Страница:
– Как мне нравятся непротивленцы… Вы никогда не были ранены?
– Нет. А причем здесь это?
– Знаете, когда пуля попадает в тело человека, это очень больно. Но еще больнее бывает, когда она попадает в живот.
– К чему вы клоните?
– А к тому, что пусть уж лучше нас расстреляют в спину. Ты как думаешь, Зосима?
– Дык, понятное дело, что такая смерть будет полегче, – спокойно и рассудительно ответил мой добрый друг.
Зосима сразу понял, что я имею ввиду. И согласился с моими мысленными доводами. Все верно, иного пути у просто нас нет…
– Ну что же, тогда идем через болото, – сказал я с унылым видом – все-таки судьба заставила меня лезть в эту проклятую грязь. – Вон там виднеется какой-то островок, заросший деревьями. Гляди, если нам улыбнется удача, – то есть, если нас не подстрелят и не засосет трясина, то мы сможем туда добраться. Это шанс. Правда, мизерный, но утопающий хватается и за соломинку. Вы со мной согласны?
– Да, – сразу ответил Зосима.
Идиомыч заколебался, но тут над нашими головами прошелестел очередной заряд картечи и он быстро ответил:
– Конечно. – А затем добавил: – Только это… стреляют…
– Ну, сей вопрос мы сейчас провентилируем, – сказал я, перезаряжая отобранный у пленника СКС. – Зосима, прикрой. Я немного погуляю. Только не пульни в меня по запарке, когда я буду возвращаться. Я недолго… Понял?
– Дык, что же здесь непонятного… Ты, это, побереги себя.
– Как придется. Пока я буду по лесу вышивать, приготовьтесь к походу. И не забудьте забрать слеги. Это наш главный конек в данной ситуации.
– Не забудем, – ответил Зосима, выбирая удобную для стрельбы позицию.
– Готов? – спросил я, сгруппировавшись.
– Да.
– Ну, поехали!
Зосима бахнул два раза, затем еще и еще; он умел перезаряжать ружье с удивительным проворством.
Я выскочил из-под бережка как черт из табакерки и сразу же перекатился под защиту густого кустарника. Из-за помехи в лице Зосиминой двустволки стрелки немного замешкались, но все равно выстрелы грянули почти незамедлительно. Однако пули лишь вспахали землю в том месте, где я только что находился, а картечь над пролетела стороной.
«Неплохо стреляет, сучок, – подумал я о том стрелке, у которого было нарезное оружие, осторожно заползая в хитросплетений ветвей. – Опыта в таких делах, у него, конечно, маловато, но тир он явно посещал с прилежанием».
Я полз как змея, стараясь, чтобы не пошевелилась ни одна веточка, не затрещал сухостой, и не зашелестела трава. Однако, если первая моя охота была внезапной для противника, то сейчас стрелки знали, что я где-то неподалеку, и были готовы встретить меня с любых направлений.
Но намерений вступить с ними в прямой контакт у меня не было. Во-первых, я не знал их количества, а во-вторых, в лесу такие штуки чреваты. Тут каждый кустик может скрывать стрелка, который готов пустить тебе пулю в спину.
Я всего лишь хотел отжать их от болота на более-менее приемлемое для нашей задумки расстояние. Чтобы мы успели преодолеть открытое пространство и спрятаться за деревьями, которые росли на сухих клочках болотистой низменности, до того времени, когда наши недруги выйдут на бережок и начнут вести по нам прицельный огонь.
Стрелки притихли. Боятся выдать свое месторасположение, понял я. Разумно. Но только в случае, если бы я надумал их ликвидировать. А мне нужно всего лишь пошуметь, так как вывести своих недругов в расход, у меня кишка тонка.
Это только американский актер Сталлоне в роли Рэмбо лихо расправлялся со своими врагами. В жизни не все так просто, как показано в кино. Даже тонкая веточка способна изменить траекторию полета пули в лесу; как в таких условиях можно точно прицелиться?
Но уж если ты не попал с первого раза, то тебя точно посекут три или четыре ствола. Особенно если по тебе бьют из автоматов.
У меня была сложная задача: отогнать стрелков от болота и самому не попасть под свинцовый дождь. Поэтому я должен был вертеться как вьюн на сковородке.
Наконец я заметил в густом ельнике какое-то движение и тут же пустил туда две пули. А затем нырнул в кустарники, и где на карачках, где ползком, сместился в сторону метров на тридцать.
Я еще полз, как дружно ударили два автомата. (Значит, Зосима не ошибся – стволов у них больше двух). Но теперь они расстреливали пустое место – я уже был далеко.
Следующий свой пиратский наскок я сделал минут через пять-семь. Хитрец Зосима словно читал мои мысли: выждав какое-то время, он снова начал палить в белый свет, как в копеечку.
Конечно, его стрельба могла принести вред разве что воронам, но на стрелков она действовала раздражающе, и они невольно выдали свои огневые точки, откликнувшись на дерзкий вызов Зосимы.
Я снова обстрелял противников, которые и на этот раз поторопились уйти со своих позиций. Мне оставалось лишь повторить забег на карачках, что я и сделал с большим удовлетворением: мой замысел начал срабатывать – стрелки постепенно удалялись от бережка, за которым начиналось болото.
Повторив еще два раза финты с отвлекающей стрельбой, я как мог быстро возвратился к своим товарищам. Задача была выполнена. Я отогнал противника до самого начала выступа, который напоминал палец, макнутый в грязь.
Но там уж они засели капитально. Я абсолютно не сомневался в том, что у них был приказ не выпускать нас отсюда живыми. И они готовы были его выполнить любой ценой. Эти черноризцы боялись своего пахана больше, чем смерти. В этом я уже убедился.
Народ к походу через болото был готов. Зосима казался невозмутимым, а на Идиомыча жалко было смотреть. Он только сейчас осознал, во что вляпался, и что ему предстоит вынести в ближайшие часы.
Держись, профессор, это тебе будет пример, как наука сочетается с практикой…
Нам казалось, что мы не идем по болоту, а бежим. Но на самом деле мы ползли, как сонные мухи. Это у нас мысли стремились побыстрее удалиться от бережка, потому что вот-вот могли заговорить автоматы наших противников.
Ведь я не думал, что они круглые идиоты, и будут тупо торчать там, куда я их отогнал. Кого-то на разведку должны выслать, в этом нет сомнений. Но как скоро это случится – вот главный для нас вопрос.
Поэтому мы торопились, рвались вперед изо всех сил. Нужно сказать, что нам немного повезло.
Поначалу болото представляло собой топкое пространство, прикрытое тонким слоем воды. Мы даже видели следы Кондратки и по ним шли. Ноги влезали в ил всего лишь по щиколотки, так что первые сто метров мы и впрямь почти пробежали.
Но затем болото начало показывать свой коварный нрав. Появились кочки, по которым мы прыгали как горные козлы.
Один такой прыжок получился у Идиомыча неудачным, и он ухнул в трясину, откуда мы с Зосимой едва успели выдернуть его общими усилиями, так как наш умник погружался в грязь с потрясающей быстротой. Наверное, лешему срочно понадобился писарь и толмач…
Стрелять по нам начали, когда до спасительных деревьев оставалось все ничего – метров двадцать. Но эти метры показались нам самыми трудными. Мы уже брели в жидкой грязи, которая доставала нам до пояса, с трудом вытаскивая ноги и щупая слегой буквально каждый сантиметр пути.
– Нас убьют! – всполошено вскричал Идиомыч и присел, по горло окунувшись в грязь.
Это была интересная картина; жаль, что ее не мог наблюдать мой приятель-художник Венедикт – человеческая голова, словно капустный кочан, выросший из жидкой темно-серой субстанции, отсвечивающей металлическим блеском. Сплошная фантасмагория, инопланетная жизнь.
– Посмотрим, – процедил я сквозь зубы и снял с плеч карабин. – А вы топайте, топайте дальше! Нечего принимать тут грязевые ванны. Мы не на курорте.
Зосима молча потянул нашего профессора за шиворот, и они снова пошлепали к уже близкой цели. А я, тщательно прицелившись, вогнал пулю, куда нужно.
Ну надоели они мне! Хватит изображать из себя доброго самаритянина. На войне, как на войне – не ты, так тебя поимеют. А тот сукин сын с автоматом, наверное, решил, что он неуязвим и высунулся из кустов до пояса.
Пришлось мне развеять его заблуждение. Похоже, он не знал, что СКС – это еще то оружие. Дальность и точность стрельбы у карабина потрясающие. Нужны всего лишь верная рука и зоркий глаз.
А эти компоненты у меня еще присутствовали, несмотря на мои бедные нервы, подпорченные семейной жизнью…
Стрельба враз прекратилась. Что и следовало доказать. Я знал, что нашим противникам сейчас не до упражнений с оружием – они пытаются оказать первую помощь своему товарищу.
Боюсь, что их усилия и старания окажутся тщетными. Вернее, не боюсь, а надеюсь. Я попал туда, куда целил – в грудь. А пуля СКС – это не автоматный горох. Она имеет большую убойную силу.
Об этом я думал уже на ходу. Конечно, очень неприятно подставлять незащищенную спину врагу, но нужно было использовать момент временного замешательства, воцарившегося в стане противника.
Я успел. Едва я выполз из грязи на сухое место и приткнулся за пнем, как придурки на бережку начали поливать нас из автоматов, словно из леек. Меня сотрясал нервный смех. Нет, ослы в человеческом обличье никогда не переведутся.
Долетая до нас, пули из «узи» (второй автомат тоже был израильского производства) сыпались сверху как град. Даже если одна из них и упадет мне на голову, то ничего кроме небольшой шишки не будет.
Выждав на всякий случай, когда у них закончились патроны в магазинах, я встал и сказал, обращаясь к своей лихой команде, которая неподалеку рыла носами землю:
– Отдохнули? Тогда потопали. До намеченного нами островка осталось еще метров двести. Да не трусьте вы так. Держитесь за деревьями, и все будет в ажуре…
Посуху мы продвигались короткими перебежками – от дерева к дереву. А вдруг у наших противников найдется «дура» с большой дальнобойностью? Береженого Бог бережет.
В конце концов, преодолев еще один топкий участок, мы оказались на крохотном островке, сплошь покрытом лесной растительностью. Теперь нам сам черт был не брат. Мы уже не боялись, что отсюда нас могут выковырять.
Глава 23
– Нет. А причем здесь это?
– Знаете, когда пуля попадает в тело человека, это очень больно. Но еще больнее бывает, когда она попадает в живот.
– К чему вы клоните?
– А к тому, что пусть уж лучше нас расстреляют в спину. Ты как думаешь, Зосима?
– Дык, понятное дело, что такая смерть будет полегче, – спокойно и рассудительно ответил мой добрый друг.
Зосима сразу понял, что я имею ввиду. И согласился с моими мысленными доводами. Все верно, иного пути у просто нас нет…
– Ну что же, тогда идем через болото, – сказал я с унылым видом – все-таки судьба заставила меня лезть в эту проклятую грязь. – Вон там виднеется какой-то островок, заросший деревьями. Гляди, если нам улыбнется удача, – то есть, если нас не подстрелят и не засосет трясина, то мы сможем туда добраться. Это шанс. Правда, мизерный, но утопающий хватается и за соломинку. Вы со мной согласны?
– Да, – сразу ответил Зосима.
Идиомыч заколебался, но тут над нашими головами прошелестел очередной заряд картечи и он быстро ответил:
– Конечно. – А затем добавил: – Только это… стреляют…
– Ну, сей вопрос мы сейчас провентилируем, – сказал я, перезаряжая отобранный у пленника СКС. – Зосима, прикрой. Я немного погуляю. Только не пульни в меня по запарке, когда я буду возвращаться. Я недолго… Понял?
– Дык, что же здесь непонятного… Ты, это, побереги себя.
– Как придется. Пока я буду по лесу вышивать, приготовьтесь к походу. И не забудьте забрать слеги. Это наш главный конек в данной ситуации.
– Не забудем, – ответил Зосима, выбирая удобную для стрельбы позицию.
– Готов? – спросил я, сгруппировавшись.
– Да.
– Ну, поехали!
Зосима бахнул два раза, затем еще и еще; он умел перезаряжать ружье с удивительным проворством.
Я выскочил из-под бережка как черт из табакерки и сразу же перекатился под защиту густого кустарника. Из-за помехи в лице Зосиминой двустволки стрелки немного замешкались, но все равно выстрелы грянули почти незамедлительно. Однако пули лишь вспахали землю в том месте, где я только что находился, а картечь над пролетела стороной.
«Неплохо стреляет, сучок, – подумал я о том стрелке, у которого было нарезное оружие, осторожно заползая в хитросплетений ветвей. – Опыта в таких делах, у него, конечно, маловато, но тир он явно посещал с прилежанием».
Я полз как змея, стараясь, чтобы не пошевелилась ни одна веточка, не затрещал сухостой, и не зашелестела трава. Однако, если первая моя охота была внезапной для противника, то сейчас стрелки знали, что я где-то неподалеку, и были готовы встретить меня с любых направлений.
Но намерений вступить с ними в прямой контакт у меня не было. Во-первых, я не знал их количества, а во-вторых, в лесу такие штуки чреваты. Тут каждый кустик может скрывать стрелка, который готов пустить тебе пулю в спину.
Я всего лишь хотел отжать их от болота на более-менее приемлемое для нашей задумки расстояние. Чтобы мы успели преодолеть открытое пространство и спрятаться за деревьями, которые росли на сухих клочках болотистой низменности, до того времени, когда наши недруги выйдут на бережок и начнут вести по нам прицельный огонь.
Стрелки притихли. Боятся выдать свое месторасположение, понял я. Разумно. Но только в случае, если бы я надумал их ликвидировать. А мне нужно всего лишь пошуметь, так как вывести своих недругов в расход, у меня кишка тонка.
Это только американский актер Сталлоне в роли Рэмбо лихо расправлялся со своими врагами. В жизни не все так просто, как показано в кино. Даже тонкая веточка способна изменить траекторию полета пули в лесу; как в таких условиях можно точно прицелиться?
Но уж если ты не попал с первого раза, то тебя точно посекут три или четыре ствола. Особенно если по тебе бьют из автоматов.
У меня была сложная задача: отогнать стрелков от болота и самому не попасть под свинцовый дождь. Поэтому я должен был вертеться как вьюн на сковородке.
Наконец я заметил в густом ельнике какое-то движение и тут же пустил туда две пули. А затем нырнул в кустарники, и где на карачках, где ползком, сместился в сторону метров на тридцать.
Я еще полз, как дружно ударили два автомата. (Значит, Зосима не ошибся – стволов у них больше двух). Но теперь они расстреливали пустое место – я уже был далеко.
Следующий свой пиратский наскок я сделал минут через пять-семь. Хитрец Зосима словно читал мои мысли: выждав какое-то время, он снова начал палить в белый свет, как в копеечку.
Конечно, его стрельба могла принести вред разве что воронам, но на стрелков она действовала раздражающе, и они невольно выдали свои огневые точки, откликнувшись на дерзкий вызов Зосимы.
Я снова обстрелял противников, которые и на этот раз поторопились уйти со своих позиций. Мне оставалось лишь повторить забег на карачках, что я и сделал с большим удовлетворением: мой замысел начал срабатывать – стрелки постепенно удалялись от бережка, за которым начиналось болото.
Повторив еще два раза финты с отвлекающей стрельбой, я как мог быстро возвратился к своим товарищам. Задача была выполнена. Я отогнал противника до самого начала выступа, который напоминал палец, макнутый в грязь.
Но там уж они засели капитально. Я абсолютно не сомневался в том, что у них был приказ не выпускать нас отсюда живыми. И они готовы были его выполнить любой ценой. Эти черноризцы боялись своего пахана больше, чем смерти. В этом я уже убедился.
Народ к походу через болото был готов. Зосима казался невозмутимым, а на Идиомыча жалко было смотреть. Он только сейчас осознал, во что вляпался, и что ему предстоит вынести в ближайшие часы.
Держись, профессор, это тебе будет пример, как наука сочетается с практикой…
Нам казалось, что мы не идем по болоту, а бежим. Но на самом деле мы ползли, как сонные мухи. Это у нас мысли стремились побыстрее удалиться от бережка, потому что вот-вот могли заговорить автоматы наших противников.
Ведь я не думал, что они круглые идиоты, и будут тупо торчать там, куда я их отогнал. Кого-то на разведку должны выслать, в этом нет сомнений. Но как скоро это случится – вот главный для нас вопрос.
Поэтому мы торопились, рвались вперед изо всех сил. Нужно сказать, что нам немного повезло.
Поначалу болото представляло собой топкое пространство, прикрытое тонким слоем воды. Мы даже видели следы Кондратки и по ним шли. Ноги влезали в ил всего лишь по щиколотки, так что первые сто метров мы и впрямь почти пробежали.
Но затем болото начало показывать свой коварный нрав. Появились кочки, по которым мы прыгали как горные козлы.
Один такой прыжок получился у Идиомыча неудачным, и он ухнул в трясину, откуда мы с Зосимой едва успели выдернуть его общими усилиями, так как наш умник погружался в грязь с потрясающей быстротой. Наверное, лешему срочно понадобился писарь и толмач…
Стрелять по нам начали, когда до спасительных деревьев оставалось все ничего – метров двадцать. Но эти метры показались нам самыми трудными. Мы уже брели в жидкой грязи, которая доставала нам до пояса, с трудом вытаскивая ноги и щупая слегой буквально каждый сантиметр пути.
– Нас убьют! – всполошено вскричал Идиомыч и присел, по горло окунувшись в грязь.
Это была интересная картина; жаль, что ее не мог наблюдать мой приятель-художник Венедикт – человеческая голова, словно капустный кочан, выросший из жидкой темно-серой субстанции, отсвечивающей металлическим блеском. Сплошная фантасмагория, инопланетная жизнь.
– Посмотрим, – процедил я сквозь зубы и снял с плеч карабин. – А вы топайте, топайте дальше! Нечего принимать тут грязевые ванны. Мы не на курорте.
Зосима молча потянул нашего профессора за шиворот, и они снова пошлепали к уже близкой цели. А я, тщательно прицелившись, вогнал пулю, куда нужно.
Ну надоели они мне! Хватит изображать из себя доброго самаритянина. На войне, как на войне – не ты, так тебя поимеют. А тот сукин сын с автоматом, наверное, решил, что он неуязвим и высунулся из кустов до пояса.
Пришлось мне развеять его заблуждение. Похоже, он не знал, что СКС – это еще то оружие. Дальность и точность стрельбы у карабина потрясающие. Нужны всего лишь верная рука и зоркий глаз.
А эти компоненты у меня еще присутствовали, несмотря на мои бедные нервы, подпорченные семейной жизнью…
Стрельба враз прекратилась. Что и следовало доказать. Я знал, что нашим противникам сейчас не до упражнений с оружием – они пытаются оказать первую помощь своему товарищу.
Боюсь, что их усилия и старания окажутся тщетными. Вернее, не боюсь, а надеюсь. Я попал туда, куда целил – в грудь. А пуля СКС – это не автоматный горох. Она имеет большую убойную силу.
Об этом я думал уже на ходу. Конечно, очень неприятно подставлять незащищенную спину врагу, но нужно было использовать момент временного замешательства, воцарившегося в стане противника.
Я успел. Едва я выполз из грязи на сухое место и приткнулся за пнем, как придурки на бережку начали поливать нас из автоматов, словно из леек. Меня сотрясал нервный смех. Нет, ослы в человеческом обличье никогда не переведутся.
Долетая до нас, пули из «узи» (второй автомат тоже был израильского производства) сыпались сверху как град. Даже если одна из них и упадет мне на голову, то ничего кроме небольшой шишки не будет.
Выждав на всякий случай, когда у них закончились патроны в магазинах, я встал и сказал, обращаясь к своей лихой команде, которая неподалеку рыла носами землю:
– Отдохнули? Тогда потопали. До намеченного нами островка осталось еще метров двести. Да не трусьте вы так. Держитесь за деревьями, и все будет в ажуре…
Посуху мы продвигались короткими перебежками – от дерева к дереву. А вдруг у наших противников найдется «дура» с большой дальнобойностью? Береженого Бог бережет.
В конце концов, преодолев еще один топкий участок, мы оказались на крохотном островке, сплошь покрытом лесной растительностью. Теперь нам сам черт был не брат. Мы уже не боялись, что отсюда нас могут выковырять.
Глава 23
Первым делом мы немного обмылись, благо с другой стороны островка была более-менее чистая вода. А затем, морально опустошенные, легли отдохнуть. Зосима даже подремал немного. Лишь я, отдыхая, посматривал одним глазам за нашими противниками.
Но бережок был пустынен и тих. Да и вряд ли им придет в голову бредовая идея последовать нашему примеру, чтобы устроить преследование на открытой болотистой местности.
С этого островка я мог перещелкать их с карабина как куропаток. И они это понимали.
Однако и нам не было хода обратно. Я был уверен на все сто процентов, что они устроят наблюдательный пост на бережку, и будут сидеть там, пока мы не умрем с голодухи. Или не сдадимся на милость победителей. Что тоже было равнозначно смертному приговору.
В общем, куда не кинь, везде клин…
Проснувшись, Зосима первым делом занялся своей двустволкой. Он тщательно протер ее от влаги и почистил стволы изнутри (у него с собой всегда была масленка и ветошь). А затем раскурил сигарету и деловито спросил:
– Долго будем бока мять?
– Предлагаешь пойти в атаку? – Я нехотя ухмыльнулся.
– Нет. Надо идти дальше.
– Куда? Кругом болото. Есть только одна дорога – назад. Но она перекрыта.
– Дык, Кондратия Иваныча-то здесь нету…
– Да, почему-то не наблюдается. Наверное, не дошел.
– Он был тута и пошел дальше.
– Откуда знаешь? – спросил я удивленно. – А я думал, что его проглотила трясина…
Я, конечно, шибко не присматривался, но ничего такого, указывающего на пребывание здесь Кондратки, не заметил.
– Хе-хе… – хохотнул довольный Зосима; иногда деда прямо распирает от превосходства надо мной в таких делах; а опыт следопыта у него – будь здоров. – Мотреть надо внимательно. Пойдем, покажу.
Идиомыч навострил уши и немного оживился, но с нами не пошел. Борьба с трясиной ухайдокала его вполне конкретно. Он все никак не мог отдышаться.
Зосима показал мне кусты недалеко от того места, где я выбирался на сушу. Ветки кустарника были поломаны, трава помята, а чуть поодаль, уже на самом островке, на влажной почве, мы нашли и слабый, но вполне приемлемый для идентификации, отпечаток ступни Кондратки.
– Значит, наш мечтатель жив… – Я в изумлении покачал головой. – Счастливчик… Как сказочный колобок: и от бабушки ушел, и от дедушки смайнал, и даже серых волчар объехал на хромой козе. Вот только как насчет лисы?
Я бросил вопросительный взгляд на окружающее нас болото.
– Дык, я так думаю, что он не такой человек, чтобы пропасть, – рассудительно сказал Зосима.
– Не тонет только это самое… в общем, понятно. А Кондратка неплохой мужик. Мне он, например, понравился.
– Хочешь сказать, что хорошие люди на этом свете долго не заживаются? – с ревнивой ноткой в голосе спросил Зосима.
– Что-то в этом роде. Но! – Я многозначительно поднял вверх указательный палец. – Бывают исключения. Когда человек – праведник, его век длится очень долго.
Зосима скромно опустил глаза и сделал вид, что смутился. Увы, редко какой человек не падок на лесть. Мой добрый друг в это число не попадал. Он любил, чтобы его хвалили и им восхищались. Даже в иносказательной форме.
Мысленно расхохотавшись, я спросил:
– Ты и в самом деле думаешь, что мы можем отсюда выбраться другим путем – не тем, который привел нас сюда?
– Уверен. Ежели, конечно, не булькнем.
– М-да… Бульк может получится ого-го какой. А мне почему-то хочется, как любому человеку, иметь могилку на хорошо ухоженном кладбище, и чтобы моя безутешная вдова хотя бы раз в год приходила с поминальным узелком, в котором обязательно должен присутствовать стопарик лично для меня и котлетка на закусь. Но исчезнуть бесследно в этом гнилом болоте… Бр-р-р!
– Дык, это как судьба укажет.
– Тут ты прав. Раз уж она загнала нас в трясину, пусть отсюда и вытаскивает. Верно я говорю?
– Верно, но мудрено.
– Это моя ученость выпирает, как иголки из мешка. Что ж, будем собираться. Но как подумаю, что опять нужно лезть в эту грязь…
Я застонал, словно у меня внезапно разболелся зуб, и понуро поплелся к Идиомычу. Профессор уже не лежал, а сидел и что-то жевал. Подойдя вплотную, я понял, что он обгладывает какие-то ягоды с невысокого кустика.
Интересно, все творческие и ученые личности такие обжоры? Я вопросительно поднял глаза на Зосиму, но тот лишь молча кивнул – мол, пусть жрет, ягоды не ядовитые. И то хорошо. Не хочется терять бойца раньше времени.
– Будем делать плотики? – спросил я Зосиму.
– Конечно.
Мы уже не раз ходили по топким местам, поэтому решили серьезно подстраховаться. Плотик – это кусок тына, сплетенного из лозы. Если нырнешь в трясину, то слеги иногда бывает маловато, чтобы удержать человека на поверхности липкой жижи.
А когда есть плотик, то он несколько дольше задержит погружение в бездонную хлябь. За это время можно, не поря горячку, провести спасательные работы.
Плотики мы соорудили быстро – я рубил лозу, а Идиомыч и Зосима занимались плетением. Я даже удивился: оказывается, у профессора руки выросли из того места, что нужно. Он работал споро и со знанием дела.
– Что там показывает ваше изобретение? – спросил я Идиомыча.
Мне вдруг вспомнился его определитель азимута.
– Увы… – Он огорченно развел руками. – Я намочил прибор, и он перестал работать.
– А загерметизировать крышку и корпус вы не догадались. Ну да, для этого нужно быть не просто ученым, а по меньшей мере академиком…
– В следующий раз учту.
Идиомыч даже не прореагировал на мой выпад. Он чувствовал себя виноватым.
– Следующего раза может и не быть, – буркнул я раздраженно и последовал примеру Зосимы – почистил карабин.
Он еще мог пригодиться нам не раз. А оружие любит, когда за ним ухаживают, когда его холят и лелеют. Винт тоже имеет душу, пусть и железную. Ты к нему относишься хорошо – и он тебя никогда не подведет.
Мы долго выбирали направление, куда нам нужно двигаться. В конце концов возобладала мудрость Зосимы.
Я хотел рвануть напрямик к достаточно большому куску суши, который находился не очень далеко, лелея в душе надежду, что это полуостров, и что он соединяется перешейком с «большой землей», куда мы и доберемся без больших проблем.
Ну, а Зосима возражал, вполне обоснованно считая, что, во-первых, тише едешь, дальше будешь (тут я ехидно добавил: от того места, куда едешь), а во-вторых, наиболее короткое расстояние между двумя точками не прямая, как нас учили в школу, а кривая и даже зигзагообразная линия.
Понятное дело, применительно к нашему случаю.
Тут уж я возразить ничего не мог. Поверхность болота в направлении, куда указывала моя шаловливая ручка, была подозрительно гладкой, а местами так вообще казалось, что по нему можно идти аки посуху.
Однако, это серьезное заблуждение. Как раз в таких местах и бывают бездонные ямины, прикрытые ковром из болотных трав.
Мы пошли по маршруту, который наметил Зосима. Противник видеть нас не мог, так как за нашими спинами находился наш островок-спаситель, поросший кустарником и хилыми деревцами. Это обстоятельство воодушевляло. Чего нельзя сказать о пути.
Только теперь мы поняли, что раньше были семечки, а не трудности. Временами мы брели в грязи по грудь, продвигаясь вперед со скоростью сонной черепахи. А еще приходилось тащить плотики, которые казались неподъемными.
Хорошо, что Зосима предложил нам раздеться до исподнего. Так сопротивление движению было меньше.
Свои шмотки мы приспособили на головах, а я еще тащил на своей бестолковке и сидор с остатками харчей плюс два ружья с боезапасом. В общем, из меня получилась картина Репина «Двуногий ишак на пленере».
Мы брели, брели, брели, а наша вожделенная цель – клочок суши, покрытый растительностью, казалось, не приближался, а отодвигался все дальше и дальше. Я уже начал сомневаться, что мы когда-нибудь туда дойдем.
Нашу команду возглавлял Зосима. Я не стал возражать, когда он занял место поводыря – у него была хорошо развита интуиция на опасность. А уж болота он знал, как никто другой. Вернее, не знал, а чувствовал их коварную сущность и удачно избегал расставленные по пути ловушки в виде бездонных ямин.
Так было в прошлый раз, два года назад, когда мы драпали через болотистую местность от нехороших людишек, так шло и сейчас. Каким-то сверхъестественным чутьем определяя, куда нужно направить стопы и вдобавок пробуя слегой надежность грунта впереди, Зосима лавировал по болоту как парусная шхуна под вражеским обстрелом.
Мы брели за ним, стараясь идти след в след. Я шел замыкающим. Нам почему-то казалось, что самое слабое звено – это Идиомыч. Но он, на удивление, держался молодцом. То есть, ни разу не оступился и плелся за Зосимой словно привязанный.
Правда, дорога для него была сплошным страданием. Временами он даже скрипел зубами от перегрузок. Но все равно упрямо шел вперед, часто смахивая обильный пот со лба, который заливал ему глаза.
А вот я, такой «козырный» мэн, лопухнулся как последний фраер. Нет, я не зазевался. Я задумался. (В принципе, это одно и то же). Есть у меня такое свойство – отключаться от действительности под впечатлением какой-нибудь бредовой идейки.
Это свойство появилось в последние годы. И даже не под влиянием Каролины и набившей оскомину семейной жизни, а раньше – когда я только поселился в Близозерье. Наверное, здесь климат такой, или земля выделяет какие-то флюиды, если вспомнить о замашках доморощенного философа Зосимы.
Мой добрый друг мог вообще отключаться от всего. Как робот, у которого вырубили питание.
Бывало на средине разговора у Зосимы вдруг появлялось на лице мечтательное выражение, его голубые глаза становились глубокими до полной прозрачности, и, глядя в какие-то неведомые дали, он надолго умолкал, думая непонятно о чем.
В такие моменты я всегда оставлял его в покое. Нельзя бить мечту на взлете. Без нее человек просто быдло, кусок мяса. И неважно, о чем ты мечтаешь. Пусть мечта твоя будет сплошной фантастикой. Лишь бы она была светлой, доброй и приносила твоей душе успокоение, а иногда и исцеление.
Так вот, грешным делом, я тоже немного замечтался. От однообразия. С ума можно сойти: вытащил одну ногу из грязи, передвинул ее вперед сантиметров на тридцать, затем вытащил вторую – тоже передвинул, подтянул к себе плотик, потом снова первую ногу буквально вырвал из липкого месива… вторую… подтянул плотик… первую…
Блин! Как с тоской пел на привалах один мой армейский напарник-хохол, когда нас забросили в проклятые джунгли, где дожди лили, не переставая: «Чому я не сокил, чому нэ литаю…» Ах, как хорошо бы сейчас иметь крылья! Взмыть в небо и спустя несколько минут очутиться в своем бунгало, приземлившись прямо в ванную.
А там горячая вода, душистое мыло, белоснежное махровое полотенце… А на столе бутылочка виски и лед… холодный, холодный. И глухарь, запеченный по Зосиминому рецепту…
Домечтать я не успел. Как получилось, что я сошел с невидимой тропы, проложенной Зосимой, не пойму. За считанные секунды меня затянуло в трясину почти по шею.
Судорожно схватившись за плотик, который мгновенно остановил мое продвижение на тот свет, я закричал:
– Мужики! Зосима! Тону!
– Ах, ты, Господи! – всполошился Зосима. – Иво, держись, я сейчас!…
Но с места сдвинуться не спешил. Да и нельзя было ему двигаться, потому что дорогу Зосиме преграждал Идиомыч. Его сначала надо было обойти, а для этого требовалось поработать слегой, чтобы не ухнуть в такую же пропасть, заполненную грязью, как и та, в которую угодил я.
Как же медленно тянется время, когда ждешь спасения, и твоя жизнь висит на волоске! Минуты превращаются в часы, а в голове тикает огромный маятник, который бьет по мозгам, словно кузнечный молот.
Я начал подтягиваться, стараясь забраться на плотик, подтянуться повыше, потому что жидкая грязь сантиметр за сантиметром подбиралась к подбородку, норовя залиться в глотку.
Мои конвульсивные движения ногами неожиданно принесли интересный результат. Я вдруг ударился ногой о что-то твердое.
Отчаянно рванувшись в ту сторону – вправо (я видел, что Зосима может и не успеть добраться до меня вовремя), я нащупал ногами подобие помоста. Еще несколько сверхусилий – и я твердо стал на бревна, которые образовали гать. Причем они лежали на глубине около полуметра.
– Не спеши, – сказал я Зосиме. – Подо мною гать.
– Ну надо же… – сказал запыхавшийся Зосима и перевел дух – Хух… Чудеса.
– Если выберусь из этой передряги живым, пойду к твоему ДЕРЕВУ и принесу ему жертву. Клянусь.
– Это ты правильно решил. Тут без помощи… – Зосима намеревался сказать, чьей именно, но проглотил слова, и я услышал лишь конец фразы: -… не обошлось.
– Что да, то да, – согласился я и попытался достать оброненную слегу.
С трудом дотянувшись до жерди (не без помощи плотика), я начал прощупывать ею бревна, на которых стоял. Оказалось, что гать тянется от того островка, где мы отдыхали, куда-то дальше.
– Как думаешь, – спросил я Зосиму, – куда она ведет?
– Дык, это, дураку понятно, что не в безвылазную трясину. Думаю, гать идет через все болото. Я когда-то слышал… м-м… – Зосима пожевал губами. – Да не верил.
– Что ты слышал?
– Про нее, про эту дорожку.
– А если конкретней?
Зосима оглянулся на Идиомыча, который стоял, словно столб, на том же месте, где его застал мой «хелп» [6], и ответил почти шепотом:
– Ее сам леший мостил. Давно это было, даже деды не помнили когда.
– Верю. Даже в лешего верю. Я теперь во все, что угодно, поверю. Но у меня есть вопрос – зачем он ее мостил? Или к старости захотелось комфорта? Приятно, знаете ли, прокатиться с ветерком под полной луной по этой гати на тройке, в которую запряжены царевны-лягушки. Думаю, что в те далекие времена гать шла поверх болота. Это сейчас ее засосала грязь.
– Зачем мостил – не знаю, – ответил Зосима; и добавил рассудительно: – А вот то, что гать подмогнет нам преодолеть топкие места, это как пить дать.
– Если она не сгнила… – буркнул я, продолжая орудовать слегой.
Но сколько я не стучал жердью по бревнам, они не крошились и не ломались.
– Напрасно стараешьси, – сказал Зосима. – Раньше все делалось на совесть.
Они с Идиомычем уже перебрались на гать. А Зосима от полноты чувств даже закурил. Глядя на их нелепые, вымазанные грязью, фигуры, я вдруг заржал.
– Ты это чего? – подозрительно спросил Зосима. – Ты чего, а?
– Представляешь, что будет, если кто-то из местных заметит нас посреди Пимкиного болота? – сказал я, насмеявшись вволю; похоже, мой смех был реакцией на смертельную опасность, которая благополучно миновала.
– Что будет, что будет… Ничего не будет, – сердито ответил Зосима. – Пущай не лупят зенки, куды им не надо.
– Нет, тут ты ошибаешься. Сразу же пойдет гулять окрест слух, что на Пимкином болоте черти шабаш свой справляли прямо средь бела дня. Вот будет потеха. Народ вообще перестанет в лес ходить. Даже за грибами. А нам станет лучше – никто не будет дичь распугивать.
– Не выдумывай. Пора двигать. Тока не спрыгни опять в омут! Не лови гав.
Но бережок был пустынен и тих. Да и вряд ли им придет в голову бредовая идея последовать нашему примеру, чтобы устроить преследование на открытой болотистой местности.
С этого островка я мог перещелкать их с карабина как куропаток. И они это понимали.
Однако и нам не было хода обратно. Я был уверен на все сто процентов, что они устроят наблюдательный пост на бережку, и будут сидеть там, пока мы не умрем с голодухи. Или не сдадимся на милость победителей. Что тоже было равнозначно смертному приговору.
В общем, куда не кинь, везде клин…
Проснувшись, Зосима первым делом занялся своей двустволкой. Он тщательно протер ее от влаги и почистил стволы изнутри (у него с собой всегда была масленка и ветошь). А затем раскурил сигарету и деловито спросил:
– Долго будем бока мять?
– Предлагаешь пойти в атаку? – Я нехотя ухмыльнулся.
– Нет. Надо идти дальше.
– Куда? Кругом болото. Есть только одна дорога – назад. Но она перекрыта.
– Дык, Кондратия Иваныча-то здесь нету…
– Да, почему-то не наблюдается. Наверное, не дошел.
– Он был тута и пошел дальше.
– Откуда знаешь? – спросил я удивленно. – А я думал, что его проглотила трясина…
Я, конечно, шибко не присматривался, но ничего такого, указывающего на пребывание здесь Кондратки, не заметил.
– Хе-хе… – хохотнул довольный Зосима; иногда деда прямо распирает от превосходства надо мной в таких делах; а опыт следопыта у него – будь здоров. – Мотреть надо внимательно. Пойдем, покажу.
Идиомыч навострил уши и немного оживился, но с нами не пошел. Борьба с трясиной ухайдокала его вполне конкретно. Он все никак не мог отдышаться.
Зосима показал мне кусты недалеко от того места, где я выбирался на сушу. Ветки кустарника были поломаны, трава помята, а чуть поодаль, уже на самом островке, на влажной почве, мы нашли и слабый, но вполне приемлемый для идентификации, отпечаток ступни Кондратки.
– Значит, наш мечтатель жив… – Я в изумлении покачал головой. – Счастливчик… Как сказочный колобок: и от бабушки ушел, и от дедушки смайнал, и даже серых волчар объехал на хромой козе. Вот только как насчет лисы?
Я бросил вопросительный взгляд на окружающее нас болото.
– Дык, я так думаю, что он не такой человек, чтобы пропасть, – рассудительно сказал Зосима.
– Не тонет только это самое… в общем, понятно. А Кондратка неплохой мужик. Мне он, например, понравился.
– Хочешь сказать, что хорошие люди на этом свете долго не заживаются? – с ревнивой ноткой в голосе спросил Зосима.
– Что-то в этом роде. Но! – Я многозначительно поднял вверх указательный палец. – Бывают исключения. Когда человек – праведник, его век длится очень долго.
Зосима скромно опустил глаза и сделал вид, что смутился. Увы, редко какой человек не падок на лесть. Мой добрый друг в это число не попадал. Он любил, чтобы его хвалили и им восхищались. Даже в иносказательной форме.
Мысленно расхохотавшись, я спросил:
– Ты и в самом деле думаешь, что мы можем отсюда выбраться другим путем – не тем, который привел нас сюда?
– Уверен. Ежели, конечно, не булькнем.
– М-да… Бульк может получится ого-го какой. А мне почему-то хочется, как любому человеку, иметь могилку на хорошо ухоженном кладбище, и чтобы моя безутешная вдова хотя бы раз в год приходила с поминальным узелком, в котором обязательно должен присутствовать стопарик лично для меня и котлетка на закусь. Но исчезнуть бесследно в этом гнилом болоте… Бр-р-р!
– Дык, это как судьба укажет.
– Тут ты прав. Раз уж она загнала нас в трясину, пусть отсюда и вытаскивает. Верно я говорю?
– Верно, но мудрено.
– Это моя ученость выпирает, как иголки из мешка. Что ж, будем собираться. Но как подумаю, что опять нужно лезть в эту грязь…
Я застонал, словно у меня внезапно разболелся зуб, и понуро поплелся к Идиомычу. Профессор уже не лежал, а сидел и что-то жевал. Подойдя вплотную, я понял, что он обгладывает какие-то ягоды с невысокого кустика.
Интересно, все творческие и ученые личности такие обжоры? Я вопросительно поднял глаза на Зосиму, но тот лишь молча кивнул – мол, пусть жрет, ягоды не ядовитые. И то хорошо. Не хочется терять бойца раньше времени.
– Будем делать плотики? – спросил я Зосиму.
– Конечно.
Мы уже не раз ходили по топким местам, поэтому решили серьезно подстраховаться. Плотик – это кусок тына, сплетенного из лозы. Если нырнешь в трясину, то слеги иногда бывает маловато, чтобы удержать человека на поверхности липкой жижи.
А когда есть плотик, то он несколько дольше задержит погружение в бездонную хлябь. За это время можно, не поря горячку, провести спасательные работы.
Плотики мы соорудили быстро – я рубил лозу, а Идиомыч и Зосима занимались плетением. Я даже удивился: оказывается, у профессора руки выросли из того места, что нужно. Он работал споро и со знанием дела.
– Что там показывает ваше изобретение? – спросил я Идиомыча.
Мне вдруг вспомнился его определитель азимута.
– Увы… – Он огорченно развел руками. – Я намочил прибор, и он перестал работать.
– А загерметизировать крышку и корпус вы не догадались. Ну да, для этого нужно быть не просто ученым, а по меньшей мере академиком…
– В следующий раз учту.
Идиомыч даже не прореагировал на мой выпад. Он чувствовал себя виноватым.
– Следующего раза может и не быть, – буркнул я раздраженно и последовал примеру Зосимы – почистил карабин.
Он еще мог пригодиться нам не раз. А оружие любит, когда за ним ухаживают, когда его холят и лелеют. Винт тоже имеет душу, пусть и железную. Ты к нему относишься хорошо – и он тебя никогда не подведет.
Мы долго выбирали направление, куда нам нужно двигаться. В конце концов возобладала мудрость Зосимы.
Я хотел рвануть напрямик к достаточно большому куску суши, который находился не очень далеко, лелея в душе надежду, что это полуостров, и что он соединяется перешейком с «большой землей», куда мы и доберемся без больших проблем.
Ну, а Зосима возражал, вполне обоснованно считая, что, во-первых, тише едешь, дальше будешь (тут я ехидно добавил: от того места, куда едешь), а во-вторых, наиболее короткое расстояние между двумя точками не прямая, как нас учили в школу, а кривая и даже зигзагообразная линия.
Понятное дело, применительно к нашему случаю.
Тут уж я возразить ничего не мог. Поверхность болота в направлении, куда указывала моя шаловливая ручка, была подозрительно гладкой, а местами так вообще казалось, что по нему можно идти аки посуху.
Однако, это серьезное заблуждение. Как раз в таких местах и бывают бездонные ямины, прикрытые ковром из болотных трав.
Мы пошли по маршруту, который наметил Зосима. Противник видеть нас не мог, так как за нашими спинами находился наш островок-спаситель, поросший кустарником и хилыми деревцами. Это обстоятельство воодушевляло. Чего нельзя сказать о пути.
Только теперь мы поняли, что раньше были семечки, а не трудности. Временами мы брели в грязи по грудь, продвигаясь вперед со скоростью сонной черепахи. А еще приходилось тащить плотики, которые казались неподъемными.
Хорошо, что Зосима предложил нам раздеться до исподнего. Так сопротивление движению было меньше.
Свои шмотки мы приспособили на головах, а я еще тащил на своей бестолковке и сидор с остатками харчей плюс два ружья с боезапасом. В общем, из меня получилась картина Репина «Двуногий ишак на пленере».
Мы брели, брели, брели, а наша вожделенная цель – клочок суши, покрытый растительностью, казалось, не приближался, а отодвигался все дальше и дальше. Я уже начал сомневаться, что мы когда-нибудь туда дойдем.
Нашу команду возглавлял Зосима. Я не стал возражать, когда он занял место поводыря – у него была хорошо развита интуиция на опасность. А уж болота он знал, как никто другой. Вернее, не знал, а чувствовал их коварную сущность и удачно избегал расставленные по пути ловушки в виде бездонных ямин.
Так было в прошлый раз, два года назад, когда мы драпали через болотистую местность от нехороших людишек, так шло и сейчас. Каким-то сверхъестественным чутьем определяя, куда нужно направить стопы и вдобавок пробуя слегой надежность грунта впереди, Зосима лавировал по болоту как парусная шхуна под вражеским обстрелом.
Мы брели за ним, стараясь идти след в след. Я шел замыкающим. Нам почему-то казалось, что самое слабое звено – это Идиомыч. Но он, на удивление, держался молодцом. То есть, ни разу не оступился и плелся за Зосимой словно привязанный.
Правда, дорога для него была сплошным страданием. Временами он даже скрипел зубами от перегрузок. Но все равно упрямо шел вперед, часто смахивая обильный пот со лба, который заливал ему глаза.
А вот я, такой «козырный» мэн, лопухнулся как последний фраер. Нет, я не зазевался. Я задумался. (В принципе, это одно и то же). Есть у меня такое свойство – отключаться от действительности под впечатлением какой-нибудь бредовой идейки.
Это свойство появилось в последние годы. И даже не под влиянием Каролины и набившей оскомину семейной жизни, а раньше – когда я только поселился в Близозерье. Наверное, здесь климат такой, или земля выделяет какие-то флюиды, если вспомнить о замашках доморощенного философа Зосимы.
Мой добрый друг мог вообще отключаться от всего. Как робот, у которого вырубили питание.
Бывало на средине разговора у Зосимы вдруг появлялось на лице мечтательное выражение, его голубые глаза становились глубокими до полной прозрачности, и, глядя в какие-то неведомые дали, он надолго умолкал, думая непонятно о чем.
В такие моменты я всегда оставлял его в покое. Нельзя бить мечту на взлете. Без нее человек просто быдло, кусок мяса. И неважно, о чем ты мечтаешь. Пусть мечта твоя будет сплошной фантастикой. Лишь бы она была светлой, доброй и приносила твоей душе успокоение, а иногда и исцеление.
Так вот, грешным делом, я тоже немного замечтался. От однообразия. С ума можно сойти: вытащил одну ногу из грязи, передвинул ее вперед сантиметров на тридцать, затем вытащил вторую – тоже передвинул, подтянул к себе плотик, потом снова первую ногу буквально вырвал из липкого месива… вторую… подтянул плотик… первую…
Блин! Как с тоской пел на привалах один мой армейский напарник-хохол, когда нас забросили в проклятые джунгли, где дожди лили, не переставая: «Чому я не сокил, чому нэ литаю…» Ах, как хорошо бы сейчас иметь крылья! Взмыть в небо и спустя несколько минут очутиться в своем бунгало, приземлившись прямо в ванную.
А там горячая вода, душистое мыло, белоснежное махровое полотенце… А на столе бутылочка виски и лед… холодный, холодный. И глухарь, запеченный по Зосиминому рецепту…
Домечтать я не успел. Как получилось, что я сошел с невидимой тропы, проложенной Зосимой, не пойму. За считанные секунды меня затянуло в трясину почти по шею.
Судорожно схватившись за плотик, который мгновенно остановил мое продвижение на тот свет, я закричал:
– Мужики! Зосима! Тону!
– Ах, ты, Господи! – всполошился Зосима. – Иво, держись, я сейчас!…
Но с места сдвинуться не спешил. Да и нельзя было ему двигаться, потому что дорогу Зосиме преграждал Идиомыч. Его сначала надо было обойти, а для этого требовалось поработать слегой, чтобы не ухнуть в такую же пропасть, заполненную грязью, как и та, в которую угодил я.
Как же медленно тянется время, когда ждешь спасения, и твоя жизнь висит на волоске! Минуты превращаются в часы, а в голове тикает огромный маятник, который бьет по мозгам, словно кузнечный молот.
Я начал подтягиваться, стараясь забраться на плотик, подтянуться повыше, потому что жидкая грязь сантиметр за сантиметром подбиралась к подбородку, норовя залиться в глотку.
Мои конвульсивные движения ногами неожиданно принесли интересный результат. Я вдруг ударился ногой о что-то твердое.
Отчаянно рванувшись в ту сторону – вправо (я видел, что Зосима может и не успеть добраться до меня вовремя), я нащупал ногами подобие помоста. Еще несколько сверхусилий – и я твердо стал на бревна, которые образовали гать. Причем они лежали на глубине около полуметра.
– Не спеши, – сказал я Зосиме. – Подо мною гать.
– Ну надо же… – сказал запыхавшийся Зосима и перевел дух – Хух… Чудеса.
– Если выберусь из этой передряги живым, пойду к твоему ДЕРЕВУ и принесу ему жертву. Клянусь.
– Это ты правильно решил. Тут без помощи… – Зосима намеревался сказать, чьей именно, но проглотил слова, и я услышал лишь конец фразы: -… не обошлось.
– Что да, то да, – согласился я и попытался достать оброненную слегу.
С трудом дотянувшись до жерди (не без помощи плотика), я начал прощупывать ею бревна, на которых стоял. Оказалось, что гать тянется от того островка, где мы отдыхали, куда-то дальше.
– Как думаешь, – спросил я Зосиму, – куда она ведет?
– Дык, это, дураку понятно, что не в безвылазную трясину. Думаю, гать идет через все болото. Я когда-то слышал… м-м… – Зосима пожевал губами. – Да не верил.
– Что ты слышал?
– Про нее, про эту дорожку.
– А если конкретней?
Зосима оглянулся на Идиомыча, который стоял, словно столб, на том же месте, где его застал мой «хелп» [6], и ответил почти шепотом:
– Ее сам леший мостил. Давно это было, даже деды не помнили когда.
– Верю. Даже в лешего верю. Я теперь во все, что угодно, поверю. Но у меня есть вопрос – зачем он ее мостил? Или к старости захотелось комфорта? Приятно, знаете ли, прокатиться с ветерком под полной луной по этой гати на тройке, в которую запряжены царевны-лягушки. Думаю, что в те далекие времена гать шла поверх болота. Это сейчас ее засосала грязь.
– Зачем мостил – не знаю, – ответил Зосима; и добавил рассудительно: – А вот то, что гать подмогнет нам преодолеть топкие места, это как пить дать.
– Если она не сгнила… – буркнул я, продолжая орудовать слегой.
Но сколько я не стучал жердью по бревнам, они не крошились и не ломались.
– Напрасно стараешьси, – сказал Зосима. – Раньше все делалось на совесть.
Они с Идиомычем уже перебрались на гать. А Зосима от полноты чувств даже закурил. Глядя на их нелепые, вымазанные грязью, фигуры, я вдруг заржал.
– Ты это чего? – подозрительно спросил Зосима. – Ты чего, а?
– Представляешь, что будет, если кто-то из местных заметит нас посреди Пимкиного болота? – сказал я, насмеявшись вволю; похоже, мой смех был реакцией на смертельную опасность, которая благополучно миновала.
– Что будет, что будет… Ничего не будет, – сердито ответил Зосима. – Пущай не лупят зенки, куды им не надо.
– Нет, тут ты ошибаешься. Сразу же пойдет гулять окрест слух, что на Пимкином болоте черти шабаш свой справляли прямо средь бела дня. Вот будет потеха. Народ вообще перестанет в лес ходить. Даже за грибами. А нам станет лучше – никто не будет дичь распугивать.
– Не выдумывай. Пора двигать. Тока не спрыгни опять в омут! Не лови гав.