Геммел Дэвид. Яростный клинок

   — Она умирает, — прошептала Эриата.
   В этот момент раздался стук в дверь. Мирия бросилась бегом через пустой дом. У порога стояла старуха, которую она раньше не видела. На ней было серое линялое длинное платье, а на плечах черный вязаный платок.
   — Что вам нужно? — спросила Мирия.
   — Мне сказали, что здесь рожает женщина. И у вас большие трудности.
   — Вы повитуха?
   — Помимо всего прочего, — ответила старуха, проходя в дом. В этот момент Мирия почувствовала исходящий от одежды незнакомки запах леса, влажных прелых листьев и мокрых деревьев. Вздрогнув от неожиданности, она последовала за старухой в спальню.
   — Вы обе должны выйти, — велела старуха. — Ждите у огня. Я позову вас, если понадобится.
   — Ребенок идет ножками, — сообщила Эриата.
   — Яйца курицу не учат, — сварливо отозвалась незнакомка. На открытое окно уселась огромная ворона, широко раскинув крылья и громко каркая. Мирия и Эриата отпрыгнули, изумленные, а старуха не обратила на птицу ни малейшего внимания и села возле лежащей без чувств Ворны.
   — Вон, я сказала, — прошипела она, указывая тонкой рукой на выход.
   Женщины неохотно послушались ее. Мирия плотно закрыла дверь, а Эриата подошла к очагу. Пламя приугасло, и она подкинула дров.
   — Ты ее знаешь? — спросила Мирия.
   — Нет.
   — Может быть, ее не следовало оставлять гам.
   — Может, и не следовало, — согласилась Эриата, — но, стыдно сказать, я рада, что она там, а я нет.
   Мирия понимающе кивнула. У нее возникло чувство, что с плеч упала тяжкая ноша. Ее охватила усталость, и она присела на стул.
   — Хорошо, что ты пришла, — сказала она дочери земли.
   — Жаль, что помощи от меня было немного, — ответила та, опускаясь на второй стул. Мирия бросила на нее взгляд. Эриата была невысокая и хрупкая, казалась гораздо моложе своих лет, ни морщинки на лице.
   — Ты очень красива, а счастлива ли?
   — А почему нет? — ответила Эриата, словно оправдываясь. — Я зарабатываю себе на еду и живу в славном уютном доме. Или дочь земли не имеет права на счастье?
   — Я говорила не об этом, — возразила Мирия. — Я хотела узнать, есть ли у тебя друзья или ты одинока. Вот и все.
   Эриата пожала плечами и грустно улыбнулась.
   — Да, я одинока, у меня нет друзей. Разве не таков жребий дочери земли, иметь сотни возлюбленных и ни одного друга?
   Мирия наклонилась вперед и протянула руку.
   — Можешь считать меня другом, Эриата.
   Молодая женщина взяла ее за руку и нежно сжала.
   — Спасибо, но мне не нужна жалость. Я молода, полна сил и здорова. Я рада, что Руатайн так замечательно и так быстро оправился от ран.
   — Ты знаешь моего мужа? — Мирия не смогла скрыть легкую тревогу. Эриата улыбнулась.
   — Видишь, почему дочь земли не может иметь подруг?
   Мирия покраснела, а потом рассмеялась.
   — Вижу. Так скажи мне, приходил ли к тебе Руатайн, пока мы жили порознь?
   Дочь земли помолчала, внимательно глядя на собеседницу. Потом пожала плечами.
   — Да, приходил.
   — А храпел ли он после секса, как бык?
   Удивленная вопросом, Эриата захихикала.
   — Так, что стены тряслись.
   — Ну вот. А теперь мы можем быть друзьями?
   — Думаю, что да. Ты особенная женщина, Мирия. Руатайну с тобой повезло.
   Женщина не успела ответить, как они услышали пронзительный крик младенца. Обе бросились в спальню. Мирия распахнула дверь. Ворна мирно спала, а дитя, обернутое в мягкую красную ткань, дремало у нее в руках. Старуха исчезла.
   Эриата сделала защитный знак от нечистой силы. Мирия подошла к окну и посмотрела на холмы. Повитухи нигде не было.
   — Кто это был?
   Эриата не ответила. Подойдя к кровати, она пощупала пульс Ворны. Сердце билось медленно, но ровно. Дочь земли откинула одеяло. На простыне не было крови, а на животе матери шрамов. Она осторожно прикрыла спящую женщину.
   — Сиды, — тихо проговорила Эриата. — Ребенок появился на свет волшебным образом.
   Мирия вздрогнула, потом подняла спящего ребенка, аккуратно отогнула краешек пеленки. Это был мальчик, очень хорошенький и здоровый. На нем тоже не оказалось крови. Пуповину словно и не перерезали — шрамов не было, только аккуратный розовый пупочек. Малыш проснулся и запищал. Мирия снова завернула его и прижала к себе.
   Ворна проснулась и зевнула. Увидев ребенка, она улыбнулась.
   — Как вы умудрились спасти нас обоих?
   — Чудом, — ответила Эриата.
   Мирия отдала дитя матери. Та расстегнула ночную рубашку и поднесла сына к округлившейся груди, и он с жадностью принялся за еду.
 
   По Феролу сразу было видно, что он злой и эгоистичный человек. Такие люди считают, что зима наступает только для того, чтобы им стало холодно. Он ненавидел богатых за богатство, а бедных за бедность. На круглом лице всегда читалось недовольство, а огромный рот, казалось, природа специально создала, чтобы презрительно усмехаться. Ферол был вором, и даже хуже, но прощал себе преступления, рассуждая, что все стали бы такими, достань у них храбрости.
   Этот большой, неуклюжий человек родился и вырос в северной части земель паннонов, на маленькой ферме, построенной на каменистой почве, постоянно разрушаемой ветрами и дождем. Отец был очень честным и работящим крестьянином. Ферол презирал таких. Старик заставлял его работать в любую погоду, и, откровенно говоря, сын боялся отца. Однажды, когда они рубили деревья, старик поскользнулся, и ему на ноги упало огромное бревно, перебив обе бедренные кости.
   Ферол бросился к нему. Старик не мог шевельнуться, и лицо посерело от боли.
   — Сними это, — простонал он.
   В этот момент девятнадцатилетний парень понял, что такое свобода.
   — Сам сними, — ответил он, развернулся и медленно пошел домой. Он обыскал дом в поисках спрятанного серебра, но нашел всего девять жалких монет. Положив их в карман, юноша сел на единственную отцовскую лошадь и поехал на юг. Потом Ферол очень жалел об этом. Посиди он там еще немного, увидел бы, как умирает старый ублюдок.
   Он стоял, ссутулившись, возле переправы и смотрел на приближающихся всадников. На одном из них, молодом рыжебородом воине, была сверкающая кольчуга, другой, почти лысый старик, кутался в плащ. Они вели двух невообразимо высоких жеребцов и шесть обычных тяжелогруженых лошадей. Ферол глянул на прислонившегося к ограде кузена, Року.
   — Готовься, — сказал он. Тот кивнул, повернулся к реке и помахал людям, ждавшим на другой стороне.
   Всадники приблизились. Ферол шагнул им навстречу.
   — Добро пожаловать. Вы издалека?
   Воин ответил не сразу. Заслонившись рукой от солнца, он посмотрел на другой берег.
   — Где Каласайн?
   — В доме, — ответил Ферол. — Он приболел.
   — Очень жаль.
   — Да. Его сын, Сенекаль, попросил нас с друзьями помочь ему с паромом.
   — Ты не риганте.
   — Да, я из племени паннонов. — Он подал знак Роке, и тот открыл ворота переправы, опустил доску, чтобы легче было зайти на паром. — Загружайтесь. А в доме вас ждет еда.
   Воин и его спутник спешились и провели лошадей на паром. Рока закрыл воротца, и они с Феролом принялись тянуть за веревку. Паром медленно поплыл.
   — Так откуда вы держите путь? — спросил разбойник молодого человека, надеясь, что тот расслабится.
   — С юга. А чем болен Каласайн?
   — Спроси его сына. Он ждет на причале. — Ферол указал на низенького и толстого Сенекаля, который стоял на берегу с тремя другими мужчинами.
   Паром причалил. Рока вышел вперед и опустил причальную доску, а Ферол отступил назад, жестом указывая Коннавару свести лошадей на берег.
   — Только после тебя, паромщик.
   Ферол разозлился, но послушался и вышел на землю. Воин последовал за ним, подав знак своему спутнику ждать.
   — Что случилось с твоим отцом? — спросил он Сенекаля. Толстяк нерешительно помялся и бросил вопросительный взгляд на Ферола.
   — Сказано же, заболел, — сказал тот. — А теперь сведи коней на берег и плати за переправу.
   Воин не отставал.
   — Я не знаю никого из вас, кроме Сенекаля, зато мне известно, что паром не может прокормить шестерых. Где Каласайн, я спрашиваю?
   Рока молниеносно подошел к скамье, откинул старое одеяло, вытащил меч и кинул его Феролу. Остальные тоже обнажили клинки.
   Ферол улыбнулся молодому воину.
   — Каласайн умер. — Он уже ухмылялся, и очень неприятно. — А теперь, если ты, конечно, не считаешь, что вы со стариком можете победить нас, веди сюда лошадей.
   Меч вылетел из ножен воина, и клинок ярко сверкнул на солнце. Он ответил, и голос прозвучал очень спокойно и холодно:
   — В этом году я видел тысячи убитых кельтонов. И многих убил сам. Мне не хочется вновь проливать кровь братьев, но если вы настаиваете, придется вас всех отправить на тот свет.
   У Ферола побежали по спине мурашки. Он был злой и жестокий, но никак не глупый. Юный боец стоял лицом к лицу с шестью вооруженными воинами, и на лице его не было ни тени страха, или он идиот, или действительно ловкий убийца. Ферол чувствовал, что скорее всего второе, и собирался отступить, но вперед выскочил Рока.
   — Заносчивый ублюдок! Взять его!
   Ферол неподвижно смотрел, как пятеро, выскочив вперед, начали падать под ударами сверкающего и неуловимого меча. Первым умер Рока, а за ним и другие. Ему пришлось отпрыгнуть в сторону, когда клинок описал серебряную дугу возле его горла. Сенекаль выронил кинжал и бросился к лесу за домом.
   Воин приблизился к Феролу, и тот бросил меч.
   — С меня хватит, — сказал он. — Ты был совершенно прав. Не будем проливать лишней крови.
   Воин убрал меч в ножны и пошел к дому. Разбойник сунул руку в рукав и вытащил метательный кинжал. Он уже заносил руку для броска, когда старик, о котором Ферол совсем позабыл, предупреждающе крикнул. Воин обернулся, и что-то нестерпимо яркое блеснуло у него в пальцах и воткнулось в шею разбойника. Схватившись за рукоять ножа, Ферол попытался вытащить его. Зрение начинало меркнуть, и последнее, что он видел, был меч молодого воина, летящий к его шее.
   Когда тело упало на землю, Коннавар отвернулся и продолжил путь к дому. Там оказалось пусто, но на полу и стенах пятна крови. Паракс подошел к нему.
   — Хочешь, чтобы я посмотрел на следы?
   — Мне кажется, я знаю, что ты найдешь.
   Старый охотник вышел наружу и принялся внимательно осматривать землю у деревьев. Коннавар подошел к парому и вывел лошадей на твердую землю. Через некоторое время вернулся Паракс.
   — Твой знакомый и его жена похоронены в неглубокой могиле в пятидесяти шагах отсюда. Их обоих закололи, причем его в спину. А трус, который убежал, их сын? — В голосе звучало бескрайнее изумление.
   — Увы.
   — Не верится.
   — После того что мне пришлось увидеть, я верю во что угодно. — Воин бросил взгляд на тела. — Я надеялся, что возвращение домой подарит мне мир, а не кровь и смерть.
   — Ты хочешь сказать, что мы не будем охотиться за сыном-подлецом?
   — Не будем, но сообщим об убийствах Длинному Князю. Он отправит за ним отряд.
   — А жаль. Я бы с удовольствием вырезал его сердце, — заметил Паракс.
   — Если бы отыскал его, — печально ответил Конн.
 
   Ворна сидела в тенечке, баюкая трехмесячного сына на руках и наслаждаясь теплом летнего дня. Золотой свет лился на леса и поля, отражался в ручьях. Накормленный ребенок быстро уснул, да и сама бывшая колдунья то и дело задремывала. Она не увидела всадников, появившихся на вершине южного холма, но услышала суматоху, начавшуюся в деревне. Откинувшись на спинку стула, она прижимала к себе маленького Бануина, и ветерок, едва касавшийся лица, омывал ее ароматами трав и жимолости.
   Рядом заржала лошадь, и она открыла глаза. К ее дому медленно приближался молодой рыжебородый всадник, одетый для войны. Только через несколько секунд бывшая колдунья опознала в нем Коннавара. Он изменился. Стал выше, из-за тяжелой кольчуги его плечи казались шире. В рыжей бороде блестели золотые прядки и белела полоска. Когда он приблизился, она увидела, что волосы не растут вокруг шрама, оставленного медведем. Его конь отличался удивительным ростом в шестнадцать ладоней! Ворна не поднялась навстречу гостю, ей не хотелось будить уснувшее дитя.
   Коннавар спешился и поклонился. Несколько мгновений он постоял молча, а потом глубоко вздохнул.
   — Прости. Я ничего не мог поделать.
   — Возьми стул и сядь рядом со мной, — сказала она.
   Он последовал ее просьбе, но сначала отстегнул перевязь с мечом и положил у стены. Когда юноша сел, Ворна взяла его за руку.
   — Я давным-давно сказала тебе, Коннавар, что некоторые вещи не может сделать даже герой. Не в твоих силах было оставить его в живых, поэтому не чувствуй себя виноватым.
   — Нет такой силы в подлунном мире, которая смогла бы снять с меня вину. Не только за смерть Бануина, но за тысячи смертей, последовавших за ней. — Он умолк.
   Ворна тоже молчала, и некоторое время они сидели тихо.
   Ребенок заворочался, потом снова затих. Ворна отнесла его в дом и положила в кроватку. У нее болела спина, и она потянулась. Вернувшись к Коннавару, бывшая колдунья заметила, что тот устремил свой взор к южным холмам. Он казался много старше своих восемнадцати.
   — Купец привез новости о твоем сражении со злым королем, — сказала она.
   Коннавар кивнул.
   — Мне кажется, что это было давным-давно, а ведь прошло всего несколько месяцев. — Юноша рассмеялся, но в смехе не слышалось веселья. — Злой король, — повторил он, качая головой.
   — Значит, он не был злой?
   — Он убил своего брата, его жену и сына и Бануина. Да, он был злой, но эти злодеяния меркнут по сравнению с резней, начавшейся после его смерти. Не будем говорить об этом. Хорошо вернуться домой.
   — Нам тебя не хватало. А что это за человек с тобой?
   — Его зовут Паракс. Он был среди пленников, захваченных Джасареем. А теперь прислуживает мне.
   — Прислуживает?
   — Это оговорка. Я слишком долго жил среди людей Каменного Города. Он мой спутник и, полагаю, друг, и будет мне помогать.
   — В чем?
   — Готовиться, Ворна. Народ Каменного Города придет. Не на следующий год, конечно, но придет.
   — Знаю. Я видела это, когда еще не лишилась силы. Их голод неутолим. И ты будешь сражаться с ними. Это я тоже видела. — Солнечный луч упал на меч, прислоненный к стене, играя на рукояти. Ворна внимательно посмотрела на него. — Это меч сидов. Как ты его получил?
   Коннавар рассказал ей о бегстве из Алина и встрече в лесу Талис.
   — Человек в дереве был Тагда, Лесной Старец. Считай, что тебя благословили сиды. Покажи меч. — Он протянул ей оружие, и бывшая колдунья внимательно изучила рукоять, медведя на гарде и оленя в терниях на навершии. — Знаешь, кто сделал этот клинок? — спросила она, улыбаясь.
   — Откуда бы?
   — Риамфада. В ночь, когда он умер, я видела, как его душа отправилась в Зачарованный лес.
   Взяв меч в руки, Конн посмотрел на него как бы впервые.
   — Он обещал мне меч, — прошептал воин.
   — И сдержал обещание. Теперь он один из них. — Из дома донесся звук плачущего младенца. Ворна бросилась внутрь, достала малютку Бануина из кроватки, села у очага и расстегнула блузку. Ребенок с жадностью принялся за еду. Конн стоял на пороге, наблюдая за ними.
   — Мальчик? — спросил он.
   — Да, мальчик. Мальчик Бануина.
   Конн пытался что-то сказать, но не .смог, и Ворна рассмеялась. Такого веселья он от нее еще не слышал, и поэтому улыбнулся.
   — Что?
   — Ты хотел сказать, что у него нос, как у Бануина, или глаза… хотя все дети выглядят для тебя одинаково. Как маленькие старички.
   — К тебе что, вернулась магическая сила?
   — Что думают мужчины, легко понять и без помощи магии. Ты видел свою мать?
   — Да, — просиял Конн. — Они с Большим Человеком снова вместе. Это здорово.
   — Конечно. Вместе и очень счастливы. — Ворна внимательно посмотрела на него. — Ты устал, Коннавар. Иди к своей семье. Отдохни, а потом как-нибудь снова проведай нас, если захочешь.
   — С радостью, Ворна. — Войдя в комнату, он погладил ребенка по головке и поцеловал его мать в щеку.
   Конн уехал, а Ворна все еще чувствовала, какая огромная тяжесть давит ему на плечи.
   Руатайн тоже заметил, что Коннавар изменился, и это печалило его. Он попытался разобраться сразу, когда они стояли на выгоне, любуясь жеребцами.
   — Что случилось, мой мальчик?
   — Ничего, в чем бы ты мог мне помочь, Большой Человек. Я сам разберусь со временем. Однако я хотел тебя кое о чем попросить. Кони, как мне кажется, сыграют жизненно важную роль в будущем. У тебя два табуна лошадей. Я надеюсь, что мои жеребцы помогут вывести новую породу боевых скакунов, которые будут быстрее и сильнее тех, которые у нас есть сейчас. Сильный конь позволит всаднику надевать более тяжелый доспех.
   Руатайн глубоко вздохнул.
   — Это славные жеребцы. И я сделаю, как ты просишь, но меня в первую очередь заботят не лошади, Конн, а ты. Почему ты так изменился: из-за смерти Бануина или жизни среди народа Каменного Города?
   Конн отвернулся, а потом мягко сказал:
   — Ты прав, я изменился, но не хочу говорить об этом. Воспоминания слишком свежи. Вскоре мы еще поговорим, Большой Человек. — Конн отправился к старому дому Руатайна, в котором он теперь жил с Параксом. Руатайн посмотрел ему вслед, а потом направился к другому краю поля, где Паракс кормил жеребцов зерном. Старый охотник коротко взглянул на него, похлопав каштанового коня по шее.
   — Славные звери, а?
   — Да, это верно. Как живется на новом месте?
   — Спасибо, домик отличный. — Паракс отошел от лошадей и сел на ограду пастбища. Руатайн присоединился к нему.
   — Сын говорит, что вы повстречались в землях кердинов.
   — Да. Я охотился за ним по поручению Карака. Он хитрый парень и хороший боец.
   Руатайн заглянул ему в глаза.
   — Что с ним случилось?
   — Он твой сын, спроси его самого.
   — А я спрашиваю тебя.
   Паракс слез с забора.
   — Мы с ним много говорили о тебе, Большой Человек. Он тебя очень любит и доверяет. Пойми, что у него на душе лежит груз, о котором он сам расскажет. Думаю, Конн все объяснит, когда будет готов. Дай ему время, Руатайн. Здесь чистый воздух и прекрасные горы. Здесь люди, которые любят его. Однажды ему станет лучше. И тогда ты увидишь его прежним.
   — Кто знает?
   — Дай ему время…
 
   Конн вышел из дома с тяжелым мешком, прошел через пастбище мимо дома, где вырос, пересек первый мост и подошел к кузнице Наннкумала. Когда юноша вошел, лысый и толстый кузнец что-то ковал. При виде гостя, старший мужчина коротко улыбнулся и продолжил колотить молотом подкову, а потом опустил ее в бочку с водой. Зашипело и повалил пар. Кузнец отложил молот и клещи и вытер пот со лба сухой тряпкой.
   — Что привело тебя в мою кузницу? — спросил он. Конн открыл мешок, вытащил длинную сверкающую кольчугу, сплетенную из сотен маленьких колец, и кинул ее кузнецу. Тот поднес ее к свету, чтобы лучше разглядеть. Наннкумал опустился на широкую дубовую скамью, Конн сел рядом. Кузнец некоторое время сосредоточенно изучал кольчугу. Маленькие колечки позволяли доспеху гнуться как толстой ткани.
   — Поразительно, — наконец выговорил он. — Великолепно сделано. Месяцы тяжелой работы для искусного мастера. Спасибо, что показал ее мне.
   — Можешь сделать такую же?
   — Ты серьезно? Нет, не думаю. Жаль, что нет времени попробовать.
   — У тебя есть два сына, которые могут делать подковы, дверные петли, плуги, гвозди и мечи.
   — Да, но работы хватает на всех троих. У меня недели ушли бы на то, чтобы сплести такую же, а ведь нужно кормить семью, Коннавар.
   Юноша открыл кошелек, вытащил три золотые монеты и ссыпал их в широкую ладонь Наннкумала.
   — Великие боги! Неужели они настоящие?
   — Настоящие.
   Кузнец внимательно разглядел лицо, выгравированное на монетах с одной стороны и лавровый венок с другой.
   — Кто это?
   — Карак из земель Кердин.
   — Король, которого ты убил?
   — Он самый. Ты сделаешь кольчуги?
   — Кольчуги? Сколько тебе нужно?
   — Сотню.
   — Что? Это невозможно, Конн. Я столько за всю жизнь не сделаю.
   — Тебе и не придется. Я оставил такие же кольчуги у шести ригантских кузнецов за рекой. Еще три отвезу в Старые Дубы.
   — Однако ты разбогател в своих путешествиях.
   — Меня не интересует богатство. К кольчуге я хочу добавить капюшон, чтобы защищать шею.
   — Разумно. Я предлагаю укоротить рукав. Эту кольчугу делали для конкретного человека. Будет быстрее и дешевле делать их длиной до локтя.
   — Согласен. Значит, ты сделаешь их.
   — Будешь продавать?
   — Нет, раздавать.
   — Не понимаю зачем ?
   — Чтобы выжить. Как там Гованнан?
   — Отлично. Он в Дальних Дубах вместе с остальной молодежью принимает участие в Играх. Будет рад видеть тебя. — Кузнец помолчал. — Я тоже рад. Наши семьи не всегда… жили в дружбе. Я ошибался насчет тебя, Конн. Надеюсь, что мы сможем забыть о прошлом.
   — Я никогда не воровал гвоздей, — улыбнулся Конн, — но дочь украсть пытался. — Он протянул руку, и Наннкумал пожал ее.
   — Лучше бы ты забрал все мои гвозди, — грустно сказал он. — Оставь мне кольчугу. Завтра я примусь за свои дела, а на следующей неделе за кольчугу.
 
   Величественный в своих белых одеждах и дубовом венце, брат Солтайс прошел через поле, наблюдая за состязаниями в беге, борьбе и кидании копий. Ему всегда нравились Игры, и он надеялся, что однажды они заменят сражения. Ему припомнилось, как он сам принимал участие в подобном развлечении и даже выиграл Серебряный Жезл. Он победил паннонского чемпиона после почти часа яростной драки. Как ни жаль, он по-прежнему вспоминал тот день с гордостью, что говорило, как недалеко он прошел по пути духовного совершенствования.
   Пройдя через толпу, друид увидел Коннавара, который стоял в сторонке и наблюдал, как бегуны готовятся к шестимильному забегу. Брат Солтайс внимательно посмотрел на юношу. Тот изменился со дня их встречи в Старых Дубах, вырос, стал шире в плечах и зарос бородой. Редкой юношеской бородой, едва прикрывающей подбородок с белой проплешиной вокруг старого шрама, оставленного медведем. Рыже-золотые волосы отросли до плеч. Брат Солтайс подошел к нему и поздоровался. Конн пожал ему руку, и друид заглянул в странные глаза юноши.
   — Как поживаешь, Коннавар?
   — Хорошо, друид. А вы?
   Брат Солтайс немного наклонился к нему и тихо проговорил:
   — Плохо, когда разговор между старыми знакомыми начинается со лжи.
   Коннавар улыбнулся, причем глаза остались совершенно серьезными.
   — Знаете, как говорят, брат. Беда, разделенная с кем-то, — беда вдвойне. Поэтому прошу вас принять мою ложь.
   — Как хочешь, друг мой. — Друид глянул на бегунов. — Это ведь твой брат, Браэфар?
   — Да. Думаю, он хорошо покажет себя. Он всегда быстро бегал.
   Распорядитель поднял руку. Тридцать бегунов выстроились около неровно прочерченной линии.
   — Пошли! — закричал он. Когда молодежь сорвалась с места, Коннавар с друидом отправились к торговым рядам. Брат Солтайс купил кувшин эля, но Коннавар отказался присоединиться к нему.
   — Я очень рад, что Руатайн и Мирия снова вместе, — заметил друид. — Одни подходят друг другу.
   — Да, приятно видеть Большого Человека счастливым, — согласился Конн. — А где же Длинный Князь? Я надеялся поговорить с ним.
   Брат Солтайс указал на группу знати в дальнем конце поля, собравшуюся под черным балдахином.
   — Видишь женщину в зеленом с длинными рыжими волосами с проседью?
   — Да.
   — Это Лизона, жена князя. Они… расстались. Сегодня ее день. По их соглашению князь не присутствует. Они не виделись восемь лет, ведь она живет на восточном побережье.
   Коннавар промолчал. Он не сводил взгляда со знати.
   — А что это за высокая девушка рядом с ней? В белом платье?
   — Таэ, ее дочь.
   — Очень красивая.
   — Да, несомненно. А могучий мужчина рядом — это Фиаллах. Некоторые говорят, что они поженятся весной.
   — Тот здоровяк в красной рубахе? — спросил Конн. Друид кивнул, глядя на высокую фигуру рядом со стройной и грациозной Таэ. Фиаллах был чуть выше шести футов ростом и великолепно сложен, грудь колесом, широкие плечи. Светлые волосы гигант собирал в хвост и не носил ни усов, ни бороды, что было редкостью среди риганте. У него были широко расставленные глаза и густые брови. Казалось, лицо создано для драк — кулак противника найдет не много костей, которые можно легко сломать.
   — Так это человек в красной рубахе? — повторил вопрос Конн.
   — Да. Ты еще увидишь его в финале кулачных боев. Он их выиграет.
   — Кажется, он довольно стар.
   — Да, ему тридцать, — рассмеялся брат Солтайс. — Могила близка.
   — Я имел в виду, стар для нее. Сколько ей? Шестнадцать?
   — Семнадцать. Хочешь, я вас познакомлю?
   Конн покачал головой. К ним подошел Паракс. Коннавар познакомил его с друидом. Брат Солтайс внимательно посмотрел на него, заметил острые глаза и то, что новый знакомый тоже смотрит на него оценивающе. Друид улыбнулся.
   — Крепок, как старый дуб. Хороший друг.
   — Знаю, брат.
   — Я еще здесь, — проворчал Паракс. — Не могли подождать, пока я уйду, перед тем как начать меня обсуждать?
   — Иногда он становится очень раздражительным, — продолжил Конн. — Думаю, это признак старости. — Паракс выругался. Юноша изобразил ужас на лице. — И манеры никуда не годятся: где это видано, так выражаться при друиде? Позор.