Гэвриел Гай. Древо Жизни

   Старый Метран даже отступил на шаг от этой разгневанной фурии. На лице его сменяли друг друга страх и смятение. Но тут Лорин, воздев руку, указал своим длинным и твердым перстом на стоявшую перед ним Жрицу.
   — Нигде, никто и никогда, — заявил он громко, и в его голосе тоже слышен был мощный отзвук сдерживаемого гнева, — не говорил и не писал ничего подобного! И ты, Джаэль, клянусь всеми Богами, прекрасно это знаешь. Ты слишком много на себя берешь. Учти, мы этого не допустим. И равновесие Вселенной отнюдь не в твоих руках, а вот твои надоевшие всем ночные бдения под луной вполне способны это равновесие расшатать!
   Глаза жрицы ярко блеснули, и Ким внезапно вспомнила вчерашнее упоминание Дьярмуда о неких тайных собраниях.
   И вдруг напряженную паузу нарушил ленивый голос наследника престола, который по-прежнему стоял возле отца:
   — Джаэль, душа моя, послушай: все, что ты говоришь, наверное, важно, но сейчас, конечно же, не время для подобных споров. Ты ведь уже весь честной народ насмешила своими пререканиями с Лорином, моя прелестница. И кстати, в дверях стоит еще одна достойная гостья, с которой нам следует поздороваться. — И Дьярмуд, легко спрыгнув с возвышения, быстро прошел через весь зал, и Ким, обернувшись, увидела, что в дверях зала действительно стоит еще одна гостья — убеленная сединами и опирающаяся на шишковатый посох.
   — Добро пожаловать, Исанна! — молвил принц с искренним почтением. — Давненько ты не дарила наш двор своим вниманием. — И Ким, услышав это имя и увидев хрупкую фигурку в дверях, почувствовала странный укол в сердце, точно кто-то невидимый ткнул в ее душу пальцем.
   В толпе придворных заплескались негромкие разговоры, а те, кто стоял ближе к трону, в страхе отступили назад, за колонны. Впрочем, весь этот шум казался теперь Ким не громче самого тихого шепота — все ее чувства и помыслы были сосредоточены на этой морщинистой старушке с мудрым лицом, что шла, осторожно ступая, под руку с молодым принцем к трону короля.
   — Исанна, тебе не следовало приходить сюда. — Как ни странно, но Айлиль даже соизволил подняться со своего трона, и стало ясно, что годы не смогли до конца согнуть его спину и он все равно остается самым высоким мужчиной в этом зале.
   — Ты прав, наверное, — покорно согласилась старуха, подойдя к нему совсем близко. Ее голос звучал столь же тихо и ласково, сколь громок и резок был голос Джаэль. Рыжеволосая жрица смотрела на Исанну с горьким презрением.
   — Тогда почему же ты все-таки пришла? — тихо спросил ее Айлиль.
   — Пятьдесят лет на троне — долгий срок. И как-никак заслуживает уважения, — отвечала Исанна. — Разве кто-нибудь еще здесь, за исключением Метрана и, возможно, Лорина, помнит тот день, когда ты был коронован? Я пришла пожелать, чтобы и в будущем твой узор удавался на славу, Айлиль. И еще меня интересовали две вещи.
   — Какие же? — Это спросил уже Лорин.
   — Во-первых, я хотела посмотреть на путешественников, — ответила ему Исанна и повернулась к Полу Шаферу.
   А тот почему-то повел себя на редкость грубо. Поспешно заслонившись от Исанны рукой, он вскричал:
   — Нет! Никаких «проверок»!
   Исанна удивленно подняла брови и, быстро глянув на Лорина, снова повернулась к Полу.
   — Все ясно, — молвила она. — Но не бойся: я никогда не пользуюсь «проверками» — мне они не нужны. — При этих ее словах по залу снова пронесся ропот.
   Пол медленно опустил руку. И спокойно, высоко подняв голову, посмотрел старой женщине прямо в глаза. И, что было самое удивительное, первой отвела глаза Исанна!
   А потом, потом… потом она повернулась, не взглянув ни на Дженнифер, ни на Кевина, не обратив ни малейшего внимания на застывшую Джаэль, и стала смотреть на Кимберли. И перед резным троном Бреннина, под дивными витражами Делевана одни серые глаза заглянули наконец в другие, такие же серые.
   — Ах! — воскликнула Исанна, судорожно вздыхая. И через секунду прошептала чуть слышно: — Я так давно ждала тебя, дитя мое!
   И лишь сама Ким успела заметить, как на мгновение лицо Исанны исказилось, словно от страха, когда она произносила эти тихие, похожие на благословение слова.
   — Что это значит? — с трудом выговорила Ким. — Что вы хотите этим сказать?
   Исанна улыбнулась.
   — Я же ясновидящая Бреннина. Живу в мире снов и видений. — И Ким вдруг поняла, ЧТО это означает, и на глаза ей навернулись светлые слезы.
   — Ты приходи ко мне, — прошептала Исанна. — Лорин покажет тебе дорогу. — И ясновидящая опять повернулась к королю Бреннина, который так и остался стоять, возвышаясь надо всеми в зале, и склонилась перед ним в глубоком реверансе. — Будь же добр и справедлив, Айлиль, — молвила она. — А теперь я назову вторую причину, по которой пришла сюда: я пришла попрощаться. Я больше не вернусь, и мы никогда уже не встретимся с тобой, Айлиль, по эту сторону Ночи. — Она помолчала. — Запомни: я тебя любила.
   — Исанна!.. — вскричал король.
   Но она уже повернулась, чтобы уйти. И двинулась, опираясь на свой посох и на сей раз в полном одиночестве, через весь этот великолепный, застывший от изумления зал к дверям, ведущим наружу, навстречу солнечному свету.
 
   В ту же ночь, далеко за полночь, Пола Шафера пригласили к Верховному правителю Бреннина — играть в та'баэль.
   Сопровождал его какой-то незнакомый стражник, и следуя за ним по полутемным коридорам, Пол испытывал горячую благодарность Коллу, который незаметно шел за ними по пятам.
   Шли они довольно долго, но в бесконечных коридорах людей попадалось мало. Редко кто еще бодрствовал в столь поздний час. Какая-то женщина, расчесывая волосы, выглянула в открытую дверь и призывно улыбнулась Полу; потом мимо, бряцая мечами, проследовал небольшой отряд стражников. Из-за дверей доносились порой чьи-то негромкие разговоры, а один раз Пол услышал, как тихо и нежно вскрикнула и что-то пролепетала женщина — этот как бы оборвавшийся на вздохе возглас отозвался в его душе мучительными воспоминаниями.
   Наконец они — по-прежнему в сопровождении невидимого Колла — остановились у массивных дверей, ведущих в королевские покои. Пол Шафер и глазом не моргнул, когда на их стук эти двери отворились и его провели в просторную, богато украшенную комнату, в центре которой стояли два глубоких кресла и столик с расставленными на нем фигурами, очень похожими на шахматные.
   — О, добро пожаловать! — Горлас, королевский канцлер, вышел навстречу Полу с протянутой для рукопожатия рукой. — Это такая любезность!
   — Да, я очень благодарен, — послышался тихий голос короля, который тоже вышел Полу навстречу, — что ты столь снисходительно отнесся к моей старческой слабости и постоянной бессоннице. Сегодняшний праздник отнял у меня слишком много сил. Спокойной ночи, Горлас.
   — Но, господин мой, — быстро возразил Горлас, — я бы с удовольствием остался и…
   — В этом нет никакой необходимости. Ступай спать. Тарн отлично со всем справится. — И король кивнул в сторону юного пажа, который, собственно, и впустил Пола в королевские покои. Горлас явно хотел было снова возразить, но сдержался.
   — В таком случае спокойной ночи, господин мой, — сказал он. — Еще раз от всей души желаю тебе счастья и поздравляю с этим, из дивных нитей сотканным, праздником! — Горлас подошел к королю, преклонил колено и поцеловал милостиво протянутую Айлилем руку. Затем он ушел, и Пол остался с королем наедине, если не считать юного пажа.
   — Подай-ка нам вина, Тарн, а дальше мы и сами справимся. Иди спать, мальчик. Я тебя разбужу, когда захочу лечь, — сказал Айлиль, медленно опускаясь в кресло.
   Пол молча сел во второе кресло, стоявшее у столика. Тарн быстро принес поднос с кувшином вина и двумя бокалами, поставил его на столик рядом с игральной доской и незаметно удалился, исчезнув за дверью в дальней стене комнаты, видимо, ведущей в королевскую спальню. Окна были распахнуты настежь, тяжелые шторы раздвинуты, чтобы поймать хотя бы слабое дыхание ночного ветерка. За окном на дереве пела какая-то птица — пела очень похоже на соловья.
   Прелестные резные фигурки поблескивали в свете горящих свечей, зато лицо самого Айлиля оказалось в глубокой тени, когда он, вытянув длинные ноги, откинулся в кресле и сказал негромко:
   — Лорин говорил, что у вас есть примерно такая же игра, хотя фигуры и называются иначе. Я всегда играю черными. Итак, твои белые — начинай.
   В шахматах Пол Шафер особенно любил стремительные с первого же хода атаки, причем именно белыми. Его игре всегда были свойственны сменявшие друг друга гамбиты, и, жертвуя фигуры, он стремился как можно быстрее загнать короля противника в угол и создать патовую ситуацию. Ну а то, что сегодня противником его был САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ король, для Пола никакого значения не имело, ибо его, Шафера, собственный кодекс чести, как и правила игры, в любых обстоятельствах оставались незыблемыми. Он был столь же решительно настроен на победу в игре с Айлилем, как и в игре с любым другим противником. А в эту ночь он чувствовал на сердце такую тоску и казался себе таким уязвимым и беззащитным, что включился в игру с особым жаром, надеясь в холодном черно-белом мире шахмат найти убежище от душевных мук. Так что белые в стремительных и безжалостных атаках завоевывали одну позицию за другой, наталкиваясь, впрочем, на искусно организованную и весьма упругую оборону черных. И даже если ныне Айлиль и уступал себе прежнему в физической мощи и интеллектуальном величии, он все равно оставался человеком поистине неистощимого интеллекта — это Пол понимал отлично, поскольку сделал уже по крайней мере десяток ходов. Король медленно и терпеливо выстраивал оборону, осторожно выдвигая «передовые войска», и как-то так получилось, что вольная и стремительная атака белых сама собой начала выдыхаться, а потом и откатываться назад. После почти двухчасовой игры Пол положил своего короля на доску и сдался.
   Оба игрока откинулись в креслах и впервые с начала игры посмотрели друг на друга. И одновременно улыбнулись, хотя ни тот ни другой не знали — у них просто не было возможности узнать это, — как редко на лице каждого из них можно увидеть улыбку. И все же на этот раз, улыбаясь королю, Пол поднял в его честь свой серебряный кубок и сразу почувствовал странную близость к этому человеку, свое сродство с ним, несмотря на разницу в возрасте, несмотря на трудные испытания, выпавшие на долю обоих, несмотря на жизнь, прожитую в разных мирах.
   Разумеется, такой исход игры в та'баэль никем не был предусмотрен, и все же игра эта многое изменила в их отношениях, и эта ночь непременно должна была вскоре принести свои плоды — изменить кое-что и в отношениях между существующими мирами.
   Первым заговорил Айлиль. Голос его звучал хрипло:
   — Никто, — заявил он, — никто и никогда так не играл со мной! Я в та'баэль не проигрываю. Но сегодня я почти проиграл.
   Пол улыбнулся во второй раз.
   — Да, ваше величество, вы действительно чуть не проиграли сегодня, а в следующий раз, возможно, и проиграете, но я в этом не очень-то уверен. Вы блестяще играете, господин мой!
   Айлиль покачал головой.
   — Нет, я играю осторожно. А вот ты играл действительно блестяще, хотя известно, что порой осторожность и медлительность способны подавить любые блестящие начинания… Когда ты пожертвовал второго коня… — Айлиль только рукой махнул. — По-моему, только молодые на такое способны. Я-то не делал ничего подобного уже столько лет… Похоже, я стал забывать, что это вообще возможно. — Он поднял свой кубок и сделал несколько больших глотков.
   Прежде чем ответить, Пол снова наполнил кубки. Он чувствовал странное опустошение в душе; голова отказывалась работать. Он заметил, что та птица за окном давно уже перестала петь.
   — По-моему, — сказал он, — дело в общем стиле игры, а не в молодости или старости игрока. Я, например, вообще не отличаюсь особым терпением, вот и стиль у меня соответствующий.
   — При игре в та'баэль?
   — И в остальных случаях тоже, — ответил Пол, чуточку подумав.
   Айлиль, к его большому удивлению, согласно кивнул.
   — Я тоже когда-то был таким, хотя тебе в это, может быть, и трудно поверить. — На лице у него было написано презрение к самому себе. — Во времена смуты я ведь захватил этот трон силой, да и удерживал его сперва только с помощью меча. Когда ты намерен создать династию, то она начинается с тебя, а продолжателем ее должен стать… У нас, я полагаю, им станет Дьярмуд. — Пол молча слушал, и через некоторое время король продолжил: — Терпению правителя учит именно власть; вернее, необходимость ее удержать. И очень быстро узнаешь ту цену, которую приходится за эту власть платить, — в твоем возрасте я об этом и понятия не имел, считая, что все на свете можно решить с помощью меча и способности быстро соображать. Да, о реальной цене власти я тогда и не подозревал… — И Айлиль, склонившись над доской, выбрал одну из фигурок. — Возьмем, например, королеву — ферзя, как ты ее называешь. Это самая активная фигура на доске, однако же и она нуждается в защите, ей тоже могут угрожать ладья или конь противника, и если ее не спасти, то партию можно считать проигранной. Но королем в та'баэль жертвовать ни в коем случае нельзя…
   В голосе Айлиля дан Арта звучало нечто более глубокое, чем просто эмоции, вызванные шахматным поединком, однако Пол не сумел угадать, что же слышится в голосе короля и что скрывается за суровым выражением его старого, но все еще прекрасного лица.
   Айлиль, похоже, заметил, что его молодой собеседник чувствует себя неловко, и снова чуть заметно улыбнулся.
   — По ночам я малоприятный собеседник, — сказал он. — Особенно сегодня. Слишком много воспоминаний. Слишком много.
   — Меня тоже часто одолевают воспоминания, — поддавшись внезапному порыву, признался Пол и тут же возненавидел себя за эти слова.
   Айлиль, впрочем, смотрел на него ласково, даже сочувственно.
   — Я, в общем-то, так и подумал, — сказал он. — Не уверен, что правильно понял причину, но подумал сразу именно так.
   Пол опустил голову и жадно сделал несколько больших глотков вина.
   — Скажите, ваше величество, — начал он, желая прервать затянувшуюся мучительную паузу и сменить тему, — а почему та жрица сказала, что Лорин должен был спросить у нее разрешения, прежде чем приводить нас сюда? Какое это…
   — На сей счет она была не права, и я пошлю к ней гонца, чтобы передал ей эти мои слова. Вот только Джаэль вряд ли станет меня слушать. — Лицо короля было печально. — Она любит сеять раздоры и смуту — они ей на руку. Джаэль всякое напряжение в отношениях между людьми способна обратить себе на пользу. Она невероятно честолюбива и мечтает о возврате тех времен, когда Богиня-мать правила всем нашим миром через свою Верховную жрицу, а так действительно было до тех пор, пока Йорвет не вернулся из заморских стран. Честолюбивых людей хватает и у меня при дворе — их всегда немало близ любого трона, а тем более трона стареющего короля, — но амбиции Джаэль ни с чем не сравнимы.
   Пол кивнул:
   — Ваш сын вчера тоже говорил что-то в этом роде.
   — Вот как? Дьярмуд? — В смехе Айлиля явственно слышалось одобрение. — Неужели он в кои-то веки был трезв, раз мыслил так ясно?
   Губы Пола тронула легкая улыбка.
   — Если честно, трезв-то он вовсе не был. Но вообще он, по-моему, всегда мыслит достаточно ясно.
   Король только отмахнулся.
   — Да, порой он действительно способен кого угодно очаровать, тут возразить нечего. — Он помолчал, подергал себя за бороду и спросил: — Прости, о чем это мы говорили?
   — О Джаэль, — подсказал Пол. — О том, что она сказала сегодня утром Лорину.
   — Да-да, конечно… Иногда ее суждения бывают удивительно метки, хотя в последнее время она все реже попадает в цель. Дело в том, что, когда помощь дикой магии можно было получить лишь в подземелье и это почти всегда было связано с кровопролитием, силы, необходимые магу для осуществления Перехода, черпались как бы из самой земли, и в этом магическом обряде главную роль играли жрицы Богини-матери, ибо без помощи Верховной жрицы невозможно было добраться до корней земли и получить от них подпитку. Хотя уже много лет — с тех пор, как Амаргин постиг Небесную премудрость и основал Совет магов, — подпитка мага происходит исключительно благодаря его Источнику, а корни земли остаются нетронутыми.
   — Я не понимаю… Какая подпитка?
   — Я, видимо, плохо объяснил… Никак не усвою, что ты из другого мира. Попытаюсь объяснить иначе. Когда магу необходимо воспользоваться своими знаниями — ну, хотя бы разжечь огонь в этом очаге, — требуется определенная энергия, сила. Некогда всеми магическими силами в нашем мире распоряжалась Богиня-мать, и маги свое могущество черпали непосредственно из земли; так что взятая из земли Фьонавара и истраченная на его земле магическая сила эта неизменно вновь возвращалась в землю, и количество магической энергии всегда оставалось неизменным. Однако при осуществлении Перехода магическая энергия, извлеченная из земли, как бы переходит в другой мир…
   — И вы ее теряете!
   — Совершенно верно. Точнее, когда-то теряли. Но с тех пор как Амаргин освободил магов из-под власти Богини-матери, каждый маг черпает энергию лишь из своего Источника, а Источник постоянно восстанавливает ее количество.
   — Вы говорите, он… Значит, Источник — это живой человек, мужчина?
   — Или женщина.
   — Значит… у каждого мага есть свой… или своя…
   — Да, разумеется. Маг связан со своим Источником теснейшими узами — как, например, Лорин с Мэттом или Метран с Денбаррой. Маг и его Источник — это основа Небесного знания. Маг не может в своих деяниях превышать возможности своего Источника, и связь между ними устанавливается на всю жизнь. Что бы ни сделал тот или иной маг, цену за это всегда платит кто-то другой.
   Господи, сколь многое теперь стало ему ясно! Пол припомнил, какая дрожь била Мэтта Сорина и как он был изможден, когда они совершили Переход; и с какой нежностью и беспокойством Лорин относился к гному… А потом он вспомнил еще и тот эпизод, теперь уже вполне понимая его значение, когда престарелый Метран в самый первый их вечер во Фьонаваре одним мановением руки заставил потухающие факелы на стенах гореть ярче, и Лорин легко предоставил ему эту маленькую возможность пощеголять своим могуществом и сам не предпринял ровным счетом ничего, как бы отойдя на задний план. Он просто хотел дать своему Источнику — Мэтту Сорину — возможность немного восстановить силы. Пол прямо-таки физически ощущал, что, хотя и с превеликим трудом, начинает выходить из состояния абсолютной погруженности в самого себя, начинает интересоваться чем-то вне пределов собственной души и собственного горя. Однако все это сопровождалось такой болью, какой, бывает, отзываются мышцы тела, долгое время пребывавшие в бездействии и наконец получившие достаточную нагрузку.
   — Но как? — воскликнул он. — Каким образом осуществляется их связь друг с другом?
   — Мага и его Источника? О, существует великое множество законов и правил, а также требуется огромный опыт, долгие тренировки… Ну и, в конце концов, если обоюдное желание сохраняется, они проходят специальный обряд, очень и очень непростой. Во Фьонаваре настоящих Источников осталось всего три. Помимо Сорина это племянник Метрана Денбарра, который является сыном его родной сестры. А Барак, Источник Тейрнона, — с детства самый близкий его друг. Некоторые пары, впрочем, были довольно странными: например, Лизен Лесная была Источником Амаргина, самого первого из магов…
   — И что же странного было в их отношениях?
   — Ах, — вздохнул король, и в голосе его Полу послышалась едва заметная зависть, — это длинная история! О ней слагались песни. Возможно, ты еще услышишь, как поют одну из них, наиболее часто исполняемую, в Большом зале Парас-Дерваля.
   — Ну хорошо. А Лорин и Мэтт? Как они стали…
   — Это тоже довольно странная история, — сказал Айлиль. — Под конец своего обучения Лорин испросил у Совета магов и у меня разрешения некоторое время постранствовать. Его не было три года. А вернулся он облаченным в свой знаменитый плащ и с королем гномов в качестве Источника! Прежде такого никогда не случалось. Ни один гном…
   Король внезапно умолк. И в резко наступившей тишине оба уже не в первый раз услышали тихое постукивание по той стене, что находилась как раз напротив распахнутого настежь окна. Пол с изумлением посмотрел на короля. Звук повторился.
   В глазах Айлиля вспыхнула странная нежность.
   — Клянусь Морниром, они все-таки его прислали! — выдохнул он и с некоторым сомнением посмотрел на Пола. Однако потом, точно приняв какое-то решение, сказал: — Что ж, побудь еще немного здесь, со мной, юный чужеземец по имени Пол, точнее Пуйл ^[3]. Но прошу тебя: молчи, ибо сейчас ты увидишь нечто такое, что до сих пор дано было увидеть очень немногим.
   Король приблизился к стене и осторожно приложил ладонь к тому месту на ней, где камни чуть потемнели — видимо, от множества подобных прикосновений. «Левар шанна», — прошептал он и отступил, и в неколебимой, казалось бы, тверди стал проступать тонкий контур какой-то дверцы. Еще мгновение — и дверь стала видна отчетливо, а затем беззвучно отворилась, и в комнату скользнула тонкая гибкая фигурка, укутанная в плащ с капюшоном. Некоторое время странный гость, заметив присутствие Пола, не открывал лица, видимо, ожидая какого-то знака от Айлиля. Но после того как тот молча ему кивнул, он одним изящным движением скинул свой плащ и низко поклонился старому королю.
   — Прими поздравления от всего моего народа, о Верховный правитель Бреннина, а также — наш дар по случаю этого великого события. Я принес тебе важные вести из Данилота. Позволь представиться: Брендель с Кестрельской марки.
   Вот так Пол Шафер впервые увидел светлого альва. И перед этим неземным существом с серебристыми волосами, легким и изящным, как язычок пламени, он вдруг почувствовал себя на редкость неуклюжим, громоздким, неповоротливым, словно ему явилось некое иное измерение грации и красоты.
   — Добро пожаловать в Парас-Дерваль, На-Брендель из Кестреля, — тихо молвил Айлиль. — Это Пол Шафер, которого, как мне кажется, мы во Фьонаваре вскоре станем звать Пуйлом. Он один из тех четверых, которых Серебряный Плащ привел к нам из другого мира, дабы они могли вплести свою нить в ткань нашего празднества.
   — Это мне известно, — сказал Брендель. — Я уже два дня как прибыл в Парас-Дерваль и все это время ждал возможности поговорить с тобой наедине. Так что всех твоих гостей я видел, в том числе и ту, ЗОЛОТУЮ. Только из-за нее я и вытерпел столь долгое ожидание. Иначе, Верховный правитель, я, вполне возможно, был бы уже далеко от стен твоего дворца, и подарок тебе так и остался бы неврученным. — В глазах альва плясали веселые огоньки, а сами глаза в свете свечей казались золотисто-зелеными.
   — Ну что ж, спасибо, что подождал, — сказал Айлиль. — А как Ра-Латен?
   Улыбка мгновенно исчезла с лица Бренделя, он посуровел.
   — Ах! — негромко воскликнул он. — Как скоро ты напоминаешь мне о моих прямых обязанностях, Верховный правитель! Латен, Плетущий Туманы, услышал свою песнь еще прошлой осенью и ушел — туда, за море; с ним ушел также и Лаин Копьеносец, последний из тех, кто участвовал в сражении у горы Рангат. Теперь не осталось никого, хоть их и было уже среди нас совсем немного. — Глаза альва потемнели и теперь казались фиолетовыми. Он минутку помолчал, затем сказал: — Сейчас в Данилоте правит Тенниэль. Я принес тебе привет и поздравления от него.
   — Значит, и Латена больше нет… — очень тихо промолвил король. — И Лаина… Печальные вести принес ты мне, На-Брендель.
   — К сожалению, есть и более печальные, — отвечал светлый альв. — Среди зимы по Данилоту пронесся слух о том, что с севера на нас движутся несметные полчища цвергов. Ра-Тенниэль выставил дополнительные посты, и в прошлом месяце мы убедились, что слухи отнюдь не были ложными. Часть войска цвергов проследовала мимо нас на юг, к Пендаранскому лесу. И с ними были волки. И на опушке леса нам пришлось принять бой! Впервые со времен Баэль Рангат! Мы отогнали их и большую часть перебили — ибо в нас еще жива память о великом прошлом нашего народа, — но в том бою пали шестеро моих братьев и сестер. Шестеро тех, кого мы любили, никогда уже не услышат своей песни. Смерть снова явилась в обитель светлых альвов.
   Айлиль бессильно опустил плечи.
   — Цверги на опушке Пендаранского леса! — простонал он чуть слышно. — О, великий Морнир, за какие грехи ты так наказываешь меня на старости лет?! — Король действительно в эти мгновения, казалось, еще больше постарел. Он в горестном недоумении медленно покачивал головой, и руки его на резных подлокотниках явственно дрожали. Пол быстро перевел взгляд на светлое лицо альва и, хотя его собственное сердце разрывалось от жалости к старому королю, не заметил в глазах гостя, теперь ставших серыми, ни малейшего сострадания.
   — А теперь позволь вручить тебе наш небольшой подарок, Верховный правитель, — сказал Брендель с Кестрельской марки, — и, по просьбе Ра-Тенниэля, заверить тебя, что наш нынешний правитель совсем иной, чем был Плетущий Туманы. Надеюсь, мой рассказ о битве близ Пендаранского леса помог тебе это понять. Ра-Тенниэль не намерен прятаться в Данилоте, так что отныне ты будешь видеть нас значительно чаще, чем раз в семь лет, как то было прежде. В честь этого, а также в знак нашей долгой дружбы, благодаря которой столь тесно переплелись нити наших судеб, король светлых альвов посылает тебе вот это.