Гэскин Кэтрин. Сара Дейн

   Увлеченная этими мыслями, она не слышала ничего, пока вдруг не открылась дверь. Она быстро виновато обернулась и увидела Ричарда в дверях.
   — Я заметил свет, — сказал он, — и подумал…
   Она было приподнялась, но снова села. Прикосновение к столу Себастьяна давало ей ощущение надежности. Она приободрилась, вспомнив, что ее отец был начисто лишен угодливости. Она сказала с нотками вызова в голосе:
   — Мне не положено быть здесь, я знаю, но я вошла.
   Вместо ответа Ричард вступил в комнату и закрыл за собой дверь.
   — Тебе обязательно со мной так говорить, Сара? — спросил он тихо. — Разве все так изменилось, что мы больше не друзья?
   Она вскинула голову.
   — Изменилось гораздо больше, чем просто мундир у тебя на плечах, Ричард.
   Он сделал к ней несколько шагов, замер, затем подошел вплотную. Она настороженно ждала. Он наклонился и взял ее за подбородок.
   — Ты выросла за эти месяцы, малышка Сара… И изменилась.
   Его прикосновение всколыхнуло ее.
   — Ох, Ричард, — воскликнула она, — почему все должно меняться? Если б мы могли вернуться сюда… — Она указала на пустые парты, на закапанный чернилами пол.
   — Тебе очень плохо? — спросил он нежно. — Ты очень несчастна?
   У нее не нашлось слов для ответа.
   — Мне жаль, что тебе плохо в Брэмфильде.
   Он отпустил ее подбородок и погладил волосы, убирая их со лба, как это сделал бы Себастьян.
   — Мне нестерпимо знать, что ты несчастна.
   — Разве тебе это не безразлично? — спросила она, может быть, слишком резко.
   Его рука остановилась.
   — Конечно нет!
   Он выпрямился, опустив руку.
   — Это ведь будет недолго, Сара. Теперь осталось всего несколько месяцев. Леди Линтон вернется в любой момент, и ты будешь в Лондоне через каких-нибудь три месяца.
   Она не взглянула на него.
   — Думаю, в Лондоне можно быть такой же одинокой, как здесь. Ведь так, Ричард?
   — Одинокой? Сара! — Он возбужденно рассмеялся. — Какая же ты глупышка! У леди Линтон такой шикарный дом в Лондоне. Да там ни на минуту не соскучишься! Ты забудешь эти места, где нового лица месяцами не видишь. — Голос его стал таким тихим, что походил на невнятный шепот. — И, Сара… там же буду я!
   Она подняла голову так быстро, что пламя свечи взметнулось.
   — Ты будешь там? Как же?..
   Он улыбнулся.
   — Ну, не в самом Лондоне. Но достаточно близко, чтобы туда наезжать.
   Улыбка его стала шире — вдруг снова повеяло тем духом товарищества, который царил когда-то в этой комнате. Вместе с улыбкой появились искорки в глазах, в уголках губ затаилось предвкушение веселых забав. Сара смотрела на его красивое гладкое лицо, густые черные волосы, на жесткий высокий воротник, придававший голове несколько высокомерное выражение, которое уже стало казаться естественным за эти первые месяцы армейской службы. Она отметила все это про себя и подумала, не дается ли ему все слишком легко за счет приятной внешности и изящных манер. Ричард был сыном сельского священника, без денег или влияния, но ему уже удалось завоевать у военного начальства особое расположение, а сэр Джеффри Уотсон был влиятельным союзником для каждого молодого человека, имеющего честь быть с ним знакомым. Моментальная готовность улыбнуться или рассмеяться выдавали в нем фаворита. Сара сообразила, что Ричард, которому недоставало многих существенных качеств, очевидно, добьется успеха за счет своей привлекательной наружности и очарования.
   Она было протянула ему руку, но тут же убрала ее. Пламя свечи затрепетало, отбросив тени на его лицо. В этот краткий миг она вдруг увидела в нем угодливого лакея, который служит влиятельным и богатым.
   — Что ты так пристально разглядываешь меня, Сара? — спросил он. — Разве ты не рада, что мы будем видеться в Лондоне?
   — В Лондоне?.. О да, Ричард!
   — В таком случае, почему такая печаль на лице? — Он рассмеялся, снова придя в хорошее настроение. — Только подумай, Сара! Я побываю в театрах, посмотрю все, о чем мечтал, сидя в этой комнате и решая бесконечные примеры. — Он вдруг потребовал от нее: — Скажи мне, что бы ты хотела увидеть в Лондоне больше всего? Скажи!
   Она улыбнулась его нетерпению:
   — Лондон для меня не так нов, как тебе кажется. Разве ты не помнишь, что я там родилась?
   Он взглянул на нее и протянул:
   — Да… да, я все забываю об этом.
   Он заложил руки за спину и отступил от нее на полшага.
   — Я все забываю, что у тебя была совсем другая жизнь до того, как ты приехала сюда. Это эгоистично, я знаю, держать тебя взаперти там, где ты жила не всегда. — Он потряс головой. — Ты ведь не такая, как я. Я здесь родился и никогда не покидал этих мест до нынешнего года. Ты видела гораздо больше, Сара, но для меня ты только здесь и нигде больше. Когда я вспоминал, как свет отражается от воды на плотине, я не мог не думать о твоих волосах. Я все время думал о тебе. Наверное, я скучал по дому… моя тоска по дому была постоянно связана с тобой.
   Вдруг тон его переменился:
   — Это глупо?
   Она отрицательно покачала головой.
   — Я много думал о наших вечерах на побережье с твоим отцом. Ты помнишь их, Сара? — И сам же ответил: — Конечно, ты их помнишь. Мы с тобой не забудем их. Наверное, это лучшее, что нам когда-либо удастся вспомнить. — Затем он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. — Это за ту красоту, которую ты оставила в моей памяти.
   Когда он попытался выпрямиться, она удержала его за руку.
   — Ты уверен, что хочешь это помнить, Ричард?
   — Всю жизнь, — тихо сказал он и снова поцеловал ее.
   Она поднялась и подставила ему свои губы. Ее впервые так целовали, и она поразилась своей готовности отвечать на поцелуй. Она почувствовала, как крепко он обнял ее, ее собственные пальцы сплелись у него на шее. Они приникли друг к другу, и внезапно воспоминания о годах дружбы осветились огнем страсти. Сара знала, что этим поцелуем она кончает с детством, что навсегда меняет свои отношения с Ричардом. Тем не менее она продолжала целовать его, прекрасно понимая, что именно этого она от него хотела, что для этого она страстно ждала его возвращения. Ее разум ясно дал ей понять, что это неистовое чувство и было любовью к Ричарду, желанием иметь его возле — тем чувством, в котором до этого момента она не признавалась самой себе. А сейчас каждая частичка ее тела наслаждалась его поцелуями.
   Наконец их объятия несколько ослабли. Ричард оторвал свои губы от ее губ и прижался к ее глазам, ко лбу. Потом он уткнулся лицом в ее волосы.
   — Моя дорогая! — произнес он. — Моя любимая Сара!
   Она чувствовала его дыхание на своем лице: он тяжело наваливался на нее, прижимался к ней. Было похоже, что им владеет не любовь или желание обладать, а что он ищет в ней помощи и поддержки.
   — Сара! — повторил он, слова его прозвучали мольбой.
   Услышав это, она вдруг уловила порыв ветра, холодного ветра, который веял вокруг нее, подобно шепоту благоразумия. Ее внезапно коснулась действительность, охладив пыл страсти.
   Она вырвалась из его объятий, отступив назад и прижав руки к ушам, чтобы заглушить этот пугающий шепот.
   — Нет, Ричард, — хрипло сказала она. — Ты меня бросишь и женишься на Элисон!
   Лицо его побелело. На нем появилось выражение страха, как у ребенка, вдруг потерявшего опору.
   — Жениться на Элисон? — повторил он. — Жениться на Элисон! — Он растерянно провел рукой по волосам. — Боже, ты с ума сошла, Сара! С чего ты взяла, что я могу жениться на Элисон?
   — Говорят… — прошептала она. — Я думала, это решено.
   Он резко схватил ее за руку.
   — Кто говорит? О чем ты?
   — Кухарка сказала и Нелл. Они сказали, что это почти решено.
   Он строго взглянул на нее.
   — Насколько же ты изменилась, что слушаешь кухаркины сплетни! И ты поверила этому, даже не спросив меня?
   — Что же мне оставалось? — сказала она жалобно. — Как я могла спросить тебя? Я тебя почти не видела. Только сейчас. Ты же не даешь с собой поговорить.
   Он вспыхнул и отвернулся.
   — Я знаю. И мне чертовски жаль. Но мне кажется, я и не хотел разговаривать с тобой.
   И он снова притянул ее к себе. Жест был нежным и уверенным, а когда он снова начал гладить ее волосы, это еще больше напомнило ей Себастьяна. Нежность этого его бессознательного жеста вызвала слезы на глазах. Ей захотелось положить голову ему на плечо и выплакать всю горечь последних месяцев.
   — Милая Сара, — молвил он, — я ни о ком, кроме тебя, не думаю. Да и как можно? Забудь об Элисон! Это все несносная чепуха, кухонные сплетни! Клянусь, я ей не делал предложения. — Он повернул к себе ее лицо. — Я не женюсь ни на ком, кроме тебя.
   Она замерла, сжалась в его объятиях.
   — Ты не можешь жениться на мне — на служанке!
   В ответ он тряхнул ее за плечи.
   — Служанка! Для меня ты дочь человека, который был моим лучшим другом. Разве это ничего не значит для тебя? Разве ты не хочешь выйти за меня замуж?
   — Замуж за тебя? Конечно хочу. Но хотеть тебя и иметь тебя — совершенно разные вещи. — Она крепко ухватилась за рукава его мундира.
   — Я хочу, чтобы ты была моей, Сара. Когда я получу повышение, я смогу на тебе жениться. Если будет война с Францией, меня быстро повысят. Ты обещаешь ждать меня?
   — Ждать?.. — Ее насупленные брови разошлись, она улыбнулась ему. — Да, я подожду. — Потом она поспешно добавила: — Мы с этим как-нибудь справимся, Ричард.
   Она спрятала лицо у него на груди, охваченная чувством радостного ликования. Перед ними было будущее, неясное и тревожное. И им предстояло справиться с ним — и они должны сделать это вместе.
   Он снова гладил ее по волосам и шептал:
   — Ты ведь что-нибудь придумаешь, правда, Сара? Ты всегда была в таких вещах умнее меня.
   Она слушала его, потрясенная. Своим тоном он как бы просил ее быть сильной за двоих, найти выход. И она поняла, что ей предстоит борьба за Ричарда, иначе его отнимут у нее. Его могут отобрать, ибо он слишком слаб, чтобы преодолеть препятствия к их браку. Но она это приняла как есть: в конце концов, она действительно сильнее Ричарда, крепче его. В каком-то смысле он был вторым Себастьяном — он нуждался в ее любви и силе.
   — Да, я найду выход для нас обоих, Ричард, — сказала она твердо. — Мы справимся с этим.
   Он наклонился и снова поцеловал ее, и губы его искали ее губ с мальчишеским нетерпением. Для них обоих все это было внове, как острый, кислый вкус незрелого яблока. Ни тот, ни другой ничего подобного раньше не испытывали. Когда наконец они оторвались друг от друга, лица их горели и тела были объяты дрожью.
   Потом, в течение нескольких мгновений, они не смели взглянуть в глаза друг другу, ощущая какой-то стыд за то, что позволили страсти вырваться, пусть на мгновение, за те рамки, в которых они умели ее держать. Сара, немного злясь на то, что это сладостное чувство должно вызывать раскаяние, подняла глаза и встретилась со взглядом Ричарда. В нем она не увидела ни извинения, ни раскаяния. Губы его раскрылись и, видя, что она готова улыбнуться, он рассмеялся.
   Поддавшись очарованию момента и внезапному порыву чувств, он снял кольцо, которое носил на левой руке, то, что подарил ему Себастьян в конце лета, поймал ее руку и вложил кольцо ей в ладонь.
   — Сохрани его, Сара, — сказал он. — Сохрани до нашей встречи в Лондоне: я потребую его назад при нашей новой встрече.
   Она повертела его на ладони.
   — Твое кольцо, Ричард…
   Он смотрел на нее с нежностью собственника.
   — Обещай хранить его, пока я не приду за ним.
   Она медленно кивнула.
   Он улыбнулся и поцеловал ее: одно легкое прикосновение — и все. И сам Ричард исчез почти так же быстро.
   От порыва воздуха пламя свечи снова затрепетало, и снова тени запорхали по стенам и полу, по партам. Сара стояла неподвижно, зажав кольцо в руке, прижав другую руку к губам, хранящим поцелуй Ричарда. Потом задула свечу, запах которой сразу смешался с запахом мела и старых книг. Она в темноте пошла к двери, потом, нащупав перила, поднялась на чердак.
   Больше они не разговаривали наедине до его отъезда из Брэмфильда. У них случались мимолетные встречи на лестнице или в коридорах, но единственным знаком обещания были тайные улыбки, которыми они обменивались. На кухне обсуждали то, как много времени он проводит вне дома. В какое бы время он ни возвращался, или кухарка, или Нелл всегда якобы слышали стук колес кареты сэра Джеффри, которая доставляла его к воротам. Но, владея кольцом, которое она осмотрительно спрятала в свой матрац на чердаке, Сара была уверена в Ричарде. Ее почти не беспокоили его визиты в дом Элисон. Прекрасно сознавая, как нудно тянется время в доме викария для такого человека, как он, который жаждет комфорта и свободного уклада жизни в доме баронета на краю низины, она его не осуждала. День за днем, глядя как уменьшается и пропадает из вида фигура Ричарда на извилистой дороге вдоль плотины, она прощала ему все, чего в нем боялась и что любила: его склонность к праздности и слабоволие. Он уносил их с собой в дом сэра Джеффри, и она не раз задавалась вопросом, совершенно ли ослеплена нежная Элисон его чарами.
   Наконец пришла весна, с более мягким ветром с моря, с россыпью бледной нежной зелени по траве, тростникам и водяным растениям. Новые краски заиграли в зеленых изгородях и в ивовых ветвях. Сара каждый день ждала, что ее позовут в Лондон, и во время визитов сэра Джеффри торчала в прихожей до самого его отъезда. Она уже начала бояться, что он никогда не заговорит, что весь ее план провалился, как вдруг однажды он остановил ее, когда она собиралась открыть ему дверь. Он неторопливо вышел с мистером Барвеллом из гостиной, где они просидели взаперти почти все послеобеденное время.
   — Ну, барышня! — сказал он, вынимая из стойки свою элегантную трость с серебряным набалдашником, — скоро вы отправляетесь в Лондон.
   Глаза ее распахнулись от нетерпения.
   — Так есть новости, сэр Джеффри?
   — Да, леди Линтон высадилась в Портсмуте шесть дней назад. Она три недели пробудет в своем Девонском поместье, а затем планирует открыть лондонский дом. Она даст мне знать, когда вы ей понадобитесь.
   Сара присела в реверансе.
   — Благодарю вас, сэр Джеффри.
   Он было двинулся вперед, но помедлил, обратив на нее свой проницательный, но доброжелательный взор.
   — Вы будете рады уехать в Лондон?
   Сара метнула взгляд на напряженно застывшую фигуру викария.
   — Спасибо, сэр Джеффри, но мне не было здесь плохо. Господин викарий и миссис Барвелл были очень добры.
   — Знаю, знаю, — ответил он. — Но в доме леди Линтон жизнь будет повеселее, не сомневаюсь. — Он хохотнул, причем все его тучное тело затряслось. — Слышал я, викарий, что главное для молодых девиц — веселье. Ну этого-то предостаточно повсюду, где бывает леди Линтон.
   Он помолчал, пристально разглядывая Сару.
   — Эта одежда не подойдет. Леди Линтон сама любит одеваться и любит, чтобы окружающие заботились о своей внешности. Вот… — он порылся в кошельке и достал три гинеи. — Возьмите это и купите себе что-нибудь из одежды. Миссис Барвелл скажет, что вам понадобится.
   Она покраснела и пробормотала слова благодарности, которые он жестом отклонил. Глаза мистера Барвелла, она это знала, были устремлены на деньги; она также знала, что ей придется вручить их ему, как только сэр Джеффри уйдет.
   — Дочь моя с нетерпением ждет возможности присоединиться к леди Линтон в Лондоне в ближайшее время, — продолжал сэр Джеффри. — Разные там покупки, знаете. Для моей юной девицы, видите ли, подходят только лондонские магазины. Так что вы там увидитесь.
   Сара, как положено, ответила:
   — Это будет большим удовольствием, сэр, увидеть знакомое лицо среди стольких незнакомых.
   Он снова усмехнулся.
   — Да там хватает знакомых лиц: не сомневаюсь, что юный Ричард будет частым гостем в доме леди Линтон.
   Сара безуспешно попыталась справиться с краской, которая бросилась ей в лицо при упоминании о Ричарде. Но это осталось незамеченным, так как священник предостерегающе положил руку на рукав сэра Джеффри. Они смотрели друг на друга.
   — Но ведь, сэр Джеффри… эта… информация несколько опережает события. Еще ведь не все решено.
   — Какая ерунда, ректор! Чепуха! Можно считать, что уже все улажено! Во всяком случае, будет улажено в следующий приезд Ричарда. Я сам с ним поговорю. Да нет никаких сомнений. И Ричард не против, и Элисон — за.
   — Все это так, сэр Джеффри, и ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем союз между Ричардом и вашей очаровательной дочерью… Но, знаете… сплетни…
   Ошеломленная, Сара слушала их слова, и ей казалось, что мир кружится перед глазами, пока она пытается вникнуть в смысл услышанного. Ричард же говорил ей совершенно иное, это не может быть правдой! Но в то же время лицо викария никогда не было серьезней, а сэр Джеффри не просто намекал на это. Она вся напряглась в ожидании того, что еще он скажет.
   Баронет снова обернулся к ней.
   — Я уверен, что эта барышня не сплетница. Она наверняка умеет держать язык за зубами. Да все равно, все скоро станет известно. Я хочу, чтобы они поженились летом. Однако, увидим… увидим.
   Не обратив далее внимания на глубокий реверанс Сары, он повернулся и стал спускаться по ступеням вниз, где конюх держал его лошадь.
   Сара стояла и слушала их разговор.
   — Похоже, что будет дождь, ректор, — сказал сэр Джеффри, — а мне предстоят еще два визита. Этот мой кучер — сущий недотепа: уже три дня лежит с лихорадкой, и меня некому возить. А я уже староват для седла.
   Речь его, когда он с помощью ректора и конюха стал пытаться взобраться на лошадь, превратилась в отдельные рыкающие звуки. Сара увидела, что они полностью поглощены своим занятием, и понеслась в направлении задней лестницы и временного убежища на чердаке.
   Там она сразу же бросилась на постель, отдавшись целиком своему горю и отчаянию. Она сама поразилась приступу рыданий, которые сотрясали ее тело, отняв все силы и способность сдерживаться. Кроме разочарования, она была охвачена гневом.
   — Ричард, — шептала она, — ох, Ричард, что же ты наделал?
   Так она лежала, пока весенний день не растаял незаметно и свет над низиной не погас. Ричард потерян для нее — она это знала, он навсегда оказался вне ее досягаемости, и она ничего не может с этим поделать. Вряд ли он полностью сознавал, какие планы строятся в отношении его, но она точно знала, что он не сможет противостоять давлению сэра Джеффри или своих родителей. Они знают, как сыграть на его слабостях, понимая, что ему не устоять перед силой, которую дают влияние и богатство. Он беден и безвестен, а ему будут предложены фамильные связи и знатное происхождение его жены. Не в его силах отказаться от таких мощных соблазнов. А сама Элисон, с ее обаянием и красотой, с ее благородными манерами станет женой, о которой можно только мечтать. Это неизбежно, уверяла она себя: борьба Ричарда со своей совестью будет честной, но краткой. Он напомнит себе о долгом ожидании, о борьбе с семейными предрассудками, которые предстоят, прежде чем он сможет жениться на Саре, и он скажет, что так долго их любовь не сможет выдержать. Он примет то, что так легко само придет ему в руки, и не захочет сражаться за то, что в конце концов может оказаться никчемным выигрышем. Она давно знала за ним эти слабости и прощала их. Теперь она называла себя дурой, вспоминая эти оправдания. Образы, которые корчились и извивались перед ее мысленным взором, постепенно отодвинулись. Она с резкой четкостью увидела будущее: увидела визиты Ричарда в лондонский дом — не ради нее, а для Элисон; увидела свадебные приготовления, в которых ей придется принимать участие в качестве прислуги, всю суету модной свадьбы, которой ей не избежать. Ее воображение рисовало слишком живые картины. Она в страхе пыталась отринуть их, предчувствуя уже сейчас ту муку, которую будет испытывать, играя вспомогательную роль.
   Когда она, так страдая, вертелась на своей постели, с лестницы послышался голос Нелл:
   — Сара? Сара, где ты там? Тебя уже целый час ищет хозяйка!
   Сара быстро села и отозвалась:
   — Иду!
   Грубый голос Нелл вдруг заронил искру, всколыхнул в ней чувство обиды. Несгибаемый гордый дух Себастьяна вызвал вспышку негодования против этого унижения и против всех прочих, которые ей предстоит испытать до окончания лета и в ожидании женитьбы Ричарда. И в этот момент впервые ее осенила мысль о побеге. На миг она похолодела, потом простота плана придала ей отваги. Да почему же нет? — спросила она себя. Таким образом она освободится от этого зависимого положения; это избавит ее от необходимости видеть, как ее возлюбленный отдается другой, поддавшись всем соблазнам, которые предлагает ему сэр Джеффри. Саре не хватило благоразумия, чтобы сдержать этот порыв, и мысль о побеге, едва возникнув, сразу стала необоримой.
   Охваченная лихорадкой возмущения и уязвленной гордости, она соскочила с постели и стала рыться в матраце, пока пальцы ее не нащупали кольцо Себастьяна. Она не брала его в руки с того памятного рождественского вечера, когда Ричард подарил ей его. При виде кольца ее гнев вспыхнул с новой силой, обжег лицо и вызвал жгучие слезы. Ей стоило усилия оторвать от него взор и спрятать его, завернув в носовой платок вместе с золотыми монетами, принадлежавшими сэру Джеффри.
   Прежде чем покинуть чердак, она переобулась в свои тяжелые башмаки и набросила на плечи плащ. На лестнице ей никто не встретился; она была потрясена тем, как легко можно было незаметно сбежать из ректорского дома, с какой легкостью можно осуществить такой важный план. Быстрой тенью она пронеслась мимо кухонной двери. Тяжелый запах готовящейся еды долетел до нее, преследуя, пока она бежала по коридору, и исчез, только когда свежий воздух нежно коснулся ее лица. Она закрыла за собой дверь и заспешила к низкой стене, отделявшей ректорский дом от кладбища. Дневной свет внезапно угас, но дневные запахи еще носились в воздухе, легкие и неуловимые. Сара ощутила их, и еще страх, который ей никак не удалось преодолеть, когда она поспешно шла мимо призрачных надгробий и темной приземистой церкви, направляясь к дороге вдоль плотины, пустынной в этот весенний вечер.
   Ее главной заботой было держаться подальше от Рая, где ее легко могли узнать. Она повернула в сторону Аппельдора. Но мысль попасть в Аппельдор не согрела ее — это было незнакомое место, потому что в своих прогулках с Себастьяном и Ричардом она никогда до него не доходила. Позади нее сгущающуюся тьму прорезали огоньки ректорского дома, но светили они тускло, и, раз оглянувшись на них, она больше не стала смотреть. В ней не было сожаления: острая горечь смягчалась облегчением от того, что ее не догнали, и сознанием того, что к утру она будет уже далеко. Она мрачно шагала вперед, сначала не ощущая резкого ветра, а потом вдруг почувствовав его. Ни разу ее не испугала пустынность дороги так, как испугал путь через кладбище: открытая дорога казалась ее единственным владением, и она по праву чувствовала себя частью низины. Ведь именно это место они с Себастьяном и Ричардом считали своим.
   По своим подсчетам, она прошла приблизительно три мили, прежде чем первые капли дождя оросили ее лицо. Это было так неожиданно, что она задохнулась и принуждена была отвернуться. Дождь несколько охладил ее решимость. Она начала трезво осознавать, что огни Брэмфильда остались далеко позади, а перед ней лежит незнакомая местность. В это же самое время слухи о низине, которые передавались лишь шепотом, зашевелились в ее памяти: таинственные рассказы о нелегальном вывозе шерсти во Францию, о тавернах и даже церквях, которые получают свою долю контрабандных кружев, шелков и бренди. Ходили слухи об убийствах, совершаемых с целью сохранения добытых контрабандой состояний, и эти мысли смущали ее ум. По мере того как усиливался дождь, она начала осознавать свою полную беззащитность и тот факт, что ей предстоит провести ночь в низине безо всякого укрытия. Слишком поздно жалеть, что она не стала ждать утра в Брэмфильде. Но несмотря на охвативший ее страх, сердце ее восстало против самой мысли остаться в Брэмфильде. Она побежала, пытаясь не поддаваться настойчивому желанию оглянуться, пытаясь не вспоминать о том, что она ничего не ела целый день.
   Она прошла еще две мили. Шаг ее замедлился, потому что она устала идти навстречу сильному ветру и потому что с каждым шагом она оказывалась все ближе к таверне «Ангел», которая значилась на дорожном указателе у перекрестка. Дурная репутация «Ангела» складывалась из собрания слухов и сплетен, и Саре было страшно даже приближаться к ней, она стремилась как можно быстрее пройти мимо и оставить ее за собой. Таверна также была вехой, за которой она надеялась найти какой-нибудь сарай или амбар, чтобы переждать до утра.
   Ветер на мгновение утих, и в этой тишине до нее донесся звук копыт и колес на дороге позади нее. Она замерла от ужаса. Они были уже совсем близко, а она не слышала их из-за ветра. На миг у нее мелькнула жуткая мысль, что ректор, обнаружив ее отсутствие, попросил кого-то из соседей броситься за ней в погоню. Она отбросила эту мысль ради другой, еще более страшной. Лошадь с повозкой в низине ночью? Ее обуял ужас: никто никогда не задавался вопросом, что делает повозка ночью в низине, а если кто ее и замечал, то предпочитал забыть об этом к утру. Именно эта мысль заставила ее метаться в поисках укрытия. На дороге не было деревьев — она была совершенно голой; только ночь могла служить укрытием. Плотина огораживала дорогу с одной стороны, и было уже бесполезно пытаться перебежать на другую сторону. Покачивающаяся дуга света от фонаря на повозке приближалась; Сара метнулась к краю плотины, бросилась на землю, прижавшись к наклонному берегу. Она вонзила пальцы ногтями прямо в молоденькую весеннюю травку и молилась, чтобы холодный дождь притупил наблюдательность невидимого возницы. Она прижалась лицом к земле, и ей казалось, что та пульсирует под ней в такт мерному стуку копыт. Были жуткими мгновения, когда лошадь поравнялась с ней, и она почувствовала, что ее распростертое тело видно в дрожащем свете. Она ожидала услышать крик возницы, но его не последовало. Теперь повозка оказалась вровень — и проехала мимо. Все снова погрузилось во тьму. Она лежала тихо, облегчение холодком разливалось по телу; из уст ее вырвался вздох благодарности, когда расстояние между ней и повозкой увеличилось.