– А теперь послушайте! – В динамике на переборке раздался голос Гарсии.
– Я могу оставаться здесь минут пятнадцать. Когда я освобожу устройство дистанционного управления, будьте готовы сразу же его испытать.
– Обязательно, Джо, – прошептал Спарроу.
Он открыл панель на передней переборке, проверил возможность работы левого манипулятора. Когда он включил тумблер, индикаторные лампочки загорелись красным.
– Практически, он уже мертв, – сказал Рэмси.
– Заткнись! – прорычал Спарроу. – Лучше подключи главный экран к телекамерам реакторного отсека.
Рэмси бросился выполнять приказ. Экран ожил. На нем был неуклюжий в своем скафандре Гарсия. Он согнулся в три погибели, пытаясь поставить реактор на место с помощью домкрата. Медленно-медленно смертельно опасный блок возвращался на свое место на фундаменте. Они чувствовали, как Боннет управляет рулями, чтобы выровнять перемещение масс.
Спарроу нагнулся над инструментальным ящиком, который он взял из хранилища в переборке и вытащил большой торцевой ключ.
– Давай попробуем сломать один из запоров.
– Нижние завертки он затянуть не мог, – сказал Рэмси. – Ломаем верхние!..
Спарроу вставил ключ в головку верхнего запора.
– Они шикарно натаскали тебя для выполнения этого задания.
«Черт, что он хотел этим сказать?» – подумал Рэмси.
– Давай сюда! – прохрипел Спарроу.
Рэмси навалился на ручку ключа. Внезапно задрай провернулся, головка сломалась. Рэмси взял молоток и пробойник и пробил кусок запора в тоннель.
Спарроу вставлял ключ в головку уже другого запора.
Рэмси глянул вверх, на экран. Реактор уже вернулся на свое основание, а Гарсия закреплял его новыми болтами.
– Давай, давай! – поторопил Спарроу.
Они сломали второй задрай, услыхали звон металла в тоннеле, когда упал ломик, оставленный Гарсией. Спарроу распахнул дверь настежь.
Стрелка радиометра зашкалила.
– Скафандр! – крикнул Спарроу и бросился к хранилищу.
– Шкип! – Голос Гарсии в динамике. – Передайте моей жене, что теперь ей нечего бояться. Она поймет.
– Обязательно, Джо.
– Скажите, пусть она переедет куда-нибудь и сменит имя.
– Зачем?
Рэмси бросил капитану скафандр и стал одевать свой.
– Джонни поймет.
Спарроу влез в свой скафандр, поглядел на Рэмси.
– Ты понимаешь?
Тот лишь кивнул, так как не мог издать ни звука.
Надев шлем, капитан сказал в свой микрофон:
– Джо, мы взломали двери в тоннель. Я тащу шланг с моющим раствором и свежий скафандр. Выходи оттуда!
– Я слишком «горячий», – ответил Гарсия. – Оставьте меня здесь.
– Выходи, или я приду за тобой сам! – крикнул Спарроу.
Рэмси подал капитану запасной скафандр, глянул на верхний экран. Там был Гарсия, сидящий на пластинах внутреннего покрытия отсека. Внезапно гигантский манипулятор над его головой рванул вниз. И тут же в интеркоме раздался голос Боннета:
– Шкип, дистанционное управление манипулятором восстановлено. И я могу воспользоваться им, чтобы убрать оттуда этого придурка. Может, у него еще имеются какие-то шансы выжить, – Боннет всхлипнул.
– Я пойду за ним, – сказал Спарроу.
– Вы что, не поняли?! – крикнул Гарсия. – Оставайтесь на месте, шкип!
– Я пошел, – повторил капитан. Он взял шланг с моющим средством за наконечник.
Гарсия уже почти визжал:
– Капитан! Я тот самый ваш шпион! Не валяйте дурака!
– Ты инженер моей команды, – сказал Спарроу. Он прошел в тоннель, волоча за собой шланг и скафандр.
– Вы не можете… – дошел до них голос Гарсии. После этого инженер замолк, скрючился и упал на пол.
В машинном отделении, где оставался Рэмси, уже загорелись лампы, все четыре электромотора завели привычную песню. Ему показалось, как будто «Рэм» поднялся на ноги, услыхав чей-то приказ. Рэмси не мог оторвать взгляд от экрана. Громадная лапа манипулятора согнулась над лежащей ничком фигуркой Гарсии, осторожно сомкнула захват, перенесла тело в тоннель и принялась укладывать на место плиты покрытия.
– Я схватил его, – сообщил Спарроу. Из тоннеля понеслись клочья пены.
Рэмси боялся даже взглянуть на радиометр над дверью. Стрелку заклинило на красном поле. «Мы подхватили дозу, да ладно», – подумал он.
Когда Рэмси пришел на центральный пост, Боннет уже стоял за штурвалом.
– Мне помощь не нужна, – сказал он и прошел в заднюю дверь.
Рэмси вернулся в машинное отделение по своим же мокрым следам. «Обнаженные душой, обнаженные телом, – думал он. – Сейчас мы всего лишь элементарная суть, квинтэссенция».
Он подскочил к блоку управления на переборке и включил вентиляцию на полные обороты, чтобы убрать из воздуха радиоактивные ионы.
– Джонни! – голос Спарроу.
Тот ответил в свой ларингофон:
– Здесь, капитан.
Спарроу понизил голос:
– Здесь ты ничем не поможешь, Джонни. Если ценишь свои мужские достоинства, убирайся от выхода из тоннеля. Джо «горячий». Слишком!
– У меня есть двое детей, – ответил Рэмси. – Выносите его.
– Он уже здесь.
Безвольное тело Гарсии выползало из тоннеля, будто личинка насекомого из трещины в коре. Рэмси уложил его на полу. Спарроу помог ему.
– Я пока только окатил его моющим средством, прежде, чем всунуть в свежий скафандр. Но все равно, он слишком «горячий».
Рэмси наклонился, расстегнул молнию в передней части скафандра Гарсии. Капитан помог извлечь ни на что не реагирующее тело. Они затолкнули Гарсию в камеру антирадиационной обработки. Спарроу стянул с себя скафандр и тоже вошел в камеру. Рэмси забрал их скафандры, забросил их подальше в тоннель, потом стянул с себя свой и затолкал туда же. После этого закрыл дверь, посадив ее на болты торцевым ключом.
Дверь в камеру антирадиационной обработки распахнулась настежь. Оттуда вышел голый Спарроу, волоча за собой Гарсию.
– Мы заменим ему каждую капельку крови, – сказал капитан. – Заходи в камеру, только сначала сбрасывай одежду, а потом приходи в лазарет. – Он взял Гарсию за руки и стал подниматься на мостки, мышцы на спине и ногах напряглись под тяжестью груза.
Рэмси сказал в свой ларингофон:
– Лес, капитан несет Джо наверх. Помоги ему.
Потом он сам забрался в камеру и включил программу обработки для средней степени зараженности. Тугие струи моющего средства, рассчитанные на человека в защитном скафандре, иглами били в его тело. Рэмси силой стащил с себя одежду и бросил ее в угол, отключил душ, вышел и пошлепал по мокрым следам.
В лазарете Спарроу уложил Гарсию на кровать, прикрепил бутыль с плазмой и ввел в вену инженера гибкую трубку с иглой, отходящей от банки с плазмой. Сейчас капитан настраивал аппарат кровообмена, регулируя венозное и артериальное давление, скорость протекания крови и пережал предплечье Гарсии.
Рэмси прошел к банку-хранилищу крови, проверил автоматические системы обращения и гемолиза крови, убедился, что те действуют.
– Кровь готова, – доложил он.
– Отлично.
Спарроу подключил кровообменник в систему обращения, положил руку на вентиль.
– Контролируй то, что мы будем из него выкачивать.
Рэмси прошел к головной части устройства кровообмена, поглядел на отводы от руки Гарсии. Тот дышал очень медленно, сбивчиво, движения грудной клетки еле заметны. Кожа на лице и груди приобрела синюшный оттенок.
Спарроу открыл систему кровообмена. Кровь из тела Гарсии стала стекать в покрытое свинцом хранилище устройства, в то время как взамен накачивалась консервированная кровь. Показатель уровня радиации у Рэмси сразу же зашкалило.
– Капитан, зашкал по радиации.
Спарроу дал знак, что понял.
– Я могу использовать все?
– Что вы имеете в виду?
– Может случиться, что для нас крови уже не останется.
Память Рэмси вернулась к радиометру над выходом из тоннеля, где стрелку зашкалило на красном поле.
– Обойдемся плазмой, – ответил он.
– Я так и думал. Рад, что ты согласился. – Он обошел кровать, отсоединил бутыль с плазмой от левой руки Гарсии. – Если нам понадобится, это все, что есть. И, скорее всего, она понадобится скорее мне, чем тебе. Ведь я же был в тоннеле.
– Давайте оставим несколько смен крови для вас, – предложил Рэмси.
– Но ты не сможешь…
– Со мной все будет хорошо.
Рэмси замолчал, следя за показаниями приборов. Стрелка показателя уровня радиации все так же была загнана вправо.
– Я уже сделал уколы ему и себе. Теперь давай займемся тобой.
– Валяйте, – Рэмси протянул левую руку, не отрывая глаз от приборов. – Прошло уже три смены крови, но радиометр все зашкаливает. Капитан, я никогда не слыхал, чтобы…
– Это декарбонизатор. Смотри, будет больно, – предупредил Спарроу. Он зажал руку Рэмси и ввел сыворотку в мышцу. – За Джо не беспокойся, он в Господних руках.
– А разве все мы не в его руках?
– Капитан! – Голос Боннета в интеркоме.
Спарроу подошел к микрофону в стене, нажал кнопку.
– Валяй.
– Я только что протестировал реактор. Все действует нормально.
– Курс на Чарлстон, – приказал Спарроу. – Полный вперед.
– Есть. Как там Джо?
– Пока еще рано говорить.
– Скажите мне, если…
– Скажем. – Спарроу отключился.
Гарсия свернулся на кровати клубком, губы его шевелились, он покачивал головой из стороны в сторону. Внезапно он заговорил на удивление сильным голосом:
– И все-таки я сделал это, Беа! Они давили на меня через детей, разве ты не поняла?
Теперь, казалось, он прислушивался.
– Больше я ничего сказать не могу! Меня застрелят!
– Успокойся, Джо, – сказал Спарроу.
Гарсия открыл глаза, закрыл, снова открыл. Он непонимающе уставился на Спарроу.
– А где Беа? Они забрали ее?
– С ней все будет хорошо, – успокоил его Спарроу.
Гарсия весь затрясся.
– Если бы мы могли куда-нибудь уехать и сменить имя. Это все.
Он закрыл глаза.
– Знаешь, где ты находишься? – спросил его Спарроу.
Гарсия кивнул.
– В кошмаре.
– Он уже вышел из зашкала, – доложил Рэмси. – Но до возможности выздоровления еще далеко.
– Спокойно, – заметил Спарроу. Он поглядел на показания прибора. – Кровь сменилась восемь раз.
– Осталось шестнадцать смен.
Спарроу снизил скорость протока крови.
– Оставили бы меня там, – сказал Гарсия.
– Не дури, – перебил его капитан.
– Меня готовили в диверсионной школе Буэнос-Айреса, – начал Гарсия. – Двадцать лет назад. Потом я прибыл на место, встретил Беа. Я залег на дно. Успокоился. Меня научили, как маскироваться.
– Тебе лучше не разговаривать, – сказал Рэмси. – Давление подымется.
– Буду говорить. Шесть месяцев назад меня нашли, сказали: «Выполняй или же… дети…» Сами понимаете, я…
– Понимаем, Джо, – сказал Спарроу. – Но сейчас, будь добр, полежи тихонько. Не трать силы.
– Впервые в жизни я с кем-то, я кому-то нужен – вам и команде, по-настоящему нужен, – прошептал Гарсия. – Ну и, конечно же, Беа. Но это уже другое.
– Тебе надо набираться сил.
– Зачем? Чтобы Джонни-Безопасность мог вытащить меня на расстрел?
– Я не из Безопасности, Джо.
– Он из ПсиБю, – вмешался Спарроу. – Его послали насесть на меня.
У Рэмси и челюсть отвисла.
– Я заметил это в тот день, когда впервые спустились ниже предельной глубины, – сказал Спарроу. – Мне это стало понятно по тому, как он наседал на Леса.
– Но он и из Безопасности тоже, – настаивал Гарсия.
– Меня там лишь усыновили, – оправдывался Рэмси. – Я не мог…
– Если проболтаешься, – погрозил Спарроу, – я тебя…
– Я только хотел сказать, что не мог хорошенько расслышать, – сказал Рэмси. Он улыбнулся, потом снова нахмурился и поглядел на Гарсию. – Ты имел что-нибудь общее со смертью инспектора Безопасности?
– Ничего. Бог мне свидетель.
– А как насчет диверсий?
– Это сделали мои старые «друзья», но только для перестраховки. – Он покачал головой. – Мне было поручено выдать расположение скважины, когда мы достигли бы ее. Я предложил, что сообщу тогда, когда мы уже будем в своих водах. Они до того собирались захватить нас в плен.
– Как ты собирался сообщить им про нас? – спросил Спарроу.
– Подключив сонар к специальным образом переделанной ламповой панели.
– И когда же ты решил не сообщать им про скважину?
– Я и не собирался делать этого.
Спарроу облегченно вздохнул.
– Я приказал Беа взять детей и обратиться в Безопасность, как только мы выйдем в море, и с «Рэмом» нельзя будет связаться.
Гарсия замолк.
– Попробуй заснуть, – сказал Спарроу.
Гарсия лишь фыркнул:
– Джонни, что там показывает твоя стрелочка?
Тот поглядел на капитана. Тот разрешающе кивнул.
– Возможность смертельного исхода, – сказал Рэмси.
– Возможность смертельного исхода, – повторил Гарсия.
– Но уровень радиации в крови снижается.
– Хочешь, мы закатим тебе сейчас повышенную дозу дефосфатов и декальциатов? – спросил Спарроу.
Гарсия поглядел на него с иронией.
– Хотите подольше потянуть эту глупую битву? – он усмехнулся. – Если хотите колоть, валяйте. Только лучше морфий, шкип. Дадите? – Его усмешка превратилась в ухмылку черепа. – Зачем вам возиться со мной?
Спарроу вздрогнул, потом сделал глубокий вдох.
– Для него это единственный шанс, – сказал Рэмси. – Если только можно назвать это шансом.
– Ладно, – сказал Спарроу. Он подошел к шкафчику с лекарствами, отобрал шприцы и вернулся.
– Морфий, – напомнил ему Рэмси.
Спарроу поднял ампулу, показывая ему.
– Спасибо вам за все, капитан, – сказал Гарсия. – Одна просьба: вы не присмотрите за Беа и ребятишками?
Спарроу быстро кивнул, наклонился и сделал уколы: один, два, три.
Они следили за тем, как действует наркотик.
– В машине еще осталось восемь перемен крови, – сказал Рэмси.
– Установи максимальную скорость прохождения.
Рэмси отрегулировал вентиль.
– А теперь, Джонни, я хочу услышать всю эту историю от тебя самого, – сказал Спарроу, не отрывая взгляда от Гарсии.
– В принципе, вам все уже известно.
– Я хочу знать все детали.
Рэмси подумал: «Выдерживать роль в стиле „плаща и шпаги“ было бы смешно. Спарроу вычислил меня уже давно, скорее всего, виной тому Гарсия. Я же метался вслепую, не сознавая этого. Или сознавая?» К нему вернулось непонятное чувство опасности.
– Ну? – настаивал Спарроу.
Чтобы собраться с мыслями, Рэмси спросил:
– Насколько подробно?
– Начни с самого начала.
Рэмси внутренне скрестил пальцы и подумал: «Вот он – кризис. Если Спарроу и вправду психически ненормален, он сорвется. Но рискнуть надо. Я не знаю, как много ему известно. Проколоться нельзя».
– Начинай немедленно, – настаивал Спарроу. – Это приказ.
Рэмси тяжело вздохнул и начал от звонка доктора Оберхаузена и совещания у адмирала Белланда в первом отделе службы Безопасности.
– А эта телеметрическая аппаратура? – спросил Спарроу. – Что же она рассказала обо мне?
– Что вы как бы часть подлодки. Вы реагируете не как человек, а будто один из механизмов или приборов.
– Так я машина?
– Если хотите – да!
– А ты полностью доверяешь своей черной коробочке?
– Выделения желез не умеют лгать.
– Надеюсь, что это так. Но вот интерпретация может быть ошибочной. Не думаю, что ты правильно отградуировал ее, когда мы находились на глубине.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ты помнишь тот день, когда чуть не сошел с ума у себя в мастерской?
Рэмси вспомнил свои страхи, невозможность даже шевельнуться, успокаивающее влияние Спарроу. Он кивнул.
– Как бы ты назвал это состояние?
– Временный нервный срыв.
– Временный?
Рэмси удивленно поглядел на Спарроу.
– А что общего здесь с нашей проблемой?
– Мог бы ты сказать, что твое поведение на борту «Рэма» всегда было разумным?
Рэмси почувствовал, как горячая кровь прилила к лицу.
– Капитан, а какая машина вы сейчас?
– Счетная, – ответил тот. – А сейчас послушай меня, слушай внимательно. Здесь, на подводных буксировщиках, мы, как человеческие существа, обязаны приспосабливаться к огромному психическому давлению, при том оставаясь дееспособными. Мы уже адаптировались. Одни в большей степени, другие в меньшей. Одни – по-своему, другие – как-то иначе. Но каким бы ни был способ адаптации, всегда остается одна проблема: с точки зрения людей, живущих давлением, наша адаптация не выглядит как нормальное поведение.
– Как вы знаете об этом?
– Уж знаю. Как ты сам наблюдал, моя личная адаптация машиноподобна. Рассматривая это в свете обычной человеческой нормальности, вы, психологи, даже придумали для подобной адаптации свой термин.
– Расщепление психики, шизофрения.
– Вот я и расщепил свою жизнь с точки зрения психики, – сказал Спарроу.
– Во мне есть какая-то часть, можешь назвать ее цепью, схемой, которая поддерживает меня здесь, на глубине. Эта часть во мне верит в потусторонний мир, потому что он в ней имеется…
Рэмси напрягся.
– Но что не дает мне права всегда быть таким; таким, каким, я бываю здесь? – спросил Спарроу. Он потер длинными пальцами свою щеку. – Мне хотелось знать, почему я делаю, поступаю так, а не иначе. Поэтому я стал себя изучать, анализировать, рассчитывать поведение в каждом случае, который только мог представить. Я был совершенно безжалостен к самому себе.
Он замолчал.
Заинтригованный его словами, Рэмси спросил:
– И?
– Я понял, что я псих, – ответил Спарроу. – Но мое безумие проявляется так, чтобы наилучшим образом приспособиться к своему миру. Это приводит к тому, что мир делается «психованным», а я нормальным. Не психически здоровым, не здравомыслящим. Нормальным. Приспособленным.
– Так вы говорите, что мир шизоиден, расщеплен, фрагментарен?
– А разве это не так? – спросил Спарроу. – Где в нем не разрушенные полностью коммуникативные связи? Покажи мне полнейшую социальную интеграцию.
Он медленно покачал головой в жесте отрицания.
– Все это давление, Джонни.
Рэмси на мгновение отвлекся, чтобы поглядеть, как идет кровообмен в теле Гарсии. Он посмотрел на инженера, лежащего под действием наркотика. Лицо у того расслабилось, стало спокойным и миролюбивым. На какое-то время для него давление исчезло.
– Мы расцениваем психическое здоровье, как нечто утопическое, – продолжил Спарроу. – Ничто не давит. Ничто не мешает твоему выживанию. Вот почему мы испытываем мечтательную ностальгию по старым добрым Южным морям. Минимум усилий для выживания. – Он снова покачал головой. – Каким бы ни было давление, какой бы ни была адаптация к нему, вашей наукой она всегда определяется как нездоровая. Иногда я думаю, что в этом лежит истинное объяснение евангельской фразы: «Дети наследуют им». Как правило, у детей нет комплексов давления и выживания. Ergo: они более здоровы психически, чем взрослые.
– У них есть свои проблемы, свои давления и прессинги, – возразил Рэмси.
– Совершенно иного плана, – ответил Спарроу. – Он наклонился, пощупал пульс Гарсии. – Сколько еще крови осталось?
– На две перемены.
– Уровень радиации?
Увидав показания, Рэмси даже недоверчиво дернул головой.
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Он будет жить, – сказал Спарроу. В его голосе звучала абсолютная уверенность, даже непререкаемость.
Рэмси почувствовал смутное раздражение.
– Черт побери, почему это вы так уверены?
– Ты будешь удивлен, когда получше присмотришься к счетчику.
– Чудо, что он вообще так долго протянул. – Вопреки намерениям, в голосе прозвучало раздражение.
– Правильно, чудо, – согласился Спарроу. – Послушай меня, Джонни. Вопреки всей вашей медицине, всей вашей науке, есть нечто, что люди частенько отказываются признать.
– Что именно?
Сейчас его голос был уже откровенно враждебным.
– Это подобно тому, как иметь Бога в душе, быть в согласии с миром. Действительно, это связано с чудом. Но все довольно просто. Ты входишь в… ладно, в фазу. Механистически можно описать это и так. Ты сливаешься с волной, вместо того, чтобы ее ломать.
В голосе Спарроу появилась нотка спокойной отрешенности.
Рэмси сжал губы, чтобы не выпалить свои мысли вслух. А над всем этим его психологическое образование и подготовка уже сортировали данные: «Религиозный фанатизм. Фрагментация. Непоколебимая уверенность в своей правоте. Весьма высокая возможность диагноза: параноидальный тип».
– Твоя личная адаптация продиктована твоей подготовкой психолога, – сказал Спарроу. – Твоя функция: сохранять возможность действовать. Назовем это нормой. Ты веришь, что я психически нездоров, и в твоем понимании этот диагноз будет абсолютно верным. Таким путем ты наверху, ты управляешь процессом, контролируешь его. Это твой личный путь выживания. Ты можешь направлять меня и управлять мною как истинным животным, каким я и являюсь, но это я выведу тебя туда, где давление уменьшается.
– Это бессмыслица, – рявкнул Рэмси. – Психологический нонсенс! Вы даже понятия не имеете, о чем говорите!
– Если твой диагноз точен, каким тогда представляется тебе направление моей жизни? – спросил Спарроу.
Прежде чем подумать и остановиться, Рэмси выпалил:
– Вы совершенно сходите с ума! Совершенно!
Внутри у него что-то оборвалось.
Спарроу засмеялся, покачал головой.
– Нет, Джонни. Я вернусь туда, где давление меньше. Вздохну полной грудью. Сыграю в покер по маленькой в «Гарден Гленн». Нажрусь раз или два, потому что от меня этого ждут. Еще раз переживу медовый месяц с женой. А она будет со мной мила. И будет сильно сокрушаться из-за того, что подгуливает, пока я далеко от дома. Это ее личная адаптация. Меня это уже не волнует.
Рэмси уставился на него.
– Ну и, конечно же, будет масса новых удивлений. Зачем это все вокруг? Что представляем собою мы – человеческие животные? Есть ли смысл во всем этом? Но у меня очень крепкие корни, Джонни. Я уже видел чудеса. – Он склонился над Гарсией. – Мне известны последствия событий еще до того, как те произойдут. Это дает мне…
На аппарате искусственного кровообращения загудел сигнал. Рэмси отключил перекачку крови. Спарроу обошел кровать, отсоединил венозные и артериальные иглы.
– Шестьдесят на сорок, – сообщил Рэмси.
– Через двадцать два часа мы будем в Чарлстоне, – сказал Спарроу и поглядел на Рэмси.
– Что ты собираешься рассказать парням адмирала Белланда про Джо?
– Не могу вспомнить ничего такого, что я мог бы рассказать им про Джо.
Губы Спарроу медленно растянулись в улыбку.
– Вот это и есть нормально, – сказал он. – Не разумно, но нормально.
Рэмси только засопел. «Почему я так раздражен?» – спросил он у самого себя. А его подготовка психолога тут же подсунула ответ, от которого нельзя было отмахнуться: «Потому что не повернулся лицом к чему-то в самом себе. Существует нечто, чего я не хочу видеть».
– Давай поговорим о Хеппнере, – предложил Спарроу.
Рэмси чуть не заорал: «Господи! За что?!!»
– Он тоже пришел к мысли о психической нормальности, – продолжил Спарроу. – И однажды ему стало ясно, что я не совсем психически здоров. Тогда он стал размышлять дальше: а что такое психическое здоровье? Он рассказывал о некоторых своих мыслях. Внезапно он открыл, что не может дать этому определения! И это привело его к тому, что сам он посчитал себя несколько тронутым.
– Так? – прошептал Рэмси.
– Он подал рапорт о переводе из службы подводных буксировщиков. Мне он подал прошение об уходе, когда вернемся на берег. Это было в тот последний наш поход.
Рэмси сказал:
– И он поплыл сам.
Спарроу кивнул:
– Он сам себя уговорил, что у него нет якоря, нет точки отсчета, куда можно было бы плыть.
Рэмси чувствовал внутреннее возбуждение, как будто находился на пороге великого открытия.
– И поэтому, – продолжал Спарроу, – мне следует готовить нового офицера-электронщика. Тебе надо возвращаться в ПсиБю, где находятся твои корни. Там тот океан, в котором ты знаешь пути.
Рэмси уже не мог сдержаться, чтобы не спросить:
– А как вы определяете душевное здоровье, капитан?
– Возможность плавать, – ответил Спарроу.
Рэмси почувствовал холодный шок, будто его внезапно кинули в ледяную воду. Изо всех сил он заставлял себя дышать нормально. Голос Спарроу доносился до него как бы с огромного расстояния:
– Это означает, что душевно здоровый человек понимает течения, он знает, что надо делать в различных водах.
Рэмси слышал тяжелые удары грома, совпадающие с прозаичным, сухим тоном Спарроу:
– А психически больной похож на тонущего. Он падает вниз, барахтается, он… Джонни! Что случилось?
Рэмси слышал слова, но они теряли для него смысл. Комната превратилась во вращающуюся центрифугу, в которой он был на краю… быстрее… быстрее… быстрее… Он ухватился за аппарат искусственного кровообращения, не удержался и свалился на пол. Какая-то часть его самого чувствовала чьи-то руки на лице, пальцы, нажимающие на глазные яблоки.
Гремящий голос Спарроу, будто из трубы:
– Обморок!
Бум! Бум! Бум! Бум!
шаги хлопание двери звон стекла Он плыл в желеобразном гамаке, сковывающем все его тело. Перед глазами открылась миниатюрная сцена. Спарроу, Гарсия и Боннет стояли плечом к плечу, кукольные фигуры, освещенные миниатюрной, лилипутской рампой.
– Я могу оставаться здесь минут пятнадцать. Когда я освобожу устройство дистанционного управления, будьте готовы сразу же его испытать.
– Обязательно, Джо, – прошептал Спарроу.
Он открыл панель на передней переборке, проверил возможность работы левого манипулятора. Когда он включил тумблер, индикаторные лампочки загорелись красным.
– Практически, он уже мертв, – сказал Рэмси.
– Заткнись! – прорычал Спарроу. – Лучше подключи главный экран к телекамерам реакторного отсека.
Рэмси бросился выполнять приказ. Экран ожил. На нем был неуклюжий в своем скафандре Гарсия. Он согнулся в три погибели, пытаясь поставить реактор на место с помощью домкрата. Медленно-медленно смертельно опасный блок возвращался на свое место на фундаменте. Они чувствовали, как Боннет управляет рулями, чтобы выровнять перемещение масс.
Спарроу нагнулся над инструментальным ящиком, который он взял из хранилища в переборке и вытащил большой торцевой ключ.
– Давай попробуем сломать один из запоров.
– Нижние завертки он затянуть не мог, – сказал Рэмси. – Ломаем верхние!..
Спарроу вставил ключ в головку верхнего запора.
– Они шикарно натаскали тебя для выполнения этого задания.
«Черт, что он хотел этим сказать?» – подумал Рэмси.
– Давай сюда! – прохрипел Спарроу.
Рэмси навалился на ручку ключа. Внезапно задрай провернулся, головка сломалась. Рэмси взял молоток и пробойник и пробил кусок запора в тоннель.
Спарроу вставлял ключ в головку уже другого запора.
Рэмси глянул вверх, на экран. Реактор уже вернулся на свое основание, а Гарсия закреплял его новыми болтами.
– Давай, давай! – поторопил Спарроу.
Они сломали второй задрай, услыхали звон металла в тоннеле, когда упал ломик, оставленный Гарсией. Спарроу распахнул дверь настежь.
Стрелка радиометра зашкалила.
– Скафандр! – крикнул Спарроу и бросился к хранилищу.
– Шкип! – Голос Гарсии в динамике. – Передайте моей жене, что теперь ей нечего бояться. Она поймет.
– Обязательно, Джо.
– Скажите, пусть она переедет куда-нибудь и сменит имя.
– Зачем?
Рэмси бросил капитану скафандр и стал одевать свой.
– Джонни поймет.
Спарроу влез в свой скафандр, поглядел на Рэмси.
– Ты понимаешь?
Тот лишь кивнул, так как не мог издать ни звука.
Надев шлем, капитан сказал в свой микрофон:
– Джо, мы взломали двери в тоннель. Я тащу шланг с моющим раствором и свежий скафандр. Выходи оттуда!
– Я слишком «горячий», – ответил Гарсия. – Оставьте меня здесь.
– Выходи, или я приду за тобой сам! – крикнул Спарроу.
Рэмси подал капитану запасной скафандр, глянул на верхний экран. Там был Гарсия, сидящий на пластинах внутреннего покрытия отсека. Внезапно гигантский манипулятор над его головой рванул вниз. И тут же в интеркоме раздался голос Боннета:
– Шкип, дистанционное управление манипулятором восстановлено. И я могу воспользоваться им, чтобы убрать оттуда этого придурка. Может, у него еще имеются какие-то шансы выжить, – Боннет всхлипнул.
– Я пойду за ним, – сказал Спарроу.
– Вы что, не поняли?! – крикнул Гарсия. – Оставайтесь на месте, шкип!
– Я пошел, – повторил капитан. Он взял шланг с моющим средством за наконечник.
Гарсия уже почти визжал:
– Капитан! Я тот самый ваш шпион! Не валяйте дурака!
– Ты инженер моей команды, – сказал Спарроу. Он прошел в тоннель, волоча за собой шланг и скафандр.
– Вы не можете… – дошел до них голос Гарсии. После этого инженер замолк, скрючился и упал на пол.
В машинном отделении, где оставался Рэмси, уже загорелись лампы, все четыре электромотора завели привычную песню. Ему показалось, как будто «Рэм» поднялся на ноги, услыхав чей-то приказ. Рэмси не мог оторвать взгляд от экрана. Громадная лапа манипулятора согнулась над лежащей ничком фигуркой Гарсии, осторожно сомкнула захват, перенесла тело в тоннель и принялась укладывать на место плиты покрытия.
– Я схватил его, – сообщил Спарроу. Из тоннеля понеслись клочья пены.
Рэмси боялся даже взглянуть на радиометр над дверью. Стрелку заклинило на красном поле. «Мы подхватили дозу, да ладно», – подумал он.
Когда Рэмси пришел на центральный пост, Боннет уже стоял за штурвалом.
– Мне помощь не нужна, – сказал он и прошел в заднюю дверь.
Рэмси вернулся в машинное отделение по своим же мокрым следам. «Обнаженные душой, обнаженные телом, – думал он. – Сейчас мы всего лишь элементарная суть, квинтэссенция».
Он подскочил к блоку управления на переборке и включил вентиляцию на полные обороты, чтобы убрать из воздуха радиоактивные ионы.
– Джонни! – голос Спарроу.
Тот ответил в свой ларингофон:
– Здесь, капитан.
Спарроу понизил голос:
– Здесь ты ничем не поможешь, Джонни. Если ценишь свои мужские достоинства, убирайся от выхода из тоннеля. Джо «горячий». Слишком!
– У меня есть двое детей, – ответил Рэмси. – Выносите его.
– Он уже здесь.
Безвольное тело Гарсии выползало из тоннеля, будто личинка насекомого из трещины в коре. Рэмси уложил его на полу. Спарроу помог ему.
– Я пока только окатил его моющим средством, прежде, чем всунуть в свежий скафандр. Но все равно, он слишком «горячий».
Рэмси наклонился, расстегнул молнию в передней части скафандра Гарсии. Капитан помог извлечь ни на что не реагирующее тело. Они затолкнули Гарсию в камеру антирадиационной обработки. Спарроу стянул с себя скафандр и тоже вошел в камеру. Рэмси забрал их скафандры, забросил их подальше в тоннель, потом стянул с себя свой и затолкал туда же. После этого закрыл дверь, посадив ее на болты торцевым ключом.
Дверь в камеру антирадиационной обработки распахнулась настежь. Оттуда вышел голый Спарроу, волоча за собой Гарсию.
– Мы заменим ему каждую капельку крови, – сказал капитан. – Заходи в камеру, только сначала сбрасывай одежду, а потом приходи в лазарет. – Он взял Гарсию за руки и стал подниматься на мостки, мышцы на спине и ногах напряглись под тяжестью груза.
Рэмси сказал в свой ларингофон:
– Лес, капитан несет Джо наверх. Помоги ему.
Потом он сам забрался в камеру и включил программу обработки для средней степени зараженности. Тугие струи моющего средства, рассчитанные на человека в защитном скафандре, иглами били в его тело. Рэмси силой стащил с себя одежду и бросил ее в угол, отключил душ, вышел и пошлепал по мокрым следам.
В лазарете Спарроу уложил Гарсию на кровать, прикрепил бутыль с плазмой и ввел в вену инженера гибкую трубку с иглой, отходящей от банки с плазмой. Сейчас капитан настраивал аппарат кровообмена, регулируя венозное и артериальное давление, скорость протекания крови и пережал предплечье Гарсии.
Рэмси прошел к банку-хранилищу крови, проверил автоматические системы обращения и гемолиза крови, убедился, что те действуют.
– Кровь готова, – доложил он.
– Отлично.
Спарроу подключил кровообменник в систему обращения, положил руку на вентиль.
– Контролируй то, что мы будем из него выкачивать.
Рэмси прошел к головной части устройства кровообмена, поглядел на отводы от руки Гарсии. Тот дышал очень медленно, сбивчиво, движения грудной клетки еле заметны. Кожа на лице и груди приобрела синюшный оттенок.
Спарроу открыл систему кровообмена. Кровь из тела Гарсии стала стекать в покрытое свинцом хранилище устройства, в то время как взамен накачивалась консервированная кровь. Показатель уровня радиации у Рэмси сразу же зашкалило.
– Капитан, зашкал по радиации.
Спарроу дал знак, что понял.
– Я могу использовать все?
– Что вы имеете в виду?
– Может случиться, что для нас крови уже не останется.
Память Рэмси вернулась к радиометру над выходом из тоннеля, где стрелку зашкалило на красном поле.
– Обойдемся плазмой, – ответил он.
– Я так и думал. Рад, что ты согласился. – Он обошел кровать, отсоединил бутыль с плазмой от левой руки Гарсии. – Если нам понадобится, это все, что есть. И, скорее всего, она понадобится скорее мне, чем тебе. Ведь я же был в тоннеле.
– Давайте оставим несколько смен крови для вас, – предложил Рэмси.
– Но ты не сможешь…
– Со мной все будет хорошо.
Рэмси замолчал, следя за показаниями приборов. Стрелка показателя уровня радиации все так же была загнана вправо.
– Я уже сделал уколы ему и себе. Теперь давай займемся тобой.
– Валяйте, – Рэмси протянул левую руку, не отрывая глаз от приборов. – Прошло уже три смены крови, но радиометр все зашкаливает. Капитан, я никогда не слыхал, чтобы…
– Это декарбонизатор. Смотри, будет больно, – предупредил Спарроу. Он зажал руку Рэмси и ввел сыворотку в мышцу. – За Джо не беспокойся, он в Господних руках.
– А разве все мы не в его руках?
– Капитан! – Голос Боннета в интеркоме.
Спарроу подошел к микрофону в стене, нажал кнопку.
– Валяй.
– Я только что протестировал реактор. Все действует нормально.
– Курс на Чарлстон, – приказал Спарроу. – Полный вперед.
– Есть. Как там Джо?
– Пока еще рано говорить.
– Скажите мне, если…
– Скажем. – Спарроу отключился.
Гарсия свернулся на кровати клубком, губы его шевелились, он покачивал головой из стороны в сторону. Внезапно он заговорил на удивление сильным голосом:
– И все-таки я сделал это, Беа! Они давили на меня через детей, разве ты не поняла?
Теперь, казалось, он прислушивался.
– Больше я ничего сказать не могу! Меня застрелят!
– Успокойся, Джо, – сказал Спарроу.
Гарсия открыл глаза, закрыл, снова открыл. Он непонимающе уставился на Спарроу.
– А где Беа? Они забрали ее?
– С ней все будет хорошо, – успокоил его Спарроу.
Гарсия весь затрясся.
– Если бы мы могли куда-нибудь уехать и сменить имя. Это все.
Он закрыл глаза.
– Знаешь, где ты находишься? – спросил его Спарроу.
Гарсия кивнул.
– В кошмаре.
– Он уже вышел из зашкала, – доложил Рэмси. – Но до возможности выздоровления еще далеко.
– Спокойно, – заметил Спарроу. Он поглядел на показания прибора. – Кровь сменилась восемь раз.
– Осталось шестнадцать смен.
Спарроу снизил скорость протока крови.
– Оставили бы меня там, – сказал Гарсия.
– Не дури, – перебил его капитан.
– Меня готовили в диверсионной школе Буэнос-Айреса, – начал Гарсия. – Двадцать лет назад. Потом я прибыл на место, встретил Беа. Я залег на дно. Успокоился. Меня научили, как маскироваться.
– Тебе лучше не разговаривать, – сказал Рэмси. – Давление подымется.
– Буду говорить. Шесть месяцев назад меня нашли, сказали: «Выполняй или же… дети…» Сами понимаете, я…
– Понимаем, Джо, – сказал Спарроу. – Но сейчас, будь добр, полежи тихонько. Не трать силы.
– Впервые в жизни я с кем-то, я кому-то нужен – вам и команде, по-настоящему нужен, – прошептал Гарсия. – Ну и, конечно же, Беа. Но это уже другое.
– Тебе надо набираться сил.
– Зачем? Чтобы Джонни-Безопасность мог вытащить меня на расстрел?
– Я не из Безопасности, Джо.
– Он из ПсиБю, – вмешался Спарроу. – Его послали насесть на меня.
У Рэмси и челюсть отвисла.
– Я заметил это в тот день, когда впервые спустились ниже предельной глубины, – сказал Спарроу. – Мне это стало понятно по тому, как он наседал на Леса.
– Но он и из Безопасности тоже, – настаивал Гарсия.
– Меня там лишь усыновили, – оправдывался Рэмси. – Я не мог…
– Если проболтаешься, – погрозил Спарроу, – я тебя…
– Я только хотел сказать, что не мог хорошенько расслышать, – сказал Рэмси. Он улыбнулся, потом снова нахмурился и поглядел на Гарсию. – Ты имел что-нибудь общее со смертью инспектора Безопасности?
– Ничего. Бог мне свидетель.
– А как насчет диверсий?
– Это сделали мои старые «друзья», но только для перестраховки. – Он покачал головой. – Мне было поручено выдать расположение скважины, когда мы достигли бы ее. Я предложил, что сообщу тогда, когда мы уже будем в своих водах. Они до того собирались захватить нас в плен.
– Как ты собирался сообщить им про нас? – спросил Спарроу.
– Подключив сонар к специальным образом переделанной ламповой панели.
– И когда же ты решил не сообщать им про скважину?
– Я и не собирался делать этого.
Спарроу облегченно вздохнул.
– Я приказал Беа взять детей и обратиться в Безопасность, как только мы выйдем в море, и с «Рэмом» нельзя будет связаться.
Гарсия замолк.
– Попробуй заснуть, – сказал Спарроу.
Гарсия лишь фыркнул:
– Джонни, что там показывает твоя стрелочка?
Тот поглядел на капитана. Тот разрешающе кивнул.
– Возможность смертельного исхода, – сказал Рэмси.
– Возможность смертельного исхода, – повторил Гарсия.
– Но уровень радиации в крови снижается.
– Хочешь, мы закатим тебе сейчас повышенную дозу дефосфатов и декальциатов? – спросил Спарроу.
Гарсия поглядел на него с иронией.
– Хотите подольше потянуть эту глупую битву? – он усмехнулся. – Если хотите колоть, валяйте. Только лучше морфий, шкип. Дадите? – Его усмешка превратилась в ухмылку черепа. – Зачем вам возиться со мной?
Спарроу вздрогнул, потом сделал глубокий вдох.
– Для него это единственный шанс, – сказал Рэмси. – Если только можно назвать это шансом.
– Ладно, – сказал Спарроу. Он подошел к шкафчику с лекарствами, отобрал шприцы и вернулся.
– Морфий, – напомнил ему Рэмси.
Спарроу поднял ампулу, показывая ему.
– Спасибо вам за все, капитан, – сказал Гарсия. – Одна просьба: вы не присмотрите за Беа и ребятишками?
Спарроу быстро кивнул, наклонился и сделал уколы: один, два, три.
Они следили за тем, как действует наркотик.
– В машине еще осталось восемь перемен крови, – сказал Рэмси.
– Установи максимальную скорость прохождения.
Рэмси отрегулировал вентиль.
– А теперь, Джонни, я хочу услышать всю эту историю от тебя самого, – сказал Спарроу, не отрывая взгляда от Гарсии.
– В принципе, вам все уже известно.
– Я хочу знать все детали.
Рэмси подумал: «Выдерживать роль в стиле „плаща и шпаги“ было бы смешно. Спарроу вычислил меня уже давно, скорее всего, виной тому Гарсия. Я же метался вслепую, не сознавая этого. Или сознавая?» К нему вернулось непонятное чувство опасности.
– Ну? – настаивал Спарроу.
Чтобы собраться с мыслями, Рэмси спросил:
– Насколько подробно?
– Начни с самого начала.
Рэмси внутренне скрестил пальцы и подумал: «Вот он – кризис. Если Спарроу и вправду психически ненормален, он сорвется. Но рискнуть надо. Я не знаю, как много ему известно. Проколоться нельзя».
– Начинай немедленно, – настаивал Спарроу. – Это приказ.
Рэмси тяжело вздохнул и начал от звонка доктора Оберхаузена и совещания у адмирала Белланда в первом отделе службы Безопасности.
– А эта телеметрическая аппаратура? – спросил Спарроу. – Что же она рассказала обо мне?
– Что вы как бы часть подлодки. Вы реагируете не как человек, а будто один из механизмов или приборов.
– Так я машина?
– Если хотите – да!
– А ты полностью доверяешь своей черной коробочке?
– Выделения желез не умеют лгать.
– Надеюсь, что это так. Но вот интерпретация может быть ошибочной. Не думаю, что ты правильно отградуировал ее, когда мы находились на глубине.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ты помнишь тот день, когда чуть не сошел с ума у себя в мастерской?
Рэмси вспомнил свои страхи, невозможность даже шевельнуться, успокаивающее влияние Спарроу. Он кивнул.
– Как бы ты назвал это состояние?
– Временный нервный срыв.
– Временный?
Рэмси удивленно поглядел на Спарроу.
– А что общего здесь с нашей проблемой?
– Мог бы ты сказать, что твое поведение на борту «Рэма» всегда было разумным?
Рэмси почувствовал, как горячая кровь прилила к лицу.
– Капитан, а какая машина вы сейчас?
– Счетная, – ответил тот. – А сейчас послушай меня, слушай внимательно. Здесь, на подводных буксировщиках, мы, как человеческие существа, обязаны приспосабливаться к огромному психическому давлению, при том оставаясь дееспособными. Мы уже адаптировались. Одни в большей степени, другие в меньшей. Одни – по-своему, другие – как-то иначе. Но каким бы ни был способ адаптации, всегда остается одна проблема: с точки зрения людей, живущих давлением, наша адаптация не выглядит как нормальное поведение.
– Как вы знаете об этом?
– Уж знаю. Как ты сам наблюдал, моя личная адаптация машиноподобна. Рассматривая это в свете обычной человеческой нормальности, вы, психологи, даже придумали для подобной адаптации свой термин.
– Расщепление психики, шизофрения.
– Вот я и расщепил свою жизнь с точки зрения психики, – сказал Спарроу.
– Во мне есть какая-то часть, можешь назвать ее цепью, схемой, которая поддерживает меня здесь, на глубине. Эта часть во мне верит в потусторонний мир, потому что он в ней имеется…
Рэмси напрягся.
– Но что не дает мне права всегда быть таким; таким, каким, я бываю здесь? – спросил Спарроу. Он потер длинными пальцами свою щеку. – Мне хотелось знать, почему я делаю, поступаю так, а не иначе. Поэтому я стал себя изучать, анализировать, рассчитывать поведение в каждом случае, который только мог представить. Я был совершенно безжалостен к самому себе.
Он замолчал.
Заинтригованный его словами, Рэмси спросил:
– И?
– Я понял, что я псих, – ответил Спарроу. – Но мое безумие проявляется так, чтобы наилучшим образом приспособиться к своему миру. Это приводит к тому, что мир делается «психованным», а я нормальным. Не психически здоровым, не здравомыслящим. Нормальным. Приспособленным.
– Так вы говорите, что мир шизоиден, расщеплен, фрагментарен?
– А разве это не так? – спросил Спарроу. – Где в нем не разрушенные полностью коммуникативные связи? Покажи мне полнейшую социальную интеграцию.
Он медленно покачал головой в жесте отрицания.
– Все это давление, Джонни.
Рэмси на мгновение отвлекся, чтобы поглядеть, как идет кровообмен в теле Гарсии. Он посмотрел на инженера, лежащего под действием наркотика. Лицо у того расслабилось, стало спокойным и миролюбивым. На какое-то время для него давление исчезло.
– Мы расцениваем психическое здоровье, как нечто утопическое, – продолжил Спарроу. – Ничто не давит. Ничто не мешает твоему выживанию. Вот почему мы испытываем мечтательную ностальгию по старым добрым Южным морям. Минимум усилий для выживания. – Он снова покачал головой. – Каким бы ни было давление, какой бы ни была адаптация к нему, вашей наукой она всегда определяется как нездоровая. Иногда я думаю, что в этом лежит истинное объяснение евангельской фразы: «Дети наследуют им». Как правило, у детей нет комплексов давления и выживания. Ergo: они более здоровы психически, чем взрослые.
– У них есть свои проблемы, свои давления и прессинги, – возразил Рэмси.
– Совершенно иного плана, – ответил Спарроу. – Он наклонился, пощупал пульс Гарсии. – Сколько еще крови осталось?
– На две перемены.
– Уровень радиации?
Увидав показания, Рэмси даже недоверчиво дернул головой.
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Он будет жить, – сказал Спарроу. В его голосе звучала абсолютная уверенность, даже непререкаемость.
Рэмси почувствовал смутное раздражение.
– Черт побери, почему это вы так уверены?
– Ты будешь удивлен, когда получше присмотришься к счетчику.
– Чудо, что он вообще так долго протянул. – Вопреки намерениям, в голосе прозвучало раздражение.
– Правильно, чудо, – согласился Спарроу. – Послушай меня, Джонни. Вопреки всей вашей медицине, всей вашей науке, есть нечто, что люди частенько отказываются признать.
– Что именно?
Сейчас его голос был уже откровенно враждебным.
– Это подобно тому, как иметь Бога в душе, быть в согласии с миром. Действительно, это связано с чудом. Но все довольно просто. Ты входишь в… ладно, в фазу. Механистически можно описать это и так. Ты сливаешься с волной, вместо того, чтобы ее ломать.
В голосе Спарроу появилась нотка спокойной отрешенности.
Рэмси сжал губы, чтобы не выпалить свои мысли вслух. А над всем этим его психологическое образование и подготовка уже сортировали данные: «Религиозный фанатизм. Фрагментация. Непоколебимая уверенность в своей правоте. Весьма высокая возможность диагноза: параноидальный тип».
– Твоя личная адаптация продиктована твоей подготовкой психолога, – сказал Спарроу. – Твоя функция: сохранять возможность действовать. Назовем это нормой. Ты веришь, что я психически нездоров, и в твоем понимании этот диагноз будет абсолютно верным. Таким путем ты наверху, ты управляешь процессом, контролируешь его. Это твой личный путь выживания. Ты можешь направлять меня и управлять мною как истинным животным, каким я и являюсь, но это я выведу тебя туда, где давление уменьшается.
– Это бессмыслица, – рявкнул Рэмси. – Психологический нонсенс! Вы даже понятия не имеете, о чем говорите!
– Если твой диагноз точен, каким тогда представляется тебе направление моей жизни? – спросил Спарроу.
Прежде чем подумать и остановиться, Рэмси выпалил:
– Вы совершенно сходите с ума! Совершенно!
Внутри у него что-то оборвалось.
Спарроу засмеялся, покачал головой.
– Нет, Джонни. Я вернусь туда, где давление меньше. Вздохну полной грудью. Сыграю в покер по маленькой в «Гарден Гленн». Нажрусь раз или два, потому что от меня этого ждут. Еще раз переживу медовый месяц с женой. А она будет со мной мила. И будет сильно сокрушаться из-за того, что подгуливает, пока я далеко от дома. Это ее личная адаптация. Меня это уже не волнует.
Рэмси уставился на него.
– Ну и, конечно же, будет масса новых удивлений. Зачем это все вокруг? Что представляем собою мы – человеческие животные? Есть ли смысл во всем этом? Но у меня очень крепкие корни, Джонни. Я уже видел чудеса. – Он склонился над Гарсией. – Мне известны последствия событий еще до того, как те произойдут. Это дает мне…
На аппарате искусственного кровообращения загудел сигнал. Рэмси отключил перекачку крови. Спарроу обошел кровать, отсоединил венозные и артериальные иглы.
– Шестьдесят на сорок, – сообщил Рэмси.
– Через двадцать два часа мы будем в Чарлстоне, – сказал Спарроу и поглядел на Рэмси.
– Что ты собираешься рассказать парням адмирала Белланда про Джо?
– Не могу вспомнить ничего такого, что я мог бы рассказать им про Джо.
Губы Спарроу медленно растянулись в улыбку.
– Вот это и есть нормально, – сказал он. – Не разумно, но нормально.
Рэмси только засопел. «Почему я так раздражен?» – спросил он у самого себя. А его подготовка психолога тут же подсунула ответ, от которого нельзя было отмахнуться: «Потому что не повернулся лицом к чему-то в самом себе. Существует нечто, чего я не хочу видеть».
– Давай поговорим о Хеппнере, – предложил Спарроу.
Рэмси чуть не заорал: «Господи! За что?!!»
– Он тоже пришел к мысли о психической нормальности, – продолжил Спарроу. – И однажды ему стало ясно, что я не совсем психически здоров. Тогда он стал размышлять дальше: а что такое психическое здоровье? Он рассказывал о некоторых своих мыслях. Внезапно он открыл, что не может дать этому определения! И это привело его к тому, что сам он посчитал себя несколько тронутым.
– Так? – прошептал Рэмси.
– Он подал рапорт о переводе из службы подводных буксировщиков. Мне он подал прошение об уходе, когда вернемся на берег. Это было в тот последний наш поход.
Рэмси сказал:
– И он поплыл сам.
Спарроу кивнул:
– Он сам себя уговорил, что у него нет якоря, нет точки отсчета, куда можно было бы плыть.
Рэмси чувствовал внутреннее возбуждение, как будто находился на пороге великого открытия.
– И поэтому, – продолжал Спарроу, – мне следует готовить нового офицера-электронщика. Тебе надо возвращаться в ПсиБю, где находятся твои корни. Там тот океан, в котором ты знаешь пути.
Рэмси уже не мог сдержаться, чтобы не спросить:
– А как вы определяете душевное здоровье, капитан?
– Возможность плавать, – ответил Спарроу.
Рэмси почувствовал холодный шок, будто его внезапно кинули в ледяную воду. Изо всех сил он заставлял себя дышать нормально. Голос Спарроу доносился до него как бы с огромного расстояния:
– Это означает, что душевно здоровый человек понимает течения, он знает, что надо делать в различных водах.
Рэмси слышал тяжелые удары грома, совпадающие с прозаичным, сухим тоном Спарроу:
– А психически больной похож на тонущего. Он падает вниз, барахтается, он… Джонни! Что случилось?
Рэмси слышал слова, но они теряли для него смысл. Комната превратилась во вращающуюся центрифугу, в которой он был на краю… быстрее… быстрее… быстрее… Он ухватился за аппарат искусственного кровообращения, не удержался и свалился на пол. Какая-то часть его самого чувствовала чьи-то руки на лице, пальцы, нажимающие на глазные яблоки.
Гремящий голос Спарроу, будто из трубы:
– Обморок!
Бум! Бум! Бум! Бум!
шаги хлопание двери звон стекла Он плыл в желеобразном гамаке, сковывающем все его тело. Перед глазами открылась миниатюрная сцена. Спарроу, Гарсия и Боннет стояли плечом к плечу, кукольные фигуры, освещенные миниатюрной, лилипутской рампой.