Сергей чуть поморщился.
   – Ее Рикошет написал, – сказал он. – И текст, и музыку.
   Гарик, очевидно, услышал его слова. Солист «КБ» засмеялся:
   – Я, кажется, начинаю догадываться, кто такой Кай.
   Вика затянулась и почувствовала, как пузырьки радости поднимаются и в ней. Ей хотелось болтать и смеяться. И еще немного – есть.
   – А Гарик – это Гарник или Игорь? – спросила девушка.
   Темноволосый, носатый Гарик и впрямь не очень походил на русского. Глаза у него, как успела разобрать Вика еще когда они все вместе сидели за столом, были голубые, но это еще ни о чем не говорило.
   – Игорь, Игорь, – ответил солист «КБ». – Простое русское имя. А ты что, кавказцев не любишь?
   Вика смутилась. Она действительно терпеть не могла «лиц кавказской национальности». Но ни оргазм, ни план не смогли заглушить ее интуитивного знания того, что можно говорить, а что нет. Вот и сейчас Вика почувствовала, что правду говорить не стоит, и интеллектуально заметалась.
   – Да нет, просто Рита сейчас кавказцам полдома сдает, – пробормотала она. – Я подумала, может, вы знаете друг друга, они обычно все друг друга знают.
   План действительно был чудесный, но дым анаши еще не пробился сквозь прозрачную стену ужаса, охватившую солиста «КБ» при мысли, что Орешек сейчас отдаст концы у него на руках, и Гари к еще мог мыслить логически.
   – Но не хиришские же веслогорских, – резонно возразил он.
   – А что так холодно то здесь? – спросил Орешек недовольно.
   – Это у тебя уже руки холодеют, – отвечал ему на это Гарик.
   – Очень смешно, – сказал барабанщик сердито.
   – Это я окно открыл, – сказал Сергей. – Когда Гарик тебя откачивал.
   – Чтобы мне легче дышалось? Ой, спасибо, пацаны, – сказал Орешек. – Вы меня спасли. Другие бы козлы бросили бы сразу и убежали. Так и подох бы здесь.
   – Не надо бы тебе больше курить, – сказал Сергей.
   – Так таблетки-то дороги, – просто сказал барабанщик.
   На это Сергей не нашелся, что ответить, а Орешек продолжал:
   – Температура окружающей среды исключает существование здесь разумной жизни.
   – Вот химик хренов, – проворчал Гарик.
   – Пойдемте, что ли? – сказал Орешек. – Мы и так уже перевыполнили план.
   – Это точно, – вздохнул Сергей.
   Когда они выходили из подвала, Сергей чуть отстал от хиришских музыкантов и повернулся к Вике.
   – Еще хочешь такой радости? – спросил он. Сергей знал ответ, и поэтому не ждал его. Торопливо чмокнув девушку в щеку, он сказал ей прямо в ухо:
   – Тогда Катьке – ни звука.
* * *
   Как и ожидал Рикошет, Рита вышла из каморки одна и стала подниматься по лестнице. Музыкант бросил окурок в урну и двинулся к каморке. Закрывая дверь, он услышал щелчок замка. Открыть дверь теперь можно было только изнутри. Повернувшись, он увидел Лену.
   Девушка стояла посредине каморки, под самой лампочкой. Ее платье было расстегнуто сверху донизу.
   Под платьем у девушки ничего не было.
   Лена откровенно наблюдала за ним. Любой другой парень уже сказал бы что-то вроде: «Это я удачно зашел», или повалил бы ее на вонючую тахту вообще ничего не говоря. А Рикошет стоял и смотрел. Лена поняла, что она угадала верно.
   – «Нет, она была прекрасна», – с отчетливой издевкой в голосе сказала девушка. – «Она всегда была красива, красивее, чем обычно. Но для него это было как картина. Это возбуждало гордость за человека, восхищение человеческим совершенством. Но больше это ничего не возбуждало…».
   Рикошет в два быстрых шага оказался рядом с ней. Он рывком сдернул платье вниз, так, что Лена теперь не могла двигать руками. Рикошет расстегнул молнию на брюках, взял девушку двумя руками за талию и поднял. Лена вскрикнула. В этот момент она вспомнила героя из другой книжки, не фантастической, а милой детской книжки. Лене вспомнилось, как метались мысли у Пятачка, когда он оказался в сумке прыгающей Кенги.
   – Эту книжку я тоже читал, – сказал Рикошет. Она хотела схватить его за плечи, но он сжал ее руки в локтях и завел их за спину девушки так, что Лена от боли выгнулась дугой. Сосок Лены оказался перед лицом Рикошета. Он схватил его губами, втянул его в рот и чуть сжал челюсти. Лена вскрикнула.
   – У героя просто была аллергия на клубнику, – невозмутимо закончил музыкант.
   – А…у… тебя… – задыхаясь, – сказала Лена.
   – Нет, – сказал Рикошет. – Только на латекс.
   Сосок Лены снова оказался у него во рту, и девушка закричала. Рикошет прошел вперед. Он знал, что там должна стоять тахта, порядком продавленная. Тахта обнаружилась чуть ближе, чем это помнилось Рикошету. Он запнулся об край и упал, рухнул на девушку всем своим весом. Большая часть этих ста килограмм пришлась на скрещенные руки Лены, и девушка забилась.
   – Перестань! – закричала Лена. – Мне тяжело, мне больно. Остановись же! Ну что ты меня мучишь!
   Музыкант приподнялся на локтях и замер.
   – Ты действительно хочешь, чтобы я остановился? – спросил он. Лена чувствовала, что он весь дрожит. – Перестал тебя мучать?
   – Ах, нет, – пробормотала она. – Мучай меня, мучай!
   – А вот не буду! Не буду! Не! Бу! Ду-уууу…
   С громким треском взорвалась лампочка, осыпав осколками спину Рикошета.
   Просто на подстанции скакнуло напряжение. Такое часто бывает на районных подстанциях.
   Хорошо еще, что музыкант был в куртке.
* * *
   Лена завозилась в темноте.
   – Кто бы мог подумать, – сказал Рикошет насмешливо. – Что умница, красавица Леночка, фанатка научной фантастики, отличница, наверное… любит грубый секс…
   – Но ты-то как это понял?
   – Не знаю.
   – Подожди, но ведь как-то ты почувствовал, я не знаю… сообразил…
   – А-аа, – догадался он. – Ты и сама об этом не знала! Ну, понимаешь, когда я вошел и ты тут… стояла, мне показалось, что вот так будет в самый раз. Я все-таки занимаюсь этим делом немного дольше, чем ты. Это как в «Бриллиантовой руке». «Может быть, стоит? Нет, стоит. Тогда, может, быть, надо? – Нет, не надо» Если бы тебе не понравилось, я бы попробовал что-нибудь другое.
   – Сколько тебе лет?
   – Двадцать шесть.
   Лена шумно выдохнула.
   – Ну-ну, – сказал Рикошет. – Это не так много, на самом-то деле.
   – Бабай самый старший из нас, а ему двадцать четыре, – сдавленным голосом сказала Лена. – Я думала, что…
   – Столько не живут, понятно. Так что не суди Бабая строго. Сама попробуй ему намекнуть, как надо с тобой обращаться.
   Лена очень неприятно засмеялась.
   – С чего бы я это стала делать? Бабай не воспринимает меня в качестве сексуального объекта. Очень тяжело жить на Земле, имея внешность ангела…
   – Ничего, что я рядом с тобой лежу, ангел ты мой сексуальный?
   – Но я тоже угадала, – с торжеством в голосе продолжала девушка, не обращая внимания на Рикошета. – Я угадала, черт возьми!
   Его чуть кольнуло в груди.
   – О чем это ты?
   – Ты голубой, Рикошет. Ты и сюда пришел потому, что понял – я угадала это в тебе.
   Витек непринужденно засмеялся.
   – Все-таки тебе надо меньше фантастики читать, – сказал он. – А способность женщин игнорировать факты всегда меня восхищала. Ну откуда здесь, в маленьком захолустном городе, голубые?
   – Ты из Питера, – сказала Лена.
   – С чего ты взяла?
   – Ты сказал, что Сережа и Вика живут в соседних парадных. А здесь говорят – «в соседних подъездах». Да и потом, я видела, как ты смотрел на Бабая.
   – Мало ли как я на кого смотрел, – сказал Рикошет спокойно. – А если я тебе не уделил достаточно внимания, то я, ведь, между прочим, только что концерт отработал. Это, конечно, не смену у станка отстоять, но все же… Так что в твоем случае наблюдается полный отрыв от реальности. Срочно необходимо промывание мозгов. Лекарство заливается через рот, и по счастливому совпадению, оно у меня с собой…
   – Нет, – сказала Лена.
   – На нет и суда нет. Тогда пойдем обратно.
   Лена встала. Рикошет хотел предупредить ее о рассыпанных по полу осколках лампочки, но вспомнил, что Лена не снимала высоких облегающих сапог из черной кожи. Он услышал, как девушка шуршит чем-то в сумочке. Когда Лена чертыхнулась, подпрыгивая на одной ноге, музыкант сообразил, что она одевает трусики. Лена ловко застегнула лифчик. Музыкант нащупал на тахте платье и подал его девушке. Пока Рикошет возился с замком, Лена стояла у него за спиной.
   – Дело в том, – сказала она. – Что Бабай смотрел на тебя точно так же. Поверь мне, у ж я-то его знаю.
   Музыкант замер на миг.
   – Ну что же, – сказал он, и снова продолжил дергать собачку. – Спасибо.
   – Тебе не страшно?
   – Чего?
   – Так жить. Так любить.
   Лена услышала, как в темноте чуть скрипнула кожа – музыкант пожимал плечами.
   – Чтобы полюбить человека, нужно вообще обладать большим личным мужеством, – сказал он спокойно. – Независимо оттого, какого он пола.
   На лестнице парочка повстречала компанию плановых, возвращавшихся из подвала. Орешек заметил Лену и Витька первым.
   – Какие-то морды у вас подозрительно довольные, – сказал он. – Где это вы были?
   – Да и ты, Рикошет, – хмыкнул Сергей. – Какой-то усталый…Что это вы такое делали?
   При виде смущения на лице Лены Орешек расхохотался.
   – Вот это я понимаю, – воскликнул он. – Здоровый образ жизни! Не то что мы!
   – Заткнись, Орешек, – сказала Лена.
   Она чуть притормозила, пропуская музыкантов вперед. Рядом с ней оказался Бабай. Лена сердито покосилась на него, но Гарик вовсе не собирался ее подкалывать. Они стали подниматься по ступенькам. Когда они были уже на площадке между первым и вторым этажом, Лена сказала:
   – Я попробую к Рите попроситься переночевать. Она одна в частном доме живет, оказывается. И подруга сегодня к матери ночевать ушла, так что одна свободная койка там точно есть.
   У хиришских ребят не было в Веслогорске знакомых, к которым можно было бы пойти после концерта. Они собирались пересидеть ночь в клубе, если станет совсем уж невмоготу, прикорнуть на кожаных диванах в холле или в каморке, и с первым автобусом вернуться домой. Парням было не привыкать, но Гарик знал, что подобная перспектива отнюдь не вдохновляет Лену – девочку очень домашнюю.
   – Рита живет одна в половине дома, – поправил подругу Гарик. – Она другую половину кавказцам сдает. Так что смотри, осторожнее там.
   Лена только фыркнула.
* * *
   Веселье, достигнув своего апогея, на миг задержалось там, а потом медленно покатилось вниз. Ди-джей, зная по опыту, что с полуночи до часу ночи – самое тяжелое время, потом часть уходит домой, а у вновь прибывших открывается второе дыхание, перестал «зажигать» и через один ставил медляки.
   Компания снова сидела за столом в полном сборе. Сергей обнимал молчаливую Катю.
   – Слушай, Рита, так у тебя сегодня одно спальное место есть свободное? – сказала Лена, просто носом почуяв, что еще минут пятнадцать – и Рита скажет: «Ну, мне пора...». – Может, ты возьмешь меня к себе?
   Гарик пристально посмотрел на Риту.
   – Ленку на кровать положим, а мы с Бабаем можем и на полу, – деловито сказал Орешек. Лена дернула щекой – Рита могла рассердиться от такой наглости. Но барабанщик после своих приключений в подвале неожиданно почувствовал тоску по тихому месту, где можно будет принять горизонтальное положение. Если бы удалось заполучить еще и одеяло, он бы счел это за милость богов. Орешка колотил озноб – то ли отходняк, то ли барабанщик простудился, пока в беспамятстве лежал на матрасе.
   – Да ради бога, ребята, я совершенно одна в половине дома, – сказала Рита почти обрадованно, но тут же смутилась. – Но только у меня еды никакой нет, а …
   – Еды мы купим, это не вопрос, – сказал Гарик. – У вас есть тут круглосуточные ларьки ведь?
   – Есть, но просто…
   – Возьми ты нас, ради бога, – сказал Орешек и затянул жалостливо: – Сами мы не местные…
   – Перестань, – отмахнулась Лена. – Я готовить буду, Орешек дрова колоть, а Гарик…
   Она хотела сказать «расплатится натурой», но солист перебил ее:
   – Я думаю, мы как-нибудь договоримся.
   – Да мой дом очень далеко, а автобусы уже не ходят, – пояснила Рита. – Вы замерзнете все, пока мы доберемся.
   – Где? – спросил Орешек.
   – Сотенная улица, – сказала Рита.
   – Так где же это далеко! – завопил Орешек. – Это же рядом совсем!
   – Не слушай его, он Веслогорска не знает, – сказала Лена. – А что, правда далеко? Мы быстро пойдем.
   – Можно на заводском автобусе попробовать, – сказал прислушивавшийся к разговору Рикошет. – Он как раз минут через десять пойдет, повезет людей на смену. Я сам на нем езжу. И если песни не орать, до конца проспекта Мира можно на нем спокойно доехать, а там уже два раза упасть.
   – Об этом я как-то не подумала, – сказала Рита. – Ну что же, пойдемте, надо быстренько собираться, если мы хотим успеть на этот ночной экспресс.
   – Благодетельница! – воскликнул Орешек и полез целовать руки.
   Рита со смехом отбилась и повернулась к Вике. Подруга вела задушевную беседу с Грином.
   – Викушка, мы уходим, – сказала она. – Ты с нами?
   По лицу Вики было ясно, что ей еще совершенно не хочется домой.
   – Я бы еще осталась, – сказала она.
   – Какой разговор, – сказал Рома. – Оставайся, я тебя провожу потом.
   Вика благодарно посмотрела на него. В этот момент она не подумала о том, что Грин тоже собирался сидеть в клубе до первого автобуса. Он жил в летчицком поселке в пятнадцати километрах от города. А если бы Грин вышел из ТХМа, обратно бы его уже не впустили.
   – Спасибо, Рома – сказала она. – Ты настоящий друг.
   Подруги расцеловались, и компания направилась к дверям. Рикошет поднялся.
   – Провожу вас немного, – сказал он.
   Гарик бросил на него короткий взгляд.
   – Или, может, тоже дернуть с вами? – сказал музыкант задумчиво.
   – Конечно, Витек, пойдем, – смеясь, сказала Рита. – Чем больше народу, тем веселее. Да и в автобусе тебя, наверно, уже знают, скажешь, что новеньких везешь, если что…
* * *
   Дом Риты напомнил Рикошету Изнакурнож еще в тот день, когда он впервые пришел сюда. Два маленьких деревянных домика уцелели в самом центре города просто каким-то чудом. Окна соседнего дома выходили на одну из самых оживленных городских улиц. Ритин же дом был стиснут между давно не штукатуренными «хрущевскими» пятиэтажками. С крыльца, на котором стоял музыкант, в просвет между высокими домами можно было увидеть ярко освещенный Кремль. С другой стороны сладко тянуло дымком и веником – сосед по поводу праздника стопил сегодня баню.
   Но сейчас Рикошет смотрел не на стены древней крепости, сложенные из потемневшего от времени кирпича. Музыкант курил и глядел на занесенный снегом сад. Этой осенью он сам помогал снимать богатый урожай яблок Ритиной бабушке. Яблочное повидло Рита выставила на стол, когда у гостей созрело желание выпить чайку. Рикошет думал о том, что весной, когда яблони цветут, наверное, у жителей этих домов кружится голова от нежного аромата. Часть деревьев находилась за высоким забором. Весь этот сад Ритин дедушка посадил еще сразу после войны, но потом прилегающий к дому участок урезали, как слишком большой. За черными стволами мерцала стеклом громада городского Дворца Спорта. Рикошет знал, что когда Рита была маленькой, она ходила туда заниматься художественной гимнастикой.
   За спиной музыканта заскрипели ступеньки.
   Гарик обнял его, и горячее дыхание ударило Рикошету в спину прямо между лопаток. Музыкант непроизвольно выгнулся, словно не теплый выдох это был, а нож вошел ему спину, и на миг закрыл глаза.
   – Так ударяет молния, так ударяет финский нож, – пробормотал он, задыхаясь.
   Гарик разобрал только последние два слова и тут же разжал руки.
   – Ну, пырни, – сказал он угрюмо. – Если достанешь.
   Рикошет обернулся и несколько мгновений, показавшихся Гарику вечностью, смотрел в это напряженное лицо. Затем протянул руку и медленно провел по щеке.
   – Расслабься, – сказал он насмешливо.
   – Тебя не поймешь, – пробормотал Гарик.
   Рикошет отнял руку.
   – Побудь сегодня с Ритой, – сказал он, не глядя на Бабая. – Я не знаю точно, но думаю, что ей в последнее время крепко досталось. Сделай так, чтобы она позабыла обо всем.
   Гарик кашлянул.
   – А, – сказал он. – Если…
   Рикошет покачал головой:
   – Нет, Рита не такая.
   – Хорошо, – сказал Гарик. – Но если ты останешься, мне будет тяжело.
   – Я скоро уйду.
   Гарик молча смотрел на него. Рикошет усмехнулся:
   – Я тебя потом найду.
   Гарик дернул щекой и хотел что-то сказать, но Рикошет не дал ему открыть рта.
   – Я сказал тебе, что я тебя найду. И будь уверен – найду.
* * *
   Вика не стала говорить, что у нее есть деньги на такси. Это убило бы всю романтику вечера. Тем более, оказалось, что Сереже с Катей тоже по пути. Сергей, как выяснилось, жил в том же доме, что и Вика, и даже в одном подъезде. Только Вика – на седьмом этаже, а парень – на четвертом.
   – Прямо урбанизация какая-то, – криво усмехнувшись, сказала Катя, услышав об удивительном совпадении. Она жила в том же огромном доме, что и Вика с Сережей, но в корпусе напротив.
   Грин взял Вику под руку. Сергей и Катя шли чуть впереди. Они о чем-то негромко разговаривали. Рома молчал. Впрочем, Вика не чувствовала неловкости, которая неизбежно возникла бы, если бы так упорно молчал какой-нибудь другой парень.
   Рома вообще был неразговорчивый малый.
   – Ты так все и прыгаешь? – спросила Вика.
   Грин кивнул.
   – Серега, – окликнул он солиста.
   Тот обернулся на ходу.
   – Возьми переночевать, – сказал Грин.
   – Не вопрос, – откликнулся Сергей. – Как проводишь, так и заходи.
   Катя что-то сказала ему. Сергей улыбнулся, блеснули зубы в свете фонаря.
   – Даже так, – сказал парень. – Чем же я заслужил милость?
   Катя что-то недовольно пробурчала. Сергей остановился и стал шарить по карманам. Грин и Вика догнали пару и тоже остановились.
   – Ты чего? – сказал Грин.
   Сергей протянул ему ключ.
   – На, – сказал он. – Знай мою добрость.
   – В смысле?
   – У Кати сегодня мать в ночную смену.
   – А твои родоки не удивятся? – спросил Рома. – Когда меня вместо тебя утром увидят?
   – Если сына отмывая, – нараспев произнесла Катя. – Обнаружит мама вдруг, что она не сына моет, а чужую чью-то дочь – пусть не нервничает мама. Ну не все ли ей равно? Никаких различий нету между грязными детьми…
   Сергей хмыкнул:
   – Мать сейчас у сестры живет. А отец, я думаю, лежит по обыкновению пьяный у себя. Но ты закройся на всякий случай, в моей комнате замок есть.
   Катя нетерпеливо постукивала каблуком об каблук. Налипший на сапоги снег начал таять, и стоять становилось холодно.
   – Ладно, – сказал Грин, и компания двинулась дальше.
   – Такой вечер сегодня удачный, – сказала Вика. – Мне так понравилось. И ваше выступление, и обстановка, и вообще все-все…
   Рома покосился на нее, но опять промолчал. Он видел, что Вика пытается поддержать беседу, и сильно досадовал на себя, потому что ничем не мог ей помочь. В голове было абсолютно пусто. Даже водка, испытанное средство, которое всегда развязывала ему язык, на этот раз не сработало.
   Вика слишком сильно нравилась ему.
   Подростки как раз проходили мимо городского киноцентра. Над входом висели огромные буквы
   ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ: БРАТСТВО КОЛЬЦА
   – Ух ты, – сказала Вика, заметив вывеску. – Наконец и к нам привезли!
   – Что за кино? – спросил Рома.
   – Это по книге, – сказала Вика. – Типа сказки. Ну, знаешь, эльфы, магия… драки, – добавила она, сообразив, чем можно заинтересовать парня. – Этому фильму двенадцать, что ли, Оскаров дали. Должно быть круто. Может, сходим? Ты ведь, наверно, сто лет в кино не был.
   Рома чуть поморщился. Он представлял себе, сколько может стоить поход на фильм, завоевавший двенадцать Оскаров. Да и в кино он был последний раз не так давно.
   – Почему же сто лет, – сказал парень. – Прошлой зимой на это, как его, ну про войну… я же ходил с вами.
   – Помню, помню, – сказала Вика. – Такое забыть невозможно.
   Рома улыбнулся.
   Всю глубину отвращения одиннадцатиклассников к чтению Валентина Владимировна, Викина учительница литературы, осознала в тот момент, когда проверяла сочинения 11 «Ф» по «Преступлению и наказанию». Курс литературы был безжалостно урезан в пользу физики, но все же не настолько, чтобы Валентина Владимировна не успела дать своим ученикам основные сведения о героях, фабуле и том особом мире, который среди литературоведов называется «Петербургом Достоевского». Именно их, в вольном изложении, учительница и получила обратно. Способность к восприятию материала вселяла определенные надежды. Однако для итогового сочинения, которое было уже не за горами, голых тезисов, добросовестно переписанных с тетрадок, было явно недостаточно. Следующим по программе шел Лев Толстой со своей фундаментальной «Войной и миром». Валентина Владимировна недаром имела звание заслуженного педагога. Гороно в то время еще проплачивало в киноцентре показ фильмов по произведениям школьной программы. И цены на сеансы далеко отстояли от оскароносных фильмов, не превышая стоимость двух баллонов пива. Таким образом, весь 11 «Ф» в один прекрасный морозный день оказался вместо уроков в темном зале киноцентра. Там же Валентина Владимировна обнаружила, что поучаствовать в культурном мероприятии решили и многие ее бывшие ученики, которые после девятого класса отказались от углубленного изучения физики и полному среднему образованию предпочли среднее техническое. Среди них был и Рома. Он заверил учительницу, что сегодня, по счастливому совпадению, занятия в ПТУ тоже отменены, чтобы ничто не мешало подросткам повысить свой культурный уровень. Приятная тяга к знаниям удивляла учительницу недолго. Классная же руководительница, которая была вынуждена присутствовать на сеансе в силу профессионального долга, сразу все поняла и скромно села в первом ряду с двумя отличницами-подхалимками. Основная часть школьников же разместилась на последнем ряду. Пустые бутылки из-под пива с грохотом покатились по проходам еще до того, как в зале погас свет. Валентина Владимировна ждала продолжения, замирая от ужаса и стыда. Впрочем, зал был полон такими же подростками из разных школ, конвоируемыми ее собратьями по несчастью. Вид у учителей был затравленный, на лицах застыло совершенно одинаковое выражение отчаяния и покорности судьбе. Рита сказала Вике, нехорошо усмехаясь: «Знаешь, на кого сейчас Вэвэ похожа? На нациста из мотопехоты. Который бросил свой мотоцикл на обочине, чтобы пописать в кустиках. Вот он уже расстегнул ширинку и тут увидел секрет партизан, заросших по самые глаза бородами». «Да ты у нас патриотка», сказала Вика подруге сквозь смех. Сравнение было настолько же точным, насколько и ядовитым. Стиль обращения Валентины Владимировны с учениками наиболее точно отражала фраза: «Arbeiten und Disziplin», украшавшая в свое время, насколько помнила Вика, ворота Бухенвальда.
   Продолжение банкета не заставило себя долго ждать. Парни насобирали денег (Вика тоже дала десятку, которую Ромик ей до сих пор не вернул. Впрочем, девушка понимала, что это не по злобе, а просто потому, что парень забыл об этом), сбегали за пивом и кое-чем еще.
   Вика не помнила уже, кто именно из парней надул презерватив, огромная тень от которого закрыла пол-экрана сразу после стартовых титров. По залу пронесся хохот, а затем потянуло сладковатым дымом. К своему счастью, Валентина Владимировна не знала, что так пахнет шмаль. Только это уберегло ее от инфаркта. Взгляд Вики за весь двухчасовый фильм упал на экран только один раз. Это было в тот момент, когда на зал надвигался чудовищный бюст с декольте на двенадцать персон, щедро усыпанным по краю бриллиантами. «Ух ты», сказала Вика. – «Какие камушки». А Ромик, сидевший рядом, возразил: «Какие сиськи!». После чего разговор стремительно свернул в направлении, весьма далеком от творчества Льва Толстого, и больше к потрясателю человеческих душ и зеркалу русской революции так и не вернулся.
   В общем, посещение киноцентра привело 11 «Ф» в полный восторг. Школьники выказали горячую готовность в любой момент повторить культурное мероприятие. Но у Валентины Владимировны не достало на это мужества. И даже то, что 11Ф написал сочинение по Толстому на порядок лучше, чем по Достоевскому, не смогло повлиять на решение учительницы.
   – Они ведь после этого, по-моему, на капремонт закрылись? – сказал Рома.
   – Ну да, – смеясь, сказала Вика.
   – Может, лучше подождем, пока в комках появится и диск возьмем? – предложил парень. – Катя, кстати, работает продавцом, как раз в отделе кино. Мне диск посмотреть она бесплатно даст. Посидим дома, с пивом… Захотел покурить – остановил и вышел. Ты как на это смотришь?
   Вика, в общем, смотрела положительно, и даже понимала скрытый смысл этого предложения. Диск, даже не из Катиных рук, а из проката обошелся бы дешевле одного билета в кино. В принципе, она бы даже согласилась. Если бы не одно «но».
   Подобная программа предполагала визит домой к Роме, или к ней, а к этому Вика еще не была морально готова.
   – Ну, не знаю, – сказала она. – Все-таки большой экран – это большой экран.
   – Ладно, придумаем что-нибудь, – сказал Рома.
   Было тихо-тихо, только скрипел под ногами снег.
* * *
   Загремели тарелки, которые Гарик всей стопкой поставил в таз с горячей водой. Закатывать рукава солисту «КБ» не пришлось – он был в футболке.