Страница:
Те влияния, о которых идет речь, уже могут быть во многих случаях достаточно пагубными, если они просто предоставлены сами себе; этот факт происходит от самой природы этих сил "срединного мира", в котором никто ничего не может, тем более никто не может помешать воздействию «физических» сил, мы хотим сказать, тех сил, которые принадлежат телесному порядку и которым занимаются физики, являющихся при некоторых условиях причинами происшествия, за которые не может нести ответственность никакая человеческая воля; только через это можно понять истинное значение современных исследований и ту роль, которую они действительно играют в открытии некоторых из этих «щелей», о которых мы говорили. Но кроме того, эти самые влияния, равно как и «физические» силы, оказываются в распоряжении того, кто умеет их «улавливать»; само собою разумеется, что и те и другие могут тогда служить самым разным и даже противоположным целям, согласно намерениям тех, кто овладеет ими и кто будет ими управлять в соответствии со своим пониманием; что касается тонких влияний, то если окажется, что это "черный маг", то совершенно очевидно, что он будет их употреблять прямо противоположным образом тому, каким их использовали вначале квалифицированные представители истинной традиции.
То, что мы до сих пор говорили, относится к следам, оставленным полностью исчезнувшей традицией; но вместе с тем, уместно рассмотреть и другой случай: случай древней традиционной цивилизации, которая сама выжила, так сказать, в том смысле, что ее вырождение было доведено до такой степени, что «дух» окончательно ее оставил; некоторые познания, сами по себе не содержащие ничего «духовного» и открывающие лишь порядок случайных приложений, могут еще продолжать передаваться, в особенности, самые низшие из них, но разумеется, с этого времени они будут подвержены всяким отклонениям, потому что они тоже представляют собою не более чем «остатки» иного сорта, раз чистое учение, от которого они должны нормальным образом зависеть, исчезло. В подобном случае «выживания» предшествующие психические влияния, задействованные представителями традиции, еще могут быть «уловлены», даже без ведома их видимых, но отныне незаконных и лишенных всякого подлинного авторитета продолжателей; те же, кто через них станет пользоваться этими влияниями реально, будут таким образом иметь преимущество обладать ими как бессознательными инструментами воздействия, которое они хотят осуществить, и не только объектами, называемыми «неодушевленными», но также и живыми людьми, которые служат «опорами» для этих влияний и существование которых придает им, естественно, гораздо большую жизненность. Именно это мы и имели в виду, рассматривая пример «шаманизма» с тем ограничением, разумеется, что это наименование не может прилагаться без разбора ко всему тому, что привыкли подводить под это несколько конвенциональное обозначение, и что, может быть, еще не дошло до такой степени падения.
Отклонившаяся таким образом традиция как таковая мертва, так же, как и традиция, никакой даже видимости продолжения которой уже больше не существует; впрочем, даже если бы она была еще жива, пусть в самой малой степени, то подобное «извращение», которое вообще есть не что иное, как переворачивание того, что от нее еще сохранилось, чтобы использовать это в антитрадиционном, по определению, направлении, очевидно, не могло бы иметь места никоим образом. Следует, тем не менее, добавить, что до того, как ход вещей пришел бы к этому, и с того времени, как уменьшились и ослабли в достаточной степени традиционные организации, чтобы не быть способными больше оказывать достаточное сопротивление, более или менее прямые "агенты противника" [123]смогли уже туда внедриться, чтобы работать над ускорением и приближением того момента, когда «переворот» станет возможным; не обязательно, чтобы они всегда добивались успеха, так как все то, что еще обладает какой-нибудь жизнью, в любом случае может сопротивляться; но если наступит смерть, то враг окажется тут как тут, можно сказать, абсолютно готовый извлечь выгоду и тотчас же использовать «труп» в своих собственных целях. Представители всего того, что еще в настоящее время в западном мире обладает подлинным традиционным характером как в экзотерической области, так и в области посвящения, должны, как мы думаем, проявить самый большой интерес к извлечению пользы из этого последнего наблюдения, пока еще есть время, так как вокруг них, к несчастью, нет недостатка в угрожающих признаках, представляющих собою «инфильтрации» этого рода, для того, кто умеет их замечать.
Другое, также обладающее определенной важностью, замечание таково: если «противник» (природу которого мы попытаемся впоследствии немного уточнить) обладает преимуществом овладевать местами, которые были очагом древних духовных центров, то это не всегда исключительно по причине психических влияний, которые там аккумулированы и находятся там в некотором роде "в наличии"; это происходит также по причине особого положения этих мест, так как само собою разумеется, что выбирались они вовсе не случайно для той роли, которая была им предписана в ту или иную эпоху и по отношению к той или иной традиционной форме. "Священная география", знание которой определяло такой выбор, как и всякая другая традиционная наука случайного порядка, подвержена отклонению от своего законного использования и применению «наоборот»: если это точка, «привилегированная» для передачи и управления психическими влияниями, когда они являются средством передачи духовного воздействия, то она будет таковой не в меньшей степени также и тогда, когда те же самые психические влияния будут использоваться совершенно иным способом и в целях, противоположных всякой духовности. Эта опасность извращения определенных познаний, явный пример которого мы находим здесь, очень хорошо объясняет, отметим по ходу дела, те ограничения, которые совершенно естественны для нормальной цивилизации, но которые современные люди совершенно не способны понять, потому что они приписывают обычно желание «монополизировать» эти познания тому, что на самом деле есть лишь мера, предназначенная помешать злоупотреблению ими, насколько это возможно. К тому же, по правде говоря, эта мера перестает быть эффективной только в случае, когда организации хранительницы знания, о котором идет речь, позволяют проникнуть в их среду неквалифицированным индивидам, и даже, как мы только что сказали, "агентам противника", одна из самых непосредственных целей которых как раз и состоит в раскрытии этих секретов. Все это, конечно, не имеет прямого отношения к подлинной тайне посвящения, которая, как мы сказали выше, покоится исключительно в «невысказанном» и в «несообщаемом» и которая тем самым защищена от всякого нескромного исследования; но, хотя здесь и идет речь о случайных вещах, следует, однако, признать, что предосторожности, которые могут быть приняты в этом порядке, против всякого отклонения и, следовательно, всякого пагубного действия, которое может из этого произойти, имеют далеко не малый практический интерес.
Как бы то ни было, поскольку речь идет о самих местностях, о влияниях, которые остаются с ними связанными, и о знаниях того рода, о которых мы только что упоминали, можно привести в этой связи древнюю пословицу: "corruptio optimi pessima" ("лучше болезнь, чем погибель"), "не до жиру, быть бы живу", которая может быть в этом случае более подходит, чем в любом другом; действительно, именно о «коррупции» ("порче") следует здесь говорить, даже в самом буквальном смысле этого слова, поскольку «остатки», о которых здесь идет речь, как мы отметили вначале, сравнимы с продуктами разложения того, что было живым существом; а так как всякая порча в определенном смысле заразна, то и эти продукты разложения прошлых вещей сами будут везде производить, куда бы они ни были «заброшены», особое разлагающее и расщепляющее воздействие, в особенности если они используются волей, четко осознающей свои цели. Здесь есть нечто вроде «некромантии», как можно было бы сказать, которая приводит в действие совсем иные психические остатки, чем остатки человеческих индивидуальностей, и это, конечно, не менее опасно, так как она обладает тем самым возможностями воздействия гораздо более широкими, чем возможности вульгарного колдовства, в этом отношении не может быть даже никакого сравнения; однако, наши современники должны быть поистине слепыми при сегодняшнем положении вещей, чтобы даже и не подозревать об этом.
Глава 28. ЭТАПЫ АНТИТРАДИЦИОННОГО ДЕЙСТВИЯ
Глава 29. ИЗВРАЩЕНИЕ И РАЗРУШЕНИЕ
То, что мы до сих пор говорили, относится к следам, оставленным полностью исчезнувшей традицией; но вместе с тем, уместно рассмотреть и другой случай: случай древней традиционной цивилизации, которая сама выжила, так сказать, в том смысле, что ее вырождение было доведено до такой степени, что «дух» окончательно ее оставил; некоторые познания, сами по себе не содержащие ничего «духовного» и открывающие лишь порядок случайных приложений, могут еще продолжать передаваться, в особенности, самые низшие из них, но разумеется, с этого времени они будут подвержены всяким отклонениям, потому что они тоже представляют собою не более чем «остатки» иного сорта, раз чистое учение, от которого они должны нормальным образом зависеть, исчезло. В подобном случае «выживания» предшествующие психические влияния, задействованные представителями традиции, еще могут быть «уловлены», даже без ведома их видимых, но отныне незаконных и лишенных всякого подлинного авторитета продолжателей; те же, кто через них станет пользоваться этими влияниями реально, будут таким образом иметь преимущество обладать ими как бессознательными инструментами воздействия, которое они хотят осуществить, и не только объектами, называемыми «неодушевленными», но также и живыми людьми, которые служат «опорами» для этих влияний и существование которых придает им, естественно, гораздо большую жизненность. Именно это мы и имели в виду, рассматривая пример «шаманизма» с тем ограничением, разумеется, что это наименование не может прилагаться без разбора ко всему тому, что привыкли подводить под это несколько конвенциональное обозначение, и что, может быть, еще не дошло до такой степени падения.
Отклонившаяся таким образом традиция как таковая мертва, так же, как и традиция, никакой даже видимости продолжения которой уже больше не существует; впрочем, даже если бы она была еще жива, пусть в самой малой степени, то подобное «извращение», которое вообще есть не что иное, как переворачивание того, что от нее еще сохранилось, чтобы использовать это в антитрадиционном, по определению, направлении, очевидно, не могло бы иметь места никоим образом. Следует, тем не менее, добавить, что до того, как ход вещей пришел бы к этому, и с того времени, как уменьшились и ослабли в достаточной степени традиционные организации, чтобы не быть способными больше оказывать достаточное сопротивление, более или менее прямые "агенты противника" [123]смогли уже туда внедриться, чтобы работать над ускорением и приближением того момента, когда «переворот» станет возможным; не обязательно, чтобы они всегда добивались успеха, так как все то, что еще обладает какой-нибудь жизнью, в любом случае может сопротивляться; но если наступит смерть, то враг окажется тут как тут, можно сказать, абсолютно готовый извлечь выгоду и тотчас же использовать «труп» в своих собственных целях. Представители всего того, что еще в настоящее время в западном мире обладает подлинным традиционным характером как в экзотерической области, так и в области посвящения, должны, как мы думаем, проявить самый большой интерес к извлечению пользы из этого последнего наблюдения, пока еще есть время, так как вокруг них, к несчастью, нет недостатка в угрожающих признаках, представляющих собою «инфильтрации» этого рода, для того, кто умеет их замечать.
Другое, также обладающее определенной важностью, замечание таково: если «противник» (природу которого мы попытаемся впоследствии немного уточнить) обладает преимуществом овладевать местами, которые были очагом древних духовных центров, то это не всегда исключительно по причине психических влияний, которые там аккумулированы и находятся там в некотором роде "в наличии"; это происходит также по причине особого положения этих мест, так как само собою разумеется, что выбирались они вовсе не случайно для той роли, которая была им предписана в ту или иную эпоху и по отношению к той или иной традиционной форме. "Священная география", знание которой определяло такой выбор, как и всякая другая традиционная наука случайного порядка, подвержена отклонению от своего законного использования и применению «наоборот»: если это точка, «привилегированная» для передачи и управления психическими влияниями, когда они являются средством передачи духовного воздействия, то она будет таковой не в меньшей степени также и тогда, когда те же самые психические влияния будут использоваться совершенно иным способом и в целях, противоположных всякой духовности. Эта опасность извращения определенных познаний, явный пример которого мы находим здесь, очень хорошо объясняет, отметим по ходу дела, те ограничения, которые совершенно естественны для нормальной цивилизации, но которые современные люди совершенно не способны понять, потому что они приписывают обычно желание «монополизировать» эти познания тому, что на самом деле есть лишь мера, предназначенная помешать злоупотреблению ими, насколько это возможно. К тому же, по правде говоря, эта мера перестает быть эффективной только в случае, когда организации хранительницы знания, о котором идет речь, позволяют проникнуть в их среду неквалифицированным индивидам, и даже, как мы только что сказали, "агентам противника", одна из самых непосредственных целей которых как раз и состоит в раскрытии этих секретов. Все это, конечно, не имеет прямого отношения к подлинной тайне посвящения, которая, как мы сказали выше, покоится исключительно в «невысказанном» и в «несообщаемом» и которая тем самым защищена от всякого нескромного исследования; но, хотя здесь и идет речь о случайных вещах, следует, однако, признать, что предосторожности, которые могут быть приняты в этом порядке, против всякого отклонения и, следовательно, всякого пагубного действия, которое может из этого произойти, имеют далеко не малый практический интерес.
Как бы то ни было, поскольку речь идет о самих местностях, о влияниях, которые остаются с ними связанными, и о знаниях того рода, о которых мы только что упоминали, можно привести в этой связи древнюю пословицу: "corruptio optimi pessima" ("лучше болезнь, чем погибель"), "не до жиру, быть бы живу", которая может быть в этом случае более подходит, чем в любом другом; действительно, именно о «коррупции» ("порче") следует здесь говорить, даже в самом буквальном смысле этого слова, поскольку «остатки», о которых здесь идет речь, как мы отметили вначале, сравнимы с продуктами разложения того, что было живым существом; а так как всякая порча в определенном смысле заразна, то и эти продукты разложения прошлых вещей сами будут везде производить, куда бы они ни были «заброшены», особое разлагающее и расщепляющее воздействие, в особенности если они используются волей, четко осознающей свои цели. Здесь есть нечто вроде «некромантии», как можно было бы сказать, которая приводит в действие совсем иные психические остатки, чем остатки человеческих индивидуальностей, и это, конечно, не менее опасно, так как она обладает тем самым возможностями воздействия гораздо более широкими, чем возможности вульгарного колдовства, в этом отношении не может быть даже никакого сравнения; однако, наши современники должны быть поистине слепыми при сегодняшнем положении вещей, чтобы даже и не подозревать об этом.
Глава 28. ЭТАПЫ АНТИТРАДИЦИОННОГО ДЕЙСТВИЯ
После приведенных выше примеров и наблюдений становится более понятным, каковы вообще этапы той антитрадиционной деятельности, которая поистине «создала» современный мир как таковой; но прежде всего, необходимо отдавать себе отчет в том, что любое фактическое действие обязательно предполагает агентов действия; оно не может быть, как и всякое другое, чем-то вроде спонтанного и «случайного» результата, и поскольку оно осуществляется в человеческой сфере, то неизбежно предполагает человеческого субъекта действия. Тот факт, что эта деятельность согласуется с собственными чертами того циклического периода, в который она производится, объясняет ее возможность и успех, но его недостаточно для объяснения того способа, с помощью которого она была реализована, и он не указывает на те средства, которые были использованы для ее исполнения; впрочем, для того, чтобы убедиться в этом, достаточно немного подумать о следующем: сами по себе духовные влияния во всякой традиционной организации действуют всегда через посредство человеческих существ, законных представителей традиции, хотя реально в своей сущности она «сверхчеловеческая»; с еще большим основанием так должно быть в том случае, когда в игру вступают только психические влияния, пусть даже самого низшего порядка, то есть совершенно противоположные силе, трансцендентной нашему миру, не говоря уже о том, что характер «подделки», повсюду обнаруживающийся в этой области, к которому мы вернемся, еще более настоятельно требует, чтобы это было именно так. С другой стороны, поскольку именно инициация, в какой бы форме она ни существовала, есть то, что на самом деле воплощает «дух» традиции, а также то, что позволяет достичь эффективной реализации «сверхчеловеческих» состояний, то очевидно, что именно ей наиболее непосредственным образом должно противостоять (в той мере, в которой постижимо это противостояние) то, о чем здесь идет речь и что стремится, напротив, всеми имеющимися средствами увлечь человека в, «инфрачеловеческое»; термин «контринициация» лучше подходит для обозначения того, с чем оказываются связанными вообще все вместе и по различным степеням (как и в самой инициации, здесь обязательно есть степени) те человеческие субъекты действия, через которых исполняется антитрадиционная деятельность; и это не просто условное наименование, используемое для удобного разговора о том, что на самом деле вообще не имеет никакого имени, но выражение, которое соответствует очень конкретной реальности настолько точно, насколько это возможно.
Довольно замечательно, что во всем том, что составляет современную цивилизацию в собственном смысле слова, под каким бы углом зрения ее ни рассматривали, мы всегда вынуждены констатировать, что все предстает более и более искусственным, извращенным и фальсифицированным; многие из тех, кто сегодня подвергает критике эту цивилизацию, оказываются пораженными этим, даже когда они не могут идти дальше и не имеют ни малейшей догадки о том, что в реальности за всем этим кроется. Нам кажется, что было бы достаточно иметь немного логики, чтобы сказать, что если все стало искусственным, то сама ментальность, которой соответствует такое состояние вещей, должна быть, как и все остальное, «сфабрикованной», а вовсе не спонтанной; и после этого простого размышления уже больше нельзя не видеть соответствующих признаков, умножающихся со всех сторон и почти бесконечно; но надо думать, что, к несчастью, также очень трудно совершенно избежать тех «внушений», которым обязан современный мир самим своим существованием и своей длительностью, поскольку даже те, кто объявляет себя самым решительным образом «антимодернистом», вообще ничего этого не видят; вот почему их усилия так часто растрачиваются понапрасну и лишены почти всякого реального значения.
Антитрадиционная деятельность должна была стремиться с необходимостью одновременно изменить общую ментальность и разрушить все традиционные институты на Западе, поскольку именно там она непосредственно и прежде всего осуществляется в ожидании возможности распространяться затем в целом мире с помощью западных людей, приготовленных таким образом для того, чтобы стать ее инструментами. Впрочем, раз ментальность изменилась, то те установления, которые больше ей не соответствуют, должны тем самым с легкостью разрушиться; следовательно, поистине фундаментальной здесь является работа по извращению ментальности, потому что от этого тем или иным образом зависит все остальное и, следовательно, на этом следует настаивать особо. Очевидно, что эта работа не может быть произведена одним ударом, хотя самым удивительным является та быстрота, с которой западные люди смогли прийти к полному забвению того, что у них имело отношение к опыту традиционной цивилизации; если подумать о том всеобщем непонимании, свидетельством которого были XVII и XVIII века по отношению к Средневековью, и непонимании во всем, то можно легко понять, что такое полное внезапное изменение не могло совершиться естественным и спонтанным образом. Как бы то ни было, прежде всего следовало свести индивида лишь к нему самому каким-нибудь образом, и в этом, в особенности, как мы уже объясняли, и состояла работа рационализма, который отрицал за человеком обладание и использование любой способности трансцендентного порядка; само собою разумеется, что рационализм начал действовать до того, как он получил это имя, в своей специальной философской форме, так же, как мы видели это в случае с протестантизмом; в конце концов, и сам «гуманизм» Ренессанса был не что иное, как прямой предшественник рационализма, собственно говоря, потому что тот, кто говорит «гуманизм», высказывает тем самым претензию все свести к чисто человеческим элементам, следовательно, (по крайней мере фактически, если еще и не в специально сформулированной теории) исключить все то, что относится к сверхиндивидуальному порядку. Затем надо было полностью обратить внимание индивида к внешним и чувственным вещам, чтобы, так сказать, запереть его не только в человеческой области, но и через еще гораздо более узкое ограничение, в одном только телесном мире; в этом состоит отправная точка всякой современной науки, которая, двигаясь постоянно в этом направлении, должна сделать это ограничение все более и более эффективным. Учреждение научных теорий или, если угодно, философско-научных, также должно было происходить постепенно; и (мы должны здесь обобщенно напомнить то, что уже говорили) механицизм прямо уготовил путь материализму, который должен был отметить, в некотором роде неисцелимым образом, редукцию ментального горизонта к телесной области, рассматриваемой с этих пор как единственная «реальность», к тому же лишенная всего того, что могло бы рассматриваться как нечто просто «материальное»; естественно, выработка самого понятия «материи» физиками играло в этом важную роль. С этого времени, собственно говоря, мы вступили в "царство количества"; профанная наука, всегда бывшая, начиная с Декарта, механицистской, со второй половины XVIII века ставшая более специально материалистической, должна была в своих последовательно возникающих теориях становиться все более и более количественной, в то время как материализм, внедрившись в общий менталитет, стал насаждать там эту установку, независимо от всякого теоретического утверждения, но тем более диффузным образом, перешедшим в конце концов в нечто вроде «инстинктивного» состояния, которое мы назвали "практическим материализмом", и сама установка должна была быть еще усилена промышленными приложениями количественной науки, результатом чего было все более и более полное прикрепление людей к одним только «материальным» реализациям. Человек «механизировал» все вещи, и в результате он пришел к «механизации» самого себя, впадая мало-помалу в состояние ложных нумерических «единств», теряющихся в единообразии и неразличимости «массы», то есть, в конце концов, во множественности; в этом состоит, конечно, самая полная победа, какую только можно вообразить, количества над качествам.
Однако, одновременно с тем, как происходила эта работа «материализации» и «квантификации», которая, впрочем, еще не закончена и, может быть, даже никогда не будет закончена, потому что тотальная редукция к чистому количеству нереализуема в проявлении, уже началась другая работа, лишь по видимости противоположная первой, и началась она, напомним, вместе с появлением материализма, собственно говоря. Эта вторая часть антитрадиционного действия должна стремиться не к «отвердению», но к растворению, разложению; отнюдь не противореча первой тенденции, которая характеризуется редукцией к количественному, тогда, когда максимум возможного «отвердения» будет достигнут, эта тенденция должна способствовать тому, чтобы она, превзойдя свою первоначальную цель и стремясь привести непрерывность к прерывности, стала бы сама тенденцией к разложению. Эта вторая работа, которая осуществлялась как более или менее скрытая подготовка, по крайней мере, посреди ограничений, в это время также должна выйти на свет и, в свою очередь, приобрести все более и более важное значение, в то время как сама количественная наука становится менее строго материалистической в собственном смысле слова и, в конце концов, перестает опираться на понятие «материи», становящееся все более и более неосновательным и «ускользающим» вследствие самих теоретических разработок.
После полного, насколько возможно, закрытия телесного мира, нужно было, не позволяя восстановить никакой связи с высшими сферами, открыть его снизу, чтобы дать доступ деструктивным и разлагающим силам из низшей тонкой области; именно «развязывание», можно сказать, этих сил и их введение в действие для завершения извращения нашего мира и приведения его действительно к окончательному разложению и составляет эту вторую часть или вторую фазу, о которой мы только что говорили. Можно даже сказать, что, в действительности, здесь есть две отдельные фазы, хотя частично они и одновременны, так как в «плане» всего ансамбля современного извращения они логически следуют друг за другом и полностью осуществляются лишь последовательно; впрочем, как только материализм был конституирован, первая фаза виртуально, в определенном роде, была уже выполнена и должна была лишь развернуться через развитие того, что уже имплицитно содержалось в самом материализме; и как раз тогда началась подготовка второй фазы, лишь только первые следствия которой видны в настоящее время, но однако, следствия эти достаточно уже явны для того, чтобы предвидеть то, что из этого последует, и чтобы можно было сказать, без всяких преувеличений, что именно этот второй аспект антитрадиционной деятельности с настоящего момента выходит на первый план на самом деле в намерениях того, что мы общим образом обозначили вначале как «противник» и что мы можем более точно назвать "контринициацией".
Довольно замечательно, что во всем том, что составляет современную цивилизацию в собственном смысле слова, под каким бы углом зрения ее ни рассматривали, мы всегда вынуждены констатировать, что все предстает более и более искусственным, извращенным и фальсифицированным; многие из тех, кто сегодня подвергает критике эту цивилизацию, оказываются пораженными этим, даже когда они не могут идти дальше и не имеют ни малейшей догадки о том, что в реальности за всем этим кроется. Нам кажется, что было бы достаточно иметь немного логики, чтобы сказать, что если все стало искусственным, то сама ментальность, которой соответствует такое состояние вещей, должна быть, как и все остальное, «сфабрикованной», а вовсе не спонтанной; и после этого простого размышления уже больше нельзя не видеть соответствующих признаков, умножающихся со всех сторон и почти бесконечно; но надо думать, что, к несчастью, также очень трудно совершенно избежать тех «внушений», которым обязан современный мир самим своим существованием и своей длительностью, поскольку даже те, кто объявляет себя самым решительным образом «антимодернистом», вообще ничего этого не видят; вот почему их усилия так часто растрачиваются понапрасну и лишены почти всякого реального значения.
Антитрадиционная деятельность должна была стремиться с необходимостью одновременно изменить общую ментальность и разрушить все традиционные институты на Западе, поскольку именно там она непосредственно и прежде всего осуществляется в ожидании возможности распространяться затем в целом мире с помощью западных людей, приготовленных таким образом для того, чтобы стать ее инструментами. Впрочем, раз ментальность изменилась, то те установления, которые больше ей не соответствуют, должны тем самым с легкостью разрушиться; следовательно, поистине фундаментальной здесь является работа по извращению ментальности, потому что от этого тем или иным образом зависит все остальное и, следовательно, на этом следует настаивать особо. Очевидно, что эта работа не может быть произведена одним ударом, хотя самым удивительным является та быстрота, с которой западные люди смогли прийти к полному забвению того, что у них имело отношение к опыту традиционной цивилизации; если подумать о том всеобщем непонимании, свидетельством которого были XVII и XVIII века по отношению к Средневековью, и непонимании во всем, то можно легко понять, что такое полное внезапное изменение не могло совершиться естественным и спонтанным образом. Как бы то ни было, прежде всего следовало свести индивида лишь к нему самому каким-нибудь образом, и в этом, в особенности, как мы уже объясняли, и состояла работа рационализма, который отрицал за человеком обладание и использование любой способности трансцендентного порядка; само собою разумеется, что рационализм начал действовать до того, как он получил это имя, в своей специальной философской форме, так же, как мы видели это в случае с протестантизмом; в конце концов, и сам «гуманизм» Ренессанса был не что иное, как прямой предшественник рационализма, собственно говоря, потому что тот, кто говорит «гуманизм», высказывает тем самым претензию все свести к чисто человеческим элементам, следовательно, (по крайней мере фактически, если еще и не в специально сформулированной теории) исключить все то, что относится к сверхиндивидуальному порядку. Затем надо было полностью обратить внимание индивида к внешним и чувственным вещам, чтобы, так сказать, запереть его не только в человеческой области, но и через еще гораздо более узкое ограничение, в одном только телесном мире; в этом состоит отправная точка всякой современной науки, которая, двигаясь постоянно в этом направлении, должна сделать это ограничение все более и более эффективным. Учреждение научных теорий или, если угодно, философско-научных, также должно было происходить постепенно; и (мы должны здесь обобщенно напомнить то, что уже говорили) механицизм прямо уготовил путь материализму, который должен был отметить, в некотором роде неисцелимым образом, редукцию ментального горизонта к телесной области, рассматриваемой с этих пор как единственная «реальность», к тому же лишенная всего того, что могло бы рассматриваться как нечто просто «материальное»; естественно, выработка самого понятия «материи» физиками играло в этом важную роль. С этого времени, собственно говоря, мы вступили в "царство количества"; профанная наука, всегда бывшая, начиная с Декарта, механицистской, со второй половины XVIII века ставшая более специально материалистической, должна была в своих последовательно возникающих теориях становиться все более и более количественной, в то время как материализм, внедрившись в общий менталитет, стал насаждать там эту установку, независимо от всякого теоретического утверждения, но тем более диффузным образом, перешедшим в конце концов в нечто вроде «инстинктивного» состояния, которое мы назвали "практическим материализмом", и сама установка должна была быть еще усилена промышленными приложениями количественной науки, результатом чего было все более и более полное прикрепление людей к одним только «материальным» реализациям. Человек «механизировал» все вещи, и в результате он пришел к «механизации» самого себя, впадая мало-помалу в состояние ложных нумерических «единств», теряющихся в единообразии и неразличимости «массы», то есть, в конце концов, во множественности; в этом состоит, конечно, самая полная победа, какую только можно вообразить, количества над качествам.
Однако, одновременно с тем, как происходила эта работа «материализации» и «квантификации», которая, впрочем, еще не закончена и, может быть, даже никогда не будет закончена, потому что тотальная редукция к чистому количеству нереализуема в проявлении, уже началась другая работа, лишь по видимости противоположная первой, и началась она, напомним, вместе с появлением материализма, собственно говоря. Эта вторая часть антитрадиционного действия должна стремиться не к «отвердению», но к растворению, разложению; отнюдь не противореча первой тенденции, которая характеризуется редукцией к количественному, тогда, когда максимум возможного «отвердения» будет достигнут, эта тенденция должна способствовать тому, чтобы она, превзойдя свою первоначальную цель и стремясь привести непрерывность к прерывности, стала бы сама тенденцией к разложению. Эта вторая работа, которая осуществлялась как более или менее скрытая подготовка, по крайней мере, посреди ограничений, в это время также должна выйти на свет и, в свою очередь, приобрести все более и более важное значение, в то время как сама количественная наука становится менее строго материалистической в собственном смысле слова и, в конце концов, перестает опираться на понятие «материи», становящееся все более и более неосновательным и «ускользающим» вследствие самих теоретических разработок.
После полного, насколько возможно, закрытия телесного мира, нужно было, не позволяя восстановить никакой связи с высшими сферами, открыть его снизу, чтобы дать доступ деструктивным и разлагающим силам из низшей тонкой области; именно «развязывание», можно сказать, этих сил и их введение в действие для завершения извращения нашего мира и приведения его действительно к окончательному разложению и составляет эту вторую часть или вторую фазу, о которой мы только что говорили. Можно даже сказать, что, в действительности, здесь есть две отдельные фазы, хотя частично они и одновременны, так как в «плане» всего ансамбля современного извращения они логически следуют друг за другом и полностью осуществляются лишь последовательно; впрочем, как только материализм был конституирован, первая фаза виртуально, в определенном роде, была уже выполнена и должна была лишь развернуться через развитие того, что уже имплицитно содержалось в самом материализме; и как раз тогда началась подготовка второй фазы, лишь только первые следствия которой видны в настоящее время, но однако, следствия эти достаточно уже явны для того, чтобы предвидеть то, что из этого последует, и чтобы можно было сказать, без всяких преувеличений, что именно этот второй аспект антитрадиционной деятельности с настоящего момента выходит на первый план на самом деле в намерениях того, что мы общим образом обозначили вначале как «противник» и что мы можем более точно назвать "контринициацией".
Глава 29. ИЗВРАЩЕНИЕ И РАЗРУШЕНИЕ
Мы рассматривали антитрадиционную деятельность, с помощью которой в некотором роде «сфабрикован» современный мир, как производящую, в целом, работу извращения по отношению к нормальному состоянию, присущему всякой традиционной цивилизации, каковы бы ни были ее частные формы; это легко понять и не требует обширных комментариев. С другой стороны, необходимо делать различие между извращением и разрушением: извращение происходит, можно сказать, через бесконечное множество степеней, так что оно осуществляется мало-помалу и как бы незаметно; пример этого мы видим в постепенном нисхождении современной ментальности от «гуманизма» и рационализма к механицизму, потом к материализму, и следуя этому процессу, профанная наука вырабатывала последовательно теории все более и более количественного характера, что позволяет сказать, что все это отклонение с самого своего начала постоянно стремилось в прогрессирующей степени установить "царство количества". Но когда отклонение дошло до своего последнего предела, то оно достигло истинного «переворота», то есть состояния, которое диаметрально противоположно нормальному порядку, и именно тогда можно, собственно, говорить о «разрушении», следуя этимологическому смыслу этого слова; разумеется, это «разрушение» никоим образом нельзя смешивать с тем «переворачиванием», о котором мы говорили в связи с последним мгновением цикла, и оно ему даже в точности противоположно, поскольку это «переворачивание», наступая как раз после «извращения» и в тот самый момент, когда оно кажется окончательным, есть в реальности «возрождение», восстанавливающее нормальный порядок и вновь учреждающее "первоначальное состояние", представляющее собой совершенство в человеческой области.
Можно сказать, что так понимаемое разрушение вообще есть только последняя степень и завершение отклонения, или же, что ведет к тому же, в целом, отклонение в конечном счете ведет не к чему-нибудь иному, как только к разрушению, и это действительно так; при настоящем положении вещей, хотя еще и нельзя сказать, что произошло полное разрушение, но уже есть очень явные знаки этого во всем том, что обладает характером «подделки» или «пародии», о чем мы много раз упоминали и к чему мы более подробно вернемся в дальнейшем. В настоящий момент мы ограничимся в этом отношении тем замечанием, что этот характер сам по себе образует очень важный признак, указывающий на реальное происхождение того, что поражено этим и, следовательно, на само современное отклонение, поистине «сатанинскую» природу которого он делает тем самым очевидной; действительно, это последнее определение приложимо ко всему тому, что представляет собой отрицание и переворачивание порядка, и нет ни малейшего сомнения, что как раз последствия этого мы можем констатировать вокруг нас; не есть ли сам современный мир вообще не что иное, как чистое отрицание любой традиционной истины? Но в то же время этот дух отрицания есть также и, в некотором роде с необходимостью, дух лжи; он все облекает в маскарадные костюмы и нередко в самые неожиданные, чтобы нельзя было распознать его, чтобы даже заставить принять его за нечто совсем противоположное, именно так и проявляется притворство; по этому поводу можно напомнить поговорку, что "Сатана есть обезьяна Бога", а также, что он "преображается в ангела света". По сути, это позволяет сказать, что он имитирует на свой лад, искажая и фальсифицируя таким способом, чтобы всегда иметь возможность поставить это на службу своим собственным целям, имитируя то самое, чему он намеревается противостоять: он поступает таким образом, чтобы беспорядок принял видимость ложного порядка, он скрывает отрицание всякого принципа под видом утверждения ложного принципа, и так далее. Естественно, что все это может быть на самом деле только лишь обманным маневром или даже карикатурой, но достаточно ловко представленной для того, чтобы обмануть огромное большинство людей; и как же не удивляться, когда видишь, сколько мошеннических трюков, даже самых грубейших, с легкостью удается внушить толпе, и как, напротив, трудно после вывести ее из заблуждения? "Vilgus vult decipi" ("Толпа хочет быть обманутой"), как говорили уже древние в «классическую» эпоху; и всегда, несомненно, найдутся люди, хотя их никогда не было так много, как в наши дни, расположенные добавить: "ergo decipiatur" ("следовательно, будем обманывать")!
Можно сказать, что так понимаемое разрушение вообще есть только последняя степень и завершение отклонения, или же, что ведет к тому же, в целом, отклонение в конечном счете ведет не к чему-нибудь иному, как только к разрушению, и это действительно так; при настоящем положении вещей, хотя еще и нельзя сказать, что произошло полное разрушение, но уже есть очень явные знаки этого во всем том, что обладает характером «подделки» или «пародии», о чем мы много раз упоминали и к чему мы более подробно вернемся в дальнейшем. В настоящий момент мы ограничимся в этом отношении тем замечанием, что этот характер сам по себе образует очень важный признак, указывающий на реальное происхождение того, что поражено этим и, следовательно, на само современное отклонение, поистине «сатанинскую» природу которого он делает тем самым очевидной; действительно, это последнее определение приложимо ко всему тому, что представляет собой отрицание и переворачивание порядка, и нет ни малейшего сомнения, что как раз последствия этого мы можем констатировать вокруг нас; не есть ли сам современный мир вообще не что иное, как чистое отрицание любой традиционной истины? Но в то же время этот дух отрицания есть также и, в некотором роде с необходимостью, дух лжи; он все облекает в маскарадные костюмы и нередко в самые неожиданные, чтобы нельзя было распознать его, чтобы даже заставить принять его за нечто совсем противоположное, именно так и проявляется притворство; по этому поводу можно напомнить поговорку, что "Сатана есть обезьяна Бога", а также, что он "преображается в ангела света". По сути, это позволяет сказать, что он имитирует на свой лад, искажая и фальсифицируя таким способом, чтобы всегда иметь возможность поставить это на службу своим собственным целям, имитируя то самое, чему он намеревается противостоять: он поступает таким образом, чтобы беспорядок принял видимость ложного порядка, он скрывает отрицание всякого принципа под видом утверждения ложного принципа, и так далее. Естественно, что все это может быть на самом деле только лишь обманным маневром или даже карикатурой, но достаточно ловко представленной для того, чтобы обмануть огромное большинство людей; и как же не удивляться, когда видишь, сколько мошеннических трюков, даже самых грубейших, с легкостью удается внушить толпе, и как, напротив, трудно после вывести ее из заблуждения? "Vilgus vult decipi" ("Толпа хочет быть обманутой"), как говорили уже древние в «классическую» эпоху; и всегда, несомненно, найдутся люди, хотя их никогда не было так много, как в наши дни, расположенные добавить: "ergo decipiatur" ("следовательно, будем обманывать")!