– Откуда такая уверенность?
   – Твоя ирония неуместна. – Гарсия поколебался. – К тому же – моя жена, – это двоюродная сестра коммандера Гедсена с «Дельфина». На Геда огромное впечатление произвел один парень по прозвищу Долговязый Джон Рэмси из ПсиБю, который вытащил их из больших неприятностей, когда у них накрылась кислородная система. Он рассказывал, что этот Рэмси на ходу сымпровизировал «вампиры» и проделал эффектные штучки с ангидразой, о чем не писалось в книжках. Он считал, что этот Рэмси спас им всем жизнь.
   – И отсюда ты решил, что я тот самый Рэмси?
   – Гед был чертовски поражен этим Долговязым Джоном Рэмси, кроме одного: он говорил, что рыжий сукин сын действовал всем на нервы своим всезнайством.
   – Но в мире полно рыжих…
   – А как же! – Гарсия покачал головой. – Ты из ПсиБю. И только две вещи на нашей плавучей канализационной трубе интересуют тебя больше всего остального: капитан и черная коробка в твоей каюте. Потому-то я и вскрыл ее.
   Рэмси через силу пытался оставаться бесстрастным.
   – И?
   На лице Гарсии появилась таинственная усмешка.
   – Там было отдельное записывающее устройство, сопряженное с таймером. Я скопировал четыре из твоих лент и проверил назад по времени, что мы тогда делали.
   – И что это тебе показало?
   – Когда капитан спал, линии на твоих графиках выравнивались. И это каждый раз.
   Рэмси вздрогнул, но не сказал ни слова.
   – Но мне надо было главное, основное доказательство. Дважды, когда капитан калечился – когда его ударило током, и когда он счесал кожу на лодыжке – я заметил точное время. Так вот, именно в эти моменты линии графиков на твоих лентах зашкаливали.
   Рэмси про себя промотал ленты назад; теперь его тогдашние недоумения объяснились.
   – Умно.
   – Спасибо, старик. Я тоже так о себе подумал.
   – И что это доказывает?
   Гарсия поднял брови.
   – Это доказывает, что ты записываешь какие-то внутренние реакции капитана. А только одну разновидность парней интересует, что тикает в человеке.
   – Ну?
   – И это элементарно приписывает тебя к головокопателям.
   Рэмси улыбнулся, пусть и невольно. «Ну вот, меня и умыли, – подумал он.
   – Хорошо еще, что я в приличной компании».
   – Не думаю, что буду тебя выдавать, – сказал Гарсия. – Представление еще до конца не выдохлось. Мне следует помнить, что надо благодарить ПсиБю за одно из самых увлекательных путешествий в своей жизни.
   – Мне кажется, что ты хочешь вмешаться в действие.
   – Боже упаси, нет! У меня всегда имеется своя роль. Но одно, старик, я должен сказать. Не стоит подцеплять нашего Сэвви Спарроу на крючок.
   – Не понял?
   – Это он режиссер всего спектакля. Знаешь ты это или нет, но это он следит за ходом сценария.
   Рэмси подавил неприятное чувство беспокойства.
   – И поэтому ты не хочешь меня выдавать?
   – Естественно, ты правильно все понял. – В голосе Гарсии появились низкие, звенящие злостью нотки. – А теперь делай мне следующий укол и уматывай к чертовой бабушке! Меня уже начинает доставать твое чувство превосходства.
   Рэмси почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он пару раз глубоко вздохнул и встал на ноги.
   Гарсия делано перевернулся на живот и прохрипел, прижав губы к подушке:
   – На этот раз, старик, в левую ягодицу. Только не разряди на мне свою злость.
   Рэмси прошел к шкафчику с препаратами, вернулся со шприцом и сделал укол.
   – Совсем не больно, – удивился Гарсия. – У тебя железные нервы.
   Рэмси прошел к кровати, положив шприцы на место.
   – Так какое чувство превосходства? – требовательно спросил он.
   Гарсия перекатился на спину, скорчил гримасу, и сказал:
   – Я не имею в виду, что тебе не нравится Лес или я, но, ради Бога, жизнью своей ты обязан…
   – Хватит! – прорычал Рэмси. – Ты говорил здесь о превосходстве. Любой придурок будет говорить тут о превосходстве…
   – Ну ты и сказанул. У всех нас есть свои маленькие недостатки. В том числе и у юного энсина…
   – Ты имел в виду нечто другое, – нахмурился Рэмси.
   – Да, имел, – согласно кивнул Гарсия. – Скорее всего, ты просто хотел стать в нашей банде своим. Вопреки… – он замолк.
   – Вопреки чему?
   – Своей второй работе.
   – Может и потому… – ответил Рэмси.
   Гарсия отмахнулся.
   – Я никогда над этим не задумывался. Но в этом есть смысл. Вы, психмены, должны быть чертовски одинокими. Все ваши приятели – не по профессии – всегда настороже, чтобы не попасться к вам же в когти.
   Рэмси сунул руки в карманы брюк.
   – С чего это такое плохое мнение о психологах?
   – Наблюдал за вашими операциями, док.
   Рэмси фыркнул.
   – Ты же никогда не видел, как я провожу операции. – Он подвинул стул к кровати Гарсии и уселся. – Ты хотел поговорить серьезно.
   Гарсия приподнялся на локте.
   – Смотри, старина, я действительно…
   – Твоя тайна вышла наружу, – сказал Рэмси.
   Гарсия побледнел.
   – Что… ты… имеешь… в виду?
   – Сейчас ты ведешь себя и действуешь, как человек под страхом лишения жизни, более ужасным, чем даже страх перед смертью. Ты пытаешься изобразить из себя жертву, как будто тебя собираются наказывать… – Рэмси замолк и пристально поглядел на Гарсию.
   – Ну?
   – До этого я как-то не обращал на это внимания. Джо, ты связан каким-то образом со смертью лейтенанта из Безопасности?
   Гарсия упал на подушку.
   – Нет.
   – И даже косвенно?
   – Я ничего не знал о нем, пока мы не нашли тело.
   Рэмси уже собрался кивнуть, но тут к нему пришла мысль: «Погоди, ведь это не прямой ответ. Это только увертка, отговорка, похожая на ответ». Он сказал:
   – Ты предпочитаешь лгать косвенным образом?
   Гарсия уставился в потолок, губы сомкнулись в твердую линию.
   – Ладно, Джо. Поговорим о чем-нибудь еще.
   – А почему бы не поговорить о тебе самом?
   – Ты для меня слишком приятный собеседник. Скажи, Джо, только не как психологу, что просматривается через твою притворную стенку неадекватной агрессивности…
   – Вот посмотри, парень. – Гарсия повернул голову на подушке так, чтобы глядеть прямо на Рэмси. – Вот ты пришел за мной, когда я ремонтировал «слизняка». С твоей стороны это был напрасный, бойскаутский поступок, если можно так выразиться, и я поблагодарил тебя, когда мы возвратились, но…
   – Поблагодарил меня?
   – А, я и забыл, ты свалял дурака с напором моющего средства, и при этом твоя аппаратура связи отключилась. Бывает. Так вот, тогда я сказал нечто вроде того, что поступок твой был ненужным. В случае опасности я мог бы выбраться из «слизняка», прорубил бы стенку… Так что мы…
   – С чем ты мог выбраться?
   – Не понял.
   – Перед тем, как надеть гидрокостюм, ты вывернул карманы. Твой нож оставался здесь, в шкафчике, когда я был готов выйти наружу. Так с чем ты собирался прорваться из «слизняка» – с куском пластыря?
   Смуглое лицо Гарсии побледнело.
   – Валяй, продолжай, – предложил Рэмси.
   – Ты выстроил свою роль еще круче, чем даже собирался вначале, Джонни. Кто писал для тебя сценарий?
   – Все потому, что ты никогда не видел моих операций. А сейчас я хочу задать тебе вопрос. Хотелось бы получить прямой ответ и немедленно. Хорошо?
   Гарсия слабо усмехнулся.
   – Договорились.
   – Что есть в этой службе, что по-настоящему «давит» на подводника?
   – Ничего на нас не давит, – ответил Гарсия. Мы любим свою работу. Во всем мире ничего не может сравниться с подводными буксировщиками. Ты будто играешь с пантерой, ловя ее за хвост.
   – Я серьезно, Джо. Я ищу нечто внутри тебя, что закупорено и не может найти выхода. Мне кажется, я знаю, что это такое, только хотелось бы услыхать об этом от кого-нибудь еще. Например, от такого, как ты, что разбирается и в людях, и в подлодках. Мне кажется, что раньше мы искали не в том направлении.
   – Что ты хочешь знать?
   – Я не собираюсь тебе подсказывать. Хочу знать, что есть такого в этой службе, что по-настоящему жжет твою задницу, о чем вы предпочитаете не говорить даже среди своих.
   Гарсия снова оперся на локоть. Он поморщился, когда двинул рукой, куда перед тем делались уколы.
   – Хорошо, Джонни-малыш. Ты заслуживаешь прямого ответа хотя бы за то, что парень ты наблюдательный: нож и все такое. Ты видел, как мы уходили в плавание?
   – Да.
   – Выползали, как змеи. Тебе могло показаться, что так заведено.
   – Это требования Безопасности.
   – Да к чертовой матери Безопасность. Или эти тупицы до сих пор представляют, будто «восточные» понятия не имеют о размещении наших баз?
   Рэмси покачал головой.
   – Ну ладно, допустим, Безопасность уверена, что «восточные» знают, где находятся наши базы. Если они получили наше шифрованное послание, они подтвердят эту уверенность.
   – Они и без того знают об этом. Все эти игры в «казаки-разбойники» – это для придурков. Единственная причина, по которой стаи «восточных» не сторожат выходы из всех наших пяти баз – это морское и воздушное патрулирование.
   – Пяти?
   – Пять баз, Джонни. Об этом знает любой подводник. Знают капитаны, значит знают и моряки. Это лишь Безопасность может умалчивать…
   – Я тебя не понимаю, Джо. Извини.
   – Джонни, скажем, ты единственный на борту умеешь управлять кораблем. Остальные разбираются в чем-то остальном. Допустим, в реакторах. Для тебя, Джонни, вопрос жизни и смерти знать, что медцентр по лучевой болезни находится на другом конце Чарлстонского короткого тоннеля, что тоннель этот выходит в Чарлстонскую бухту уже за молом, в сотне футов слева…
   – Я понял, что ты имеешь в виду. Значит, у нас пять баз.
   – Вообще-то было шесть. Но «восточные» устроили диверсию на одном из наших подводных крейсеров, и тот взорвался, проходя тоннель – как проходили и мы сами. Сейчас мы имеем там кратер Тела Христова…
   – Погоди! – Рэмси потряс головой. – Но ведь это была «восточная» ракета!
   – Дерьмо собачье! И от него так просто не отмоешься, Джонни. Невозможно объяснить, каким образом эта ракета пробила нашу «совершеннейшую» автоматизированную систему защиты и плюхнулась прямиком в тоннель.
   – Как это, в тоннель?
   – Джонни, я был там. Как и другие ребята-подводники. Пусть Безопасность вешает лапшу на уши кому другому, только не нам. Ты не скажешь мне, как это ракета, наводимая из Сибири, пусть даже и случайно попадает в Техасе прямиком в яблочко? Уж слишком притянуто за уши.
   Он откинулся на подушку.
   – Допустим, что я согласен с твоими доводами, – сказал Рэмси. – Но как быть с моим главным вопросом?
   – Ты все еще собираешься влезть в мои мысли?
   – Я хочу получить ответ на свой вопрос.
   Гарсия уставился в потолок.
   – Ладно, Джонни. На твой вопрос можно ответить приблизительно следующее: во всех службах есть люди – не только на подводных лодках – которые настолько больны от войны – войны год за годом, год за годом – настолько больны от вечного страха, что им уже безразлично что-то другое. Смерть? Старинная подруга, живущая по-соседству, за переборкой. И предпочтительным становится уже совершенно противоположное. Например, хочется плевать на свои обязанности, хочется, чтобы выиграла другая сторона. Пусть побеждает кто угодно, лишь бы остановить, прекратить это дело – кровавое, глупое и бесконечное.
   Голос его затих, и Гарсия отвернулся, уставившись в стенку.
   – Но ведь это же безумие, – прошептал Рэмси.
   – Вот именно, – тихо сказал Гарсия. – Не станешь же ты доказывать, что война дело разумное. Ведь мы люди, что бы это ни значило. Если безумие – это образец для поведения, тогда все мы и ты мало кого найдем, кто понимал бы это противоречие. И вот тогда небольшие остатки здравого смысла, когда везде льется кровь, будут проявляться совершенно иным образом.
   – Каким?
   – Как у нашего капитана. Ты видел, как он молился за души тех, кого убил. Вот это и есть остатки здравого смысла, нормальности. Ты можешь почувствовать это. – Он устремил горящие глаза на Рэмси. – Ты когда-нибудь думал про то, какие они – эти парни? Черт побери! Не могут же они слишком отличаться от нас! У них есть жены, дети, любимые, надежды и страхи. Я точно знаю, имеются люди, которые думают про эту долбаную войну то же самое, что и мы, их враги. – Голос его стал громче. – Ничего! Главное – сказать. Это как боль в груди, которая никак не кончается, а только накапливается и накапливается.
   – Джо, спокойней.
   Гарсия расслабился.
   – Все в порядке.
   – Это все военный синдром, давление войны, – сказал Рэмси. – О чем-то подобном я и думал. – Он вздрогнул. – Нет, скорее всего ты говоришь о том же самом.
   – Каком том же?
   – Каким-то образом это может быть связано с инстинктом смерти.
   – Ой, для таких, как я, это слишком заумно.
   – Я этого не говорил.
   – Но предположил, Джонни-малыш. Еще один из ваших эзотерических нонсенсов. Я изучал психологию. Читал и старых, и новых мастеров: Фрейда, Юнга, Адлера, Фримана, Лози, Кмисая. Я искал ответы, а нашел лишь толкования, оговорки. Но жаргон я знаю.
   – Тогда ты знаешь и про «инстинкт смерти».
   – А как же, Джонни. И «восточные», и мы – все слепо прут к тотальному уничтожению. Ты это хотел мне сказать?
   – Нет, не совсем то. Я думал про другое. Но, может, я ошибался.
   – А может, и я хочу быть слепым.
   – Да. Мы слишком рано перескочили к другим проблемам, Джо. Ты мне не ответил. Готов ты мне сказать, что это «восточные» сделали тебе предложение делать грязные делишки для них?
   Гарсия холодно поглядел на него.
   – Надеюсь, что мы оба будем жариться в аду, – сказал он, четко выговаривая слова.
   Рэмси поднялся.
   – Ты мне очень помог, Джо. Но тебе и вправду надо отдохнуть.
   Он отключил кварцевую лампу над кроватью и пошел к двери.
   – Ты думаешь, что я «спящий» агент? – спросил Гарсия.
   Не поворачиваясь, Рэмси ответил:
   – А разве «спящий» полезет получать сверхдозу радиации, чтобы укрыть нас от врагов?
   – Возможно, – ответил Гарсия. – Если ему осточертела его работа, и он устал от войны так же, как и я.
   «И это именно тот ответ, которого я боялся», – подумал Рэмси. Он сказал:
   – Отдыхай.
   – Чтоб тебя черти разодрали.
   Рэмси вышел в коридор и внезапно заметил, что этот серый проход не ведет никуда. Он подумал: «Мой собственный мир катится к шизофрении. Безопасность! Их задача – сделать нас еще большими шизоидами, разрушить как можно больше коммуникативных связей». Он опять повернулся, чтобы посмотреть на Гарсию. Тот повернулся на бок и глядел в стенку. «Вот почему так важно принадлежать к группе Сэвви Спарроу. Здесь есть островок здравого смысла».
   Тут он вспомнил Хеппнера, сошедшего с ума электроника. «Если ты не можешь быть вместе, и не можешь уйти – что тогда?»
   И форма, и содержание вопроса стали преобразовываться в сознании Рэмси.
   Он направился на центральный пост. Помещение показалось ему громадным: тепло, горят красные и зеленые огоньки, свистящий шум двигателей, легкий запах озона и масла, протекающего в глубоко скрытых системах, запахи, которые не могли полностью поглотить никакие фильтры.
   Спарроу стоял у штурвала, совершенно истощенная фигура, одежда болталась на нем мешком. Внезапно до Рэмси дошло, что капитан страшно потерял в весе, хотя, вроде бы, для этого не было никакого повода.
   – Как там Джо? – спросил Спарроу, не поворачиваясь.
   «Он увидал мое отражение на приборном стекле, – подумал Рэмси. – От него ничего не уйдет».
   – Похоже, что с ним все будет в порядке, – ответил Рэмси. – Его «вампир» показывает отрицательное поглощение. Наверное, он немного облысеет, и, конечно, его ждут приступы тошноты.
   – Мы высадим его в Чарлстоне, – сказал Спарроу. – «Вампир» ничего не может сказать, как там у него с костным мозгом. Главное, чтобы не было слишком поздно.
   – Пока что все говорит за то, что он выкарабкается. Ионы кальция заменятся на незараженные. По сульфатам показатели отрицательные. Так что с ним все будет хорошо.
   – Дай Бог, Джонни. Я проплавал с ним долгое время, и потому мне не хотелось бы его терять.
   – Он знает об этом, капитан.
   Спарроу обернулся, сделал странный, плавный жест рукой, улыбнулся.
   – Догадываюсь, что так оно и было.
   А Рэмси подумал: «Ты не можешь сказать мужчине, что любишь его. Нет, если ты сам мужчина. Еще одна проблема. У нас нет подходящего слова, которое не переходило бы на секс». Он спросил:
   – А где Лес?
   – Пошел немного отдохнуть. Двадцать минут назад мы вышли в Арктическое течение.
   Рэмси направился к своему посту у локационного пульта, положил руку на вентиль воздухообменника. В голове клубились мысли. После разговора с Гарсией он будто бы поднялся к поверхности, давление внутри головы уменьшилось.
   – Через час Лес заступит на вахту, – сказал Спарроу. – Пока же я справляюсь и сам. Ты придешь через три часа. Будем уплотнять расписание, пока нет Джо.
   – Хорошо, капитан.
   Он направился к себе в каюту и вдруг понял, что чертовски устал. Ему было не до телеметрии и лент с записями. Он и так знал, что там увидит: железное самообладание, самоконтроль, выдающие себя за нормальность. Но может это и была нормальность. Он заснул, даже не раздеваясь.

14

   «Рэм» пробирался на юго-запад, в родные воды, стрелки таймера продолжали отсчитывать дни. Монотонная смена вахт среди холодных труб, циферблатов, рычагов, вентилей, мигающих ламп и жужжания приборов. Те же самые лица и те же самые опасности.
   Но даже и риск может надоесть.
   Далекий звук винтов в зоне, где все звуки означают «охотника».
   Ждать и слушать. Пробираться вперед на самой малой скорости. Ждать и слушать. Опять проползти на несколько миль. Ждать и слушать. Далекие звуки исчезли. «Рем» наращивает скорость, следя за происходящим вокруг красными глазками локаторов и сонара.
   Гарсия поднялся уже на четвертый день – выглядел он угрюмо и злобно, особенно, когда рядом был Рэмси.
   Буксировщик, не смотря ни на что, держал путь в безопасные для себя воды, таща за собой упирающегося «слизняка» – приз, уведенный из-под носа у самой смерти.
   И особенное напряжение – новый род давления – влияло на поведение экипажа «Рэма». Оно как бы говорило: «Мы собираемся сделать это… Мы собираемся сделать это… Мы уже почти сделали это…
   Разве не мы?»
   Рэмси спал в своей койке, сражаясь с безмолвным кошмаром, в котором Спарроу, Гарсия и Боннет внезапно поворачивались к нему, и у всех были лица безумного Хеппнера.
   Медленно, очень медленно кошмар покинул его, оставив лежать неподвижно в схожей с материнской утробой неподвижности подлодки.
   Неподвижность!
   Рэмси уселся на койке, уже полностью проснувшись. Все его чувства буквально кричали о присутствии странного, чужеродного элемента: спокойствия. Он взял себя в руки и включил бра над койкой. Свет был тусклым – значит, они шли на аварийных аккумуляторах.
   – Джонни! – Голос Спарроу в настенном динамике.
   – Я здесь, капитан.
   – Немедленно в мастерскую. У нас неприятности с реактором.
   – Бегу.
   Ноги сами вскочили в туфли. Рэмси выключил свет, выскочил в дверь, наверх по лестнице, перескакивая по две ступени за раз, потом вниз по проходу, в мастерскую, где сразу же включил переговорное устройство.
   – Я на месте, капитан. Что-то серьезное?
   Ответил Боннет.
   – Авария на всю катушку.
   – Где капитан?
   – Впереди, вместе с Джо.
   – Но ведь Джо нельзя там ни в коем случае находиться. Он еще «остывает».
   – Это случилось на его вахте. Ты же знаешь, как…
   – Джонни! – Голос Спарроу в интеркоме.
   – Здесь.
   – Переводи мастерскую на минимум потребления энергии и беги вперед.
   – Есть.
   Рэмси обнаружил, что руки уже сами знают, за какой тумблер взяться. Он благословил долгие часы упорных тренировок на макете. Но сейчас произошло то, о чем говорил куратор Рид: «На подлодке нет такого понятия как маленькая, небольшая авария». На всякий случай Рэмси снова оглядел все вокруг: лампы готовности горят янтарным светом, все штекера отключены, главный рубильник отключен, индикатор релейной цепи связи с центральным постом горит зеленым. Он включил ларингофон:
   – Лес, все на тебе.
   – Беги уже.
   И он выбежал в дверь, повернул в центральный проход, через помещение поста управления, даже не глянув на Боннета и на центральные мостки машинного отделения. Здесь тихо гудел всего один электромотор: аккумуляторы позволяли лишь самый тихий ход.
   Гарсия стоял рядом со входом в тоннель, ведущий к реактору. Его руки дергали молнию скафандра антирадиационной защиты.
   Первой мыслью Рэмси было: «Что случилось со Спарроу? Он не мог послать Джо туда!» Но потом он все понял.
   Рядом с Гарсией был захват наконечника шланга с моющим средством. Спарроу стоял в футах двадцати, на нижних мостках. Пространство между ними было все запачкано пятнами пены. Как только капитан попытался сделать шаг вперед, Гарсия бросил молнию и схватился за шланг.
   – Оставайтесь на месте!
   Голос Гарсии звучал металлическим эхом, и Рэмси понял, что тот говорит в микрофон своего скафандра.
   Гарсия направил наконечник шланга на Спарроу.
   – Еще шаг, и снова испытаете эту дрянь на вкус.
   Рэмси прошел к левой вертикальной лестнице, спустился к Спарроу. Он увидел, что весь перед одежды Спарроу был в пятнах пены, и догадался, что может сделать с человеком струя, бьющая под высоким давлением.
   – Набросимся на него, капитан? – спросил он. – Я мог бы спуститься.
   – О, а это, случаем, не головокопатель? – спросил Гарсия. Молния на скафандре уже пустила. Пластина кварцевого стекла на шлеме скафандра поблескивала, будто глаз циклопа.
   Спарроу взглянул на Рэмси, потом повернулся к Гарсии спиной.
   – Пока у него шланг, мы ничего не сможем сделать. Придется согласиться на его условия.
   – Пусть и головокопатель соглашается, – сказал Гарсия. Его голос гремел из динамика на переборке. – Это его прерогатива.
   – Ведь Джо всего четыре дня назад получил уже дозу облучения, – заметил Рэмси.
   – Это мое представление! – сказал Гарсия. – Это моя роль. Я собираюсь зайти в тоннель, и ничто не сможет меня остановить. К тому же я знаю эту часть лодки лучше всех.
   Рэмси глянул на открытую дверь в тоннель и вдруг вспомнил, что это тот самый, где они нашли мертвого офицера Безопасности.
   Гарсия уже наполовину повернулся к ходу в тоннель.
   – Остановись, Джо! – загремел Спарроу. – Это приказ! – Он резко рванул вперед, но тут же был отброшен тугой струей из шланга.
   Рэмси за его спиной тоже получил свою порцию, поскользнулся и упал на колени. В то время, как он поднимался на ноги, Гарсия исчез в тоннеле, закрывая за собой ход.
   – Он взял с собой ломик, собираясь завернуть запоры изнутри, чтобы мы не пошли за ним.
   Они услыхали скрежет металла по металлу.
   Голос Гарсии пришел из стенного динамика.
   – Правильно, капитан. Вы не сможете со своими ребятами помешать мне сыграть мою роль. Зато у вас есть места в переднем ряду, так что наслаждайтесь представлением.
   – Он успел запереть дверь? – спросил Рэмси.
   Спарроу, скользя на пене, подобрался к ходу, проверил запоры.
   – Завертки затянуты.
   – Он что, с ума сошел?
   – Да нет же! – заорал на него Спарроу. – Авария реактора. Вот он и помчался сделать все, что можно!
   Рэмси глянул на радиометр над ходом в тоннель и заметил, что его стрелка была в красном секторе.
   – Капитан, здесь «горячо»!
   Спарроу хлопнул рукой по прибору, стрелка отошла назад, указывая на семичасовый предел пребывания в этой зоне.
   – Заклинило, когда он открывал ход! – Он метнулся к ящику с инструментом. – Джо! Ты меня слышишь?!
   – А как же, капитан! Не надо так кричать. Я пока еще в тоннеле.
   – Джо! Неподчинение приказу – это серьезный проступок!
   В динамике загрохотал смех Гарсии:
   – Ладно, шкип, заведите на меня дело!
   – Что случилось в реакторном отсеке? – спросил Рэмси.
   Спарроу стал вытаскивать инструмент из ящика.
   – Весь мой ремонт пошел к чертям собачьим. Болты снова срезало. Весь реактор пополз влево и заклинил систему дистанционного управления. – Он глянул на часы. – Заряда аккумуляторов нам хватит еще на полчаса. Когда рули глубины перестанут удерживать нас на одной глубине, нам конец. И многое зависит от реактора. Если повезет – критической массы не получится. А если не повезет – вся лодка будет заражена, а мы вместе с ней. Это долгое умирание…
   – Но если Джо и выживет, его все равно не достанешь, – сказал Рэмси. – Даже если он и рискнет…
   – Идиот! – заорал Спарроу. – Что это за намеки? Ты что, не понимаешь, есть только одна возможность – поставить реактор на место.
   В голове Рэмси пульсировала только одна мысль: «Я сделал это! Я пробил его железное самообладание! Теперь его эмоции будут нормальными!»
   – Капитан! – Голос Боннета в интеркоме.
   – Да? – ответил Спарроу в свой ларингофон.
   – Я подключился к боковым телекамерам в реакторном отсеке… Господи! Джо! Убирайся оттуда! Капитан, он уже в реакторном отсеке!
   – Этого я и опасался, – пробормотал Спарроу. – Отче наш, защити его. – Он уставился на дверь, ведущую в тоннель. – «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…»[13]