– Бросьте притворяться. Вам бы сейчас сесть и написать чистосердечное признание. Гляди, суд скостит два-три года. Игры в несознанку не для вас. В вашем деле почти все ясно. За исключением нескольких моментов. И первый из них – где вы взяли пистолет?
   – Какой пистолет? О чем вы говорите?
   – Вы застрелили ночного сторожа. И были очень пьяны. Так определили медики, сотрудники «Скорой помощи». Анализ крови скоро будет у меня на столе, думаю, он подтвердит предварительные выводы.
   – Я… убил… сторожа?! – На последнем слове Олег едва не задохнулся от неожиданного отчаяния.
   Нет, такого просто не может быть! У него не было никакого пистолета! Зачем убивать незнакомого парня, который не сделал ему ничего плохого? Да он курицы никогда в жизни не зарезал! А тут – застрелил человека… Бред! Или я сплю?
   Олегу захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, но здравый смысл, которым он всегда выделялся среди сокурсников, а затем и коллег, вовремя подсказал ему, что майор переел ним настоящий, а не плод воображения, и что обвинения против него не выдуманные.
   – Да, Олег Ильич, да. Очень неприятная история. Поверьте, я к вам хорошо отношусь, тем более, что уже знаю, кто вы. Такой талантливый, известный человек – и это непонятное убийство… И главное – все факты налицо.
   – Я не убивал, – глухо ответил художник. – У меня никогда не было оружия. Я даже не знаю, как им пользоваться. Не убивал я, клянусь!
   – Не впадайте в истерику. Я почему-то уверен, что у вас будут хорошие адвокаты… – При этих словах майор хищно сощурился. – Убийство в состоянии аффекта. А может, самозащита. Это вы и должны мне рассказать – как там у вас все случилось.
   – Я не помню… Ничего не помню. Остановился возле витрины магазина, потом подошел сторож, мы с ним о чем-то говорили… И все, провал памяти. Я не мог стрелять, потому что у меня не было пистолета!
   – Хорошо, хорошо, сделаем тест на наличие пороха на руках. Следы выстрела остаются почти всегда… если, конечно, вы были не в перчатках.
   – Летом?
   – Ну, с пьяных глаз и валенки можно обуть в летнюю пору. В милицейской практике и не такие штуки случаются. Недавно одного господина с нетрадиционной ориентацией вечером на центральной площади выловили. Так у него на голое тело была надета норковая шуба, на ногах – туфли на шпильках, а на главной мужской принадлежности, которая ему нужна только для отправления естественных надобностей, был завязан большой яркий бант. К мальчикам приставал. Вот так-то. А вы говорите – лето…
   – Вас нельзя переубедить, – с отчаянием сказал Олег. – Вы не верите мне!
   – Не нужно меня переубеждать. А верить я обязан только фактам. При всем уважении к вам. Ладно, нам нужен результат. Писать чистосердечное вы отказываетесь… Так? Так. Значит, будем составлять протокол допроса. Чтобы все было по форме. Фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес, где и кем работаете… и так далее. Не возражаете?
   – Нет.
   – Может, вы хотите говорить в присутствии адвоката?
   Это был намек. Майор не так прост, как кажется. И совсем не факт, что он воспылал благосклонностью к Олегу. Потребовать в данной ситуации адвоката, значит, признать свою вину в убийстве, пусть и не преднамеренном.
   Олег уже немного успокоился и начал размышлять более здраво.
   – Зачем? – Олег пожал плечами. – Я и при адвокате скажу то же самое. Не убивал я сторожа. У меня нет агрессивности, когда выпью. Это могут подтвердить многие.
   – А может, вас подставили?
   Олег с недоумением посмотрел на майора и ответил:
   – Кто? С какой стати? Я не политик и не большой чиновник, которого хотят подсидеть.
   – Но вас нашли в бессознательном состоянии рядом с трупом. Тут есть два варианта: или сторож вас вырубил и вы, теряя сознание, машинально нажали на спусковой крючок, или был еще кто-то. Специалист по инсценировкам. И возможно, истинный убийца. Вот это меня как раз и интересует больше всего.
   – Но у меня нет врагов!
   – А как насчет завистников и недоброжелателей?
   – Не поручусь…
   – То-то же. Зависть – страшная штука. Инсценировщика могли нанять.
   – И все равно, я не могу представить человека, который так сильно ненавидел бы меня. У меня узкий круг общения, я ни с кем не ссорился…
   Тут ему на ум пришла стычка с двумя парнями возле «Олимпа», когда он выручал Маргариту. Может, это их рук дело?
   Нет и еще раз нет! Парни, конечно, придурки, но на такую интригу вряд ли способны. Ума не хватит. Да и зачем? Они запросто могли его подстеречь и размазать по асфальту. Такая месть для них была бы вполне логична.
   – М-да, странная история, – задумчиво сказал майор и начал готовить письменные принадлежности.
   Когда Олег возвратился в камеру, Щегол оживленно беседовал с новеньким (вернее, он болтал без умолку, а новый сокамерник слушал). Это был крепкий малый с наколками и волчьим взглядом, который он постоянно прятал под мохнатыми бровями.
   – А, Художник! – Щегол широко улыбнулся своим щербатым ртом. – Знакомься. Это Акела.
   Малый с наколками без особых эмоций кивнул. Похоже, он не отличался большой разговорчивостью.
   – Ну, и что тебе шьют? – спросил Щегол.
   – Говорят, я убил человека…
   – Иди ты! Ну менты, ну позорники! Это им не на кого «глухаря» повесить. Вот они и выбрали подходящую кандидатуру. Да, Художник, попал ты… Нужен толковый адвокат, чтобы отмазаться. И бабло. Много «зелени» нужно…
   Олег не ответил. Он лег на свою койку и отвернулся к стене. Художник был выжат допросом как лимон.
   А потом к нему совершенно неожиданно пришел сон. Олег проспал почти до вечера, а проснулся от того, что кто-то теребил его за плечо. Открыв глаза, он увидел Щегла.
   – Ну ты силен покемарить. Поднимайся, – сказал Щегол. – Тебя вызывают. Вон, стоит… архангел.
   Он кивнул в сторону двери, где нетерпеливо топтался давешний надзиратель. На этот раз он не решился войти в камеру. Его глаза беспокойно посматривали на Акелу. Но тот не обращал на него никакого внимания.
   Олега привели все в тот же кабинет. Его встретил майор.
   – Еще не соскучились по мне? – спросил он, улыбаясь.
   Улыбка у майора вышла немного натянутой. Олег сразу подметил, что майор сильно волнуется. С чего бы?
   – Давайте ваши ручки, – сказал майор. – Наденем на них «браслеты».
   – Зачем?
   – Так положено. Я забираю вас из СИЗО.
   – Куда?
   – Потом узнаете.
   Олег покорно подставил руки, и майор ловко защелкнул на запястьях симпатичные с виду никелированные наручники. «Наверное, их делали майору по спецзаказу», – вяло подумал художник, и пошел по коридору к выходу.
   Во дворе СИЗО стояла черная «волга» с мигалкой на крыше. Майор усадил Олега на переднее сидение, сам сел за руль, и они выехали из ворот следственного изолятора.
   Ехали примерно полчаса. Майор был угрюм и молчалив, и Олег не решался обратиться к нему с расспросами. Куда его везут, на ночь глядя? В новую тюрьму? Зачем? И почему этим делом занимается сам майор, а не конвой со спецмашиной? (О правилах перевозки заключенных ему рассказал все тот же Щегол).
   Треволнения Олега закончились на окраине города. «Волга» остановилась возле «меседеса», который помигал ей фарами, и майор молвил, снимая наручники:
   – Выходите, вас уже ждут.
   Художник не стал спрашивать, кто его ждет. Он это понял сразу.
   – Добрый вечер, милейший Олег Ильич! Рад видеть вас в полном здравии.
   Иностранец улыбался так фальшиво, что Олегу захотелось плюнуть ему в физиономию. Сдержав себя большим усилием воли, – не хватало еще! ко всем неприятностям… – он коротко и сухо ответил:
   – Здравствуйте.
   – Это вам, – сказал майор, отдавая Карлу Францевичу какую-то папку. – Как договаривались…
   – Именно – как договаривались. Примите… от чистого сердца. С лучшими пожеланиями. Премного благодарны… – С этими словами немец всучил майору пухлый конверт.
   – До свидания, – робко молвил майор, быстро пряча конверт в брючный карман.
   – Да, да… – рассеянно ответил немец. – Ауф видэрзеэн…
   Олег промолчал. На душе было так мерзко, что он хотел немедленно напиться до белой горячки. Его выкупили, дав взятку. Заплатили деньги, словно за какую-то вещь. Прикупили из-под полы, как дефицитный товар.
   И этот майор… честняга. Пахарь на ниве законности. Наверное, увидев фамилию Олега в оперативной сводке, сам напросился вести его дело. Потому как знал, что может сорвать приличный куш.
   «Народный защитник… – уничижительно подумал Олег про майора. – Хорош, гусь… Продажная сволочь. Я что, всего лишь эпизод. За державу обидно…»
   Майор уехал. Иностранец некоторое время внимательно изучал хмурое лицо Олега, а затем сказал:
   – Приглашаю вас к себе в гости. Нет, нет, никаких отговорок! Мы обязательно должны отметить ваше освобождение. Не скрою, это даже для меня было нелегко вытащить вас из тюрьмы. У российских чиновников аппетиты растут просто таки в геометрической прогрессии. Еще год назад мне такой трюк обошелся бы вдвое дешевле.
   – Я возмещу ваши затраты.
   – Что вы, что вы, милейший Олег Ильич! Ни о каком возмещении не может быть и речи. Мы с вами добрые друзья, – не так ли? – а какие расчеты могут быть между друзьями?
   Олег промолчал. Ему все было безразлично. Огромная опустошенность вымела из души все порывы и желания. Он хотел лишь одного – чтобы его оставили в покое.
   Но ехать к этому Карле все равно придется…
   На удивление, иностранец жил не в гостинице, а в большом загородном доме с высоким забором, железными воротами и башней, на которой вертелся флюгер в виде пуделя.
   – Приобрел, знаете ли, – объяснил немец. – Это теперь в вашей стране не проблема. В своем доме жить гораздо приятней и уютней, нежели в номерах.
   Дом и снаружи выглядел великолепно, но внутри просто потрясал дорогой отделкой и хорошо продуманным интерьером. «Наверное, у Карлы и унитазы золотые, – с иронией подумал Олег. – Надо будет проверить…»
   Накрытый стол уже ждал их. Разнообразные напитки, преимущественно в пузатых запыленных бутылках (наверное, из коллекции вин, которую немец купил на аукционе, подумал Олег) лед в серебряной вазочке, икра черная и красная, разные сорта рыбы, овощи и экзотические фрукты… и непременный камин, – очень большой камин – где горел огонь, над которым запекалась целая косуля.
   Ее готовил повар, совершеннейший замухрышка, низкорослый и кривоногий, в высоком белом колпаке и красной бархатной курточке. Он с сосредоточенным видом вращал вертел, представляющий собой механизм с рукояткой и червячной передачей, и поливал мясо какой-то остро пахнущей жидкостью.
   Увидев хозяина, повар изогнулся в подобострастном поклоне, и сказала с иностранным акцентом:
   – Ужьин хотов, мессир…
   – Прекрасно, – ответил Карл Францевич. – В самый раз. Мы здорово проголодались. Не так ли, Олег Ильич? Конечно, так. Во всех пенитенциарных заведениях отвратительно кормят. И знаете, так было во все времена. Никакого сочувствия к людям, которые совершили преступления, возможно даже не преднамеренно, а по воле глупого случая. А ведь беда может случиться с каждым.
   В последней фразе явственно прозвучал намек на Олега, но художник смотрел на иностранца отмороженными глазами и не проявил никакой ответной реакции.
   – Прошу за стол, – сказал немец. – У нас сегодня отменный выбор вин…
   Олег плюнул на все свои размышления, опасения и переживания, и приналег на еду. Она была восхитительно вкусная. Особенно был хорош подрумяненный бочок косули, который гостеприимный хозяин лично положил на серебряную тарелку художника.
   Что касается вина, то Олег не очень вникал в объяснения иностранца. Художник пил один кубок за другим, хотя они и были весьма вместительны. Вина оказались даже получше того фалерно, которым когда-то потчевал его Карл Францевич.
   Густые, с незнакомым запахом, они гоняли кровь по жилам с бешенной скоростью. Олег оживал просто на глазах. Вскоре весь мир казался ему лазурным, а сам иностранец – милым дядюшкой, который приехал навестить дорогого племянника.
   Насытившись, Олег, не стесняясь немца, отрыгнул и откинулся на спинку кресла. Сейчас ему очень хотелось как можно быстрее оказаться в собственной постели. Но он понимал, что ему еще предстоит разговор с немцем, а потому до конца не расслаблялся.
   Олег не ошибся. Помыв жирные руки в большой серебряной чаше с водой, в которой плавали лепестки роз, и которую предупредительно подал ему все тот же тщедушный повар, выполнявший по совместительству и роль официанта, Карл Францевич сказал:
   – А теперь, милейший Олег Ильич, пройдемте в мой кабинет. Это на втором этаже…
   Кабинет, как и гостиная с камином, оказался огромным. Все мебель была из мореного дуба и кожи, на полу лежал толстый персидский ковер с какими-то каббалистическими знаками (Олег, когда-то интересовавшийся эзотерикой, узнал их), а письменные стол на резных львиных ножках поражал своей внушительной массивностью и большими размерами.
   – Это, – сказал иностранец, показав Олегу ту папку, которую отдал ему майор, – ваше уголовное дело. Но оно уже никуда не уйдет дальше этого кабинета.
   – Но мне сказали, что факты…
   – Бросьте. Какие факты? Все это глупости. – Немец покривил губы в снисходительной улыбке. – Есть только одни весомый факт – свидетель. Да, да, объявился свидетель, который, можно сказать, под присягой готов свидетельствовать, что вы ни в чем не виноваты, что сторожа убил какой-то бандит, потом он оглушил вас, а пистолет всунул вам в руку. Свидетель живет как раз напротив магазина, где произошло убийство. Он, знаете ли, страдает бессонницей…
   – Это неправда! Нет никакого свидетеля.
   – Как это – нет? Показания его есть, вот они, а свидетеля нет? Что вы, любезнейший Олег Ильич, так не бывает. У русских есть поговорка «Что написано пером, того не вырубишь и топором». Здесь все написано. И собственноручная подпись свидетеля. Все чин чином.
   – Не верю… Не верю!
   – И правильно делаете, Олег Ильич. Никому и ничему верить нельзя… – Тут Олег поймал себя на мысли, что Карла повторяет слова Щегла. – Человек – существо слабое, часто беспринципное. Надавят на свидетеля, он и возьмет свои слова обратно. Скажет, что ошибался. Ему что? С него взятки гладки. Он неподсуден. Но вам тогда придется несладко. Ох, несладко… И главное, вы ни в чем не виноваты. В отличие от майора, проходимца и взяточника, я верю, что вы не убивали сторожа.
   – Я понял ваш намек. – Олег подобрался, как перед прыжком. – Дело вы положите в свой сейф…
   – Именно так, милейший Олег Ильич. Это чтобы вас не посещали разные глупые мысли. Что вам не нравится в нашем сотрудничестве? Вы теперь при деньгах, у вас появилось международное признание, надеюсь, скоро будет персональная выставка в Нью-Йорке… Слава, почет, уважение, затем пойдут правительственные награды – все это будет у ваших ног. Вы победитель. Какие горизонты раскрываются перед вами! Кстати, я забыл поздравить вас со званием заслуженного художника России. Примите мои самые искренние поздравления.
   – Это тоже… вы?
   – Опять говорите не то… – Иностранец страдальчески поморщился. – Моя роль тут минимальная. Главная заслуга ваша, ваши талантливейшие произведения. Это такой труд… Мне оставалось всего лишь передвинуть фишки. Вернее, посодействовать, чтобы их передвинули в нужную позицию. Я так понимаю, вам уже известно, что вы потомок гениального Готфрида Кнеллера. А еще он был одним из посвященных ложи… ее название опустим, оно вам ничего не скажет. И прапрадед ваш тоже был масоном. А масоны всегда поддерживают своих братьев.
   – Так я уже и ваш брат…
   – Нет, пока нет. Это дело времени. Только по вашему желанию. Так что на этот счет будьте спокойны.
   – Я больше не хочу писать портреты, – глухо сказал Олег. – Не хочу, не буду!
   Он понимал, что сейчас его затягивает в омут. И ничего не мог с этим поделать. Дедко его уже не спасет, не вытащит за шиворот из трясины, он чересчур далеко. А ведь Ожега предупреждала…
   – Не нужно быть таким категоричным. Я уверен, что уже завтра вы передумаете. Это все нервы. Понятное дело: тюрьма – не санаторий. И вообще – вам нужно немного отдохнуть, переменить обстановку. Вот билет на поезд до Москвы и адрес отеля, где вы поживете пару недель, а может, и больше – как получится. За номер в отеле уже заплачено, это не ваша проблема. Живите в нем, сколько нужно. Командировочные заберете из ячейки гостиничного сейфа. Это ключ от нее.
   «Москва! Там как раз Маргарита. А что, отличная идея», – воодушевился художник. Эту мысль словно кто-то нашептал ему. Она тихо и незаметно, как ночной квартирный вор, забралась в мозги, за считанные доли секунды освоилась, и стала вести себя по-хозяйски.
   – Чем я буду заниматься в Москве? – спросил Олег. – Мне не очень верится, что вы предлагаете мне просто прогулку по столице, да еще и с оплатой командировочных.
   – Как плохо вы обо мне думаете… – Иностранец вперил в Олега свои страшные бездонные глаза и изобразил доброжелательную улыбку. – Только отдых и больше ничего. Ну разве что сделаете в Москве небольшой заказ для очень влиятельного человека… но потом время, потраченное на него, вам будет компенсировано! Это я гарантирую.
   – Полную гарантию дает только страховой полис, – обречено прошептал Олег, совершенно некстати вспомнив юмористическое высказывание одного книжного персонажа.
   – Что вы сказали?
   – Я согласен, – почти так же тихо ответил художник.
   «И пусть хоть земля летит в тартарары! – подумал он в страшном отчаянии. – Я проклят – и этим все сказано…»

Глава 25

   Олег не любил новую капиталистическую Москву. Она буквально сбивала с ног своим бешеным ритмом и многолюдьем. От одной мысли, что ему придется бегать по столице в таком же темпе, как и все остальные, он мгновенно начинал потеть.
   А когда включался в эту безумную гонку, пот лился с него ручьями, несмотря на то, что художник не страдал большой упитанностью; скорее, наоборот.
   Его любимые места, где раньше можно было просто посидеть на скамейке и поглазеть на пронзительно голубое небо, на беспечных голубей, клюющих крошки, на старинную архитектуру, теперь стали какими-то казенными и неуютными; даже при минимальном присутствии людей. А вальяжный московский воздух, располагающий к созерцанию и сибаритству, стал нервным, тревожным и тугим, будто его сжали под давлением.
   Перед отъездом он снова попытался связаться с Марго. Но ее телефон по-прежнему не отвечал. А сама она почему-то не звонила. Наверное, с ее матерью очень плохо, решил художник. Ей не до телефонных звонков и уж тем более не до пустых, пусть и любовных, разговоров.
   Утешившись этим предположением, Олег быстро собрался и уже в обед следующего дня осваивался в своем гостиничном номере-«люкс». Нужно сказать, что он был просто шикарным. Осматривая обставленные по высшему разряду комнаты, по которым можно было кататься на велосипеде, потрясенный Олег думал: «На кой мне это палаццо?! Я же не эстрадная дива, и даже не президент какой-нибудь банановой республики».
   Но делать было нечего, номер и впрямь оплатили на две недели вперед, поэтому Олег первым делом открыл холодильник и был приятно удивлен большим ассортиментом прохладительных напитков и дорогих вин, которые предстали перед его глазами. Там же находились фрукты, швейцарский сыр, сырокопченая колбаса, икра, какие-то консервы…
   В общем, о нем позаботились фундаментально. Неужели все это гастрономическое изобилие входит в стоимость проживания? – подумал озадаченный художник.
   Он не поленился и, спустившись на лифте вниз, на первый этаж, задал этот вопрос портье. Ему ответили утвердительно и присовокупили, что номер для него забронирован Администрацией президента.
   «Круто, – растерянно подумал Олег. – Это кто же такой, мой будущий натурщик? Уж не сам ли?…»
   От этой мысли ему едва не стало дурно. Если это так – откажусь! Пусть меня потом хоть в тюрьму сажают.
   Эти мысли обуревали Олега весь остаток дня, но когда он утром проснулся, то в нем уже присутствовала уверенность, что его предположение – глупость. Президент слишком занятой человек, чтобы тратить время на такие мелочи, как позирование. Его портретов и так расплодилось чересчур много.
   Почти каждый мазила считает своим долгом проявить верноподданнические чувства, намалевав парсуну президента по фотографии или используя видеоизображение. Его не рисовали разве что в облике архангела с крыльями.
   Съев в кафе при гостинице завтрак с круассанами, Олег поднялся в номер и принялся за бритье, как тут зазвонил телефон. Он поднял трубку.
   – Алло! – сказал художник. – Слушаю.
   – Доброе утро, Олег Ильич!
   Олег поморщился от неприятного чувства и резким движением оторвал трубку от уха. Но голос иностранца, казалось, не утратил своей силы и звучал так, словно немец был рядом:
   – Как вам на новом месте?
   – Нормально, – вынужден был ответить Олег.
   – Я рад. А как погода в Москве?
   – Превосходная.
   – Вот и чудесно. А то с погодой, знаете ли, всегда проблемы. Например, в это время, триста лет назад, в Москве приключилась форменная зима. В один момент. Представляете? Бр-р-р! Идешь по городу, в одной рубахе, душа нараспашку, а тут тебе на голову начинает внезапно сыпать снег. Неприятно. Если по научному, то сие явление называется погодной аномалией. Но простому народу от этого не легче. Не так ли?
   «Да говори, говори же, что тебе нужно! – мысленно возопил Олег. – Как ты меня достал, проклятый Карла…»
   Иностранец словно подслушал мысли художника, потому что в следующее мгновенье его тон стал деловитым, а фразы – краткими и сухими, без лишних эмоций:
   – Вы в шкаф смотрели?
   – Не успел.
   – Там стоит ящик с нужными для работы материалами.
   – Понял.
   – Вам скоро позвонят, никуда не выходите из номера. За вами пришлют машину. Только еще раз прошу вас, милейший Олег Ильич, – не натворите глупостей. Заказчик имеет в России большую власть. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что это значит.
   – Постараюсь не натворить, – буркнул Олег и с ненавистью бросил трубку на рычаги.
   Позвонили спустя час после разговора с Карлом Францевичем. Официальный мужской голос сказал, что машина будет возле гостиницы через двадцать минут и что водитель поднимется в номер.
   Водитель был предельно вежлив и предупредителен. Он с поразительной легкостью и непринужденностью донес достаточно тяжелый ящик с материалами (который Олег так и не удосужился распечатать) до машины, – это был «мерседес» с правительственными номерами – и вскоре они уже ехали по загородному шоссе.
   Несмотря на все грозные указы и распоряжения, частных машин с запрещенными мигалками на улицах Москвы было хоть пруд пруди. Олег очень сомневался, что козырные холеные мужики в дорогих костюмах и расфуфыренные дамочки (раскрашенные как индейцы сиу), сидевшие за рулем импортных тачек с проблесковыми маячками, находятся на государевой службе.
   Но он не мог не отдать должное высокому статусу транспортного средства, в котором его везли. «Мерседес» пронизывал скопища машин на улицах и перекрестках с такой легкостью и скоростью, будто был раскаленным прутом, воткнутым в блок мягкого сливочного масла.
   Дача явно была государственной. Куда конкретно Олега привезли, он не знал (хотя примерно догадывался), а водитель словоохотливостью не отличался. Прежде, чем они доехали по огражденной территории до дачи (точнее – коттеджа) заказчика, им пришлось миновать два КПП. Последняя проверка – третья по счету – уже была на входе в здание.
   Художник оказался в украшенном живыми цветами громадном холле с мраморным полом, фонтаном из резного камня, изразцовым камином и шикарной мягкой мебелью. Наверное, холл был совмещен с гостиной; так удобней для больших приемов.
   Выпил лишку – и сразу на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Или чтобы очистить желудок от перегруза. А то пока найдешь нужное место при другой планировке дома, можешь по дороге все растерять. Позору потом не оберешься.
   Ждать пришлось долго – где-то около часа. А может, Олегу просто показалось, что время не бежит, а каплет, как в клепсидре – водяных часах. Он был очень напряжен и вздрагивал от малейшего шороха.
   Наконец раздались звуки мужских голосов, и по широкой лестнице со второго этажа в холл спустились двое мужчин весьма солидной и симпатичной наружности; один был в годах, а второй почти ровесник Олега. Молодой был и вовсе красавчиком, и художник сразу же его невзлюбил – неизвестно, почему.
   Мало того, Олег узнал обоих. И внутренне еще сильнее зажался. Эти двое были настолько влиятельны, что могли его вмиг стереть в порошок, как мелкую букашку.
   – А, вот и наш художник! – воскликнул старший. – Наслышаны, наслышаны… Ну, здравствуйте…
   Он прикоснулся к руке Олегу каким-то быстрым, едва осязаемым, рукопожатием. Молодой приветствовал художника более сердечно, но его рука была какая-то вялая и потная. Олег незаметно вытер ладонь о штанину; ему вдруг стало неприятно.
   – Не будем терять время, – сказал старший. – Георгий проводит вас в подготовленное для работы помещение. Это в здании, где находится оранжерея. Там очень светло и вам никто не будет мешать.
   – Это хорошо, что светло, – смущаясь, сказал Олег. – Мне нужно несколько дней, чтобы подготовиться… краски там, холст, и все такое прочее…
   – Ничего, ничего, я вас не тороплю. Где вы будете обедать – в нашей столовой или… – Тут хозяин дачи запнулся – Или на рабочем месте?