Гей Сэмюэль. Утросклон

   - Гардеробная вон там, - учтиво, как больному, показал Аллис на дверь с надписью "Гардеробная".
   - Я и сам вижу, - вспыхнул Монк и рванул дверь на себя. Она не поддавалась.
   - От себя, - шепнул Аллис, и Монк, пунцовый от стыда, будто провалился в душную темноту, Из-за барьера к нему тотчас выскочил бородатый старикан в ливрее и, сопя крупным носом, стал помогать снимать пальто.
   "Пропади оно все пропадом", - подумал Монк я, не зная, куда спрятать глаза, отдал себя на растерзание гардеробщику.
   Они прошли, наконец, на застекленную террасу, где в углу их ожидал столик на двоих. "Черт бы побрал этого Аллиса, - ругался про себя Монк, хоть бы предупредил, я бы сапоги начистил..." Юноша поспешч но сел в кресло, на которое показал ему Аллис, и с интересом огляделся. Терраса очень походила на аквариум, потому что была отгорожена от мира голубым стеклом, а из вазонов ползли вьющиеся зеленые стебли, очень похожие на водоросли.
   Вдруг, как из-под земли, вырос волшебник в искрящемся белом фраке. Будто из воздуха, на столе вдруг появились холодный морс, фрукты, легкая закуска. Аллис разрезал большое красное яблоко и по-приятельски подмигнул Монку. Но, заметив, что юноша не знает, куда деть руки, он протянул ему сочную ароматную половинку. Потом завел нудный разговор о скором тепле, живописных окрестностях Ройстона и как бы между прочим поинтересовался, был ли Монк в той чудесной долине, где живут бортники.
   Монк грыз яблоко в в качестве ответа покачал головой.
   - Ну как же, это совсем рядом, несколько миль по Крутой Дороге! Я недавно там был, чудесное место. И снега почти нет, вот-вот подснежники полезут...
   Монк понимающе улыбнулся. Он знал, как великолепен весенний лес, где умирает зима, где зарождаются звонкие молодые ручьи.
   - А может, махнем туда прямо сейчас? А? Отличная идея! - похвалил сам себя Аллис.
   Такому неожиданному предложению Монк не удивился. После загадочного визита к нему домой, этого письма, таинственно подброшенного сегодня под дверь, он стал уже свыкаться со странностями Аллиса. И Монк почувствовал, что не может воспротивиться воле этого легкого в общении, обаятельного человека. В чей была сила Аллиса, Монк пока не мог разобраться, и оттого интересно было наблюдать шефа, постигая суть этого загадочного человека, который случайно, как чужая тайна, вошел в его жизнь.
   - Поехали, - беззаботно махнул рукой Монк. - За вами, Аллис, я готов хоть куда.
   - Похвально, дружище, - обрадовался Аллис, - значит, решено! По крайней мере увидишь настоящих бортников. А уж меда попробуем, будь уверен. - И подмигнул хитрым глазом.
   Как близкие люди, меж которыми давно все ясно, Монк и Аллис покинули шикарную кормушку и сели в не менее шикарный автомобиль марки "Беланже",
   - Что это значш, Аллис? - удивился Монк, - Полчаса назад здесь не было этой машины...
   - Люблю чудеса, дорогой друг, без них скучно жить...
   Когда отъехали за город, шеф остановил машину,
   - На заднем сиденье сверток, - сказал он Монку. - Там все, что необходимо настоящему джентльмену. Переоденься.
   Монк-хотел было возмутиться, мол, как все это понимать, что это за подачки! Но, взглянув на Аллиса, понял, что спорить бесполезно, уже все решено я ему надо подчиняться. Притом не так уже это противно - примерить новую одежду. Он без лишних слов развернул обертку и обнаружил прекрасный коричневый костюм, с жемчужным отливом сорочку, галстук, шляпу и ботинки на кнопках.
   Аллис дождался, пока Монк переоденется, включил зажигание, красиво положил сильные руки на руль, и машина почти бесшумно выехала на дорогу.
   Шоссе, широкое и ухоженное, терялось в синеве близких гор. Крутая Дорога соединяла Ройстон с центром страны, и Монк впервые ехал по ней. Их синий "Беланже" мчался с бешеной скоростью, потому что ни встречных, ни попутных машин не было.
   Монк украдкой продолжал осматривать машину, тискал мягкое сиденье, и ему очень хотелось потрогать рычажки и ручки, которые маняще поблескивали никелем. Он с интересом оглядывался по сторонам и невольно отворачивался от окна, когда прямо под колесами возникало бездонное ущелье,
   - Не волнуйся, - успокоил шеф, - я не первый год вожу машину.
   На седловине хребта дорога расширялась, чтобя можно было отвести машину в сторону и дать передышку мотору. Отсюда сразу же начинался головокружительный спуск, при виде которого у Монка возникло давно забытое чувство риска. Вслед за Аллисом он вышел из автомобиля. Несмотря на солнечный день, здесь, наверху, свистел ледяной ветер. Путешественники укрылись в небольшой беседке на краю обрыва.
   - Через полчаса будем на месте, - сказал Аллис, поднимая воротник плаща. Монк облокотился на ажурные перила и стал смотреть вдаль, где серебрилась большая лазурная вода.
   - Кстати, что ты думаешь по поводу сегодняшней сенсации? - спросил Аллис, раскуривая сигару.
   - Вы имеете в виду аттракцион в городском саду?
   - Какой к черту аттракцион! Это мошенничество.
   - Я не знаю, что за человек Лобито, владелец комнаты смеха, но, мне думается, свое удивительное зеркало он вывесил не ради денег, - возразил Монк. - Быть может, в такой форме он хочет выразить протест.
   - Протест чему? - оживился Аллис. - Человеческим правилам жизни? Порокам общества?
   - Наверное, так. Вы ведь сами говорите, что человеку далеко до совершенства. Собственно, наше Общество...
   Монк внезапно замолк. Он заглянул в глаза Аллису и увидел там такой недобрый интерес, что ему стало не до откровений.
   - Так что же Общество?
   - Я имел в виду наше... вернее, ваше... - замялся Монк.
   - А! - огорченно скривился Аллис. - Если горбатому говорить, что он горбат, его этим не вылечишь...
   - Вы правы. Я, например, побоялся даже идти в парк, подумал, а вдруг у меня там, в душе, не все а порядке? Лучше жить как жил, и считать себя нормальным человеком, - стал врать Монк, насторожзнно наблюдая за Аллисом. Тот облегченно вздохнул.
   - Ты правильно поступил, дружок. Не нужно поддаваться на дешевые авантюры. Я уверен, что этот, как его... Лобито действительно протестует. Видишь, как взбудоражил он людей! Нет, нам нужны уверенные в себе, довольные всем люди.
   Монк молчал.. Ему хотелось закончить побыстрее этот разговор, где нужно держать ухо востро, чтобы, упаси бог, не упасть в глазах шефа, не ляпнуть какуюнибудь ерунду. "Чего же хочет от меня этот человек? К чему клонит?" гадал Монк. Аллис чутко уловил настроение спутника и прервал разговор.
   Весь спуск с перевала молчали. Монк хотел, чтобы эта загородная поездка быстрее кончилась, и недоумевал также: зачем нужно было рядить его в этот шикарный костюм, когда ехать-то предстояло всего-навсего в лес, к бортникам. Хотя какие к черту бортники, когда пчелы еще спят. Аллис сосредоточенно вел машину, манипулируя педалями и рычагами. Наконец выехали в живописную долину, зеленую от света елей. Машина повернула вправо, и вскоре Монк увидел впереди два уютных домика, белых, под красной черепицей.
   - Кстати, про моториста Бильбо, - неожиданно заговорил Аллис. - Знаешь, чем он похож на Лобито? Он тоже не принимает нашу жизнь, общество, только не борется с ним в открытую. Жует сухой хлеб и протестует, наверное, про себя. Ну да от него вреда нет...
   Машина остановилась возле ближнего дома, и не успел Монк толком обдумать последние слова Аллиса, как тот хитро улыбнулся и толкнул юношу в бок: - А сейчас появятся ужасные бортники, которых ты так опасаешься.
   И действительно, дверь с шумом отворилась, и на пороге показались... две молоденькие женщины в ярких летних платьях, таких нелепых в этом глухом холoдном лесу. Тончайший шелк, розовые плечи, искусно обнаженные портным, прекрасные глаза, ободряющие и ласковые... Монку сделалось душно и тревожно. Он неуклюже вывалился из машины без пальто и в шляпе в законченным болваном уставился на красоток. Аллис выручил его.
   - Это Монк, - громко сказал он, - мой непорочный юный друг.
   Красавицы сдержанно засмеялись, шутливо поклонились и провели юношу в дом. Монк никак не ожидал встретить такую роскошь в лесу. Ковры на полу и стенах, мягкие диваны. Несколько темных, писанных маслом картин, изображающих сцены охоты. Посредине большой комнаты безукоризненно накрытый стол, живописный, как натюрморт.
   Появился Аллис с корзиной шампанского.
   - Льюзи, - окликнул он одну из девушек, - это надо поставить в ледник. Монк тебе поможет.
   Монк схватил тяжелую корзину с вином и робко пошел за девушкой. Больше всего сейчас он опасался сморозить какую-нибудь глупость, ляпнуть что-нибудь невпопад и потому решил молчать. - "Ну Аллис со своими дурацкими розыгрышами, - возмущался Монк, - бортников выдумал, я, кретин, поверил, а теперь черт знает что", Льюзи привела его куда-то за дощатую перегородку, в пристройку, оборудованную наподобие кладовой.
   В сумраке Монк разглядел две пустые бочки, корзины, сложенные башней, одна в другую, несколько пыльных ящиков. Девушка остановилась и вопросительно посмотрела на Монка. Тот держал обеими руками но. шу и озирался кругом.
   - А где же ледник? - спросил он.
   Льюзи прыснула в кулачок.
   - Это он и есть. Тебя смущает, что нет подполья и льда? Но здесь и так прохладно. Я даже замерзла в легком платье, вот потрогай мои плечи, какие холодные. С игривым смешком девушка приблизилась к Монку.
   - Что же ты боишься? Ну?
   Монк никак не ожидал такого поворота. Он крякнул глухо и, стыдясь своего жалкого голоса, сказал, что у него заняты руки.
   - Аха-ха, - неожиданно громко рассмеялась Льюзи, будто взвизгнула. - Ну умора! Слушай, а ты забавный. Давно мне такие не попадались.
   Монк теперь только сообразил, что это были за девицы и с какой целью привез его сюда Аллис. Он решительно брякнул корзину об пол. Глухо звякнули бутылки, и тут же где-то рядом, за стенкой, раздался голос Аллиса:
   - Эй, нетерпеливая молодежь! Оставьте покуда змия-искусителя в покое и идемте к нам. Надо выпить с дороги чего-нибудь покрепче.
   Монк, не оглядываясь на Льюзи, пошел назад. Он увидел Аллиса, сидящего за столом. На коленях у него устроилась Сьюзи, и они пили что-то по. очереди из глубокого бокала.
   - Вы слишком рано отбились от компании, - сделала упрек Сьюзи и лениво сползла с колен Аллиса. - Монк, голубчик, иди сюда, я налью тебе джина.
   Монк даже не посмотрел в ее сторону.
   - Аллис, мне нужно сказать вам что-то важное, - сказал он сухо.
   - Изволь, голубчик, - разрешил шеф.
   - Нам надо выйти.
   - О, господи, - поморщился Аллис, - уж не собираешься ли ты меня бить за то, что я выпил, не дождавшись тебя... Кстати, где корзина с шампанским?
   - Вы же велели отнести ее на ледник!
   - Бог мой, ты понял меня буквально, - пробурчал Аллис, выбираясь из-за стола. - Я хотел, чтобы вы с Льюзи поскорее познакомились.
   - Не в этом дело, идемте.
   Когда вышли на крыльцо, Монк прикрыл дверь и с ходу пошел в атаку на шефа.
   - Аллис, черт побери, я не дурак в все понимаю...
   - Похвально, - поддакнул Аллис.
   - Что мне делать, если я не хочу здесь быть?
   - Тебе не понравилась Льюзи? - дурачился Аллис, хотя прекрасно видел негодование юноши.
   - Не злите меня, черт побери. Я не хочу, чтобы мною кто-то помыкал! Немедленно отвезите меня в город. Надоели мне ваши штучки. Это насилие в конце концов!
   Аллис, улыбаясь, взял Монка за руку и так сжал ему кисть, что парень чуть не взревел от боли.
   - Ты удивительный человек, Монк. Если вдруг ты умрешь раньше меня, клянусь, что я, старый развратник, поставлю тебе памятник. Твоему целомудрию нет границ. Таких, как ты, в природе больше не существует.
   - Аллис, вам не кажется, что мне больно? - проскрежетал сквозь зубы Монк.
   - Ах да, я разволновался, прости, пожалуйста,-повинился Аллис и убрал руку.
   - Отвезите меня, - почти жалобно попросил Монк.
   Аллис сделал скорбное лицо:
   - Я уже выпил, Монк. Тем более такая дорога... А мы ведь с тобой должны многое сделать.
   - Какого же дьявола мы здесь развлекаемся?
   - А что ты, собственно, хочешь? Ты знаешь, как я устал за эти дни?
   - Ну, хорошо, скажите, в том доме я смогу переночевать? - показал Монк на соседний коттедж.
   - Там то же самое, - устало сказал Аллис. - Я замерз, что ты еще хотел мне сказать? Говори быстрее! В конце концов кто тебя заставляет лапать эту смазливую девку? Ты же мужчина, Монк, и волей распоряжаться собою, как тебе угодно.
   - Хорошо, вы правы. Идемте пить джин. Мне больше ничего не остается, как напиться и уснуть под столом, как свинья...
   - Ну что ты мелешь, - пробурчал Аллис, открывая дверь. - Ты же не размазня, у тебя есть характер...
   Сели за стол, наполнили бокалы и выпили за весну.
   Монк сделал несколько судорожных глотков, но огненный джин застрял в глотке, вызывая приступ тошноты. Со слезами на глазах, давясь, Монк подцепил что-то на вилку и принялся торопливо закусывать. Комок в горле провалился, и Монк свободно вздохнул, смахивая слезы.
   - Что вы мне налили такого? Клянусь богом, то какая-то адская смесь!
   - Обыкновенный джин, - пожал плечами Аллис, - может, чуточку покрепче коньяка или водки. Хочешь, налью для сравнения.
   - Хочу, - сказал Монк и выставил пустой бокал.
   - Тебе чего, водки, коньяку?
   - И того, и другого.
   - О! Среди нас есть настоящие мужчины! - подзадорила Сьюзи.
   - Да, есть, - подтвердил Монк и в упор посмотрел на девушку. - Ваше здоровье, - поднял он бокал и выпил водку одним глотком. Вторая порция прошла хорошо. Монк лихо понюхал рукав и победно огляделся. Он уже чувствовал, как деревенеет язык, как вспыхнули щеки, а в голову пришел дурман. Вдруг в нем проснулся зверский аппетит. Он положил себе полную тарелку еды и, уткнувшись в нее, поглощал все без разбора. Долго он так ел, наконец подозрительная тишина насторожила его и он поднял голову. Все держали в руках наполненные бокалы и, сдерживая смех, смотрели на Монка. Аллис даже засекал время по часам.
   С дружным беззлобным смехом налили и Монку, и он впервые за все время улыбнулся. Он не чувствовал уже в себе негодования от этого покупного вертепа, зато живо представил себя со стороны пожирающим салаты и окончательно развеселился. Ну надо же, выказать себя таким букой в ничего не замечать, кроме жратвы. И тем не менее люди, сидевшие с ним за одним столом, прощали ему такое скотское поведение, а Аллис даже предложил выпить за него, за Монка.
   - Ну нет! Я хочу выпить за вас, - поднялся Монк.
   Он видел, как трудно подчиняется ему тело, и язык едва не заплетается, но изо всех сил старался держаться твердо и выражаться ясно.
   - Это восхитительно - весна, домик в лесу... так тепло и спокойно... Я пью за вас!
   Монк опрокинул бокал и уже не чувствовал вкуса того, что пьет.
   Льюзи протянула ему яблоко, и он откусил прямо у нее из руки.
   - Браво, Монк, - похвалила Сьюзи, - ты начинаешь оживать.
   - Он немного утомился в пути, - вполголоса объяснил Аллис. Монк услышал, но ничего не имел против такой лжи.
   - Монк, ты не будешь больше таким хмурым? - спросила на ушко Льюзи, и юноша чуть не задохнулся от запаха ее духов.
   О нет! Монк не бывает грустным в хорошей компании. Разве возможны рядом две вещи - грусть в вино? Конечно, нет!
   - Эй, Аллис! Почему это вы все молчите? Тогда налейте хотя бы вина! Монк протянул бокал, и Аллис, снисходительно улыбаясь, отмерил ему добрую дозу шампанского.
   Монк залпом выпил и покривился:
   - Это не то. В следующий раз я буду пить джин. Он мне понравился. Хотя лучше всего - ром. Это единственное средство, которое помогает от морской болезни.
   - Что, уже началась? - съехидничал Аллкс, но Монк не почувствовал жала его шутки.
   - Давайте выпьем за море! - выкрикнул он. - За тугие паруса и крутую волну под килем... Остаавьте себе-е бе-ерег, а мне отда-а-айте море... запел Монк старую матросскую песню, и с этого момента память надолго оставила своего хозяина.
   Отведав из каждой бутылки, что были на столе, он без меры много говорил, улыбался и все чаще разглядывал родинку на розовом плечике Льюзи. Ему было хорошо.
   Вконец охмелевший, Монк потерял счет времени, одолеваемый одним только жгучим желанием, от которого бешено колотилось сердце. Он уже не видел стен комнаты, тарелки как лягушата скакали по столу, кружился потолок... Монк ничего не замечал, кроме улыбчивой, манящей Льюзи. Вот совсем близко ее глаза, губы. А руки тонкие и такие сильные...
   Он едва мог пошевелить головой в крепких объятиях Льюзи и, только переведя дух, вдруг почувствовал возле своей щеки маленькую и твердую грудь девушки. Его бросило в жар, он на миг протрезвел, испуганно огляделся. В комнате, кроме них, никого не было. Льюзи хихикнула и сделала ему таинственный знак, Монк поднялся с трудом со стула и на прямых ногах пошел за девушкой, что-то нежно мыча. Последнее, что он помнил, это как Льюзи помогала ему снимать пиджак...
   XIII
   "Что бы это могло случиться с Монком? Вчера был такой радостный, шумный, много шутил, а потом как в воду канул. И дома не ночевал, и на шхуне его не было..." Икинека сидит в мастерской. Вот-вот начнет светать. В комнате уже различимы предметы: верстак, самодельные шкафы с инструментами, заготовками, оправами для очков. Шлифовальный круг возле окна, как раз напротив Икинеки, но серый камень спит. Все в доме спят... Икинека боитсяз вдруг зайдет кто-нибудь и сейчас же догадается, что она всю ночь не смыкала глаз. Но какой может быть сон, если душу окутала паутина тревоги, а в голову лезут всякие глупые мысли.
   "Почему Монк исчез так внезапно, никого не предупредив? Никогда с ним такого не было. Что-то случилось... А может, его убили? Те, кто дал такие большие деньги. Монк хотя и рассказывал, что находится теперь на важной службе, но я тогда не поняла, что за мудреные дела такие. Может, он сейчас как раз и занимается ими? Но почему ничего не сказал? Неужели это тайна?.. А хотя что ему говорить, ведь он один на белом свете и, наверное, потому считает, что никому не интересно, где он и что с ним. Но это же не так! Тысячу раз не так..." Совсем рассвело на улице. Сейчас в Бухту Спокойной Воды войдет солнце. Икинека на время оставила свои печали, чтобы не пропустить рождение нового дня.
   Она любила встречать и провожать каждый новый день. Ей нравилось жить, потому что она не ждала от жизни многого. А может, потому и нравилось, что многого не ждала. Вот только Монк...
   Икинека пристально смотрела на восток, но тщетно - горизонт частили махровые серые тучи, и солнце ко времени в Ройстон не явилось, его лучи сияли час где-то в вышине, скрытые от глаз плотным одеялом облаков.
   Икинека видела, как просыпается город: закудрявился дымок над крышами домов, профырчал где-то автобус, увозя рудокопов на работу. По противоположной стороне улицы пробежала собака, похожая на cryсток тумана.
   Скрипнула кровать в спальне матери, и тут же отец подал голос из своего закутка: - Дочка, что там за окном делается?
   Икинека вздрогнула. Она поняла, что отец не спал и все-все про нее знает. Ей не хотелось сейчас говорить, но она представила, как отец затаил дыхание, ожидая ответ. Как можно беззаботно и весело Икинека прокричала отцу, что скучный денек нынче пришел в Ройстон. Тот удовлетворенно закашлялся.
   Девушка раскрутила каменное колесо. Неутомимый труженик заскрипел, просыпаясь, и чихнул - это Икинека прикоснулась к нему стеклом. Вскоре шлифовальный круг набрал полные обороты и зашипел, слизывая шершавым языком все ненужное.
   Перед тем как вставить стекло в оправу, надо так обработать стекла, чтобы в них заиграл особый свет.
   Это требует большого напряжения, точности глаза, особой чуткости пальцев. Чуть ошибешься, и тогда придется все начинать сызнова. Икинека понимала: надо работать, чтобы прогнать невеселые мысли, это всегда помогало ей, но как же можно работать, когда на сердце неуютно и так хочется спать, что щиплет глаза, будто в них попал песок.
   Послышался шум в передней. Мать кого-то назвала ранней птахой, и Икинека узнала голос тетушки Изы.
   Она что-то бойко протараторила матери, посмеялась о чем-то с отцом, и через минуту смуглая толстушка в расстегнутом коротком плаще и без платка была уже в мастерской.
   От нее, как всегда, вкусно пахло свеженарезанным табаком, и по этому поводу Иза обычно шутила, что ее никакая хворь не возьмет и она проживет двести лет.
   Икинека и на самом деле так думала, потому что сколько она себя помнила, столько же существовала на их улице табачная лавка Изы.
   - Здравствуй, невеста, - обрадовалась девушке табачница. - Трудишься? Вот и хорошо, дай отцу передохнуть, повертел он за свой век это чертово колесо.
   - Почему вы так? - улыбнулась Икинека. - Хорошее колесо. Мы любим его, как и вы свою лавку.
   - Господь с тобой! Ни дна ей, ни покрышки. От табака у меня к вечеру мозги вконец раскисают, уснуть не могу. Теперь вот новая напасть - глаза никудышные стали. Доктор говорит, нужно на нос очки ставить, а то вовсе ослепну. Вдруг не врет доктор, а?
   - Конечно, нет. Давайте проверим зрение, садитесь сюда.
   Пока Икинека выясняла, какие стекла нужны, подбирала оправу, словоохотливая табачница поведала ей все новости: что случилось в городе вчера и что произойдет сегодня.
   Девушка осторожно спросила про Монка. О его исчезновении табачница ничего не знала и от такой неожиданности на минуту даже опешила. Но потом лукаво подмигнула: - Будь уверена, уже к вечеру Иза узнает все, что надо. Такого еще не бывало...
   На радостях Икинека пообещала к тому временя вручить тетушке Изе готовые очки. Довольные друг другом, они расстались, и суматошная табачница даже чмокнула девушку в щеку.
   И пяти минут не побыла с Икинекой тетушка Иза, но сделала чудо - к девушке вернулось присутствие духа. Она даже охотно пошла завтракать, и, сидя c отцом и матерью за столом, Икинека не удержалась и погоревала, что Монк ушел вчера еще засветло из дому и так и не ночевал.
   - А тебе только в окошко все бы выглядывать, - поддразнил отец. - Он парень молодой, мало ли какие у него могут быть дела.
   - Да я ничего и не говорю, - вспыхнула девушка.
   - Может, он у Фалифана заночевал? - предположила мать. - Заболтались за полночь, а назад идти через весь город...
   - Ну что ты говоришь, мама! - Икинека отставила чашку. - Тут что-то другое... Эта новая его служба... Этот человек, который приходил... У него такой взгляд...
   - Впрочем, верно, - насторожился Чиварис, - у Монка столько много денег...
   - О, господи, сохрани нашего мальчика! - воскликнула Марталеза и притихла.
   - Ну чего вы! - Чиварис весело посмотрел на жену и дочь. - Уж не хотите ли вы заявить в полицию? Ха-ха. Я в его годы...
   - Уж помолчи, старый! - шутливо замахнулась на мужа Марталеза.
   - Тем более только одна ночь, - успокаивал Чиварис.
   - Я попросила тетушку Изу разузнать, - сказала Икинека. - Она вечером придет.
   - Правильно, - одобрил отец, - Иза лучше всякой полицейской ищейки все разнюхает, хотя и сидит в своей лавке...
   Икинека быстро закончила свою утреннюю работу (она не любила откладывать начатое) и тут же принялась выполнять заказ табачницы. Шлифовальный круг ласково шипел у ее ног, на фартук сыпалась мелкая стеклянная пыль, похожая на соль...
   В середине дня девушке почудилось, что Монк вернулся. Бросив все, Икинека по натоптанной дорожке пробежала через сад. Вот сейчас она войдет к нему, а он дома, живой и невредимый. Протопала по крыль цу. Пусто в доме. По-прежнему стоит на столе чернильница, валяется на полу ручка, брошенная, видимо, в спешке. Девушка подняла ее и положила на стол.
   "Нет, тут что-то не так, - подумала Икинека, - надо ждать тетушку Изу..." Лениво отжил свое хмурый день. Еще не во всех домах загорелись огни, а очки для табачницы были готовы. Икинека стала беспокоиться, вдруг тетушка И за не сдержит слово? Но вот послышались ее шаги во дворе. Слава богу!
   Тетушка Иза была мрачнее тучи. Самолюбие женшины, которая считала, что она должна все знать о жителях Ройстона, было ущемлено. Единственное, что удалось ей выведать, это то, что Монк на синем шикарном автомобиле с незнакомым господином уехал от "Спящего Пегаса" за перевал.
   Икинека вконец расстроилась: ведь дорога за перевал очень далекая. И опасная. Но тут тетушка Иза нацепила очки и принялась шумно восторгаться, не стесняясь при этом крепких словечек. Удивление табачницы, впервые надевшей очки, было так искренне, что девушка от души рассмеялась и на минуту забыла про свою печаль.
   Когда счастливая табачница ушла, Чиварис со своей лежанки уже не просил, а требовал, чтобы дочь бросила все дела и шла отдыхать. И в самом деле, девушка едва держалась на ногах. Икинека поцеловала отца в колючую щеку и вышла подышать во двор.
   Было сыро и холодно, словно море забрало на ночь все тепло из города. По фиолетовому небесному лугу не паслись сегодня звезды, а дом Монка молчал, погруженный в тревожный сон. Сосульки на ветвях шиповника тенькали на ветру, и девушка обрадовалась этому звуку грядущей весны. "А потом настанет лето, подумала она, - большое и теплое, как море. В город съедется много новых людей, станет шумно и весело, откроются балаганы... Но мне ничего этого не надо. Только бы горели по вечерам окна в доме напротив и иногда бы слышался знакомый голос".
   Икинека и сама не заметила, как снова пришла к Монку. Зажгла свет. Походила по пустым комнатам.
   От нечего делать затопила печь, чтобы рядом с огнем не чувствовать себя одинокой. Печь разгорелась быстро, весело трещали дрова, потянуло теплом, и девушке стало уютней. Она села на диван и принялась рассматривать большую книгу "Морские раковины". Листала цветные иллюстрации и старалась найти изображение той самой, какую подарил ей Монк в памятный день, "А все-таки хорошо, что я здесь, - подумала Икинека. - Если Монк будет возвращаться домой, то еще издали увидит свет в своих окнах. И тогда поймет, что его ждут. Долго ждут. И я буду ждать..." Ройстон уже давно погасил огни, а в доме Монка желтели два окна, согревая сврим светом ночную темноту. На диване, свернувшись калачиком, тихо спала Икинека. .