Страница:
Оба угрюмо молчали.
– Долго еще так будете стоять?
Тюфяки переминались с ноги на ногу, видимо, ждали наказания. И вдруг они поняли, что, по крайней мере сейчас, их не будут ни наказывать, ни даже бранить. Разом ринулись оба вперед, мгновенно скинули одежду, прыгнули в постели и спрятались под одеяла с головами.
– Спокойной ночи, – сухо бросил Петр Владимирович.
Игорь Ершов сел на кровати и с беспокойством спросил:
– Вы сейчас к девочкам пойдете? Рассказывать будете?
– Нет, не буду. Неужели вы думаете, что я сейчас в состоянии что-либо рассказывать? – с горечью ответил Петр Владимирович.
– Вы из-за нас? Из-за нас не хотите? И девчонкам сейчас об этом скажете?
Вася Крутов, высунув нос из-под одеяла, пробурчал:
– Мы больше не станем Вовку лупить.
Игорь Ершов захлопал мохнатыми ресницами и сказал:
– Вы не беспокойтесь, все ребята сейчас заснут. Вы только потушите, пожалуйста, свет. И пожалуйста, идите к девочкам рассказывать.
«Вот чего боятся мальчишки! Ведь девчонки завтра набросятся на них», – подумал Петр Владимирович.
– Нет, рассказывать я не буду. – Он повернул выключатель. – Спокойной ночи.
В темноте никто не увидел его хитрой улыбки.
Петр Владимирович спустился на третий этаж и потихоньку подошел к полуоткрытой двери.
В темной спальне негромко переговаривались. Он постоял немного, прислушиваясь к размеренным голосам, и понял, что девочки скоро заснут. Тогда он вновь поднялся к мальчикам. В их спальне царила тишина. Можно было спокойно отправляться домой.
В прихожей Петр Владимирович встретил Валерию Михайловну, разговаривавшую с воспитательницами.
– Все в порядке, они спят, – доложил он.
– Ой, сколько вам придется с ними мучиться! – грустно вздохнула Валерия Михайловна. – Но у меня создается впечатление, что вы с ними недостаточно решительны. Смотрите не повторите ошибок чересчур добросердечной Варвары Ивановны. – Она повысила голос: – Искренне советую вам – держите их в ежовых рукавицах.
Петр Владимирович ничего не ответил, оделся и вышел на площадь.
Ноябрьский вечер был морозный, но тихий. Миллионами разноцветных электрических огней горела, искрилась, переливалась Москва. Черные облака быстро плыли по звездному небу, то заслоняя, то вновь открывая блистающий серп месяца. Странные остроносые головы огромных крокозавров – подъемных кранов, казалось, разрезали облака…
Петр Владимирович решил пойти домой пешком. Он шел, вспоминая все подробности сегодняшнего дня. «Держите их в ежовых рукавицах», – говорила ему Валерия Михайловна. Она ведь опытный педагог. Но он всем существом своим восставал против этого совета.
ДУМЫ КЛЮЧИКА, О КОТОРЫХ НИКТО НИКОГДА НЕ УЗНАЕТ
ДОСАДНАЯ ИСТОРИЯ ПРО ПОЛОВИНУ ОСТРОВА
ВПЕРВЫЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ ФИАЛКИ
– Долго еще так будете стоять?
Тюфяки переминались с ноги на ногу, видимо, ждали наказания. И вдруг они поняли, что, по крайней мере сейчас, их не будут ни наказывать, ни даже бранить. Разом ринулись оба вперед, мгновенно скинули одежду, прыгнули в постели и спрятались под одеяла с головами.
– Спокойной ночи, – сухо бросил Петр Владимирович.
Игорь Ершов сел на кровати и с беспокойством спросил:
– Вы сейчас к девочкам пойдете? Рассказывать будете?
– Нет, не буду. Неужели вы думаете, что я сейчас в состоянии что-либо рассказывать? – с горечью ответил Петр Владимирович.
– Вы из-за нас? Из-за нас не хотите? И девчонкам сейчас об этом скажете?
Вася Крутов, высунув нос из-под одеяла, пробурчал:
– Мы больше не станем Вовку лупить.
Игорь Ершов захлопал мохнатыми ресницами и сказал:
– Вы не беспокойтесь, все ребята сейчас заснут. Вы только потушите, пожалуйста, свет. И пожалуйста, идите к девочкам рассказывать.
«Вот чего боятся мальчишки! Ведь девчонки завтра набросятся на них», – подумал Петр Владимирович.
– Нет, рассказывать я не буду. – Он повернул выключатель. – Спокойной ночи.
В темноте никто не увидел его хитрой улыбки.
Петр Владимирович спустился на третий этаж и потихоньку подошел к полуоткрытой двери.
В темной спальне негромко переговаривались. Он постоял немного, прислушиваясь к размеренным голосам, и понял, что девочки скоро заснут. Тогда он вновь поднялся к мальчикам. В их спальне царила тишина. Можно было спокойно отправляться домой.
В прихожей Петр Владимирович встретил Валерию Михайловну, разговаривавшую с воспитательницами.
– Все в порядке, они спят, – доложил он.
– Ой, сколько вам придется с ними мучиться! – грустно вздохнула Валерия Михайловна. – Но у меня создается впечатление, что вы с ними недостаточно решительны. Смотрите не повторите ошибок чересчур добросердечной Варвары Ивановны. – Она повысила голос: – Искренне советую вам – держите их в ежовых рукавицах.
Петр Владимирович ничего не ответил, оделся и вышел на площадь.
Ноябрьский вечер был морозный, но тихий. Миллионами разноцветных электрических огней горела, искрилась, переливалась Москва. Черные облака быстро плыли по звездному небу, то заслоняя, то вновь открывая блистающий серп месяца. Странные остроносые головы огромных крокозавров – подъемных кранов, казалось, разрезали облака…
Петр Владимирович решил пойти домой пешком. Он шел, вспоминая все подробности сегодняшнего дня. «Держите их в ежовых рукавицах», – говорила ему Валерия Михайловна. Она ведь опытный педагог. Но он всем существом своим восставал против этого совета.
ДУМЫ КЛЮЧИКА, О КОТОРЫХ НИКТО НИКОГДА НЕ УЗНАЕТ
Миша Ключарев проснулся. Там, за окнами, в ночной тьме, сквозь густой морозный туман чуть светились мутные электрические огни.
Миша проснулся и разом вспомнил весь вчерашний день. Пошевелив пальцами правой руки, он почувствовал боль. Это Вовкины зубы оставили след. Ясно, теперь новый воспитатель будет его ненавидеть. Сегодня, наверно, даст взбучку. Нарочно не стал вчера в спальне прорабатывать. Хочет при девчонках, чтобы опять на смех поднять. Из интерната, конечно, не выгонят. Вера Александровна заступится. Не иначе как заставят дней десять подряд лестницы мыть. Но и Миша тоже всегда будет ненавидеть этого длинного. Вообще-то сперва понравилось, как он про изыскателей рассказывал, как научил изыскательскую жилку ловить. А потом… «Эх, не надо было мяукать!» С этими тюфяками и попался Миша в ловушку. А потом Галя Крышечкина просмеяла на весь класс…
И теперь Миша решил: «Буду на каждом шагу мстить этому длинному. У него новое светлое пальто. Взять да и облить рукав чернилами. Вот будет здорово! Нет, не годится. За пальто мать заставят платить». От бессилия, от злости Миша даже кулаки сжал.
Время от времени Мишу охватывали приступы гнетущей тоски. В такие часы все его раздражало в интернате. Он ни с кем не разговаривал. То его подмывало хлопнуть первого встречного мальчишку по спине, то хотелось толкнуть малыша, ножку подставить. Он нарочно плохо убирал спальню, нарочно проливал суп на клеенку, баловался на уроках…
Никто в классе не догадывался, почему на Мишу нападала эта тоска. А причина была. И причина очень серьезная.
Миша тщательно скрывал от всех свое настоящее большое горе. Прошлой весной был арестован его старший брат Саша. В парке культуры случилась драка, и Саша полез разнимать, хотел за товарища заступиться.
С тех пор только Миша один раз видел брата, видел на суде, бледного, похудевшего, с коротко остриженной головой. Он никогда не забудет его отчаянного крика: «Нет, нет, не виноват! Я только разнимал! Только разнимал!»
Саша работал штукатуром, учился в вечерней школе на пятерки и деньги все до копейки матери приносил. Ну как же было не гордиться Сашей? И Миша весь прошлый год при любом разговоре с товарищами старался вставить: «А вот мой старший брат…», «А у моего старшего брата…»
В этом году он ни разу не упомянул Сашу.
Однажды мать поведала Вере Александровне о своем горе, когда ее после очередной шалости сына вызвали в интернат.
На следующий день Вера Александровна привела Мишу в свой кабинет, усадила против себя, пристально посмотрела ему в глаза и ласково сказала:
– Какой ты стал злюка! Если с братом случилась беда, это не значит, что тебе надо сердиться на весь мир
Миша тогда заплакал. И обо всем рассказал, обо всех своих тайнах… Кроме одной, самой главной… об этом он никогда никому не говорил…
Миша каждый день, нет, чаще – каждый час думал… об одной девочке, о Гале Крышечкиной… Он никогда и ни о чем не заговаривал с ней, а только изредка, словно невзначай, взглядывал исподтишка. Он боялся, что смутится и покраснеет… Боялся, что другие догадаются…
Сейчас, уже под утро, он лежал в постели в ожидании горна. И мысли его опять возвратились к Гале.
При воспоминании о ее вчерашнем смехе он зажмурился, уткнув лицо в подушку. Никогда внимания не обращала, а тут… на весь класс просмеяла… И надо же было еще с этой белой крысой Вовкой связаться! Эх! Чтобы эта ночь длилась долго-долго! Ведь утром на физкультурной зарядке девчонки встретятся с мальчишками и сразу все узнают. Узнают, что именно он, Миша, вчера расстроил их беседу. И тогда девчонки и, конечно, Галя накинутся на него и опять ткнут вот эдак обидно: «Ключик – тюфяк!» Мише казалось, что позорнее прозвища и не придумать…
Горн заиграл подъем.
«Какая противная музыка! До чего неохота вставать в такую рань!»
Интернат разом наполнился звуками. Со всех кроватей с криками вскакивали ребята, торопливо одевались, выбегали один за другим в коридор.
Миша, насупленный, угрюмый, медленно спустил ноги на пол. Он ни с кем не заговорил, не спеша обулся, вышел из спальни самым последним. Мимо него, толкаясь, бежали младшие. Миша двинул плечом кого-то из них, засунул руки в карманы и зашагал вразвалочку. «Куда торопиться? Пускай опоздаю, пускай меня запишут».
Девчонки в лыжных костюмах выскакивали из своего коридора на лестницу, с визгом, смешками мчались вниз, обгоняя его.
– Ты что, тюфяк, еле идешь? – Нина Вьюшина дернула за рукав Мишу.
Он раздраженно оглянулся, но тут же сдержал себя.
Галя Крышечкина!
Вместе с Аллой Анохиной она выскочила на лестничную площадку. Обе девочки легко запрыгали по ступенькам. Сейчас они его нагонят…
И Миша тут же поскакал вниз не через две, а через четыре ступеньки. Пусть Галя удивится: «Какой Ключик ловкий! Скачет, как олень, летит, как ветер…» Он оглянулся. Галя болтала с Аллой Анохиной. Она и не смотрела на Мишу…
У наружной двери с часами в руках застыли две «справедливки». Сейчас начнут отмечать опоздавших.
Миша проскочил мимо них во двор. Сразу в лицо пахнул ледяной воздух. Светало. Деревья, опушенные голубым инеем, стояли недвижно. Ноябрьское утро, подкованное морозцем, обещало чудесный солнечный день.
Миша почувствовал, как холодок забирается к нему за воротник, пощипывает плечи, и он во весь дух побежал следом за другими на спортплощадку.
Вот физрук Владимир Яковлевич, маленький, проворный. Он стоит на горке, притопывает ботинками, хлопает в ладоши, торопит ребят, покрикивает, улыбается.
– Скорее, скорее, становитесь!
Его щеки румянятся от мороза, насмешливо поблескивают черные веселые глаза.
Ребята, одетые в коричневые, синие, серые спортивные костюмы, привычно и скоро выстраиваются в несколько рядов. Начинается утренняя зарядка.
– Раз, два, три, четыре! – командует Владимир Яковлевич. И все нагибаются – то вправо, то влево; поднимают руки – то вверх, то вперед; приседают, прыгают, бегут на месте, бегут по кругу. Гулко стучат ботинки по мерзлой земле…
«Галя Крышечкина! Вот здорово!» – обрадовался Миша, увидев, как Галя стоит перед ним, в первой шеренге,
В своем обтягивающем синем спортивном костюме она была похожа на тоненького мальчика. Длинные светлые косы мешали ей нагибаться, они перекидывались то вперед, то на спину.
«Стояла бы передо мною другая девчонка, – подумал Миша, – обязательно дернул бы ее за косу, но Галю – никогда!»
Кончилась зарядка. Владимир Яковлевич побежал вприпрыжку к дверям интерната, за ним – ребята. А почему девочки шестого «Б» остались?
У Миши защемило под ложечкой. «Ну вот, сейчас они узнают про вчерашнюю драку, узнают, почему Петр Владимирович не стал им рассказывать. Опять кинут это обидное словцо».
Галя обернулась. Что это? Она подпрыгивает, улыбается, глядит своими глазищами весело-превесело. Глядит, правда, не на Мишу, а на других мальчишек. Да ведь она ни капельки не сердится!
И тотчас же половину его горя словно ветер развеял.
– Мальчишки, постойте, постойте! – звонко крикнула Галя. – Мы какую песенку потешную придумали! – Она обернулась к девочкам. – Раз, два – давайте! – И взмахнула руками.
Девочки запели хором:
– Мальчишки, а знаете, кто такой Крокозавр? – вдруг громко, на весь двор спросила Галя Крышечкина.
– А ну давайте споем еще! – подхватила Наташа Ситова.
И все шестибешники запели!
– Девочки, мальчики, это что за концерт? – Владимир Яковлевич стоял у входа в спальный корпус и ежился от холода.
Красноносые, краснощекие девочки, пробегая мимо, хохотали.
– Хорошая у нас песенка? Правда, хорошая? А вы знаете, кто такой Крокозавр?
– Слышал, слышал, что у вас новый воспитатель. Не успел еще с ним познакомиться, – полусердито сказал Владимир Яковлевич. – Не имею понятия, насколько подходит к нему ваша песенка. – Он вдруг засмеялся: – Полдня только с вами побыл, а уже прозвище…
Перед столовой и во время завтрака они только и шептались друг с другом о новой песенке. Когда же взрослые или члены Совета Справедливых отходили от них, многие даже пытались потихоньку напевать.
К началу уроков уже все в интернате знали, что у нового воспитателя шестого «Б» прозвище – Кро-ко-завр.
Игорь Ершов спросил Аллу Анохину:
– Кто же это так здорово придумал?
И Миша спросил, только не Галю Крышечкину, а другую Галю, Крайневу:
– Кто сочинил песенку?
Все девочки, не сговариваясь, отвечали:
– Вместе придумали, вместе сочинили…
Начались уроки. Миша мурлыкал про себя мелодию и думал: какая хорошая песенка! К счастью, в этот день никто из учителей не вызвал его. А то наверняка бы заработал двойку. По правде говоря, песенка ему так нравилась только потому, что он знал: ее сочинили при деятельном участии Гали Крышечкиной.
Галина парта стояла сзади Мишиной и в другом ряду. Оглядываться было нельзя – еще кто-нибудь заметит! А вот думать о Гале никто ему не мешал.
Он вспомнил, как она однажды, еще в прошлом году, попросила его отточить карандаш. Он отточил остро-остро. Она взяла карандаш, взглянула на Мишу своими большущими глазами и сказала: «Спасибо, Ключик». Миша очень любил, когда его называли Ключиком. «И почему она с тех пор никогда и ни о чем меня не просила? – вздохнул он. – Вот Игорь Ершов – какой счастливый! Шестой год на одной парте с Аллой сидит и всегда ей карандаши точит…»
Миша проснулся и разом вспомнил весь вчерашний день. Пошевелив пальцами правой руки, он почувствовал боль. Это Вовкины зубы оставили след. Ясно, теперь новый воспитатель будет его ненавидеть. Сегодня, наверно, даст взбучку. Нарочно не стал вчера в спальне прорабатывать. Хочет при девчонках, чтобы опять на смех поднять. Из интерната, конечно, не выгонят. Вера Александровна заступится. Не иначе как заставят дней десять подряд лестницы мыть. Но и Миша тоже всегда будет ненавидеть этого длинного. Вообще-то сперва понравилось, как он про изыскателей рассказывал, как научил изыскательскую жилку ловить. А потом… «Эх, не надо было мяукать!» С этими тюфяками и попался Миша в ловушку. А потом Галя Крышечкина просмеяла на весь класс…
И теперь Миша решил: «Буду на каждом шагу мстить этому длинному. У него новое светлое пальто. Взять да и облить рукав чернилами. Вот будет здорово! Нет, не годится. За пальто мать заставят платить». От бессилия, от злости Миша даже кулаки сжал.
Время от времени Мишу охватывали приступы гнетущей тоски. В такие часы все его раздражало в интернате. Он ни с кем не разговаривал. То его подмывало хлопнуть первого встречного мальчишку по спине, то хотелось толкнуть малыша, ножку подставить. Он нарочно плохо убирал спальню, нарочно проливал суп на клеенку, баловался на уроках…
Никто в классе не догадывался, почему на Мишу нападала эта тоска. А причина была. И причина очень серьезная.
Миша тщательно скрывал от всех свое настоящее большое горе. Прошлой весной был арестован его старший брат Саша. В парке культуры случилась драка, и Саша полез разнимать, хотел за товарища заступиться.
С тех пор только Миша один раз видел брата, видел на суде, бледного, похудевшего, с коротко остриженной головой. Он никогда не забудет его отчаянного крика: «Нет, нет, не виноват! Я только разнимал! Только разнимал!»
Саша работал штукатуром, учился в вечерней школе на пятерки и деньги все до копейки матери приносил. Ну как же было не гордиться Сашей? И Миша весь прошлый год при любом разговоре с товарищами старался вставить: «А вот мой старший брат…», «А у моего старшего брата…»
В этом году он ни разу не упомянул Сашу.
Однажды мать поведала Вере Александровне о своем горе, когда ее после очередной шалости сына вызвали в интернат.
На следующий день Вера Александровна привела Мишу в свой кабинет, усадила против себя, пристально посмотрела ему в глаза и ласково сказала:
– Какой ты стал злюка! Если с братом случилась беда, это не значит, что тебе надо сердиться на весь мир
Миша тогда заплакал. И обо всем рассказал, обо всех своих тайнах… Кроме одной, самой главной… об этом он никогда никому не говорил…
Миша каждый день, нет, чаще – каждый час думал… об одной девочке, о Гале Крышечкиной… Он никогда и ни о чем не заговаривал с ней, а только изредка, словно невзначай, взглядывал исподтишка. Он боялся, что смутится и покраснеет… Боялся, что другие догадаются…
Сейчас, уже под утро, он лежал в постели в ожидании горна. И мысли его опять возвратились к Гале.
При воспоминании о ее вчерашнем смехе он зажмурился, уткнув лицо в подушку. Никогда внимания не обращала, а тут… на весь класс просмеяла… И надо же было еще с этой белой крысой Вовкой связаться! Эх! Чтобы эта ночь длилась долго-долго! Ведь утром на физкультурной зарядке девчонки встретятся с мальчишками и сразу все узнают. Узнают, что именно он, Миша, вчера расстроил их беседу. И тогда девчонки и, конечно, Галя накинутся на него и опять ткнут вот эдак обидно: «Ключик – тюфяк!» Мише казалось, что позорнее прозвища и не придумать…
Горн заиграл подъем.
«Какая противная музыка! До чего неохота вставать в такую рань!»
Интернат разом наполнился звуками. Со всех кроватей с криками вскакивали ребята, торопливо одевались, выбегали один за другим в коридор.
Миша, насупленный, угрюмый, медленно спустил ноги на пол. Он ни с кем не заговорил, не спеша обулся, вышел из спальни самым последним. Мимо него, толкаясь, бежали младшие. Миша двинул плечом кого-то из них, засунул руки в карманы и зашагал вразвалочку. «Куда торопиться? Пускай опоздаю, пускай меня запишут».
Девчонки в лыжных костюмах выскакивали из своего коридора на лестницу, с визгом, смешками мчались вниз, обгоняя его.
– Ты что, тюфяк, еле идешь? – Нина Вьюшина дернула за рукав Мишу.
Он раздраженно оглянулся, но тут же сдержал себя.
Галя Крышечкина!
Вместе с Аллой Анохиной она выскочила на лестничную площадку. Обе девочки легко запрыгали по ступенькам. Сейчас они его нагонят…
И Миша тут же поскакал вниз не через две, а через четыре ступеньки. Пусть Галя удивится: «Какой Ключик ловкий! Скачет, как олень, летит, как ветер…» Он оглянулся. Галя болтала с Аллой Анохиной. Она и не смотрела на Мишу…
У наружной двери с часами в руках застыли две «справедливки». Сейчас начнут отмечать опоздавших.
Миша проскочил мимо них во двор. Сразу в лицо пахнул ледяной воздух. Светало. Деревья, опушенные голубым инеем, стояли недвижно. Ноябрьское утро, подкованное морозцем, обещало чудесный солнечный день.
Миша почувствовал, как холодок забирается к нему за воротник, пощипывает плечи, и он во весь дух побежал следом за другими на спортплощадку.
Вот физрук Владимир Яковлевич, маленький, проворный. Он стоит на горке, притопывает ботинками, хлопает в ладоши, торопит ребят, покрикивает, улыбается.
– Скорее, скорее, становитесь!
Его щеки румянятся от мороза, насмешливо поблескивают черные веселые глаза.
Ребята, одетые в коричневые, синие, серые спортивные костюмы, привычно и скоро выстраиваются в несколько рядов. Начинается утренняя зарядка.
– Раз, два, три, четыре! – командует Владимир Яковлевич. И все нагибаются – то вправо, то влево; поднимают руки – то вверх, то вперед; приседают, прыгают, бегут на месте, бегут по кругу. Гулко стучат ботинки по мерзлой земле…
«Галя Крышечкина! Вот здорово!» – обрадовался Миша, увидев, как Галя стоит перед ним, в первой шеренге,
В своем обтягивающем синем спортивном костюме она была похожа на тоненького мальчика. Длинные светлые косы мешали ей нагибаться, они перекидывались то вперед, то на спину.
«Стояла бы передо мною другая девчонка, – подумал Миша, – обязательно дернул бы ее за косу, но Галю – никогда!»
Кончилась зарядка. Владимир Яковлевич побежал вприпрыжку к дверям интерната, за ним – ребята. А почему девочки шестого «Б» остались?
У Миши защемило под ложечкой. «Ну вот, сейчас они узнают про вчерашнюю драку, узнают, почему Петр Владимирович не стал им рассказывать. Опять кинут это обидное словцо».
Галя обернулась. Что это? Она подпрыгивает, улыбается, глядит своими глазищами весело-превесело. Глядит, правда, не на Мишу, а на других мальчишек. Да ведь она ни капельки не сердится!
И тотчас же половину его горя словно ветер развеял.
– Мальчишки, постойте, постойте! – звонко крикнула Галя. – Мы какую песенку потешную придумали! – Она обернулась к девочкам. – Раз, два – давайте! – И взмахнула руками.
Девочки запели хором:
Вот так песня! Какая задиристая! Мише даже захотелось смеяться. Он забыл, что его ждет нагоняй за историю с Вовкой Драчевым.
Крокозавр – страшный зверь,
Он кричит на всех детей.
А мы не боимся,
От него умчимся…
– Мальчишки, а знаете, кто такой Крокозавр? – вдруг громко, на весь двор спросила Галя Крышечкина.
– А ну давайте споем еще! – подхватила Наташа Ситова.
И все шестибешники запели!
– Девочки, мальчики, это что за концерт? – Владимир Яковлевич стоял у входа в спальный корпус и ежился от холода.
Красноносые, краснощекие девочки, пробегая мимо, хохотали.
– Хорошая у нас песенка? Правда, хорошая? А вы знаете, кто такой Крокозавр?
– Слышал, слышал, что у вас новый воспитатель. Не успел еще с ним познакомиться, – полусердито сказал Владимир Яковлевич. – Не имею понятия, насколько подходит к нему ваша песенка. – Он вдруг засмеялся: – Полдня только с вами побыл, а уже прозвище…
Перед столовой и во время завтрака они только и шептались друг с другом о новой песенке. Когда же взрослые или члены Совета Справедливых отходили от них, многие даже пытались потихоньку напевать.
К началу уроков уже все в интернате знали, что у нового воспитателя шестого «Б» прозвище – Кро-ко-завр.
Игорь Ершов спросил Аллу Анохину:
– Кто же это так здорово придумал?
И Миша спросил, только не Галю Крышечкину, а другую Галю, Крайневу:
– Кто сочинил песенку?
Все девочки, не сговариваясь, отвечали:
– Вместе придумали, вместе сочинили…
Начались уроки. Миша мурлыкал про себя мелодию и думал: какая хорошая песенка! К счастью, в этот день никто из учителей не вызвал его. А то наверняка бы заработал двойку. По правде говоря, песенка ему так нравилась только потому, что он знал: ее сочинили при деятельном участии Гали Крышечкиной.
Галина парта стояла сзади Мишиной и в другом ряду. Оглядываться было нельзя – еще кто-нибудь заметит! А вот думать о Гале никто ему не мешал.
Он вспомнил, как она однажды, еще в прошлом году, попросила его отточить карандаш. Он отточил остро-остро. Она взяла карандаш, взглянула на Мишу своими большущими глазами и сказала: «Спасибо, Ключик». Миша очень любил, когда его называли Ключиком. «И почему она с тех пор никогда и ни о чем меня не просила? – вздохнул он. – Вот Игорь Ершов – какой счастливый! Шестой год на одной парте с Аллой сидит и всегда ей карандаши точит…»
ДОСАДНАЯ ИСТОРИЯ ПРО ПОЛОВИНУ ОСТРОВА
Воспитатели обычно приходят в интернат к часу, к двум, словом, к концу уроков. Но Петр Владимирович решил явиться пораньше, он хотел познакомиться кое с кем из преподавателей и расспросить их о некоторых своих питомцах, особенно о Вове Драчеве.
Первое, что ему попалось в глаза в пустой учительской, была доска объявлений с пестро разукрашенной таблицей «Показатели успеваемости по классам».
Увы, ни у одного класса не обстояли так плохо дола, как у его шестого «Б». В глубокой задумчивости он подошел к окну.
Отсюда открывался широкий вид на противоположный берег Москвы-реки. Два десятка черных полупрозрачных чудищ – «крокозавров» вертели свои длинные шеи. Под их огромными металлическими лапами сновали туда и сюда букашки-пешеходы, жучки-автомашины. Сзади высились громады серых и желтых зданий, ярко освещенных морозным осенним солнцем…
В это время раздался звонок. Одна за другой быстро начали входить учительницы с портфелями, со стопками тетрадей. Они оживленно и шумно перекидывались репликами, искоса поглядывая на Петра Владимировича.
В учительскую вошла Валерия Михайловна. Она коротко поздоровалась со всеми и резко повернулась к Петру Владимировичу:
– Здравствуйте! Знаете, после урока в вашем классе я делаюсь совершенно больная! Это просто невыносимо! – раздраженно сказала она, передавая ему классный журнал.
– А что случилось? – невольно робея, спросил он.
– Я ей задала вопрос: что такое полуостров? – жаловалась Валерия Михайловна. – Ведь это еще в третьем классе проходят. А она ответила: полуостров – что половина острова. Значит, она не знает самых основ географии! Значит, она ничего не знает! Я ей двойку поставила.
– Кому двойку? – опять очень робко спросил Петр Владимирович.
– Этой, глазастой, как ее, Крышечкиной.
– Обещаю вам обратить самое серьезное внимание на Галины нелады с географией, – с готовностью сказал огорченный Петр Владимирович. – А вы, пожалуйста, познакомьте меня с преподавательницами математики и русского языка.
Обе учительницы оказались совсем еще молоденькими. Петр Владимирович рассказал им, что собирается каждый вечер заниматься с Вовой Драчевым, и попросил некоторое время его не спрашивать. Кажется, им немножко польстило, что новый воспитатель именно к ним первым подошел знакомиться.
– Петр Владимирович, вы вмешиваетесь во внутренние дела другого государства, – ласково заметила Валерия Михайловна. – Каждый преподаватель сам решает, вызывать или не вызывать того или иного ученика.
Учительницы стали возражать, Драчев – самый безнадежный мальчик. Будет просто чудесно, если Петр Владимирович за него возьмется. Они согласны пока его не спрашивать.
– Как хотите, – пожала плечами Валерия Михайловна. – Можете его не спрашивать, но, раз вы уверены, что он на большее не вытянет, выводите ему за четверть двойки.
Прозвенел звонок. Все ушли. И опять безмолвие установилось во всем здании – начался последний урок.
Петр Владимирович, оставшись в учительской один, задумался о Гале Крышечкиной. Он мысленно представил себе оплошавшую девочку.
Неожиданно в учительскую вошла Вера Александровна. Она еще на ходу протянула Петру Владимировичу свою крепкую мужскую руку.
– Здравствуйте, как идут ваши дела? – коротко спросила она его.
– Столько новых впечатлений! Я просто не успел еще разобраться, – признался он.
– А я не успела вам рассказать о некоторых ребятах… – Вера Александровна устало поморщилась. – Вы обратили внимание на одного мальчика? На Мишу Ключарева?
– Конечно, обратил. Какой-то он непонятный, дерганый и, наверное, очень скрытный.
Вера Александровна рассказала о несчастье в семье Ключаревых. Говорила она медленно, словно через силу.
– Я давно не спрашивала Мишу, нет ли у них каких-либо новостей о брате, – закончила она.
– В ближайшие дни я пойду к его матери! – горячо воскликнул Петр Владимирович.
– И хорошо сделаете, – ответила Вера Александровна.
– Меня очень заинтересовал этот мальчик, но я не знал, как к нему подойти.
Вера Александровна опять устало поморщилась.
– Ах, о каждом вашем питомце я могла бы рассказать целую историю: какими они мечтами живут, и какие у них характеры, кто их родители. Я ведь многих знаю еще с первого класса… К сожалению, сейчас не в состоянии, расскажу в другой раз. Так голова разболелась, точно пополам раскалывается! Вот уж не вовремя! Я вас прошу, передайте, пожалуйста, Валерии Михайловне, она в каком-то классе на уроке, передайте, что оставляю ее командовать. А сама домой поеду.
Петр Владимирович забеспокоился, заметив ее тусклый взгляд.
– Я вас провожу.
– Не надо, не надо! – Вера Александровна тяжело махнула рукой и вышла.
И тотчас же в учительскую вбежал Владимир Яковлевич в темно-синем спортивном костюме.
– Чувствую, чувствую – вы новый воспитатель. Очень, очень рад с вами познакомиться. – Он вложил спою аккуратненькую ладонь в широкую лапу Петра Владимировича. – Здешний физрук и до вашего прихода единственный мужчина среди преподавательского и воспитательского коллектива. – Он отступил на три шага и вскинул на Петра Владимировича быстрые черные глаза. – Однако вы настоящий дядя Степа! – воскликнул он и деловито осведомился: – Каков ваш рост?
– Метр восемьдесят девять, – нехотя буркнул Петр Владимирович.
– А во мне метр пятьдесят девять, – дружелюбно улыбаясь, объявил Владимир Яковлевич. – Значит, я на целую голову ниже вас. Знаете, Валерия Михайловна от вас просто в восторге. Да, так что это я хотел нам сказать? – Он задумчиво пожевал яркими мясистыми губами. – А, вспомнил! Ваши девочки чересчур вольно себя ведут – песенку распевают.
– На вашем уроке? – испугался Петр Владимирович.
– Нет, к счастью, не на уроке, а на утренней зарядке. Между прочим, оригинальная и презабавная песенка.
– Какая песенка?
– Скоро сами услышите. – Владимир Яковлевич с ехидцей подмигнул. – Ну, бегу, бегу! – воскликнул он, услышав звонок, и побежал.
Петр Владимирович вышел в. бурливший коридор. Через головы ребят он увидел Валерию Михайловну и передал ей поручение Веры Александровны.
– Как ужасны эти ее постоянные головные боли! – воскликнула Валерия Михайловна. – Все нервное, все от переутомления. Знаете, целое лето хлопоты с ремонтом. У бедняжки даже отпуска настоящего не было. А сейчас эти беспрестанные треволнения за воспитанников. Врачи посылают ее, по крайней мере, на два месяца в санаторий, а она и слышать об этом не хочет. Ужасно! – Валерия Михайловна, очень расстроенная, прошла в учительскую.
Петр Владимирович направился в свой класс. И вдруг сквозь ребячью воркотню до его слуха донеслось чье-то приглушенное:
– Девчонки, он уже идет!
Петр Владимирович пробился сквозь толпу к двери шестого «Б», и тотчас же его окружили улыбающиеся девочки в коричневых платьях, с красными галстуками.
– Здравствуйте, здравствуйте! А сегодня вечером будете нам рассказывать?
Они словно бы обрадовались ему.
Мальчики, пробегавшие мимо, как только замечали своего воспитателя, сразу выжидающе останавливались.
Петр Владимирович поискал глазами Мишу Ключарева; тот сидел один на подоконнике, с книгой и руках.
– Петр Владимирович, скорее! – раздался нетерпеливый возглас сзади.
Он оглянулся. Широко раскрыв свои озорные глаза, смотрела на него Галя Крышечкина. Со звонким хохотом она потащила его в класс.
– Тут, в коридоре, нельзя. Идемте, идемте, мы вам такую песенку споем!
Петр Владимирович заколебался: быть ли ему серьезным и холодным или…
Но девочки так заразительно, хотя и чересчур шумно хохотали, что он смягчился и вместе с ними вошел в класс. Они улыбались, подпрыгивали.
– А ну давайте!
Галя Крышечкина взмахнула обеими руками, и все ее подруги запели хором:
– Так, так… Вот вы тут чем занимаетесь!
Все беззаботно засмеялись. Окружили своего нового воспитателя, заглядывая на него снизу вверх.
– Ну довольно! – Он строго сдвинул брови и обернулся к Гале Крышечкиной: – Ты знаешь, что мне сказала про тебя Валерия Михайловна?
Галя поняла.
– Ну и что? К концу четверти выправлю. А чего она придирается?
– Во-первых, не она, а Валерия Михайловна, а во-вторых, я мечтаю летом отправиться с вами в туристский поход. Представь себе такой случай: пришла твоя очередь быть ответственной дежурной, ты развернула карту, штаб похода намечает ночлег на берегу озера на полуострове, а ты хочешь заставить нас плыть на какой-то остров.
Все рассмеялись, но Петр Владимирович нахмурился.
– Галя, чтобы этого больше не повторялось!
Та неожиданно вспыхнула и спряталась за спины подруг.
Первое, что ему попалось в глаза в пустой учительской, была доска объявлений с пестро разукрашенной таблицей «Показатели успеваемости по классам».
Увы, ни у одного класса не обстояли так плохо дола, как у его шестого «Б». В глубокой задумчивости он подошел к окну.
Отсюда открывался широкий вид на противоположный берег Москвы-реки. Два десятка черных полупрозрачных чудищ – «крокозавров» вертели свои длинные шеи. Под их огромными металлическими лапами сновали туда и сюда букашки-пешеходы, жучки-автомашины. Сзади высились громады серых и желтых зданий, ярко освещенных морозным осенним солнцем…
В это время раздался звонок. Одна за другой быстро начали входить учительницы с портфелями, со стопками тетрадей. Они оживленно и шумно перекидывались репликами, искоса поглядывая на Петра Владимировича.
В учительскую вошла Валерия Михайловна. Она коротко поздоровалась со всеми и резко повернулась к Петру Владимировичу:
– Здравствуйте! Знаете, после урока в вашем классе я делаюсь совершенно больная! Это просто невыносимо! – раздраженно сказала она, передавая ему классный журнал.
– А что случилось? – невольно робея, спросил он.
– Я ей задала вопрос: что такое полуостров? – жаловалась Валерия Михайловна. – Ведь это еще в третьем классе проходят. А она ответила: полуостров – что половина острова. Значит, она не знает самых основ географии! Значит, она ничего не знает! Я ей двойку поставила.
– Кому двойку? – опять очень робко спросил Петр Владимирович.
– Этой, глазастой, как ее, Крышечкиной.
– Обещаю вам обратить самое серьезное внимание на Галины нелады с географией, – с готовностью сказал огорченный Петр Владимирович. – А вы, пожалуйста, познакомьте меня с преподавательницами математики и русского языка.
Обе учительницы оказались совсем еще молоденькими. Петр Владимирович рассказал им, что собирается каждый вечер заниматься с Вовой Драчевым, и попросил некоторое время его не спрашивать. Кажется, им немножко польстило, что новый воспитатель именно к ним первым подошел знакомиться.
– Петр Владимирович, вы вмешиваетесь во внутренние дела другого государства, – ласково заметила Валерия Михайловна. – Каждый преподаватель сам решает, вызывать или не вызывать того или иного ученика.
Учительницы стали возражать, Драчев – самый безнадежный мальчик. Будет просто чудесно, если Петр Владимирович за него возьмется. Они согласны пока его не спрашивать.
– Как хотите, – пожала плечами Валерия Михайловна. – Можете его не спрашивать, но, раз вы уверены, что он на большее не вытянет, выводите ему за четверть двойки.
Прозвенел звонок. Все ушли. И опять безмолвие установилось во всем здании – начался последний урок.
Петр Владимирович, оставшись в учительской один, задумался о Гале Крышечкиной. Он мысленно представил себе оплошавшую девочку.
Неожиданно в учительскую вошла Вера Александровна. Она еще на ходу протянула Петру Владимировичу свою крепкую мужскую руку.
– Здравствуйте, как идут ваши дела? – коротко спросила она его.
– Столько новых впечатлений! Я просто не успел еще разобраться, – признался он.
– А я не успела вам рассказать о некоторых ребятах… – Вера Александровна устало поморщилась. – Вы обратили внимание на одного мальчика? На Мишу Ключарева?
– Конечно, обратил. Какой-то он непонятный, дерганый и, наверное, очень скрытный.
Вера Александровна рассказала о несчастье в семье Ключаревых. Говорила она медленно, словно через силу.
– Я давно не спрашивала Мишу, нет ли у них каких-либо новостей о брате, – закончила она.
– В ближайшие дни я пойду к его матери! – горячо воскликнул Петр Владимирович.
– И хорошо сделаете, – ответила Вера Александровна.
– Меня очень заинтересовал этот мальчик, но я не знал, как к нему подойти.
Вера Александровна опять устало поморщилась.
– Ах, о каждом вашем питомце я могла бы рассказать целую историю: какими они мечтами живут, и какие у них характеры, кто их родители. Я ведь многих знаю еще с первого класса… К сожалению, сейчас не в состоянии, расскажу в другой раз. Так голова разболелась, точно пополам раскалывается! Вот уж не вовремя! Я вас прошу, передайте, пожалуйста, Валерии Михайловне, она в каком-то классе на уроке, передайте, что оставляю ее командовать. А сама домой поеду.
Петр Владимирович забеспокоился, заметив ее тусклый взгляд.
– Я вас провожу.
– Не надо, не надо! – Вера Александровна тяжело махнула рукой и вышла.
И тотчас же в учительскую вбежал Владимир Яковлевич в темно-синем спортивном костюме.
– Чувствую, чувствую – вы новый воспитатель. Очень, очень рад с вами познакомиться. – Он вложил спою аккуратненькую ладонь в широкую лапу Петра Владимировича. – Здешний физрук и до вашего прихода единственный мужчина среди преподавательского и воспитательского коллектива. – Он отступил на три шага и вскинул на Петра Владимировича быстрые черные глаза. – Однако вы настоящий дядя Степа! – воскликнул он и деловито осведомился: – Каков ваш рост?
– Метр восемьдесят девять, – нехотя буркнул Петр Владимирович.
– А во мне метр пятьдесят девять, – дружелюбно улыбаясь, объявил Владимир Яковлевич. – Значит, я на целую голову ниже вас. Знаете, Валерия Михайловна от вас просто в восторге. Да, так что это я хотел нам сказать? – Он задумчиво пожевал яркими мясистыми губами. – А, вспомнил! Ваши девочки чересчур вольно себя ведут – песенку распевают.
– На вашем уроке? – испугался Петр Владимирович.
– Нет, к счастью, не на уроке, а на утренней зарядке. Между прочим, оригинальная и презабавная песенка.
– Какая песенка?
– Скоро сами услышите. – Владимир Яковлевич с ехидцей подмигнул. – Ну, бегу, бегу! – воскликнул он, услышав звонок, и побежал.
Петр Владимирович вышел в. бурливший коридор. Через головы ребят он увидел Валерию Михайловну и передал ей поручение Веры Александровны.
– Как ужасны эти ее постоянные головные боли! – воскликнула Валерия Михайловна. – Все нервное, все от переутомления. Знаете, целое лето хлопоты с ремонтом. У бедняжки даже отпуска настоящего не было. А сейчас эти беспрестанные треволнения за воспитанников. Врачи посылают ее, по крайней мере, на два месяца в санаторий, а она и слышать об этом не хочет. Ужасно! – Валерия Михайловна, очень расстроенная, прошла в учительскую.
Петр Владимирович направился в свой класс. И вдруг сквозь ребячью воркотню до его слуха донеслось чье-то приглушенное:
– Девчонки, он уже идет!
Петр Владимирович пробился сквозь толпу к двери шестого «Б», и тотчас же его окружили улыбающиеся девочки в коричневых платьях, с красными галстуками.
– Здравствуйте, здравствуйте! А сегодня вечером будете нам рассказывать?
Они словно бы обрадовались ему.
Мальчики, пробегавшие мимо, как только замечали своего воспитателя, сразу выжидающе останавливались.
Петр Владимирович поискал глазами Мишу Ключарева; тот сидел один на подоконнике, с книгой и руках.
– Петр Владимирович, скорее! – раздался нетерпеливый возглас сзади.
Он оглянулся. Широко раскрыв свои озорные глаза, смотрела на него Галя Крышечкина. Со звонким хохотом она потащила его в класс.
– Тут, в коридоре, нельзя. Идемте, идемте, мы вам такую песенку споем!
Петр Владимирович заколебался: быть ли ему серьезным и холодным или…
Но девочки так заразительно, хотя и чересчур шумно хохотали, что он смягчился и вместе с ними вошел в класс. Они улыбались, подпрыгивали.
– А ну давайте!
Галя Крышечкина взмахнула обеими руками, и все ее подруги запели хором:
Девочки вопросительно и чуть с усмешкой смотрели на Петра Владимировича, а он смотрел на них. Потом поднял голову… и тут же увидел на доске рисунок. Мелом был нарисован не то подъемный кран, не то страшный зверь по имени Крокозавр. На тросе, спускавшемся с кончика носа Крокозавра, висел крошечный мальчик с растопыренными ногами и руками. Петp Владимирович улыбнулся, потому что нельзя было не улыбнуться.
Крокозавр – страшный зверь,
Он кричит на всех детей.
А мы не боимся,
От него умчимся…
– Так, так… Вот вы тут чем занимаетесь!
Все беззаботно засмеялись. Окружили своего нового воспитателя, заглядывая на него снизу вверх.
– Ну довольно! – Он строго сдвинул брови и обернулся к Гале Крышечкиной: – Ты знаешь, что мне сказала про тебя Валерия Михайловна?
Галя поняла.
– Ну и что? К концу четверти выправлю. А чего она придирается?
– Во-первых, не она, а Валерия Михайловна, а во-вторых, я мечтаю летом отправиться с вами в туристский поход. Представь себе такой случай: пришла твоя очередь быть ответственной дежурной, ты развернула карту, штаб похода намечает ночлег на берегу озера на полуострове, а ты хочешь заставить нас плыть на какой-то остров.
Все рассмеялись, но Петр Владимирович нахмурился.
– Галя, чтобы этого больше не повторялось!
Та неожиданно вспыхнула и спряталась за спины подруг.
ВПЕРВЫЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ ФИАЛКИ
В тот вечер Миша никак не мог уснуть, все вспоминал, что сегодня случилось после уроков.
…Во время обеда Миша внимательно следил за Крокозавром. Тот сидел за столиком воспитателей. Все они о чем-то разговаривали, смеялись, проглотят две ложки и опять «ха-ха-ха!». Когда же Крокозавр вышел из-за стола, его окружили девчонки.
– Петр Владимирович, вы нам обещали о своей первой любви рассказать.
– Хотите, расскажу не в вашей спальне, а просто в классе? – ответил он. – Когда кончим уроки готовить.
Все закричали:
– Хотим, хотим!
Васька сказал Мише:
– Вот охота о всякой ерунде слушать!
Васька был большой любитель книг. Но читал он только о войне, о партизанах, о страшных битвах. И больше всего ему нравились книги о шпионах. А если попадалась страница про любовь или описание природы, он пропускал.
Миша тоже очень много читал, но читал, между прочим, и про любовь. Однако рассказ Крокозавра не захотел слушать «принципиально».
Сразу после обеда Крокозавр ушел на совещание. Ребята на прогулку отправились одни.
Стоял сильный мороз, земля здорово промерзла, а снега почти не было. Организовали хоккей против шестиашников. Миша, конечно, играл нападающим. У него клюшка была самая лучшая, из крепкой палки, обмотанная изоляционной лентой.
Побеждала команда шестого «Б». Девчонки прибежали «болеть». Когда Игорь забивал гол, Галя Крышечкина кричала «ура!». Вот если бы Игорь тогда сразу дал шайбу Мише, то уж он, Миша, обязательно в ворота бы забил…
После игры Миша с Васькой так договорились:
– Будем сегодня уроки готовить на манер нашей зубрилы Крайновой. Носы в тетради уткнем. Крокозавр увидит и не станет нас за Драчева чистить.
Миша и Вася два часа, не поднимая головы, просидели над задачами, думали, примеры писали. Перо и чернильницу обмакнут и опять… Один только раз Миша оглядел ребят и увидел: все молчат, занимаются, в окна не глазеют, не шепчутся. Галя Крышечкина голову совсем к парте наклонила.
«Боятся они Крокозавра, что ли? – подумал Миша. – Но тот сегодня совсем добреньким прикинулся, ни на кого не кричит, даже «Дети, тише!» не говорит, как, бывало, Варвара Ивановна. – Миша удивился. – Неужели все хотят поскорее уроки кончить, чтобы Крокозавра послушать?»
Когда последняя задача была решена, девчонки начали просить:
– Рассказывайте! Рассказывайте!
Миша вытащил из парты Вальтера Скотта – «Айвенго». Пусть Крокозавр видит, что он читает и совсем не интересуется его рассказом. Глядя на Мишу, и Вася Кругов тоже из парты книжку вынул и на самое видное место перед собою положил.
Крокозавр встал и начал молча ходить взад-вперед.
Миша заметил, был он какой-то задумчивый, ни на кого не смотрел.
Сейчас ночью, лежа в постели, Миша вспоминал мельчайшие подробности того, что рассказывал Крокозавр.
Девчонки тогда от нетерпения все извертелись.
– Петр Владимирович, ну скорее, ну начинайте!
Миша поднял голову. Совсем не для того, чтобы послушать. Просто так. И вдруг он увидел, что Крокозавр глядит не то на него, не то на Вальтера Скотта. Миша нисколько не испугался и тоже Крокозавру прямо в глаза стал смотреть. А тот вдруг улыбнулся, чуть-чуть улыбнулся, и к своему виску кончики пальцев прижал.
Миша сразу – голову вниз и опять читать. Читал, по голос Крокозавра ему мешал. Миша оглянулся: все до одного слушали, даже Васька Крутов.
…Во время обеда Миша внимательно следил за Крокозавром. Тот сидел за столиком воспитателей. Все они о чем-то разговаривали, смеялись, проглотят две ложки и опять «ха-ха-ха!». Когда же Крокозавр вышел из-за стола, его окружили девчонки.
– Петр Владимирович, вы нам обещали о своей первой любви рассказать.
– Хотите, расскажу не в вашей спальне, а просто в классе? – ответил он. – Когда кончим уроки готовить.
Все закричали:
– Хотим, хотим!
Васька сказал Мише:
– Вот охота о всякой ерунде слушать!
Васька был большой любитель книг. Но читал он только о войне, о партизанах, о страшных битвах. И больше всего ему нравились книги о шпионах. А если попадалась страница про любовь или описание природы, он пропускал.
Миша тоже очень много читал, но читал, между прочим, и про любовь. Однако рассказ Крокозавра не захотел слушать «принципиально».
Сразу после обеда Крокозавр ушел на совещание. Ребята на прогулку отправились одни.
Стоял сильный мороз, земля здорово промерзла, а снега почти не было. Организовали хоккей против шестиашников. Миша, конечно, играл нападающим. У него клюшка была самая лучшая, из крепкой палки, обмотанная изоляционной лентой.
Побеждала команда шестого «Б». Девчонки прибежали «болеть». Когда Игорь забивал гол, Галя Крышечкина кричала «ура!». Вот если бы Игорь тогда сразу дал шайбу Мише, то уж он, Миша, обязательно в ворота бы забил…
После игры Миша с Васькой так договорились:
– Будем сегодня уроки готовить на манер нашей зубрилы Крайновой. Носы в тетради уткнем. Крокозавр увидит и не станет нас за Драчева чистить.
Миша и Вася два часа, не поднимая головы, просидели над задачами, думали, примеры писали. Перо и чернильницу обмакнут и опять… Один только раз Миша оглядел ребят и увидел: все молчат, занимаются, в окна не глазеют, не шепчутся. Галя Крышечкина голову совсем к парте наклонила.
«Боятся они Крокозавра, что ли? – подумал Миша. – Но тот сегодня совсем добреньким прикинулся, ни на кого не кричит, даже «Дети, тише!» не говорит, как, бывало, Варвара Ивановна. – Миша удивился. – Неужели все хотят поскорее уроки кончить, чтобы Крокозавра послушать?»
Когда последняя задача была решена, девчонки начали просить:
– Рассказывайте! Рассказывайте!
Миша вытащил из парты Вальтера Скотта – «Айвенго». Пусть Крокозавр видит, что он читает и совсем не интересуется его рассказом. Глядя на Мишу, и Вася Кругов тоже из парты книжку вынул и на самое видное место перед собою положил.
Крокозавр встал и начал молча ходить взад-вперед.
Миша заметил, был он какой-то задумчивый, ни на кого не смотрел.
Сейчас ночью, лежа в постели, Миша вспоминал мельчайшие подробности того, что рассказывал Крокозавр.
Девчонки тогда от нетерпения все извертелись.
– Петр Владимирович, ну скорее, ну начинайте!
Миша поднял голову. Совсем не для того, чтобы послушать. Просто так. И вдруг он увидел, что Крокозавр глядит не то на него, не то на Вальтера Скотта. Миша нисколько не испугался и тоже Крокозавру прямо в глаза стал смотреть. А тот вдруг улыбнулся, чуть-чуть улыбнулся, и к своему виску кончики пальцев прижал.
Миша сразу – голову вниз и опять читать. Читал, по голос Крокозавра ему мешал. Миша оглянулся: все до одного слушали, даже Васька Крутов.