Аппельтофт извинился и пошел укладывать жену спать. Укутал ее и вскоре вернулся с бутылкой дешевого вина.
   - Она всегда засыпает у телевизора, но все равно все вечера проводит перед ним. А я сижу в основном здесь, за кухонным столом, со своими делами. Ты женат?
   - Нет, все рассыпалось из-за работы. Я был влюблен, но не решался рассказывать ей о своих делах, и возникло непонимание.
   - Я никогда не рассказывал жене о работе, - проговорил Аппельтофт печально, откупоривая бутылку.

Глава 11

   Странное впечатление остается от дня, проведенного у Стены плача накануне христианского Сочельника. Большинство посетителей остаются за огражденной священной половиной. Здесь в 1967 году перед самой стеной сделали площадь. Те, кто заходит внутрь ограждения, должны иметь на голове ермолку, но многие туристы-христиане отказываются надевать ее по причине, которую не могут объяснить ни они сами, ни кто-либо иной. Вот почему празднично убранная площадь перед Стеной плача - одно из немногих мест в Израиле, где, в общем-то, можно определить, кто еврей и кто нееврей.
   Но и это еще не показательно. В этот день накануне Сочельника сюда прибыла еще и скандинавская группа, во главе которой был, к тому же, пастор. Хихикая и язвя, туристы взяли напрокат все необходимое, дабы охранники в зеленой форме пограничной полиции разрешили им подойти непосредственно к самой стене. На этот раз охрана была не очень большой и группу пропустили без контроля - все уже прошли досмотр до входа в эту зону, а время года да и средний возраст дам гарантировали пристойность одежды.
   Перед самой стеной руководитель группы шепотом сделал короткий доклад и закончил его указанием: на листочках бумаги они могли написать короткие просьбы и засунуть их в щели стены. Обычно евреи всего мира так и поступают. Однако никто из группы не сделал этого. Ведь эта стена была стеной не их бога. Они, между прочим, сразу же после посещения Стены плача должны были подняться к мечети Омара, к самому, как утверждается, красивому зданию магометан, а там не надо на голову надевать ермолки, но надо снимать обувь. Плата за оба посещения входила в стоимость поездки на Священную землю.
   Была вторая половина дня, и шел дождь. Евреи-хассиды, в длинных темных кафтанах, в шляпах и высоких ботинках, отороченных мехом, не придавая значения тому, что их вид может доставить развлечение туристам, раскачивались в молитве перед стеной. Со всех возвышенных мест в округе глаза службы безопасности беспокойно следили за происходящим: одни - так, что их не было видно, другие - так, что лишь один из посетителей в последнем ряду мог разглядеть их. В Израиле в среднем взрывают одну бомбу в день, но это в менее охраняемых местах, в таких как автобусные станции, универмаги и кафе. Подобное вот уже несколько десятков лет не привлекает здесь к себе особого внимания. Но у самого Святого места ничто не должно произойти, даже наверху, в районе мусульманского храма. Однажды одному американскому студенту удалось все же поджечь мечеть Аль-Акса, чтобы, очистив место от старого храма, построить там новый - так он впоследствии объяснял, - что вызвало волну демонстраций, кровопролитие и поток обвинений и недостойных публикаций против арабов.
   Когда скандинавская тургруппа с трудом добралась до мусульманского святилища, их всех еще раз досмотрели и проверили, скорее ради божеской справедливости, чем ради заботы о безопасности. Конечно же, никто из службы безопасности и не ожидал, что террористы могли прикинуться туристами, к тому же здесь привыкли видеть христиан-пенсионеров, да и остальные члены группы ничем особым не выделялись. Даже молодой человек, поддерживавший под руку пожилую родственницу, когда они входили в мечеть Омара, чтобы повосхищаться, хотя и не без христианского превосходства, эллинскими и другими немусульманскими художественными мотивами. Пастор, он же руководитель группы, нашел их и в характере самого здания, поскольку никакого собственно "магометанского" искусства не существовало. Затем они спустились в пещеру в середине оголенной скалы прямо под куполом. Здесь Авраам собирался принести в жертву своего сына (и это та же скала, откуда Магомет начал свое путешествие по Небесному своду и тем самым дал повод именно здесь построить мечеть Омара, но на это пастор забыл указать, как и на то, что Авраам - один из праотцев Корана, а потому Ибрагим - расхожее арабское имя).
   Гостиница "Джордан хаус" находилась всего в пяти - десяти минутах ходьбы от Старого города, и после посещения храма им предоставили возможность часок побродить самостоятельно и сделать покупки на базарах у виа Долороза, где они уже утром были.
   Фру Эйвур Берггрен, семидесятитрехлетняя вдова торговца одеждой в Йончёпинге, впервые была в заграничной поездке, если не считать поездку в Данию. Она безгранично благодарна этому молодому, хорошо воспитанному человеку, взявшему ее под свою опеку еще в аэропорту Бен Гурион, а сейчас еще и предложившему ей вместе посетить базары. Правда, она очень огорчилась, заметив, что он не пел с ними псалом о путешествии в Израиль накануне вечером, когда группа, устроившись в гостинице, собралась в небольшой столовой. Но, во всяком случае, он был тут, да и не один он не пел.
   Кроме того, хорошо иметь защитника, когда блуждаешь по арабским переулкам. Ей не хотелось бы, чтобы ее обманули или обворовали, поэтому она серьезно относилась ко всякого рода предостережениям на этот счет. И потом, она не очень-то сильна в иностранных языках. А ее спутник, рассказывала она позже, без труда договаривался с торговцами.
   Он помог ей в магазине, где арабы продавали прекраснейшие вышивки, попросил присесть и предложил ей чай в маленьком стаканчике с листом мяты и очень сладкий. Но в последние годы она не выносила сахара вообще, и молодой человек тут же принес новый стакан чая, уже без сахара. На вкус чай напоминал ей жевательную резинку, но молодой человек заверил, что это от зеленого листа мяты, она поверила ему и почувствовала себя в его обществе совершенно уверенно и даже начала немножко ревновать, когда он чуть позже попросил разрешения у хозяина лавки воспользоваться его телефоном.
   Карл стоял в забитой кожаными пуфиками, играми "трик-трак", покрытыми пылью вышитыми платьями тесной кладовой со старомодным телефонным аппаратом в руках и проводом, наполовину скрытым в стружке, и готовился к телефонному разговору, почти непрерывно занимавшему его мысли последние двое суток. Он знал, что номер телефона приведет его в кибуц, расположенный недалеко от Киннерета, в нескольких часах езды отсюда. Кто-то ответил на иврите. По интонации он понял, что его попросили подождать, после того как он по-английски попросил Шуламит Ханегби. Прошло уже несколько минут, и разговор в лавке замер из-за незнания языка. Наконец она подошла к телефону и сразу же ответила по-английски.
   - Привет, любимая! Я чувствовал, что должен был приехать к тебе. Ты не можешь себе представить, как я хочу тебя видеть. Да, и спасибо за открытку, - начал Карл.
   Две-три секунды молчания, потом она ответила.
   - О, любимый, ты тоже не представляешь себе, как я скучаю по тебе. Я даже не смела надеяться, что из-за меня ты сможешь все бросить и приехать. Сколько времени в нашем распоряжении? - спросила она таким тоном, будто все, что она говорила, было чистейшей правдой.
   - У меня пять дней. Поедем, куда ты говорила, я готов. Когда ты сможешь?
   - Мне надо сначала кое-что сделать, но, может быть, послезавтра... А где ты, в Иерусалиме?
   - Да.
   - Послезавтра первым автобусом. Не опоздай, обещай мне.
   - Обещаю.
   - Как здорово будет! У меня кое-какие дела, да и у тебя тоже, но мы все же увидимся.
   - Конечно, я об этом мечтаю, как и ты.
   - А теперь до свидания, скоро увидимся, - сказала она и внезапно положила трубку.
   Карл еще немного постоял с трубкой в руке, потом бережно положил ее на место. Он помнил каждое сказанное слово, но, насколько он понимал, немногое поддавалось толкованию. Она имела в виду первый автобус, первыйавтобус из Иерусалима в Эйлат на Рождество. В этом не было никакого сомнения. Он не называл никакого другого места, кроме Иерусалима. А в открытке она писала об Эйлат.
   Он вернулся в лавку, где уже сгорала от нетерпения старая дама и мучился хозяин-палестинец, не говоривший по-йончёпингски - возможно, на единственном в мире языке, на котором он не мог предлагать свой товар. Карл купил себе вышитую сирийскую скатерть, примерно такую же, какую купила старая дама, а затем они медленно пошли по выложенной камнями виа Долороза мимо бесчисленных кафе, скромных фруктовых давок и сувенирных магазинов, куда их настойчиво пытались заманить владельцы. Почти у самых Дамасских ворот расположился магазин для нумизматов, где продавались еще и глиняные черепки, и даже почти целые амфоры, как утверждалось, финикийских времен (если туристы выглядели неевреями, черепки превращались в "финикийские", а так были просто еврейскими). Фру Эйвур Берггрен, правда, было неловко, но ей все же хотелось посмотреть на эти черепки, если бы они были христианских времен. Карл посоветовал ей ничего не покупать.
   Дождь усилился. Когда они прошли через Дамасские ворота, скользкая тысячелетняя каменная кладка сменилась асфальтом. Фру Берггрен заговорила о своих впечатлениях: Иерусалим не такой большой, как она ожидала, да, кстати. Старый город действительно выглядел арабским, чего явно не было во времена Иисуса. Сейчас, когда евреи вернулись в свою страну, поразительно, что арабы остались жить в Священном городе.
   Карл все время кивал, будто слушал ее, а сам погрузился совсем в другие проблемы. Через полтора часа он должен звонить по другому телефону с секретным номером на Эстермальм в Стокгольме, где никто ему не ответит, но где дежурный офицер тщательно просчитает число сигналов и число минут до следующего звонка с определенным числом сигналов. На этот раз он должен прозвонить семь сигналов, подождать шесть минут и повторить звонок с восемью сигналами. Затем дежурный офицер позвонит Старику и сообщит ему цифровой код неизвестно откуда, а для Старика это сообщение будет означать то же, что телеграфное сообщение:
   "Никаких признаков беспокойства. Новое сообщение через двадцать четыре часа. Контакт установлен".
   Ни один компьютер на свете не сможет расшифровать этот код, его конструкция известна лишь Старику и Карлу. Кроме того, статистически незначителен риск, что компьютер смог бы связать один из двадцати тысяч телефонных разговоров между Европой и Израилем за эти сутки с Карлом Хамильтоном и с секретным номером в Стокгольме. А секретным номером телефона может владеть любой.
   - Я вполне понимаю, что ты звонил подружке, на то и молодость, - сказала фру Берггрен, внезапно изменив и тему разговора, и его тон. Теперь она казалась немного обиженной.
   - Да, - скромно улыбнулся Карл, - должен признаться, я разоблачен.
   Он проводил ее до гостиницы и отправился в город, чтобы разузнать, где расположена центральная автобусная станция у Рехов Яфо. Там он купил расписание, автобусные карты и узнал несколько телефонных номеров. Но звонить не стал и не стал оглядываться, поскольку, во-первых, уже убедился, что за ним нет хвоста, это он понял, когда звонил по телефону, а, во-вторых, те, кто мог выслеживать его, были дома, в своем городе, и им вряд ли стоило выдавать себя. Современные европейские районы Иерусалима создают трудности тому, кто хочет избавиться от слежки: кривые улочки между низкими домами, из которых не исчезнуть ни на машине, ни в метро, вновь быстро отыскиваются, даже если в них случайно заплутаешь. Петляющие переулки арабских частей города за его стенами предлагают, естественно, иные возможности. Но и они не очень надежны, рано или поздно объект все равно должен выйти за кольцевую стену через одни из больших ворот, и тут его можно схватить.
   Зачем ей время на подготовку и на подготовку чего? Если все это было организованной западней, они могли бы засечь его уже по прибытии, уже при проходе через контроль израильской службы безопасности пассажиров или при досмотре багажа на Каструпе и тем самым завершить операцию. Но если это ее личная инициатива, вполне возможно предположить, что ей действительно требуются сутки или двое на подготовку к дороге. Она внимательно следила за тем, чтобы не назвать по телефону Эйлат. Да и повода к тому не было, поскольку и она, и он, и "Шин-Бет" знали, о чем шла речь. Но, с другой стороны, они могли исходить из того, что ему следовало сделать именно такой вывод.
   Она подчеркнула, чтобы он не опоздал на первый автобус на Эйлат, чтобы он находился в нем.Так что совсем не обязательно, что сама она сядет в него в Иерусалиме, или это намек, что она сядет на какой-то остановке. Варианты пока что просты и ясны. Ему нечего больше сомневаться, надо просто составить план действий, сначала - как исчезнуть, а потом - как сесть в автобус.
* * *
   Менее одного рабочего дня потребовалось Эрику Аппельтофту, чтобы убедиться, что "амуниция к оружию убийства" (так Нэслюнд называл шестнадцать патронов калибра 7,62 мм) была подложена в квартиру после первого домашнего обыска. А тот, кто подложил "материальные улики", явно не представляет себе, как проходит домашний обыск по-шведски.
   Протокол конфискованного в квартире Хедлюнда - Хернберг был собран в толстой папке с описью нескольких тысяч предметов по различным подотделам.
   Предметы под номерами 537 - 589 - в протоколе 37-Б под рубрикой "Корзина для бумаг у письменного стола".
   Таким образом, корзина для бумаг была тщательно опустошена, а ее содержимое переложено в особый пронумерованный пластиковый мешок, который затем был открыт персоналом, изучавшим конфискованное, и им же описан. Там содержалось столько-то и столько-то скомканных страниц текста такого-то и такого-то содержания, четыре скомканные пачки от сигарет такой-то и такой-то марки, остатки заточенных карандашей, обертки от шоколада марки "Баунти", два яблочных огрызка, старая цветная лента от пишущей машинки фирмы "Фасит" и так далее от номера 537 до 589.
   Так что совершенно немыслимо, чтобы персонал, опустошая корзину, упустил из виду какую-нибудь малость, которая лежала бы на дне. Кроме того, Аппельтофт поговорил с двумя сотрудниками, которые занимались самой корзиной и упаковкой материалов в мешки. Они очень хорошо помнили, как один держал, а другой перекладывал из одного в другой - так они поступали всегда, и это "само собой разумелось". Ничто не могло застрять на дне.
   Хедлюнда не очень удивило, когда на допросе его обвинили в соучастии в убийстве. Он просто, как и обычно, отказался отвечать на вопросы в отсутствие адвоката.
   Аппельтофт долго колебался, прежде чем позвонить "звезде" адвокатуры и попросить его прибыть в тюрьму предварительного следствия, чтобы можно было провести краткий допрос с включенным магнитофоном или без, все равно. Правда, дело было накануне Сочельника, но зато это было важно да и времени заняло бы немного, и, вероятнее всего, это пойдет на благо подозреваемого. Имелись некоторые признаки того, что "русская амуниция" попала в его квартиру последомашнего обыска и его задержания.
   Аппельтофт испытывал чувство отвращения, когда ему пришлось рассказывать об этом адвокату. Но справедливость должна восторжествовать, если даже она и горька на вкус. Сказанное адвокату произвело нужный эффект, и уже через двадцать минут он был на месте, и теперь они все трое сидели в зале для заседаний, окна которого не выходили на тюрьму Крунуберг. В своем портфеле Аппельтофт принес книгу и два маленьких пластиковых мешочка с шестнадцатью патронами и фрагментами разрезанных листов "Путешествия Гулливера".
   Аппельтофт разложил предметы на пустом столе. Он сидел напротив неприятного ему молодого поклонника терроризма и столь же неприятного знатока-адвоката. Адвокат демонстративно выложил на стол магнитофон, включил его, кивнул своему клиенту и откинулся назад, а руки сложил крест-накрест.
   - М-м, - сказал Аппельтофт скованно и нервно, - Хедлюнд, я предполагаю, что у тебя уже есть определенный ответ вот на это, - и показал на патроны. - Значит, ты отрицаешь, что это твои патроны, так, да?!
   - Это вы подложили их туда. Наверное, именно так все делается при этой "прекрасной буржуазной демократии", - ответил поклонник терроризма.
   - Нет, это не о нас. Но вопрос в другом: как это попало на твою книжную полку?
   - Не я должен отвечать на этот вопрос.
   - Вполне возможно, что не ты. Но я просто хочу знать, может быть, у тебя есть какая-нибудь идея или предположение, как это все туда попало.
   - Вряд ли моему клиенту стоит заниматься расследованием для полиции безопасности, - прервал адвокат.
   Аппельтофт решил сначала взять себя в руки, а потом уже отвечать.
   - Конечно, нет, - сказал он спокойно, полностью контролируя себя. - Но у нас есть повод думать, что этот товар попал туда уже после первого домашнего обыска. Вопрос в таком случае в следующем: не можете ли вы подсказать нам, что могло произойти?
   - Да, - сказал поклонник терроризма. - У меня есть точка зрения на это. Если не принимать во внимание то, что у меня нет русского пистолета, что я вообще не умею обращаться с подобным оружием, то речь может идти о книге.
   - А что с книгой? - нетерпеливо спросил Аппельтофт.
   - Если бы я стал резать одну из своих книг, чтобы спрятать патроны, то я бы, черт возьми, не стал резать библиографический раритет. Эта книга стоит от 200 до 250 фунтов. Но ваши павианы, конечно же, не знали, что они резали. Я потребую возмещения ущерба, вот так и знайте, черт возьми!
   Аппельтофт задумался, ему было не по себе оттого, что эти двое, напротив, напряженно смотрят на него, а магнитофон адвоката продолжает крутиться.
   - Да, - сказал он наконец, - это, наверное, не глупая идея. Вопрос, от кого вы будете требовать возмещения.
   - Это не такой уж сложный вопрос, - сказал адвокат, - поскольку полиция несет ответственность за опечатывание после обыска. Но я хочу спросить: что заставило вас полагать, что мой клиент не несет ответственности за это?
   Аппельтофт был в нерешительности. Потом, не сказав ни слова, показал на магнитофон. Адвокат удивился, но решительно выключил магнитофон, демонстративно вытащил кассету и с шумом положил ее на стол.
   - В протоколе 37-Б описано содержимое корзины для бумаг во время домашнего обыска. В нем есть полный список предметов, но нет никаких указаний на вырезанные из книги страницы. Значит, они появились после обыска, - сказал Аппельтофт тихо и горько, отводя при этом взгляд в сторону.
   Не его это работа - выступать адвокатом или защищать сочувствующего террористам, и прокурор, возможно, был бы не в восторге от сказанного. Но справедливость должна восторжествовать, и Аппельтофт не из тех, кто подложил фальшивый материал для доказательств. А он был полностью убежден, что случилось неслыханное.
* * *
   В рождественскую полуночную мессу в Бетлехеме тысячи христиан толпились перед церковью Рождества Христова. Бетлехем - невзрачный палестинский городок, в основном христианский, естественно, "совсем христианским" становится в Сочельник, как и та часть населения, которая продает по несколько пластиковых фигурок маленького Иисуса в яслях, окруженного пастухами или без них.
   Было сыро и холодно, но без дождя. Небольшая группа туристов из "Ансгар тур" не вместилась в саму церковь, им удалось получить место лишь под крышей уличного кафе с двумя экранами прямой трансляции, откуда можно было наблюдать за службой, слушая перевод руководителя группы. Они уже побывали на "Лугу Пастухов", где, по преданию, на последних снизошла благая весть. Там туристы видели настоящих палестинских пастухов с посохами, овцами и сфотографировали их за небольшую плату.
   Фру Эйвур Бергтрен оставалась с небольшой группой в гостинице и смотрела все это по телевидению, дабы не проводить полночи на улице. Туристы были крайне разочарованы, узнав, что им не найдется места в церкви, все было отдано христианским знаменитостям.
   Когда Карл почувствовал, что осталось около получаса до окончания службы, он с невозмутимым видом поднялся со своего места в глубине кафе и отправился в туалет, чтобы с этого начать свое исчезновение. Из захваченной с собой сумки он вытащил джинсы, свитер и большую зеленую куртку полувоенного образца, которую все мужчины и большинство женщин до пенсионного возраста носят в Израиле почти весь год, и быстро переоделся. Потом через кухню, где несколько палестинцев играли в карты, вышел на параллельную улицу. С площади по другую сторону квартала из громкоговорителей слышалось пение псалмов. Он спустился по улице и свернул в холмистый район с узкими переулками; Карл тщательно изучил карту Бетлехема и был уверен, что сможет тут ориентироваться.
   Карл почувствовал, что его забирает азарт, улучшается настроение. Сейчас, когда он был один "на поле боя" и мог действовать по хорошо усвоенным правилам, его противником были не какие-то там чекисты, а лучшая в мире служба безопасности, да еще у себя дома, и он либо попадет в западню, либо раздобудет действительно важную информацию.
   Наконец-то начались настоящие действия в реальных условиях, где можно проверить работу всей системы.
   Улицы и закоулки в этой части Бетлехема были тихие и пустынные, и народу встречалось так мало, что он довольно быстро понял: слежки за ним нет.
   Он пересек эту часть города, обогнул большую площадь и направился на место стоянки туристических автобусов, маршрутных и обычных такси. Оставалось не менее двадцати минут до того, как поток туристов хлынет сюда после окончания службы в церкви. Он быстро нашел автобус с табличкой "Ансгар тур" на переднем стекле.
   Шофер сидел рядом с местом водителя, читал и слушал восточную музыку. Карл постучал в окно и передал ему письмо для руководителя группы, где объяснял, что отделяется от группы, чтобы побыть в одиночестве и подумать несколько дней, но перед отъездом домой он даст о себе знать (совершенно не нужно, чтобы о нем заявляли в полицию как о пропавшем пилигриме). Шоферу же он несколькими жестами объяснил, что Иисус Христос не может быть из пластмассы и что он не предмет торговли. Затем уверенно зашагал прочь. Шофер пожал плечами, засунул письмо во внутренний карман пиджака и вновь включил музыку.
   Карл взял такси и отправился в Иерусалим. В это время суток горная дорога была почти пуста. Навстречу попалось всего несколько машин, так они и доехали в одиночестве. Он назвал адрес в центре еврейской части города.
   В двух кварталах от места, где он вышел из такси, было ночное кафе - так сообщалось в брошюре для туристов, в него Карл и зашел. Он купил себе несколько английских газет, заказал некрепкий кофе с молоком, патокой и хумус с небольшим кусочком хлеба, нашел укромный уголок и просидел там несколько часов, читая газеты; в конце концов он почувствовал, что слишком засиделся. Но им никто особенно не интересовался. В кафе расположились группками главным образом молодые израильтяне, похоже, толковавшие о политике. Если кто и бросал беглый взгляд в его сторону, то газеты на английском языке сразу позволяли распознать в нем иностранца, а это отбивало охоту говорить с ним о политике или футболе.
   Он вышел из кафе почти затемно, но вот-вот должно было рассвести. Он спустился через еврейскую часть города, продолжил путь вниз с холма к освещенной старой городской стене и вошел через ворота Яффа. Переулки были мокрыми от дождя и совершенно безлюдными, жалюзи магазинов из гофрированной жести опущены. Сейчас казалось, что это вымерший город, хотя днем здесь шум и толчея.
   Минут десять потребовалось ему, чтобы пройти через весь город и выйти из него с другой стороны, поблизости от храма. Здесь он пошел вниз к Гефсиманскому саду. Там в долине, в небольшом домике, как утверждалось, находилась могила Марии Магдалины. От нее он стал подниматься по Масличной горе. Пройдя с четверть часа среди кустов и деревьев, он подошел к месту, которое и было оливковой рощей.
   Он открыл сумку и достал из нее плащ, расстелил его и сел, прислонившись спиной к оливковому дереву. Никто не мог пройти вблизи незамеченным, но рядом не было ни души, а вид был великолепен.
   Под ним расстилался классический Иерусалим. Большой золотистый купол мечети Омара, меньший серебряный купол мечети Аль-Акса, ротонда "Гроба Господня", городская стена и часть построек, которые ему не удалось определить, выделялись лишь световыми пятнами. Именно этот пейзаж был целью почти семидесятилетней войны, именно этот вид был ядром раздоров, державших Ближний Восток в постоянной напряженности. Иерусалим - город, который, как евреи сейчас утверждали, они завоевали навсегда. Аль-Куц - столь же священный город, который мусульмане клялись отобрать. Отсюда война мириадами грубых и тонких нитей расползалась по миру, и одна из этих нитей перехлестнула некоего интенданта полиции Фолькессона в Стокгольме, что привело к убийству. Мечеть Омара там, внизу, была построена примерно через шестьсот лет после того, как римляне разрушили еврейский храм и сослали несколько десятков тысяч восставших в другие римские провинции, чтобы наконец-то прекратить скандалы в еврейских колониях. Эти десятки тысяч сосланных, которые, согласно легендам, постоянно повторяли молитву и приветствие "на следующий год в Иерусалиме", впоследствии завоевали страну и изгнали еще большее количество палестинцев, а они, в свою очередь, должны посвятить ближайшие сотни лет повторению победы Салах ад-Дина над городом крестоносцев.