Страница:
Но вернемся теперь к событиям на Санчаро. Давидич, которому повезло больше, чем Онищуку, и он сразу попал в организованное подразделение, рассказывал дальше, как в районе лесопильного завода и у рудников по реке Лабе (Поселки Курджиново и Рожкао Урупского района Ставропольского края) батальон нагнал свой обоз и пулеметную роту с артиллерийской батареей. Оказалось, что впереди в нескольких километрах отходит 25-й погранполк. Командир этого полка приказал капитану Ройзману, оказавшемуся с группой солдат и офицеров в хвосте его, сформировать отряд или полк из отдельных подразделений и военнослужащих и прикрывать пограничников сзади, действуя отрядом, как арьергардом. Из отряда этого позднее и был организован 2-й сводный полк.
Ройзман и Леонов сели на лошадей и отправились догонять погранполк, а мы остались удерживать рудник до той поры, пока в пекарне готовился хлеб и пока по мосту через Лабу не перешли все отходившие подразделения и детские дома с детьми испанских республиканцев. Было им от тринадцати до семнадцати лет, и судьба их не могла не волновать нас. Бойцы делились с ними всем, чем могли, всячески оберегали и поддерживали их...
Хлеб, казалось, выпекался слишком долго, но батальон не терял времени даром. Глазков приказал Давидичу собрать имевшийся на руднике аммонит и подготовить мост к уничтожению. И когда последняя повозка с хлебом, громыхая по бревнам, проскочила мост, сержант Зорин и Давидич (он был тогда младшим политруком) подожгли бикфордовы шнуры. Взрыв разнес бревна моста в щепки к великой ярости егерей.
Таким же образом был уничтожен и второй мост. С него расчет станкового пулемета, которым командовал светловолосый боец Анатолий Попов, расстрелял немецких мотоциклистов, все же перебравшихся через Лабу в районе первого моста и бросившихся вдогонку нашим.
Потом взрывчатка кончилась, да и мосты дальше пошли пешеходные. Пришлось батальону оставить свою батарею: на руках пушки не понесешь. Но перед этим командир батареи, высокий лейтенант кубанец Дударь, приказал установить пушки на площадке, с которой просматривалась долина километра на два назад. Он подождал, пока батальон гитлеровцев полностью втянулся в ущелье, отрезал огнем их отход и подал команду:
– Беглым, триста снарядов – огонь!
И весь боекомплект обрушился на немецкую колонну. Бежать немцам было некуда, слева отвесные скалы, а справа обрыв и бурная Лаба. Вряд ли кто-либо спасся там. Этот эпизод подтверждает мысль, которую в беседах с нами высказывали Тюленев, Сергацков и многие другие участники обороны, что если бы враг встретил более серьезное сопротивление на северных склонах хребта, потери наши были значительно меньше.
Вынув замки из орудий и сбросив их в Лабу, артиллеристы направились к висячему мосту. Гитлеровцы, ошеломленные артналетом, некоторое время не предпринимали наступления, и это дало возможность командованию батальона переправить в первую очередь воспитанников детских домов и гражданское население. Вскоре налетели “фокке-вульфы”, началась бомбежка и почти неизбежно связанная с ней паника. Виктор Николаевич вспоминает, что приходилось буквально с пистолетом наводить порядок, следить, чтобы мост не перегружался, не оборвались тросы. Лошадей выпрягали из повозок, с трудом переводили их по шаткому мосту, а потом на руках переносили повозки. Переправа длилась почти сутки, и после того, как рота прикрытия прошла по мосту, он был взорван.
Чем выше в горы, тем круче и уже тропа. У верхнего лесопункта, в поселке Пхия, пришлось оставить и повозки. Теперь имущество навьючили на лошадей. Веревки натирали им кровоточащие раны, а путь к Санчаро продолжался еще несколько дней.
В один из последних дней августа отступавшие поднялись на ледник. Раскованные лошади начали падать от усталости и голода. Пришлось вьюки перекладывать на людей. Лед слепил глаза и обжигал полубосые ноги. Их обматывали кусками шинелей или сыромятной кожи и шли дальше. Перед самым перевалом тропа разветвлялась на две: одна забирала вправо, другая, более длинная, но удобная шла левее. Те, кто был с вьюками, а также воспитанники детских домов отправились влево. Колхозники, эвакуировавшиеся с Кубани, и ребята-испанцы пошли по правой тропе. Повел их один из председателей колхозов. Дня за два до этого батальон снова соединился с группой Ройзмана. Батальон Глазкова вошел в состав 2-го сводного полка.
После этого был зачитан приказ командира 25-го погранполка о назначении на должности офицеров. Командиром сводного полка стал капитан Ройзман, комиссаром – старший политрук Леонов, агитатором – старший политрук Глазков, ответственным секретарем партбюро – младший политрук Валериан Гуляев, помначштаба полка – старший лейтенант Вальков, командиром второго батальона – старший лейтенант Березкин, командиром первой роты – младший лейтенант Яков Фрудгарт. Самого Давидича назначили ответсекретарем бюро ВЛКСМ полка. Других офицеров он не запомнил.
Итак, разделившись на две группы, полк пошел по двум тропам. Налегке они шли быстрее, но егеря все же нагнали их, и многие погибли, попав в засаду там, где тропы вновь соединялись. Когда передовые подразделения полка приблизились к развилке, егеря открыли пулеметный и автоматный огонь. Завязался бой. К вечеру командование полка организовало атаку, и едва стемнело, первый батальон отчаянным броском сбил ненцев с развилки. Те отошли вниз, и полк вслед за атакующим батальоном ночью вышел на Санчарский перевал, прихватив с собой оставшихся вьючных лошадей и раненых.
– На перевале, – говорит Виктор Николаевич, – мы встретились с батальоном или ротой 808-го полка, которая пришла сюда раньше и заняла оборону. В связи с тем, что оборона уже была организована, командование 25-го пoгранполка решило отойти на отдых и перегруппировку к Сухуми. 28 августа, задержавшись на сутки в Псху, мы двинулись по берегу реки Бзыбь на хутор Решевой и дальше, к перевалу Доу...
Давидич вспоминает, что по пути к Сухуми они встретили истребительный отряд сухумских рабочих (были на перевалах, оказывается, и такие) численностью до ста человек. В тот же день над колонной отходивших кружился истребитель И-16. Он сбросил вымпел и улетел, но вымпел найти не удалось, поэтому подразделения продолжали отход. За перевалом Доу колонну встретили несколько всадников, среди них был полковник Пияшев. Он приказал Ройзману построить полк и сообщил бойцам и командирам, что подразделение 808-го полка не удержало перевал и что, кроме них, а также 25-го погранполка, вблизи нет реальной силы, которая остановила бы немцев.
– Если мы гитлеровцев не остановим, то они выйдут к морю, и тогда вся группировка советских войск от Новороссийска до Сухуми будет отрезана, – сказал Пияшев. Он помолчал и добавил: – Кому дорога Советская Родина – три шага вперед!
И весь полк шагнул вперед. Солнце тускло светилось на потемневших штыках, грело небритые, усталые лица. Сухуми был совсем рядом, километрах в тридцати. Уже ощущалось теплое дыхание моря, а от запаха трав и цветов кружилась голова. Но без единого звука солдаты пошли обратно вверх, к холодным и мрачным скалам перевала, В Сухуми отправили лишь раненых и больных.
К заходу солнца подразделения полка поднялись на перевал Доу – теперь уже с южной стороны. Батальон старшего лейтенанта Березкина, шедший в авангарде, получил приказ: не останавливаясь, спуститься в хутор, Решевой и занять оборону, удерживая хутор до прихода основных сил. Батальон двинулся с перевала вниз, к хутору, к которому с противоположной стороны уже подходили немцы, тесня малочисленные воинские подразделения и отряды сухумских рабочих. Остальные подразделения полка получили несколько часов отдыха. Измученные бойцы падали на прохладную влажную землю и мгновенно засыпали. В этот день они дважды поднимались на перевал и спускались с него.
Ночью на перевале стало очень холодно, туман и пронизывающий ветер пробирали до костей. Мучил голод; пристрелив лошадь, поделили мясо между бойцами и начали его варить, – кто в котелках, а кто и в касках. Иные пытались поджаривать мясо на шомполах. Ни хлеба, ни соли не было. Сырые дрова горели плохо. Пришлось в конце концов жевать полусырое мясо и снова устраиваться на отдых. Но холод долго не давал уснуть.
Ранним утром 29 августа к Давидичу подошел старший политрук Леонов.
– Пока мы тут собираемся да раскачиваемся, – сказал он, – ты пройди вперед, передай батальону, чтоб держались и что мы следом придем...
С пистолетом в руке Давидич пошел по тропе вниз, слыша за спиной приглушенный туманом говор, стук котлов и прикладов, клацанье проверяемых затворов – звуки готовящегося к маршу полка.
Примерно через час впереди послышался шум боя. Гулким эхом разносились по долине автоматные и винтовочные выстрелы. У первого хуторского домика между тем сидели трое; старшина второго батальона и два бойца. Они варили картошку.
– Где штаб батальона? – спросил Давидич.
– Вот сюда идти надо, – сказал старшина и показал направление. – Да вы не спешите, попробуйте картошки нашей.
– Спасибо. Надо спешить.
Свернув с тропы влево, Давидич зашагал на выстрелы, к северной окраине хутора, где был мост через реку Бзыбь.
Ярко светило солнце. Выстрелы впереди стихли. Давидич, раздвигая заросли ежевики и, срывая на ходу ягоды, пересек ручей, поднялся по склону овражка вверх и прямо перед собой увидел человек двенадцать рослых егерей. Они шли редкой цепью, держа наготове автоматы, засученные рукава придавали им зловещий вид. Изредка, не прекращая кругового наблюдения, они переговаривались. Шум ручья скрыл шорох кустов, и это спасло Давидича. Почти машинально он упал в кусты, и тотчас прогремела над ним автоматная очередь, срезанные пулями листья посыпались сверху. Перескочив ручей, Давидич выбежал на поляну и тут встретился с двумя бойцами, бежавшими ему навстречу.
– В чем дело? – спросил он. – Куда вы бежите?
– Там немцы, – ответил один боец, – мы окружены, многие убиты и ранены, помощи нет.
– Вы пулеметчики?
– Да.
– Так где же ваш пулемет?
– Там...
– Бегом за ним!
Через несколько минут пулемет был доставлен. Втроем они отбежали к домику, где некоторое время назад Давидич разговаривал с бойцами, варившими картошку. Старшины и одного бойца не было видно. Второй, раскинув руки, лежал мертвым на пороге домика.
Отходя по тропе к подножью горы, Давидич увидел там еще человек восемь бойцов и командиров. С ними был комбат Березкин. Заняв оборону, эта группа открыла огонь по цепи егерей, прочесывающих хутор. К счастью, совсем скоро подошли основные силы полка, и хутор не был потерян, хотя и достался слишком дорогой ценой. Виктор Николаевич вспоминает, что особенно большой урон нанесли полку снайперы противника. Они заняли высокие и густые деревья и другие скрытые позиции, и оттуда снимали наших бойцов, менявших позиции или неосторожно показывавшихся из-за укрытия.
В этот день, 29 августа, многие наши бойцы дрались насмерть. Память, сетует Виктор Николаевич, не сохранила всех имен. Анатолий Попов, политрук пулеметной роты, гранатами уничтожил пулеметный расчет гитлеровцев, а рота Якова Фрудгарта отбила восемь атак егерей. Анатолий Попов погиб через день после этого в разведке. Его тело, изуродованное гитлеровцами, было позднее найдено на кукурузном поле...
Таким образом, сводный армейский стрелковый полк, а также те небольшие подразделения, о которых мы уже знаем из рассказа Голика, удерживали позиции на хуторе Решевом до подхода 25-го погранполка и 307-го полка. Начались наступательные бои, руководил которыми штаб группы войск Санчарского направления под командованием полковника И. И. Пияшева. Кстати, в этих боях большую помощь нашим войскам оказали колхозники хутора Решевого во главе со своим председателем сельсовета товарищем Шапкиным. Они помогали ориентироваться в горах, служили проводниками.
Примерно пятого сентября штаб полковника Пияшева разработал план овладения селением Псху. Там была посадочная площадка для самолетов, которая могла бы снять все заботы о снабжении войск. Так оно потом и получилось. Самолеты ПО-2 через несколько дней стали летать регулярно, они доставляли сражавшимся подразделениям все необходимое.
В это время было получено подкрепление – батальон курсантов Тбилисского пехотного училища под командованием преподавателя тактики майора Кушнир.
План овладения Псху был таков: в лоб наступал 2-й сводный полк. Правее его шел 307-й полк, а еще правее – 25-й пограничный полк. В его задачу входило: выйти севернее Псху и, овладев перевалом Чамашхо, закрыть пути отхода немцев из селения. Левее сводного полка должен был наступать отряд Тбилисского пехотного училища, перед которым стояла задача: перерезать Санчарскую тропу.
Приступив к выполнению этого плана, наши подразделения выбили немцев из хутора, успешно развили наступление и 7 сентября вышли к южной окраине Псху. Немцы сопротивлялись отчаянно. Их минометы буквально засыпали минами наступающих.
– Наши потери были значительными, но наступательный порыв вел нас вперед, – рассказывает Виктор Николаевич. – Днем седьмого сентября тяжело ранило моего друга и боевого товарища Сашу Копнова. Почему-то все звали его Сашей, хотя имя его было Алексей. Осколками мины ему перебило обе ноги. Его отнесли в хутор Решевой, где находился штаб полка, и к вечеру от большой потери крови он скончался. Если бы это случилось днем позже, когда мы уже взяли Псху, его можно было бы отправить самолетом в Сухуми и спасти...
Умелыми действиями всех боевых подразделений, находившихся тогда в районе Псху, утром 8 сентября в ожесточенном бою в селении был полностью разгромлен горнострелковый полк немцев. Фашисты понесли большие потери, поспешно отступили, оставив трупы своих солдат, много вьючного снаряжения, мулов и лошадей, боеприпасы и оружие.
И сейчас еще сохранились в тех районах следы кладбищ, на которых когда-то с немецкой аккуратностью были поставлены березовые кресты.
Немцы отходили из Псху двумя тропами. Одна по реке Бзыбь вела на Санчарский перевал, вторая – на перевал Аллаштраху. Егеря сопротивлялись отчаянно, пытаясь удержаться на удобных для обороны рубежах, цепляясь за каждую высоту. Лишь примерно к концу сентября паши войска оттеснили гитлеровцев к Аллаштраху и вплотную подошли к Санчаро.
– В те дни развернулось и у нас снайперское движение, – говорит Виктор Николаевич. – Лучшие бойцы-комсомольцы брали торжественные обязательства открыть личные счета истребленных гитлеровцев. Началась настоящая охота за фрицами. Горных егерей всюду подстерегали пули наших снайперов. Лучшим снайпером сводного полка был комсомолец 1-й стрелковой роты Валеулин. На его счету числилось 97 уничтоженных гитлеровцев. Многих тогда наградили орденами и медалями. Помню, как получил орден Красного Знамени пулеметчик Ломиченко, человек огромной физической силы. Станковый пулемет он носил, словно игрушку...
Мужество и стойкость в боях за освобождение села Псху, а также на перевалах Санчаро, Аллаштраху, Чамашхо и других проявили бойцы 25-го погранполка. За оборону перевала полк был удостоен ордена Красного Знамени, а многие бойцы и офицеры награждены в 1942 году орденами и медалями.
Долгое время нам не удалось найти ветеранов 25-го погранполка. Свою помощь в розыске героев нам предложили члены туристского клуба “Романтик” – студенты Одесского политехнического института, которые после нашей встречи в Одессе ежегодно проводят экспедиции и туристские походы на перевалы Главного Кавказского хребта. Особенно большую исследовательскую работу провели студенты Леня и Алла Суховей.
Гавриил Алексеевич Безотосный рассказывает, что основу полка составил 25-й пограничный отряд, который до начала войны охранял границу по реке Прут, южнее Кишинева.
Здесь отряд в первые дни войны встретился с фашистами.
– Особенно отличались, – вспоминает Гавриил Алексеевич, пятая застава под командованием В. М. Тужлова. На территории этой заставы находился мост через реку Прут, который немцы пытались захватить во что бы то ни стало. В первый день горстка пограничников в количестве 50 человек отразила яростные атаки противника, превосходящего силой в 25—30 раз. Защитники границы отражали в день по 14 атак. За особый героизм и мужество четверым нашим пограничникам – лейтенанту К. Ф. Ветчинкину, старшему лейтенанту А. К. Константинову, сержанту В. Ф. Михалькову и сержанту И. Д. Бузыцкову – были присвоены звания Героев Советского Союза. В. М. Тужлов награжден орденом Красного Знамени...
В августе 1942 года погранполк отступал по реке Лабо в горы, так как путь отхода в сторону г. Грозного был отрезан немцами. Полк имел назначение сосредоточиться в Сочи, пополнить свой состав и занять оборону по берегу.
Но 28 августа 1942 года в долине Двуречье, за перевалом Доу полк встретил командующего группой войск Санчарского направления полковника Пияшева, который сообщил, что ввиду критического положения на перевалах приказ о выходе полка в Сочи отменяется, и поставил задачу – атаковать селенье Псху, взять перевалы Санчаро, Аллаштраху, Цегеркер.
Командир 25-го погранполка полковник Василий Борисович Архипов, комиссар полка старший батальонный комиссар А. И. Курбатов, начальник штаба полка майор С. А. Мартынов приняли приказ и в составе группы войск Пияшева повели полк на штурм этих высот.
Ветераны полка и сейчас вспоминают два смелых рейда в глубокий тыл врага, проведенных диверсионным отрядом добровольцев-пограничников во главе с майором С. А. Мартыновым и старшим политруком В. В. Никольским.
Многие пограничники повторили на Санчарском перевале подвиг своих однополчан, свершенный в первый день войны на границе. Снайпер Молибога, пулеметчик Петр Левков, сержант Волобуев, рядовой Федор Евстигнеев, старший политрук В. П. Варя, старший лейтенант Зайцев, сержант Борис Борисов погибли героической смертью. И тогда сами солдаты, их друзья, сложили о них песню:
“В боях на Санчарском перевале 25-м пограничным полком было уничтожено 1061 солдат и офицер противника, кроме того, уничтожено 4 минометных батареи, 17 пулеметов, 8 больших караванов лошадей с вьюками. Взяты значительные трофеи, переданные на склады Красной Армии”.
25-й погранполк находился на защите перевала Санчаро и других с 20 августа по 25 октября, затем охранял Мамисонский перевал, участвовал в боях за Моздок, Армавир, Ростов, Херсон, Николаев, Одессу. За особо успешные бои на Днестре получил наименование Нижне-Днестровский. Свой славный боевой путь полк закончил в Австрии, пройдя с боями Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию.
Ничего определенного мы не знали и о другой части – 307-м стрелковом полке, оборонявшем перевалы, пока не поговорили мы с бывшим командиром взвода 307-го полка, принимавшим участие в боях на перевале Санчаро, Константином Адольфовичем Янушек. Он живет сейчас в Попильнянском районе Житомирской области. А встречались мы с ним летом 1965 года на турбазах “Чегем” и “Архыз”, где он находился в качестве сопровождающего группы туристов Одесского политехнического института на Санчарский перевал.
– Первое боевое крещение, – рассказывает Константин Адольфович, – получил я в бою за село Псху, а затем на Санчаре.
Оборону наш взвод занимал на гребне перевала.
Егеря были рядом – хорошо была слышна их речь. О чем они перекликаются? Похоже, что подают какую-то команду. Может быть, приготовиться к атаке.
Мы этого ожидаем. Разместились за камнями и ждем, прислушиваемся. Тревожная тишина.
– Наверно, завтракают, гады, – зло прошептал совсем юный солдат.
Мне больно слушать этого солдата. Ведь у нас нет ни сухаря, ни воды. Те, кого невыносимо мучила жажда, на рассвете слизывали росу на камнях. А сейчас и росы нет.
Когда ожидаешь боя, не хочется говорить и думать о войне. Она перед тобой и в тебе.
С гордостью смотрю на своих хлопцев. Почти все они из Ростовской области и Приазовья. Многим из них исполнилось только по восемнадцать. Все – комсомольцы.
Из-за гребня снова слышится немецкий разговор, более оживленный. Мы поняли – они получают команду.
Я тоже передаю приказ:
– Приготовить гранаты!
И в эту минуту выяснилось, что бойцы не умеют обращаться с гранатами РГ-42. Их выдали нам только перед маршем, и они не успели их изучить. Как же быть? Решение пришло мгновенно:
– Гранаты передать мне!
И тут же объясняю, кому откуда вести автоматный огонь.
– Стрелять залпами в тот момент, тогда я буду бросать гранаты.
И когда егеря поднялись в атаку, я скомандовал: “Пли!” и бросил между скал первую гранату. В эту же секунду грянул дружный залп – один, второй, третий...
Эхо в горах стократ повторяет грохот боя. Здесь каждая скала тебе друг и в то же время враг. Она и защищает от пуль и рикошетом отражает в тебя и пулю, ранит множествами острых каменных осколков.
В этот день мы отразили шесть атак егерей. На второй и третий день гитлеровцы снова пытались пройти, но напор их был уже слабее. Видимо, мы нанесли им серьезный урон...
Ясную картину боев с участием 307-го полка мы видим из документов Центрального архива Министерства обороны СССР.
Здесь сохранились боевые донесения и другие материалы, подготовленные начальником оперативного отдела штаба дивизии подполковником С. Ф. Бегуновым, редактором дивизионной газеты “Знамя победы” Я. А. Кронрод и старшим инструктором политотдела по работе среди войск противника капитаном Ю. А. Степановым.
Из этих документов видно, что 307-й полк входил в состав 61-й стрелковой дивизии, которая 22 августа 1942 года была передана из 45-й в 46-ю армию.
307-й полк первое боевое крещение получил на Гудаутском перевале, занятом к тому времени противником. Здесь действовали части 101-й альпийской дивизии немцев, которая прошла летнюю подготовку в Карпатских горах.
28 августа полк получил приказ: сбить немцев с Гудаутского перевала и во взаимодействии с группой полковника Пияшева овладеть Санчарским перевалом.
Вот что говорится об этом в боевом донесении:
“...307-й стрелковый полк на марше восточное Гудауты был возвращен к горам и направлен вдоль восточного берега шумной горной реки. Ему предстояло встретиться и нанести удар частям сильной и подготовленной 101-й альпийской дивизии. Переход был несказанно тяжелым. Из села Мцари к Гудаутскому перевалу вела единственная труднопроходимая горная тропа. Обычно ею пользовались лишь охотники. Люди сами несли станковые пулеметы, ротные и несколько батальонных минометов. За полком с трудом двигалось несколько навьюченных лошадей. Плохо было с продовольствием, Каждый боец имел сухой паек всего на одни сутки. Два дня поднимался полк по тропе, пролегавшей лесными склонами крутых гор и по скалам. Люди шли поодиночке. Всякий неосторожный шаг угрожал пропастью. Лошадей вели под уздцы. Особенно отягощали переход непрекращающиеся дожди... Преследуя противника малыми группами, полк продолжал путь в глубь Кавказских гор. Утром 5 сентября полк проходит по необычайно крутому спуску. Люди продвигались гуськом, медленно, с опаской, каждое резкое движение могло вызвать обвал, который бы смял идущих впереди. Но все обошлось благополучно, и вечером полк вышел на берег реки Бзыбь. В это время на Бзыбь вышли части полковника Пияшева и батальон Тбилисского пехотного училища. Все эти части были объединены в “группу Пияшева”.
Немцы приготовились к обороне единственного на южных склонах Главного Кавказского хребта в районе перевала Доу населенного пункта Псху. Этот пункт служил базой снабжения немецких частей, действовавших в горах, так как в его окрестностях располагался удобный аэродром. Немецкая оборона проходила по высотам юго-восточнее Псху, затем по реке Бзыбь (на участке переправы) и по вершинам скал, прикрывающих подход к Псху со стороны перевала Анчхо, вдоль реки Бзыбь. Стало известно, что немцы прорвались через Клухорскпй перевал и двигаются на юго-запад, чтобы выйти на переправу через Бзыбь, южнее Псху. В связи с этим 307-й полк выставляет заслоны, которые закрывают проход к реке. Полковник Пшпнев ставит полку задачу: во взаимодействии со сводным полком овладеть населенным пунктом Псху и прилегающим аэродромом, развивая наступление, выйти на вершину Главного Кавказского хребта и выбить немцев с Санчарского перевала. Третий батальон 307-го полка под командованием старшего лейтенанта Винцевича получил задачу обойти Псху с юго-востока по ущелью и внезапно с тыла атаковать аэродром и Псху. Первый батальон вместе с батальоном сводного полка наступал на переправу. 8 сентября утром третий батальон двумя ротами – лесом, по ущелью, вышел к аэродрому и внезапно напал на немцев, находившихся в домах. Третья рота атаковала Псху с юго-востока. В это же время несколько наших бомбардировщиков сбросили на Псху бомбы. На их аэродроме в Псху поднялась паника. Первый батальон открыл пулеметный огонь по немецкой роте, работавшей на переправе. Совпадение Ударов по переправе с атакой на Псху и бомбежкой – счастливая случайность, ибо связи как с третьим батальоном, так и авиацией не было. Результат получился отличный. К часу дня Псху с прилегающим аэродромом был взят 307-м полком. Здесь были захвачены медикаменты, продовольствие, оружие и боеприпасы. Через два дня самолеты стали приземляться на аэродроме, и снабжение боеприпасами и продовольствием наладилось.
Ройзман и Леонов сели на лошадей и отправились догонять погранполк, а мы остались удерживать рудник до той поры, пока в пекарне готовился хлеб и пока по мосту через Лабу не перешли все отходившие подразделения и детские дома с детьми испанских республиканцев. Было им от тринадцати до семнадцати лет, и судьба их не могла не волновать нас. Бойцы делились с ними всем, чем могли, всячески оберегали и поддерживали их...
Хлеб, казалось, выпекался слишком долго, но батальон не терял времени даром. Глазков приказал Давидичу собрать имевшийся на руднике аммонит и подготовить мост к уничтожению. И когда последняя повозка с хлебом, громыхая по бревнам, проскочила мост, сержант Зорин и Давидич (он был тогда младшим политруком) подожгли бикфордовы шнуры. Взрыв разнес бревна моста в щепки к великой ярости егерей.
Таким же образом был уничтожен и второй мост. С него расчет станкового пулемета, которым командовал светловолосый боец Анатолий Попов, расстрелял немецких мотоциклистов, все же перебравшихся через Лабу в районе первого моста и бросившихся вдогонку нашим.
Потом взрывчатка кончилась, да и мосты дальше пошли пешеходные. Пришлось батальону оставить свою батарею: на руках пушки не понесешь. Но перед этим командир батареи, высокий лейтенант кубанец Дударь, приказал установить пушки на площадке, с которой просматривалась долина километра на два назад. Он подождал, пока батальон гитлеровцев полностью втянулся в ущелье, отрезал огнем их отход и подал команду:
– Беглым, триста снарядов – огонь!
И весь боекомплект обрушился на немецкую колонну. Бежать немцам было некуда, слева отвесные скалы, а справа обрыв и бурная Лаба. Вряд ли кто-либо спасся там. Этот эпизод подтверждает мысль, которую в беседах с нами высказывали Тюленев, Сергацков и многие другие участники обороны, что если бы враг встретил более серьезное сопротивление на северных склонах хребта, потери наши были значительно меньше.
Вынув замки из орудий и сбросив их в Лабу, артиллеристы направились к висячему мосту. Гитлеровцы, ошеломленные артналетом, некоторое время не предпринимали наступления, и это дало возможность командованию батальона переправить в первую очередь воспитанников детских домов и гражданское население. Вскоре налетели “фокке-вульфы”, началась бомбежка и почти неизбежно связанная с ней паника. Виктор Николаевич вспоминает, что приходилось буквально с пистолетом наводить порядок, следить, чтобы мост не перегружался, не оборвались тросы. Лошадей выпрягали из повозок, с трудом переводили их по шаткому мосту, а потом на руках переносили повозки. Переправа длилась почти сутки, и после того, как рота прикрытия прошла по мосту, он был взорван.
Чем выше в горы, тем круче и уже тропа. У верхнего лесопункта, в поселке Пхия, пришлось оставить и повозки. Теперь имущество навьючили на лошадей. Веревки натирали им кровоточащие раны, а путь к Санчаро продолжался еще несколько дней.
В один из последних дней августа отступавшие поднялись на ледник. Раскованные лошади начали падать от усталости и голода. Пришлось вьюки перекладывать на людей. Лед слепил глаза и обжигал полубосые ноги. Их обматывали кусками шинелей или сыромятной кожи и шли дальше. Перед самым перевалом тропа разветвлялась на две: одна забирала вправо, другая, более длинная, но удобная шла левее. Те, кто был с вьюками, а также воспитанники детских домов отправились влево. Колхозники, эвакуировавшиеся с Кубани, и ребята-испанцы пошли по правой тропе. Повел их один из председателей колхозов. Дня за два до этого батальон снова соединился с группой Ройзмана. Батальон Глазкова вошел в состав 2-го сводного полка.
После этого был зачитан приказ командира 25-го погранполка о назначении на должности офицеров. Командиром сводного полка стал капитан Ройзман, комиссаром – старший политрук Леонов, агитатором – старший политрук Глазков, ответственным секретарем партбюро – младший политрук Валериан Гуляев, помначштаба полка – старший лейтенант Вальков, командиром второго батальона – старший лейтенант Березкин, командиром первой роты – младший лейтенант Яков Фрудгарт. Самого Давидича назначили ответсекретарем бюро ВЛКСМ полка. Других офицеров он не запомнил.
Итак, разделившись на две группы, полк пошел по двум тропам. Налегке они шли быстрее, но егеря все же нагнали их, и многие погибли, попав в засаду там, где тропы вновь соединялись. Когда передовые подразделения полка приблизились к развилке, егеря открыли пулеметный и автоматный огонь. Завязался бой. К вечеру командование полка организовало атаку, и едва стемнело, первый батальон отчаянным броском сбил ненцев с развилки. Те отошли вниз, и полк вслед за атакующим батальоном ночью вышел на Санчарский перевал, прихватив с собой оставшихся вьючных лошадей и раненых.
– На перевале, – говорит Виктор Николаевич, – мы встретились с батальоном или ротой 808-го полка, которая пришла сюда раньше и заняла оборону. В связи с тем, что оборона уже была организована, командование 25-го пoгранполка решило отойти на отдых и перегруппировку к Сухуми. 28 августа, задержавшись на сутки в Псху, мы двинулись по берегу реки Бзыбь на хутор Решевой и дальше, к перевалу Доу...
Давидич вспоминает, что по пути к Сухуми они встретили истребительный отряд сухумских рабочих (были на перевалах, оказывается, и такие) численностью до ста человек. В тот же день над колонной отходивших кружился истребитель И-16. Он сбросил вымпел и улетел, но вымпел найти не удалось, поэтому подразделения продолжали отход. За перевалом Доу колонну встретили несколько всадников, среди них был полковник Пияшев. Он приказал Ройзману построить полк и сообщил бойцам и командирам, что подразделение 808-го полка не удержало перевал и что, кроме них, а также 25-го погранполка, вблизи нет реальной силы, которая остановила бы немцев.
– Если мы гитлеровцев не остановим, то они выйдут к морю, и тогда вся группировка советских войск от Новороссийска до Сухуми будет отрезана, – сказал Пияшев. Он помолчал и добавил: – Кому дорога Советская Родина – три шага вперед!
И весь полк шагнул вперед. Солнце тускло светилось на потемневших штыках, грело небритые, усталые лица. Сухуми был совсем рядом, километрах в тридцати. Уже ощущалось теплое дыхание моря, а от запаха трав и цветов кружилась голова. Но без единого звука солдаты пошли обратно вверх, к холодным и мрачным скалам перевала, В Сухуми отправили лишь раненых и больных.
К заходу солнца подразделения полка поднялись на перевал Доу – теперь уже с южной стороны. Батальон старшего лейтенанта Березкина, шедший в авангарде, получил приказ: не останавливаясь, спуститься в хутор, Решевой и занять оборону, удерживая хутор до прихода основных сил. Батальон двинулся с перевала вниз, к хутору, к которому с противоположной стороны уже подходили немцы, тесня малочисленные воинские подразделения и отряды сухумских рабочих. Остальные подразделения полка получили несколько часов отдыха. Измученные бойцы падали на прохладную влажную землю и мгновенно засыпали. В этот день они дважды поднимались на перевал и спускались с него.
Ночью на перевале стало очень холодно, туман и пронизывающий ветер пробирали до костей. Мучил голод; пристрелив лошадь, поделили мясо между бойцами и начали его варить, – кто в котелках, а кто и в касках. Иные пытались поджаривать мясо на шомполах. Ни хлеба, ни соли не было. Сырые дрова горели плохо. Пришлось в конце концов жевать полусырое мясо и снова устраиваться на отдых. Но холод долго не давал уснуть.
Ранним утром 29 августа к Давидичу подошел старший политрук Леонов.
– Пока мы тут собираемся да раскачиваемся, – сказал он, – ты пройди вперед, передай батальону, чтоб держались и что мы следом придем...
С пистолетом в руке Давидич пошел по тропе вниз, слыша за спиной приглушенный туманом говор, стук котлов и прикладов, клацанье проверяемых затворов – звуки готовящегося к маршу полка.
Примерно через час впереди послышался шум боя. Гулким эхом разносились по долине автоматные и винтовочные выстрелы. У первого хуторского домика между тем сидели трое; старшина второго батальона и два бойца. Они варили картошку.
– Где штаб батальона? – спросил Давидич.
– Вот сюда идти надо, – сказал старшина и показал направление. – Да вы не спешите, попробуйте картошки нашей.
– Спасибо. Надо спешить.
Свернув с тропы влево, Давидич зашагал на выстрелы, к северной окраине хутора, где был мост через реку Бзыбь.
Ярко светило солнце. Выстрелы впереди стихли. Давидич, раздвигая заросли ежевики и, срывая на ходу ягоды, пересек ручей, поднялся по склону овражка вверх и прямо перед собой увидел человек двенадцать рослых егерей. Они шли редкой цепью, держа наготове автоматы, засученные рукава придавали им зловещий вид. Изредка, не прекращая кругового наблюдения, они переговаривались. Шум ручья скрыл шорох кустов, и это спасло Давидича. Почти машинально он упал в кусты, и тотчас прогремела над ним автоматная очередь, срезанные пулями листья посыпались сверху. Перескочив ручей, Давидич выбежал на поляну и тут встретился с двумя бойцами, бежавшими ему навстречу.
– В чем дело? – спросил он. – Куда вы бежите?
– Там немцы, – ответил один боец, – мы окружены, многие убиты и ранены, помощи нет.
– Вы пулеметчики?
– Да.
– Так где же ваш пулемет?
– Там...
– Бегом за ним!
Через несколько минут пулемет был доставлен. Втроем они отбежали к домику, где некоторое время назад Давидич разговаривал с бойцами, варившими картошку. Старшины и одного бойца не было видно. Второй, раскинув руки, лежал мертвым на пороге домика.
Отходя по тропе к подножью горы, Давидич увидел там еще человек восемь бойцов и командиров. С ними был комбат Березкин. Заняв оборону, эта группа открыла огонь по цепи егерей, прочесывающих хутор. К счастью, совсем скоро подошли основные силы полка, и хутор не был потерян, хотя и достался слишком дорогой ценой. Виктор Николаевич вспоминает, что особенно большой урон нанесли полку снайперы противника. Они заняли высокие и густые деревья и другие скрытые позиции, и оттуда снимали наших бойцов, менявших позиции или неосторожно показывавшихся из-за укрытия.
В этот день, 29 августа, многие наши бойцы дрались насмерть. Память, сетует Виктор Николаевич, не сохранила всех имен. Анатолий Попов, политрук пулеметной роты, гранатами уничтожил пулеметный расчет гитлеровцев, а рота Якова Фрудгарта отбила восемь атак егерей. Анатолий Попов погиб через день после этого в разведке. Его тело, изуродованное гитлеровцами, было позднее найдено на кукурузном поле...
Таким образом, сводный армейский стрелковый полк, а также те небольшие подразделения, о которых мы уже знаем из рассказа Голика, удерживали позиции на хуторе Решевом до подхода 25-го погранполка и 307-го полка. Начались наступательные бои, руководил которыми штаб группы войск Санчарского направления под командованием полковника И. И. Пияшева. Кстати, в этих боях большую помощь нашим войскам оказали колхозники хутора Решевого во главе со своим председателем сельсовета товарищем Шапкиным. Они помогали ориентироваться в горах, служили проводниками.
Примерно пятого сентября штаб полковника Пияшева разработал план овладения селением Псху. Там была посадочная площадка для самолетов, которая могла бы снять все заботы о снабжении войск. Так оно потом и получилось. Самолеты ПО-2 через несколько дней стали летать регулярно, они доставляли сражавшимся подразделениям все необходимое.
В это время было получено подкрепление – батальон курсантов Тбилисского пехотного училища под командованием преподавателя тактики майора Кушнир.
План овладения Псху был таков: в лоб наступал 2-й сводный полк. Правее его шел 307-й полк, а еще правее – 25-й пограничный полк. В его задачу входило: выйти севернее Псху и, овладев перевалом Чамашхо, закрыть пути отхода немцев из селения. Левее сводного полка должен был наступать отряд Тбилисского пехотного училища, перед которым стояла задача: перерезать Санчарскую тропу.
Приступив к выполнению этого плана, наши подразделения выбили немцев из хутора, успешно развили наступление и 7 сентября вышли к южной окраине Псху. Немцы сопротивлялись отчаянно. Их минометы буквально засыпали минами наступающих.
– Наши потери были значительными, но наступательный порыв вел нас вперед, – рассказывает Виктор Николаевич. – Днем седьмого сентября тяжело ранило моего друга и боевого товарища Сашу Копнова. Почему-то все звали его Сашей, хотя имя его было Алексей. Осколками мины ему перебило обе ноги. Его отнесли в хутор Решевой, где находился штаб полка, и к вечеру от большой потери крови он скончался. Если бы это случилось днем позже, когда мы уже взяли Псху, его можно было бы отправить самолетом в Сухуми и спасти...
Умелыми действиями всех боевых подразделений, находившихся тогда в районе Псху, утром 8 сентября в ожесточенном бою в селении был полностью разгромлен горнострелковый полк немцев. Фашисты понесли большие потери, поспешно отступили, оставив трупы своих солдат, много вьючного снаряжения, мулов и лошадей, боеприпасы и оружие.
И сейчас еще сохранились в тех районах следы кладбищ, на которых когда-то с немецкой аккуратностью были поставлены березовые кресты.
Немцы отходили из Псху двумя тропами. Одна по реке Бзыбь вела на Санчарский перевал, вторая – на перевал Аллаштраху. Егеря сопротивлялись отчаянно, пытаясь удержаться на удобных для обороны рубежах, цепляясь за каждую высоту. Лишь примерно к концу сентября паши войска оттеснили гитлеровцев к Аллаштраху и вплотную подошли к Санчаро.
– В те дни развернулось и у нас снайперское движение, – говорит Виктор Николаевич. – Лучшие бойцы-комсомольцы брали торжественные обязательства открыть личные счета истребленных гитлеровцев. Началась настоящая охота за фрицами. Горных егерей всюду подстерегали пули наших снайперов. Лучшим снайпером сводного полка был комсомолец 1-й стрелковой роты Валеулин. На его счету числилось 97 уничтоженных гитлеровцев. Многих тогда наградили орденами и медалями. Помню, как получил орден Красного Знамени пулеметчик Ломиченко, человек огромной физической силы. Станковый пулемет он носил, словно игрушку...
Мужество и стойкость в боях за освобождение села Псху, а также на перевалах Санчаро, Аллаштраху, Чамашхо и других проявили бойцы 25-го погранполка. За оборону перевала полк был удостоен ордена Красного Знамени, а многие бойцы и офицеры награждены в 1942 году орденами и медалями.
Долгое время нам не удалось найти ветеранов 25-го погранполка. Свою помощь в розыске героев нам предложили члены туристского клуба “Романтик” – студенты Одесского политехнического института, которые после нашей встречи в Одессе ежегодно проводят экспедиции и туристские походы на перевалы Главного Кавказского хребта. Особенно большую исследовательскую работу провели студенты Леня и Алла Суховей.
Гавриил Алексеевич Безотосный рассказывает, что основу полка составил 25-й пограничный отряд, который до начала войны охранял границу по реке Прут, южнее Кишинева.
Здесь отряд в первые дни войны встретился с фашистами.
– Особенно отличались, – вспоминает Гавриил Алексеевич, пятая застава под командованием В. М. Тужлова. На территории этой заставы находился мост через реку Прут, который немцы пытались захватить во что бы то ни стало. В первый день горстка пограничников в количестве 50 человек отразила яростные атаки противника, превосходящего силой в 25—30 раз. Защитники границы отражали в день по 14 атак. За особый героизм и мужество четверым нашим пограничникам – лейтенанту К. Ф. Ветчинкину, старшему лейтенанту А. К. Константинову, сержанту В. Ф. Михалькову и сержанту И. Д. Бузыцкову – были присвоены звания Героев Советского Союза. В. М. Тужлов награжден орденом Красного Знамени...
В августе 1942 года погранполк отступал по реке Лабо в горы, так как путь отхода в сторону г. Грозного был отрезан немцами. Полк имел назначение сосредоточиться в Сочи, пополнить свой состав и занять оборону по берегу.
Но 28 августа 1942 года в долине Двуречье, за перевалом Доу полк встретил командующего группой войск Санчарского направления полковника Пияшева, который сообщил, что ввиду критического положения на перевалах приказ о выходе полка в Сочи отменяется, и поставил задачу – атаковать селенье Псху, взять перевалы Санчаро, Аллаштраху, Цегеркер.
Командир 25-го погранполка полковник Василий Борисович Архипов, комиссар полка старший батальонный комиссар А. И. Курбатов, начальник штаба полка майор С. А. Мартынов приняли приказ и в составе группы войск Пияшева повели полк на штурм этих высот.
Ветераны полка и сейчас вспоминают два смелых рейда в глубокий тыл врага, проведенных диверсионным отрядом добровольцев-пограничников во главе с майором С. А. Мартыновым и старшим политруком В. В. Никольским.
Многие пограничники повторили на Санчарском перевале подвиг своих однополчан, свершенный в первый день войны на границе. Снайпер Молибога, пулеметчик Петр Левков, сержант Волобуев, рядовой Федор Евстигнеев, старший политрук В. П. Варя, старший лейтенант Зайцев, сержант Борис Борисов погибли героической смертью. И тогда сами солдаты, их друзья, сложили о них песню:
В военном архиве пограничных войск сохранился документ, в котором подведены итоги боевых действий 25-го погранполка на перевале. В этом документе говорится:
Сурово, с лихвою врагу отомстят
Товарищи в битвах суровых.
Зовет нас вперед пылающий стяг,
Обрызганный кровью Левкова.
И мы не свернем с боевого пути,
Победною будет дорога.
И с нами, как прежде, всегда впереди
Бессмертный герой – Молибога.
“В боях на Санчарском перевале 25-м пограничным полком было уничтожено 1061 солдат и офицер противника, кроме того, уничтожено 4 минометных батареи, 17 пулеметов, 8 больших караванов лошадей с вьюками. Взяты значительные трофеи, переданные на склады Красной Армии”.
25-й погранполк находился на защите перевала Санчаро и других с 20 августа по 25 октября, затем охранял Мамисонский перевал, участвовал в боях за Моздок, Армавир, Ростов, Херсон, Николаев, Одессу. За особо успешные бои на Днестре получил наименование Нижне-Днестровский. Свой славный боевой путь полк закончил в Австрии, пройдя с боями Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию.
Ничего определенного мы не знали и о другой части – 307-м стрелковом полке, оборонявшем перевалы, пока не поговорили мы с бывшим командиром взвода 307-го полка, принимавшим участие в боях на перевале Санчаро, Константином Адольфовичем Янушек. Он живет сейчас в Попильнянском районе Житомирской области. А встречались мы с ним летом 1965 года на турбазах “Чегем” и “Архыз”, где он находился в качестве сопровождающего группы туристов Одесского политехнического института на Санчарский перевал.
– Первое боевое крещение, – рассказывает Константин Адольфович, – получил я в бою за село Псху, а затем на Санчаре.
Оборону наш взвод занимал на гребне перевала.
Егеря были рядом – хорошо была слышна их речь. О чем они перекликаются? Похоже, что подают какую-то команду. Может быть, приготовиться к атаке.
Мы этого ожидаем. Разместились за камнями и ждем, прислушиваемся. Тревожная тишина.
– Наверно, завтракают, гады, – зло прошептал совсем юный солдат.
Мне больно слушать этого солдата. Ведь у нас нет ни сухаря, ни воды. Те, кого невыносимо мучила жажда, на рассвете слизывали росу на камнях. А сейчас и росы нет.
Когда ожидаешь боя, не хочется говорить и думать о войне. Она перед тобой и в тебе.
С гордостью смотрю на своих хлопцев. Почти все они из Ростовской области и Приазовья. Многим из них исполнилось только по восемнадцать. Все – комсомольцы.
Из-за гребня снова слышится немецкий разговор, более оживленный. Мы поняли – они получают команду.
Я тоже передаю приказ:
– Приготовить гранаты!
И в эту минуту выяснилось, что бойцы не умеют обращаться с гранатами РГ-42. Их выдали нам только перед маршем, и они не успели их изучить. Как же быть? Решение пришло мгновенно:
– Гранаты передать мне!
И тут же объясняю, кому откуда вести автоматный огонь.
– Стрелять залпами в тот момент, тогда я буду бросать гранаты.
И когда егеря поднялись в атаку, я скомандовал: “Пли!” и бросил между скал первую гранату. В эту же секунду грянул дружный залп – один, второй, третий...
Эхо в горах стократ повторяет грохот боя. Здесь каждая скала тебе друг и в то же время враг. Она и защищает от пуль и рикошетом отражает в тебя и пулю, ранит множествами острых каменных осколков.
В этот день мы отразили шесть атак егерей. На второй и третий день гитлеровцы снова пытались пройти, но напор их был уже слабее. Видимо, мы нанесли им серьезный урон...
Ясную картину боев с участием 307-го полка мы видим из документов Центрального архива Министерства обороны СССР.
Здесь сохранились боевые донесения и другие материалы, подготовленные начальником оперативного отдела штаба дивизии подполковником С. Ф. Бегуновым, редактором дивизионной газеты “Знамя победы” Я. А. Кронрод и старшим инструктором политотдела по работе среди войск противника капитаном Ю. А. Степановым.
Из этих документов видно, что 307-й полк входил в состав 61-й стрелковой дивизии, которая 22 августа 1942 года была передана из 45-й в 46-ю армию.
307-й полк первое боевое крещение получил на Гудаутском перевале, занятом к тому времени противником. Здесь действовали части 101-й альпийской дивизии немцев, которая прошла летнюю подготовку в Карпатских горах.
28 августа полк получил приказ: сбить немцев с Гудаутского перевала и во взаимодействии с группой полковника Пияшева овладеть Санчарским перевалом.
Вот что говорится об этом в боевом донесении:
“...307-й стрелковый полк на марше восточное Гудауты был возвращен к горам и направлен вдоль восточного берега шумной горной реки. Ему предстояло встретиться и нанести удар частям сильной и подготовленной 101-й альпийской дивизии. Переход был несказанно тяжелым. Из села Мцари к Гудаутскому перевалу вела единственная труднопроходимая горная тропа. Обычно ею пользовались лишь охотники. Люди сами несли станковые пулеметы, ротные и несколько батальонных минометов. За полком с трудом двигалось несколько навьюченных лошадей. Плохо было с продовольствием, Каждый боец имел сухой паек всего на одни сутки. Два дня поднимался полк по тропе, пролегавшей лесными склонами крутых гор и по скалам. Люди шли поодиночке. Всякий неосторожный шаг угрожал пропастью. Лошадей вели под уздцы. Особенно отягощали переход непрекращающиеся дожди... Преследуя противника малыми группами, полк продолжал путь в глубь Кавказских гор. Утром 5 сентября полк проходит по необычайно крутому спуску. Люди продвигались гуськом, медленно, с опаской, каждое резкое движение могло вызвать обвал, который бы смял идущих впереди. Но все обошлось благополучно, и вечером полк вышел на берег реки Бзыбь. В это время на Бзыбь вышли части полковника Пияшева и батальон Тбилисского пехотного училища. Все эти части были объединены в “группу Пияшева”.
Немцы приготовились к обороне единственного на южных склонах Главного Кавказского хребта в районе перевала Доу населенного пункта Псху. Этот пункт служил базой снабжения немецких частей, действовавших в горах, так как в его окрестностях располагался удобный аэродром. Немецкая оборона проходила по высотам юго-восточнее Псху, затем по реке Бзыбь (на участке переправы) и по вершинам скал, прикрывающих подход к Псху со стороны перевала Анчхо, вдоль реки Бзыбь. Стало известно, что немцы прорвались через Клухорскпй перевал и двигаются на юго-запад, чтобы выйти на переправу через Бзыбь, южнее Псху. В связи с этим 307-й полк выставляет заслоны, которые закрывают проход к реке. Полковник Пшпнев ставит полку задачу: во взаимодействии со сводным полком овладеть населенным пунктом Псху и прилегающим аэродромом, развивая наступление, выйти на вершину Главного Кавказского хребта и выбить немцев с Санчарского перевала. Третий батальон 307-го полка под командованием старшего лейтенанта Винцевича получил задачу обойти Псху с юго-востока по ущелью и внезапно с тыла атаковать аэродром и Псху. Первый батальон вместе с батальоном сводного полка наступал на переправу. 8 сентября утром третий батальон двумя ротами – лесом, по ущелью, вышел к аэродрому и внезапно напал на немцев, находившихся в домах. Третья рота атаковала Псху с юго-востока. В это же время несколько наших бомбардировщиков сбросили на Псху бомбы. На их аэродроме в Псху поднялась паника. Первый батальон открыл пулеметный огонь по немецкой роте, работавшей на переправе. Совпадение Ударов по переправе с атакой на Псху и бомбежкой – счастливая случайность, ибо связи как с третьим батальоном, так и авиацией не было. Результат получился отличный. К часу дня Псху с прилегающим аэродромом был взят 307-м полком. Здесь были захвачены медикаменты, продовольствие, оружие и боеприпасы. Через два дня самолеты стали приземляться на аэродроме, и снабжение боеприпасами и продовольствием наладилось.