Передо мной сидел, дрожа и шелкая зубами, оборванец в лаптях, в башлыке, окутавшем плотно голову.
   Он воззрился на стол, ткнул пальцем на табакерку, на которой ярко сверкала золотая буква Г. И рот раскрыл в недоумении.
   – Ведь это она! Это значит, вы?! Упал передо мной на колени.
   – Теперь я вас узнал… Ведь это я… Вот шея-то, поглядите.
   Сорвал башлык. Громадные желваки от ушей до плеч.
   – Это я.
   И вспомнился мне пароход на Волге.
   – Я вот тогда у вас ее,- показывает на табакерку, – за ваше добро у вас из кармана стырил… Я хотел на ней доехать до Астрахани… Это за хлеб-то за соль вашу… Поили, кормили, а я… Весь век мучаюсь, как поминаю…
   Бормотал он нескладно, отрывисто, без умолку, Я молчал и слушал и, наконец, в знак мира открыл табакерку и поднес ему.
   – Черт с тобой, прощаю. Садись!
   Сразу повеселел. Понюхал, чихнул, сел на диван и
   все бормочет, бормочет нескладно и жалобно, в грехах своих кается…
   Я подал ему бутылку с водкой, Он жадно потянул и закусил хлебом, а я наклонился под диван и ищу колбасу.
   – Вы колбасу? Я ее стравил. Я давно уж ничего не ел.
   Затем он доел весь хлеб, допил пиво и начал рассказывать свои похождения, стараясь доказать первым делом, что залез на станции в вагон без всякой цели грабежа и убийства, а только чтобы погреться и добраться до станции Кавказской…
   – Ну что? Все еще с волчьим паспортом? – спрашиваю я.
   – На кой он. Нешто к зиме с ним можно? Давно бросил. Лучше бродягой называться, до весны просидеть, а то в степи замерзнешь теперь.
   – А перо зачем? – спросил я, указывая на валявшийся на полу нож.
   Он сконфузился – не смел мне врать. Это чувствовалось. Молчит.
   – А ежели бы не я, а женщина одна ехала в купе? А если бы я уснул? Сонного пришить легко ведь…
   – Что вы… что вы… Нешто вас можно?! Вот табакерка-то, как увидал ее, так и… так и узнал вас сразу по золотой букве… Нешто я ее забуду когда, во веки веков,- бормочет.
   – Так значит, окажись на столе табакерка боком или дном кверху, так… Ну да плевать, расскажи ты мне, где побывал после Нижнего…
   – Ой, да уж что говорить. Везде… Ведь два года с гаком прошли… Ну тогда, после вас, на зевекинском пароходе я сбежал на низ… К зиме проходное бросил – сказался на Псков. Этапом послали… К весне опять вышел. В Питере опять в полицию… Послали в Яранск… А я под Любань к сестре Варваре ударился, всю зиму у ней околачивался… Весной опять на Волге маячил, к зиме к дяде серебрянику в Питер, а оттуда вот этим летом выслали в Пермь, а я сюда подался… Все лето здесь по хуторам околачивался… Было – и хорошо пожил, у молокан работал. Да дело одно не вышло… Ух-рял… Только ту зиму у сестры Варвары и отдохнул, за дворника работал и за кашевара…
   Просит о пощаде, клянется и божится, что больше никогда не будет.
   А чего «никогда не будет» – не говорит.
   Поезд загромыхал по стрелкам станции Кавказской и остановился.
   – Ну, убирайся… Вот тебе на разживу.
   Дал опять пять рублей и выгнал. Уходя, он нагнулся, чтобы поднять свой нож, но я наступил на него ногой:
   – Ножа не дам. Пошел вон.
   Исчез. Лезвие ножа, узкое, остро наточенное, вершка четыре длины, ручка роговая кольчатая, дагестанской работы. Кожаные ножны я нашел после под диваном. Потом оказался простым железным, и я им до сего времени разрезаю книги…
   Я видел, как он выскочил из вагона в противоположную дверь на неосвещенное полотно дороги и побежал за дрова.
   Это был бродяга по закону. Такие не имели возможности пристроиться где-либо в одном месте, а обязаны были идти и идти без дороги, без цели, без конца. Идти до смерти.
   Нередко весной в донских и кубанских степях, особенно после снежных зим, находили трупы оборванцев, а иногда только кости, растасканные зверями и собаками.
   В большинстве случаев эти несчастные бродяги по закону, не привыкшие к местным условиям, погибали от холода, голода и метелей.
   С наступлением холода много их появлялось на станциях Владикавказской железной дороги. Изможденные, оборванные, измученные, дрожащие в отрепьях от холода, они вечно осаждали начальников станций и жандармов просьбами довезти их до следующей станции.
   Масса краж из вагонов, грабежей около станций железных дорог совершалась ежедневно по линии, и хотя далеко не все совершали их «бродяги по закону», но все сваливалось на них.
   Да и удобно: люди без настоящего и будущего, которым тюрьма – дом, кандалы – игрушки.
   Люди с волчьим видом.
   – Почет тебе, как волку бешеному: ни тебе работы, ни тебе ночлега – мандруй без останову, пока не сдохнешь! – объяснил мне откровенно один из таких.
   И тоже припомнил сестру Варвару, как и тот мой бродяжка.
   И я разыскал эту удивительную сестру Варвару.
   Действительно, близ Любани, станции Николаевской железной дороги, жила сестра Варвара в основанной ею же пустыньке, приюте для проходящего, скитающегося люда.
   Эта пустынька – истинное благодеяние. Сестра Варвара, украинка по рождению, богатая помещица, блиставшая когда-то в обществе, прекрасно образованная, долго жившая за границей, после смерти мужа вся отдалась служению несчастному, страждущему люду. Она изучила трущобы, поняла быт бесприютных скитальцев, людей с волчьим видом, и создала им приют на пути следования из Петербурга в глубь России.
   Уже несколько лет существовал этот приют, состоящий из домика, где накормит и напоит бесприютных сестра Варвара.
   Во время обеда она читала своим оборванным беспаспортным гостям книги или что-нибудь рассказывала, выслушивала злоключения каждого, ищущего услышать слово человеческое, ободряла его.
   Приходили дождливой осенью и холодной зимой полунагие, голодные, грязные…
   Принимала людей грязных, зловонных, которых все сторонятся, людей без паспортов, с темным прошлым, готовых на преступление, которых все гонят от себя, боясь за свою собственность и жизнь.
   А сестра Варвара принимала их, как своих родных, обмывала их, перевязывала их раны, даже выстроила им баню.
   Это было давно. В прошлом столетии. О дальнейшей судьбе сестры Варвары я с той поры не слыхал.
 
   СОДЕРЖАНИЕ
   МОСКВА ГАЗЕТНАЯ
   Редакторы………………………………………………………………………………….. 5
   «Русские ведомости»………………………………………………………………….. Ю
   «Русская газета»……………………………………………………………………….. 58
   «Современные известия»……………………………………………………………. 64
   «Московский телеграф»…………………………………………………………….. 67
   «Русский курьер»………………………………………………………………………. 69
   «Новости дня»……………………………………………………………………………. 73
   «Московский листок»…………………………………………………………………. 80
   Казенные газеты……………………………………………………………………….. 131
   Цензура и цензоры……………………………………………………………………. 136
   «Зритель»…………………………………………………………………………………… 145
   «Будильник»………………………………………………………………………………. 149
   «Развлечение»……………………………………………………………………………. 155
   «Русский листок»……………………………………………………………………….. 162
   «Курьер»…………………………………………………………………………………….. 168
   «Детское чтение»……………………………………………………………………….. 176
   «Русская мысль»……………………………………………………………………….. 178
   «Русское слово»…………………………………………………………………………. 189
   Атаман Буря и пиковая дама…………………………………………………… 198
   «Нижегородское обалдение»……………………………………………………… 211
   «Россия»…………………………………………………………………………………….. 223
   Нечто о старом………………………………………………………………………….. 229
   Вместо эпилога………………………………………………………………………….. 251
   Московские газеты в 80-х годах………………………………………………… 253
   ДРУЗЬЯ И ВСТРЕЧИ
   Старогладовцы………………………………………………………………………….. 271
   Антоша Чехонте…………………………………………………………………………. 286
   Сожженная книга……………………………………………………………………… 316
   Певец города……………………………………………………………………………… 328
   Грачи прилетели……………………………………………………………………….. 338
   «Нечаянная радость»…………………………………………………………………. 345
   Встречи с Горьким…………………………………………………………………….. 358
   Фогабал……………………………………………………………………………………… 363
   «Под «Веселой козой»………………………………………………………………… 378
   Ученик Расплюева…………………………………………………………………….. 399
   Люди с волчьим видом………………………………………………………………. 412
   В. А. ГИЛЯРОВСКИЙ
   СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ЧЕТЫРЕХ ТОМАХ
   Том III
   Художественный редактор Н. Тронза
 
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
17.11.2008