Гэвриел Гай. Тигана

   Вот так получилось, что после ужина они с Катрианой больше часа пели под аккомпанемент свирели Алессана. Однако где-то посередине Ровиго ненадолго вышел и вернулся с парой барабанов из Сенцио. Сперва застенчиво, очень тихо он присоединялся к ним во время рефрена, проявляя такое же мастерство, как и во всем, что делал, как отметил Дэвин. Катриана наградила его особенно ослепительной улыбкой. В большем одобрении Ровиго не нуждался, он исполнил вместе с ними еще одну песню и еще одну.
   Ни один мужчина, подумал Дэвин, не нуждался бы в большем одобрении, чем взгляд этих голубых глаз, чтобы совершить все что угодно. Не то чтобы Катриана когда-либо одаривала его взглядом, хотя бы отдаленно напоминающим этот. И вдруг он почувствовал себя несколько сконфуженным.
   Кто-то наполнил его бокал в третий раз. Он выпил его быстрее, чем следовало бы, учитывая легендарную крепость голубого вина, а потом его голос повел за собой остальных в следующей песне, последней, для двух младших девочек, как постановила Аликс, невзирая на протесты.
   Дэвин не мог петь о Тигане и, уж конечно, не собирался петь о страсти или любви, поэтому начал очень древнюю песню о том, как Эанна сотворила звезды и каждую из них назвала в память о себе, чтобы ничто не было забыто или потеряно в глубинах пространства и времени.
   Только так он мог выразить то, чем стала для него эта ночь и почему, в конце концов, он сделал такой выбор.
   Начиная ее, он поймал брошенный на него взгляд Алессана, задумчивый и все понимающий, и быстрый, загадочный взгляд Катрианы, когда они подхватили песню. На этот раз барабаны Ровиго молчали, а купец слушал. Дэвин видел, что Алаис серьезно и сосредоточенно наблюдает за ним, ее черные волосы были подсвечены сзади огнем камина. Он спел один куплет, обращаясь прямо к ней, потом, как требовала песня, обратил свой взор внутрь, туда, где всегда жила его самая чистая музыка, и больше вообще ни на кого не смотрел, потому что пел для самой Эанны, гимн именам присвоению имен.
   Где-то посередине песни перед его мысленным взором возник яркий образ бело-голубой звезды по имени Микаэла, плывущей в черной ночи, и он позволил охватившему его пронзительному ощущению унести его высоко в небеса, слившись с голосом Катрианы, а затем мягко спуститься обратно и закончить песню.
   В тишине созданного песней настроения Селвена и две младшие девочки отправились спать на удивление спокойно. Через несколько мгновений Аликс встала, и Алаис, к разочарованию Дэвина, тоже поднялась.
   В дверях она оглянулась и посмотрела на Катриану.
   — Наверное, вы очень устали, — сказала дочь Ровиго. — Если хотите, я могу проводить вас в вашу комнату. Надеюсь, вы не станете возражать против моего соседства. Обычно я сплю с Селвеной, но сегодня она ночует с девочками.
   Дэвин ожидал от Катрианы возражений или чего похуже в ответ на эту совершенно откровенную попытку отделить мужчин от женщин. Однако она его снова удивила, поколебавшись всего мгновение и затем встав.
   — Я действительно устала и ничуть не возражаю против соседства, — ответила она. — Это напомнит мне о доме.
   Дэвин, улыбавшийся и находивший эту ситуацию смешной, внезапно почувствовал, что его улыбка несколько неуместна. Но Катриана уже заметила его ухмылку, и ему вдруг захотелось, чтобы этого не произошло. Конечно, она его не так поняла. Он с ощущением нереальности подумал о том, что сегодня утром они занимались любовью.
   Некоторое время после ухода женщин трое мужчин сидели молча, каждый погруженный в свои мысли. Наконец Ровиго поднялся и наполнил бокалы остатками вина. Подбросил в огонь еще полено и проследил, чтобы оно занялось. Потом со вздохом снова уселся в кресло. Играя своим бокалом, он переводил взгляд с одного гостя на другого.
   Молчание нарушил Алессан.
   — Дэвин — наш друг, — тихо произнес он. — Мы можем поговорить, Ровиго. Хотя, боюсь, он сейчас очень на нас обоих рассердится.
   Дэвин резко вскочил и отставил бокал. Ровиго с лукавой улыбкой на губах бегло взглянул на него, потом спокойно посмотрел на Алессана.
   — А я-то удивлялся, — сказал он. — Хотя и заподозрил, что он теперь с нами, учитывая все обстоятельства.
   Алессан тоже улыбнулся. Оба они повернулись к Дэвину.
   Тот почувствовал, что краснеет. Его мозг лихорадочно перебирал события предшествующего дня. Он сердито посмотрел на Ровиго.
   — Вы не случайно нашли меня в «Птице». Вас послал Алессан. Вы его за мной послали, да? — укоризненно спросил он, поворачиваясь к принцу.
   Двое мужчин переглянулись, потом Алессан ответил:
   — Послал. У меня зародилось подозрение, что приближается время прощальных обрядов с Сандре д'Астибаром и что нас могут пригласить на прослушивание. Я не мог позволить себе потерять твой след, Дэвин.
   — Боюсь, что вчера прошел за тобой большую часть пути по Храмовой улице, — прибавил Ровиго. У него хватило великодушия принять смущенный вид.
   Дэвин кивнул. Однако он все еще сердился и был сбит с толку.
   — Значит, вы солгали насчет «Птицы». Все эти разговоры насчет того, что приходите туда всякий раз, как возвращаетесь из плавания…
   — Нет, это как раз правда, — ответил Ровиго. — Все, что я говорил, правда, Дэвин. Когда ты спустился к берегу, то оказался в заведении, которое мне очень хорошо знакомо.
   — А Катриана? — сердито настаивал Дэвин. — Как насчет ее? Как она…
   — Я заплатил мальчику и послал его в таверну с сообщением, когда увидел, что старый Горо позволил тебе остаться в «Птице». Дэвин, не сердись. Все это было сделано с определенной целью.
   — Верно, — подтвердил Алессан. — Теперь уже ты должен кое-что понимать. То, что мы с Катрианой оказались в Астибаре с труппой Менико, имело одну причину: я хотел увидеть, что произойдет после смерти Сандре.
   — Погодите минутку! — воскликнул Дэвин. — После смерти Сандре? Откуда вы узнали, что он умрет?
   — Мне сообщил Ровиго, — просто ответил Алессан. Он немного помолчал, давая Дэвину время осознать эту мысль. — Он уже девять лет мой человек в Астибаре. Девять лет назад он произвел на меня такое же впечатление, как и на тебя вчера, и почти так же быстро.
   Голова у Дэвина шла кругом, он посмотрел на купца, случайного друга, с которым познакомился за день до этого. Который оказался вовсе не таким уж случайным. Ровиго поставил на стол свой бокал.
   — Я так же ненавижу тиранов, как и ты, — тихо сказал он. — Альберико и Брандина Игратского, правящего в Кьяре, Корте, Азоли и в той провинции, из которой родом Алессан и чье имя я не могу ни услышать, ни запомнить, как ни стараюсь.
   Дэвин глотнул.
   — А герцог Сандре? — спросил он. — Как вы узнали?
   — Я за ними шпионил, — спокойно ответил Ровиго. — Это было несложно. Я следил за приездами и отъездами Томассо. Они полностью сосредоточились на Альберико, я был их соседом здесь, в дистраде, проскользнуть на их земли достаточно легко. Я узнал об обмане Томассо много лет назад, и хотя не могу сказать, что горжусь этим, но в прошлом году я провел под их окнами в поместье и возле охотничьего домика много ночей, пока они обсуждали детали смерти Сандре.
   Дэвин бросил быстрый взгляд на Алессана. Открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл его, так ничего и не сказав.
   Алессан кивнул:
   — Кое-что и раньше было, о чем тебе лучше не знать ради собственной безопасности и безопасности твоей семьи. Думаю, ты уже понял, что дело не в доверии или в чем-то подобном.
   — За девять лет я это понял, — пробормотал Ровиго. — А что мне следует знать о том, что произошло сегодня ночью?
   — Альберико приехал как раз после того, как я присоединился к Томассо и другим господам в охотничьем домике. Баэрд и Катриана предупредили нас, и я успел спрятаться — вместе с Дэвином, который самостоятельно добрался до охотничьего домика.
   — Самостоятельно? Как? — резко спросил Ровиго.
   Дэвин поднял голову.
   — У меня есть собственные источники, — с достоинством произнес он. Краем глаза заметил ухмылку Алессана и вдруг почувствовал себя смешным. И робко прибавил: — Я подслушал разговор семьи Сандрени наверху, в перерыве между ритуальными песнопениями.
   Похоже было, что у Ровиго есть еще пара-тройка вопросов, но, взглянув на Алессана, он воздержался. Дэвин был ему за это благодарен.
   — Когда мы после вернулись в домик, — продолжал Алессан, — то нашли только трупы. Томассо увезли. Баэрд остался там, ему еще надо многое сделать в этом домике. Позже он его подожжет.
   — Мы встретили барбадиоров при выезде из города, — тихо произнес Ровиго, осознавая случившееся. — Я видел с ними Томассо бар Сандре. И испугался за вас, Алессан.
   — И не без оснований, — сухо ответил Алессан. — Там оказался осведомитель. Мальчик, Херадо, сын Джиано, состоял на службе у Альберико.
   Ровиго был шокирован.
   — Член семьи? Да обречет его за это Мориан на вечную тьму! — хриплым голосом воскликнул он. — Как он мог так поступить?
   Алессан характерным жестом слегка пожал плечами.
   — Многое рухнуло с тех пор, как появились тираны, вы не находите? Воцарилось молчание, пока Ровиго старался справиться с потрясением и яростью. Дэвин нервно кашлянул и прервал молчание.
   — А ваша семья, — спросил он, — они…
   — Они ничего не знают, — ответил купец, успокоившись. — Ни Аликс, ни девочки никогда не видели Алессана и Катриану до сегодняшней ночи. Я встретил Алессана и Баэрда в Тригии девять лет назад, и за долгую ночь мы обнаружили, что у нас есть общие мечты и общие враги. Они рассказали мне кое-что о своих целях, и я сказал им, что хочу помочь их осуществить, насколько это в моих силах, не подвергая излишнему риску мою жену и дочерей. Я старался это делать. И буду продолжать. Надеюсь прожить достаточно долго, чтобы услышать ту клятву, которую Алессан произносит, когда пьет голубое вино.
   Последние слова он сказал тихо, но страстно. Дэвин посмотрел на принца, вспомнив еле слышные слова, которые тот пробормотал про себя перед тем, как выпить.
   Алессан в упор смотрел на Ровиго.
   — Есть еще одна вещь, которую тебе следует знать: Дэвин — один из нас в более глубоком смысле, чем лежит на поверхности. Я узнал об этом случайно вчера днем. Он тоже родился в моей провинции до ее падения. Вот почему он здесь.
   Ровиго ничего не ответил.
   — Что это за клятва? — спросил Дэвин. А потом, более почтительно прибавил: — Это нечто такое, о чем мне следует знать?
   — Ничего такого, что имело бы значение для расстановки сил. Я всего лишь произношу собственную молитву. — Голос Алессана звучал тихо и очень четко. — Я делаю это всегда. Я сказал: «Тигана, пусть память о тебе будет клинком в моем сердце».
   Дэвин закрыл глаза. Эти слова и этот голос. Все молчали. Дэвин открыл глаза и посмотрел на Ровиго.
   Его лоб от яростного напряжения прорезали морщины.
   — Друг мой, Дэвин должен это понять, — мягко сказал ему Алессан. — Это часть того наследства, которое я принял. Что ты услышал из моих слов?
   Ровиго в беспомощном отчаянии махнул рукой:
   — То же самое, что и в первый раз. В ту ночь, девять лет назад, когда мы перешли к голубому вину. Я слышал, как ты попросил, чтобы память о чем-то была клинком в тебе. В твоей душе. Но я не слышал… Я снова потерял начало. То слово.
   — Тигана, — снова произнес Алессан. Нежно, четко, словно зазвенел хрусталь.
   Но Дэвин увидел, что выражение лица Ровиго стало еще более расстроенным. Купец взял свой бокал и выпил его до дна.
   — Пожалуйста, еще раз.
   — Тигана, — сказал Дэвин раньше, чем заговорил Алессан, чтобы сделать это наследие, это горе, лежащее в основе всего, еще больше своим, потому что оно и было его собственным. Потому что это была его земля, и ее имя было частью его собственного имени, и оба были потеряны. Отняты.
   — Пусть память о тебе будет клинком в моем сердце, — произнес он, и голос его в конце дрогнул, хотя он изо всех сил старался говорить так же твердо, как Алессан.
   Изумленный, сбитый с толку, явно расстроенный, Ровиго покачал головой.
   — И за этим стоят чары Брандина? — спросил он.
   — Да, — ровным голосом ответил Алессан.
   Через мгновение Ровиго вздохнул и откинулся на спинку кресла.
   — Простите меня, — тихо сказал он. — Простите. Вы оба. Мне не следовало спрашивать. Я разбередил рану.
   — Это я задал вопрос, — быстро ответил Дэвин.
   — Эта рана никогда не заживает, — через секунду прибавил Алессан.
   На лице Ровиго было написано глубокое сочувствие. С трудом верилось, что это тот же человек, который отпускал шуточки насчет неотесанных пастухов из Сенцио в качестве женихов для дочерей. Купец вдруг поднялся и снова занялся очагом, хотя огонь горел отлично. Пока он стоял к ним спиной, Дэвин посмотрел на Алессана. Тот ответил ему взглядом. Но они ничего не сказали. Алессан приподнял брови и слегка пожал плечами уже знакомой Дэвину манерой.
   — Так что же нам теперь делать? — спросил Ровиго д'Астибар, возвращаясь и останавливаясь возле своего кресла. Щеки его раскраснелись, возможно, от огня. — Меня это так же тревожит, как и тогда, когда мы впервые встретились. Я не люблю магии. Особенно такого рода. Для меня важно получить возможность когда-нибудь услышать то, что я только что не смог услышать.
   Дэвина снова охватило возбуждение: в тот вечер оно постоянно присутствовало в его чувствах. Его обида на то, что его обманули в «Птице», совершенно исчезла. Эти двое, и еще Баэрд и герцог, были людьми, с которыми нельзя было не считаться, они строили планы, способные изменить карту Ладони, всего мира. И он был здесь, с ними, он стал одним из них, стремился за мечтой о свободе. Он сделал большой глоток голубого вина.
   Однако на лице Алессана появилось тревожное выражение. У него вдруг сделался такой вид, словно на него свалилось новое трудное бремя. Он медленно откинулся на спинку кресла, запустил пальцы в спутанные волосы и долго молча смотрел на Ровиго.
   Глядя то на одного, то на другого, Дэвин внезапно снова ощутил растерянность, его возбуждение погасло также быстро, как и вспыхнуло.
   — Ровиго, разве мы уже не достаточно втянули тебя в это дело? — наконец спросил Алессан. — Должен признать, что мне еще труднее теперь, когда я познакомился с твоей женой и дочерьми. В будущем году могут наступить перемены, и я даже не в состоянии сказать, насколько возрастет опасность. В охотничьем домике сегодня ночью погибли четыре человека, и мне кажется, ты не хуже меня знаешь, скольких еще казнят на колесах смерти в Астибаре за несколько следующих недель. Одно дело — держать уши открытыми здесь и во время путешествий, тайно следить за действиями Альберико и Сандре, и часто встречаться со мной и Баэрдом, соприкасаться ладонями и беседовать по-дружески. Но теперь ход событий меняется, и я очень боюсь подвергать тебя опасности.
   Ровиго кивнул.
   — Я так и думал, что ты мне скажешь нечто в этом роде. Я благодарен за заботу, Алессан, но я уже принял решение. Я не надеюсь, что можно обрести свободу, не заплатив за нее. Три дня назад ты сказал, что будущая весна может стать поворотным моментом для всех нас. Если я чем-нибудь могу помочь в грядущие дни, ты должен мне сказать. — Он поколебался. — Я потому и люблю свою жену, что Аликс сказала бы то же самое, если бы была с нами и если бы знала.
   Лицо Алессана оставалось встревоженным.
   — Но она не с нами, и она не знает, — возразил он. — На это были причины, а после сегодняшней ночи их станет еще больше. А твои девочки? Как я могу просить тебя подвергать их опасности?
   — Как ты можешь решать за меня или за них? — ответил Ровиго тихо, но без колебаний. — Где тогда наш выбор, наша свобода? Очевидно, что я предпочел бы не делать ничего такого, что подвергнет их реальной опасности, и я не могу полностью приостановить свои дела. Но в этих рамках разве не могу я предложить какую-то существенную помощь?
   Дэвин хранил мрачное молчание, он наконец понял причину сомнений Алессана. Он сам не придал этому никакого значения, а в Алессане все это время шла внутренняя борьба. Он почувствовал себя пристыженным и протрезвевшим, и ему стало страшно, но не за себя.
   «Есть люди, которых мы каждым свои поступком будем подвергать риску», — сказал тогда в лесу принц, имея в виду Менико. И теперь Дэвин с болью начинал осознавать реальность этих слов.
   Он не хотел, чтобы эти люди пострадали. В любом смысле этого слова. Его возбуждение совсем прошло, и Дэвин впервые ощутил частицу той огромной печали, которая ждала его на дороге, им только что выбранной. Он столкнулся лицом к лицу с той преградой, которую эта дорога воздвигала между ними и почти всеми людьми, встретившимися на их пути. Даже друзьями. Даже людьми, которые могли бы разделить с ними частично или полностью их мечту. Он снова подумал о Катриане во дворце и понял ее теперь еще лучше, чем час назад.
   Наблюдая, храня молчание под влиянием зарождающейся в нем мудрости, Дэвин сосредоточил внимание на лице Алессана, который на мгновение ослабил над собой контроль, и увидел, как тот принял трудное решение. Наблюдал, как принц медленно, глубоко вздохнул и взвалил на плечи еще одно бремя, которое было ценой его крови.
   Алессан улыбнулся странной, грустной улыбкой.
   — Собственно говоря, можешь, — ответил он Ровиго. — Есть кое-какая помощь, которую ты можешь нам сейчас оказать. — Он поколебался, потом неожиданно его улыбка стала шире и достигла глаз. — Ты никогда не думал о том, — спросил он преувеличенно небрежным тоном, — чтобы взять в свое дело новых компаньонов?
   Несколько мгновений лицо Ровиго оставалось невозмутимым, потом он понял, и его лицо засияло.
   — Понимаю, — ответил он. — Вам нужно получить доступ в определенные места.
   Алессан кивнул.
   — И это, и то, что теперь нас стало больше. Дэвин присоединился к нам, могут появиться и другие еще до весны. Наступают иные времена, не похожие на те годы, когда нас с Баэрдом было только двое. Я думал об этом с тех пор, как к нам пришла Катриана.
   Он заговорил быстрее и резче. Этот тон Дэвин впервые услышал в охотничьем домике. Таким он увидел этого человека в первый раз именно там.
   — Если мы будем вести дела вместе, у нас будет больше возможностей обмениваться информацией, а этой зимой мне понадобятся сведения регулярно. У деловых партнеров есть причины писать друг другу о любых делах, связанных с торговлей. И, разумеется, все дела связаны с торговлей.
   — Действительно, — произнес Ровиго, пристально глядя в лицо Алессана.
   — Мы можем связываться друг с другом напрямую, если это возможно, или через Тачио в Феррате. — Он бросил взгляд на Дэвина. — Между прочим, я знаю Тачио, это тоже не было совпадением. Полагаю, ты уже догадался? — Дэвин даже не успел над этим задуматься, но Алессан, не дожидаясь ответа, повернулся снова к Ровиго. — Наверное, у вас есть курьеры, которым можно доверять?
   Ровиго кивнул.
   — Видите ли, только что возникла проблема, и заключается она в том, что хотя мы можем продолжать путешествовать в качестве музыкантов, после утреннего выступления нас будут узнавать, куда бы мы ни приехали. Если бы я подумал об этом вовремя, то играл бы похуже или попросил бы Дэвина петь не столь выразительно.
   — Вы бы этого не сделали, — тихо произнес Дэвин. — Что бы вы ни делали, но испортить музыку вы бы не смогли.
   Рот Алессана дрогнул в улыбке, признавая справедливость его слов. Ровиго улыбнулся.
   — Может, и так, — пробормотал принц. — Это было нечто особенное, правда?
   Воцарилось короткое молчание. Ровиго встал и подложил в очаг еще одно полено.
   — Так удобнее, — сказал Алессан. — Есть определенные места, не доступные для бродячих музыкантов. Особенно для известных музыкантов. А в качестве купцов мы получили бы доступ в такие места.
   — На некие острова, например? — тихо спросил Ровиго, стоящий у очага.
   — Например, — согласился Алессан. — Если до этого дойдет. При дворе Брандина на Кьяре радушно принимают артистов. Это дает нам выбор, а мне нравится работать, когда есть выбор. Пару раз возникала необходимость, чтобы персонаж, в которого я перевоплощался, исчез или умер.
   Его голос был тихим и равнодушным. Он глотнул вина. Потом повернулся к Ровиго. Тот поглаживал подбородок, умело изображая хитрого и жадного дельца.
   — Ну, — сказал купец льстивым голосом скупца, — кажется, вы сделали мне очень интригующее предложение, господа. Мне придется задать вам пару предварительных вопросов. Я знаю Алессана уже довольно давно, но данный вопрос никогда не поднимался, как вы понимаете. — Его глаза преувеличенно хитро прищурились. — Что вы вообще знаете о торговле?
   Алессан вдруг рассмеялся, потом быстро снова стал серьезным.
   — У тебя есть свободные деньги? — спросил он.
   — Мой корабль только что вернулся в порт, — ответил Ровиго. — Есть наличные за два дня торговли, и легко получить кредит под прибыль следующих недель. А что?
   — Я бы предложил закупить разумное количество зерна, но не чрезмерное, в течение двух суток. Даже одних суток, если сможешь.
   Ровиго задумался.
   — Я мог бы это сделать, — сказал он. — И мои весьма ограниченные средства не позволяют мне заключать чрезмерно больших сделок. У меня есть посредник, управляющий фермами Ньеволе у границ Феррата.
   — Только не Ньеволе, — быстро возразил Алессан.
   Снова молчание. Ровиго медленно кивнул.
   — Понимаю, — сказал он, снова удивляя Дэвина своей сообразительностью.
   — Думаете, следует ожидать конфискаций после Праздника?
   — Возможно, — ответил Алессан. — Среди прочих, еще менее приятных вещей. Можно купить зерно в другом месте?
   — Можно. — Ровиго переводил взгляд с Алессана на Дэвина и обратно. — Значит, четыре компаньона, — деловито сказал он. — Вас трое и Баэрд. Правильно?
   — Почти правильно, — кивнул Алессан, — но пусть будет пять компаньонов. Есть еще один человек, которого надо взять к нам в долю, если не возражаешь.
   — Почему я должен возражать? — пожал плечами Ровиго. — Моей-то доли это не касается. Я познакомлюсь с этим человеком?
   — Надеюсь, рано или поздно, — сказал Алессан. — Мне кажется, вы понравитесь друг другу.
   — Превосходно, — ответил Ровиго. — Обычные условия торгового содружества предусматривают две трети прибыли тому, кто вкладывает деньги, и одну треть тем, кто совершает поездки и тратит свое время. Основываясь на том, что вы мне только что сказали, я полагаю, вы сможете поставлять информацию, очень полезную для нашего предприятия. Предлагаю полпроцента каждой стороне со всех совместных предприятий. Приемлемо?
   Он смотрел на Дэвина. Со всем доступным ему самообладанием Дэвин ответил:
   — Вполне приемлемо.
   — Это более чем справедливо, — согласился Алессан. На его лице снова отразилось беспокойство; казалось, он собирается сказать что-то еще.
   — Значит, по рукам, — быстро произнес Ровиго. — Не о чем больше разговаривать, Алессан. Завтра поедем в город и официально составим и скрепим наш договор. Куда вы планируете отправиться после Праздника?
   — Думаю, в Феррат, — медленно ответил Алессан. — Мы можем обсудить, куда дальше, но там у меня есть кое-какие дела, и есть идея насчет торговли с Сенцио, которую нам надо будет обсудить.
   — Феррат? — переспросил Ровиго, не обращая внимания на последнее замечание. По его лицу постепенно расплылась широкая улыбка. — Феррат! Это превосходно. Очень удачно! Вы уже сможете сэкономить нам деньги. Я дам вам повозку, и вы доставите Ингониде новую кровать!
 
   Поднимаясь по лестнице, Алаис не могла припомнить, когда в последний раз испытывала такое счастье. Она не была склонна к унынию, как Селвена, но жизнь дома текла очень скучно, особенно когда уезжал отец.
   А теперь столько всего происходило одновременно.
   Ровиго вернулся домой после более длительной, чем обычно, поездки вдоль побережья. Аликс и Алаис всегда беспокоились, когда он отправлялся на юг, в Квилею, сколько бы раз он ни заверял их в своей осторожности. И сверх того, эта поездка пришлась на самый конец сезона осенних ветров. Но теперь он вернулся домой, и одновременно с его возвращением начался Праздник Виноградной Лозы. Он был вторым в ее жизни, и Алаис наслаждалась каждым мгновением дня и ночи, впитывала своими широко расставленными, настороженными глазами все, что видела. Пила Праздник, словно вино.
   На переполненной площади перед дворцом Сандрени в то утро она стояла совершенно неподвижно, слушая чистый голос, взмывающий ввысь из внутреннего двора в тишине, неестественной среди такого количества людей. Голос, оплакивающий смерть Адаона среди кедров Тригии так жалобно, так сладко, что Алаис боялась заплакать. Она тогда закрыла глаза, а потом была изумлена и горда, когда Ровиго небрежно сказал ей и матери, что накануне выпивал с одним из певцов, отпевавших герцога. И даже пригласил этого молодого человека в гости, сказал он, и предложил познакомиться с его четырьмя дурнушками-дочерьми. Поддразнивание совсем не рассердило Алаис. Она бы почувствовала, что что-то не так, если бы Ровиго отозвался о них как-то иначе. Ни она сама, ни ее сестры ни капли не сомневались в отцовской любви. Стоило им лишь заглянуть ему в глаза.
   Поздно ночью по дороге домой, уже сильно встревоженная громовым топотом и лязгом барбадиорских солдат, которым они уступили дорогу у городских стен, Алаис очень испугалась, когда из темноты у ворот их окликнул чей-то голос.
   Потом, когда отец ответил, и она постепенно поняла, кто это, Алаис испугалась, что у нее остановится сердце от волнения. И чувствовала, как предательский румянец заливает щеки.