Страница:
— Значит, это все-таки был не я, — произнес сероглазый почти про себя.
— После всех этих лет мечтаний. Его убил собственный шут. Я не имел к этому никакого отношения. — Он посмотрел на двоих мертвых людей, лежащих вместе, потом снова перевел взгляд на Шелто. — Кто был этот шут? Кто-нибудь знает?
Она ушла, ее призвали темные морские глубины. Она отдыхает. А Шелто так устал. Устал от горя, от крови, от боли, от этих горьких кругов мести. Он знал, что произойдет с этим человеком в тот момент, когда он заговорит.
«Они должны знать», — сказала она перед тем, как уйти к морю, и это было правдой, конечно, это было правдой. Шелто поднял взгляд на сероглазого мужчину.
— Рун? — спросил он. — Один игратянин, связанный с королем много лет. Не слишком важная персона, милорд.
Принц Тиганы кивнул, его выразительный рот дрогнул в насмешке, направленной против самого себя.
— Конечно, — сказал он. — Конечно. Не слишком важная персона. Почему я думал, что будет иначе?
— Алессан, — позвал молодой человек, стоящий у края холма. — Мне кажется, все кончено. Я хочу сказать, внизу. Думаю все барбадиоры мертвы.
Принц поднял голову, и Шелто тоже. Люди Ладони и Играта стояли рядом друг с другом в долине.
— Вы собираетесь убить нас всех? — спросил у него Шелто.
Принц Тиганы покачал головой.
— Я уже сказал тебе, с меня хватит крови. Надо еще так много сделать, но я теперь попытаюсь обойтись без новых убийств.
Он подошел к южному краю холма и поднял руку, подавая сигнал людям на своем кряже. Женщина подошла к нему и встала рядом, и он обнял ее рукой за плечи. Через секунду они услышали звонкий сигнал горна над долиной и над холмами, чистый, высокий, прекрасный звук, возвещающий конец битвы.
Шелто, все еще стоя на коленях, вытер глаза грязной рукой. Он увидел, что третий мужчина, тот, который пытался о чем-то спросить, все еще смотрит на море. Тут скрывалась какая-то боль, которой Шелто не понимал. Но сегодня боль была повсюду. Даже сейчас еще в его власти сказать правду, и ее стало бы намного больше.
Его взгляд снова опустился вниз, от темно-синего неба и сине-зеленого моря, мимо людей на западном краю холма, мимо д'Эймона Игратского, лежащего на кресле короля с собственным мечом в груди, и остановился на двух мертвецах, лежащих рядом на земле, так близко, что они могли бы прикоснуться друг к другу, если бы были живы.
Он сумеет сохранить их тайну. И сможет с ней жить.
ЭПИЛОГ
— После всех этих лет мечтаний. Его убил собственный шут. Я не имел к этому никакого отношения. — Он посмотрел на двоих мертвых людей, лежащих вместе, потом снова перевел взгляд на Шелто. — Кто был этот шут? Кто-нибудь знает?
Она ушла, ее призвали темные морские глубины. Она отдыхает. А Шелто так устал. Устал от горя, от крови, от боли, от этих горьких кругов мести. Он знал, что произойдет с этим человеком в тот момент, когда он заговорит.
«Они должны знать», — сказала она перед тем, как уйти к морю, и это было правдой, конечно, это было правдой. Шелто поднял взгляд на сероглазого мужчину.
— Рун? — спросил он. — Один игратянин, связанный с королем много лет. Не слишком важная персона, милорд.
Принц Тиганы кивнул, его выразительный рот дрогнул в насмешке, направленной против самого себя.
— Конечно, — сказал он. — Конечно. Не слишком важная персона. Почему я думал, что будет иначе?
— Алессан, — позвал молодой человек, стоящий у края холма. — Мне кажется, все кончено. Я хочу сказать, внизу. Думаю все барбадиоры мертвы.
Принц поднял голову, и Шелто тоже. Люди Ладони и Играта стояли рядом друг с другом в долине.
— Вы собираетесь убить нас всех? — спросил у него Шелто.
Принц Тиганы покачал головой.
— Я уже сказал тебе, с меня хватит крови. Надо еще так много сделать, но я теперь попытаюсь обойтись без новых убийств.
Он подошел к южному краю холма и поднял руку, подавая сигнал людям на своем кряже. Женщина подошла к нему и встала рядом, и он обнял ее рукой за плечи. Через секунду они услышали звонкий сигнал горна над долиной и над холмами, чистый, высокий, прекрасный звук, возвещающий конец битвы.
Шелто, все еще стоя на коленях, вытер глаза грязной рукой. Он увидел, что третий мужчина, тот, который пытался о чем-то спросить, все еще смотрит на море. Тут скрывалась какая-то боль, которой Шелто не понимал. Но сегодня боль была повсюду. Даже сейчас еще в его власти сказать правду, и ее стало бы намного больше.
Его взгляд снова опустился вниз, от темно-синего неба и сине-зеленого моря, мимо людей на западном краю холма, мимо д'Эймона Игратского, лежащего на кресле короля с собственным мечом в груди, и остановился на двух мертвецах, лежащих рядом на земле, так близко, что они могли бы прикоснуться друг к другу, если бы были живы.
Он сумеет сохранить их тайну. И сможет с ней жить.
ЭПИЛОГ
Три всадника в южных горах смотрят на долину, лежащую к востоку. Над ними поднимаются сосновые и кедровые леса, со всех сторон возвышаются холмы. Река Сперион сверкает вдалеке, стекая с гор вниз, неподалеку от того места, где она начнет плавный поворот на запад, в поисках моря. Воздух ясный и прохладный, в ветерке уже чувствуется осень. Листья скоро начнут менять цвет, а вечные снеговые шапки на горных пиках начнут спускаться ниже, закрывая перевалы.
В безмятежной зелени долины под ними Дэвин различает купол храма Эанны, сверкающий на утреннем солнце. За святилищем он едва различает извилистую тропу, по которой они спускались этой весной, приехав с востока, из-за границы. Он поворачивается в седле и смотрит на север, поверх уходящих вдаль, постепенно исчезающих холмов.
— Мы сможем увидеть их отсюда, потом?
Баэрд смотрит на него, потом следует за его взглядом.
— Что, Авалле и башни? Легко, в любой ясный день. Давай встретимся здесь через год, и ты увидишь мою бело-зеленую башню принца, я тебе обещаю.
— Откуда вы берете мрамор? — спрашивает Сандре.
— Из того же места, что и Орсария для первой башни. Карьер все еще существует, хотите верьте хотите нет, примерно в двух днях езды верхом на запад от нас, возле побережья.
— И доставляете его сюда?
— Морем до Тиганы, потом по реке на баржах вверх по течению Спериона. Так же, как это делали прежде. — Баэрд снова сбрил бороду. Дэвин ловит себя на мысли, что так он выглядит намного моложе.
— Откуда тебе столько об этом известно? — спрашивает Сандре с ленивой насмешкой. — Я думал, что ты только и умеешь стрелять из лука и не падать, когда пробираешься один в темноте.
Баэрд улыбается.
— Я всегда собирался быть строителем. Отец передал мне свою любовь к камню, пусть и не свой дар. Но я все же искусный мастер, и уже тогда научился видеть. Мне кажется, я знаю не меньше любого другого о том, как Орсария строил свои башни и дворцы. В том числе и дворец в Астибаре, Сандре. Хочешь, я расскажу тебе, где находятся тайные ходы?
Сандре громко смеется.
— Не трудись, самонадеянный каменщик. С другой стороны, прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как я был в этом дворце, возможно, тебе и придется мне напомнить, где они расположены.
Дэвин с усмешкой смотрит на герцога. Он долго не мог привыкнуть к внешности Сандре без его смуглой маскировки карду.
— Значит, ты собираешься вернуться назад после свадьбы? — спрашивает он, чувствуя грусть при мысли об еще одной предстоящей разлуке.
— Мне кажется, я должен, — говорит герцог. — Хотя признаюсь, меня раздирают противоречия. Я чувствую себя уже слишком старым для того, чтобы кем-то править. И похоже, мне некого растить себе в наследники.
После короткого молчания Сандре плавно уводит их от мрачных воспоминаний.
— Если честно, сейчас меня больше всего интересует то, чем я занимался здесь, в Тигане. Мысленная связь с Эрлейном и Сертино и с теми чародеями, которых нам удалось найти.
— А Ночные Ходоки? — спрашивает Дэвин.
— Действительно, и с ними тоже. Должен сказать, я доволен, что четверо из них приедут вместе с Альенор на свадьбу.
— Но не так доволен, как Баэрд, я уверен, — лукаво говорит Дэвин. Баэрд бросает на него выразительный взгляд и делает вид, будто поглощен осмотром далекой ленточки дороги к югу от них.
— Ну, едва ли так же, — соглашается Сандре. — Хотя все же надеюсь, он позволит мне ненадолго отнять у него Элену, пока она здесь. Если мы собираемся изменить отношение этого полуострова к магии, нет лучшего времени начать это делать, чем сейчас, тебе не кажется?
— О, разумеется, — отвечает Дэвин, широко улыбаясь.
— Она не моя Элена, — бормочет Баэрд, упорно не отрывая глаз от дороги.
— Разве? — насмешливо удивляется Сандре. — Тогда кто же тот Баэрд, которому она все время передает через меня послания? Ты знаешь этого парня?
— Никогда о нем не слыхал, — лаконично отвечает Баэрд. Он еще несколько секунд сохраняет серьезное выражение лица, потом сдается и хохочет. — Начинаю припоминать, почему я предпочитал ходить в одиночку. А как насчет Дэвина, если уж ты об этом заговорил? Ты не думаешь, что Алаис тоже посылала бы ему сообщения, если бы могла?
— Дэвин, — беззаботно отвечает герцог, — просто ребенок, слишком юный и невинный, чтобы связываться с женщинами, особенно с такими, как эта развратная, опытная девица из Астибара.
Дэвин старается казаться суровым, но ему это не удается; оба его собеседника знают его истинное отношение к дочери Ровиго.
— В Астибаре нет неопытных женщин, — возражает Баэрд. — И кроме того, он достаточно взрослый. У него на ребрах даже есть боевой шрам, который можно ей показать.
— Она его уже видела, — замечает Дэвин, получающий от этого разговора огромное удовольствие. — Она его бинтовала после того, как Ринальдо меня исцелил, — поспешно прибавляет он, так как оба собеседника вопросительно поднимают брови. — Ничего интересного. — Он пытается представить себе Алаис развратной и лицемерной, но ему это не удается. Но в последнее время она ему все чаще вспоминается такой, какой он видел ее на подоконнике в Сенцио; эта особенная улыбка на ее лице, когда он нетвердой походкой двинулся по наружному балкону к своей комнате.
— Они ведь приедут, правда? — спрашивает герцог. — Мне пришло в голову, что я мог бы потом вернуться домой на корабле вместе с Ровиго.
— Они будут здесь, — подтверждает Дэвин. — На прошлой неделе у них в доме играли свадьбу, а не то они бы уже приехали.
— Вижу, ты хорошо осведомлен об их планах, — серьезно замечает Баэрд. — И что ты собираешься делать после свадьбы?
— Я и сам хотел бы знать, — отвечает Дэвин. — У меня в голове десять разных вариантов. — Он явно говорит серьезнее, чем намеревался, так как оба его друга внимательно прислушиваются к его словам.
— Например? — спрашивает Сандре.
Дэвин глубоко вдыхает и выдыхает воздух. Поднимает обе руки и начинает считать на пальцах.
— Найти отца и помочь ему снова устроиться здесь. Найти Менико ди Феррата и собрать труппу, которая должна была у нас быть перед тем, как вы меня увели. Остаться с Алессаном и Катрианой в Тигане и помочь им в том, что им надо сделать. Научиться управляться с кораблем в море, не спрашивайте, зачем. Остаться в Авалле и построить башню вместе с Баэрдом. — Он колеблется; остальные улыбаются. Тогда он бросается вперед: — Провести еще одну ночь с Альенор в Борсо. Провести всю жизнь с Алаис брен Ровиго. Начать собирать заново слова и музыку всех песен, которые мы потеряли. Поехать через горы в Квилею и найти те двадцать семь деревьев в священной роще. Начать тренироваться в беге для участия в Играх Триады следующим летом. Научиться стрелять из лука — и, кстати, ты мне это обещал, Баэрд!
Он замолкает, потому что они уже хохочут, и он тоже, слегка запыхавшись.
— Кажется, в твоем списке больше десяти пунктов, — смеется Баэрд.
— Их еще больше, — отвечает Дэвин. — Хочешь послушать?
— Мне кажется, я этого не вынесу, — говорит Сандре. — Ты слишком болезненно напоминаешь мне о том, как я стар и как ты молод.
При этих словах Дэвин становится серьезным. Он качает головой.
— Ты не должен так думать. В прошлом году не было такого момента, когда мне бы не пришлось стараться изо всех сил, чтобы от тебя не отстать, куда бы мы ни шли. — При этом он улыбается. — Ты не старый, Сандре, ты самый молодой чародей на Ладони.
Сандре хитро улыбается. Поднимает левую руку: они ясно видят два недостающих пальца.
— В этом есть правда. И я могу стать первым, кто сломает привычку прятать то, чем мы являемся, потому что я так ее и не приобрел.
— Ты серьезно хочешь отказаться от маскировки? — спрашивает Баэрд.
— Совершенно серьезно. Если мы хотим выжить на этом полуострове, как единый народ, нам понадобится магия, чтобы сравняться с Барбадиором и Игратом. И с Кардуном, если подумать хорошенько. И я даже не знаю, какие силы теперь есть в Квилее; прошло столько лет с тех пор, как мы имели с ними дело. Мы больше не можем прятать наших чародеев, или Ходоков, не можем позволить себе не знать, как раньше, ничего о том, каким образом здесь создается магия. Даже Целители, мы ведь ничего в них не понимаем. Нам надо изучить нашу магию, оценить ее, разыскать чародеев и обучать их, найти способы их контролировать. Ладонь должна открыть магию, а не то магия снова погубит нас когда-нибудь, как это произошло двадцать лет назад.
— Ты считаешь, что мы можем этого добиться? — спрашивает Дэвин. — Создать здесь единый народ, из девяти разных.
— Я знаю, что можем. И думаю, что добьемся. Держу пари против вас обоих, что Алессан ди Тигана будет провозглашен королем Ладони на Играх Триады в следующем году.
Дэвин быстро поворачивается к Баэрду, щеки которого внезапно заливает румянец.
— Он согласится? — спрашивает он. — Он это сделает, Баэрд?
Баэрд смотрит на Сандре, потом быстро переводит взгляд обратно на Дэвина.
— А кто еще может им стать? — наконец отвечает он. — Я даже думаю, что у него нет выбора. Задача связать воедино этот полуостров была делом его жизни с пятнадцати лет. Он уже стоял на этом пути, когда я разыскал его в Квилее. Думаю, что ему на самом деле хотелось бы найти вместе с тобой Менико, Дэвин, и несколько лет заниматься музыкой вместе с тобой, Эрлейном и Катрианой, и с танцовщицами, и с человеком, умеющим играть на сиринье.
— Но? — спрашивает Сандре.
— Но он тот, кто всех нас спас, это каждый знает, и каждый знает, кто он сейчас. После двенадцати лет скитаний он знает больше значительных людей в каждой провинции, чем кто-либо другой. Это он заставил всех нас увидеть будущее. И он, кроме того, принц Тиганы, и в самом расцвете сил. Боюсь — при этом слове он морщится, — что не вижу, как он сможет этого избежать, даже если бы захотел. Думаю, для Алессана все только начинается.
Они несколько мгновений молчат.
— А как ты? — спрашивает Дэвин. — Ты пойдешь с ним? Чего тебе хочется?
Баэрд улыбается.
— Чего мне хочется? Ничего настолько возвышенного. Мне бы очень хотелось найти сестру, но я начинаю понимать, что она исчезла, и я, возможно, никогда не узнаю, куда или как. Я буду рядом, как только понадоблюсь Алессану, но больше всего мне хочется строить. Дома, храмы, мосты, дворец, полдюжины башен здесь, в Авалле. Мне необходимо видеть, как они растут, и я… Наверное, это часть того же самого желания, но я хочу завести семью. Нам нужно, чтобы здесь снова появились дети. Слишком много людей погибло. — Он на мгновение переводит взгляд на горы, потом обратно.
— Мы с тобой, возможно, счастливчики, Дэвин. Мы не принцы, не герцоги, не чародеи. Мы всего лишь обыкновенные люди и можем начать жизнь сначала.
— Я же говорил тебе, что он ждет Элену, — мягко произносит Сандре. Это не насмешка, это голос друга, в нем звучит глубокая привязанность. Баэрд улыбается и снова смотрит вдаль. И в это мгновение выражение его лица меняется, оно ярко вспыхивает от удовольствия.
— Смотрите! — кричит он. — Вот он едет!
С юга, по извилистой горной дороге среди холмов, которой не пользовались сотни лет, движется многоцветный караван, растянувшись на большое расстояние. Рядом с ним и впереди играет музыка, едут верхом и идут мужчины и женщины, двигаются мулы и лошади, груженные товарами, по крайней мере, пятьдесят знамен полощутся на ветру. И теперь музыка доносится до них троих, радостная и веселая, и все цвета радуги вспыхивают на утреннем солнце: Мариус, король Квилеи, едет вниз с горного перевала на свадьбу своего друга.
Он должен провести ночь в святилище, где его официально будет приветствовать Верховный жрец Эанны — которого он помнит как человека, много лет назад доставившего к нему через горы четырнадцатилетнего мальчика. В Авалле ждут баржи, чтобы утром отвезти его по реке до Тиганы.
Но право первого приветствия принадлежит Баэрду, от имени Алессана, и он попросил их обоих поехать сюда вместе с ним.
— Вперед! — кричит он теперь с радостным лицом, и посылает своего коня вниз по крутой тропе. Дэвин и Сандре переглядываются и спешат за ним.
— Никогда не пойму, — кричит Дэвин, когда они нагоняют Баэрда, — как можно так радоваться при виде человека, который называет тебя Вторым Голубком.
Сандре восторженно смеется. Баэрд громко хохочет и грозит Дэвину кулаком. Они трое все еще смеются, придерживая коней перед зарослями кустов сонрай у широкой дуги поворота дороги, ведущей вниз.
И именно здесь они видят ризелку, трое мужчин видят ризелку, сидящую на камне у залитой солнцем дороги, и ее длинные волосы цвета морской зелени развеваются на крепнущем ветру.
В безмятежной зелени долины под ними Дэвин различает купол храма Эанны, сверкающий на утреннем солнце. За святилищем он едва различает извилистую тропу, по которой они спускались этой весной, приехав с востока, из-за границы. Он поворачивается в седле и смотрит на север, поверх уходящих вдаль, постепенно исчезающих холмов.
— Мы сможем увидеть их отсюда, потом?
Баэрд смотрит на него, потом следует за его взглядом.
— Что, Авалле и башни? Легко, в любой ясный день. Давай встретимся здесь через год, и ты увидишь мою бело-зеленую башню принца, я тебе обещаю.
— Откуда вы берете мрамор? — спрашивает Сандре.
— Из того же места, что и Орсария для первой башни. Карьер все еще существует, хотите верьте хотите нет, примерно в двух днях езды верхом на запад от нас, возле побережья.
— И доставляете его сюда?
— Морем до Тиганы, потом по реке на баржах вверх по течению Спериона. Так же, как это делали прежде. — Баэрд снова сбрил бороду. Дэвин ловит себя на мысли, что так он выглядит намного моложе.
— Откуда тебе столько об этом известно? — спрашивает Сандре с ленивой насмешкой. — Я думал, что ты только и умеешь стрелять из лука и не падать, когда пробираешься один в темноте.
Баэрд улыбается.
— Я всегда собирался быть строителем. Отец передал мне свою любовь к камню, пусть и не свой дар. Но я все же искусный мастер, и уже тогда научился видеть. Мне кажется, я знаю не меньше любого другого о том, как Орсария строил свои башни и дворцы. В том числе и дворец в Астибаре, Сандре. Хочешь, я расскажу тебе, где находятся тайные ходы?
Сандре громко смеется.
— Не трудись, самонадеянный каменщик. С другой стороны, прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как я был в этом дворце, возможно, тебе и придется мне напомнить, где они расположены.
Дэвин с усмешкой смотрит на герцога. Он долго не мог привыкнуть к внешности Сандре без его смуглой маскировки карду.
— Значит, ты собираешься вернуться назад после свадьбы? — спрашивает он, чувствуя грусть при мысли об еще одной предстоящей разлуке.
— Мне кажется, я должен, — говорит герцог. — Хотя признаюсь, меня раздирают противоречия. Я чувствую себя уже слишком старым для того, чтобы кем-то править. И похоже, мне некого растить себе в наследники.
После короткого молчания Сандре плавно уводит их от мрачных воспоминаний.
— Если честно, сейчас меня больше всего интересует то, чем я занимался здесь, в Тигане. Мысленная связь с Эрлейном и Сертино и с теми чародеями, которых нам удалось найти.
— А Ночные Ходоки? — спрашивает Дэвин.
— Действительно, и с ними тоже. Должен сказать, я доволен, что четверо из них приедут вместе с Альенор на свадьбу.
— Но не так доволен, как Баэрд, я уверен, — лукаво говорит Дэвин. Баэрд бросает на него выразительный взгляд и делает вид, будто поглощен осмотром далекой ленточки дороги к югу от них.
— Ну, едва ли так же, — соглашается Сандре. — Хотя все же надеюсь, он позволит мне ненадолго отнять у него Элену, пока она здесь. Если мы собираемся изменить отношение этого полуострова к магии, нет лучшего времени начать это делать, чем сейчас, тебе не кажется?
— О, разумеется, — отвечает Дэвин, широко улыбаясь.
— Она не моя Элена, — бормочет Баэрд, упорно не отрывая глаз от дороги.
— Разве? — насмешливо удивляется Сандре. — Тогда кто же тот Баэрд, которому она все время передает через меня послания? Ты знаешь этого парня?
— Никогда о нем не слыхал, — лаконично отвечает Баэрд. Он еще несколько секунд сохраняет серьезное выражение лица, потом сдается и хохочет. — Начинаю припоминать, почему я предпочитал ходить в одиночку. А как насчет Дэвина, если уж ты об этом заговорил? Ты не думаешь, что Алаис тоже посылала бы ему сообщения, если бы могла?
— Дэвин, — беззаботно отвечает герцог, — просто ребенок, слишком юный и невинный, чтобы связываться с женщинами, особенно с такими, как эта развратная, опытная девица из Астибара.
Дэвин старается казаться суровым, но ему это не удается; оба его собеседника знают его истинное отношение к дочери Ровиго.
— В Астибаре нет неопытных женщин, — возражает Баэрд. — И кроме того, он достаточно взрослый. У него на ребрах даже есть боевой шрам, который можно ей показать.
— Она его уже видела, — замечает Дэвин, получающий от этого разговора огромное удовольствие. — Она его бинтовала после того, как Ринальдо меня исцелил, — поспешно прибавляет он, так как оба собеседника вопросительно поднимают брови. — Ничего интересного. — Он пытается представить себе Алаис развратной и лицемерной, но ему это не удается. Но в последнее время она ему все чаще вспоминается такой, какой он видел ее на подоконнике в Сенцио; эта особенная улыбка на ее лице, когда он нетвердой походкой двинулся по наружному балкону к своей комнате.
— Они ведь приедут, правда? — спрашивает герцог. — Мне пришло в голову, что я мог бы потом вернуться домой на корабле вместе с Ровиго.
— Они будут здесь, — подтверждает Дэвин. — На прошлой неделе у них в доме играли свадьбу, а не то они бы уже приехали.
— Вижу, ты хорошо осведомлен об их планах, — серьезно замечает Баэрд. — И что ты собираешься делать после свадьбы?
— Я и сам хотел бы знать, — отвечает Дэвин. — У меня в голове десять разных вариантов. — Он явно говорит серьезнее, чем намеревался, так как оба его друга внимательно прислушиваются к его словам.
— Например? — спрашивает Сандре.
Дэвин глубоко вдыхает и выдыхает воздух. Поднимает обе руки и начинает считать на пальцах.
— Найти отца и помочь ему снова устроиться здесь. Найти Менико ди Феррата и собрать труппу, которая должна была у нас быть перед тем, как вы меня увели. Остаться с Алессаном и Катрианой в Тигане и помочь им в том, что им надо сделать. Научиться управляться с кораблем в море, не спрашивайте, зачем. Остаться в Авалле и построить башню вместе с Баэрдом. — Он колеблется; остальные улыбаются. Тогда он бросается вперед: — Провести еще одну ночь с Альенор в Борсо. Провести всю жизнь с Алаис брен Ровиго. Начать собирать заново слова и музыку всех песен, которые мы потеряли. Поехать через горы в Квилею и найти те двадцать семь деревьев в священной роще. Начать тренироваться в беге для участия в Играх Триады следующим летом. Научиться стрелять из лука — и, кстати, ты мне это обещал, Баэрд!
Он замолкает, потому что они уже хохочут, и он тоже, слегка запыхавшись.
— Кажется, в твоем списке больше десяти пунктов, — смеется Баэрд.
— Их еще больше, — отвечает Дэвин. — Хочешь послушать?
— Мне кажется, я этого не вынесу, — говорит Сандре. — Ты слишком болезненно напоминаешь мне о том, как я стар и как ты молод.
При этих словах Дэвин становится серьезным. Он качает головой.
— Ты не должен так думать. В прошлом году не было такого момента, когда мне бы не пришлось стараться изо всех сил, чтобы от тебя не отстать, куда бы мы ни шли. — При этом он улыбается. — Ты не старый, Сандре, ты самый молодой чародей на Ладони.
Сандре хитро улыбается. Поднимает левую руку: они ясно видят два недостающих пальца.
— В этом есть правда. И я могу стать первым, кто сломает привычку прятать то, чем мы являемся, потому что я так ее и не приобрел.
— Ты серьезно хочешь отказаться от маскировки? — спрашивает Баэрд.
— Совершенно серьезно. Если мы хотим выжить на этом полуострове, как единый народ, нам понадобится магия, чтобы сравняться с Барбадиором и Игратом. И с Кардуном, если подумать хорошенько. И я даже не знаю, какие силы теперь есть в Квилее; прошло столько лет с тех пор, как мы имели с ними дело. Мы больше не можем прятать наших чародеев, или Ходоков, не можем позволить себе не знать, как раньше, ничего о том, каким образом здесь создается магия. Даже Целители, мы ведь ничего в них не понимаем. Нам надо изучить нашу магию, оценить ее, разыскать чародеев и обучать их, найти способы их контролировать. Ладонь должна открыть магию, а не то магия снова погубит нас когда-нибудь, как это произошло двадцать лет назад.
— Ты считаешь, что мы можем этого добиться? — спрашивает Дэвин. — Создать здесь единый народ, из девяти разных.
— Я знаю, что можем. И думаю, что добьемся. Держу пари против вас обоих, что Алессан ди Тигана будет провозглашен королем Ладони на Играх Триады в следующем году.
Дэвин быстро поворачивается к Баэрду, щеки которого внезапно заливает румянец.
— Он согласится? — спрашивает он. — Он это сделает, Баэрд?
Баэрд смотрит на Сандре, потом быстро переводит взгляд обратно на Дэвина.
— А кто еще может им стать? — наконец отвечает он. — Я даже думаю, что у него нет выбора. Задача связать воедино этот полуостров была делом его жизни с пятнадцати лет. Он уже стоял на этом пути, когда я разыскал его в Квилее. Думаю, что ему на самом деле хотелось бы найти вместе с тобой Менико, Дэвин, и несколько лет заниматься музыкой вместе с тобой, Эрлейном и Катрианой, и с танцовщицами, и с человеком, умеющим играть на сиринье.
— Но? — спрашивает Сандре.
— Но он тот, кто всех нас спас, это каждый знает, и каждый знает, кто он сейчас. После двенадцати лет скитаний он знает больше значительных людей в каждой провинции, чем кто-либо другой. Это он заставил всех нас увидеть будущее. И он, кроме того, принц Тиганы, и в самом расцвете сил. Боюсь — при этом слове он морщится, — что не вижу, как он сможет этого избежать, даже если бы захотел. Думаю, для Алессана все только начинается.
Они несколько мгновений молчат.
— А как ты? — спрашивает Дэвин. — Ты пойдешь с ним? Чего тебе хочется?
Баэрд улыбается.
— Чего мне хочется? Ничего настолько возвышенного. Мне бы очень хотелось найти сестру, но я начинаю понимать, что она исчезла, и я, возможно, никогда не узнаю, куда или как. Я буду рядом, как только понадоблюсь Алессану, но больше всего мне хочется строить. Дома, храмы, мосты, дворец, полдюжины башен здесь, в Авалле. Мне необходимо видеть, как они растут, и я… Наверное, это часть того же самого желания, но я хочу завести семью. Нам нужно, чтобы здесь снова появились дети. Слишком много людей погибло. — Он на мгновение переводит взгляд на горы, потом обратно.
— Мы с тобой, возможно, счастливчики, Дэвин. Мы не принцы, не герцоги, не чародеи. Мы всего лишь обыкновенные люди и можем начать жизнь сначала.
— Я же говорил тебе, что он ждет Элену, — мягко произносит Сандре. Это не насмешка, это голос друга, в нем звучит глубокая привязанность. Баэрд улыбается и снова смотрит вдаль. И в это мгновение выражение его лица меняется, оно ярко вспыхивает от удовольствия.
— Смотрите! — кричит он. — Вот он едет!
С юга, по извилистой горной дороге среди холмов, которой не пользовались сотни лет, движется многоцветный караван, растянувшись на большое расстояние. Рядом с ним и впереди играет музыка, едут верхом и идут мужчины и женщины, двигаются мулы и лошади, груженные товарами, по крайней мере, пятьдесят знамен полощутся на ветру. И теперь музыка доносится до них троих, радостная и веселая, и все цвета радуги вспыхивают на утреннем солнце: Мариус, король Квилеи, едет вниз с горного перевала на свадьбу своего друга.
Он должен провести ночь в святилище, где его официально будет приветствовать Верховный жрец Эанны — которого он помнит как человека, много лет назад доставившего к нему через горы четырнадцатилетнего мальчика. В Авалле ждут баржи, чтобы утром отвезти его по реке до Тиганы.
Но право первого приветствия принадлежит Баэрду, от имени Алессана, и он попросил их обоих поехать сюда вместе с ним.
— Вперед! — кричит он теперь с радостным лицом, и посылает своего коня вниз по крутой тропе. Дэвин и Сандре переглядываются и спешат за ним.
— Никогда не пойму, — кричит Дэвин, когда они нагоняют Баэрда, — как можно так радоваться при виде человека, который называет тебя Вторым Голубком.
Сандре восторженно смеется. Баэрд громко хохочет и грозит Дэвину кулаком. Они трое все еще смеются, придерживая коней перед зарослями кустов сонрай у широкой дуги поворота дороги, ведущей вниз.
И именно здесь они видят ризелку, трое мужчин видят ризелку, сидящую на камне у залитой солнцем дороги, и ее длинные волосы цвета морской зелени развеваются на крепнущем ветру.