Страница:
, он пытался во все внести благоустройство и порядок и во время своих выходов и в судах[23] выказывал мягкий и кроткий нрав. (2) Старших он радовал, напоминая им о правлении Марка, которое он ставил себе в образец и которому подражал, а расположение всех прочих, испытавших переход от жестокой и наглой тирании к разумной и беззаботной жизни, он очень легко привлек к себе. Разнесшаяся молва о кроткой власти побуждала все племена, подвластные и дружественные Риму[24], а также все лагеря считать его власть божественной. (3) Но и те из варваров, которые раньше проявляли непослушание или сопротивлялись, боясь его и помня его доблесть в прежних его походах и глубоко веря, что он, всякому воздавая по заслугам, далекий от неуместной милости и жестокого насилия, никогда никого сознательно не обидит, добровольно подчинялись ему. Со всех сторон прибывали посольства, так как все радовались римской власти под началом Пертинакса. (4) Все другие люди радовались и сообща и каждый в отдельности кроткой и соблюдающей порядок императорской власти. Но то, что восхищало всех, это и огорчало одних только находившихся в Риме воинов, которые обычно были телохранителями государей. Так как им запрещалось грабить и своевольничать и их призывали к порядку и благопристойности, они, считая мягкость и кротость власти глумлением над собой, бесчестием и упразднением ничем не сдерживаемого произвола, не выносили вводимой властью дисциплины[25]. (5) Сначала они стали понемногу проявлять медлительность и неповиновение по отношению к приказам[26], наконец, по прошествии неполных двух месяцев царствования Пертинакса[27], после того, как он за короткое время принял много разумных и благотворных мер и у подвластных стали возникать добрые надежды, злая судьба, позавидовав и опрокинув все, помешала довести до конца достойные удивления и полезные для подданных меры. (6) Прежде всего, он позволил занимать всякому в Италии и прочих странах сколько кто хочет и может невозделанной и вообще совсем не обработанной земли, хотя бы она была собствен-{32}ностью императора, а проявив заботу и возделав ее, — стать ее хозяином; возделывающим землю он даровал освобождение от всех податей на десять лет и навеки беспрепятственное владение[28]. (7) Он запретил обозначать его именем императорские владения, сказав, что они являются не частной собственностью царствующего, а общей и народной собственностью Римской державы[29]. Отменив все пошлины, придуманные раньше при тирании с целью получать обильные средства — на берегах рек, в портах городов и на проездных дорогах, — он установил прежние свободные порядки[30]. (8) Он намеревался еще больше облагодетельствовать подвластных, как это обнаруживали его планы; ведь он подверг гонению доносчиков в Риме и приказал карать тех, кто находился в разных местах, заботясь о том, чтобы никто не терпел от них вреда и не подвергался неосновательным обвинениям[31]. Сенат особенно, но и все остальные ожидали, что будут проводить жизнь в безопасности и счастье[32]. (9) Он был таким скромным и так любил равенство, что даже своего сына, бывшего уже в юношеском возрасте, не ввел в императорский дворец; тот оставался в отеческом доме[33] и посещал обыкновенные школы и гимнасии для частных лиц, воспитывался и делал все наравне с остальными, никогда не выставляя напоказ императорского тщеславия или пышности.
5. (1) В то время как в жизни водворялось такое добронравие и благораспорядок, одни только телохранители, досадуя по поводу настоящего положения, тоскуя по грабежам и насилиям, происходившим при прежней тирании, и по возможности проводить время в распутстве и попойках, замыслили устранить Пертинакса, так как он был для них несносным и ненавистным, и поискать кого-нибудь, кто вернет им прежний неограниченный и разнузданный произвол. (2) И вот внезапно, когда никто этого не ожидал, но все пребывали в спокойствии, они, направляясь бегом из лагеря под влиянием гнева и безрассудного порыва, среди белого дня ворвались во дворец с поднятыми копьями и обнаженными мечами[34]. (3) Перепуганная необычностью и неожиданностью происходившего дворцовая прислуга, находясь в небольшом числе и без оружия против многочисленных вооруженных, не выдержала; все, покинув порученный им пост, бежали или через вход во двор или через другие входы[35]. Немногие из преданных[36], сообщив Пертинаксу о нападении, советовали ему бежать и отдаться под защиту народа. (4) Он же, не послушавшись тех, кто давал ему полезный при данных обстоятельствах совет, считая это недостойным, неблагородным и не соответствую-{33}щим императорской власти и прежней его жизни и деяниям, не пожелал бежать или скрыться и, идя навстречу опасности, выступил, чтобы поговорить с ними, понадеявшись убедить их и на данный момент положить конец неразумному порыву[37]. (5) Выйдя из своего покоя, он, встретившись с ними, пытался расспросить их о причинах их порыва и пробовал убеждать их не поддаваться неистовству, сам при этом сохраняя сдержанный и почтенный вид и соблюдая императорское достоинство и отнюдь не являя собой вид оробевшего, струсившего или умоляющего человека.
(6) «Быть мне убитым вами, — сказал он, — в этом нет ничего значительного или тяжкого для старца, достигшего — со славою — глубокой старости — ведь всякой человеческой жизни неизбежно положен предел; вам же, слывущим стражами и охранителями государя, самим стать убийцами и запятнать свои правые руки кровью не только единоплеменной, но и императорской — смотрите, как бы это не оказалось в данный момент нечестивым, а впоследствии — опасным. Ведь я не сознаю за собой ничего, чем бы я вас огорчил. (7) Если вы испытываете неудовольствие по поводу смерти Коммода, то ведь нет ничего удивительного в том, что его, человека, постигла смерть. Если же вы думаете, что это случилось по злому умыслу, то в этом нет моей вины; вы знаете, что я вне всякого подозрения и в такой же степени, как и вы, не ведаю, что тогда произошло, так что если вы что-то подозреваете, предъявляйте обвинение другим. (8) Но все же, хотя он и скончался, у вас не будет недостатка ни в чем, что может быть дано пристойным образом и по заслугам, без насилия надо мной и без грабежа». Пытаясь говорить им такие речи, он был близок к тому, чтобы убедить некоторых из них, и немалое их число повернулось и начало уходить, испытывая уважение к старости почтенного государя, но более дерзкие[38], бросившись на старца, пока он еще говорил, убивают его[39]. (9) Совершив такое жестокое дело, они, устрашившись своей отваги, желая удалиться до прихода народа и зная, что народная масса будет негодовать по поводу совершившегося, возвратились бегом в лагерь и, заперев все ворота и входы, оставались в стенах, поставив на башнях стражу, чтобы защищаться, если народ атакует стену. Такой конец постиг Пертинакса[40], жизнь и стремления которого изложены выше.
6. (1) Когда в народе распространилась весть об убийстве государя, всех охватило смятение и горе; они бегали как безумные, и несказанное волнение охватило народ — они искали совершивших убийство и не могли ни найти их, ни ото-{34}мстить. (2) Особенно тяжело переживали совершившееся и смотрели на это как на общее несчастье члены сената, потерявшие кроткого отца и превосходного председателя. Снова был страх перед тиранией, так как по их ожиданиям именно этому радовались воины. (3) По прошествии одного или двух дней простолюдины начали расходиться, опасаясь каждый за себя, а высокопоставленные лица стали уезжать в расположенные как можно дальше от города имения, чтобы, находясь в Риме, не потерпеть чего-либо ужасного от власти, которая установится. (4) Воины же, узнав, что народ успокоился и никто не осмеливается мстить за кровь государя, продолжали, запершись, оставаться в стенах, но, выведя самых громкоголосых из своей среды, объявляли о продаже императорской власти, обещая вручить власть тому, кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно привести его в императорский дворец. (5) Когда это объявление стало известным, то более почтенные и рассудительные члены сената, а также сколько было патрициев и богатых людей, в небольшом числе уцелевших от тирании Коммода, не подошли к стене и не пожелали за деньги приобрести непристойную и позорную власть. (6) Некоему же Юлиану[41], уже бывшему консулом, слывшему обладателем огромных денежных средств, было сообщено об объявлении воинов, когда он под вечер пировал, пьянствуя и опохмеляясь, — его невоздержанная жизнь вызывала нарекания.(7) И вот жена, дочь и толпа сотрапезников[42]уговаривают его соскочить с ложа, поспешить к стене и узнать о том, что делается; по дороге они все время советуют ему схватить лежащую под ногами власть и, если бы кто-нибудь оспаривал ее, превзойти всех щедростью, так как он владеет несметными деньгами. (8) Подойдя к стене, он начал кричать, обещая дать все, сколько они желают, и говорил, что у него имеется очень много денег и сокровищницы, наполненные золотом и серебром. В то же самое время и Сульпициан, также из бывших консулов, ставший префектом Рима (он был отцом жены Пертинакса)[43] явился, стремясь купить власть. (9) Его, однако, воины не допустили к себе из страха перед его родственными отношениями с Пертинаксом — как бы не оказалось какого-либо обмана с целью покарать за его убийство. Спустив лестницу, они подняли на стену Юлиана: отворить ворота они не хотели ранее, чем узнают о количестве денег, которое будет им дано. (10) Поднявшись, он пообещал им восстановить память о Коммоде, почести и изображения, которые уничтожил сенат, а также дать им свободу делать все, которую они при нем имели, а каждому воину столько серебра, {35} сколько они не надеялись ни потребовать, ни получить[44], с деньгами не будет задержки — он сейчас же затребует их из дома. (11) Убежденные этим и окрыленные такими надеждами, воины провозглашают Юлиана императором и требуют, чтобы он вдобавок к своему собственному и унаследованному имени стал называться Коммодом [45]. Подняв военные значки и вновь прикрепив на них изображения последнего[46], они стали готовиться сопровождать Юлиана. (12) Юлиан, принеся в лагере установленные императорские жертвы, вышел в сопровождении воинов, охраняемый большим их числом, чем это принято; ведь купив власть путем насилия и вопреки воле народа, с позорной и непристойной дурной славой, он, естественно, боялся, что народ будет ему противиться. (13) Итак, воины во всеоружии и сомкнутым строем в виде фаланги, чтобы в случае надобности сразиться, имея в середине своего государя, потрясая над головой щитами и копьями из опасения, как бы на их шествие не бросали с домов камни, отвели его во дворец[47], причем никто из народа не осмеливался противостать, но и не славословил, как это принято при сопровождении государей; наоборот, стоя вдали, они проклинали его и злословили о нем, потому что он приобрел власть за деньги. (14) Тогда впервые начали портиться нравы воинов[48], и они начали ненасытно и постыдно стремиться к деньгам и пренебрегать подобающим уважением к правителям[49]. То обстоятельство, что никто не выступил против дерзко осуществленного столь жестокого убийства государя и не воспрепятствовал столь непристойному объявлению и продаже власти за деньги, было начальным толчком и причиной их непристойного и непокорного настроения и на будущее время, так как их корыстолюбие и презрение к правителям возросло и привело к пролитию крови.
5. (1) В то время как в жизни водворялось такое добронравие и благораспорядок, одни только телохранители, досадуя по поводу настоящего положения, тоскуя по грабежам и насилиям, происходившим при прежней тирании, и по возможности проводить время в распутстве и попойках, замыслили устранить Пертинакса, так как он был для них несносным и ненавистным, и поискать кого-нибудь, кто вернет им прежний неограниченный и разнузданный произвол. (2) И вот внезапно, когда никто этого не ожидал, но все пребывали в спокойствии, они, направляясь бегом из лагеря под влиянием гнева и безрассудного порыва, среди белого дня ворвались во дворец с поднятыми копьями и обнаженными мечами[34]. (3) Перепуганная необычностью и неожиданностью происходившего дворцовая прислуга, находясь в небольшом числе и без оружия против многочисленных вооруженных, не выдержала; все, покинув порученный им пост, бежали или через вход во двор или через другие входы[35]. Немногие из преданных[36], сообщив Пертинаксу о нападении, советовали ему бежать и отдаться под защиту народа. (4) Он же, не послушавшись тех, кто давал ему полезный при данных обстоятельствах совет, считая это недостойным, неблагородным и не соответствую-{33}щим императорской власти и прежней его жизни и деяниям, не пожелал бежать или скрыться и, идя навстречу опасности, выступил, чтобы поговорить с ними, понадеявшись убедить их и на данный момент положить конец неразумному порыву[37]. (5) Выйдя из своего покоя, он, встретившись с ними, пытался расспросить их о причинах их порыва и пробовал убеждать их не поддаваться неистовству, сам при этом сохраняя сдержанный и почтенный вид и соблюдая императорское достоинство и отнюдь не являя собой вид оробевшего, струсившего или умоляющего человека.
(6) «Быть мне убитым вами, — сказал он, — в этом нет ничего значительного или тяжкого для старца, достигшего — со славою — глубокой старости — ведь всякой человеческой жизни неизбежно положен предел; вам же, слывущим стражами и охранителями государя, самим стать убийцами и запятнать свои правые руки кровью не только единоплеменной, но и императорской — смотрите, как бы это не оказалось в данный момент нечестивым, а впоследствии — опасным. Ведь я не сознаю за собой ничего, чем бы я вас огорчил. (7) Если вы испытываете неудовольствие по поводу смерти Коммода, то ведь нет ничего удивительного в том, что его, человека, постигла смерть. Если же вы думаете, что это случилось по злому умыслу, то в этом нет моей вины; вы знаете, что я вне всякого подозрения и в такой же степени, как и вы, не ведаю, что тогда произошло, так что если вы что-то подозреваете, предъявляйте обвинение другим. (8) Но все же, хотя он и скончался, у вас не будет недостатка ни в чем, что может быть дано пристойным образом и по заслугам, без насилия надо мной и без грабежа». Пытаясь говорить им такие речи, он был близок к тому, чтобы убедить некоторых из них, и немалое их число повернулось и начало уходить, испытывая уважение к старости почтенного государя, но более дерзкие[38], бросившись на старца, пока он еще говорил, убивают его[39]. (9) Совершив такое жестокое дело, они, устрашившись своей отваги, желая удалиться до прихода народа и зная, что народная масса будет негодовать по поводу совершившегося, возвратились бегом в лагерь и, заперев все ворота и входы, оставались в стенах, поставив на башнях стражу, чтобы защищаться, если народ атакует стену. Такой конец постиг Пертинакса[40], жизнь и стремления которого изложены выше.
6. (1) Когда в народе распространилась весть об убийстве государя, всех охватило смятение и горе; они бегали как безумные, и несказанное волнение охватило народ — они искали совершивших убийство и не могли ни найти их, ни ото-{34}мстить. (2) Особенно тяжело переживали совершившееся и смотрели на это как на общее несчастье члены сената, потерявшие кроткого отца и превосходного председателя. Снова был страх перед тиранией, так как по их ожиданиям именно этому радовались воины. (3) По прошествии одного или двух дней простолюдины начали расходиться, опасаясь каждый за себя, а высокопоставленные лица стали уезжать в расположенные как можно дальше от города имения, чтобы, находясь в Риме, не потерпеть чего-либо ужасного от власти, которая установится. (4) Воины же, узнав, что народ успокоился и никто не осмеливается мстить за кровь государя, продолжали, запершись, оставаться в стенах, но, выведя самых громкоголосых из своей среды, объявляли о продаже императорской власти, обещая вручить власть тому, кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно привести его в императорский дворец. (5) Когда это объявление стало известным, то более почтенные и рассудительные члены сената, а также сколько было патрициев и богатых людей, в небольшом числе уцелевших от тирании Коммода, не подошли к стене и не пожелали за деньги приобрести непристойную и позорную власть. (6) Некоему же Юлиану[41], уже бывшему консулом, слывшему обладателем огромных денежных средств, было сообщено об объявлении воинов, когда он под вечер пировал, пьянствуя и опохмеляясь, — его невоздержанная жизнь вызывала нарекания.(7) И вот жена, дочь и толпа сотрапезников[42]уговаривают его соскочить с ложа, поспешить к стене и узнать о том, что делается; по дороге они все время советуют ему схватить лежащую под ногами власть и, если бы кто-нибудь оспаривал ее, превзойти всех щедростью, так как он владеет несметными деньгами. (8) Подойдя к стене, он начал кричать, обещая дать все, сколько они желают, и говорил, что у него имеется очень много денег и сокровищницы, наполненные золотом и серебром. В то же самое время и Сульпициан, также из бывших консулов, ставший префектом Рима (он был отцом жены Пертинакса)[43] явился, стремясь купить власть. (9) Его, однако, воины не допустили к себе из страха перед его родственными отношениями с Пертинаксом — как бы не оказалось какого-либо обмана с целью покарать за его убийство. Спустив лестницу, они подняли на стену Юлиана: отворить ворота они не хотели ранее, чем узнают о количестве денег, которое будет им дано. (10) Поднявшись, он пообещал им восстановить память о Коммоде, почести и изображения, которые уничтожил сенат, а также дать им свободу делать все, которую они при нем имели, а каждому воину столько серебра, {35} сколько они не надеялись ни потребовать, ни получить[44], с деньгами не будет задержки — он сейчас же затребует их из дома. (11) Убежденные этим и окрыленные такими надеждами, воины провозглашают Юлиана императором и требуют, чтобы он вдобавок к своему собственному и унаследованному имени стал называться Коммодом [45]. Подняв военные значки и вновь прикрепив на них изображения последнего[46], они стали готовиться сопровождать Юлиана. (12) Юлиан, принеся в лагере установленные императорские жертвы, вышел в сопровождении воинов, охраняемый большим их числом, чем это принято; ведь купив власть путем насилия и вопреки воле народа, с позорной и непристойной дурной славой, он, естественно, боялся, что народ будет ему противиться. (13) Итак, воины во всеоружии и сомкнутым строем в виде фаланги, чтобы в случае надобности сразиться, имея в середине своего государя, потрясая над головой щитами и копьями из опасения, как бы на их шествие не бросали с домов камни, отвели его во дворец[47], причем никто из народа не осмеливался противостать, но и не славословил, как это принято при сопровождении государей; наоборот, стоя вдали, они проклинали его и злословили о нем, потому что он приобрел власть за деньги. (14) Тогда впервые начали портиться нравы воинов[48], и они начали ненасытно и постыдно стремиться к деньгам и пренебрегать подобающим уважением к правителям[49]. То обстоятельство, что никто не выступил против дерзко осуществленного столь жестокого убийства государя и не воспрепятствовал столь непристойному объявлению и продаже власти за деньги, было начальным толчком и причиной их непристойного и непокорного настроения и на будущее время, так как их корыстолюбие и презрение к правителям возросло и привело к пролитию крови.