Страница:
Один из мужчин вышел в дверь, в которую только что входил с последней жертвой, и отдал какой-то приказ. В следующее мгновение один или двое одновременно дали залп по людям у стены.
Карл начал действовать, не размышляя. По звукам выстрелов он определил свои мишени. Ногой открыв дверь и обеими руками держа револьвер перед собой, он сделал два выстрела в голову первого и два в лицо второго.
Обоих отбросило на спину, и внезапно наступила тишина. И тут он понял, что одного застрелил сбоку, а второго - прямо в лицо, тот все же успел повернуться к нему. Но его выстрелы полностью совпали с их автоматными очередями.
Последствия случившегося были легко предсказуемы.
Он направил револьвер на полуоткрытую дверь в другом конце комнаты, ни на десятую долю секунды не отрывая глаз от прицела и не обращая особого внимания на перфорированную стенку с расстрелянными, хотя и слышал звуки, говорившие о том, что один или двое все еще живы. Он не отрывал взгляда от полуоткрытой двери.
Сначала услышал голос, что-то раздраженно спрашивавший на иврите, но ответа не последовало; в следующее мгновение человек, который явно должен был быть Элазаром, вошел с другой стороны, держа АК-47 обеими руками, одной обхватив переднюю часть автомата, а второй - у спускового механизма, но дулом в пол.
- Шалом, Элазар! - окликнул его Карл с другого конца комнаты, направляя свой револьвер в грудь крепко сложенного израильтянина с усами и внешностью араба.
Элазар стоял абсолютно спокойно. Хотя в груди у него все клокотало от гнева, лицо не выдавало его чувств.
- Шведская полиция! Бросай оружие! Получишь два года тюрьмы, - продолжал Карл по-английски, одновременно следя за тем, чтобы человек с автоматом не успел убить его, воспользовавшись долей секунды.
Элазар продолжал стоять на месте.
Уголком глаза Карл заметил пульсирующую струйку крови, ритмично выливающуюся на пол: у кого-то из расстрелянных оказалась перебитой артерия, и еще живое сердце опустошало тело, разливая жизнь по полу. Карл заставил себя не смотреть на стену с убитыми.
- Я же сказал, Элазар, брось оружие на пол, - еще раз произнес Карл.
Элазар шумно дышал. Но лицо его застыло, и он не отводил взгляда от своего противника, хотя краешком глаза, вероятно, тоже видел, что происходило на полу. Кто-то из раненых начал стонать и выть, возможно, та невысокая девушка, которую Элазар приволок последней.
Карл, казалось, "видел", как из песочных часов вытекал песок. Он часто проигрывал подобные ситуации, но сейчас все было на самом деле. Он услышал голос инструктора из Сан-Диего:
"У тебя лишь две возможности. Выстрелит первым этот дьявол - у него 75 процентов смести тебя огнем своего автомата, а у тебя всего 25. Значит, если не сдается, считай до пяти и нажимай на курок".
Карл сосчитал более чем до пяти.
Целясь прямо в место, где ребро срастается с грудной клеткой, он мягко нажал на курок.
Элазара отбросило назад метра на два.
Что-то прозвенело в ушах Карла, ему потребовалось лишь короткое мгновение, чтобы понять: он слышал не только свой выстрел. Второй тоже держал палец на курке, и удар из автомата был настолько сильным, что один или два выстрела попали в пол.
Элазар упал навзничь, автомат - чуть поодаль от него.
Карл переложил револьвер в левую руку и правой тут же вытащил пистолет из кармана у крестца. Из револьвера он, видимо, сделал уже пять выстрелов, так что остался лишь один патрон. А чувство опасности сохранялось, потому что он мгновенно ощутил, что стоял уже спиной к двери, в которую вошел. Мог бы убить часового, когда тот появился, но не стал.
Быстро отодвинулся чуть в сторону и остановился у двери. Держа револьвер в левой руке прямо перед собой, заглянул в угол, в темноту, но тут же убрал голову. Почему повел себя так, он не знал ни тогда, ни позже, он никогда даже и не вспомнил, видел ли что-нибудь, перед тем как отвернуться.
Три-четыре выстрела из автомата ударили по двери, а может быть, и мимо нее, прямо в комнату. Он направил револьвер на дверь и выстрелил. Послышался один взрыв и один сильный удар, почему-то куда громче взрыва. Он перепрыгнул через пространство, оголенное открытой дверью, к середине комнаты, где стоял большой обеденный стол; бросился под него и резко развернулся к двери, где обязательно должен был появиться тот, другой, поскольку он слышал звук щелчка и видел Карла, метнувшегося в открытую дверь.
Израильтянин был в состоянии "грогги"[66], но быстро очнулся, ввалился в комнату и открыл огонь в сторону, где, как он догадывался, находился Карл.
Карл лежал под столом с "береттой" перед собой, он дважды выстрелил в израильтянина, убежденный, что оба раза попал: он целился в область под сердце-легкие, поскольку не хотел убивать его.
Обе девятимиллиметровые пули пробили часового насквозь и вошли в стену, а сам он перевернулся, застонал и опустился у открытой двери. Быстрыми шагами Карл подошел к нему и отбросил автомат подальше. Возможно, и излишняя мера предосторожности. Тот был явно без сознания, в шоке: одна пуля прошла прямо через живот, а вторая - чуть в стороне, через печень.
Карл неподвижно стоял посреди комнаты. Здесь должны быть четыре человека. Но если их было больше, то они находились где-то в доме, а быть может, даже вне его. В таком случае либо они появятся через тридцать секунд, либо они уже здесь.
В темноте он быстро пробежал через прихожую и поднялся на лестницу, по которой спускался. Взял переговорное устройство и нажал кнопку передатчика.
- Карл на проводе. Ты видишь кого-нибудь перед домом? Прием.
- Что там у тебя случилось? Нет, никого не вижу. Прием, - ответил Аппельтофт хрипло.
- Вызывай "скорые". Пятеро убиты и пять-шесть тяжело ранены. Сейчас уже все кончено. Прием.
- Понятно. Вызываю "скорые". А ты сам не ранен? Прием.
- Нет, не ранен. Попытаюсь сделать что-нибудь до прихода "скорых". Как только вызовешь, приходи. Конец.
Карл поднял с пола револьвер и вложил его в наплечную кобуру, пистолет поставил на предохранитель и засунул за пояс. Затем отложил в сторону рацию, вытащил нож и вошел в комнату.
Только сейчас он смог оценить всю ситуацию.
Последний израильтянин, в которого он стрелял, был жив. Остальные не выказывали признаков жизни. Вдоль короткой стены лежали семь человек. Стена за ними и пол перед ними залиты и вымазаны кровью, будто кто-то специально вылил пару ведер.
Карл прошел справа налево вдоль стены. Так, как проходил и сам расстрел. Трое первых были изуродованы автоматным огнем. Израильтяне стреляли сверху вниз по средней линии тела.
С краю лежала, кажется, шведка. Да и вообще это была смешанная компания - палестинцы и шведы. Девушка еще дышала. Рядом с ней - последняя жертва, палестинка, живая. Она была в сознании и смотрела на Карла, но, казалось, ничего не соображала.
Карл опустился на колени перед девушками. У шведки пуля оторвала одну щеку, и полскулы застыло в кровавой улыбке смерти. Одна рука была оторвана, кровь все еще капала из почти опустошенной артерии.
Карл стащил с нее кожаный пояс и туго стянул им обрубок ее руки. Поток крови почти мгновенно прекратился, но не из-за понижения давления в теле до смертельной границы. Не поднимаясь с пола, он подтянул ее к стене, потом бегом поднялся в спальню, через которую проник в дом, схватил там несколько толстых одеял, снова спустился и укутал ее, чтобы не дать телу охладиться до такой степени, когда наступает шок. Остальные пули, насколько Карл мог судить, либо попали в мягкие ткани, либо повредили внутренние органы, тут он уже ничего не мог поделать.
Когда он принялся помогать палестинской девушке, все еще находившейся в сознании, в комнату ввалился Аппельтофт.
Ввалился и застыл, дойдя только до середины. Такого он не видел даже в кошмарных снах. Это была кровавая бойня.
- Быстро, помоги мне оказать помощь этой девочке, - прошипел Карл. Аппельтофт стащил с себя пиджак и с опаской приблизился к стене, где лежали убитые.
- Кто-нибудь еще жив? - спросил он.
- Да, эти две девушки и один израильтянин, он вон там, у двери, - ответил Карл, отрывая от скатерти несколько длинных полос, чтобы перебинтовать ими палестинскую девушку. Пули попали ей в грудь, через левое легкое, в живот и в левое бедро. Карл начал бинтовать бедро, затем разрезал блузу, обнажил клокочущую дыру у левой груди, повернул девушку на бок и хотел полосками скатерти наложить временную тугую повязку. Но увидел выходное отверстие в спине.
- Дьяволы, - прошептал он, - они используют мягкий наконечник вместо цельной оболочки.
Выходные отверстия на спине были похожи на кратеры, причем величиной с кулак. Девушка лежала в луже собственной крови по меньшей мере в литра полутора. Карл отодрал кусок кожи от обивки стула и приложил его к выходным отверстиям на спине, затем туго, в несколько слоев, перебинтовал рану. Потом положил девушку на одно одеяло, укутав другим.
Аппельтофт стоял рядом совсем без сил, его тошнило, он едва не упал в обморок.
Странно, но девушка все еще была в сознании. Она что-то шептала, но Карл не слышал что. Он приложил палец к ее губам и улыбнулся ей.
- Ш-ш, не разговаривай. Если будешь умницей, справишься, - сказал он, низко наклонившись к ней, чтобы увидеть, насколько расширились ее зрачки. Она еще не умирала.
- Вы... шведы?.. - слабо шепнула она.
- Да, - ответил Карл, - мы шведы. А стреляли израильтяне. Ну, теперь уже все. Не говори больше.
Он нежно дотронулся до ее лба и почувствовал, что нервы его на пределе.
Он быстро встал. Перед глазами пошли темные круги.
- Что же нам теперь делать? - спросил Аппельтофт едва слышно - во рту у него пересохло.
Карл плотно закрыл глаза и постарался хоть немного собраться, чтобы не потерять над собой контроль.
- Проверь тех двух израильтян - того, что подальше, и того, с простреленным лицом, посмотри, живы ли они, - сказал он, а сам направился к тому, в кого стрелял в последнюю очередь. Тот сидел или полулежал, навалившись на дверь. Лицо белое, обе руки поддерживали живот. Он был в сознании, слабо и прерывисто дышал.
Карл присел перед ним на корточки и посмотрел в лицо.
- Шалом, привет от Муны, - сказал он, не понимая зачем; казалось, будто он на какое-то мгновение потерял рассудок.
Израильтянин слабо улыбнулся.
- Кто ты, черт возьми? - спросил израильтянин слабым голосом, лицо его оставалось безжизненным. Он говорил по-английски с сильным акцентом.
- "Сайерет-Маткал", но шведский, - ответил Карл и, вытащив пистолет, демонстративно поиграл перед лицом израильского солдата из спецкоманды. И, перед тем как задать вопрос, приложил дуло пистолета к его лбу.
- Где Арон Замир и остальные?
Израильтянин устало улыбнулся, но не ответил. Карл повторил свой вопрос.
- Не будь идиотом... Ничего не скажу... стреляй, если хочешь, - ответил израильтянин, теряя сознание.
Карл поставил пистолет на предохранитель, спрятал его на место, оттащил израильтянина, чтобы тот растянулся на полу, и начал обследовать его карманы. Там были и патроны, и пара тысяч крон стокроновыми купюрами, и арабский паспорт. Карл взял паспорт и поднялся.
Аппельтофт наклонился над другим израильтянином, чтобы узнать, жив он или мертв, но так и не понял этого.
- Вот тот, подальше, и вот этот, кажется, мертвы.
Не знаю, что с тем, что лежит посредине, - сказал он почти беззвучно.
Карл подошел к израильтянину, на которого указал Аппельтофт. В него он попал дважды. Одна пуля прошла через нижнюю челюсть, вероятно, это второй выстрел. Первая застряла у основания носа и разворотила один глаз. Обе пули вышли через затылок. Но человек еще слабо дышал.
Лежавший рядом казался, однако, мертвым. Он был первым, в кого стрелял Карл, и во время выстрела стоял совершенно спокойно. Первая пуля прошла прямо у правого уха и, вероятно, уже в голове перевернулась. Ведь выходное отверстие было величиной с теннисный мячик.
- Да, он мертв, - сказал Карл и отправился к Элазару в другой конец комнаты. Тот лежал с распростертыми руками, застывшим взглядом уставившись прямо в потолок. Карл видел, что входное отверстие было точно посредине груди. Он с трудом перевернул Элазара - пуля не вышла из тела, наверное, уткнулась в позвоночник и застряла в нем. Карл, казалось, все еще слышал хруст раздробленных костей убитого.
Он поднялся на ноги и взглянул на Аппельтофта. Какое-то мгновение они не сводили друг с друга глаз. Вдали послышались сирены "скорых".
- Это подполковник Элазар, - тихо сказал Карл, - это наш человек. Именно он убил Акселя Фолькессона. Шеф спецкоманды, "отъявленный" герой Израиля.
Оба посмотрели на мертвого убийцу.
- А что у тебя в руке? - спросил Аппельтофт и в тот же момент почувствовал, что должен выйти из комнаты и выпить глоток воды, иначе его начнет тошнить.
- Паспорт, - ответил Карл, когда они оба направились, как им казалось, в сторону кухни или ванной комнаты. - А паспорт только на арабском, никаких записей на европейских языках, и, насколько я понимаю, это ливийский.
- Ливийский?
- Да, но я слышал, как они говорили на иврите, они израильтяне, и давай оставим это.
На кухне они выпили по стакану воды и отправились к входной двери, чтобы открыть ее санитарам и полиции, уже подходившим к вилле.
Всех троих вызвали на службу всего лишь час назад, и они приехали на Кунгсхольм небрежно одетыми и небритыми. Проснулись они мгновенно и все же не совсем поняли содержание короткого сообщения дежурного по уголовной полиции. Вилла Виггбюхольм уже была окружена спецсилами человек в пятьдесят, они так и не поняли своей тактической задачи, они знали только, что необходимо держать кучку фоторепортеров и журналистов подальше от происшедшего.
Все, как завороженные, с ужасом смотрели на Карла, вошедшего в кабинет. Брюки и пуловер замазаны кровью, руки тоже в крови, а волосы прилипли ко лбу, после того как он провел по ним руками. Он был небрит, но загорелое лицо казалось не таким измученным, вообще он выглядел более собранным, более владеющим собой, чем это было на самом деле, когда, войдя в кабинет, он молча придвинул к себе один из стульев для посетителей перед столом Нэслюнда.
В комнате стояла мертвая тишина. Никто из троих его шефов не испытывал желания первым задать вопрос, уж слишком мало они знали, что, собственно, произошло. Наконец, откашлявшись, неуверенно начал сам Письмоносец.
- Ты можешь коротко ввести нас в курс дела, Хамильтон?
- Да, - сказал Карл. - Аппельтофт и я прибыли на место преступления слишком поздно, операция была уже в разгаре. Я вошел в дом, когда израильтяне начали расстреливать всех, кто находился в доме. Я вступил с ними в бой и убил троих, а одного ранил, он сейчас лежит на операционном столе в Каролинке[67]. Двое из расстрелянных полчаса назад были еще живы, их тоже, полагаю, оперируют. Пять остальных жертв - насколько мы поняли, трое палестинцев и двое шведов - мертвы и все еще находятся на месте преступления. Техники занимаются ими, Аппельтофт следит за всем.
В кабинете опять наступила тишина, но о причине ее Карл не знал. Ведь всего за четверть часа до этого Нэслюнд сообщил им об ожидаемой ливийско-палестинской операции, о которой он получил точные сведения.
- Ты застрелил четверыхизраильтян? - недоверчиво и с опаской переспросил Нэслюнд.
Карл неправильно понял его вопрос.
- Да, выбора не было. Я был один, и ситуация не очень-то подходила для переговоров. Цель их операции была очевидна - свидетели не предусматривались.
- Насколько мы наслышаны, у них ливийские паспорта, - возразил Карл Альфред. - Почему ты был так уверен, что они израильтяне?
- Их шеф, подполковник Элазар, один из известнейших спецов в этом деле. Между собой они говорили на иврите, в этом у меня не было сомнений.
- Ты не знаешь иврита, - возразил Нэслюнд.
- Я знаю, как звучит иврит, и знаю, как звучит арабский. Кроме того, у нас есть улики и нет никаких сомнений, а кроме того, один из их пособников жив и арестован.
Последнее было новостью для всех троих. Переполох, связанный с кровавой бойней в Виггбюхольме, заставил позабыть об аресте Алоиса Моргенстерна.
- Вы даже схватили одного живым? - прошептал Нэслюнд, сам не понимая, почему он шепчет.
- Да, - сказал Карл, - его зовут Алоис Моргенстерн, он живет на Флеминггатан, он шведский гражданин, но помогал этой спецкоманде. Это он рассказал, когда и где должна была проходить операция, мы были у него вечером чуть раньше. Именно его персональный номер записал себе Фолькессон, и именно его он должен был проверить, так что это был совсем не номер телефона.
Перебивая друг друга, заговорили все трое. Письмоносец не понимал, о каком номере телефона идет речь (его даже не посвятили в расследование, и он так и не слышал о столь малой, но решающей детали). Нэслюнд удивлялся тому, как это Карлу удалось узнать имя шефа спецкоманды, а Карл Альфред хотел знать, как этот Алоис Моргенстерн рассказал о самой операции.
- Начну с последнего, - сказал Карл. - Вечером я и Фристедт были у Моргенстерна дома и спросили его, когда и где. Потом Аппельтофт и я поехали в Виггбюхольм, а Фристедт вернулся опять сюда, чтобы сдать Моргенстерна. Дежурный прокурор задержал его за покушение на убийство, но, насколько я понимаю, он пособник убийц. Во всяком случае, он сидит сейчас там, гдеположено.
- Как все это произошло, черт возьми! - ревел Нэслюнд. - Мне кажется, я приказывал вам не вмешиваться больше в расследование, а вы опять за свое.
Карл пожал плечами. Учитывая конкретное развитие событий и результат этого случайного неповиновения, возражения все равно не были бы восприняты.
- Почему он все это рассказал вам? - удивился Карл Альфред.
- Он испугался. Он думал, мы палестинцы или кто-то в этом роде, я допрашивал его по-английски, - внимательно наблюдая за реакцией, ответил Карл. Он прекрасно понимал, что совсем не "по-шведски" допрашивать с острым, как лезвие бритвы, спецножом у горла. Но повода рассказывать или признаваться в этом он не видел.
Нэслюнд обеими руками поправлял взмокшие волосы. Ведь до прихода Карла он был убежден: речь идет о ливийско-палестинской операции. А теперь вот, несмотря на ливийские паспорта преступников, ясно, что все трое мертвых - израильтяне, один раненый - тоже израильтянин, а один задержанный - их шведский сподвижник, и не учитывать это невозможно. Нэслюнд молча уставился на испачканного кровью Хамильтона, теперь он уже и сам не понимал, какие неприятности накликал на себя, хотя и чувствовал, что в ближайшие дни сотрудничество с израильтянами может прерваться, а это, в свою очередь, приведет к непредвиденным результатам "шведскую" охоту на террористов. Один из его же людей убил троих, а может быть, и четверых их коллег. Этого ему никогда не простят.
- Пока что мы сделаем следующее, Хамильтон, - покорно сказал Нэслюнд. - Ты немедленно сядешь и все напишешь. Потом, я подчеркиваю, ты обязан строжайше сохранять все в секрете. Ни звука прессе, понятно?
- Да, конечно. Но что мы будем делать с их шефом и другими случайными оперативниками?
- Какой шеф, какие другие оперативники?
- Их шеф - генерал-лейтенант Арон Замир, он живет сейчас в гостинице "Парк-отель" под именем Абрахам Мендельсон с австрийским паспортом. У них, вероятно, кроме того, несколько человек в резерве, и, таким образом, они на свободе. Замир уже, возможно, знает, что операция захлебнулась, его надо спешно схватить. А у Моргенстерна должны находиться еще двое. Если удастся, мы можем схватить и их. Я охотнее сделаю сейчас это, чем буду заниматься писаниной.
- Исключено! - взревел Нэслюнд. - Оставишь свое оружие у меня, оно все равно потребуется для экспертизы, ведь ты разрядил его в людей. Потом ты сядешь и напишешь первый отчет, и как можно скорее. Мы должны информировать и прессу, и правительство. Надеюсь, ты в состоянии сейчас писать? Это просто необходимо.
Карл уставился в пол. Он был категорически несогласен с Нэслюндом.
- Тогда позаботитесь, чтобы кого-нибудь послали за остальными? - спросил он явно недовольным и подозрительным тоном.
- Это не твое дело. Клади оружие, иди и пиши, - сказал Письмоносец.
Карл колебался. Потом вытащил револьвер из кобуры и положил его на письменный стол перед Нэслюндом. Он все еще продолжал колебаться, но потом заложил руку за спину и, к изумлению всех троих, показал им второе оружие и положил его рядом с револьвером. Потом поднялся и ушел, не сказав больше ни слова.
Трое мужчин продолжали сидеть и завороженно смотреть на оружие, из которого всего час назад была расстреляна целая израильская спецкоманда. В барабане черного револьвера все шесть гильз были пусты. Значит, сами пули застряли в телах израильских солдат. На прикладе револьвера, как и на белой ручке тяжелого итальянского пистолета, они видели герб с золотой короной, три красные розы и серебряный полумесяц.
- Боже милостивый, - сказал Письмоносец, до этого часа не имевший ни малейшего представления о существовании Карла Хамильтона и еще меньше знавший о его прошлом, - и где ты только выудил такого?
- Это не мой человек, он один из парней Старика. Нам дали его на время, так сказать, обкатать, - натянуто ответил Нэслюнд, не отрывая глаз от оружия. На белой ручке пистолета все еще оставалась кровь.
Потом между ними началась длительная перепалка. Уж очень разное у них было мнение о случившемся и о том, что им следовало или не следовало делать.
Затем он прошел в их старую общую комнату заседаний, чтобы поставить кофе, но там не оказалось стеклянной колбы. Карл дотронулся до нагревателя, тот был теплым. Аппельтофт оставался на месте преступления вместе с экспертами. Значит, это Фристедт.
Действительно, Фристедт сидел в комнате Карла с кофе, пакетом сахара и двумя пластиковыми чашками.
- Что они сказали? - спросил Фристедт, не поднимаясь и не вдаваясь в подробности, почему он здесь и зачем ему нужен Карл.
- Коротко: мы должны наплевать на Арона Замира и не искать остальных оперативников, если я правильно понял. Мне-то казалось, что надо бы воспользоваться шансом, который дают нам две кровати у Моргенстерна. Но чертов Нэслюнд запретил, - ответил Карл и подтянул к себе чашку с кофе.
- Как ты себя чувствуешь? - тихо спросил Фристедт.
- Не знаю. Такого я никогда еще не испытывал, хотя и должен был бы. Я стрелял в одного, не дав ему никакого шанса. Он стоял передо мной с опущенным АК-47 в руках, словно не желая расставаться с ним. Я не мог иначе, я ведь знал, кто он.
- Сам Элазар?
Карл кивнул. Только сейчас он задумался над этим. Элазар стоял абсолютно спокойно, ничем не выказывая намерения стрелять, и вообще не сделал попытки пошевелиться. Что вертелось в его голове в последнее мгновение его жизни?
Не ждал ли он, что Карл хоть чуть-чуть дрогнет и он сможет, отпрыгнув в сторону, поднять оружие и дать автоматную очередь? Или взвешивал последствия захвата на месте преступления?
- Он сделал всего один выстрел. Это было, когда он вздрогнул при моем попадании в него, так что минимум один выстрел был произведен из его АК. Что мне писать, черт возьми, об этом в отчете? - спросил Карл.
- Напиши, что он пытался застрелить тебя и тогда ты открыл огонь. Иначе Нэслюнд отомстит тебе. Это будет в худшем случае служебная ошибка, приведшая к смерти. А К. Г. Йонссон привлечет тебя к ответственности. Ты не должен давать ему такой возможности.
- Так как я стрелял первым, это, возможно, и было убийством. Но если бы он хоть чуть-чуть двинулся с места, все было бы о'кей, да?
- Примерно.
Карл подошел и сел к своей пишущей машинке. На письменном столе рядом с машинкой лежала небольшая пачка бланков, явно положенная туда Фристедтом.
- Я думал, что смог бы помочь тебе с этим отчетом. Как бы не вышло чего, - дружески объяснил Фристедт. - Мы нарушили довольно много инструкций, чтобы добраться до того, кого искали. Мне казалось, что я лучше всех мог бы помочь тебе, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Карл понимал все очень хорошо. Он должен лгать или обходить истину минимум по четырем пунктам.
Главную информацию он получил в Израиле по личной инициативе, нарушив приказ да еще сказавшись больным, и, кроме того, не имел разрешения на выдачу "источника" данных.
Он обошел систему защиты компьютера службы безопасности.
Он угрожал жизни захваченного и жестоко обращался с ним.
Он убивал, не будучи сам атакован.
- Это глупо, - сказал он. - Собственно, я сам своего рода преступник. Полагаю, что меня следует отдать под суд.
- Ну конечно. А Нэслюнд отпустит Арона Замира на все четыре стороны. Тошно даже и думать об этом. Но не это важно, не можешь ли ты хоть так успокоить себя?
- То есть? Что не важно? Это же ужасно, что самый главный виновник сбежит, пока мы сидим сложа руки!
- Да, все это так может и произойти. Но представь себе: ты и я идем в "Парк-отель", хватаем его и тащим в тюрьму.
Карл начал действовать, не размышляя. По звукам выстрелов он определил свои мишени. Ногой открыв дверь и обеими руками держа револьвер перед собой, он сделал два выстрела в голову первого и два в лицо второго.
Обоих отбросило на спину, и внезапно наступила тишина. И тут он понял, что одного застрелил сбоку, а второго - прямо в лицо, тот все же успел повернуться к нему. Но его выстрелы полностью совпали с их автоматными очередями.
Последствия случившегося были легко предсказуемы.
Он направил револьвер на полуоткрытую дверь в другом конце комнаты, ни на десятую долю секунды не отрывая глаз от прицела и не обращая особого внимания на перфорированную стенку с расстрелянными, хотя и слышал звуки, говорившие о том, что один или двое все еще живы. Он не отрывал взгляда от полуоткрытой двери.
Сначала услышал голос, что-то раздраженно спрашивавший на иврите, но ответа не последовало; в следующее мгновение человек, который явно должен был быть Элазаром, вошел с другой стороны, держа АК-47 обеими руками, одной обхватив переднюю часть автомата, а второй - у спускового механизма, но дулом в пол.
- Шалом, Элазар! - окликнул его Карл с другого конца комнаты, направляя свой револьвер в грудь крепко сложенного израильтянина с усами и внешностью араба.
Элазар стоял абсолютно спокойно. Хотя в груди у него все клокотало от гнева, лицо не выдавало его чувств.
- Шведская полиция! Бросай оружие! Получишь два года тюрьмы, - продолжал Карл по-английски, одновременно следя за тем, чтобы человек с автоматом не успел убить его, воспользовавшись долей секунды.
Элазар продолжал стоять на месте.
Уголком глаза Карл заметил пульсирующую струйку крови, ритмично выливающуюся на пол: у кого-то из расстрелянных оказалась перебитой артерия, и еще живое сердце опустошало тело, разливая жизнь по полу. Карл заставил себя не смотреть на стену с убитыми.
- Я же сказал, Элазар, брось оружие на пол, - еще раз произнес Карл.
Элазар шумно дышал. Но лицо его застыло, и он не отводил взгляда от своего противника, хотя краешком глаза, вероятно, тоже видел, что происходило на полу. Кто-то из раненых начал стонать и выть, возможно, та невысокая девушка, которую Элазар приволок последней.
Карл, казалось, "видел", как из песочных часов вытекал песок. Он часто проигрывал подобные ситуации, но сейчас все было на самом деле. Он услышал голос инструктора из Сан-Диего:
"У тебя лишь две возможности. Выстрелит первым этот дьявол - у него 75 процентов смести тебя огнем своего автомата, а у тебя всего 25. Значит, если не сдается, считай до пяти и нажимай на курок".
Карл сосчитал более чем до пяти.
Целясь прямо в место, где ребро срастается с грудной клеткой, он мягко нажал на курок.
Элазара отбросило назад метра на два.
Что-то прозвенело в ушах Карла, ему потребовалось лишь короткое мгновение, чтобы понять: он слышал не только свой выстрел. Второй тоже держал палец на курке, и удар из автомата был настолько сильным, что один или два выстрела попали в пол.
Элазар упал навзничь, автомат - чуть поодаль от него.
Карл переложил револьвер в левую руку и правой тут же вытащил пистолет из кармана у крестца. Из револьвера он, видимо, сделал уже пять выстрелов, так что остался лишь один патрон. А чувство опасности сохранялось, потому что он мгновенно ощутил, что стоял уже спиной к двери, в которую вошел. Мог бы убить часового, когда тот появился, но не стал.
Быстро отодвинулся чуть в сторону и остановился у двери. Держа револьвер в левой руке прямо перед собой, заглянул в угол, в темноту, но тут же убрал голову. Почему повел себя так, он не знал ни тогда, ни позже, он никогда даже и не вспомнил, видел ли что-нибудь, перед тем как отвернуться.
Три-четыре выстрела из автомата ударили по двери, а может быть, и мимо нее, прямо в комнату. Он направил револьвер на дверь и выстрелил. Послышался один взрыв и один сильный удар, почему-то куда громче взрыва. Он перепрыгнул через пространство, оголенное открытой дверью, к середине комнаты, где стоял большой обеденный стол; бросился под него и резко развернулся к двери, где обязательно должен был появиться тот, другой, поскольку он слышал звук щелчка и видел Карла, метнувшегося в открытую дверь.
Израильтянин был в состоянии "грогги"[66], но быстро очнулся, ввалился в комнату и открыл огонь в сторону, где, как он догадывался, находился Карл.
Карл лежал под столом с "береттой" перед собой, он дважды выстрелил в израильтянина, убежденный, что оба раза попал: он целился в область под сердце-легкие, поскольку не хотел убивать его.
Обе девятимиллиметровые пули пробили часового насквозь и вошли в стену, а сам он перевернулся, застонал и опустился у открытой двери. Быстрыми шагами Карл подошел к нему и отбросил автомат подальше. Возможно, и излишняя мера предосторожности. Тот был явно без сознания, в шоке: одна пуля прошла прямо через живот, а вторая - чуть в стороне, через печень.
Карл неподвижно стоял посреди комнаты. Здесь должны быть четыре человека. Но если их было больше, то они находились где-то в доме, а быть может, даже вне его. В таком случае либо они появятся через тридцать секунд, либо они уже здесь.
В темноте он быстро пробежал через прихожую и поднялся на лестницу, по которой спускался. Взял переговорное устройство и нажал кнопку передатчика.
- Карл на проводе. Ты видишь кого-нибудь перед домом? Прием.
- Что там у тебя случилось? Нет, никого не вижу. Прием, - ответил Аппельтофт хрипло.
- Вызывай "скорые". Пятеро убиты и пять-шесть тяжело ранены. Сейчас уже все кончено. Прием.
- Понятно. Вызываю "скорые". А ты сам не ранен? Прием.
- Нет, не ранен. Попытаюсь сделать что-нибудь до прихода "скорых". Как только вызовешь, приходи. Конец.
Карл поднял с пола револьвер и вложил его в наплечную кобуру, пистолет поставил на предохранитель и засунул за пояс. Затем отложил в сторону рацию, вытащил нож и вошел в комнату.
Только сейчас он смог оценить всю ситуацию.
Последний израильтянин, в которого он стрелял, был жив. Остальные не выказывали признаков жизни. Вдоль короткой стены лежали семь человек. Стена за ними и пол перед ними залиты и вымазаны кровью, будто кто-то специально вылил пару ведер.
Карл прошел справа налево вдоль стены. Так, как проходил и сам расстрел. Трое первых были изуродованы автоматным огнем. Израильтяне стреляли сверху вниз по средней линии тела.
С краю лежала, кажется, шведка. Да и вообще это была смешанная компания - палестинцы и шведы. Девушка еще дышала. Рядом с ней - последняя жертва, палестинка, живая. Она была в сознании и смотрела на Карла, но, казалось, ничего не соображала.
Карл опустился на колени перед девушками. У шведки пуля оторвала одну щеку, и полскулы застыло в кровавой улыбке смерти. Одна рука была оторвана, кровь все еще капала из почти опустошенной артерии.
Карл стащил с нее кожаный пояс и туго стянул им обрубок ее руки. Поток крови почти мгновенно прекратился, но не из-за понижения давления в теле до смертельной границы. Не поднимаясь с пола, он подтянул ее к стене, потом бегом поднялся в спальню, через которую проник в дом, схватил там несколько толстых одеял, снова спустился и укутал ее, чтобы не дать телу охладиться до такой степени, когда наступает шок. Остальные пули, насколько Карл мог судить, либо попали в мягкие ткани, либо повредили внутренние органы, тут он уже ничего не мог поделать.
Когда он принялся помогать палестинской девушке, все еще находившейся в сознании, в комнату ввалился Аппельтофт.
Ввалился и застыл, дойдя только до середины. Такого он не видел даже в кошмарных снах. Это была кровавая бойня.
- Быстро, помоги мне оказать помощь этой девочке, - прошипел Карл. Аппельтофт стащил с себя пиджак и с опаской приблизился к стене, где лежали убитые.
- Кто-нибудь еще жив? - спросил он.
- Да, эти две девушки и один израильтянин, он вон там, у двери, - ответил Карл, отрывая от скатерти несколько длинных полос, чтобы перебинтовать ими палестинскую девушку. Пули попали ей в грудь, через левое легкое, в живот и в левое бедро. Карл начал бинтовать бедро, затем разрезал блузу, обнажил клокочущую дыру у левой груди, повернул девушку на бок и хотел полосками скатерти наложить временную тугую повязку. Но увидел выходное отверстие в спине.
- Дьяволы, - прошептал он, - они используют мягкий наконечник вместо цельной оболочки.
Выходные отверстия на спине были похожи на кратеры, причем величиной с кулак. Девушка лежала в луже собственной крови по меньшей мере в литра полутора. Карл отодрал кусок кожи от обивки стула и приложил его к выходным отверстиям на спине, затем туго, в несколько слоев, перебинтовал рану. Потом положил девушку на одно одеяло, укутав другим.
Аппельтофт стоял рядом совсем без сил, его тошнило, он едва не упал в обморок.
Странно, но девушка все еще была в сознании. Она что-то шептала, но Карл не слышал что. Он приложил палец к ее губам и улыбнулся ей.
- Ш-ш, не разговаривай. Если будешь умницей, справишься, - сказал он, низко наклонившись к ней, чтобы увидеть, насколько расширились ее зрачки. Она еще не умирала.
- Вы... шведы?.. - слабо шепнула она.
- Да, - ответил Карл, - мы шведы. А стреляли израильтяне. Ну, теперь уже все. Не говори больше.
Он нежно дотронулся до ее лба и почувствовал, что нервы его на пределе.
Он быстро встал. Перед глазами пошли темные круги.
- Что же нам теперь делать? - спросил Аппельтофт едва слышно - во рту у него пересохло.
Карл плотно закрыл глаза и постарался хоть немного собраться, чтобы не потерять над собой контроль.
- Проверь тех двух израильтян - того, что подальше, и того, с простреленным лицом, посмотри, живы ли они, - сказал он, а сам направился к тому, в кого стрелял в последнюю очередь. Тот сидел или полулежал, навалившись на дверь. Лицо белое, обе руки поддерживали живот. Он был в сознании, слабо и прерывисто дышал.
Карл присел перед ним на корточки и посмотрел в лицо.
- Шалом, привет от Муны, - сказал он, не понимая зачем; казалось, будто он на какое-то мгновение потерял рассудок.
Израильтянин слабо улыбнулся.
- Кто ты, черт возьми? - спросил израильтянин слабым голосом, лицо его оставалось безжизненным. Он говорил по-английски с сильным акцентом.
- "Сайерет-Маткал", но шведский, - ответил Карл и, вытащив пистолет, демонстративно поиграл перед лицом израильского солдата из спецкоманды. И, перед тем как задать вопрос, приложил дуло пистолета к его лбу.
- Где Арон Замир и остальные?
Израильтянин устало улыбнулся, но не ответил. Карл повторил свой вопрос.
- Не будь идиотом... Ничего не скажу... стреляй, если хочешь, - ответил израильтянин, теряя сознание.
Карл поставил пистолет на предохранитель, спрятал его на место, оттащил израильтянина, чтобы тот растянулся на полу, и начал обследовать его карманы. Там были и патроны, и пара тысяч крон стокроновыми купюрами, и арабский паспорт. Карл взял паспорт и поднялся.
Аппельтофт наклонился над другим израильтянином, чтобы узнать, жив он или мертв, но так и не понял этого.
- Вот тот, подальше, и вот этот, кажется, мертвы.
Не знаю, что с тем, что лежит посредине, - сказал он почти беззвучно.
Карл подошел к израильтянину, на которого указал Аппельтофт. В него он попал дважды. Одна пуля прошла через нижнюю челюсть, вероятно, это второй выстрел. Первая застряла у основания носа и разворотила один глаз. Обе пули вышли через затылок. Но человек еще слабо дышал.
Лежавший рядом казался, однако, мертвым. Он был первым, в кого стрелял Карл, и во время выстрела стоял совершенно спокойно. Первая пуля прошла прямо у правого уха и, вероятно, уже в голове перевернулась. Ведь выходное отверстие было величиной с теннисный мячик.
- Да, он мертв, - сказал Карл и отправился к Элазару в другой конец комнаты. Тот лежал с распростертыми руками, застывшим взглядом уставившись прямо в потолок. Карл видел, что входное отверстие было точно посредине груди. Он с трудом перевернул Элазара - пуля не вышла из тела, наверное, уткнулась в позвоночник и застряла в нем. Карл, казалось, все еще слышал хруст раздробленных костей убитого.
Он поднялся на ноги и взглянул на Аппельтофта. Какое-то мгновение они не сводили друг с друга глаз. Вдали послышались сирены "скорых".
- Это подполковник Элазар, - тихо сказал Карл, - это наш человек. Именно он убил Акселя Фолькессона. Шеф спецкоманды, "отъявленный" герой Израиля.
Оба посмотрели на мертвого убийцу.
- А что у тебя в руке? - спросил Аппельтофт и в тот же момент почувствовал, что должен выйти из комнаты и выпить глоток воды, иначе его начнет тошнить.
- Паспорт, - ответил Карл, когда они оба направились, как им казалось, в сторону кухни или ванной комнаты. - А паспорт только на арабском, никаких записей на европейских языках, и, насколько я понимаю, это ливийский.
- Ливийский?
- Да, но я слышал, как они говорили на иврите, они израильтяне, и давай оставим это.
На кухне они выпили по стакану воды и отправились к входной двери, чтобы открыть ее санитарам и полиции, уже подходившим к вилле.
* * *
Было четыре часа утра, когда Карл вошел в кабинет Нэслюнда. Слабый свет в кабинете и кромешная тьма на улице. В кабинете кроме Нэслюнда сидели его основной "рупор" Карл Альфред и сам Письмоносец, то есть главный шеф всего отдела безопасности, которому, вероятно, предстояло либо отвечать, либо не отвечать за то, что произошло.Всех троих вызвали на службу всего лишь час назад, и они приехали на Кунгсхольм небрежно одетыми и небритыми. Проснулись они мгновенно и все же не совсем поняли содержание короткого сообщения дежурного по уголовной полиции. Вилла Виггбюхольм уже была окружена спецсилами человек в пятьдесят, они так и не поняли своей тактической задачи, они знали только, что необходимо держать кучку фоторепортеров и журналистов подальше от происшедшего.
Все, как завороженные, с ужасом смотрели на Карла, вошедшего в кабинет. Брюки и пуловер замазаны кровью, руки тоже в крови, а волосы прилипли ко лбу, после того как он провел по ним руками. Он был небрит, но загорелое лицо казалось не таким измученным, вообще он выглядел более собранным, более владеющим собой, чем это было на самом деле, когда, войдя в кабинет, он молча придвинул к себе один из стульев для посетителей перед столом Нэслюнда.
В комнате стояла мертвая тишина. Никто из троих его шефов не испытывал желания первым задать вопрос, уж слишком мало они знали, что, собственно, произошло. Наконец, откашлявшись, неуверенно начал сам Письмоносец.
- Ты можешь коротко ввести нас в курс дела, Хамильтон?
- Да, - сказал Карл. - Аппельтофт и я прибыли на место преступления слишком поздно, операция была уже в разгаре. Я вошел в дом, когда израильтяне начали расстреливать всех, кто находился в доме. Я вступил с ними в бой и убил троих, а одного ранил, он сейчас лежит на операционном столе в Каролинке[67]. Двое из расстрелянных полчаса назад были еще живы, их тоже, полагаю, оперируют. Пять остальных жертв - насколько мы поняли, трое палестинцев и двое шведов - мертвы и все еще находятся на месте преступления. Техники занимаются ими, Аппельтофт следит за всем.
В кабинете опять наступила тишина, но о причине ее Карл не знал. Ведь всего за четверть часа до этого Нэслюнд сообщил им об ожидаемой ливийско-палестинской операции, о которой он получил точные сведения.
- Ты застрелил четверыхизраильтян? - недоверчиво и с опаской переспросил Нэслюнд.
Карл неправильно понял его вопрос.
- Да, выбора не было. Я был один, и ситуация не очень-то подходила для переговоров. Цель их операции была очевидна - свидетели не предусматривались.
- Насколько мы наслышаны, у них ливийские паспорта, - возразил Карл Альфред. - Почему ты был так уверен, что они израильтяне?
- Их шеф, подполковник Элазар, один из известнейших спецов в этом деле. Между собой они говорили на иврите, в этом у меня не было сомнений.
- Ты не знаешь иврита, - возразил Нэслюнд.
- Я знаю, как звучит иврит, и знаю, как звучит арабский. Кроме того, у нас есть улики и нет никаких сомнений, а кроме того, один из их пособников жив и арестован.
Последнее было новостью для всех троих. Переполох, связанный с кровавой бойней в Виггбюхольме, заставил позабыть об аресте Алоиса Моргенстерна.
- Вы даже схватили одного живым? - прошептал Нэслюнд, сам не понимая, почему он шепчет.
- Да, - сказал Карл, - его зовут Алоис Моргенстерн, он живет на Флеминггатан, он шведский гражданин, но помогал этой спецкоманде. Это он рассказал, когда и где должна была проходить операция, мы были у него вечером чуть раньше. Именно его персональный номер записал себе Фолькессон, и именно его он должен был проверить, так что это был совсем не номер телефона.
Перебивая друг друга, заговорили все трое. Письмоносец не понимал, о каком номере телефона идет речь (его даже не посвятили в расследование, и он так и не слышал о столь малой, но решающей детали). Нэслюнд удивлялся тому, как это Карлу удалось узнать имя шефа спецкоманды, а Карл Альфред хотел знать, как этот Алоис Моргенстерн рассказал о самой операции.
- Начну с последнего, - сказал Карл. - Вечером я и Фристедт были у Моргенстерна дома и спросили его, когда и где. Потом Аппельтофт и я поехали в Виггбюхольм, а Фристедт вернулся опять сюда, чтобы сдать Моргенстерна. Дежурный прокурор задержал его за покушение на убийство, но, насколько я понимаю, он пособник убийц. Во всяком случае, он сидит сейчас там, гдеположено.
- Как все это произошло, черт возьми! - ревел Нэслюнд. - Мне кажется, я приказывал вам не вмешиваться больше в расследование, а вы опять за свое.
Карл пожал плечами. Учитывая конкретное развитие событий и результат этого случайного неповиновения, возражения все равно не были бы восприняты.
- Почему он все это рассказал вам? - удивился Карл Альфред.
- Он испугался. Он думал, мы палестинцы или кто-то в этом роде, я допрашивал его по-английски, - внимательно наблюдая за реакцией, ответил Карл. Он прекрасно понимал, что совсем не "по-шведски" допрашивать с острым, как лезвие бритвы, спецножом у горла. Но повода рассказывать или признаваться в этом он не видел.
Нэслюнд обеими руками поправлял взмокшие волосы. Ведь до прихода Карла он был убежден: речь идет о ливийско-палестинской операции. А теперь вот, несмотря на ливийские паспорта преступников, ясно, что все трое мертвых - израильтяне, один раненый - тоже израильтянин, а один задержанный - их шведский сподвижник, и не учитывать это невозможно. Нэслюнд молча уставился на испачканного кровью Хамильтона, теперь он уже и сам не понимал, какие неприятности накликал на себя, хотя и чувствовал, что в ближайшие дни сотрудничество с израильтянами может прерваться, а это, в свою очередь, приведет к непредвиденным результатам "шведскую" охоту на террористов. Один из его же людей убил троих, а может быть, и четверых их коллег. Этого ему никогда не простят.
- Пока что мы сделаем следующее, Хамильтон, - покорно сказал Нэслюнд. - Ты немедленно сядешь и все напишешь. Потом, я подчеркиваю, ты обязан строжайше сохранять все в секрете. Ни звука прессе, понятно?
- Да, конечно. Но что мы будем делать с их шефом и другими случайными оперативниками?
- Какой шеф, какие другие оперативники?
- Их шеф - генерал-лейтенант Арон Замир, он живет сейчас в гостинице "Парк-отель" под именем Абрахам Мендельсон с австрийским паспортом. У них, вероятно, кроме того, несколько человек в резерве, и, таким образом, они на свободе. Замир уже, возможно, знает, что операция захлебнулась, его надо спешно схватить. А у Моргенстерна должны находиться еще двое. Если удастся, мы можем схватить и их. Я охотнее сделаю сейчас это, чем буду заниматься писаниной.
- Исключено! - взревел Нэслюнд. - Оставишь свое оружие у меня, оно все равно потребуется для экспертизы, ведь ты разрядил его в людей. Потом ты сядешь и напишешь первый отчет, и как можно скорее. Мы должны информировать и прессу, и правительство. Надеюсь, ты в состоянии сейчас писать? Это просто необходимо.
Карл уставился в пол. Он был категорически несогласен с Нэслюндом.
- Тогда позаботитесь, чтобы кого-нибудь послали за остальными? - спросил он явно недовольным и подозрительным тоном.
- Это не твое дело. Клади оружие, иди и пиши, - сказал Письмоносец.
Карл колебался. Потом вытащил револьвер из кобуры и положил его на письменный стол перед Нэслюндом. Он все еще продолжал колебаться, но потом заложил руку за спину и, к изумлению всех троих, показал им второе оружие и положил его рядом с револьвером. Потом поднялся и ушел, не сказав больше ни слова.
Трое мужчин продолжали сидеть и завороженно смотреть на оружие, из которого всего час назад была расстреляна целая израильская спецкоманда. В барабане черного револьвера все шесть гильз были пусты. Значит, сами пули застряли в телах израильских солдат. На прикладе револьвера, как и на белой ручке тяжелого итальянского пистолета, они видели герб с золотой короной, три красные розы и серебряный полумесяц.
- Боже милостивый, - сказал Письмоносец, до этого часа не имевший ни малейшего представления о существовании Карла Хамильтона и еще меньше знавший о его прошлом, - и где ты только выудил такого?
- Это не мой человек, он один из парней Старика. Нам дали его на время, так сказать, обкатать, - натянуто ответил Нэслюнд, не отрывая глаз от оружия. На белой ручке пистолета все еще оставалась кровь.
Потом между ними началась длительная перепалка. Уж очень разное у них было мнение о случившемся и о том, что им следовало или не следовало делать.
* * *
Карл спустился на лифте, прошел через переход в следующее здание и на лифте же поднялся на свой этаж. При слабом ночном освещении там еще было и совершенно тихо. Он зашел в один из туалетов, стянул с себя пуловер и начал мыться. Вода в умывальнике стала розовой.Затем он прошел в их старую общую комнату заседаний, чтобы поставить кофе, но там не оказалось стеклянной колбы. Карл дотронулся до нагревателя, тот был теплым. Аппельтофт оставался на месте преступления вместе с экспертами. Значит, это Фристедт.
Действительно, Фристедт сидел в комнате Карла с кофе, пакетом сахара и двумя пластиковыми чашками.
- Что они сказали? - спросил Фристедт, не поднимаясь и не вдаваясь в подробности, почему он здесь и зачем ему нужен Карл.
- Коротко: мы должны наплевать на Арона Замира и не искать остальных оперативников, если я правильно понял. Мне-то казалось, что надо бы воспользоваться шансом, который дают нам две кровати у Моргенстерна. Но чертов Нэслюнд запретил, - ответил Карл и подтянул к себе чашку с кофе.
- Как ты себя чувствуешь? - тихо спросил Фристедт.
- Не знаю. Такого я никогда еще не испытывал, хотя и должен был бы. Я стрелял в одного, не дав ему никакого шанса. Он стоял передо мной с опущенным АК-47 в руках, словно не желая расставаться с ним. Я не мог иначе, я ведь знал, кто он.
- Сам Элазар?
Карл кивнул. Только сейчас он задумался над этим. Элазар стоял абсолютно спокойно, ничем не выказывая намерения стрелять, и вообще не сделал попытки пошевелиться. Что вертелось в его голове в последнее мгновение его жизни?
Не ждал ли он, что Карл хоть чуть-чуть дрогнет и он сможет, отпрыгнув в сторону, поднять оружие и дать автоматную очередь? Или взвешивал последствия захвата на месте преступления?
- Он сделал всего один выстрел. Это было, когда он вздрогнул при моем попадании в него, так что минимум один выстрел был произведен из его АК. Что мне писать, черт возьми, об этом в отчете? - спросил Карл.
- Напиши, что он пытался застрелить тебя и тогда ты открыл огонь. Иначе Нэслюнд отомстит тебе. Это будет в худшем случае служебная ошибка, приведшая к смерти. А К. Г. Йонссон привлечет тебя к ответственности. Ты не должен давать ему такой возможности.
- Так как я стрелял первым, это, возможно, и было убийством. Но если бы он хоть чуть-чуть двинулся с места, все было бы о'кей, да?
- Примерно.
Карл подошел и сел к своей пишущей машинке. На письменном столе рядом с машинкой лежала небольшая пачка бланков, явно положенная туда Фристедтом.
- Я думал, что смог бы помочь тебе с этим отчетом. Как бы не вышло чего, - дружески объяснил Фристедт. - Мы нарушили довольно много инструкций, чтобы добраться до того, кого искали. Мне казалось, что я лучше всех мог бы помочь тебе, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Карл понимал все очень хорошо. Он должен лгать или обходить истину минимум по четырем пунктам.
Главную информацию он получил в Израиле по личной инициативе, нарушив приказ да еще сказавшись больным, и, кроме того, не имел разрешения на выдачу "источника" данных.
Он обошел систему защиты компьютера службы безопасности.
Он угрожал жизни захваченного и жестоко обращался с ним.
Он убивал, не будучи сам атакован.
- Это глупо, - сказал он. - Собственно, я сам своего рода преступник. Полагаю, что меня следует отдать под суд.
- Ну конечно. А Нэслюнд отпустит Арона Замира на все четыре стороны. Тошно даже и думать об этом. Но не это важно, не можешь ли ты хоть так успокоить себя?
- То есть? Что не важно? Это же ужасно, что самый главный виновник сбежит, пока мы сидим сложа руки!
- Да, все это так может и произойти. Но представь себе: ты и я идем в "Парк-отель", хватаем его и тащим в тюрьму.