Страница:
10. (1) По прошествии недолгого времени возник против него другой злой умысел такого рода. Был некий Матерн, прежде воин, осмелившийся на многие ужасные поступки, покинувший ряды войска и уговоривший других бежать вместе с ним от тех же обязанностей; собрав в короткое время большую шайку злодеев, он сначала разбойничал, делая набеги на деревни и поля, завладев же множеством денег, он с помощью щедрых обещаний даров и участия в дележе добычи собрал большее число злодеев, так что их оценивали уже не как разбойников, а как военных преступников. (2) Они нападали уже на крупнейшие города и, насильно взламывая имевшиеся в них тюрьмы, освобождая от оков и выпуская заключенных по любым обвинениям, обещая им безнаказанность, своими благодеяниями привлекали их к своему союзу. Опустошая всю страну кельтов и иберов [73], вторгаясь в крупнейшие города, частично сжигая их, прочее же подвергая разграблению, они уходили. (3) Когда об этом было сообщено Коммоду, он рассылает наместникам провинций послания, преисполненные гнева и угроз, обвиняя их в беспечности, и приказывает им собрать против тех войско[74]. Те, узнав, что против них стягиваются силы, удалились из тех местностей, которые они опустошали, и тайком самыми скорыми и недоступными путями небольшими группами начали проникать в Италию; Матерн стал уже задумываться об императорской власти и более великих делах. {15}
(4) Вследствие того, что в прежних его начинаниях удача превзошла все ожидания, он счел необходимым, совершив нечто великое, добиться успеха или, раз уже он подвергся опасности, погибнуть не незаметно и не без славы. Полагая, что сила у него не столь большая, чтобы в столкновении при равных условиях и при открытом нападении устоять против Коммода (он принимал в расчет, что масса римского народа еще продолжает быть преданной Коммоду, а также преданность окружавших его телохранителей), он надеялся одолеть его с помощью хитрости и ума. И он придумывает следующее. (5) В начале весны каждого года, в определенный день римляне совершают шествие в честь матери богов[75], и все имеющиеся у кого бы то ни было драгоценные вещи и императорские сокровища, все, что замечательно благодаря материалу или искусству, проносится в шествии впереди богини. Всем предоставляется неограниченная возможность всяких шуток, и каждый принимает вид, какой хочет; нет столь большого и высокого звания, облекшись в одежды которого, всякий желающий не мог бы шутить и скрывать истину, так что нелегко различить подлинного и представляемого.
(6) Матерн решил, что это — подходящее время для незаметного осуществления его злого умысла; ведь он надеялся, приняв вид телохранителя и таким же образом вооружив своих людей, смешав их с толпой копейщиков так, чтобы их считали участниками шествия, внезапно напасть на никем не охраняемого Коммода и убить его. (7) Однако вследствие того, что произошло предательство и некоторые из его людей раньше проникли в город и выдали его замысел (их к тому побудила зависть, так как им предстояло иметь его уже не главарем разбойников, а господином и государем), Матерн до наступления праздника был схвачен и обезглавлен, а его сообщники подверглись заслуженному наказанию. Коммод же, совершив жертвоприношение богине и пообещав благодарственные дары, с ликованием справлял торжество и сопровождал богиню. Народ одновременно с торжеством праздновал спасение государя.
11. (1) Римляне особенно почитают эту богиню по следующей причине, как мы узнали из исторического предания; упомянуть о ней мы решили вследствие незнакомства с ней некоторых эллинов. Сама статуя, как говорят, является ниспосланной от Зевса — неизвестны ни материал ее, ни мастер, который ее сделал, и к ней не прикасалась рука человеческая. Есть молва, что она была спущена с неба в одну местность во {16} Фригии[76] (имя ей Пессинунт, а это название место получило от упавшей с неба статуи) [77] и впервые была там увидена.
(2) У других же мы находим, что там, как говорят, произошла война между фригийцем Илом и лидийцем Танталом — согласно одним, из-за границ, согласно другим — в связи с похищением Ганимеда; вследствие того, что битва длилась долго без чьего-либо перевеса, с обеих сторон пало порядочно людей; и это несчастье дало название месту. Там, говорят, исчез и похищенный Ганимед, когда брат и любовник тащили его в разные стороны; так как тело его исчезло, то происшествие с юношей стало предметом мифа о божественном вмешательстве и о похищении Зевсом[78]. В названном выше Пессинунте в древности фригийцы справляли оргии у протекающей там реки Галла, от которой носят название кастрированные жрецы богини[79]; (3) когда же стало возвышаться государство римлян, им, говорят, было дано предсказание, что их держава пребудет прочной и очень возвеличится, если они привезут к себе пессинунтскую богиню. Отправив послов к фригийцам, они потребовали статую; согласия они добились легко, ссылаясь на родство и перечисляя преемственность поколений от фригийца Энея[80] до них самих. Доставленная на корабле и находившаяся в устье Тибра (римляне пользовались им вместо гавани)[81], статуя остановила божественной силой судно. (4) Хотя римляне всем народом долго тянули корабль, последний из-за сопротивления ила поплыл вверх не раньше, чем была приведена жрица Весты[82]. Ей полагалось сохранять девственность, но ее обвиняли в нарушении чистоты. Вследствие того, что ей предстоял суд, она умоляет народ передать решение пессинунтской богине; сняв с себя пояс, она привязала его к носу корабля, произнеся молитву, чтобы, если она девственна и чиста, судно поддалось ей. (5) Привязанный к поясу корабль легко поддался, и римляне удивлялись одновременно и обнаружению воли богини и непорочности девушки[83]. Пусть это будет с благоговением рассказано о пессинунтской богине; в этом будет не лишенное приятности познание для тех, кто недостаточно осведомлен в римских делах. Коммод же, избежав злого умысла Матерна, усилил свою охрану и стал редко показываться народу, проводя большую часть времени в предместьях и императорских имениях вдали от города и отстраняясь от участия в судах и в государственных делах.
12. (1) Случилось так, что в это время чумная болезнь охватила Италию; наибольшей силы болезнь достигла в городе Риме, который сам по себе многолюден и принимает приезжих отовсюду; погибало множество и вьючного скота и людей. {17} (2) Тогда Коммод по совету некоторых врачей удалился в Лаврент: ведь это место, отличающееся благодатной прохладой и осененное лавровыми рощами (откуда происходит и название места)[84], оказалось спасительным и, как говорили, сопротивлялось заражению воздуха благодаря благовонию лавровых испарений и приятной тени деревьев. Но и жители Рима по предписанию врачей наполняли ноздри и уши самым благовонным миром и постоянно употребляли курения и пахучие вещества, так как некоторые говорили, что благовоние, опередив, наполняет проходы чувствительных органов и препятствует восприятию вредоносного воздуха, а то, что раньше попадает туда, подавляется более мощной силой благовония. Болезнь тем не менее сильно свирепствовала, и погибло множество людей и живущих с людьми животных.
(3) В это самое время на город надвинулся и голод по следующей причине. Был некий Клеандр, родом фригиец, из тех, кто обычно продается публично по объявлению глашатая[85]; став домашним рабом государя, он вырос вместе с Коммодом и был им удостоен такой чести и могущества, что ему были доверены личная охрана, заведывание опочивальней государя и командование войсками[86]; богатство и роскошь внушили ему страстное желание захватить императорскую власть. (4) Накапливая деньги и скупая в огромном количестве хлеб и держа его под замком, он надеялся привлечь к себе народ и лагерь[87], сначала вызвав недостаток провианта, затем, когда они благодаря щедрым раздачам попадут ему в руки, привлечь их к себе ввиду нужды в самом необходимом. Построив огромный гимнасий[88], он передал им его в качестве общественной бани[89]. Так он пытался приманить народ.
(5) Римляне же, враждебно относившиеся к нему и приписывавшие ему причину страшных бед, ненавидевшие его ненасытную жажду богатства, сначала дурно говорили о нем, сходясь в театрах толпами и, наконец, во время пребывания Коммода в предместье[90], двинувшись всем народом, стали кричать и требовать смерти Клеандра. (6) В предместье происходило смятение, а Коммод предавался удовольствиям в уединенных местах и не знал общих толков, так как Клеандр запрещал сообщать ему что-либо о происходившем. Внезапно, неожиданно для народа появляются, по приказанию Клеандра, все императорские всадники[91] во всеоружии. Они начали поражать встречных и наносить им раны. (7) Народ не был даже в состоянии противостоять им, невооруженные — вооруженным и пешие — всадникам. Обратившись в бегство, они устремились в город. Народ подвергался истреблению не толь-{18}ко от того, что его поражали воины и растаптывали кони; многие погибали в давке среди толпы и падая друг на друга, теснимые всадниками. (8) До ворот Рима всадники, не встречая препятствий, беспощадно убивали попадавшихся им под руку; когда же оставшиеся в городе, узнав о случившейся беде, заперев входы в дома, поднявшись на крыши, начали бросать во всадников камнями и черепицами, тем пришлось терпеть то, что они сами совершали, так как никто не сражался с ними грудь с грудью, а народная масса поражала их, сама находясь уже в безопасности; получая раны и не в состоянии держаться, они обратились в бегство, и многие из них погибали. (9) Из-за непрерывного швыряния камней кони, ступая по катившимся камням, поскальзывались и сбрасывали всадников. С обеих сторон многие падали, а к народу из-за ненависти к конным приходили на помощь и находившиеся в городе пешие воины[92].
13. (1) В то время как происходила междоусобная война, никто другой не хотел сообщить о ней Коммоду из страха перед могуществом Клеандра; старшая же из сестер Коммода (имя ей было Фадилла)[93], вбежав к государю (доступ для нее, сестры, был легким и беспрепятственным) с распущенными волосами и бросившись на землю, (2) всем своим видом изобразив горе, сказала: «Ты, о государь, пребывая в спокойствии вследствие неведения того, что творится, подвергаешься величайшей опасности; мы же, твои родственники, вот-вот погибнем! Нет у тебя римского народа и большей части воинов. То, что мы не ожидали претерпеть ни от кого из варваров, это проделывают с нами наши домашние и кого ты больше всего облагодетельствовал — эти и оказываются твоими врагами; (3) Клеандр вооружил против тебя народ и воинов; настроенные по-разному и под влиянием неодинакового образа мыслей, одни — ненавидя его (это народ), другие — любя (вся конница), они находятся под оружием и, губя друг друга, наполнили Рим родственной кровью. Беды обеих толп захватят и нас, если ты не выдашь как можно скорее на смерть дурного слугу, который для одних уже стал виновником столь великого истребления, а для нас совсем скоро будет». (4) Сказав такое и разорвав на себе одежду, она, как и некоторые из присутствовавших, осмелевшие после слов сестры государя, напугали Коммода. Последний, потрясенный и страшась нависающей опасности, не предстоящей, а уже надвинувшейся, посылает за Клеандром, ничего не знавшим о том, что было доложено, но кое-что подозревавшим. Когда он пришел, Коммод приказывает схватить его и, отрубив ему голову и насадив {19} ее на длинное копье, посылает народу как приятное и желанное зрелище. (5) Так прекратился ужас и обе стороны перестали воевать, воины — увидя убитым того, ради кого они сражались, и из страха перед гневом государя (они понимали, что были обмануты и их дерзкие поступки были совершены вопреки его воле); народ же был удовлетворен, отомстив тому, кто совершил ужасные дела. (6) Сверх того, они убили и детей Клеандра (у него их было двое мужского пола)[94] и умертвили всех, кто, как они знали, был его другом[95]; влача их тела и подвергая их всяческому поруганию, они, наконец, принесли их обезображенными к водосточным каналам и бросили туда [96]. Таков был конец Клеандра и его близких[97]; можно было бы сказать, что природа постаралась на одном примере показать, что незначительный и неожиданный поворот судьбы может поднять из крайнего ничтожества до величайшей высоты и опять бросить вниз возвеличенного.
(7) Коммод, опасаясь волнения народа — как бы последний чего-либо над ним не учинил, все же по настоянию близких возвратившись в город, принятый со всяческим славословием сопровождавшего его народа, вернулся в императорский дворец. Испытав столь великие опасности, он стал относиться с недоверием ко всем, беспощадно убивая и легко веря всем наветам[98]; он не допускал к себе никого из достойных уважения, отстранился от благородных занятий, и всю его душу поработили чередовавшиеся ночью и днем необузданные чувственные наслаждения. (8) И всякий разумный и хотя бы умеренно причастный к образованности человек изгонялся из дворца как злоумышленник, а балагуры и исполнители самых постыдных ролей держали его под своей властью. Он учился быть возницей на колесницах и сражаться лицом к лицу со зверями[99], причем льстецы воспевали это, прославляя как проявление мужества, а он предавался таким занятиям более непристойным образом, чем это подобало разумному государю.
(4) Вследствие того, что в прежних его начинаниях удача превзошла все ожидания, он счел необходимым, совершив нечто великое, добиться успеха или, раз уже он подвергся опасности, погибнуть не незаметно и не без славы. Полагая, что сила у него не столь большая, чтобы в столкновении при равных условиях и при открытом нападении устоять против Коммода (он принимал в расчет, что масса римского народа еще продолжает быть преданной Коммоду, а также преданность окружавших его телохранителей), он надеялся одолеть его с помощью хитрости и ума. И он придумывает следующее. (5) В начале весны каждого года, в определенный день римляне совершают шествие в честь матери богов[75], и все имеющиеся у кого бы то ни было драгоценные вещи и императорские сокровища, все, что замечательно благодаря материалу или искусству, проносится в шествии впереди богини. Всем предоставляется неограниченная возможность всяких шуток, и каждый принимает вид, какой хочет; нет столь большого и высокого звания, облекшись в одежды которого, всякий желающий не мог бы шутить и скрывать истину, так что нелегко различить подлинного и представляемого.
(6) Матерн решил, что это — подходящее время для незаметного осуществления его злого умысла; ведь он надеялся, приняв вид телохранителя и таким же образом вооружив своих людей, смешав их с толпой копейщиков так, чтобы их считали участниками шествия, внезапно напасть на никем не охраняемого Коммода и убить его. (7) Однако вследствие того, что произошло предательство и некоторые из его людей раньше проникли в город и выдали его замысел (их к тому побудила зависть, так как им предстояло иметь его уже не главарем разбойников, а господином и государем), Матерн до наступления праздника был схвачен и обезглавлен, а его сообщники подверглись заслуженному наказанию. Коммод же, совершив жертвоприношение богине и пообещав благодарственные дары, с ликованием справлял торжество и сопровождал богиню. Народ одновременно с торжеством праздновал спасение государя.
11. (1) Римляне особенно почитают эту богиню по следующей причине, как мы узнали из исторического предания; упомянуть о ней мы решили вследствие незнакомства с ней некоторых эллинов. Сама статуя, как говорят, является ниспосланной от Зевса — неизвестны ни материал ее, ни мастер, который ее сделал, и к ней не прикасалась рука человеческая. Есть молва, что она была спущена с неба в одну местность во {16} Фригии[76] (имя ей Пессинунт, а это название место получило от упавшей с неба статуи) [77] и впервые была там увидена.
(2) У других же мы находим, что там, как говорят, произошла война между фригийцем Илом и лидийцем Танталом — согласно одним, из-за границ, согласно другим — в связи с похищением Ганимеда; вследствие того, что битва длилась долго без чьего-либо перевеса, с обеих сторон пало порядочно людей; и это несчастье дало название месту. Там, говорят, исчез и похищенный Ганимед, когда брат и любовник тащили его в разные стороны; так как тело его исчезло, то происшествие с юношей стало предметом мифа о божественном вмешательстве и о похищении Зевсом[78]. В названном выше Пессинунте в древности фригийцы справляли оргии у протекающей там реки Галла, от которой носят название кастрированные жрецы богини[79]; (3) когда же стало возвышаться государство римлян, им, говорят, было дано предсказание, что их держава пребудет прочной и очень возвеличится, если они привезут к себе пессинунтскую богиню. Отправив послов к фригийцам, они потребовали статую; согласия они добились легко, ссылаясь на родство и перечисляя преемственность поколений от фригийца Энея[80] до них самих. Доставленная на корабле и находившаяся в устье Тибра (римляне пользовались им вместо гавани)[81], статуя остановила божественной силой судно. (4) Хотя римляне всем народом долго тянули корабль, последний из-за сопротивления ила поплыл вверх не раньше, чем была приведена жрица Весты[82]. Ей полагалось сохранять девственность, но ее обвиняли в нарушении чистоты. Вследствие того, что ей предстоял суд, она умоляет народ передать решение пессинунтской богине; сняв с себя пояс, она привязала его к носу корабля, произнеся молитву, чтобы, если она девственна и чиста, судно поддалось ей. (5) Привязанный к поясу корабль легко поддался, и римляне удивлялись одновременно и обнаружению воли богини и непорочности девушки[83]. Пусть это будет с благоговением рассказано о пессинунтской богине; в этом будет не лишенное приятности познание для тех, кто недостаточно осведомлен в римских делах. Коммод же, избежав злого умысла Матерна, усилил свою охрану и стал редко показываться народу, проводя большую часть времени в предместьях и императорских имениях вдали от города и отстраняясь от участия в судах и в государственных делах.
12. (1) Случилось так, что в это время чумная болезнь охватила Италию; наибольшей силы болезнь достигла в городе Риме, который сам по себе многолюден и принимает приезжих отовсюду; погибало множество и вьючного скота и людей. {17} (2) Тогда Коммод по совету некоторых врачей удалился в Лаврент: ведь это место, отличающееся благодатной прохладой и осененное лавровыми рощами (откуда происходит и название места)[84], оказалось спасительным и, как говорили, сопротивлялось заражению воздуха благодаря благовонию лавровых испарений и приятной тени деревьев. Но и жители Рима по предписанию врачей наполняли ноздри и уши самым благовонным миром и постоянно употребляли курения и пахучие вещества, так как некоторые говорили, что благовоние, опередив, наполняет проходы чувствительных органов и препятствует восприятию вредоносного воздуха, а то, что раньше попадает туда, подавляется более мощной силой благовония. Болезнь тем не менее сильно свирепствовала, и погибло множество людей и живущих с людьми животных.
(3) В это самое время на город надвинулся и голод по следующей причине. Был некий Клеандр, родом фригиец, из тех, кто обычно продается публично по объявлению глашатая[85]; став домашним рабом государя, он вырос вместе с Коммодом и был им удостоен такой чести и могущества, что ему были доверены личная охрана, заведывание опочивальней государя и командование войсками[86]; богатство и роскошь внушили ему страстное желание захватить императорскую власть. (4) Накапливая деньги и скупая в огромном количестве хлеб и держа его под замком, он надеялся привлечь к себе народ и лагерь[87], сначала вызвав недостаток провианта, затем, когда они благодаря щедрым раздачам попадут ему в руки, привлечь их к себе ввиду нужды в самом необходимом. Построив огромный гимнасий[88], он передал им его в качестве общественной бани[89]. Так он пытался приманить народ.
(5) Римляне же, враждебно относившиеся к нему и приписывавшие ему причину страшных бед, ненавидевшие его ненасытную жажду богатства, сначала дурно говорили о нем, сходясь в театрах толпами и, наконец, во время пребывания Коммода в предместье[90], двинувшись всем народом, стали кричать и требовать смерти Клеандра. (6) В предместье происходило смятение, а Коммод предавался удовольствиям в уединенных местах и не знал общих толков, так как Клеандр запрещал сообщать ему что-либо о происходившем. Внезапно, неожиданно для народа появляются, по приказанию Клеандра, все императорские всадники[91] во всеоружии. Они начали поражать встречных и наносить им раны. (7) Народ не был даже в состоянии противостоять им, невооруженные — вооруженным и пешие — всадникам. Обратившись в бегство, они устремились в город. Народ подвергался истреблению не толь-{18}ко от того, что его поражали воины и растаптывали кони; многие погибали в давке среди толпы и падая друг на друга, теснимые всадниками. (8) До ворот Рима всадники, не встречая препятствий, беспощадно убивали попадавшихся им под руку; когда же оставшиеся в городе, узнав о случившейся беде, заперев входы в дома, поднявшись на крыши, начали бросать во всадников камнями и черепицами, тем пришлось терпеть то, что они сами совершали, так как никто не сражался с ними грудь с грудью, а народная масса поражала их, сама находясь уже в безопасности; получая раны и не в состоянии держаться, они обратились в бегство, и многие из них погибали. (9) Из-за непрерывного швыряния камней кони, ступая по катившимся камням, поскальзывались и сбрасывали всадников. С обеих сторон многие падали, а к народу из-за ненависти к конным приходили на помощь и находившиеся в городе пешие воины[92].
13. (1) В то время как происходила междоусобная война, никто другой не хотел сообщить о ней Коммоду из страха перед могуществом Клеандра; старшая же из сестер Коммода (имя ей было Фадилла)[93], вбежав к государю (доступ для нее, сестры, был легким и беспрепятственным) с распущенными волосами и бросившись на землю, (2) всем своим видом изобразив горе, сказала: «Ты, о государь, пребывая в спокойствии вследствие неведения того, что творится, подвергаешься величайшей опасности; мы же, твои родственники, вот-вот погибнем! Нет у тебя римского народа и большей части воинов. То, что мы не ожидали претерпеть ни от кого из варваров, это проделывают с нами наши домашние и кого ты больше всего облагодетельствовал — эти и оказываются твоими врагами; (3) Клеандр вооружил против тебя народ и воинов; настроенные по-разному и под влиянием неодинакового образа мыслей, одни — ненавидя его (это народ), другие — любя (вся конница), они находятся под оружием и, губя друг друга, наполнили Рим родственной кровью. Беды обеих толп захватят и нас, если ты не выдашь как можно скорее на смерть дурного слугу, который для одних уже стал виновником столь великого истребления, а для нас совсем скоро будет». (4) Сказав такое и разорвав на себе одежду, она, как и некоторые из присутствовавших, осмелевшие после слов сестры государя, напугали Коммода. Последний, потрясенный и страшась нависающей опасности, не предстоящей, а уже надвинувшейся, посылает за Клеандром, ничего не знавшим о том, что было доложено, но кое-что подозревавшим. Когда он пришел, Коммод приказывает схватить его и, отрубив ему голову и насадив {19} ее на длинное копье, посылает народу как приятное и желанное зрелище. (5) Так прекратился ужас и обе стороны перестали воевать, воины — увидя убитым того, ради кого они сражались, и из страха перед гневом государя (они понимали, что были обмануты и их дерзкие поступки были совершены вопреки его воле); народ же был удовлетворен, отомстив тому, кто совершил ужасные дела. (6) Сверх того, они убили и детей Клеандра (у него их было двое мужского пола)[94] и умертвили всех, кто, как они знали, был его другом[95]; влача их тела и подвергая их всяческому поруганию, они, наконец, принесли их обезображенными к водосточным каналам и бросили туда [96]. Таков был конец Клеандра и его близких[97]; можно было бы сказать, что природа постаралась на одном примере показать, что незначительный и неожиданный поворот судьбы может поднять из крайнего ничтожества до величайшей высоты и опять бросить вниз возвеличенного.
(7) Коммод, опасаясь волнения народа — как бы последний чего-либо над ним не учинил, все же по настоянию близких возвратившись в город, принятый со всяческим славословием сопровождавшего его народа, вернулся в императорский дворец. Испытав столь великие опасности, он стал относиться с недоверием ко всем, беспощадно убивая и легко веря всем наветам[98]; он не допускал к себе никого из достойных уважения, отстранился от благородных занятий, и всю его душу поработили чередовавшиеся ночью и днем необузданные чувственные наслаждения. (8) И всякий разумный и хотя бы умеренно причастный к образованности человек изгонялся из дворца как злоумышленник, а балагуры и исполнители самых постыдных ролей держали его под своей властью. Он учился быть возницей на колесницах и сражаться лицом к лицу со зверями[99], причем льстецы воспевали это, прославляя как проявление мужества, а он предавался таким занятиям более непристойным образом, чем это подобало разумному государю.