. Нарушение их – грех простительный… Ведь яблоком нас соблазнила как-никак женщина! А уж что сказал вот таким, кого встречаешь по дороге… это вообще не считается.
Арбогастр, похоже, выдал наконец-то свою предельную скорость. Или близкую к ней. Мимо мелькают леса, горы, города вообще проносятся вдали как мимолетные призраки, да и не так уж населено королевство, чтобы я хоть где-то пронесся по людным местам. А если кто и увидит издали, то одной легендой о Призрачном всаднике больше, одной меньше.
В стороне остался Тараскон, до него много десятков миль вправо, затем так же миновал Геннегау – до этого десятки миль влево, а мы летим, как стрелы, прямо и прямо.
Могучая крепость Брабанта появилась на горизонте, тут же вжикнула мимо, а я торопливо начал придерживать арбогастра. Это муравей может остановиться моментально, как и с места набирает предельную скорость, но Зайчику пришлось двигаться почти юзом, садясь на круп, еще почти десяток ярдов, а за нами остались четыре глубокие борозды от копыт.
– Мы в Гандерсгейме, – сказал я вслух и ощутил, что некие тиски, сжимающие грудь, медленно отпускают. – Мы почти дома.
Поколебавшись, я соскочил, Бобик тут же подбежал и, сев на толстый зад, начал искательно смотреть мне в лицо: будем играть? Или ловить всяких зверей?
– Ребята, – сказал я с неловкостью, – надо отыскать войско, а вслепую как-то недостойно лорда. Глава похода должен знать, кто где и почему… Потерпите, сегодня я в последний раз… Бобик, не бойся, летать не будешь…
На этот раз я даже не стал уходить в сторону, присел к земле, касаясь ее кончиками пальцев, а через несколько секунд поднялся уже птеродактилем, худым, костлявым, невзрачным, только с хорошим размахом крыльев. Даже сознание лишь помутилось чуть на миг, но беспамятства не было.
Оба смотрят на меня с укором, я взлетел в небо, начал подниматься, кругозор расширился во все стороны, как круги по воде, и почти сразу я увидел вдали крохотные шатры, скопление повозок, медленно двигающиеся гусеницы конных или пеших колонн.
Я ругнулся на свою неуверенность, надо было переть дальше, как раз бы прибыл прямо к шатру графа Ришара, его спутать с другими невозможно: и на небольшом возвышении, и самый просторный…
Прошелся на большой высоте, рассматривая, сравнивая, запоминая расположение отрядов. Хотя у нас единое войско, сплоченное одной благородной идеей захвата этих ничейных земель, так как варвары не в счет, но старая феодальная система во всей красе: могучий отряд герцога Ундерлендов благороднейшего сэра Ульриха держится особняком, рядом с ним могучее войско брабандцев, узнаю пурпурное знамя с золотым львом, фамильный герб Валленштейнов…
В центре, естественно, могучее войско армландцев, самое многочисленное и закаленное в боях, овеянное славой, воспетое в песнях и внушающее почтительный страх противникам и зависть лордам Сен-Мари. С этой стороны довольно большой отряд рыцарей и пеших воинов королевства, в их составе много арбалетчиков, лучников, компактно держатся копейщики…
Присмотревшись, различил мелкие конные отряды, а то и просто разъезды сэра Норберта, он окружил ими войско на больших расстояниях, перекрыв все возможные пути, никто врасплох не застанет.
Со стороны незанятых территорий двигается рыцарский отряд человек в сорок, с ними не меньше сотни тяжеловооруженных всадников. Впереди скачет на покрытой цветной попоной в шахматку пышно разодетый рыцарь. Богатый ярко-красный султан на конском лбу, такой же на шлеме хозяина, доспехи сияют, как солнце, посадка хвастливая, беспечная, полная бравады и веселья.
Подъезжая к группе военачальников, он снял шлем и передал пажу, но я и так узнал бы Арчибальда Вьеннуанского, всегда веселого и белозубого, единственного сына могущественного лорда Чарльза Фуланда, первого из крупных вельмож Сен-Мари, что признал мою власть и отправил ко мне на службу сына.
Я спланировал между деревьями и каменной грядой, постарался под их укрытием пройти как можно дальше на тот случай, если кто увидит приземление небольшого дракончика и воспылает желанием прибить для трофея.
Камни загрохотали под лапами, я цыкнул на самого себя, быстро прижался к земле и начал твердить себе, что давай быстрее, еще быстрее…
Снова обошлось без потери сознания, только глаза заволокло пеленой на миг, уже стою на четвереньках и тупо смотрю, как подо мной два муравья старательно тащат полудохлую осу.
Издали донесся частый стук копыт, я перевел дыхание и торопливо взбежал на гребень. Всадник уже близко, веселый и жизнерадостный варвар, молодой, солнце играет на загорелых плечах, на груди болтается цепочка с нанизанными зубами не то волков, не то медведей.
Я оттолкнулся с таким усилием, что мышцы затрещали, скала здесь не совсем вертикальная, всадник скачет по середине дороги, не под стеной…
Он почти миновал меня, когда я обрушился сзади на конский круп, больно ушибся лицом о его затылок, но сразу же ухватил за горло, а другой рукой с силой ударил в висок.
Конь завизжал и, встав на дыбы, попытался сбросить меня себе под задние копыта. Я удержался, тогда он понесся во всю мочь по тропе. Я перехватил повод, степняк болтается передо мной, как тряпичная кукла, кое-как повернул коня и направил его в сторону рыцарского войска.
Он прохрипел:
– Ты… кто?
– Хозяин Гандерсгейма, – ответил я.
Арбогастр и Бобик выметнулись на свист, как два угольно-черных камня, падающие с высокой скалы. Степняк увидел оскаленную пасть Адского Пса, тот мчится рядом и ждет, когда тот соскользнет на землю, охнул и перестал вырываться.
Холм с шатром графа Ришара приближался медленно, конь под нами уже задыхается, не рыцарский, не говоря уже о Зайчике, тот нес бы с легкостью, этот же начал хрипеть еще на подъеме.
Навстречу ринулись легкие всадники охраны, я видел вытаращенные глаза и непомерное удивление на лицах.
Я столкнул пленника на землю перед шатром Ришара. Полог распахнулся, на пороге появился Ришар с весьма недовольным лицом, высокий, загорелый, седые волосы только подчеркивают мужественную красоту лица, как и обилие шрамов.
– Что за шум? – рыкнул он, став еще больше похожим на стареющего, но еще могучего льва. – Кто…
Он осекся, увидев сперва арбогастра в полной сбруе, но с пустым седлом, затем довольного Бобика, тот напрыгнул, напоминая, что Ришар когда-то бросал для него палку.
Граф отшатнулся в непомерном изумлении. Охрана схватила вскочившего пленника, он рвался из их рук, но дюжие воины заломили руки за спину.
Я соскочил с захваченного коня, Ришар ахнул и пошел навстречу. Я не дал ему преклонить колено, обнял, сдавил, похлопал по спине.
– Как же хорошо, – вырвалось у меня, – вернуться!
Глава 6
К нам сбегались рыцари, оруженосцы суетливо заскакивали в шатры, там начиналось волнение, судя по колыхающейся ткани, выскакивали ошалелые военачальники и вытаращенными глазами смотрели в нашу сторону.
К моему удивлению, первыми подошли Митчелл и Будакер. Митчелл после победы над Сен-Мари спешно вернулся в свои армландские владения заканчивать тяжбы с соседями, а Будакер, который первым привел к Тоннелю свой отряд и отважно сражался в Сен-Мари, после победы точно так же вернулся в свои земли, убедившись, что успешно сломили сопротивление, как варваров, так и королевских войск.
Я обнял их по очереди, в груди защипало. Митчелл неуклюже улыбался во весь рот, даже красивый в своей некрасивости, а Будакер произнес почтительно:
– Ваша светлость…
– Вы первыми явились на мой зов, – прервал я, – и сразу же отбыли по домам, не дожидаясь дележа трофеев. И вот вы снова здесь, как только я протрубил сбор… Но на этот раз вам не скрыться от моей благодарности!
Митчелл развел руками.
– Сэр Ричард, вы и так нас обоих наградили сверх меры. Мои земли в Армландии хороши, у меня лучшая в мире жена, двое прекрасных сыновей… чего еще? Я не свинья какая-то ненасытная.
– Человек всегда ненасытен, – заметил я, – и должен таким оставаться. Во имя прогресса! Передавай поклон Даниэле. Я с нежностью вспоминаю время в Брабанте…
– …а я сидел в подземном застенке, – добавил он со смехом.
Нас постепенно окружали наши военачальники, подошел благородный сэр Альвар Зольмс, молодой и с сияющими глазами, чем-то похожий на Арчибальда Вьеннуанского, только не так пышно разодет, он был бы похож на придворного хлыща, если бы не пропеченное солнцем лицо, шрам на скуле и поменьше – на подбородке, за ним ясноглазый Палант, младший сын сэра Гевекса, тут же быстро подошел, словно прыгнул навстречу, хищнолицый сэр Ульрих, виконт Росбент, герой взятия Стального Клыка, на поясе непривычные для рыцаря его ранга два ножа: длинный с узким лезвием, и широкий короткий, сам в удививших меня еще тогда блестящих доспехах, что не просто отражают свет, а странно переливаются, словно созданы из жидкого, но холодного металла.
Взгляд упал на сдержанно улыбающегося сэра Герцлера, я сразу покосился на рукоять его меча: в ножнах вроде бы обычный клинок, да он и самый весьма рядовой днем, однако помню, как ночью освещал дорогу целому отряду, словно бегущая впереди дюжина скороходов с пылающими факелами в руках.
Через головы я заметил стеснительно остановившегося юного рыцаря в доспехах, но с непокрытый головой. Это очень узкое удлиненное лицо с внимательными синими глазами, длинный нос и красиво очерченные губы ни с чьими не спутать, даже уши вытянутые и заостренные, но не слишком, это он весь удлиненный и заостренный, а уши соответствуют общему дизайну.
– Макс, – крикнул я и помахал ему рукой. – Не хочешь дать обнять себя?
Он поспешно подбежал, довольный и сияющий, что сюзерен обратил внимание, я обнял, отстранил на вытянутые руки и сказал торжественно:
– Кто не знаком с доблестнейшим бароном Максимилианом фон Брандесгертом – спешите подружиться! Этот рыцарь воплощает в себе все достоинства нашего сословия и начисто лишен его недостатков.
Граф Ришар улыбался, но напомнил:
– Наш друг Макс всего лишь виконт. Вы пожаловали ему надел в землях Эльбеф.
Я хлопнул себя ладонью по лбу.
– Как?.. Я же велел составить указ о присвоении титула барона! И подобрать соответствующие владения…
– Не выполнено, – сказал граф Ришар.
Я сказал с досадой:
– Ладно. В Сен-Мари уже мало земель, а здесь много.
Макс сказал стеснительно:
– Ваша светлость, я…
– Сэр Ричард, – прервал я. – Для тебя – сэр Ричард.
Он покраснел от удовольствия, сказал снова:
– Сэр Ричард, мне совсем некогда заниматься хозяйством. Мне нравится совершенствовать тактику сражений…
– А за все хвататься и не нужно, – заверил я. – Это ты, слишком добросовестный, не можешь передоверить управителям, но – надо. А насчет баронства… для меня ты уже давно барон. За те заслуги… Макс, как я рад тебя видеть!
Он улыбался во весь рот, счастливый и сразу застеснявшийся, как деревенская девушка. Я посмотрел через его плечо, там скромно держится группа рыцарей, тоже несколько смущенная обилием знатнейших полководцев-военачальников, прославленных героев, что успели блеснуть отвагой и доблестью на просторах Армландии и Сен-Мари – рыцари Вестготии.
– Граф, – сказал я вполголоса Ришару, – вы как с ними?
– Вроде бы хорошо, – пробормотал он. – Берег здесь близко, им не пришлось совершать утомительный поход из Брабанта, как выпало нам. Вчера прямо к побережью прибыл корабль адмирала Ордоньеса, это близко. Сегодня еще корабль, заполненный так, что мы видели одни мачты. Рыцарям Вестготии сейчас указывают, где расположиться на ночь. Ожидаем еще героев… Дичатся, как будто никогда раньше…
Я заулыбался во весь рот и пошел к вестготским рыцарям, широко раскидывая руки.
– Доблестный сэр Морган Гриммельсдэн из клана Горных Рыцарей!.. Я рад вам. Барон Гедвиг Уроншид – первый, кто принес мне клятву верности в Вестготии!.. Граф Генрих Гатер фон Мерзенгард – второй присягнувший, но не второй по верности и преданности!.. Граф Дэйв Стерлинг, с которым мы совершали подвиги и в моих владениях в Вестготии!.. Барон Альфред Бриджстоун, виконт Ноэль Джонстоун… и все славные рыцари дружественного нам королевства, что покинули родные земли для торжества справедливости!
Никто, к счастью, не заметил двусмыслицу в оговорке, главное в таких речах не слова, а пафос, подъем, лозунги, а здесь я хорош, сам знаю.
Все кричали восторженно и стучали железом в железо. В норах испуганные звери забивались поглубже, а птицы всполошенно кричали и торопливо улетали в сторону варварских отрядов.
Граф Ришар вскинул руку и сказал громким голосом:
– Рыцари крестового похода!.. Вы уже поняли, о чем говорит появление нашего сюзерена!.. Отдыхайте и набирайтесь сил, они вам понадобятся очень скоро!.. А сэр Ричард, как я догадываюсь…
Он сделал паузу, я широко улыбнулся и сказал так же громко:
– Ознакомлюсь с положением дел, после чего… начнем!
Ришар придержал полог шатра, я вошел царственно, как и положено сюзерену, за каждым движением приходится следить, устало сел за стол, в теле в самом деле ноет каждая косточка, и сразу позволил морде лица расслабить мышцы, а то от дурацкой улыбки уже болит рот.
Граф Ришар огляделся по сторонам, я устало указал ему на кресло рядом.
– Присядьте, граф. Пусть они там покричат, а мы тут переведем дух.
Он кивнул и, осторожно присев, сказал негромко:
– Сэр Ричард, я от вас ожидал всего-всего, но то, что рассказали прибывшие из Вестготии эти славные и такие застенчивые рыцари…
Я отмахнулся:
– Никакие они не застенчивые. Просто слегка ошарашены видом огромного войска и необъятных просторов. Видели бы, на каких террасах там живут! Завтра-послезавтра охамеют, вот увидите.
Он смотрел мне в лицо с сочувствием, удивлением и тревогой.
– Это верно, что вы… уже герцог?
Я пожал плечами.
– Увы, граф, отвертеться не удалось. Однако, к счастью, у меня там такая сложилась репутация…
Он вскинул бровь.
– Догадываюсь.
– Ох, граф, – возразил я с неудовольствием, – уж и не знаю, что вы обо мне подумали, но все неправда! Я не такой. И вообще в мире все так предсказуемо. Я вообще-то демократ по убеждениям, но мир живет по понятиям! Правитель, каким бы он тупым ни был, все-таки должен учитывать реалии. Так что герцогство из-под меня никто не выдернет, несмотря на то что я здесь. Да и самых активных буянов я благополучно увел сюда, хе-хе. Теперь дело за малым.
– Да, сэр Ричард?
– Идти победной поступью, – сказал я со вздохом. – К сожалению, только армландцы готовы сражаться за абстрактную идею Добра и победы церкви, а сен-маринцы и вестготцы спят и видят новые земли, новые титулы, трофеи, добычу…
Он кивнул, глаза не отрывали от моего лица взгляда.
– Это вы им обеспечите… Но с вами что-то случилось, сэр Ричард? Вы улыбаетесь, но на вашем челе ночь.
Я спросил тревожно:
– В смысле, Тьма?
– В смысле, – сказал он, – печаль. И глубокая скорбь. Но не говорите, что вас настолько огорчило герцогство! Не поверю.
Я тяжело вздохнул.
– К сожалению, граф, судьба сладострастно бьет меня в самое больное место. Одной рукой дает, другой забирает и еще смеется в лицо… Я встретил женщину, душа моя воспарила в небеса, я был счастлив, как никогда… Но она ушла.
К моему удивлению, первыми подошли Митчелл и Будакер. Митчелл после победы над Сен-Мари спешно вернулся в свои армландские владения заканчивать тяжбы с соседями, а Будакер, который первым привел к Тоннелю свой отряд и отважно сражался в Сен-Мари, после победы точно так же вернулся в свои земли, убедившись, что успешно сломили сопротивление, как варваров, так и королевских войск.
Я обнял их по очереди, в груди защипало. Митчелл неуклюже улыбался во весь рот, даже красивый в своей некрасивости, а Будакер произнес почтительно:
– Ваша светлость…
– Вы первыми явились на мой зов, – прервал я, – и сразу же отбыли по домам, не дожидаясь дележа трофеев. И вот вы снова здесь, как только я протрубил сбор… Но на этот раз вам не скрыться от моей благодарности!
Митчелл развел руками.
– Сэр Ричард, вы и так нас обоих наградили сверх меры. Мои земли в Армландии хороши, у меня лучшая в мире жена, двое прекрасных сыновей… чего еще? Я не свинья какая-то ненасытная.
– Человек всегда ненасытен, – заметил я, – и должен таким оставаться. Во имя прогресса! Передавай поклон Даниэле. Я с нежностью вспоминаю время в Брабанте…
– …а я сидел в подземном застенке, – добавил он со смехом.
Нас постепенно окружали наши военачальники, подошел благородный сэр Альвар Зольмс, молодой и с сияющими глазами, чем-то похожий на Арчибальда Вьеннуанского, только не так пышно разодет, он был бы похож на придворного хлыща, если бы не пропеченное солнцем лицо, шрам на скуле и поменьше – на подбородке, за ним ясноглазый Палант, младший сын сэра Гевекса, тут же быстро подошел, словно прыгнул навстречу, хищнолицый сэр Ульрих, виконт Росбент, герой взятия Стального Клыка, на поясе непривычные для рыцаря его ранга два ножа: длинный с узким лезвием, и широкий короткий, сам в удививших меня еще тогда блестящих доспехах, что не просто отражают свет, а странно переливаются, словно созданы из жидкого, но холодного металла.
Взгляд упал на сдержанно улыбающегося сэра Герцлера, я сразу покосился на рукоять его меча: в ножнах вроде бы обычный клинок, да он и самый весьма рядовой днем, однако помню, как ночью освещал дорогу целому отряду, словно бегущая впереди дюжина скороходов с пылающими факелами в руках.
Через головы я заметил стеснительно остановившегося юного рыцаря в доспехах, но с непокрытый головой. Это очень узкое удлиненное лицо с внимательными синими глазами, длинный нос и красиво очерченные губы ни с чьими не спутать, даже уши вытянутые и заостренные, но не слишком, это он весь удлиненный и заостренный, а уши соответствуют общему дизайну.
– Макс, – крикнул я и помахал ему рукой. – Не хочешь дать обнять себя?
Он поспешно подбежал, довольный и сияющий, что сюзерен обратил внимание, я обнял, отстранил на вытянутые руки и сказал торжественно:
– Кто не знаком с доблестнейшим бароном Максимилианом фон Брандесгертом – спешите подружиться! Этот рыцарь воплощает в себе все достоинства нашего сословия и начисто лишен его недостатков.
Граф Ришар улыбался, но напомнил:
– Наш друг Макс всего лишь виконт. Вы пожаловали ему надел в землях Эльбеф.
Я хлопнул себя ладонью по лбу.
– Как?.. Я же велел составить указ о присвоении титула барона! И подобрать соответствующие владения…
– Не выполнено, – сказал граф Ришар.
Я сказал с досадой:
– Ладно. В Сен-Мари уже мало земель, а здесь много.
Макс сказал стеснительно:
– Ваша светлость, я…
– Сэр Ричард, – прервал я. – Для тебя – сэр Ричард.
Он покраснел от удовольствия, сказал снова:
– Сэр Ричард, мне совсем некогда заниматься хозяйством. Мне нравится совершенствовать тактику сражений…
– А за все хвататься и не нужно, – заверил я. – Это ты, слишком добросовестный, не можешь передоверить управителям, но – надо. А насчет баронства… для меня ты уже давно барон. За те заслуги… Макс, как я рад тебя видеть!
Он улыбался во весь рот, счастливый и сразу застеснявшийся, как деревенская девушка. Я посмотрел через его плечо, там скромно держится группа рыцарей, тоже несколько смущенная обилием знатнейших полководцев-военачальников, прославленных героев, что успели блеснуть отвагой и доблестью на просторах Армландии и Сен-Мари – рыцари Вестготии.
– Граф, – сказал я вполголоса Ришару, – вы как с ними?
– Вроде бы хорошо, – пробормотал он. – Берег здесь близко, им не пришлось совершать утомительный поход из Брабанта, как выпало нам. Вчера прямо к побережью прибыл корабль адмирала Ордоньеса, это близко. Сегодня еще корабль, заполненный так, что мы видели одни мачты. Рыцарям Вестготии сейчас указывают, где расположиться на ночь. Ожидаем еще героев… Дичатся, как будто никогда раньше…
Я заулыбался во весь рот и пошел к вестготским рыцарям, широко раскидывая руки.
– Доблестный сэр Морган Гриммельсдэн из клана Горных Рыцарей!.. Я рад вам. Барон Гедвиг Уроншид – первый, кто принес мне клятву верности в Вестготии!.. Граф Генрих Гатер фон Мерзенгард – второй присягнувший, но не второй по верности и преданности!.. Граф Дэйв Стерлинг, с которым мы совершали подвиги и в моих владениях в Вестготии!.. Барон Альфред Бриджстоун, виконт Ноэль Джонстоун… и все славные рыцари дружественного нам королевства, что покинули родные земли для торжества справедливости!
Никто, к счастью, не заметил двусмыслицу в оговорке, главное в таких речах не слова, а пафос, подъем, лозунги, а здесь я хорош, сам знаю.
Все кричали восторженно и стучали железом в железо. В норах испуганные звери забивались поглубже, а птицы всполошенно кричали и торопливо улетали в сторону варварских отрядов.
Граф Ришар вскинул руку и сказал громким голосом:
– Рыцари крестового похода!.. Вы уже поняли, о чем говорит появление нашего сюзерена!.. Отдыхайте и набирайтесь сил, они вам понадобятся очень скоро!.. А сэр Ричард, как я догадываюсь…
Он сделал паузу, я широко улыбнулся и сказал так же громко:
– Ознакомлюсь с положением дел, после чего… начнем!
Ришар придержал полог шатра, я вошел царственно, как и положено сюзерену, за каждым движением приходится следить, устало сел за стол, в теле в самом деле ноет каждая косточка, и сразу позволил морде лица расслабить мышцы, а то от дурацкой улыбки уже болит рот.
Граф Ришар огляделся по сторонам, я устало указал ему на кресло рядом.
– Присядьте, граф. Пусть они там покричат, а мы тут переведем дух.
Он кивнул и, осторожно присев, сказал негромко:
– Сэр Ричард, я от вас ожидал всего-всего, но то, что рассказали прибывшие из Вестготии эти славные и такие застенчивые рыцари…
Я отмахнулся:
– Никакие они не застенчивые. Просто слегка ошарашены видом огромного войска и необъятных просторов. Видели бы, на каких террасах там живут! Завтра-послезавтра охамеют, вот увидите.
Он смотрел мне в лицо с сочувствием, удивлением и тревогой.
– Это верно, что вы… уже герцог?
Я пожал плечами.
– Увы, граф, отвертеться не удалось. Однако, к счастью, у меня там такая сложилась репутация…
Он вскинул бровь.
– Догадываюсь.
– Ох, граф, – возразил я с неудовольствием, – уж и не знаю, что вы обо мне подумали, но все неправда! Я не такой. И вообще в мире все так предсказуемо. Я вообще-то демократ по убеждениям, но мир живет по понятиям! Правитель, каким бы он тупым ни был, все-таки должен учитывать реалии. Так что герцогство из-под меня никто не выдернет, несмотря на то что я здесь. Да и самых активных буянов я благополучно увел сюда, хе-хе. Теперь дело за малым.
– Да, сэр Ричард?
– Идти победной поступью, – сказал я со вздохом. – К сожалению, только армландцы готовы сражаться за абстрактную идею Добра и победы церкви, а сен-маринцы и вестготцы спят и видят новые земли, новые титулы, трофеи, добычу…
Он кивнул, глаза не отрывали от моего лица взгляда.
– Это вы им обеспечите… Но с вами что-то случилось, сэр Ричард? Вы улыбаетесь, но на вашем челе ночь.
Я спросил тревожно:
– В смысле, Тьма?
– В смысле, – сказал он, – печаль. И глубокая скорбь. Но не говорите, что вас настолько огорчило герцогство! Не поверю.
Я тяжело вздохнул.
– К сожалению, граф, судьба сладострастно бьет меня в самое больное место. Одной рукой дает, другой забирает и еще смеется в лицо… Я встретил женщину, душа моя воспарила в небеса, я был счастлив, как никогда… Но она ушла.