Глас Б.. История розги. Том 2 и 3.

Тронутая такими мольбами, она слабо ударила его розгами.
- Сильнее, умоляю, сильнее... Она начала бить посильнее.
- Еще сильнее! Еще сильнее!
Это полоумный, подумала она, но, несколько свыкшись со своим
положением, Анна стала хлестать гораздо сильнее, находя уже удовольствие
причинять ему боль. Теперь уже розги свистели уверенно и смело ложились на
тело, которое стало от боли вздрагивать, а ногтями он вцепился в материю
дивана.
Наконец, он вскочил с дивана и совершенно неожиданно бросился на Анну.
Та стала барахтаться, вырываться, кричать:
- Пустите меня!.. Убийца! Меня убивают! Спасите!.. Помогите!..
Но вскоре она была растянута и привязана на скамейке, как его
Женевьева.
Так как Анна продолжала кричать, то он приложил ей ко рту кляп из ваты
и крепко привязал его полотняной тесьмой.
Теперь она не могла кричать...
Обнажив ее, он нагнулся и рассматривал. Затем она видела, как он
подошел к гробу и достал оттуда два пучка розог, еще более толстых, чем те,
которыми она его секла. По крайней мере ей так показалось.
Очевидно, что он ее будет пороть этими ужасными розгами, и она была
уверена, что умрет, не перенеся этого.
Действительно, он принялся безостановочно сечь.
Боль была нестерпимая, к тому же кричать она не могла. Долго ли он ее
сек, она не может сказать, так как от боли или от недостатка воздуха она
впала в бессознательное состояние.
Когда она пришла в себя, то увидала, что лежит в постели, на ней надета
ее сорочка. Комната эта уже другая.
Шарли сидел на краю кровати, и когда увидал, что она открыла глаза, то
самым спокойным голосом спросил, лучше ли ей теперь?
Она еще не вполне освоилась и отвечала знаком головы утвердительно.
Он ей дал выпить воды. Мало-помалу она окончательно пришла в себя. Ей
тотчас же представилась ужасная сцена, предшествовавшая потере ею сознания.
- Послушайте, это гнусно, то, что вы проделали со мной, я буду
жаловаться прокурору!
Шарли улыбнулся и пожал плечами.
- Но что вы скажете, мой ангел?
- Вы меня истязали!
- Разве вы ранены?
Анна быстро вскочила с постели, чувствуя слабость, но, к ее удивлению,
не было сильной боли на тех местах, по которым он ее сек. Подняв сорочку,
она убедилась, что нет никаких особенных следов от розог. Была припухлость,
полосы, но ни одной раны, ни одного синего рубца.
- Теперь вы не станете утверждать, что я был с вами жесток! Никто вам
не поверит! Строже секут пятилетнюю девочку. Завтра все исчезнет у вас.
Она буквально была ошеломлена и стояла, разинув рот. В это время он ей
подал одежду, сказав:
- Одевайтесь... Вы знаете, уже час ночи. А мне нужно быть дома. Ведь я
женат, и моя жена терпеть не может, чтобы я не ночевал дома.
Когда она была совсем готова и собиралась уходить, он ее спросил:
- Сколько вы желаете получить?
Она вспомнила о предстоящих ей платежах по векселям и отвечала:
- Двенадцать фунтов стерлингов (около 120 рублей).
- Черт возьми, немало!
Потом он улыбнулся и говорит:
- Впрочем, ты стоишь этих денег! Ты заставила меня пережить до
невероятия блаженные минуты, благодаря обмороку, который одну минуту я
принял за настоящую смерть; повторяю, когда ты лежала в гробу, я был наверху
блаженства.
Он дал Анне деньги, проводил ее до извозчика и даже заплатил ему.
Больше о нем Анна не слыхала. Бывали у нее не раз денежные затруднения,
но она уже не рисковала навестить Шарли, да он, вероятно, и не принял бы ее.
- Вы не поверите, доктор, - прибавила Анна, заканчивая свой длинный
рассказ, - я почти уверена, что все про Женевьеву он сочинил. Тем не менее,
он способен изувечить, не имея ни капли злобы. Вы не можете себе даже
представить, до чего этот человек вежлив, приличен, если бы не эта мания.
В России, в мае 1909 г., в гор. Николаеве, в гостинице "Новая
Германия", той самой, где в свое время были арестованы одесские торговцы
живым товаром, обнаружена новая жертва разврата, почти ребенок, хрупкая,
маленькая девочка, А. В., еще не достигшая 13 лет, тонкая, белая, как
молодая березка. Девочка эта числилась как бы в услужении; в
действительности же, как установлено, комиссионер и совладелец гостиницы
Владимир X. продавал ее посетителям.
Жизнь В. представляется сплошным мучением. Сама она из Одессы. Отец ее,
беспросыпный пьяница, когда она былаи еще маленькой девочкой, бил ее
"смертным боем", привязывал к кровати и стегал ремнем или сек розгами до тех
пор, пока она не впадала в бессознательное состояние. Не имея денег на
пьянство, он заставлял ее выпрашивать на улицах милостыню, деньги забирал
себе и пропивал. Не удивительно, что, живя в этой атмосфере, девочка впитала
в себя все ароматы уличного разврата, В один прекрасный день какой-то
любитель "острых ощущений", мужчина хорошо одетый, высокий, угрюмый,
соблазнил ее шоколадом, конфетами и серебряным рублем, который представлялся
девочке недостижимым богатством, и растлил ее.
По словам девочки, она отдалась не добровольно, а силой. Сперва она
думала, что господин приказал раздеться, чтобы поласкать только, но когда
она увидала, что он хочет делать, то стала сопротивляться и кусаться,
господин несколько раз ударил по щекам и сказал, что больно ее выпорет
розгами: "Шкуру тебе спущу, если не будешь лежать смирно!" Она все-таки не
давалась, плакала, кричала и просила отпустить ее домой. Тогда он ее схватил
с постели, засунул ей в рот свернутое полотенце, так что она не могла
кричать, и потащил на чердак, где стал драть розгами так больно, как ее не
порол никогда даже отец.
Выпоровши ее, он вынул полотенце и спросил, будет ли она лежать на
постели смирно, иначе обещался опять пороть еще больнее. Девочка согласилась
лежать смирно, тогда он ее опять принес вниз и положил на постель, где она
позволила делать с ней все, что угодно.
Это облегчило задачу В., так как она не должна была гоняться за
прохожими и получать от них по копейке: ее соблазнитель каждый раз давал ей
в награду по двугривенному. Таким образом, девочка прибыла в Николаев, имея
уже за собой некоторый проститутский опыт и даже проявляя известный задор,
привлекавший гостей. Здесь она несколько отдохнула, так как не имела над
собой отца-тирана, который ее терзал, бил и заставлял отдавать себе все
деньги.
Жизнь в Николаеве сначала была, по сравнению с одесской, очень хорошей.
Две ее подруги, старые и опытные проститутки, промышлявшие в "Новой
Германии", порекомендовали ей пойти к X. - он-де не обидит. Девочка
поступила к X., и вначале тот водил к ней "приличных" клиентов, плативших
ему хорошие деньги. Но с течением времени, когда девочка уже потеряла для
"почтенных" гостей интерес, к ней стали приводить обыкновенных развратников.
Эти оказались более грубыми и придирчивыми и, кроме того, девочку понуждали
принимать их в большом числе.
Если же она настойчиво отказывалась, то экономка била ее по щекам так,
что "из глаз искры сыпались и часто кровь из носу текла".
Раз как-то экономка отхлестала ее по щекам за отказ принять третьего
гостя, она лежала в кровати и, уткнув голову в подушку, ревела. В это время
вошел хозяин гостиницы, которому экономка пожаловалась на девушку, и велел,
как только запрут гостиницу, выпороть ее хорошенько розгами. Она соскочила с
кровати и стала просить прощения, обещая, что будет принимать гостей без
отказа, но он сказал, что надо было раньше думать, и велел непременно ее
высечь, как только уйдут гости.
Вечером ее потащили два коридорных в погреб, где растянули на скамейке,
один держал за ноги, другой за руки, а экономка выпорола розгами так больно,
что, по словам девушки, она с трудом встала.
Обо всем этом каким-то образом дошло до сведения полиции.
Когда X. заметил, что за гостиницей установлен надзор, он приказал
девочке отправиться к врачу, зарегистрироваться и получить проститутский
билет из полиции, угрожая, что, если она не послушается или пожалуется
полиции, он выпорет ее розгами еще больнее, чем последний раз.
Девочка пошла к врачу. Но тот, посмотрев на хрупкую, маленькую фигурку
низкорослой девочки, которая выглядела еще ребенком, стал увещевать ее
бросить проституцию и обратиться к честному труду. Девочка настаивала, но
врач категорически отказался зарегистрировать ее. Когда девочка вернулась
домой, туда нагрянула полиция. X. отрицал свою вину, но девочка должна была
в конце концов во всем чистосердечно сознаться.
Когда девочку осмотрел полицейский врач, то нашел на бедрах, ягодицах,
ляжках и даже на части живота и спине следы от рубцов и фиолетовые полосы во
многих местах, очевидно, от жестокого наказания розгами.
Хозяина гостиницы привлекли к суду за истязание девочки и принуждение
ее силой заниматься проституцией.


^TПСИХОЛОГИЯ ФЛАГЕЛЛЯНТА И ФЛАГЕЛЛЯНТШИ^U

В отношении к флагелляции между мужчинами и женщинами есть некоторое
различие.
Во-первых, как мы уже говорили выше, число женщин, предающихся чисто
активной флагелляции, значительно превышает число пассивных флагеллянтш;
тогда как у мужчины страсть к активной флагелляции почти всегда соединяется
со страстью к пассивной флагелляции, если только субъект не страдает
чистейшим садизмом.
В сущности, женщина-флагеллянтша есть скрытая садистка и очень робкая
мазохистка.
Подвергая кого-нибудь сечению, женщина вносит всегда некоторое чувство
враждебности к своей жертве, даже часто жестокости, и никогда не питает к
ней, как мужчина-флагеллянт, любви.
Это проистекает, как мы уже объяснили, от разницы в физической
организации мужчины и женщины.
Страсть сечь кого-нибудь или быть высеченной - у женщины аберрация
исключительно умственная. У мужчины же прилив крови от сечения к половым
органам вызывает феномены всецело физиологические, благодаря которым он
испытывает сладострастные ощущения, как от нормального совокупления.
Следовательно, мужчина-флагеллянт менее ненормален, чем
женщина-флагеллянтша.
Если мы рассмотрим ближе факты флагелляции, то будем поражены следующим
обстоятельством. Мужчина-флагеллянт, за редкими исключениями, быстро
превращается в маньяка и находит удовольствие практиковать флагелляцию
постоянно в одних и тех же условиях. Вы увидите, что в течение десяти лет
мужчина-флагеллянт повторяет одну и ту же комедию, доставляющую ему
одинаковое наслаждение, - нравится ли ему разыгрывать роль непослушного или
шаловливого ученика или изображать собаку, с которой плохо обращаются.
Совершенно наоборот, женщина-флагеллянтша отличается поразительным
разнообразием своей фантазии, которая зависит от ее настроения в известный
день и в особенности от партнера или партнерши, которых ей послала судьба
или собственный ее выбор. И капризы у нее возникают совершенно произвольно,
без всякого усилия с ее стороны; они внушаются ей какой-то неведомой для нее
силой.
Флагеллянт зачастую напоминает маньяка, женщина же никогда. Флагеллянт
может под влиянием своей страсти сойти с ума; тогда как женщина чаще
становится флагеллянтшей, уже будучи сумасшедшей.
Флагеллянт не может отделаться от своей страсти, раз она овладела им и
руководит всеми его половыми стремлениями.
Флагеллянтша, если она не истеричка, может легко освободиться от своей
страсти.
Итак, флагелляция у мужчины является потребностью главным образом
физической, тогда как у женщины она служит для умственного удовлетворения.
А от умственных привычек, за исключением сумасшествия, гораздо легче
освободиться, чем от физических.
Впрочем, все меняется, когда эта страсть одолевает женщину пожилую, как
бы уже потерявшую способности и качества, присущие только женщинам.
Всем физиологам известен тот факт, что многие женщины по достижении
климактерического возраста совершенно меняются как в нравственном, так и
физическом отношении. Не только черты их лица, их талия, их общий вид
приближаются к мужскому, но у них появляются волосы на подбородке, голос
твердеет, и очень часто происходят перемены снаружи на половых органах.
В эту пору у женщин, у которых не исчезли сладострастные стремления,
выделение жидкости на половых органах становится обильнее, и они делаются
более похотливыми. У них половое возбуждение появляется даже помимо их воли.
Непреодолимые сладострастные желания возникают у них совершенно неожиданно:
стоя, в карете, среди своих детей, при посторонних и т. д.
Эти физические феномены сопровождаются, само собой разумеется,
аналогичными умственными изменениями. Таким образом, если страсть к
флагелляции овладела женщиной, отныне как бы бесполой, то она будет ей
предаваться одинаково с мужчинами.
В подтверждение этого наблюдения мы приведем нижеследующие факты.
Бетти Д. была дама полусвета, составившая себе состояние и удалившаяся
от дел. Она обладала сравнительно хорошим здоровьем, не особенно
пострадавшим от ее ремесла, которым она занималась около тридцати лет.
Однако с возрастом произошли физические и психические изменения. Увеличение
известного органа вызвало у нее наклонность к лесбосским играм, чего она
раньше не знала.
Но вдруг ею овладела исключительно страсть к флагелляции, и ее мания
специализировалась, так сказать, на одной сцене, постоянно повторяемой с
различными партнершами, от которых она постоянно испытывала незабвенные
наслаждения.
Ее партнерша должна была придти к ней как бы истомленная, стонущая и
жалующаяся на преждевременную беременность.
- Иди сюда, я тебя живо избавлю, - говорила Бетти протягивая свои
дрожащие руки молодой женщине.
После некоторых пустяшных манипуляций по животу, она вскрикивала с
радостью:
- Вот, вот он перешел в заднюю твою часть. Ну, теперь моя милая,
недолго тебе мучиться, я его живо выгоню!
Затем, повернув пациентку на живот и привязав ее хорошенько, она
приносила розги и начинала немилосердно пороть ее. Порка прекращалась ею не
раньше, чем у нее не появлялось представление, что жертва родила.
Елисавета Ж. была прехорошенькая блондинка... Она вела широкую жизнь,
и, по-видимому, ничто не предвещало, что она станет отчаянной поклонницей
флагелляции.
По словам д-ра Молля, она сделалась любовницей одного богатого
венгерского графа. Последний ее обожал и исполнял всевозможные ее капризы. К
тому же он был молод и красив собою.
Но Елисавета была женщина распущенная и завела еще любовника, бедного
молодого адвоката.
Несмотря на всевозможные предосторожности, как всегда бывает в подобных
случаях, об измене Елисаветы граф узнал. Но, к удивлению, не порвал с нею
связи. Причиной было следующее обстоятельство: граф имел со своей любовницей
сношение каждый раз после такой сцены. Граф раздевался при ней и облачался
во фрак, надевал дорогие шелковые чулки и лакированные башмаки. В таком
наряде он садился на механическую кобылицу.
Елисавета должна была быть одета только в изящную куртку почтальона и
держать в руке бич с ременными хвостами из буйволовой кожи.
Как только граф дергал веревку и лошадь начинала двигаться, то
Елисавета должна была хлестать бичом что есть мочи. Граф делал пять или
шесть кругов по комнате, и тогда он чувствовал себя готовым, слезал с лошади
и садился на Елисавету, которая должна была теперь разыгрывать лошадь, но,
чтобы граф достиг цели, она должна была хлестать его во всю силу по заду,
что она делала очень охотно, вырывая у него крики от боли и отплачивая ему
за свое унижение, которому он ее подвергал почти ежедневно.
Позднее она не соглашалась отдаваться возлюбленному, если он раньше не
позволял подвергнуть себя сечению. Благодаря своей красоте и
очаровательности она находила клиентов и на таких условиях.
Жанна В., восемнадцатилетняя блондинка с бедовыми глазенками, с
чувственным слегка ротиком, стала флагеллянтшей после сцены, которую она
описала мне так: "В поместье, где я жила со своими родителями, у нас был
грум по имени Джек. Это был прехорошенький шестнадцатилетний мальчик. У него
еще не было пушка на губах. Голосок у него был тоненький и ласковый.
Характер самый добродушный. Одним словом, грум на меня произвел очень
приятное впечатление, о чем, впрочем, я ему не сообщила, даже взглядом не
показала.
Раз утром я вздумала пойти в гардеробную, где у нас лежало белье. Но
перед тем, как отворить дверь, я услыхала какой-то необычный вздох. Заглянув
в замочную щелку, я, к своему ужасу, увидала, что Джек занимается любовью с
молоденькой подгорничной.
Первое мое движение было уйти, но потом любопытство взяло верх, и я
захотела остаться до конца и полюбоваться незнакомой для меня сценой. Когда
я увидала, что Джек слезает со своей подруги, я незаметно убежала.
Как я ни старалась себя настроить враждебно против грума, внутренно я
страстно желала, чтобы меня Джек поцеловал. Искушение было почти
непреодолимое. Чем более я думала о виденной мною сцене, тем более во мне
бурлила кровь. Наконец я пришла к убеждению, что не в силах больше
противиться своему желанию... Но к удовлетворению его я подошла окольным
путем.
Я уверила себя, что я не имею права оставить проступка Джека без
наказания. Надо заметить, что до десяти лет меня изредко мать и гувернантка
наказывали розгами за серьезные проступки. Вероятно поэтому мне и пришла в
голову довольно дикая, но вполне понятная мысль наказать самой Джека
розгами. Почему-то я не думала о наказании подруги его.
Я отправилась в сад и попросила садовника нарезать мне толстых
березовых прутьев. Тот был изрядно удивлен, но я объяснила, что они мне
нужны для клетки, которую я хочу сама смастерить. Он, кажется, поверил.
Выбрав из них шесть самых длинных и толстых, я связала два пучка розог,
по три прута в каждом. Я испытывала большое наслаждение уже тогда, когда
выбирала розги и вязала из них пучки. Спрятала я их в шифоньерку в своей
комнате.
На другой день под предлогом мигрени я не поехала с родителями в город
в театр. Таким образом, я осталась в громадном доме одна, одинешенька, так
как экономка и другая прислуга жили во флигеле.
Грум держал лошадей при отъезде родителей на станцию. Как только они
уехали, я велела груму придти ко мне в комнату.
Лишь только он явился, я отперла шифоньерку и, вынув розги, сказала
ему:
- Вы не знаете, Джек, для чего служат эти штучки?
- Право, не знаю. Слыхал, что ими наказывают детей...
- А теперь узнаете, что ими секут также и грумов! - сказала я в сильном
гневе.
- Но... Я не понимаю...
- Как, вы все еще не понимаете, что это вас я собираюсь наказать
розгами? Не догадываетесь ли вы, что я вас вчера видела в гардеробной с
Флавией?
Если бы земля провалилась, он не был бы так сражен, как услыхав мои
слова. Наконец он, весь красный, упал передо мной на колени и, сквозь слезы,
проговорил:
- Накажите меня как хотите, но, Бога ради, пожалейте меня и старика
моего отца, не говорите родителям. Клянусь, что больше этого не будет!.. Я
просто хотел поцеловать Флавию, но она легла на диван, и я...
- Довольно, мне не нужно знать подробностей, сейчас же раздевайтесь и
ложитесь на кушетку!
Он, видимо, был страшно сконфужен необходимостью раздеваться при мне,
но боялся и ослушаться...
Затем, молча, он разделся и лег, не произнося ни слова и исполняя все,
что я приказывала, пока привязывала его за руки и за ноги к ножкам кушетки.
Когда убедилась, что он крепко привязан, как когда-то и меня привязывала
мать или гувернантка, я обнажила его и, взяв в руки пучок розог, стараясь
придать как можно больше строгости моему голосу, проговорила:
- Ну, маленький негодяй, я вам дам сто розог!
Странное дело, при виде его белых обнаженных ягодиц, я медлила начинать
сечь его. Но это было только одно мгновение, - тут же я вытянула его
розгами, потом дала второй удар... На теле появились две полосы, и оно
слегка порозовело. Я, надо заметить, была очень сильная девушка и к тому же
занималась гимнастикой. При виде полос у меня явилось желание бить
сильнее... Сама не зная почему, я стала пороть изо всей силы мальчика, о
ласках которого я мечтала и которых страстно желала.
С третьего уже удара у него вырвался крик от боли, но из боязни, чтобы
не услыхали на дворе, он крепко прижал рот к кушетке и только хрипел и
извивался, насколько позволяла привязь.
Сечь его, не скрою, доставляло мне удивительное наслаждение, и я
старалась сечь его как можно медленнее, наносить удары во всю силу и
выбирать наиболее чувствительные места. Так, если я видела, что какой-нибудь
удар вызывал более резкий стон и особенно резкий прыжок тела, я старалась
ударить по тому же месту еще сильнее. Секла я его около двадцати минут. Во
многих местах у мальчика показались кровяные капельки. Наконец я нашла, что
нужно прекратить и, ударив несколько раз с особенной силой, сказала, что
прощаю его, и отвязала. Он, сконфуженный, подвязав брюки, ушел.
С тех пор я стала искать в деревне мальчиков, которые позволили бы себя
за деньги высечь розгами. Как и в первый: раз, во время порки у меня
появлялась на половом органе мокрота, и я испытывала невыразимое
наслаждение".
Всего каких-нибудь двенадцать лет назад в Манчестере разбиралось дело
об изнасиловании миссис Елены К. одним негром.
Вдова консула одной из французских колоний, она по смерти мужа
поселилась в своем имении в окрестностях Манчестера. Ей было тридцать пять
лет. Следствие установило, что в молодости ее очень часто секли розгами. В
многочисленной их семье телесное наказание детей практиковалось в самых
широких размерах. Не проходило почти дня, когда того или другого ребенка не
наказывали розгами. Причем часто наказание производилось в присутствии
других детей. Испытав первые сладострастные ощущения при виде того, как отец
наказывал при ней братьев, она, когда мать умерла, как старшая сестра в
семье присвоила, с согласия отца, права матери и стала очень часто
наказывать розгами младших братьев и сестер.
Особенно братьев, так как от наказания мальчиков она испытывала сильное
сладострастное наслаждение, а от наказания девочек более слабое.
По выходе замуж ей через два года удалось уговорить мужа позволять себя
сечь розгами перед совершением полового акта.
Не прошло и двух лет после вдовства, как она стала пользоваться всяким
удобным случаем, чтобы применить активную флагелляцию.
Вначале она секла свою молоденькую девушку-прислугу, хотя сечение
девушки не доставляло ей большого наслаждения. Вскоре девушка не в силах
была переносить истязаний, которым ее подвергала миссис Елена, и отошла от
нее.
Тогда Елена обратилась к одному итальянцу, Николини, который и стал
поставщиком для нее жертв; он охотился для нее за мальчиками и девочками,
соблазнял их серебряными монетами и обещал им дать больше, если они
согласятся быть послушными и делать, что им велят. Так как он обращался
почти исключительно к бродячим детям, то ему не стоило особенного труда их
убедить. Интересно, что вдова требовала себе жертв ежемесячно почти в одно и
то же число; уклонения были не более двадцати четырех часов. Не нужно быть
особенно тонким знатоком половой психологии, чтобы с уверенностью сказать,
что нужда в жертвах возникала в период менструаций у вдовы.
Как бы там ни было, но в течение нескольких лет итальянец аккуратно
поставлял "товар" вдове в назначенное ею время с точностью машины. Нужно
заметить, что, помимо бродячих детей, в большом городе есть масса еще детей
обоего пола, родители которых находятся в страшной нищете и не допрашивают
детей, откуда они добыли деньги, лишь бы те делились с ними.
Впрочем, случалось, что какая-нибудь женщина ради заработка соглашалась
подвергнуться экзекуции или даже иногда - юноша.
Все знали по слухам, что если Елена секла очень больно, то зато и
платила довольно щедро; вот почему многие из бывших ее жертв приходили к ней
снова, если и не с большим удовольствием, то с полной уверенностью, что
ценою нескольких рубцов на ягодицах они найдут верный заработок.
В один прекрасный день, прогуливаясь по городу, она встретила молодого
суданского негра, который танцами и разными штуками на террасе одного кафе
забавлял добрых буржуа, сидевших за кружкой пива, и зарабатывал несколько
грошей.
Он был безобразен, маленького роста, но мускулистый, и во время своих
хореографических упражнений особенно соблазнительно вертел ягодицами,
которые у него были очень полные. Вдова пришла в восторг. Она обратилась к
Николини и поручила ему добыть ей этого негра, так как ей сильно хотелось
посмотреть, какие следы оставят удары розог на черной лоснящейся коже негра,
которая не может краснеть, как у других.
В сделанном ему предложении негр обратил внимание только на одно
обстоятельство - что ему предлагают дать денег; он решил, что дама просто
хочет заставить его играть и танцевать у себя на дому, чтобы развлечь себя и
своих гостей.
Вот почему он пришел к вдове в веселом настроении. Старый лакей, по его
словам, ввел его в большую комнату, довольно скромно меблированную.
Он был страшно поражен, когда вдова предложила ему четыре серебряных
монеты по 5 шиллингов (всего около 9 р.)! Бедняга еще никогда в жизни не
видал столько денег, а потому он колебался взять из рук вдовы подобное
сокровище. Он боялся, что за такие громадные деньги от него потребуют
совершения какого-нибудь ужасного преступления. В общем, африканские негры