Страница:
Но переговоры нужно начинать только с позиции силы, а Улей мог лишь блефовать. Можно, конечно, предложить секрет парализаторов, Джанверт видел их действие. И ему также было известно о достижениях Улья в области человеческого химизма. Подтверждением тому был его собственный опыт. Но Джанверт обязательно станет врагом Улья, если выберется отсюда, даже в качестве посланника. Он видел слишком многое, чтобы оставаться нейтральным.
Хелльстром посмотрел на часы, висевшие дальше приборов наблюдения: 11:29 вечера. Уже почти наступило завтра, а завтрашний день наверняка грозит катастрофой. Он во многих вещах ощущал ее приближение, в том числе и в этих трех притаившихся между Ульем и Фостервиллем машинах. Размышляя над тем, кто же может там находиться, ему вдруг очень захотелось узнать, чем они сейчас занимаются. Повернувшись снова к наблюдательному посту, Хелльстром спросил об этом у одного из наблюдателей, чье лицо казалось мертвенно-бледным в тусклом зеленоватом свете.
– Они остаются внутри машины, – ответил тот. – Они выходят в эфир через каждые десять минут. В данный момент мы уверены, что в каждой из них находится не более двух Чужаков.
«Ждут наступления нового дня», – понял Хелльстром и высказал это вслух.
– Да, таково и наше общее мнение, – подтвердил специалист. Вторая машина всего в двадцати пяти ярдах от одного из потайных выходов, того, что находится в конце галереи второго уровня.
– Ты предлагаешь, чтобы мы попытались захватить этих Чужаков?
– Это дало бы нам возможность узнать ответы на некоторые вопросы.
– А также вызвать общее нападение. Думаю, удача и так слишком была к нам благосклонна. – Хелльстром потер шею сзади. Он чувствовал себя выжатым, как лимон, нервы на пределе. – А что с машиной, которая движется на юг?
– Она застряла неподалеку от старой дороги на рудник, когда начала пересекать Грязную Долину, в восьми милях от периметра наблюдения и по меньшей мере в двенадцати милях от долины.
– Спасибо, – поблагодарил Хелльстром и отвернулся.
Сейчас на командном посту было тише, чем два часа назад, когда он сюда прибыл. Тогда здесь сновали взад-вперед группы людей из Службы Безопасности, получая краткий инструктаж перед ночным прочесыванием. Все они теперь где-то там, в темноте ночи, всего лишь светящиеся сигнальные огоньки на экранах наблюдения.
Наверное, уже в десятый раз с того момента, как он сюда вошел, Хелльстром подумал: «Мне нужно отдохнуть. Завтра понадобятся все мои силы. Утром они набросятся на нас, в этом я не сомневаюсь. И мне больше, чем кому-либо другому, нужно быть готовым к этому. Вероятно, многие из нас погибнут завтра. Если я буду в форме, возможно, кого-то удастся спасти».
С печалью вспомнил он о Линкольне Крафте, чье обгоревшее тело (до такой степени, что не годилось для отправки в чаны) вытащили из обломков одного из фургонов нападавших. Крафт был тридцать первой потерей Улья за этот день.
И это только начало.
В приглушенном шепоте, доносившемся отовсюду, наиболее часто повторялись слова «нападение» и «пленники». Бурный энтузиазм, подпитываемый адреналином, охватил работников – неоднократно упоминалось и слово «победа».
И снова Хелльстром подумал о трех пленниках Улья. Странным казалось держать пленников. Естественным было просто направить Чужаков-взрослых в чаны. Только дети считались пригодными для переделки их сознания и дальнейшего использования в нуждах Улья. А теперь… теперь появились новые возможности.
Джанверт, самый загадочный из всех троих, имел познания в праве, что Хелльстром выяснил после осторожно задаваемых вопросов. Его сознанию, возможно, удастся придать новую форму при условии, что тот сможет быть достаточно восприимчивым к химическим препаратам Улья. У женщины, Кловис Карр, был агрессивный характер, который Улей сможет обратить себе на пользу. Третий человек, по документам Томас Элден, вел себя как солдат. Все они несли в себе ценные качества, но Джанверт представлял наибольший интерес. И он был невысокого роста, что тоже желательно для Улья.
Хелльстром снова повернулся к посту наблюдения, склонился пониже над вторым экраном справа от него.
– А что с нашим патрулем, прочесывающем русло высохшего ручья? – спросил он. – Есть новая информация о переговорах, ведущихся из машины, которая находится под нашим наблюдением?
– Чужаки все еще, похоже, сбиты с толку, Нильс. Они называют все это «очень странным случаем» и время от времени обращаются к кому-то по имени Гаммел, который по всей видимости, считает создавшееся положение snafu. Нильс, что такое snafu?
– Путаница, – перевел Хелльстром. – Военный термин: ситуация, которая была до этого обычной, запуталась.
– Значит, что-то идет не так?
– Да. Сообщишь мне, если услышишь что-нибудь новенькое.
Хелльстром выпрямился и подумал, не вызвать ли Салдо. Этого молодого человека послали осторожно наблюдать за действиями ученых из «Проекта 40», занявших сейчас длинную галерею на пятидесятом уровне. Не лучшее, конечно, место для наблюдения: основные работы велись в средней части галереи, по меньшей мере на расстоянии полумили от Салдо, но исследователи проявляли повышенную раздражительность после случившегося ранее инцидента с «вмешивающимся наблюдателем». Хелльстром рассчитывал на умение Салдо справляться с подобными ситуациями. Им на командном посту отчаянно нужно было знать о всех новых успехах в лаборатории.
«Блеф ни за что не удастся перед Чужаками, – признался самому себе Хелльстром. – Улей может рассчитывать лишь на небольшой выигрыш времени, может продемонстрировать парализаторы для создания временной иллюзии, что у них есть и другое, более мощное оружие, основанное на тех же принципах. Но Чужаки потребуют демонстрации его. И никогда нельзя забывать предупреждения Харла: угроза использования абсолютного оружия заставляет противника, который может заявить: „Ну так используйте его!“ – положить палец на спусковой крючок. Оружие должно быть применимо с энергией, меньшей, чем абсолютная, и это необходимо продемонстрировать так, чтобы результат не вызвал никаких сомнений. У Чужаков есть подходящая для этого случая поговорка: не пытайся обмануть шулера. Блеф не удастся поддерживать продолжительное время. Рано или поздно карты придется раскрыть – и что тогда?
Дикие чужаки – действительно очень странные создания. Они были склонны не верить в насилие, пока оно не затрагивало их. То же самое они говорили и об этой ситуации: «Такого не может быть!».
Возможно, это было неизбежно в мире, чье общество было основано на насилии, угрозах и иллюзии абсолютной власти. Разве можно ожидать, чтобы такие люди, как Джанверт, думали не столь категорично, думали об ответственности перед жизнью и переплетенных между собой связях живых систем, задумывались о месте человека в великом круговороте жизни? Подобные идеи кажутся Чужакам бессмысленными, даже тем из них, кто является приверженцем нового течения – экологии.
54
Салдо побил все рекорды скорости, поднимаясь на поверхность с уровня 5000 футов, где работали исследователи. Скоростные лифты имелись только в так называемых новых галереях, расположенных ниже 3100 футов, но даже они двигались заметно медленнее по мере подъема. На уровне 3800 футов он был вынужден задержаться из-за осуществляемых там работ, и все же ему удалось пробиться дальше, сделав отметку в уме, попросить Хелльстрома, эти работы свести к минимуму, пока не будет преодолен нынешний кризис.
Он оставил молодого помощника в перемещенной лаборатории, располагавшейся теперь в юго-восточном конце длинной галереи, с реквизированным секретным оружием, биноклем, некогда принадлежавшем одному из Чужаков, Депо. Бинокль показывал картину повышенной активности исследователей, которую Салдо интерпретировал, как готовность к тестированию системы. Он не отваживался приближаться к специалистам. Приказы Хелльстрома на этот счет были точны. Только Хелльстром мог теперь изменять их, и, понимая важность происходящего, Салдо решил во время небольшого перерыва в работе в лаборатории отправиться наверх, чтобы добиться разрешения на небольшое вмешательство.
Была уже почти полночь, когда клеть операторного крана доставила его на чердак, где располагался командный пост. Охранник, узнав его, лишь небрежно кивнул, разрешая войти. Внутри было темновато и странно тихо, и Салдо увидел, что большая часть руководящих работников Улья во главе с Хелльстромом вышла на ночное дежурство. Хелльстром стоял в северном конце комнаты, приземистая фигура на темном фоне окон с поднятыми жалюзи. Салдо вдруг поймал себя на мысли, что, по его оценке, большинство из присутствующих неважно себя чувствуют, за исключением Хелльстрома, да и то с оговорками. Некоторым из них стоило бы поберечь силы на завтра. Салдо сознавал, что эта его реакция вызвана воспитанными в нем принципами, но в большей степени заметить это помогала оценка его личных качеств. Хелльстрому – да и по меньшей мере половине остальных – следовало бы немедленно отправиться отдыхать.
Впрочем, Салдо знал, что он найдет здесь Хелльстрома, и он не видел ничего странного в этом: будь он на месте Хелльстрома, он бы тоже стоял там, у северного окна.
Хелльстром повернулся и узнал Салдо, пробирающемуся к нему в зеленоватом сумраке.
– Салдо! – крикнул он. – Есть новости?
Салдо приблизился к Хелльстрому и тихо объяснил, почему он покинул лабораторию.
– Ты уверен, что они собираются протестировать собранное оборудование?
– Очень похоже. Уже несколько часов они протягивают кабели. На других моделях это всегда означало подготовку к тестированию.
– Как скоро?
– Трудно сказать.
Хелльстром в беспокойстве прошелся несколько раз взад-вперед, и усталость проглядывала в чрезмерной точности его действий. Потом он остановился перед Салдо.
– Я не понимаю, как они собираются проводить испытания. – Хелльстром потер подбородок. – Они ведь сказали, что для новой модели понадобится вся галерея.
– Правильно, они используют всю галерею, и вентиляцию и странные конструкции из труб, проложенных ими по всей длине галереи. Под трубы подставили все, что смогли найти, – стулья, скамьи… очень странное таки устройство. Они даже забрали насос из сада на сорок втором уровне – просто заявились туда, отсоединили его и забрали. Только представьте себе, как был раздражен управляющий садом, когда они просто заявили, что вы предоставили им полномочия на это. Это так?
– Вообще-то да, – признался Хелльстром.
– Нильс, как ты думаешь, такое их поведение говорит о близости испытаний при больших надеждах на успех?
Лично сам Хелльстром был согласен с Салдо, но были здесь и другие соображения, которые еще не позволяли ему тешить себя надеждой. Это поведение специалистов могло быть выражением смятения, которое охватило весь Улей. Хелльстрому это казалось, не то чтобы вероятным, но вполне возможным.
– А не следует ли нам спуститься и ознакомиться с обстановкой на месте?
– спросил Салдо.
Хелльстром понимал нетерпение, которое привело Салдо сюда из лаборатории. Нетерпение, которое разделяли многие в Улье. Однако был ли смысл в том, чтобы самому спускаться вниз? Возможно, ему ничего не сообщат из естественной осторожности предугадывать результат. Они говорили о вероятности или о возможных последствиях на «определенной стадии эксперимента». И это легко понять. Эксперименты часто плохо кончались для экспериментаторов. В одном из испытаний образовался плазменный пузырь, который убил пятьдесят три работника, включая четырех исследователей, и полностью разрушил все на расстоянии в двести футов в одной из боковых галерей на тридцать пятом уровне.
– Сколько энергии они затребовали у энергетиков? – спросил Хелльстром.
– Энергетики спросили у них, но им ответили, что расчеты еще не закончены. Я, впрочем, оставил в Генераторной одного наблюдателя. Несомненно, исследователи запросят дополнительную энергию.
– Каковы оценки энергетиков, если исходить из длины используемых кабелей?
– Около пятисот тысяч киловатт. Впрочем, может, и меньше.
– Так много? – Хелльстром глубоко вздохнул. – Салдо, эти исследователи отличаются от остальных работников Улья во многих отношениях. В них воспитывали довольно узкий взгляд на вещи, главные усилия сосредоточив на развитии интеллекта. Нам следует быть готовыми к возможности катастрофической неудачи.
– Ката… – начал было Салдо и умолк, пораженный.
– Подготовь к эвакуации по меньшей мере три уровня, примыкающих к району испытаний, – приказал Хелльстром. – Сам отправляйся в Генераторную. Скажи главному специалисту, чтобы он не подсоединял силовые кабели без моего разрешения. Когда появятся исследователи с просьбой подключить силовые кабели, вызовешь меня. Спроси их, если получится, об их оценке радиуса действия и фактора ошибки для настоящего проекта. Узнай данные о требуемой энергии и одновременно отдай приказ об эвакуации галерей. Мы не должны рисковать большим числом, работников Улья, чем необходимо.
Салдо стоял, стараясь не показывать своего благоговения перед руководителем Улья. Он был уничтожен, от недавней гордости не осталось и следа. Ни одна из этих мер предосторожности даже не приходила ему в голову. Он хотел убедить Хелльстрома лишь в одном. Отправка наблюдателя в Генераторную с правом вето на подачу энергии, дополняла собственный план Салдо.
– Возможно, вы бы предпочли отправить в Генераторную кого-то другого, с большим воображением и более способного, – пролепетал Салдо. – Может, Эд…
– Мне нужно, чтобы именно ты находился в Генераторной, – ответил Хелльстром. – Эд – специалист с большим опытом жизни во Внешнем мира. Он способен думать как Чужак, чего не можешь ты. И у него более ровный темперамент, и он редко переоценивает или недооценивает свои способности. Одним словом, он уравновешен. Если мы переживем ближайшие несколько часов, нам потребуется именно это его качество. Я верю, что ты выполнишь мои приказы со всем возможным тщанием. Я знаю, ты можешь это и сделаешь. А теперь возвращайся в Генераторную.
Салдо выпрямился и посмотрел на лицо Хелльстрома со следами усталости.
– Нильс, я не думаю…
– Отчасти из-за моей усталости я так жестко разговаривал с тобой. Это ты должен принять во внимание. Ты мог связаться со мной по внутренней связи, не покидая своего поста. Настоящий лидер, прежде чем действовать, рассматривает все возможности. Будь ты уже готовым лидером, ты подумал бы поберечь мои силы, как и свои. Но ты им станешь, и время между рассмотрением многих возможностей и принятием решения будет становиться все короче и короче.
– Я немедленно возвращаюсь на свой пост, – сказал Салдо. Повернувшись, он пошел к выходу, слыша возбужденные голоса наблюдателей. Невозможно было расслышать что-либо связное. Кто-то спросил:
– Кто еще может быть подключен?
Снова хор голосов.
– Не все сразу! – выкрикнул наблюдатель. – Скажите им, чтобы оставались на местах. Если мы бросимся искать без координатора, мы просто будем мешать друг другу. Отсюда мы будет руководить поисками.
Наблюдатель, молодая женщина из младшего командного состава, чье овальное лицо появилось на экране, привстала со стула, чтобы лучше видеть Хелльстрома.
– Один из пленников сбежал из Улья!
Хелльстром, расталкивая всех, постарался как можно скорее оказаться рядом с ней. Салдо помедлил у двери.
– Кто именно? – требовательно спросил Хелльстром, наклонившись над наблюдателем.
– Джанверт. Следует ли нам снять работников, чтобы…
– Нет.
– Нильс, должен ли я… – начал было спрашивать у двери Салдо, однако Хелльстром, не отрывая взгляда от экрана, перед которым сидела женщина-наблюдатель, резко перебил его:
– Отправляйся на свой пост!
На экране появился перепуганный охранник, молодой мужчина с отметиной племенного самца на плече.
– Какой уровень? – требовательно спросил Хелльстром.
– Сорок второй, – ответил работник на экране. – И он вооружен парализатором. Не понимаю, как ему удалось… он убил двух работников, которые утверждали, что их послали сюда по… по… вашему приказу, чтобы…
– Понимаю, – прервал его Хелльстром. Это были специалисты, которых он послал, чтобы они доставили наверх Джанверта с целью использовать его в качестве посланника. Что-то пошло не так, и Джанверту удалось сбежать. Хелльстром выпрямился и оглядел работников вокруг себя. – Разбудить смену. Джанверт имеет отметины Улья. Он может перемещаться повсюду по Улью, не привлекая к себе внимания. Перед нами сразу две проблемы. Мы должны снова схватить его и не растревожить Улей еще больше. Разъясните это каждому, кто будет задействован в поисках. Каждая поисковая группа должна иметь описание Джанверта и по меньшей мере один человек в каждой группе должен быть вооружен пистолетом. Я не хочу, чтобы в Улье при подобных обстоятельствах использовались парализаторы.
– Вы хотите получить его мертвым и отправить затем в чан? – произнес работник за спиной Хелльстрома.
– Нет!
– Но вы же сказали…
– Один пистолет на каждую группу, – оборвал всякие возражения Хелльстром. – Пистолет нужен, чтобы ранить его в ноги и остановить таким образом его – ни для чего иного! Мне он нужен живым. Ну что, всем понятно это? Нам этот Чужак нужен живым!
55
Джанверту потребовалось немало времени, чтобы осознать странность положения, в котором он очутился. В течение некоторого времени он ощущал себя, как два разных человека, и он ясно помнил каждого из них. Один изучал закон, потом присоединился к агентству, любил Кловис Карр и чувствовал себя в какой-то ловушке, что-то воздействовало на его психику, выхолащивая все человеческое. Другой, похоже, проснулся сразу как вполне сформировавшаяся личность во время обеда с Нильсом Хелльстромом и той женщиной-куколкой по имени Фэнси. Эта вторая личность вела себя с какой-то безумной отрешенностью. Он помнил, как безропотно прошел он вместе с Хелльстромом в комнату, где люди начали задавать ему вопросы. И этот таинственный другой, как помнил Джанверт, отвечал на эти вопросы с полной откровенностью. Он охотно отвечал, вспоминая детали, которые помогали прояснить общую картину. Он в самом деле проявлял усердие, стараясь, чтобы его ответы были поняты.
Были также и другие странные воспоминание: большие открытые баки в громадной комнате, часть из которых была наполнена какой-то кипевшей и пенившейся жидкостью; еще одна, таких же громадных размеров комната, где ползали по полу малыши, а дети постарше прыгали и играли в удивительной тишине на покрытом мягким материалом полу, который пружинил, словно трамплин. Ему припомнился кислый запах, стоявший в той комнате, чисто убранной. Джанверт вспомнил воду, неожиданно полившуюся на малышей, когда он проходил мимо, а потом другой запах, который помнил тот, другой, и который окружал его даже сейчас. Зловонный, тухлый и теплый.
То его «я», которое, как он полагал, было его первоначальной личностью, казалось, пребывало в спячке во время его другого опыта, однако сейчас она осознала себя. Он узнал, где находится, обеими частями своего «я»: комната с грубыми серыми стенами, с ямой и отверстием в центре в одном углу для отправления нужды; полка размерами один фут на три, на высоте талии рядом с единственной дверью, сделанной, очевидно, из того же материала, что и стены; черный, графин из пластика и стакан на полке. Там была теплая вода. Раньше на полке стояла тарелка с едой. Ему вспомнилась эта тарелка и обнаженный мужчина с пустым лицом, принесший ее, – не сказавший и словечка за все время! В комнате не было окон, просто одна дверь и яма для туалета, вокруг которой были разбрызгиватели с водой, которые сразу же включили, чтобы промыть комнату. Здесь не было стульев, только пол, на котором можно было сидеть, и его раздели догола. В комнате не было ничего похожего на оружие. Как он ни пытался, разбить пластиковый графин или стакан ему не удалось.
В памяти возникли образы других посетителей: двух пожилых женщин, которые, исследуя его интимные места, удерживали его с поразительной легкостью, потом вкололи ему что-то в левую ягодицу. Место вокруг укола до сих пор еще побаливало. Возвращение его первоначального «я» началось вскоре после этого укола. По его оценкам это случилось по меньшей мере три часа назад. Они забрали его наручные часы, и теперь Джанверт не был уверен во времени, однако предположение об этом заставляла его что-то срочно предпринять.
«Я должен сбежать отсюда», – сказал он себе.
Его странное другое «я», теперь бездействующее и уступившее главенство его настоящей личности, вызвало воспоминания о толпах обнаженных людей, снующих по туннелям, по которым он был доставлен в эту комнату. Человеческий муравейник. Как же ему сбежать отсюда?
Дверь открылась, вошла сравнительно молодая женщина. Дверь она оставила открытой, и потом Джанверт увидел в дверях пожилую, с более суровым взглядом женщину. В руках она держала их загадочное оружие, которое походило на плеть с раздваивающимся концом. У вошедшей молодой женщины были густые черные волосы вокруг гениталий и такая же копна волос на голове, однако в ее чертах и движениях не было пустоты, характерной для лунатиков. В левой руке у нее был прибор, который, кажется был обычным стетоскопом.
Джанверт вскочил на ноги, когда она вошла, и отступил к полке, прижимаясь спиной к стене.
Женщина казалась удивленной.
– Расслабьтесь. Я пришла сюда только для того, чтобы оценить твое состояние. – Она защелкнула стетоскоп вокруг его шеи и взяла другой конец в левую руку.
Джанверт нащупал, стараясь не привлекать ее внимания, пластмассовый графин с водой и столкнул его с полки.
– Ну что ты натворил! – воскликнула женщина, наклоняясь, чтобы поднять графин, лежавший в выплеснувшейся из него воды.
Как только она наклонилась, Джанверт со всей силы нанес рубящий удар по по ее шее. Она рухнула и лежала не двигаясь.
«Так, остался еще один охранник снаружи. Расслабься и думай!» – сказал себе Джанверт. Кожа женщины, лежавшей на полу, сделалась мертвенно-бледный под холодным зеленоватым светом, струившимся из ниши на потолке. Джанверт наклонился над ней, попытался нащупать пульс; его не было. Он тут же снял стетоскоп и прослушал ее сердце. Оно не колотилось! От осознавания того, что этот его яростный удар убил ее, Джанверта всего пробрала дрожь понимания уязвимости собственного положения. Он торопливо оттащил тело женщины к стене справа от двери и обернулся, чтобы посмотреть, не осталось ли каких-нибудь следов борьбы. Графин все еще лежал там на полу, и Джанверт несколько секунд провел в нерешительности. Впрочем, эта нерешительность спасла ему жизнь.
Дверь снова открылась, и внутрь просунулась голова пожилой женщины, на лице которой ясно читалось любопытство.
Джанверт, отпрыгнув от двери, схватил ее за голову, затащил в камеру и ударил коленом в живот. Она захрипела, выпустив свое оружие, и он, отпустив ее, нанес такой же рубящий удар, как и перед этим, потом повернулся и захлопнул дверь.
«Так, уже два тела и оружие!» Джанверт осмотрел этот странным, похожий на хлыст предмет. Из черной пластмассы, похожей на ту, из которой был сделан графин и стакан. Длиной в ярд, с короткой ручкой и вмятинами для пальцев.
Хелльстром посмотрел на часы, висевшие дальше приборов наблюдения: 11:29 вечера. Уже почти наступило завтра, а завтрашний день наверняка грозит катастрофой. Он во многих вещах ощущал ее приближение, в том числе и в этих трех притаившихся между Ульем и Фостервиллем машинах. Размышляя над тем, кто же может там находиться, ему вдруг очень захотелось узнать, чем они сейчас занимаются. Повернувшись снова к наблюдательному посту, Хелльстром спросил об этом у одного из наблюдателей, чье лицо казалось мертвенно-бледным в тусклом зеленоватом свете.
– Они остаются внутри машины, – ответил тот. – Они выходят в эфир через каждые десять минут. В данный момент мы уверены, что в каждой из них находится не более двух Чужаков.
«Ждут наступления нового дня», – понял Хелльстром и высказал это вслух.
– Да, таково и наше общее мнение, – подтвердил специалист. Вторая машина всего в двадцати пяти ярдах от одного из потайных выходов, того, что находится в конце галереи второго уровня.
– Ты предлагаешь, чтобы мы попытались захватить этих Чужаков?
– Это дало бы нам возможность узнать ответы на некоторые вопросы.
– А также вызвать общее нападение. Думаю, удача и так слишком была к нам благосклонна. – Хелльстром потер шею сзади. Он чувствовал себя выжатым, как лимон, нервы на пределе. – А что с машиной, которая движется на юг?
– Она застряла неподалеку от старой дороги на рудник, когда начала пересекать Грязную Долину, в восьми милях от периметра наблюдения и по меньшей мере в двенадцати милях от долины.
– Спасибо, – поблагодарил Хелльстром и отвернулся.
Сейчас на командном посту было тише, чем два часа назад, когда он сюда прибыл. Тогда здесь сновали взад-вперед группы людей из Службы Безопасности, получая краткий инструктаж перед ночным прочесыванием. Все они теперь где-то там, в темноте ночи, всего лишь светящиеся сигнальные огоньки на экранах наблюдения.
Наверное, уже в десятый раз с того момента, как он сюда вошел, Хелльстром подумал: «Мне нужно отдохнуть. Завтра понадобятся все мои силы. Утром они набросятся на нас, в этом я не сомневаюсь. И мне больше, чем кому-либо другому, нужно быть готовым к этому. Вероятно, многие из нас погибнут завтра. Если я буду в форме, возможно, кого-то удастся спасти».
С печалью вспомнил он о Линкольне Крафте, чье обгоревшее тело (до такой степени, что не годилось для отправки в чаны) вытащили из обломков одного из фургонов нападавших. Крафт был тридцать первой потерей Улья за этот день.
И это только начало.
В приглушенном шепоте, доносившемся отовсюду, наиболее часто повторялись слова «нападение» и «пленники». Бурный энтузиазм, подпитываемый адреналином, охватил работников – неоднократно упоминалось и слово «победа».
И снова Хелльстром подумал о трех пленниках Улья. Странным казалось держать пленников. Естественным было просто направить Чужаков-взрослых в чаны. Только дети считались пригодными для переделки их сознания и дальнейшего использования в нуждах Улья. А теперь… теперь появились новые возможности.
Джанверт, самый загадочный из всех троих, имел познания в праве, что Хелльстром выяснил после осторожно задаваемых вопросов. Его сознанию, возможно, удастся придать новую форму при условии, что тот сможет быть достаточно восприимчивым к химическим препаратам Улья. У женщины, Кловис Карр, был агрессивный характер, который Улей сможет обратить себе на пользу. Третий человек, по документам Томас Элден, вел себя как солдат. Все они несли в себе ценные качества, но Джанверт представлял наибольший интерес. И он был невысокого роста, что тоже желательно для Улья.
Хелльстром снова повернулся к посту наблюдения, склонился пониже над вторым экраном справа от него.
– А что с нашим патрулем, прочесывающем русло высохшего ручья? – спросил он. – Есть новая информация о переговорах, ведущихся из машины, которая находится под нашим наблюдением?
– Чужаки все еще, похоже, сбиты с толку, Нильс. Они называют все это «очень странным случаем» и время от времени обращаются к кому-то по имени Гаммел, который по всей видимости, считает создавшееся положение snafu. Нильс, что такое snafu?
– Путаница, – перевел Хелльстром. – Военный термин: ситуация, которая была до этого обычной, запуталась.
– Значит, что-то идет не так?
– Да. Сообщишь мне, если услышишь что-нибудь новенькое.
Хелльстром выпрямился и подумал, не вызвать ли Салдо. Этого молодого человека послали осторожно наблюдать за действиями ученых из «Проекта 40», занявших сейчас длинную галерею на пятидесятом уровне. Не лучшее, конечно, место для наблюдения: основные работы велись в средней части галереи, по меньшей мере на расстоянии полумили от Салдо, но исследователи проявляли повышенную раздражительность после случившегося ранее инцидента с «вмешивающимся наблюдателем». Хелльстром рассчитывал на умение Салдо справляться с подобными ситуациями. Им на командном посту отчаянно нужно было знать о всех новых успехах в лаборатории.
«Блеф ни за что не удастся перед Чужаками, – признался самому себе Хелльстром. – Улей может рассчитывать лишь на небольшой выигрыш времени, может продемонстрировать парализаторы для создания временной иллюзии, что у них есть и другое, более мощное оружие, основанное на тех же принципах. Но Чужаки потребуют демонстрации его. И никогда нельзя забывать предупреждения Харла: угроза использования абсолютного оружия заставляет противника, который может заявить: „Ну так используйте его!“ – положить палец на спусковой крючок. Оружие должно быть применимо с энергией, меньшей, чем абсолютная, и это необходимо продемонстрировать так, чтобы результат не вызвал никаких сомнений. У Чужаков есть подходящая для этого случая поговорка: не пытайся обмануть шулера. Блеф не удастся поддерживать продолжительное время. Рано или поздно карты придется раскрыть – и что тогда?
Дикие чужаки – действительно очень странные создания. Они были склонны не верить в насилие, пока оно не затрагивало их. То же самое они говорили и об этой ситуации: «Такого не может быть!».
Возможно, это было неизбежно в мире, чье общество было основано на насилии, угрозах и иллюзии абсолютной власти. Разве можно ожидать, чтобы такие люди, как Джанверт, думали не столь категорично, думали об ответственности перед жизнью и переплетенных между собой связях живых систем, задумывались о месте человека в великом круговороте жизни? Подобные идеи кажутся Чужакам бессмысленными, даже тем из них, кто является приверженцем нового течения – экологии.
54
Из частных записей Джозефа Мерривейла:
«Что касается инструкций, переданных мне в аэропорту имени Джона Ф.Кеннеди, то я прибыл поздно вечером в Лейквью для установления предварительной связи с агентом ФБР Вэверли Гаммелом, подготовившим в Фостервилле базу. Он доставил меня в Фостервилль в 11:18 вечера. Гаммел сообщил, что он не предпринимает пока никаких действий, лишь организовал наблюдение за этим районом с расстояния приблизительно в две мили, располагая четырьмя автомобилями и девятью человеками. По словам Гаммела, он действует согласно полученным им указаниям, что не согласуется с тем, что мне было сообщено на кратком инструктаже перед вылетом на эту операцию. Как сообщил Гаммел, с самого утра, когда наша команда отбыла в зону действий, от нее не поступило никаких известий. Гаммел выказал сомнения, что в этом деле замешаны наркотики. Он видел предварительный отчет о вскрытии тела Перуджи. Я вынужден заявить протест против этой своей зависимости от другого агентства в деле, где ответственность возложена на меня. Разделение полномочий прямо ведет к созданию ситуации, при которой возможны недоразумения. Рабочее соглашение, официально не подписанное, по условиям которого я должен выполнять свои обязанности, может только усугубить существующие затруднения. Поскольку многие шаги по этому делу уже были предприняты в рабочем порядке без моего согласия или моего ведома, я вынужден заявить официальный протест на самом раннем этапе. Я не могу отвечать за те неприятности, которые грозят нам. Должен подчеркнуть, что ведение всей операции расходится с моим пониманием решений, без которых не обойтись для урегулирования этой ситуации».
Салдо побил все рекорды скорости, поднимаясь на поверхность с уровня 5000 футов, где работали исследователи. Скоростные лифты имелись только в так называемых новых галереях, расположенных ниже 3100 футов, но даже они двигались заметно медленнее по мере подъема. На уровне 3800 футов он был вынужден задержаться из-за осуществляемых там работ, и все же ему удалось пробиться дальше, сделав отметку в уме, попросить Хелльстрома, эти работы свести к минимуму, пока не будет преодолен нынешний кризис.
Он оставил молодого помощника в перемещенной лаборатории, располагавшейся теперь в юго-восточном конце длинной галереи, с реквизированным секретным оружием, биноклем, некогда принадлежавшем одному из Чужаков, Депо. Бинокль показывал картину повышенной активности исследователей, которую Салдо интерпретировал, как готовность к тестированию системы. Он не отваживался приближаться к специалистам. Приказы Хелльстрома на этот счет были точны. Только Хелльстром мог теперь изменять их, и, понимая важность происходящего, Салдо решил во время небольшого перерыва в работе в лаборатории отправиться наверх, чтобы добиться разрешения на небольшое вмешательство.
Была уже почти полночь, когда клеть операторного крана доставила его на чердак, где располагался командный пост. Охранник, узнав его, лишь небрежно кивнул, разрешая войти. Внутри было темновато и странно тихо, и Салдо увидел, что большая часть руководящих работников Улья во главе с Хелльстромом вышла на ночное дежурство. Хелльстром стоял в северном конце комнаты, приземистая фигура на темном фоне окон с поднятыми жалюзи. Салдо вдруг поймал себя на мысли, что, по его оценке, большинство из присутствующих неважно себя чувствуют, за исключением Хелльстрома, да и то с оговорками. Некоторым из них стоило бы поберечь силы на завтра. Салдо сознавал, что эта его реакция вызвана воспитанными в нем принципами, но в большей степени заметить это помогала оценка его личных качеств. Хелльстрому – да и по меньшей мере половине остальных – следовало бы немедленно отправиться отдыхать.
Впрочем, Салдо знал, что он найдет здесь Хелльстрома, и он не видел ничего странного в этом: будь он на месте Хелльстрома, он бы тоже стоял там, у северного окна.
Хелльстром повернулся и узнал Салдо, пробирающемуся к нему в зеленоватом сумраке.
– Салдо! – крикнул он. – Есть новости?
Салдо приблизился к Хелльстрому и тихо объяснил, почему он покинул лабораторию.
– Ты уверен, что они собираются протестировать собранное оборудование?
– Очень похоже. Уже несколько часов они протягивают кабели. На других моделях это всегда означало подготовку к тестированию.
– Как скоро?
– Трудно сказать.
Хелльстром в беспокойстве прошелся несколько раз взад-вперед, и усталость проглядывала в чрезмерной точности его действий. Потом он остановился перед Салдо.
– Я не понимаю, как они собираются проводить испытания. – Хелльстром потер подбородок. – Они ведь сказали, что для новой модели понадобится вся галерея.
– Правильно, они используют всю галерею, и вентиляцию и странные конструкции из труб, проложенных ими по всей длине галереи. Под трубы подставили все, что смогли найти, – стулья, скамьи… очень странное таки устройство. Они даже забрали насос из сада на сорок втором уровне – просто заявились туда, отсоединили его и забрали. Только представьте себе, как был раздражен управляющий садом, когда они просто заявили, что вы предоставили им полномочия на это. Это так?
– Вообще-то да, – признался Хелльстром.
– Нильс, как ты думаешь, такое их поведение говорит о близости испытаний при больших надеждах на успех?
Лично сам Хелльстром был согласен с Салдо, но были здесь и другие соображения, которые еще не позволяли ему тешить себя надеждой. Это поведение специалистов могло быть выражением смятения, которое охватило весь Улей. Хелльстрому это казалось, не то чтобы вероятным, но вполне возможным.
– А не следует ли нам спуститься и ознакомиться с обстановкой на месте?
– спросил Салдо.
Хелльстром понимал нетерпение, которое привело Салдо сюда из лаборатории. Нетерпение, которое разделяли многие в Улье. Однако был ли смысл в том, чтобы самому спускаться вниз? Возможно, ему ничего не сообщат из естественной осторожности предугадывать результат. Они говорили о вероятности или о возможных последствиях на «определенной стадии эксперимента». И это легко понять. Эксперименты часто плохо кончались для экспериментаторов. В одном из испытаний образовался плазменный пузырь, который убил пятьдесят три работника, включая четырех исследователей, и полностью разрушил все на расстоянии в двести футов в одной из боковых галерей на тридцать пятом уровне.
– Сколько энергии они затребовали у энергетиков? – спросил Хелльстром.
– Энергетики спросили у них, но им ответили, что расчеты еще не закончены. Я, впрочем, оставил в Генераторной одного наблюдателя. Несомненно, исследователи запросят дополнительную энергию.
– Каковы оценки энергетиков, если исходить из длины используемых кабелей?
– Около пятисот тысяч киловатт. Впрочем, может, и меньше.
– Так много? – Хелльстром глубоко вздохнул. – Салдо, эти исследователи отличаются от остальных работников Улья во многих отношениях. В них воспитывали довольно узкий взгляд на вещи, главные усилия сосредоточив на развитии интеллекта. Нам следует быть готовыми к возможности катастрофической неудачи.
– Ката… – начал было Салдо и умолк, пораженный.
– Подготовь к эвакуации по меньшей мере три уровня, примыкающих к району испытаний, – приказал Хелльстром. – Сам отправляйся в Генераторную. Скажи главному специалисту, чтобы он не подсоединял силовые кабели без моего разрешения. Когда появятся исследователи с просьбой подключить силовые кабели, вызовешь меня. Спроси их, если получится, об их оценке радиуса действия и фактора ошибки для настоящего проекта. Узнай данные о требуемой энергии и одновременно отдай приказ об эвакуации галерей. Мы не должны рисковать большим числом, работников Улья, чем необходимо.
Салдо стоял, стараясь не показывать своего благоговения перед руководителем Улья. Он был уничтожен, от недавней гордости не осталось и следа. Ни одна из этих мер предосторожности даже не приходила ему в голову. Он хотел убедить Хелльстрома лишь в одном. Отправка наблюдателя в Генераторную с правом вето на подачу энергии, дополняла собственный план Салдо.
– Возможно, вы бы предпочли отправить в Генераторную кого-то другого, с большим воображением и более способного, – пролепетал Салдо. – Может, Эд…
– Мне нужно, чтобы именно ты находился в Генераторной, – ответил Хелльстром. – Эд – специалист с большим опытом жизни во Внешнем мира. Он способен думать как Чужак, чего не можешь ты. И у него более ровный темперамент, и он редко переоценивает или недооценивает свои способности. Одним словом, он уравновешен. Если мы переживем ближайшие несколько часов, нам потребуется именно это его качество. Я верю, что ты выполнишь мои приказы со всем возможным тщанием. Я знаю, ты можешь это и сделаешь. А теперь возвращайся в Генераторную.
Салдо выпрямился и посмотрел на лицо Хелльстрома со следами усталости.
– Нильс, я не думаю…
– Отчасти из-за моей усталости я так жестко разговаривал с тобой. Это ты должен принять во внимание. Ты мог связаться со мной по внутренней связи, не покидая своего поста. Настоящий лидер, прежде чем действовать, рассматривает все возможности. Будь ты уже готовым лидером, ты подумал бы поберечь мои силы, как и свои. Но ты им станешь, и время между рассмотрением многих возможностей и принятием решения будет становиться все короче и короче.
– Я немедленно возвращаюсь на свой пост, – сказал Салдо. Повернувшись, он пошел к выходу, слыша возбужденные голоса наблюдателей. Невозможно было расслышать что-либо связное. Кто-то спросил:
– Кто еще может быть подключен?
Снова хор голосов.
– Не все сразу! – выкрикнул наблюдатель. – Скажите им, чтобы оставались на местах. Если мы бросимся искать без координатора, мы просто будем мешать друг другу. Отсюда мы будет руководить поисками.
Наблюдатель, молодая женщина из младшего командного состава, чье овальное лицо появилось на экране, привстала со стула, чтобы лучше видеть Хелльстрома.
– Один из пленников сбежал из Улья!
Хелльстром, расталкивая всех, постарался как можно скорее оказаться рядом с ней. Салдо помедлил у двери.
– Кто именно? – требовательно спросил Хелльстром, наклонившись над наблюдателем.
– Джанверт. Следует ли нам снять работников, чтобы…
– Нет.
– Нильс, должен ли я… – начал было спрашивать у двери Салдо, однако Хелльстром, не отрывая взгляда от экрана, перед которым сидела женщина-наблюдатель, резко перебил его:
– Отправляйся на свой пост!
На экране появился перепуганный охранник, молодой мужчина с отметиной племенного самца на плече.
– Какой уровень? – требовательно спросил Хелльстром.
– Сорок второй, – ответил работник на экране. – И он вооружен парализатором. Не понимаю, как ему удалось… он убил двух работников, которые утверждали, что их послали сюда по… по… вашему приказу, чтобы…
– Понимаю, – прервал его Хелльстром. Это были специалисты, которых он послал, чтобы они доставили наверх Джанверта с целью использовать его в качестве посланника. Что-то пошло не так, и Джанверту удалось сбежать. Хелльстром выпрямился и оглядел работников вокруг себя. – Разбудить смену. Джанверт имеет отметины Улья. Он может перемещаться повсюду по Улью, не привлекая к себе внимания. Перед нами сразу две проблемы. Мы должны снова схватить его и не растревожить Улей еще больше. Разъясните это каждому, кто будет задействован в поисках. Каждая поисковая группа должна иметь описание Джанверта и по меньшей мере один человек в каждой группе должен быть вооружен пистолетом. Я не хочу, чтобы в Улье при подобных обстоятельствах использовались парализаторы.
– Вы хотите получить его мертвым и отправить затем в чан? – произнес работник за спиной Хелльстрома.
– Нет!
– Но вы же сказали…
– Один пистолет на каждую группу, – оборвал всякие возражения Хелльстром. – Пистолет нужен, чтобы ранить его в ноги и остановить таким образом его – ни для чего иного! Мне он нужен живым. Ну что, всем понятно это? Нам этот Чужак нужен живым!
55
Из «Руководства по Улью»:
«Жизнь должна забирать жизнь ради жизни, но ни один работник не должен входить в это великое колесо регенерации с иным мотивом, нежели продолжение нашего рода. Только через род мы связаны с бесконечностью, и это имеет разное значение для самого рода, чем для смертной клетки».
Джанверту потребовалось немало времени, чтобы осознать странность положения, в котором он очутился. В течение некоторого времени он ощущал себя, как два разных человека, и он ясно помнил каждого из них. Один изучал закон, потом присоединился к агентству, любил Кловис Карр и чувствовал себя в какой-то ловушке, что-то воздействовало на его психику, выхолащивая все человеческое. Другой, похоже, проснулся сразу как вполне сформировавшаяся личность во время обеда с Нильсом Хелльстромом и той женщиной-куколкой по имени Фэнси. Эта вторая личность вела себя с какой-то безумной отрешенностью. Он помнил, как безропотно прошел он вместе с Хелльстромом в комнату, где люди начали задавать ему вопросы. И этот таинственный другой, как помнил Джанверт, отвечал на эти вопросы с полной откровенностью. Он охотно отвечал, вспоминая детали, которые помогали прояснить общую картину. Он в самом деле проявлял усердие, стараясь, чтобы его ответы были поняты.
Были также и другие странные воспоминание: большие открытые баки в громадной комнате, часть из которых была наполнена какой-то кипевшей и пенившейся жидкостью; еще одна, таких же громадных размеров комната, где ползали по полу малыши, а дети постарше прыгали и играли в удивительной тишине на покрытом мягким материалом полу, который пружинил, словно трамплин. Ему припомнился кислый запах, стоявший в той комнате, чисто убранной. Джанверт вспомнил воду, неожиданно полившуюся на малышей, когда он проходил мимо, а потом другой запах, который помнил тот, другой, и который окружал его даже сейчас. Зловонный, тухлый и теплый.
То его «я», которое, как он полагал, было его первоначальной личностью, казалось, пребывало в спячке во время его другого опыта, однако сейчас она осознала себя. Он узнал, где находится, обеими частями своего «я»: комната с грубыми серыми стенами, с ямой и отверстием в центре в одном углу для отправления нужды; полка размерами один фут на три, на высоте талии рядом с единственной дверью, сделанной, очевидно, из того же материала, что и стены; черный, графин из пластика и стакан на полке. Там была теплая вода. Раньше на полке стояла тарелка с едой. Ему вспомнилась эта тарелка и обнаженный мужчина с пустым лицом, принесший ее, – не сказавший и словечка за все время! В комнате не было окон, просто одна дверь и яма для туалета, вокруг которой были разбрызгиватели с водой, которые сразу же включили, чтобы промыть комнату. Здесь не было стульев, только пол, на котором можно было сидеть, и его раздели догола. В комнате не было ничего похожего на оружие. Как он ни пытался, разбить пластиковый графин или стакан ему не удалось.
В памяти возникли образы других посетителей: двух пожилых женщин, которые, исследуя его интимные места, удерживали его с поразительной легкостью, потом вкололи ему что-то в левую ягодицу. Место вокруг укола до сих пор еще побаливало. Возвращение его первоначального «я» началось вскоре после этого укола. По его оценкам это случилось по меньшей мере три часа назад. Они забрали его наручные часы, и теперь Джанверт не был уверен во времени, однако предположение об этом заставляла его что-то срочно предпринять.
«Я должен сбежать отсюда», – сказал он себе.
Его странное другое «я», теперь бездействующее и уступившее главенство его настоящей личности, вызвало воспоминания о толпах обнаженных людей, снующих по туннелям, по которым он был доставлен в эту комнату. Человеческий муравейник. Как же ему сбежать отсюда?
Дверь открылась, вошла сравнительно молодая женщина. Дверь она оставила открытой, и потом Джанверт увидел в дверях пожилую, с более суровым взглядом женщину. В руках она держала их загадочное оружие, которое походило на плеть с раздваивающимся концом. У вошедшей молодой женщины были густые черные волосы вокруг гениталий и такая же копна волос на голове, однако в ее чертах и движениях не было пустоты, характерной для лунатиков. В левой руке у нее был прибор, который, кажется был обычным стетоскопом.
Джанверт вскочил на ноги, когда она вошла, и отступил к полке, прижимаясь спиной к стене.
Женщина казалась удивленной.
– Расслабьтесь. Я пришла сюда только для того, чтобы оценить твое состояние. – Она защелкнула стетоскоп вокруг его шеи и взяла другой конец в левую руку.
Джанверт нащупал, стараясь не привлекать ее внимания, пластмассовый графин с водой и столкнул его с полки.
– Ну что ты натворил! – воскликнула женщина, наклоняясь, чтобы поднять графин, лежавший в выплеснувшейся из него воды.
Как только она наклонилась, Джанверт со всей силы нанес рубящий удар по по ее шее. Она рухнула и лежала не двигаясь.
«Так, остался еще один охранник снаружи. Расслабься и думай!» – сказал себе Джанверт. Кожа женщины, лежавшей на полу, сделалась мертвенно-бледный под холодным зеленоватым светом, струившимся из ниши на потолке. Джанверт наклонился над ней, попытался нащупать пульс; его не было. Он тут же снял стетоскоп и прослушал ее сердце. Оно не колотилось! От осознавания того, что этот его яростный удар убил ее, Джанверта всего пробрала дрожь понимания уязвимости собственного положения. Он торопливо оттащил тело женщины к стене справа от двери и обернулся, чтобы посмотреть, не осталось ли каких-нибудь следов борьбы. Графин все еще лежал там на полу, и Джанверт несколько секунд провел в нерешительности. Впрочем, эта нерешительность спасла ему жизнь.
Дверь снова открылась, и внутрь просунулась голова пожилой женщины, на лице которой ясно читалось любопытство.
Джанверт, отпрыгнув от двери, схватил ее за голову, затащил в камеру и ударил коленом в живот. Она захрипела, выпустив свое оружие, и он, отпустив ее, нанес такой же рубящий удар, как и перед этим, потом повернулся и захлопнул дверь.
«Так, уже два тела и оружие!» Джанверт осмотрел этот странным, похожий на хлыст предмет. Из черной пластмассы, похожей на ту, из которой был сделан графин и стакан. Длиной в ярд, с короткой ручкой и вмятинами для пальцев.