Сергей Голицын
Страшный Крокозавр и его дети

ОН ПРИШЕЛ ВПЕРВЫЕ

   Двор и сад школы-интерната напоминали муравейник. Мальчики, скинув пальто, увлеченно играли в хоккей, гоняя клюшками по мерзлой земле какой-то катышек. Одни девочки, не боясь колючего ноябрьского мороза, старательно прыгали через скакалку, другие ждали своей очереди, пряча красные носы в воротники пальтишек. А самые младшие ребята, забыв все на свете, с криком носились взад и вперед, не зная, куда деть свою неистощимую энергию.
   – Тр-р-р-р! – зазвенели по всему участку невидимые репродукторы, подвешенные где-то в ветвях деревьев.
   И разом все дети остановились, со всех концов послышались их жалобные голоса:
   – Ой! Ну хоть бы еще минуточку поиграть! Как весело! Солнышко какое!
   – Тр-р-р-р! – настойчиво звали репродукторы. – Кончилось время прогулок, пора готовить уроки!
   Воспитательницы младших классов собирали своих питомцев, строили попарно. Мальчики и девочки постарше мчались по асфальтовым дорожкам, а степенные выпускники восьмого класса, исполненные собственного достоинства, шли неторопливо, о чем-то рассуждая, не обращая внимания на обгонявших ребят.
   – Тр-р-р-р! – торопили репродукторы. – Скорее в классы! Не отставайте! Не опаздывайте!
   Всю эту пеструю и шумную суетню с большим интересом наблюдал очень высокий, могучего телосложения молодой человек, который стоял у ворот интерната. Он был без шляпы, и его русые, зачесанные назад волосы открывали крутой и широкий лоб. Чуть прищуренные блестящие живые глаза перебегали с мальчика на девочку, опять на мальчика… Но ребячьи лица так быстро мелькали, что вряд ли он мог кого-либо запомнить.
   Когда же двор опустел, молодой человек осмотрелся. Интернат находился близ набережной Москвы-реки. На противоположном берегу высились огромные, похожие на допотопные чудовища четырехногие подъемные краны. Они вертели своими длинными металлическими шеями, выгружая и нагружая баржи, которые пришвартовывались одна за другой вдоль берега. Это был грузовой порт столицы.
   Молодой человек перевел глаза на школьный участок, обсаженный вдоль решетчатого забора деревьями. В глубине направо стояли два белых, ярко освещенных солнцем четырехэтажных здания, соединенных между собой крытым стеклянным переходом.
   «Это спальные корпуса», – решил он и повернул голову налево. Там совсем отдельно высился такой же белый, но пятиэтажный корпус, тот самый, в котором только что исчез ребячий поток. «А здесь они учатся». Молодой человек поднял руку и почему-то прижал пальцы к виску…
   – Ну, смелее! – неожиданно вслух сказал он самому себе, быстро отнял руку от виска, полной грудью набрал воздух, расправил плечи и решительно зашагал к учебному корпусу.
   В сенях ему преградила путь девочка с голубой повязкой на рукаве.
   – Вам кого? – строго спросила она.
   – Я к директору.
   Девочка улыбнулась и объяснила, что директор, Вера Александровна, недавно прошла из спальных корпусов в свой кабинет.
   Приветливая улыбка девочки сразу ободрила молодого человека. Легко и быстро поднялся он на второй этаж, увидел дверь с табличкой «Директор», остановился, прислушался.
   Было абсолютно тихо. Не верилось, что на всех пяти этажах сейчас сидят, думают, читают, пишут, отвечают на вопросы сотни ребят.
   Он прислушался, опять зачем-то поднял руку и дотронулся до своего виска. Кто-то спускался по лестнице. Он тут же отдернул руку и постучал в дверь.
   – Войдите, – послышался далекий женский голос.
   Каким нескончаемо долгим показался ему весь путь
   по ковровой дорожке директорского кабинета! Он шел к письменному столу, а на него пристально и холодно глядела пожилая женщина, сидевшая за столом.
   Лицо Веры Александровны было строгое, даже надменное, очень бледное, резкие складки легли у переносицы и на концах губ.
   – Садитесь, пожалуйста, – сказала она совершенно официальным тоном.
   Он присел на кончик стула и протянул свои бумаги.
   Она молча пробежала глазами листки, откинулась к спинке кресла и начала всматриваться в лицо молодого человека.
   Он всегда считал себя смелым и находчивым, но сейчас под испытующим взглядом сероватых усталых глаз учащенно забилось его сердце.
   – А теперь, Петр Владимирович, рассказывайте о себе, да поподробнее, – сказала Вера Александровна несколько мягче. – Раз вы намерены поступить к нам в интернат воспитателем, я должна знать вас не только по документам.
   Он говорил несколько приглушенным басом, слова произносил медленно, явно стараясь сдержать свой низкий голос. Но иной раз его бас прорывался и гудел сердито, как рассерженный шмель. Тогда молодой человек спохватывался и говорил тише.
   Ему двадцать четыре года, он окончил историческое отделение педагогического института, сейчас готовится к экзаменам в аспирантуру. Он комсомолец, живет один, отец убит на войне, а мать работает в колхозе за двести километров от Москвы… Тут он передохнул, набрал воздуху в легкие и неожиданно заговорил совсем на другую тему.
   Его очень увлекает туризм, и каждый год летом он отправляется с друзьями в дальние путешествия пешком или на лодках. Вот, например, в прошлом году…
   Вера Александровна холодно перебила его:
   – Петр Владимирович, а с ребятами вы когда-нибудь дружбу заводили?
   – Еще бы! Я студентом бегал в одну школу, был там общественником-пионервожатым. Знаете, какие мы там развернули дела!
   Вера Александровна впервые чуть-чуть улыбнулась.
   Он сразу почувствовал себя легче, прочнее уселся на стуле.
   – Ну потом расскажете, – мягко остановила она его и вдруг встала, молча подошла к окну и начала говорить, словно не ему, а туда, в окно: – Их у меня очень много, целых шестьсот. А вам…
   Она вдруг оборвала фразу, быстро обернулась, подошла вплотную к Петру Владимировичу и взглянула ему прямо в глаза.
   – А вам я хочу доверить только тридцать. Шестой класс – переходный возраст. Сумеете ли вы стать для них вторым отцом? Впрочем, – она поправилась, – между вами и ими разница лишь одиннадцать лет. Сумеете ли стать их старшим братом, ближайшим товарищем и советчиком?
   Петр Владимирович молчал. Он никак не ожидал, что Вера Александровна, показавшаяся ему холодной и сдержанной, будет так говорить.
   Вера Александровна рассказала, что прежняя воспитательница уехала совсем из Москвы, потому что мужа перевели работать в Сибирь. Варвара Ивановна была чересчур мягкой. Ребята пользовались ее добротой, стали хуже учиться, распустились. Надо крепко взять их в руки, наладить ученье, поднять дисциплину…
   – Учтите, – продолжала Вера Александровна, – класс трудный, там много лентяев и безобразников, но вместе с тем ребята очень дружные и сплоченные.
   – Они любили свою прежнюю воспитательницу? – спросил Петр Владимирович.
   – Не то чтобы любили, скорее, привыкли к ней. Прошла неделя, как Варвара Ивановна уволилась, а они все еще слоняются какие-то потерянные. Предупреждаю вас, первое время вам придется нелегко. Но вы молоды и, кажется, энергичны. Попытайтесь увлечь их, добейтесь, чтобы они пошли за вами. – Тут Вера Александровна снова улыбнулась. – Я только опасаюсь, не испугает ли их ваш чересчур низкий голос?
   Петр Владимирович густо покраснел, опять пересел на кончик стула, но промолчал.
   – А начнете спотыкаться, сейчас же обращайтесь ко мне, – добавила она совсем серьезно. – Ну, идемте, я вас представлю классу. Там вы познакомитесь и с нашей старшей пионервожатой Светланой, которая сейчас заменяет воспитательницу.
   В коридоре им встретилась полная, очень румяная, улыбающаяся женщина с высоко взбитыми черными волосами.
   – Познакомьтесь, новый воспитатель шестого «Б» Петр Владимирович, – сказала Вера Александровна. – А это Валерия Михайловна, наш завуч.
   Валерия Михайловна доброжелательно протянула Петру Владимировичу сразу обе полные с маленькими пальцами руки и сказала:
   – Очень рада. Наконец-то в шестой «Б» пришел воспитатель, притом молодой мужчина! Мы, конечно, с вами подружимся. Не так ли? – Ее темные, глубоко сидящие глаза радушно улыбнулись.
   Они поднялись по лестнице. Валерия Михайловна прошла дальше по коридору, а Вера Александровна остановилась у двери, над которой висел белый квадратик: «6-й «Б». Петр Владимирович за ее спиной в третий раз быстро прижал руку к виску и тотчас же опустил вниз.
   Из класса доносилось какое-то невнятное бормотание. Вера Александровна с минуту постояла, прислушиваясь, наконец, решительным жестом распахнула дверь.

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

   Бормотание тотчас же прекратилось. Мальчики в клетчатых ковбойках, в вельветовых курточках, девочки в разноцветных платьицах разом вскочили. Вот они стоят за своими партами в три ряда, в каждом ряду по пять пар ребят – мальчик с девочкой, мальчик с девочкой, мальчик с девочкой… На партах аккуратно лежат учебники и тетради, – видно, ребята самым усердным образом готовили уроки.
   Вера Александровна нарочно медлила. Все стояли молча, глядели на директора и ждали…
   К подоконнику прислонилась маленькая, худенькая светловолосая девушка в синей кофточке с красным галстуком. Она также выжидающе, с любопытством глядела на директора.
   – Здравствуйте! Можете сесть! – сказала Вера Александровна.
   Все тотчас сели. Тишина была такая, что Петр Владимирович слышал, как на его руке тикали часы и из-за окон доносился отдаленный гул Москвы.
   Многие глядели на него исподлобья, с какой-то недоверчивой настороженностью.
   Вера Александровна познакомила Петра Владимировича с девушкой.
   – Светлана, старшая пионервожатая, кстати, работает в интернате недавно, с начала учебного года.
   Он крепко пожал девушке руку.
   – Вы, конечно, догадались, что Петр Владимирович ваш новый воспитатель, – обратилась Вера Александровна к ребятам. – Я очень рада за вас. Я уверена, что Петр Владимирович знает много интересного, и вы с ним подружитесь… Но, с другой стороны, – ее голос стал строгим, – я убеждена, что Петр Владимирович достаточно твердый человек и не позволит вам на головах ходить, как вы делали это последнее время. Слушайтесь его и хорошо учитесь.
   И тут тридцать пар глаз внимательно, испытывающе впились в нового воспитателя. Ребята оглядели его с головы до ног, не только пиджак, но каждую складочку, каждую пуговицу на пиджаке. Он увидел, что на левом его ботинке развязался шнурок. Разумеется, они подметили и этот шнурок. Еще мальчишки не так, а девчонки – это такие пройдохи, от них ничего не ускользнет.
   Петр Владимирович знал, что должен выдержать до конца. Развязанный шнурок они обнаружили, но сейчас, когда ему довелось впервые встретиться с ними лицом к лицу, они не должны заметить у него ни тени смущения, ни намека на боязнь.
   «Не волнуйся!» – сердито приказал он себе и встал.
   Вот они молча глядят на него – мальчики и девочки.
   И с этого часа каждый день быть в их окружении? Какие они, он еще не знает, их лица кажутся пока одинаковыми…
   – Давайте знакомиться, – сказал он, сдерживая
   свой бас. – Кто у вас председатель совета отряда?
   Высокая белокурая девочка с крупными чертами лица неторопливо встала. У нее были бесцветные прищуренные глаза. Петр Владимирович понял, что она близорука.
   – Галя Крайнева, отличница, – с гордостью представила ее Вера Александровна.
   Девочка сдержанно улыбнулась.
   – Потом подойди, пожалуйста, ко мне, мы поговорим о пионерской работе, – сказал Петр Владимирович.
   Галя по-взрослому, деловито кивнула и села.
   – А кто же староста класса? – спросил он.
   – Нина Вьюшина, – позвала Вера Александровна.
   Приподнимая то одно плечо, то другое, сразу вскочила высокая, худая девочка с тонким прямым носом, с челкой, закрывавшей весь лоб.
   – С тобой мне тоже надо поговорить – о чистоте в классе, о дежурствах, – сказал Петр Владимирович.
   Нина Вьюшина тотчас тряхнула челкой и возразила:
   – А Варвара Ивановна говорила, что чистотой заведует не староста, а санитар. Вон Галя Крышечкина, она санитар. – И Нина указала на девочку, сидевшую в левом ряду парт.
   Петр Владимирович заметил удивленно раскрытые, огромные глаза девочки. Этим глазам, переполненным затаенным любопытством, явно не терпелось узнать, что будет дальше.
   Петр Владимирович приветливо улыбнулся большеглазой девочке, тут же обернулся к Нине Вьюшиной и продолжил:
   – Староста спрашивает за чистоту в классе с дежурных и санитара, а кто будет спрашивать с хозяйки класса, со старосты?
   Нина передернула плечами, но промолчала.
   – Вот, Нина, разве это хорошо, что у вас в классе стены такие скучные? А может быть, мы украсим их репродукциями картин?
   – А Варвара Ивановна говорила, что картины на стенах отвлекают и мешают учиться, – неожиданно выпалила хозяйка класса.
   Петр Владимирович, не обратив внимания, спросил:
   – Когда у вас ближайший сбор отряда?
   – Во вторник на той неделе, – ответила Светлана.
   – Ох, как не скоро! Давайте ко вторнику подумаем, что мы можем сделать за эту четверть… – Он замолчал, неожиданно заметив насмешливые, у иных почему-то даже враждебные взгляды.
   Вон худощавый, бледный мальчик с тонкими, очень красивыми чертами лица. Его черные озорные глаза смотрят неприязненно. А вон тот толстяк – какой бука! – смотрит из-под нависших на глаза белых волос, нахмурил белые брови.
   Ища поддержки, Петр Владимирович обернулся к пионервожатой. Светлана тотчас же поняла его и выступила вперед.
   – Ну, ребята! Не выспались вы, что ли? Пришел к вам новый воспитатель, молодой, конечно спортсмен. Мне просто обидно, что не я в шестом классе учусь.
   – Дети, вы мне не очень нравитесь, – сказала Вера Александровна.
   Тут раздался звонок. Все встали.
   Петр Владимирович ожидал, что его сейчас окружат, ну хотя бы из простого любопытства, будут задавать разные вопросы… Ничего подобного! Все молча побежали мимо, к дверям.
   – Вова Драчев, подойди сюда, – Вера Александровна поймала за рукав того угрюмого белого медвежонка. – Что с тобой? Почему ты мрачнее тучи? – спросила она его.
   Вова насупился, наклонил голову.
   – Очень трудный мальчик и учится неважно, – вздохнула Вера Александровна, когда Вова скрылся в коридоре, а взрослые остались втроем. – Но знаете, почему он такой угрюмый? Он всегда тяжело переживает те невзгоды и неприятности, которые обрушиваются на их класс.
   – Значит, они считают, что я принес им неприятности? – спросил Петр Владимирович.
   – Вы не расстраивайтесь, первое время они будут вас дичиться. Ведь Варвара Ивановна была с ними добрая-предобрая, – стала утешать его Светлана. Маленькая, худенькая, она смотрела на него снизу вверх.
   – Они, естественно, жалеют, что Варвара Ивановна ушла, – добавила, улыбаясь, Вера Александровна. – Но знаете, после чересчур покладистой воспитательницы да попасть в лапы мужчине, да еще обладающему столь грозным голосом, на первых порах действительно покажется страшным.
   – Ничего не могу поделать со своим басом.
   – Ну, привыкнут, – улыбнулась, выходя из класса, Вера Александровна.
   – Желаю успеха, – кивнула на прощанье Светлана. – Когда нужно, я вам всегда помогу.
 
   В широком коридоре стоял тот привычный для учителей и школьников веселый, раскатистый, с отдельными выкриками и визгами гул, который всегда слышится на переменах между уроками.
   Но ученики шестого «Б» почти не принимали участия в общем гаме. Они собирались группами и тихо, но возбужденно переговаривались между собой; заметив своего нового воспитателя, они замолкали, искоса поглядывая на него.
   «Надо их как-то заинтересовать, – подумал Петр Владимирович. – С кем из ребят завязать разговор?» Ему попался на глаза тот черненький тонкобровый мальчик, который в классе так ему не понравился. «Нет, только не с ним. А с кем же? А, вот – с председателем совета отряда».
   Галя Крайнова стояла в группе подруг и о чем-то оживленно спорила.
   Только он хотел ее подозвать, как две девочки, по-кошачьи крадучись, приблизились к нему. Обе были маленькие, кругленькие, обе веснушчатые, со вздернутыми носиками, одна рыженькая, другая темненькая. Вдруг рыженькая подпрыгнула и выпалила:
   – Все равно вас слушаться не будем!
   Ее подруга, кажется, тоже хотела что-то добавить, но испугалась.
   В первую секунду Петр Владимирович опешил. Ему вдруг вспомнилось, как этим летом во время похода по Северному Уралу туристы нашли двух рысят. Беспомощные зверьки дико шипели и пытались царапаться короткими коготками, словом, вели себя, как эти две девчонки.
   – Вот это по-изыскательски! Как смело выпустила коготки! – воскликнул Петр Владимирович.
   Девочки оторопели. Уж чего-чего, но похвалы они не ожидали никак. Не зная, что ответить, обе, взвизгнув, умчались.
   – Люблю смелых изыскателей! – успел крикнуть им вдогонку Петр Владимирович.
   Этот внезапный выпад ему совсем не понравился. Но придется сделать вид, что ровно ничего не произошло.
   – Галя Крайнова! – позвал он.
   Та, несомненно, слышала, но сделала вид, что это ее не касается, и спряталась за спины подруг.
   – Галя Крайнова! – вдруг гаркнул Петр Владимирович и тут же смутился.
   Все в коридоре оглянулись, на секунду оторопели. Такого зычного окрика никто не ожидал. Галя Крайнова побледнела и медленно, мелкими шажками направилась к Петру Владимировичу. К ней присоединилась и Галя Крышечкина.
   Петр Владимирович как ни в чем не бывало спросил девочек:
   – Скажите, а на экскурсии вы ходите?
   Оказывается, в первой четверти ездили в Палеонтологический музей и в планетарий.
   – Хотите, отправимся в Третьяковскую галерею и в Исторический музей?
   Галя Крайнова равнодушно пожала плечами.
   – Хорошо, только к четырем не успеем вернуться. Значит, захватим время подготовки уроков?
   Петр Владимирович понял ехидство заданного вопроса. За счет уменьшения часов занятий они пойдут с удовольствием.
   – Ну что же, в день экскурсий придется готовить уроки после ужина, – спокойно заметил он.
   – При Варваре Ивановне после ужина – это было наше собственное свободное время. Кроме того, у нас кружки и пионерские дела, наконец, мы занимаемся чтением, – уверенно говорила Галя Крайнова.
   – Ну а если по выходным?
   – Никто не пойдет! – с апломбом ответила Галя Крайнова. – По выходным множество личных дел, да и в кино хочется. По выходным Варвара Ивановна никогда ничего не устраивала.
   – А с мамой можно в Третьяковку? А зимой можно на лыжах? – робко спросила Галя Крышечкина и вскинула на Петра Владимировича свои огромные глаза. – У меня мама молоденькая и такая хорошая.
   – Конечно, изыскатели пойдут и на лыжах, и в Третьяковку, да еще родителей прихватят. Ну а тюфяки, очевидно, будут дома, сидеть, – ответил Петр Владимирович.
   – О чем вы говорите? Какие-то непонятные слова… – недоумевая, спросила Галя Крышечкина.
   Галя Крайнова недоверчиво повернула к Петру Владимировичу свои близорукие, прищуренные глаза.
   – Изыскатели – это те, которые все время ищут – на земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе и даже в космосе…
   И по мере того как Петр Владимирович нарочно медленно произносил своим густым басом такие обыкновенные и одновременно такие загадочные слова, вокруг него собиралось все больше ребят.
   – Расскажите, расскажите, – попросила его Галя Крышечкина. – Нам Варвара Ивановна часто рассказывала ужасно интересные истории.
   – Я, возможно, вам расскажу, но при одном обязательном условии – что никто, кроме вашего шестого «Б», не должен об этом знать. Есть тайны куда интереснее, нежели все ваши секреты, вместе взятые.
   Ребята зашумели, забурлили.
   – Ну конечно, никому не скажем! Никому! Никому!
   Резкий звонок прервал их возгласы.
   – Позднее все расскажу. А сейчас уроки, уроки, – говорил Петр Владимирович. Кажется, он крепко раззадорил ребят.
   Один за другим они вбегали в класс, садились за парты, громко хлопали крышками, с шумом вытаскивая и раскладывая учебники и тетради.
   Петр Владимирович сел за учительский стол и спросил:
   – По какому предмету вы занимались, когда мы с Верой Александровной вошли и вам помешали?
   – Вы помешали нам заниматься алгеброй, – с готовностью ответила Галя Крышечкина.
   Все головы наклонились, установилась тишина.
   Петр Владимирович взял в руки классный журнал и принялся его изучать. Ой, сколько двоек! У кого одна, у кого две, даже три. Только у одной Гали Крайневой красовались четверки и пятерки. Ай-ай-ай, как они скверно учатся! Гораздо хуже, чем он ожидал. Особенно плохи дела были у того белоголового буки – Вовы Драчева. За последние дни он успел схватить несколько двоек.
   Петр Владимирович встал и подсел к Вове.
   Пример был простенький – разложение многочленов, но Вова, переписав его кривыми цифрами, низко опустил свою большую беловолосую голову и неподвижно уставился в тетрадь.
   Задав мальчику два-три вопроса, Петр Владимирович убедился, что тот не знает даже азов.
   – Слушай, давай так договоримся, – шепнул он, – каждый день будем выкраивать по полчаса, по часу или перед ужином, или сразу после ужина. И попытаемся подогнать математику. Хорошо?
   Вова оживился, посмотрел на Петра Владимировича из-под густых белесых бровей и пробормотал шепотом:
   – А Варвара Ивановна говорила, что из меня все равно никакого толку не получится.
   – А может, получится, только надо очень здорово стараться, ну прямо как изыскатель.
   – Как изыскатель? – переспросил Вова, видно, не понял. – А знаете, у меня и по-русски тоже никуда, – со вздохом признался он.
   – И по-русскому будем заниматься, – согласился Петр Владимирович.
   Вова только было хотел благодарно кивнуть головой, как вдруг раздалось на весь класс:
   – Мяу-у!
   И тотчас же словно плотина прорвалась. Хохотали все, хохотали громко, заразительно, без всякого стеснения.
   «Спокойней, спокойней», – повторил Петр Владимирович самому себе.
   Ребята хохотали, глядя на черноглазого худощавого мальчика, сидевшего в третьем ряду. Черноглазый сидел, чуть сморщив свои тонкие брови, и улыбался.
   – Встать! Как твоя фамилия? – спросил Петр Владимирович. Стоя посреди класса, он до боли сжал кулаки.
   Мальчик встал. Все притихли.
   – Это не я! Это не я! – дважды отрывисто повторил мальчик.
   – Нетрудно догадаться кто, – тихо заметил Петр Владимирович, – Когда я был школьником, случалось, мы такое выкидывали… Но сознаваться не боялись. Кстати, трусость – это один из отличительных признаков тюфяков, – ни к кому не обращаясь, словно поверх ребячьих голов, добавил он. – Вот что, давай-ка к доске! Как твоя фамилия?
   Мальчик весь съежился, но продолжал стоять за партой. Класс выжидающе молчал.
   Петр Владимирович понимал, что должен во что бы то ни стало заставить упрямца назвать свою фамилию и выйти к доске.
   Неожиданно вскочил Вова Драчев.
   – Его зовут Ключарев Миша.
   Весь класс негодующе зашумел.
   Петр Владимирович быстро обернулся к Вове.
   – Драчев, неужели ты думаешь, что без твоей помощи я не узнал бы его фамилии?
   Вова надул губы и сел на свое место.
   Петр Владимирович снова обернулся к Мише.
   – Ключарев, к доске без разговоров, – сказал он.
   За этими словами сорванец почувствовал непреклонную волю воспитателя; он словно с усилием встал, вобрал голову в плечи и заковылял к доске.
   – Мне надо уроки готовить, – пробурчал он на ходу.
   – Десять минут простоишь на виду у всего класса, потом вернешься.
   Мальчик не посмел ослушаться. Но Петр Владимирович понимал, что до победы еще далеко. Стоя у доски, тот, несомненно, будет чувствовать себя героем в глазах товарищей.
   Некоторое время только и слышалось, что сопение носов, скрип перьев, шелест страниц…
   – Проверьте, пожалуйста, правильно ли я решила, – спросила Галя Крышечкина.
   Петр Владимирович подошел к ней, наклонился, рассматривая мелкие ровные строчки.
   В это время в самом дальнем углу раздался шум.
   – Ты чего?
   – А ты чего?
   Двое самых рослых и старших – Нина Вьюшина и ее сосед, черный горбоносый долговязый мальчик, – чуть не подрались: сперва он толкнул, потом она, опять он, опять она…
   – Оба тюфяка тоже к доске! – спокойно приказал Петр Владимирович.
   – Меня зовут Вася Крутов, – небрежно бросил нескладный длиннорукий драчун.
   Он встал и тут же поплелся развязной походочкой, а Нина Вьюшина возмутилась: она же староста, начальник класса!
   – Да я!.. Да он меня первый! Я не виновата!
   – Вьюшина, к доске! – повторил Петр Владимирович и нетерпеливо несколько раз резко ударил ладонью по парте.
   Нина пожала плечами, покосилась на него и пошла.
   Вдруг сразу в двух местах звонко захохотали. Петр Владимирович поднял голову. Те две круглолицые девочки – рыженькая и темненькая, что давеча грозились его не слушаться, сейчас без всякого стеснения покатывались от смеха.
   – Ваши как фамилии? – глухо спросил он.
   Черненькая испугалась, встала и робко назвала себя:
   – Алла Анохина.
   Рыженькая не встала, а посмотрела прямо на Петра Владимировича своими злющими, как у рысенка, голубыми глазками и выпалила:
   – А я не скажу!
   – Алла Анохина и неизвестная хохотушка, неужели и вас туда же?
   Петр Владимирович понимал, что, если еще эти две выстроятся у доски, наказание обернется смехом. Девчонки стояли за своими партами. Одна с ухмылочкой, другая растерянная.