Страница:
Доктор громко откашлялся. Роджер вздрогнул и повернулся к нему, и обнаружил, что Эбернети смотрит на него в упор с весьма задумчивым видом.
— Ох, — произнес доктор изменившимся тоном. — Вот какие дела, значит?
Воротник рубашки Роджера был расстегнут, и тем не менее молодой человек почувствовал себя так, словно на его горле чрезвычайно туго затянут галстук. Но он посмотрел в глаза доктора прямо и твердо.
— Да, — ответил он. — Вот такие дела.
Доктор Эбернети потянулся к бутылке «Lagavulin» и наполнил оба стакана.
— Клэр говорила, что ты ей нравишься, — сообщил он, сдаваясь. И поднял свой стакан. — Ладно. Slainte.
— Кто-нибудь, настройте цвет! Этот чертов Уолтер Кронкайт совсем оранжевый!
Ленни Эбернети услужливо покрутил ручки на панели, комментатор стал совершенно зеленым. Но, не обратив внимания на внезапное изменение цветовой ориентации, Кронкайт продолжал вещать:
— Примерно через две минуты командир экипажа Нейл Армстронг и команда «Аполлона-2» совершат историческую посадку на Куну, управляя космическим кораблем вручную…
Полутемная гостиная была набита битком, и внимание присутствующих было полностью приковано к экрану огромного телевизора, все напряженно следили за отсчетом времени, оставшегося до посадки «Аполлона».
— Я просто поражен, — шепнул Роджер на ухо Брианне. — Как тебе удалось его починить?
Они оба сидели на полу, Роджер прислонился спиной к книжному стеллажу, а Брианна уютно устроилась впереди; руки Роджера лежали на изгибах ее бедер, подбородок пристроился на плече девушки.
— Вообще-то кто-то просто-напросто выдернул разъем из задней стенки, — хихикнула Брианна. — А я его вставила обратно.
Он расхохотался и поцеловал ее в шею. В комнате было жарко, несмотря на кондиционер, старательно гудевший, и кожа девушки была немножко влажной и чуть солоноватой.
— У тебя самая круглая попка в мире, — сообщил он шепотом. Она не ответила, но тут же придвинула эту замечательную часть тела поближе к Роджеру.
Телевизор загудел множеством голосов, на экране появилось изображение флага, который астронавты должны были водрузить на Луне.
Роджер бросил взгляд через гостиную, на Джо Эбернети, но доктор, как и все остальные, был совершенно загипнотизирован событиями, его лицо в слабом свете экрана выглядело восторженным донельзя. Роджер, чувствуя себя невидимым в темноте, обнял Брианну и ощутил мягкую тяжесть ее грудей в своих ладонях. Девушка глубоко вздохнула и расслабилась в его руках, а потом нашла его пальцы и крепко сжала их.
Они не вели бы себя так дерзко, если бы им это чем-то грозило. Но он уезжал через два часа; у них не было возможности зайти дальше. Накануне ночью они поняли, что играют с динамитом, и были куда осторожнее. Роджер с интересом думал: неужели Эбернети и в самом деле набил бы ему физиономию, если бы узнал, что Брианна провела ночь в его постели?
На обратном пути машину вел он, и всю дорогу отчаянно терзался, пытаясь не сбиться с верного направления и умирая от восторга при ощущении нежного тела Брианны. Они остановились где-то, чтобы выпить кофе, долго болтали, то и дело касаясь друг друга, их руки, бедра, головы постоянно были совсем близко друг от друга… К Бостону они подъехали уже к утру, беседа затихла, голова Брианны бессильно лежала на его плече…
И он, чувствуя, что и сам вот-вот заснет, и понимая, что ему не добраться сквозь путаницу незнакомых улиц до квартиры Брианны, просто-напросто подъехал к своему отелю, помог сонной девушке подняться наверх и уложил ее в собственную постель, где она и заснула мертвым сном в первую же секунду.
А он провел остаток ночи на целомудренно твердом полу, накинув на себя шерстяной кардиган Брианны, чтобы не замерзнуть. На рассвете он поднялся со своего девственного ложа и уселся в кресло, вдыхая запах Брианны, молча наблюдая за тем, как разгорающийся свет дня постепенно освещает лицо спящей девушки.
Да, вот так все оно и было.
— …внимание… — донеслось до сознания Роджера. — Он выходит, он ступил на Луну!
По затихшей гостиной сначала пронесся общий глубокий вздох, а потом присутствующие разразились восторженными криками, и Роджер почувствовал, как шевельнулись волоски на его затылке.
— Один… совсем маленький шаг… для человека, — торжественно вещал комментатор, — и огромный прыжок… для всего человечества…
Изображение на экране замигало и поплыло, но вовсе не по вине телевизора, это были какие-то помехи. Все разом отчаянно вытянули шеи, стараясь как следует рассмотреть массивную фигуру, осторожно спускавшуюся по лесенке и твердо ставящую ногу на лунный грунт — впервые в истории космонавтики, впервые в истории Земли. По щекам девушек, сидевших в гостиной, потекли слезы, смутно мерцавшие в серебристом свете.
Даже Брианна забыла обо всем остальном; ее пальцы соскользнули с руки Роджера и она наклонилась вперед, захваченная происходящим.
В этот день радостно было чувствовать себя американцем.
Роджер на мгновение растерялся, видя, как живо и искренне Брианна радуется великому событию, как отчаянно она гордится своей страной, — да, она действительно была гражданкой этой страны. Сейчас, в это мгновение, была совсем другая эпоха, отстоящая от вчерашнего дня на два столетия.
Может ли у них быть что-то общее, у историка и у инженера? Взгляд Роджера постоянно обращался назад, к тайнам прошлого, а Брианна устремлялась в будущее, в ошеломительное сияние новизны…
Зрители наконец расслабились, все разом весело заговорили, и Брианна повернулась к Роджеру, чтобы крепко поцеловать его и прижаться к нему, и он подумал, что, черт побери, не все ли равно, что они смотрят в разные стороны, если их лица при этом всегда обращены друг к другу?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 6
— Ох, — произнес доктор изменившимся тоном. — Вот какие дела, значит?
Воротник рубашки Роджера был расстегнут, и тем не менее молодой человек почувствовал себя так, словно на его горле чрезвычайно туго затянут галстук. Но он посмотрел в глаза доктора прямо и твердо.
— Да, — ответил он. — Вот такие дела.
Доктор Эбернети потянулся к бутылке «Lagavulin» и наполнил оба стакана.
— Клэр говорила, что ты ей нравишься, — сообщил он, сдаваясь. И поднял свой стакан. — Ладно. Slainte.
* * *
— Кто-нибудь, настройте цвет! Этот чертов Уолтер Кронкайт совсем оранжевый!
Ленни Эбернети услужливо покрутил ручки на панели, комментатор стал совершенно зеленым. Но, не обратив внимания на внезапное изменение цветовой ориентации, Кронкайт продолжал вещать:
— Примерно через две минуты командир экипажа Нейл Армстронг и команда «Аполлона-2» совершат историческую посадку на Куну, управляя космическим кораблем вручную…
Полутемная гостиная была набита битком, и внимание присутствующих было полностью приковано к экрану огромного телевизора, все напряженно следили за отсчетом времени, оставшегося до посадки «Аполлона».
— Я просто поражен, — шепнул Роджер на ухо Брианне. — Как тебе удалось его починить?
Они оба сидели на полу, Роджер прислонился спиной к книжному стеллажу, а Брианна уютно устроилась впереди; руки Роджера лежали на изгибах ее бедер, подбородок пристроился на плече девушки.
— Вообще-то кто-то просто-напросто выдернул разъем из задней стенки, — хихикнула Брианна. — А я его вставила обратно.
Он расхохотался и поцеловал ее в шею. В комнате было жарко, несмотря на кондиционер, старательно гудевший, и кожа девушки была немножко влажной и чуть солоноватой.
— У тебя самая круглая попка в мире, — сообщил он шепотом. Она не ответила, но тут же придвинула эту замечательную часть тела поближе к Роджеру.
Телевизор загудел множеством голосов, на экране появилось изображение флага, который астронавты должны были водрузить на Луне.
Роджер бросил взгляд через гостиную, на Джо Эбернети, но доктор, как и все остальные, был совершенно загипнотизирован событиями, его лицо в слабом свете экрана выглядело восторженным донельзя. Роджер, чувствуя себя невидимым в темноте, обнял Брианну и ощутил мягкую тяжесть ее грудей в своих ладонях. Девушка глубоко вздохнула и расслабилась в его руках, а потом нашла его пальцы и крепко сжала их.
Они не вели бы себя так дерзко, если бы им это чем-то грозило. Но он уезжал через два часа; у них не было возможности зайти дальше. Накануне ночью они поняли, что играют с динамитом, и были куда осторожнее. Роджер с интересом думал: неужели Эбернети и в самом деле набил бы ему физиономию, если бы узнал, что Брианна провела ночь в его постели?
На обратном пути машину вел он, и всю дорогу отчаянно терзался, пытаясь не сбиться с верного направления и умирая от восторга при ощущении нежного тела Брианны. Они остановились где-то, чтобы выпить кофе, долго болтали, то и дело касаясь друг друга, их руки, бедра, головы постоянно были совсем близко друг от друга… К Бостону они подъехали уже к утру, беседа затихла, голова Брианны бессильно лежала на его плече…
И он, чувствуя, что и сам вот-вот заснет, и понимая, что ему не добраться сквозь путаницу незнакомых улиц до квартиры Брианны, просто-напросто подъехал к своему отелю, помог сонной девушке подняться наверх и уложил ее в собственную постель, где она и заснула мертвым сном в первую же секунду.
А он провел остаток ночи на целомудренно твердом полу, накинув на себя шерстяной кардиган Брианны, чтобы не замерзнуть. На рассвете он поднялся со своего девственного ложа и уселся в кресло, вдыхая запах Брианны, молча наблюдая за тем, как разгорающийся свет дня постепенно освещает лицо спящей девушки.
Да, вот так все оно и было.
— …внимание… — донеслось до сознания Роджера. — Он выходит, он ступил на Луну!
По затихшей гостиной сначала пронесся общий глубокий вздох, а потом присутствующие разразились восторженными криками, и Роджер почувствовал, как шевельнулись волоски на его затылке.
— Один… совсем маленький шаг… для человека, — торжественно вещал комментатор, — и огромный прыжок… для всего человечества…
Изображение на экране замигало и поплыло, но вовсе не по вине телевизора, это были какие-то помехи. Все разом отчаянно вытянули шеи, стараясь как следует рассмотреть массивную фигуру, осторожно спускавшуюся по лесенке и твердо ставящую ногу на лунный грунт — впервые в истории космонавтики, впервые в истории Земли. По щекам девушек, сидевших в гостиной, потекли слезы, смутно мерцавшие в серебристом свете.
Даже Брианна забыла обо всем остальном; ее пальцы соскользнули с руки Роджера и она наклонилась вперед, захваченная происходящим.
В этот день радостно было чувствовать себя американцем.
Роджер на мгновение растерялся, видя, как живо и искренне Брианна радуется великому событию, как отчаянно она гордится своей страной, — да, она действительно была гражданкой этой страны. Сейчас, в это мгновение, была совсем другая эпоха, отстоящая от вчерашнего дня на два столетия.
Может ли у них быть что-то общее, у историка и у инженера? Взгляд Роджера постоянно обращался назад, к тайнам прошлого, а Брианна устремлялась в будущее, в ошеломительное сияние новизны…
Зрители наконец расслабились, все разом весело заговорили, и Брианна повернулась к Роджеру, чтобы крепко поцеловать его и прижаться к нему, и он подумал, что, черт побери, не все ли равно, что они смотрят в разные стороны, если их лица при этом всегда обращены друг к другу?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПИРАТЫ
Глава 6
Я сталкиваюсь с грыжей
Июнь 1767.
— Ненавижу лодки, — процедил Джейми сквозь стиснутые зубы. — Меня тошнит от лодок, просто выворачивает. На мой взгляд, лодки — это нечто жутко отвратительное и даже непристойное.
Дядя Джейми, Гектор Камерон, жил на плантации, носившей имя Речная Излучина, расположенной как раз над Кросскриком. Кросскрик, в свою очередь, находился вверх по течению от Велмингтона; вообще-то до него было около двухсот миль. Нам говорили, что в это время года путешествие по реке, на лодке, может занять от четырех дней до недели, в зависимости от направления ветра. Если же мы рискнули бы отправиться по суше, то нам пришлось бы потратить две недели, а то и больше, поскольку тут уже вступали в силу такие факторы, как напрочь размытые дождями дороги, грязь по пояс и сломанные колесные оси.
— На реке не бывает больших волн, — сказала я. — И мне почему-то представляется, что топать пешком по грязи двести миль подряд, увязая по меньшей мере по колено, — это такое занятие, которое может вызвать кое-что похуже простого отвращения и тошноты.
Ян широко ухмыльнулся, но тут же постарался придать своему лицу как можно более невинное выражение, поскольку взгляд Джейми устремился к племяннику.
— Кроме того, — заявила я, одаряя Джейми улыбкой, — если с тобой вдруг приключится морская болезнь, то помни: мои иглы пока что при мне. — Я похлопала по карману, в котором лежал мой маленький набор для иглоукалывания, в футляре из слоновой кости.
Джейми с силой выдохнул через нос, но больше не произнес ни слова. Так что с этой маленькой проблемой было покончено, но еще оставалось решить проблему куда более серьезную — то есть раздобыть деньги на проезд.
Конечно, мы не были богаты, но кое-что у нас все-таки имелось, благодаря удаче, поджидавшей нас на пути. Отправившись из Чарльстона на север и устраиваясь на следующую ночевку прямо у дороги, мы случайно нашли в лесу заброшенную ферму; вся ее расчищенная земля уже покрылась молодой дикой порослью.
Крепкие молодые тополя, словно острые копья, пронзили рухнувшую крышу, от которой остались только голые стропила, а пышный куст остролиста умудрился пробиться сквозь трещину в каменном полу перед очагом. Стены дома наполовину развалились, бревна почернели от гнили, кое-где они кудрявились зеленым мхом, в других местах обросли грибами. Конечно, мы не могли знать, как давно люди покинули это место, но ясно было, что пройдет еще год-другой — и все здесь, и этот небольшой домик, и обработанная земля, — будут поглощены лесом, и никаких следов забытого жилья не останется, кроме, разве что, пирамидки камней от рассыпавшейся печной трубы.
И тем не менее, как ни невероятно и даже нелепо это выглядело, — среди всего этого лесного безобразия, вторгшегося на заброшенную ферму, красовались уцелевшие остатки бывшего здесь когда-то большого фруктового сада, — персиковые деревья, сплошь усыпанные зрелыми, лопающимися от сока плодами и окруженные целыми роями громко жужжащих пчел. Мы ели их, пока чуть не лопнули, переночевали под укрытием руин, а рано утром, еще до рассвета, встали и до отказа нагрузили наш фургон целыми горами нежных золотистых фруктов, бархатных, полных чудесного сока.
Мы распродали их очень быстро, и в результате явились в Велмингтон с липкими руками, с мешочком монет (в основном там были денежки по одному пенсу), и насквозь пропитанные неистребимым запахом забродившего сока; он исходил от наших волос, от одежды, от кожи — как будто мы все хорошенько искупались в персиковой водке.
— Держи это при себе, — заявил Джейми, протягивая мне маленький кожаный кисет, содержавший все наше состояние.
— Но что мы купим в дорогу из продуктов, а? Надеюсь, не персики? Да и вообще, лучше бы нам прикупить всяких мелочей, чтобы не выглядеть совсем уж нищими, когда мы явимся к моим родственникам. Для начала, может быть, иголку и нитки?
Он кивком головы показал на здоровенную дыру в куртке Фергуса, — дыра эта возникла в результате падения с персикового дерева.
— Мы с Дунканом пройдемся вокруг, посмотрим, нельзя ли продать фургон и лошадей, и выясним, как тут обстоят дела с лодками. А если тут есть такая штука, как золотых дел мастер, я, возможно, спрошу, что бы он предложил за один из наших камешков.
— Ты поосторожнее, дядя, — посоветовал Ян, хмуро наблюдая за пестрой толпой самой разнообразной публики, болтавшейся вокруг небольшого порта; многие вроде бы совершенно бесцельно ходили туда-сюда. — Нам вовсе ни к чему попадать в какое-нибудь приключение, да и оказаться ограбленным прямо на здешней улице мне тоже что-то не хочется.
Джейми, сделав предельно серьезное лицо, заверил племянника, что он предпримет все мыслимые меры предосторожности.
— Возьми с собой Ролло, — настаивал Ян. — Он тебя защитит!
Джейми посмотрел на Ролло; так называемая собака рассматривала текущую мимо толпу с выражением терпеливого интереса на морде, и в глазах пса светилось нечто такое, что заставляло предположить в Ролло не столько интерес к новым местам и людям, сколько с трудом сдерживаемый голод.
— О, ладно, — сказал наконец Джейми. — Пошли со мной, милая собачка. — Сделав несколько шагов, он остановился и обернулся ко мне. — Мне что-то кажется, Сасснек, будет неплохо, если ты ко всему прочему купишь еще и немного сушеной рыбы.
Велмингтон был маленьким городом, но благодаря своему на редкость удачному расположению (он ведь представлял собой морской порт, стоявший в самом устье судоходной реки), он мог похвастать не только сельскохозяйственным рынком и доками для ремонта судов, но еще и несколькими магазинами, имевшими в наличии кое-какие предметы роскоши, доставленные из Европы, наравне с разнообразными местными изделиями и продуктами, необходимыми для повседневной жизни.
— Бобы, отлично, — сказал Фергус. — Я люблю бобы, хоть сколько мне их давай. — Он передвинул висевший за его плечами тяжелый джутовый мешок, поскольку тот съехал в сторону. — И хлеб, конечно, нам понадобиться хлеб… и мука, и соль, и свиное сало. Соленый окорок, сушеная вишня, свежие яблоки, да, все это нужно. И рыба, если уж на то пошло. Иголки с нитками я лично тоже считаю вещами необходимыми. И щетку для волос тоже, — добавил он, бросив косой взгляд на мои волосы, которые, благодаря повышенной влажности воздуха, так и рвались наружу из-под моей шляпы с широкими полями, и не обращали ни малейшего внимания на все мои усилия удержать их внутри головного убора.
— Ну, и в аптеку нам придется зайти, — решил Фергус. — Кое-какие лекарства купим, верно? Но кружева?
— Кружева! — твердо произнесла я. И засунула маленький сверток с тремя ярдами брюссельских кружев в большую корзину, которую нес Фергус. — И еще, между прочим, ленты. По ярду вон тех широких шелковых лент, — теперь уже я обращалась к потной молодой девушке, стоявшей за прилавком. — Красную… это для тебя, Фергус, так что нечего тут ныть, потом зеленая — для Яна, желтая — для Дункана, а вон та совсем темная голубая — для Джейми. И это вовсе не экстравагантность! Джейми не желает, чтобы мы выглядели как оборванцы, когда предстанем перед его дядей и тетей.
— А как насчет тебя, тетя? — спросил Ян, ухмыляясь. — Уж наверное, ты не захочешь, чтобы мы, мужчины, выглядели как настоящие денди, а ты бы осталась эдаким серым воробышком, а?
Фергус энергично сплюнул сквозь зубы; он одновременно и возмущался ненужными тратами, и отчаянно веселился.
— Вот это! — заявил он, показывая на большой моток темно-розовой ленты.
— Нет, это цвет для молодой девушки, — возразила я.
— Женщина никогда не бывает настолько старой, чтобы отказаться от розового цвета, — твердо произнес Фергус. — Я не раз слышал, как les mesdames говорили так.
Мне уже приходилось слышать мнения мадам по самым разным поводам; юные годы Фергуса прошли в публичном доме, и, судя по некоторым его высказываниям, не только самые юные годы. Я лишь от души надеялась, что Фергус преодолеет свою привычку при каждом случае ссылаться на мнения мадам, — ведь теперь он был женат на приемной дочери Джейми; но, поскольку Марсела сейчас находилась на Ямайке, ожидая рождения их первенца, я сильно сомневалась, что он перестанет упоминать мадам. В конце концов, по крови Фергус был французом.
— Думаю, мадам в этом должны разбираться, — кивнула я. — Ладно, пусть будет розовая.
Нагруженные корзинами и сумками с провиантом, мы наконец выбрались на улицу. Стояла отчаянная жара, и воздух был таким влажным, что хоть отжимай, но с реки дул легкий ветерок, и после душной тесноты магазинчика наружная атмосфера показалась мне сладкой и освежающей. Я посмотрела в сторону порта, где виднелись мачты нескольких небольших суденышек, мягко качавшихся на волнах прилива, и тут же увидела высоченную фигуру Джейми, размашисто шедшего в нашу сторону; Ролло ошивался возле его ног.
Ян завопил во все горло и замахал руками, и Ролло тут же сорвался с места и понесся к нам со всех ног, яростно размахивая хвостом при виде своего хозяина. К счастью, в это время дня народу вокруг было немного; но те, кто имел несчастье находиться в этот момент на узкой улице, шарахнулись к стенам домов, изо всех сил стараясь избежать столкновения со зловещим зверем.
— Бог ты мой, — послышался рядом со мной чей-то протяжный голос. — Это, пожалуй, самая большая собака из тех, что я вообще когда-либо видел.
Я глянула через плечо и заметила некоего джентльмена, только что отделившегося от стены таверны и вежливо приподнявшего шляпу, приветствуя меня.
— Ваш покорный слуга, мэм. Я от всей души надеюсь, что этот зверь не питает пристрастия к человеческой плоти, а?
Я наконец повернулась лицом к человеку, говорившему со мной, — и ахнула. И чуть было не ляпнула, что уж он-то, пожалуй, единственный из всего человечества, кто вряд ли мог счесть нашего Ролло пугающим.
Мой собеседник был одним из самых высоких людей, каких я когда-либо видела; он был даже на несколько дюймов выше Джейми. Он был тощим и костлявым, просто кожа да кости; огромные кисти его рук болтались где-то на уровне моих локтей, а затейливо расшитый бусинками кожаный ремень, перетягивавший его талию, оказался прямо напротив моей груди. Я вполне могла уткнуться носом в его пупок, случись мне, например, чихнуть — но этого, к счастью, не произошло.
— Нет, он питается только рыбой, — заверила я моего нового знакомца. Видя, как я вытягиваю шею, он любезно опустился на корточки, и его коленные суставы при этом щелкнули, как две винтовки. Теперь, когда его лицо оказалось в поле моего зрения, я обнаружила, что черты мне все равно не рассмотреть за густой черной растительностью. Лишь нелепо вздернутый нос выглядывал из этих зарослей, да моргала над ним пара больших и спокойных глаз светло-орехового цвета.
— Ну, я весьма рад это слышать. Мне бы совсем не хотелось, чтобы какой-нибудь здоровячок откусил мне ногу, да еще прямо с утра. — Он снял шляпу с обвисшими до неприличия полями и с облезшим индюшачьим пером, заткнутым за ленту, и склонил передо мной голову, отчего его завивавшиеся спиралями черные длинные волосы упали вперед, на плечи. — Джон Куинси Майерс, к вашим услугам, мэм.
— Клэр Фрезер, — представилась я, протягивая ему руку и очаровательно улыбаясь. Он на мгновение сжал мои пальцы, подом поднес их к носу и обнюхал, а потом посмотрел на меня и расплылся в широкой улыбке, весьма приятной, несмотря на отсутствие у него половины зубов.
— Эй, мэм, вы часом не травница будете, а?
— Я… кто буду?
Он осторожно перевернул мою руку ладонью вверх и показал на зеленые пятна хлорофилла, въевшегося в эпидермис.
— Если у леди просто пальцы зеленые, то она, может быть, всего лишь ухаживала за своими розами, но если у леди руки пахнут сассафрасом, то бишь как его… американским лавром, да еще и иезуитской корой, — то это уж вовсе не похоже на то, что она цветочки для букета собирала. А ты так не считаешь? — спросил он, поворачиваясь к Яну и добродушно глядя на него. Ян озирал мистера Майерса с нескрываемым интересом.
— Ой, да! — горячо откликнулся парнишка. — Тетя Клэр — известная целительница. Мудрая женщина! — И он с гордостью посмотрел на меня.
— Вот оно как? Ну, это хорошо. — Глаза мистера Майерса с любопытством прошлись по окружающему нас миру, а потом вернулись обратно и сосредоточились на мне. — Что хотите со мной делайте, если это не моя чертова удача! Я так и думал, что надо мне немножко тут подождать, прежде чем лезть в горы и искать там индейского шамана, чтобы он меня полечил немножко.
— Вы больны, мистер Майерс? — спросила я. Он вовсе не выглядел нездоровым, но вообще-то мне было трудно судить о чем-либо, поскольку Майерс был отлично замаскирован бородой, длинными волосами, загаром и тонким слоем жирной коричневой грязи, которая, похоже, покрывала все, что не было скрыто потрепанной одеждой из оленьей кожи. Единственным исключением оказался его лоб; видимо, его обычно прикрывала от солнца черная фетровая шляпа, а теперь он вдруг оказался на всеобщем обозрении, — широкая, абсолютно белая плоскость.
— Не то чтобы по-настоящему болен, я так не считаю, — заметил Майерс. Внезапно он поднялся на ноги и принялся неторопливо задирать подол своей кожаной рубахи. — Ну, во всяком случае, это не трип и не французская болезнь, это уж точно, такое-то я повидал на своем веку.
То, что я приняла за брюки, оказалось на деле длинными кожаными гамашами, поверх которых был надет такой же кожаный набрюшник.
Продолжая говорить, мистер Майерс взялся за кожаный ремешок, удерживавший на месте этот последний предмет его гардероба, и начал развязывать тугой узел.
— Чертовски неприятная штука, и здоровенная, вообще-то говоря; и выскочила вдруг, ни с того ни с сего, прямо рядышком с одним из моих шариков. И мешает, конечно, как вы и сами, наверное, догадываетесь, хотя не очень-то и болит, честно говоря, вот разве что когда я верхом на лошадку сажусь… Может, вы на это посмотрите и объясните, что мне с этой штуковиной делать, а?
— А… э… — промямлила я, бросая на Фергуса бешеный взгляд, — но тот лишь в очередной раз поправил висевший на его спине мешок с бобами и продолжал с интересом наблюдать за событиями, черт бы его побрал.
— Имею ли я удовольствие видеть перед собой мистера Джона Майерса? — раздался за моим плечом вежливый голос, говоривший с шотландским акцентом.
Мистер Майерс оставил в покое узел набрюшника и вопросительно посмотрел на Джейми.
— Насчет удовольствия или неудовольствия ничего не могу сказать, сэр, — сообщил он не менее учтиво. — Но если вы ищете Майерса, то вы его нашли.
Джейми шагнул вперед и остановился рядом со мной, тактично внедрив собственное тело между мной и набрюшником мистера Майерса. Он серьезно поклонился, держа шляпу подмышкой.
— Джеймс Фрезер, к вашим услугам, сэр. Мне говорили, что при знакомстве с вами следует упомянуть имя мистера Гектора Камерона.
Мистер Майерс с интересом посмотрел на рыжие волосы Джейми.
— Вы шотландец, да? Один из этих горных парней?
— Я шотландец, верно, и я горец.
— И вы родня старому Гектору Камерону?
— Он мой дядя по браку, сэр, хотя я до сих пор не встречался с ним лично. Мне говорили, что вы его хорошо знаете, и что вы могли бы довезти меня и моих людей до его плантации.
Обмениваясь репликами, мужчины откровенно оглядывали друг друга с головы до ног, оценивая внешность, одежду и вооружение. Глаза Джейми одобрительно задержались на длинном ноже в ножнах, висевшем на поясе охотника Майерса, а у мистера Майерса даже ноздри расширились от любопытства.
— Comme deux chiens, — негромко произнес Фергус за моей спиной. Как два пса. — …aux culs. — Ну да, теперь им следовало бы обнюхать друг у друга зады.
Мистер Майерс метнул в Фергуса быстрый взгляд, и я заметила в глубине его светлых глаз отсвет откровенного веселья, — но он тут же вернулся к изучению Джейми. Каким бы он ни был диким лесным охотником, но он явно кое-что смыслил во французском языке.
Учитывая острое обоняние мистера Майерса и полное отсутствие у него застенчивости, я бы ничуть не удивилась, если бы он тут же опустился на четвереньки и приветствовал Джейми именно тем способом, какой предложил Фергус. Но охотник вполне удовлетворился тем, что внимательно рассмотрел не только Джейми, но и Яна, и самого Фергуса, и меня, а заодно и нашего Ролло.
— Хорошая собака, — кивнул он, беспечно кладя здоровенную ручищу на голову последней. Ролло, приняв приглашение, провел собственное исследование чужака, старательно обнюхав его от мокасин до набрюшника, пока мистер Майерс продолжал говорить. — Так он ваш дядя, вот как? А он знает, что вы к нему едете?
Джейми покачал головой.
— Точно не могу сказать. Я послал ему письмо из Джорджии, месяц назад, но откуда мне знать, получил он его, или нет?
— Ну, скорее нет, — задумчиво произнес Майерс. Его глаза задержались на лице Джейми, потом снова медленно оглядели всех нас по очереди. — Я уже тут познакомился с вашей женой. А это ваш сынок? — он кивнул в сторону Яна.
— Племянник, Ян. А это — приемный сын, Фергус. — Джейми широким жестом представил присутствующих. — И еще с нами мой друг Дункан Иннес, он скоро придет.
Майерс хмыкнул, кивнул и принял решение.
— Ну, я должен был убедиться, можно ли вас провожать к Камеронам. Просто хотел увериться, что вы и вправду родственники, но вы, конечно, лицом действительно немного похожи на вдовушку Камерона. И парнишка вообще-то тоже немного похож.
Джейми резко вскинул голову.
— Вдова Камерона?
Хитрая улыбка промелькнула в волосяных зарослях лица Майерса.
— Да, старина Гектор схватил сильное воспаление горла, да, и помер в конце прошлой зимы. Так что я не представляю, чтобы он получал почту там, где он сейчас находится.
Оставив пока Камерона ради более насущных потребностей собственного организма, мистер Майерс снова принялся раскапывать узлы и обертки на собственном животе.
— Здоровенная такая штука, темно-красная, — пояснил он, обращаясь ко мне, но не прерывая процесса развязывания узла. — Почти такая же здоровенная, как один из моих шариков. Вам не кажется, что она могла просто потому выскочить, что мне вдруг захотелось отрастить третье яичко?
— Ну, это вряд ли, — ответила я, кусая губы, чтобы не расхохотаться. — Я в этом очень сомневаюсь. — Мистер Майерс работал пальцами очень медленно, и тем не менее узел на его набрюшнике был уже почти распутан; случайные прохожие начали понемногу останавливаться вокруг нас, глазея.
— О, пожалуйста, не стоит вам беспокоиться, — сказала я. — Я уверена, я знаю, что это такое… это наверняка просто паховая грыжа.
Большие ореховые глаза стали еще больше.
— Вот как? — похоже, мое сообщение его скорее заинтересовало, чем расстроило.
— Конечно, мне нужно посмотреть… где-нибудь в помещении, — поспешно добавила я. — Ну, просто чтобы наверняка убедиться, но судя по вашему описанию, это именно она. Вообще-то ее очень легко удалить хирургическим путем, но… — я с некоторым сомнением оглядела стоявшего передо мной колосса. — Я просто не знаю… то есть я хочу сказать, мне придется вас усыпить. Чтобы вы были без сознания, — уточнила я. — Мне придется вас разрезать и снова зашить, видите ли. Но, может быть, лучше наложить грыжевый бандаж… ну, перевязать особым образом.
Майерс впал в глубокое раздумье и принялся скрести подбородок.
— Ненавижу лодки, — процедил Джейми сквозь стиснутые зубы. — Меня тошнит от лодок, просто выворачивает. На мой взгляд, лодки — это нечто жутко отвратительное и даже непристойное.
Дядя Джейми, Гектор Камерон, жил на плантации, носившей имя Речная Излучина, расположенной как раз над Кросскриком. Кросскрик, в свою очередь, находился вверх по течению от Велмингтона; вообще-то до него было около двухсот миль. Нам говорили, что в это время года путешествие по реке, на лодке, может занять от четырех дней до недели, в зависимости от направления ветра. Если же мы рискнули бы отправиться по суше, то нам пришлось бы потратить две недели, а то и больше, поскольку тут уже вступали в силу такие факторы, как напрочь размытые дождями дороги, грязь по пояс и сломанные колесные оси.
— На реке не бывает больших волн, — сказала я. — И мне почему-то представляется, что топать пешком по грязи двести миль подряд, увязая по меньшей мере по колено, — это такое занятие, которое может вызвать кое-что похуже простого отвращения и тошноты.
Ян широко ухмыльнулся, но тут же постарался придать своему лицу как можно более невинное выражение, поскольку взгляд Джейми устремился к племяннику.
— Кроме того, — заявила я, одаряя Джейми улыбкой, — если с тобой вдруг приключится морская болезнь, то помни: мои иглы пока что при мне. — Я похлопала по карману, в котором лежал мой маленький набор для иглоукалывания, в футляре из слоновой кости.
Джейми с силой выдохнул через нос, но больше не произнес ни слова. Так что с этой маленькой проблемой было покончено, но еще оставалось решить проблему куда более серьезную — то есть раздобыть деньги на проезд.
Конечно, мы не были богаты, но кое-что у нас все-таки имелось, благодаря удаче, поджидавшей нас на пути. Отправившись из Чарльстона на север и устраиваясь на следующую ночевку прямо у дороги, мы случайно нашли в лесу заброшенную ферму; вся ее расчищенная земля уже покрылась молодой дикой порослью.
Крепкие молодые тополя, словно острые копья, пронзили рухнувшую крышу, от которой остались только голые стропила, а пышный куст остролиста умудрился пробиться сквозь трещину в каменном полу перед очагом. Стены дома наполовину развалились, бревна почернели от гнили, кое-где они кудрявились зеленым мхом, в других местах обросли грибами. Конечно, мы не могли знать, как давно люди покинули это место, но ясно было, что пройдет еще год-другой — и все здесь, и этот небольшой домик, и обработанная земля, — будут поглощены лесом, и никаких следов забытого жилья не останется, кроме, разве что, пирамидки камней от рассыпавшейся печной трубы.
И тем не менее, как ни невероятно и даже нелепо это выглядело, — среди всего этого лесного безобразия, вторгшегося на заброшенную ферму, красовались уцелевшие остатки бывшего здесь когда-то большого фруктового сада, — персиковые деревья, сплошь усыпанные зрелыми, лопающимися от сока плодами и окруженные целыми роями громко жужжащих пчел. Мы ели их, пока чуть не лопнули, переночевали под укрытием руин, а рано утром, еще до рассвета, встали и до отказа нагрузили наш фургон целыми горами нежных золотистых фруктов, бархатных, полных чудесного сока.
Мы распродали их очень быстро, и в результате явились в Велмингтон с липкими руками, с мешочком монет (в основном там были денежки по одному пенсу), и насквозь пропитанные неистребимым запахом забродившего сока; он исходил от наших волос, от одежды, от кожи — как будто мы все хорошенько искупались в персиковой водке.
— Держи это при себе, — заявил Джейми, протягивая мне маленький кожаный кисет, содержавший все наше состояние.
— Но что мы купим в дорогу из продуктов, а? Надеюсь, не персики? Да и вообще, лучше бы нам прикупить всяких мелочей, чтобы не выглядеть совсем уж нищими, когда мы явимся к моим родственникам. Для начала, может быть, иголку и нитки?
Он кивком головы показал на здоровенную дыру в куртке Фергуса, — дыра эта возникла в результате падения с персикового дерева.
— Мы с Дунканом пройдемся вокруг, посмотрим, нельзя ли продать фургон и лошадей, и выясним, как тут обстоят дела с лодками. А если тут есть такая штука, как золотых дел мастер, я, возможно, спрошу, что бы он предложил за один из наших камешков.
— Ты поосторожнее, дядя, — посоветовал Ян, хмуро наблюдая за пестрой толпой самой разнообразной публики, болтавшейся вокруг небольшого порта; многие вроде бы совершенно бесцельно ходили туда-сюда. — Нам вовсе ни к чему попадать в какое-нибудь приключение, да и оказаться ограбленным прямо на здешней улице мне тоже что-то не хочется.
Джейми, сделав предельно серьезное лицо, заверил племянника, что он предпримет все мыслимые меры предосторожности.
— Возьми с собой Ролло, — настаивал Ян. — Он тебя защитит!
Джейми посмотрел на Ролло; так называемая собака рассматривала текущую мимо толпу с выражением терпеливого интереса на морде, и в глазах пса светилось нечто такое, что заставляло предположить в Ролло не столько интерес к новым местам и людям, сколько с трудом сдерживаемый голод.
— О, ладно, — сказал наконец Джейми. — Пошли со мной, милая собачка. — Сделав несколько шагов, он остановился и обернулся ко мне. — Мне что-то кажется, Сасснек, будет неплохо, если ты ко всему прочему купишь еще и немного сушеной рыбы.
* * *
Велмингтон был маленьким городом, но благодаря своему на редкость удачному расположению (он ведь представлял собой морской порт, стоявший в самом устье судоходной реки), он мог похвастать не только сельскохозяйственным рынком и доками для ремонта судов, но еще и несколькими магазинами, имевшими в наличии кое-какие предметы роскоши, доставленные из Европы, наравне с разнообразными местными изделиями и продуктами, необходимыми для повседневной жизни.
— Бобы, отлично, — сказал Фергус. — Я люблю бобы, хоть сколько мне их давай. — Он передвинул висевший за его плечами тяжелый джутовый мешок, поскольку тот съехал в сторону. — И хлеб, конечно, нам понадобиться хлеб… и мука, и соль, и свиное сало. Соленый окорок, сушеная вишня, свежие яблоки, да, все это нужно. И рыба, если уж на то пошло. Иголки с нитками я лично тоже считаю вещами необходимыми. И щетку для волос тоже, — добавил он, бросив косой взгляд на мои волосы, которые, благодаря повышенной влажности воздуха, так и рвались наружу из-под моей шляпы с широкими полями, и не обращали ни малейшего внимания на все мои усилия удержать их внутри головного убора.
— Ну, и в аптеку нам придется зайти, — решил Фергус. — Кое-какие лекарства купим, верно? Но кружева?
— Кружева! — твердо произнесла я. И засунула маленький сверток с тремя ярдами брюссельских кружев в большую корзину, которую нес Фергус. — И еще, между прочим, ленты. По ярду вон тех широких шелковых лент, — теперь уже я обращалась к потной молодой девушке, стоявшей за прилавком. — Красную… это для тебя, Фергус, так что нечего тут ныть, потом зеленая — для Яна, желтая — для Дункана, а вон та совсем темная голубая — для Джейми. И это вовсе не экстравагантность! Джейми не желает, чтобы мы выглядели как оборванцы, когда предстанем перед его дядей и тетей.
— А как насчет тебя, тетя? — спросил Ян, ухмыляясь. — Уж наверное, ты не захочешь, чтобы мы, мужчины, выглядели как настоящие денди, а ты бы осталась эдаким серым воробышком, а?
Фергус энергично сплюнул сквозь зубы; он одновременно и возмущался ненужными тратами, и отчаянно веселился.
— Вот это! — заявил он, показывая на большой моток темно-розовой ленты.
— Нет, это цвет для молодой девушки, — возразила я.
— Женщина никогда не бывает настолько старой, чтобы отказаться от розового цвета, — твердо произнес Фергус. — Я не раз слышал, как les mesdames говорили так.
Мне уже приходилось слышать мнения мадам по самым разным поводам; юные годы Фергуса прошли в публичном доме, и, судя по некоторым его высказываниям, не только самые юные годы. Я лишь от души надеялась, что Фергус преодолеет свою привычку при каждом случае ссылаться на мнения мадам, — ведь теперь он был женат на приемной дочери Джейми; но, поскольку Марсела сейчас находилась на Ямайке, ожидая рождения их первенца, я сильно сомневалась, что он перестанет упоминать мадам. В конце концов, по крови Фергус был французом.
— Думаю, мадам в этом должны разбираться, — кивнула я. — Ладно, пусть будет розовая.
Нагруженные корзинами и сумками с провиантом, мы наконец выбрались на улицу. Стояла отчаянная жара, и воздух был таким влажным, что хоть отжимай, но с реки дул легкий ветерок, и после душной тесноты магазинчика наружная атмосфера показалась мне сладкой и освежающей. Я посмотрела в сторону порта, где виднелись мачты нескольких небольших суденышек, мягко качавшихся на волнах прилива, и тут же увидела высоченную фигуру Джейми, размашисто шедшего в нашу сторону; Ролло ошивался возле его ног.
Ян завопил во все горло и замахал руками, и Ролло тут же сорвался с места и понесся к нам со всех ног, яростно размахивая хвостом при виде своего хозяина. К счастью, в это время дня народу вокруг было немного; но те, кто имел несчастье находиться в этот момент на узкой улице, шарахнулись к стенам домов, изо всех сил стараясь избежать столкновения со зловещим зверем.
— Бог ты мой, — послышался рядом со мной чей-то протяжный голос. — Это, пожалуй, самая большая собака из тех, что я вообще когда-либо видел.
Я глянула через плечо и заметила некоего джентльмена, только что отделившегося от стены таверны и вежливо приподнявшего шляпу, приветствуя меня.
— Ваш покорный слуга, мэм. Я от всей души надеюсь, что этот зверь не питает пристрастия к человеческой плоти, а?
Я наконец повернулась лицом к человеку, говорившему со мной, — и ахнула. И чуть было не ляпнула, что уж он-то, пожалуй, единственный из всего человечества, кто вряд ли мог счесть нашего Ролло пугающим.
Мой собеседник был одним из самых высоких людей, каких я когда-либо видела; он был даже на несколько дюймов выше Джейми. Он был тощим и костлявым, просто кожа да кости; огромные кисти его рук болтались где-то на уровне моих локтей, а затейливо расшитый бусинками кожаный ремень, перетягивавший его талию, оказался прямо напротив моей груди. Я вполне могла уткнуться носом в его пупок, случись мне, например, чихнуть — но этого, к счастью, не произошло.
— Нет, он питается только рыбой, — заверила я моего нового знакомца. Видя, как я вытягиваю шею, он любезно опустился на корточки, и его коленные суставы при этом щелкнули, как две винтовки. Теперь, когда его лицо оказалось в поле моего зрения, я обнаружила, что черты мне все равно не рассмотреть за густой черной растительностью. Лишь нелепо вздернутый нос выглядывал из этих зарослей, да моргала над ним пара больших и спокойных глаз светло-орехового цвета.
— Ну, я весьма рад это слышать. Мне бы совсем не хотелось, чтобы какой-нибудь здоровячок откусил мне ногу, да еще прямо с утра. — Он снял шляпу с обвисшими до неприличия полями и с облезшим индюшачьим пером, заткнутым за ленту, и склонил передо мной голову, отчего его завивавшиеся спиралями черные длинные волосы упали вперед, на плечи. — Джон Куинси Майерс, к вашим услугам, мэм.
— Клэр Фрезер, — представилась я, протягивая ему руку и очаровательно улыбаясь. Он на мгновение сжал мои пальцы, подом поднес их к носу и обнюхал, а потом посмотрел на меня и расплылся в широкой улыбке, весьма приятной, несмотря на отсутствие у него половины зубов.
— Эй, мэм, вы часом не травница будете, а?
— Я… кто буду?
Он осторожно перевернул мою руку ладонью вверх и показал на зеленые пятна хлорофилла, въевшегося в эпидермис.
— Если у леди просто пальцы зеленые, то она, может быть, всего лишь ухаживала за своими розами, но если у леди руки пахнут сассафрасом, то бишь как его… американским лавром, да еще и иезуитской корой, — то это уж вовсе не похоже на то, что она цветочки для букета собирала. А ты так не считаешь? — спросил он, поворачиваясь к Яну и добродушно глядя на него. Ян озирал мистера Майерса с нескрываемым интересом.
— Ой, да! — горячо откликнулся парнишка. — Тетя Клэр — известная целительница. Мудрая женщина! — И он с гордостью посмотрел на меня.
— Вот оно как? Ну, это хорошо. — Глаза мистера Майерса с любопытством прошлись по окружающему нас миру, а потом вернулись обратно и сосредоточились на мне. — Что хотите со мной делайте, если это не моя чертова удача! Я так и думал, что надо мне немножко тут подождать, прежде чем лезть в горы и искать там индейского шамана, чтобы он меня полечил немножко.
— Вы больны, мистер Майерс? — спросила я. Он вовсе не выглядел нездоровым, но вообще-то мне было трудно судить о чем-либо, поскольку Майерс был отлично замаскирован бородой, длинными волосами, загаром и тонким слоем жирной коричневой грязи, которая, похоже, покрывала все, что не было скрыто потрепанной одеждой из оленьей кожи. Единственным исключением оказался его лоб; видимо, его обычно прикрывала от солнца черная фетровая шляпа, а теперь он вдруг оказался на всеобщем обозрении, — широкая, абсолютно белая плоскость.
— Не то чтобы по-настоящему болен, я так не считаю, — заметил Майерс. Внезапно он поднялся на ноги и принялся неторопливо задирать подол своей кожаной рубахи. — Ну, во всяком случае, это не трип и не французская болезнь, это уж точно, такое-то я повидал на своем веку.
То, что я приняла за брюки, оказалось на деле длинными кожаными гамашами, поверх которых был надет такой же кожаный набрюшник.
Продолжая говорить, мистер Майерс взялся за кожаный ремешок, удерживавший на месте этот последний предмет его гардероба, и начал развязывать тугой узел.
— Чертовски неприятная штука, и здоровенная, вообще-то говоря; и выскочила вдруг, ни с того ни с сего, прямо рядышком с одним из моих шариков. И мешает, конечно, как вы и сами, наверное, догадываетесь, хотя не очень-то и болит, честно говоря, вот разве что когда я верхом на лошадку сажусь… Может, вы на это посмотрите и объясните, что мне с этой штуковиной делать, а?
— А… э… — промямлила я, бросая на Фергуса бешеный взгляд, — но тот лишь в очередной раз поправил висевший на его спине мешок с бобами и продолжал с интересом наблюдать за событиями, черт бы его побрал.
— Имею ли я удовольствие видеть перед собой мистера Джона Майерса? — раздался за моим плечом вежливый голос, говоривший с шотландским акцентом.
Мистер Майерс оставил в покое узел набрюшника и вопросительно посмотрел на Джейми.
— Насчет удовольствия или неудовольствия ничего не могу сказать, сэр, — сообщил он не менее учтиво. — Но если вы ищете Майерса, то вы его нашли.
Джейми шагнул вперед и остановился рядом со мной, тактично внедрив собственное тело между мной и набрюшником мистера Майерса. Он серьезно поклонился, держа шляпу подмышкой.
— Джеймс Фрезер, к вашим услугам, сэр. Мне говорили, что при знакомстве с вами следует упомянуть имя мистера Гектора Камерона.
Мистер Майерс с интересом посмотрел на рыжие волосы Джейми.
— Вы шотландец, да? Один из этих горных парней?
— Я шотландец, верно, и я горец.
— И вы родня старому Гектору Камерону?
— Он мой дядя по браку, сэр, хотя я до сих пор не встречался с ним лично. Мне говорили, что вы его хорошо знаете, и что вы могли бы довезти меня и моих людей до его плантации.
Обмениваясь репликами, мужчины откровенно оглядывали друг друга с головы до ног, оценивая внешность, одежду и вооружение. Глаза Джейми одобрительно задержались на длинном ноже в ножнах, висевшем на поясе охотника Майерса, а у мистера Майерса даже ноздри расширились от любопытства.
— Comme deux chiens, — негромко произнес Фергус за моей спиной. Как два пса. — …aux culs. — Ну да, теперь им следовало бы обнюхать друг у друга зады.
Мистер Майерс метнул в Фергуса быстрый взгляд, и я заметила в глубине его светлых глаз отсвет откровенного веселья, — но он тут же вернулся к изучению Джейми. Каким бы он ни был диким лесным охотником, но он явно кое-что смыслил во французском языке.
Учитывая острое обоняние мистера Майерса и полное отсутствие у него застенчивости, я бы ничуть не удивилась, если бы он тут же опустился на четвереньки и приветствовал Джейми именно тем способом, какой предложил Фергус. Но охотник вполне удовлетворился тем, что внимательно рассмотрел не только Джейми, но и Яна, и самого Фергуса, и меня, а заодно и нашего Ролло.
— Хорошая собака, — кивнул он, беспечно кладя здоровенную ручищу на голову последней. Ролло, приняв приглашение, провел собственное исследование чужака, старательно обнюхав его от мокасин до набрюшника, пока мистер Майерс продолжал говорить. — Так он ваш дядя, вот как? А он знает, что вы к нему едете?
Джейми покачал головой.
— Точно не могу сказать. Я послал ему письмо из Джорджии, месяц назад, но откуда мне знать, получил он его, или нет?
— Ну, скорее нет, — задумчиво произнес Майерс. Его глаза задержались на лице Джейми, потом снова медленно оглядели всех нас по очереди. — Я уже тут познакомился с вашей женой. А это ваш сынок? — он кивнул в сторону Яна.
— Племянник, Ян. А это — приемный сын, Фергус. — Джейми широким жестом представил присутствующих. — И еще с нами мой друг Дункан Иннес, он скоро придет.
Майерс хмыкнул, кивнул и принял решение.
— Ну, я должен был убедиться, можно ли вас провожать к Камеронам. Просто хотел увериться, что вы и вправду родственники, но вы, конечно, лицом действительно немного похожи на вдовушку Камерона. И парнишка вообще-то тоже немного похож.
Джейми резко вскинул голову.
— Вдова Камерона?
Хитрая улыбка промелькнула в волосяных зарослях лица Майерса.
— Да, старина Гектор схватил сильное воспаление горла, да, и помер в конце прошлой зимы. Так что я не представляю, чтобы он получал почту там, где он сейчас находится.
Оставив пока Камерона ради более насущных потребностей собственного организма, мистер Майерс снова принялся раскапывать узлы и обертки на собственном животе.
— Здоровенная такая штука, темно-красная, — пояснил он, обращаясь ко мне, но не прерывая процесса развязывания узла. — Почти такая же здоровенная, как один из моих шариков. Вам не кажется, что она могла просто потому выскочить, что мне вдруг захотелось отрастить третье яичко?
— Ну, это вряд ли, — ответила я, кусая губы, чтобы не расхохотаться. — Я в этом очень сомневаюсь. — Мистер Майерс работал пальцами очень медленно, и тем не менее узел на его набрюшнике был уже почти распутан; случайные прохожие начали понемногу останавливаться вокруг нас, глазея.
— О, пожалуйста, не стоит вам беспокоиться, — сказала я. — Я уверена, я знаю, что это такое… это наверняка просто паховая грыжа.
Большие ореховые глаза стали еще больше.
— Вот как? — похоже, мое сообщение его скорее заинтересовало, чем расстроило.
— Конечно, мне нужно посмотреть… где-нибудь в помещении, — поспешно добавила я. — Ну, просто чтобы наверняка убедиться, но судя по вашему описанию, это именно она. Вообще-то ее очень легко удалить хирургическим путем, но… — я с некоторым сомнением оглядела стоявшего передо мной колосса. — Я просто не знаю… то есть я хочу сказать, мне придется вас усыпить. Чтобы вы были без сознания, — уточнила я. — Мне придется вас разрезать и снова зашить, видите ли. Но, может быть, лучше наложить грыжевый бандаж… ну, перевязать особым образом.
Майерс впал в глубокое раздумье и принялся скрести подбородок.