Страница:
Через Дегре Анжелика узнала первую реакцию двора на ее месть. Дегре нашел ее в доме на улице Франк-Буржуа, где она укрылась на время. Она внимательно слушала, что рассказывал ей полицейский.
— Они думают, что мы в расчете, — зло бросила Анжелика. — Но это только начало. Я хочу, чтобы кровь Дино запятнала трон нашего владыки. Вчера мы похоронили Дино на кладбище «Святых мучеников». Дегре, видели бы вы, как плакал весь народ, пришедший проводить в последний путь это прекрасное существо. Бедный Дино! Они хотели идти громить Версаль. Эти проклятые убийцы в кружевах отобрали у Дино единственное, что у него было, — жизнь! — Она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.
— Честные торговки забросали тухлыми яйцами карету, везущую Бриена в Бастилию. Лучше бы они ее сожгли, а вместе с ней и королевский дворец. Пусть горит Версаль, Сен-Жермен, логово этих трусливых развратников из высшего света.
Дегре улыбнулся:
— А где же вы будете танцевать, мадам, когда станете знатной дамой?
Анжелика пристально посмотрела на него, потом опустила голову.
— Никогда, никогда я не стану знатной дамой. Кстати, вы принесли имена всех тех, кто был в таверне в тот злополучный вечер?
— Да, мадам. Вот они, а вот и протокол расследования, порученного мне его величеством. Если хотите, я вам его зачитаю. Итак, слушайте.
«Вечером 1664 года в таверну „Красная маска“ вошли несколько неизвестных. Они были в масках.
Посидев немного, они учинили пьяный дебош. Вот их имена: господин Бриен, маркиз дю Плесси де Бельер, де Лувиш, де Сан-Тирли, де Фронтенак, де Гиш, де Лавальер и так далее».
— Де Лавальер? Брат фаворитки, любовницы короля?
— Он самый, мадам.
Заметив злое выражение лица Анжелики, Дегре шутливо заметил:
— Вам очень идет, когда вы сердитесь, мадам. При нашей первой встрече вы были именно такой.
— А когда я вас увидела впервые, вы были более справедливы, — отпарировала Анжелика. — Сейчас я вас ненавижу.
Анжелика поднялась, дернув плечами, подошла к камину, взяв несколько поленьев, и подбросила их в огонь. Это несколько отвлекло ее от мрачных мыслей.
Дегре, глядя на нее, продолжал беседу своим рассудительным голосом:
— Да, мадам, вы сейчас боитесь за памфлетиста, но на этот раз он не уйдет от нас и будет повешен.
Но Анжелика не слушала его.
— Вы говорили, что там был маркиз дю Плесси де Бельер?
Как же, Анжелика отлично помнила его, этого красавца с голубыми глазами и торсом Аполлона, который несколько лет назад пренебрежительно назвал ее «Баронессой Унылого Платья».
Анжелика прошептала:
— Филипп дю Плесси де Бельер. Это мой кузен. Вы знаете, господин полицейский, их владения расположены недалеко от Монтелу. Дегре, вы меня не предадите?
— Я — нет, мадам. Но памфлетист будет повешен, увы, этого хочет король. До свидания, мадам, — с этими словами полицейский, поклонившись, удалился, звеня шпорами.
Как только он ушел, Анжелика немного успокоилась. Острый, холодный ветер разгуливал по крышам домов и по безлюдным улицам. Сердце Анжелики готово было разорваться от боли. Никогда ей не было так грустно. Страх, боль, тоска, все эти чувства были знакомы ей, но сегодня ее сердце сжималось в комок. Предчувствие чего-то непоправимого давило и угнетало душу.
Вечером пришел Одиже и попытался хоть как-то утешить Анжелику, но она зло оттолкнула его.
— Это катастрофа! Это катастрофа! — повторяла она как завороженная. — Я потеряла все, что имела. Где я возьму денег? А скоро зима. Неужели опять нищета, голод? Моих средств, которые я скопила, хватит только на месяц. А дальше? Я разорена, погибла!
— Не бойтесь, любовь моя. — Одиже наклонился и положил ей руку на плечо.
— Пока я жив, вам ничего не грозит. Правда, я не очень богат, но у меня достаточно средств, чтобы содержать вас с детьми.
— Нет, я не хочу этого. — Анжелика отошла в сторону, резко сбросив с плеча руку Одиже. На глазах у нее навернулись слезы. — Я не хочу быть у вас в качестве служанки!
— Вы говорите о равноправии женщины и мужчины? Это еретические мысли, моя дорогая.
— Уходите! Я ненавижу вас. Я не хочу вас видеть.
— Анжелика!
— Уходите!
Молодой человек встал на колени.
— Я вас умоляю…
— Встаньте.
Одиже встал и, покачиваясь, вышел из комнаты, забыв свою шляпу.
Анжелику раздражало все: вой ветра, мяуканье кошки. Она была крайне утомлена, после всего происшедшего ей не хотелось жить.
— Я не буду вас строго наказывать, — сказал Людовик XIV, — так как слезы вашей сестры мне дороги. Покиньте на время Францию и поезжайте в свой полк, а когда скандал утихнет, возвращайтесь. Прощайте.
Однако скандал не утихал, несмотря на то, что многих, кто читал памфлеты, арестовывали и штрафовали. Во дворце усилили охрану, множество продавцов белых листков было брошено в Шатль. Но проклятые листки находили даже в будуаре королевы. Все входы и выходы из Лувра тщательно охранялись, возле окон стояли часовые. Казалось, что цитадель абсолютизма приготовилась к осаде. Невозможно было прошмыгнуть или пронести во дворец что-нибудь незаметно.
Для обычного человека, но не для карлика.
«Нет, — думал Дегре, подозревая любимца королевы, карлика Баркароля, в том, что он сотрудничает с Анжеликой. — Вот это женщина! Она подняла на ноги всю чернь!»
Даже Великий Керз помогал Анжелике. В Париже солдаты патрулировали все улицы, но полицейские не могли поспеть везде.
«Ну что это за женщина?!» — думал Дегре. Его прозорливый ум работал, как машина. Кто-кто, а он знал, что победа будет на стороне короля.
Однажды утром Париж узнал новую сенсацию. Вместо того чтобы защитить маленького Дино, убитого в таверне, маркиз де Тирли якобы сказал своим собутыльникам:
— До свиданья, господа, я лучше пойду крутить любовь с маркизой Ракио.
Маркиз Ракио вызвал обидчика на дуэль, и де Тирли был убит. Париж ликовал.
— Только четверо, только четверо осталось, только четверо!!! — пели вокруг, сочиняя песни.
Охрана плетьми разгоняла толпу, а «бунтовщики» забрасывали их камнями, гнилыми помидорами, вовсю распевая проклятые памфлеты.
Прячась ночью и днем от охранников, Клод ле Пти — поэт с Нового моста — тайком пробрался к Анжелике. Его искали везде, лучшие силы были брошены на поиски проклятого памфлетиста, мутившего народ. Казалось, мышеловка должна была захлопнуться.
Запыхавшись, Клод вбежал в комнату, захлопнув за собой дверь.
— Да, дорогая Анжелика, на этот раз Я попался, с меня снимут шкуру.
— Не говори так, Клод.
У него был испуганный вид.
— Ты же сам говорил, что тебя никогда не повесят, что ты — ум народа.
— Это я шутил, дорогая Анжелика. Куда мне справиться с королем. Проклятые ищейки идут по моим следам. Полчаса назад меня чуть не схватили в одной маленькой таверне. Я был на краю гибели.
Дрожа всем телом, он прилег на кровать Анжелики.
— Это ты виновата. Ты заставила меня писать эти памфлеты. Мне не надо было любить тебя! С того момента, как я стал называть тебя на «ты», я стал твоим рабом.
Расстроенная Анжелика села у изголовья и нежно обняла его, но Клод, отмахнувшись, закрыл глаза, он был очень испуган. В глубине души Анжелика понимала, что поэту грозит неминуемая гибель. Но она быстро отогнала от себя эти страшные мысли.
Поэт открыл глаза.
— Возле тебя так хорошо и тепло, но стоит выйти на улицу, как тебя подстерегает смерть.
— Ты говоришь, как Каламбреден. — Она поцеловала его в губы.
— Ты его погубила, — тихо пробормотал Клод. — Ты и меня погубишь.
— Не говори так, он любил меня.
— Ты как призрачное видение, как ночная бабочка, как фея, — он задохнулся. — Всем мужчинам, которые были с тобой и любили тебя, эта любовь принесла смерть или душевные страдания.
Анжелика молчала. Да, как это ни было страшно, но он был прав. Перед ее глазами пронеслось лицо Жоффрея. Это была судьба.
— Ты можешь покинуть Париж, Клод.
Анжелика продолжала ласкать его похудевшее за время гонений лицо.
— Куда я пойду? У меня никого нет, кроме тебя. Да и Париж — это моя жизнь!
— Ты говорил, что где-то в горах Жюра у тебя есть кормилица. Скоро зима, дороги занесет, никто не найдет тебя там. Слушай меня внимательно. Этой ночью ты должен быть около ворот Монмартра. Они плохо охраняются, я уже все разведала. Там ты найдешь лошадь, немного денег и пистолет.
— Ладно, Анжелика, — сказал он и сладко потянулся. — Я пойду, но если меня повесят, вспоминай хоть иногда Клода ле Пти.
Перед тем как покинуть дом, он несколько минут смотрел в ее прекрасные зеленые глаза, потом, резко хлопнув дверью, вышел. Анжелика поняла, что в последний раз видела этого худого человека с веселым красивым лицом.
Как и было договорено, в полночь Красавчик и несколько других людей из банды Каламбредена должны были переправить Клода ле Пти в деревню. Пока все шло по плану, и Анжелика немного успокоилась.
Поздно вечером, сидя у камина, она считала часы. Дети и прислуга спали, а она тихо разговаривала с обезьянкой Пикколло, как вдруг стук в дверь прервал Анжелику.
«Кто бы это мог быть?» — подумала встревоженная Анжелика. Ее сердце забилось в предчувствии несчастья.
— Кто там? — спросила она, подойдя к двери.
— Откройте и узнаете, — ответил голос за дверью.
Дрожащими от волнения руками Анжелика отодвинула задвижку. Вошел Дегре, стряхивая капли дождя со своей широкополой шляпы. В душе Анжелика была рада видеть полицейского, так как ей было страшно оставаться одной.
— А где же ваша Сорбонна, господин полицейский? — спросила она.
— Она осталась дома, мне жаль ее брать с собой в такую погоду.
Анжелика заметила, что Дегре был одет в красивый кафтан, виднеющийся через расстегнутый плащ, белый кружевной воротник окружал его крепкую шею. У полицейского был вид провинциального буржуа, приехавшего первый раз в Париж, а шпага и шпоры придавали ему живописный и задорный вид.
— Я пришел к вам из театра, мадам, — весело сказал он.
— Как, вы больше не преследуете памфлетиста? Вы отказались от этого дела?
— Нет, король разрешил мне действовать на свое усмотрение. Он знает, что у меня свои методы.
— Подождите, господин следователь, я сейчас принесу графин и два стакана.
— Нет, мадам, прежде чем мы с вами выпьем вина, я должен сделать обход и проверить посты у ворот Монмартра.
Сердце у Анжелики похолодело. Она бросила взгляд на часы: было половина одиннадцатого ночи. «Если Дегре направится сейчас проверять посты, все пропало. Как он мог пронюхать про побег Клода?» Мозг Анжелики лихорадочно работал.
Дегре подошел к двери.
— Как же так, господин полицейский? Вы вытащили меня из кровати в такой час, а теперь так быстро уходите.
— Не правда, мадам, вы не были раздеты, когда я вошел, а сидели около камина. До свиданья, мадам, я пошел.
— Ох уж эти мужчины! — всплеснула руками Анжелика. Она боялась, как за Дегре, так и за Клода, так как в перестрелке могли убить и того и другого. У Дегре была шпага и пистолет, но и заговорщики были тоже вооружены до зубов.
Полицейский направился к двери. «Как глупо, — подумала Анжелика. — Если я не могу задержать мужчину, зачем бог сотворил меня женщиной?» Она подошла к полицейскому и положила руку ему на плечо.
— Спокойной ночи, мадам, — улыбнулся он.
— Ночь не будет для меня спокойной, если вы уйдете, — игриво заметила Анжелика. — Мы так давно знаем друг друга.
— По-моему, не в вашей привычке бросаться на шею мужчине, — пробормотал Дегре.
— Ночи сейчас такие длинные, когда ты один в холодной постели…
— Что с вами, дорогая моя? — Рука Дегре бросила ручку двери и нежно обхватила Анжелику за тонкую талию. Он слегка придерживал ее, как хрупкий предмет, не зная, то ли уйти, то ли остаться.
— Я не знала, что полицейские могут быть так нежны. И уж никак я не думала, что мы можем стать любовниками, Дегре.
Он улыбнулся.
— Я привык к притонам и борделям, мадам. Да и, по правде говоря, вы не в моем вкусе.
Анжелика опустила голову на его плечо.
— Нас много связывает, господин полицейский. Сколько мы с вами прожили вместе?
— А где ваш друг, Клод, этот писака? — в упор спросил Дегре. — Разве этой ночью он не придет?
— Нет, — в тон ему ответила Анжелика, подумав про себя: «В 12 часов Клод будет уже далеко от Парижа и ему не будет угрожать опасность».
Где-то вдали часы пробили полночь.
— Ну, поцелуй же меня на прощанье, господин сыщик.
Дегре, поймав ее губы, жадно прильнул к ним. Потом. отстранив Анжелику, вышел на улицу.
Вдруг Флико вбежал в дом с расширенными от возбуждения глазами.
— Анжелика! Кого я видел на Гревской площади! Я видел… я видел Клода!
— Он с ума сошел, его же схватят!
— Нет, не схватят, он висит повешенный, с высунутым языком!
Глава 27
Глава 28
— Они думают, что мы в расчете, — зло бросила Анжелика. — Но это только начало. Я хочу, чтобы кровь Дино запятнала трон нашего владыки. Вчера мы похоронили Дино на кладбище «Святых мучеников». Дегре, видели бы вы, как плакал весь народ, пришедший проводить в последний путь это прекрасное существо. Бедный Дино! Они хотели идти громить Версаль. Эти проклятые убийцы в кружевах отобрали у Дино единственное, что у него было, — жизнь! — Она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.
— Честные торговки забросали тухлыми яйцами карету, везущую Бриена в Бастилию. Лучше бы они ее сожгли, а вместе с ней и королевский дворец. Пусть горит Версаль, Сен-Жермен, логово этих трусливых развратников из высшего света.
Дегре улыбнулся:
— А где же вы будете танцевать, мадам, когда станете знатной дамой?
Анжелика пристально посмотрела на него, потом опустила голову.
— Никогда, никогда я не стану знатной дамой. Кстати, вы принесли имена всех тех, кто был в таверне в тот злополучный вечер?
— Да, мадам. Вот они, а вот и протокол расследования, порученного мне его величеством. Если хотите, я вам его зачитаю. Итак, слушайте.
«Вечером 1664 года в таверну „Красная маска“ вошли несколько неизвестных. Они были в масках.
Посидев немного, они учинили пьяный дебош. Вот их имена: господин Бриен, маркиз дю Плесси де Бельер, де Лувиш, де Сан-Тирли, де Фронтенак, де Гиш, де Лавальер и так далее».
— Де Лавальер? Брат фаворитки, любовницы короля?
— Он самый, мадам.
Заметив злое выражение лица Анжелики, Дегре шутливо заметил:
— Вам очень идет, когда вы сердитесь, мадам. При нашей первой встрече вы были именно такой.
— А когда я вас увидела впервые, вы были более справедливы, — отпарировала Анжелика. — Сейчас я вас ненавижу.
Анжелика поднялась, дернув плечами, подошла к камину, взяв несколько поленьев, и подбросила их в огонь. Это несколько отвлекло ее от мрачных мыслей.
Дегре, глядя на нее, продолжал беседу своим рассудительным голосом:
— Да, мадам, вы сейчас боитесь за памфлетиста, но на этот раз он не уйдет от нас и будет повешен.
Но Анжелика не слушала его.
— Вы говорили, что там был маркиз дю Плесси де Бельер?
Как же, Анжелика отлично помнила его, этого красавца с голубыми глазами и торсом Аполлона, который несколько лет назад пренебрежительно назвал ее «Баронессой Унылого Платья».
Анжелика прошептала:
— Филипп дю Плесси де Бельер. Это мой кузен. Вы знаете, господин полицейский, их владения расположены недалеко от Монтелу. Дегре, вы меня не предадите?
— Я — нет, мадам. Но памфлетист будет повешен, увы, этого хочет король. До свидания, мадам, — с этими словами полицейский, поклонившись, удалился, звеня шпорами.
Как только он ушел, Анжелика немного успокоилась. Острый, холодный ветер разгуливал по крышам домов и по безлюдным улицам. Сердце Анжелики готово было разорваться от боли. Никогда ей не было так грустно. Страх, боль, тоска, все эти чувства были знакомы ей, но сегодня ее сердце сжималось в комок. Предчувствие чего-то непоправимого давило и угнетало душу.
Вечером пришел Одиже и попытался хоть как-то утешить Анжелику, но она зло оттолкнула его.
— Это катастрофа! Это катастрофа! — повторяла она как завороженная. — Я потеряла все, что имела. Где я возьму денег? А скоро зима. Неужели опять нищета, голод? Моих средств, которые я скопила, хватит только на месяц. А дальше? Я разорена, погибла!
— Не бойтесь, любовь моя. — Одиже наклонился и положил ей руку на плечо.
— Пока я жив, вам ничего не грозит. Правда, я не очень богат, но у меня достаточно средств, чтобы содержать вас с детьми.
— Нет, я не хочу этого. — Анжелика отошла в сторону, резко сбросив с плеча руку Одиже. На глазах у нее навернулись слезы. — Я не хочу быть у вас в качестве служанки!
— Вы говорите о равноправии женщины и мужчины? Это еретические мысли, моя дорогая.
— Уходите! Я ненавижу вас. Я не хочу вас видеть.
— Анжелика!
— Уходите!
Молодой человек встал на колени.
— Я вас умоляю…
— Встаньте.
Одиже встал и, покачиваясь, вышел из комнаты, забыв свою шляпу.
Анжелику раздражало все: вой ветра, мяуканье кошки. Она была крайне утомлена, после всего происшедшего ей не хотелось жить.
***
Поняв, что пришла его очередь, маркиз де Лавальер бросился к ногам сестры, чтобы та, в свою очередь, просила короля о милости.— Я не буду вас строго наказывать, — сказал Людовик XIV, — так как слезы вашей сестры мне дороги. Покиньте на время Францию и поезжайте в свой полк, а когда скандал утихнет, возвращайтесь. Прощайте.
Однако скандал не утихал, несмотря на то, что многих, кто читал памфлеты, арестовывали и штрафовали. Во дворце усилили охрану, множество продавцов белых листков было брошено в Шатль. Но проклятые листки находили даже в будуаре королевы. Все входы и выходы из Лувра тщательно охранялись, возле окон стояли часовые. Казалось, что цитадель абсолютизма приготовилась к осаде. Невозможно было прошмыгнуть или пронести во дворец что-нибудь незаметно.
Для обычного человека, но не для карлика.
«Нет, — думал Дегре, подозревая любимца королевы, карлика Баркароля, в том, что он сотрудничает с Анжеликой. — Вот это женщина! Она подняла на ноги всю чернь!»
Даже Великий Керз помогал Анжелике. В Париже солдаты патрулировали все улицы, но полицейские не могли поспеть везде.
«Ну что это за женщина?!» — думал Дегре. Его прозорливый ум работал, как машина. Кто-кто, а он знал, что победа будет на стороне короля.
Однажды утром Париж узнал новую сенсацию. Вместо того чтобы защитить маленького Дино, убитого в таверне, маркиз де Тирли якобы сказал своим собутыльникам:
— До свиданья, господа, я лучше пойду крутить любовь с маркизой Ракио.
Маркиз Ракио вызвал обидчика на дуэль, и де Тирли был убит. Париж ликовал.
— Только четверо, только четверо осталось, только четверо!!! — пели вокруг, сочиняя песни.
Охрана плетьми разгоняла толпу, а «бунтовщики» забрасывали их камнями, гнилыми помидорами, вовсю распевая проклятые памфлеты.
Прячась ночью и днем от охранников, Клод ле Пти — поэт с Нового моста — тайком пробрался к Анжелике. Его искали везде, лучшие силы были брошены на поиски проклятого памфлетиста, мутившего народ. Казалось, мышеловка должна была захлопнуться.
Запыхавшись, Клод вбежал в комнату, захлопнув за собой дверь.
— Да, дорогая Анжелика, на этот раз Я попался, с меня снимут шкуру.
— Не говори так, Клод.
У него был испуганный вид.
— Ты же сам говорил, что тебя никогда не повесят, что ты — ум народа.
— Это я шутил, дорогая Анжелика. Куда мне справиться с королем. Проклятые ищейки идут по моим следам. Полчаса назад меня чуть не схватили в одной маленькой таверне. Я был на краю гибели.
Дрожа всем телом, он прилег на кровать Анжелики.
— Это ты виновата. Ты заставила меня писать эти памфлеты. Мне не надо было любить тебя! С того момента, как я стал называть тебя на «ты», я стал твоим рабом.
Расстроенная Анжелика села у изголовья и нежно обняла его, но Клод, отмахнувшись, закрыл глаза, он был очень испуган. В глубине души Анжелика понимала, что поэту грозит неминуемая гибель. Но она быстро отогнала от себя эти страшные мысли.
Поэт открыл глаза.
— Возле тебя так хорошо и тепло, но стоит выйти на улицу, как тебя подстерегает смерть.
— Ты говоришь, как Каламбреден. — Она поцеловала его в губы.
— Ты его погубила, — тихо пробормотал Клод. — Ты и меня погубишь.
— Не говори так, он любил меня.
— Ты как призрачное видение, как ночная бабочка, как фея, — он задохнулся. — Всем мужчинам, которые были с тобой и любили тебя, эта любовь принесла смерть или душевные страдания.
Анжелика молчала. Да, как это ни было страшно, но он был прав. Перед ее глазами пронеслось лицо Жоффрея. Это была судьба.
— Ты можешь покинуть Париж, Клод.
Анжелика продолжала ласкать его похудевшее за время гонений лицо.
— Куда я пойду? У меня никого нет, кроме тебя. Да и Париж — это моя жизнь!
— Ты говорил, что где-то в горах Жюра у тебя есть кормилица. Скоро зима, дороги занесет, никто не найдет тебя там. Слушай меня внимательно. Этой ночью ты должен быть около ворот Монмартра. Они плохо охраняются, я уже все разведала. Там ты найдешь лошадь, немного денег и пистолет.
— Ладно, Анжелика, — сказал он и сладко потянулся. — Я пойду, но если меня повесят, вспоминай хоть иногда Клода ле Пти.
Перед тем как покинуть дом, он несколько минут смотрел в ее прекрасные зеленые глаза, потом, резко хлопнув дверью, вышел. Анжелика поняла, что в последний раз видела этого худого человека с веселым красивым лицом.
Как и было договорено, в полночь Красавчик и несколько других людей из банды Каламбредена должны были переправить Клода ле Пти в деревню. Пока все шло по плану, и Анжелика немного успокоилась.
Поздно вечером, сидя у камина, она считала часы. Дети и прислуга спали, а она тихо разговаривала с обезьянкой Пикколло, как вдруг стук в дверь прервал Анжелику.
«Кто бы это мог быть?» — подумала встревоженная Анжелика. Ее сердце забилось в предчувствии несчастья.
— Кто там? — спросила она, подойдя к двери.
— Откройте и узнаете, — ответил голос за дверью.
Дрожащими от волнения руками Анжелика отодвинула задвижку. Вошел Дегре, стряхивая капли дождя со своей широкополой шляпы. В душе Анжелика была рада видеть полицейского, так как ей было страшно оставаться одной.
— А где же ваша Сорбонна, господин полицейский? — спросила она.
— Она осталась дома, мне жаль ее брать с собой в такую погоду.
Анжелика заметила, что Дегре был одет в красивый кафтан, виднеющийся через расстегнутый плащ, белый кружевной воротник окружал его крепкую шею. У полицейского был вид провинциального буржуа, приехавшего первый раз в Париж, а шпага и шпоры придавали ему живописный и задорный вид.
— Я пришел к вам из театра, мадам, — весело сказал он.
— Как, вы больше не преследуете памфлетиста? Вы отказались от этого дела?
— Нет, король разрешил мне действовать на свое усмотрение. Он знает, что у меня свои методы.
— Подождите, господин следователь, я сейчас принесу графин и два стакана.
— Нет, мадам, прежде чем мы с вами выпьем вина, я должен сделать обход и проверить посты у ворот Монмартра.
Сердце у Анжелики похолодело. Она бросила взгляд на часы: было половина одиннадцатого ночи. «Если Дегре направится сейчас проверять посты, все пропало. Как он мог пронюхать про побег Клода?» Мозг Анжелики лихорадочно работал.
Дегре подошел к двери.
— Как же так, господин полицейский? Вы вытащили меня из кровати в такой час, а теперь так быстро уходите.
— Не правда, мадам, вы не были раздеты, когда я вошел, а сидели около камина. До свиданья, мадам, я пошел.
— Ох уж эти мужчины! — всплеснула руками Анжелика. Она боялась, как за Дегре, так и за Клода, так как в перестрелке могли убить и того и другого. У Дегре была шпага и пистолет, но и заговорщики были тоже вооружены до зубов.
Полицейский направился к двери. «Как глупо, — подумала Анжелика. — Если я не могу задержать мужчину, зачем бог сотворил меня женщиной?» Она подошла к полицейскому и положила руку ему на плечо.
— Спокойной ночи, мадам, — улыбнулся он.
— Ночь не будет для меня спокойной, если вы уйдете, — игриво заметила Анжелика. — Мы так давно знаем друг друга.
— По-моему, не в вашей привычке бросаться на шею мужчине, — пробормотал Дегре.
— Ночи сейчас такие длинные, когда ты один в холодной постели…
— Что с вами, дорогая моя? — Рука Дегре бросила ручку двери и нежно обхватила Анжелику за тонкую талию. Он слегка придерживал ее, как хрупкий предмет, не зная, то ли уйти, то ли остаться.
— Я не знала, что полицейские могут быть так нежны. И уж никак я не думала, что мы можем стать любовниками, Дегре.
Он улыбнулся.
— Я привык к притонам и борделям, мадам. Да и, по правде говоря, вы не в моем вкусе.
Анжелика опустила голову на его плечо.
— Нас много связывает, господин полицейский. Сколько мы с вами прожили вместе?
— А где ваш друг, Клод, этот писака? — в упор спросил Дегре. — Разве этой ночью он не придет?
— Нет, — в тон ему ответила Анжелика, подумав про себя: «В 12 часов Клод будет уже далеко от Парижа и ему не будет угрожать опасность».
Где-то вдали часы пробили полночь.
— Ну, поцелуй же меня на прощанье, господин сыщик.
Дегре, поймав ее губы, жадно прильнул к ним. Потом. отстранив Анжелику, вышел на улицу.
***
…Рано утром Флико, как всегда, отправился за молоком для Кантора и Флоримона, а Анжелика забылась мимолетным сном.Вдруг Флико вбежал в дом с расширенными от возбуждения глазами.
— Анжелика! Кого я видел на Гревской площади! Я видел… я видел Клода!
— Он с ума сошел, его же схватят!
— Нет, не схватят, он висит повешенный, с высунутым языком!
Глава 27
— Я поклялся шефу полиции, который, в свою очередь, пообещал его величеству, что последних трех имен никогда не узнает парижская чернь. И тем не менее этим утром имя графа де Гиша было дано этим ненасытным парижанам, как пища после голодовки. Король понял, что казнь главного зачинщика еще полдела и что через три дня вся Франция узнает, что его родной брат — убийца! Его величество в бешенстве, он не находит себе места. Но я смог убедить его, что знаю, где находятся эти злополучные памфлеты. Я повторяю вам, мадам, что три последних имени не должны знать в Париже!
— Нет, о них узнают!
— Посмотрим!
Анжелика и Дегре находились в той же комнате, где накануне ночью так мило расстались. Сейчас их глаза скрестились, как две окровавленные шпаги. Дом был пуст, только раненый Давид притих, забившись, как мышь, на втором этаже. В комнате слышались лишь редкие звуки, доносившиеся с улицы.
В это осеннее утро все были на Гревской площади, отдавая дань знаменитому парижскому поэту, повешенному накануне. Да, это был именно он, Клод ле Пти — поэт с Нового моста. Вот уже много лет он писал песни и эпиграммы, памфлеты и просто стихи для народа. Его величество избавился от этого национального героя, которого знал весь Париж.
Парижане грустно смотрели на его развевающиеся волосы, на его истрепанные ботинки. Все были в трауре.
А рядом, на углу улицы, мамаша Урмолет под аккомпанемент папаши Урлюро пела знаменитые куплеты. Слушая эти куплеты, парижане плакали. Были такие, которые предлагали идти громить Версаль, но дальше разговоров дело не шло. Никто не хотел рисковать своей жизнью.
А в это время на улице Франк-Буржуа сошлись два человека, дальнейшая судьба которых зависела от их согласия, и оба это прекрасно понимали.
— Я знаю, где находятся эти злосчастные памфлеты, — тихо говорил Дегре Анжелике, смотревшей на него, как кошка на воробья. — Я могу взять себе в помощь всю парижскую полицию и разгромить это логово в окрестностях Сен-Дени. Вы знаете, мадам, о чем я говорю. Я мог бы сровнять с землей дом вашего друга, Великого Керза, господина Деревянный зад, но думаю, что мы сможем договориться с вами без эксцессов. Послушайте меня внимательно, чем смотреть на меня глазами разъяренной пантеры. Ваш памфлетист мертв! Его наглость перешла все границы. Он и так достаточно насолил его величеству, и, поверьте мне, король не должен отчитываться за свои поступки перед каким-то оборванцем. Будьте трезвой и разумной, Анжелика, я не хочу вам зла. Король…
— Король, король! У вас на уме только один король! Раньше вы были более гордым, Дегре, я вас не узнаю!
— Гордость — это ошибка молодости, мадам. Прежде чем быть гордым, нужно знать, с кем имеешь дело. Я за того, кто сильней! В данном случае король сильнее, и я служу ему, а значит, за него. И вы, мадам, вы, женщина, обладающая трезвым умом, у которой двое детей на руках, должны покориться сильному.
— Замолчите, Дегре, вы мне противны. Я вас презираю! Вы… вы… — она не находила слов, чтобы выразить свой гнев.
— Довольно, перейдем к делу! Что вы скажете, мадам, о сумме в 50000 луидоров на реставрацию сгоревшей таверны? Через меня король может дать вам эту сумму взамен памфлетов на три последних имени. Вот лучшее средство, по-моему, закончить это дело во славу всех. Шеф полиции будет повышен в звании, я — тоже, и вы, мадам, не останетесь в претензии, и король вздохнет с облегчением. Ну, хорошо, пока закончим на этом. Я вижу, вы вся дрожите. Подумайте над моим предложением. Я зайду к вам через два часа, чтобы узнать окончательный ответ. — С этими словами полицейский покинул Анжелику, готовую вцепиться ему в глотку.
В тот же день на Гревской площади должна была состояться казнь трех типографистов, печатавших памфлеты. Уже с раннего утра собралась огромная толпа народа.
Палач уже приготовился выполнить свои долг, как вдруг на площадь въехало три офицера, у одного из них был приказ о помиловании этих несчастных печатников, подписанный королем.
— Свобода! Свобода! — ликовал вокруг народ. — Да здравствует справедливый король Франции!
Да, так иногда случалось, что король перед экзекуцией миловал виновных, показывая себя перед народом справедливым и добрым. На этот раз любители острых ощущений были разочарованы, зато престиж короля поднялся сразу на несколько ступеней. Парижане были счастливы, все вспоминали Фронду.
Это Клод ле Пти в 1620 году первый направил свои стрелы против так называемой «Мазариниады», времени правления кардинала Мазарини.
— Жалко, что проклятый итальянец умер, — кричали вокруг, — сейчас мы подожгли бы его дворец.
— Скоро мы узнаем имя убийцы юноши из таверны «Красная маска», — говорили в толпе.
Но ни завтра, ни послезавтра белые листки с памфлетами так и не были разбросаны на парижских улицах. Наступила тишина, все притихли, попрятались по домам. Никогда парижане не узнают, кто же был убийцей. Все знали, что поэт с Нового моста мертв. Что же остается обездоленным парижанам? У них отняли их детище, Клода ле Пти, которого в народе называли «дитя Парижа».
Да, абсолютная монархия Людовика XIV стояла прочно. Казалось, никакая сила не могла сдвинуть толщу абсолютной монархии.
Так закончилось дело маленького торговца вафельными трубочками из таверны «Красная маска».
Анжелика жестоко переживала смерть Клода. Быть может, она и любила его, но то, что он погиб из-за нее, Анжелика знала твердо. Она часто вспоминала его худое лицо с блестящими глазами.
Однажды, встав рано после очередной бессонной ночи, Анжелика сказала себе:
— Нет, я больше не могу так жить.
В этот вечер она должна была пойти к Дегре на улицу Нотр-Дам. В тот же вечер она пойдет с Дегре на тайное заседание сильных мира сего, где будет подписан договор о сумме, предоставленной королем в обмен на остальные имена убийц, не подлежащих разглашению.
«Бедный Дино! Его уже нет в живых, а главный убийца разгуливает на свободе», — с горечью думала Анжелика. Ее обуяла какая-то безысходная тоска, и казалось, что весь мир потемнел и все ростки жизни погасли в душе. Она как бы одеревенела от всего пережитого. «Я не могу больше так жить», — повторяла она про себя.
Вдруг ее взгляд упал на зеркало, где отражалось бледное, осунувшееся лицо, лишь глаза возбужденно блестели. «Я приношу несчастье всем, кто любит меня, — размышляла Анжелика, смотрясь в зеркало. — Жоффрей, Никола, Клод». Она медленно подняла руки к вискам и сжала их так, что ей стало дурно.
— Нет, я не в силах так жить!
Что она могла сделать против этих кружевных воротников? Воспоминания с новой силой нахлынули на нее.
«Помнишь, Жоффрей, замок, где родился Флоримон? Ураган рвал крыши, дождь хлестал в окна. Я сидела на твоих коленях, а ты нежно гладил меня. Жоффрей, любовь моя, где ты? Приди, приди, ты мне нужен!» Истерический вопль вырвался из ее горла. Из прекрасных глаз лились слезы и, будто маленькие алмазы, рассыпались повсюду. Она села за стол, взяла пере, лист бумаги и принялась писать предсмертное письмо:
«Господа, когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Я знаю, что самоубийство — большой грех, но у меня нет другого выхода. Бог, который так хорошо разбирается в человеческих душах, простит и не осудит меня. Я прошу лишь об одном: пусть мои дети носят фамилию их отца, графа Жоффрея де Пейрака».
Положив письмо в конверт и тщательно его запечатав, Анжелика немного успокоилась.
Последние приготовления были закончены. Она оделась, так как было уже семь часов вечера, зашла в спальню к своим детям. Это было все, что осталось у нее в жизни. Они сладко спали в своих кроватках.
Мысль о самоубийстве все настойчивее крутилась в мозгу у Анжелики.
На следующий день, после обеда, увидев, что Барба ушла с детьми на прогулку, Анжелика надела свое лучшее платье и тихо вышла на улицу. В корсаже у нее лежало письмо, написанное накануне. Анжелика отдаст его Дегре, а он, в свою очередь, передаст его этим людям. «Это будет сегодня на тайном собрании», — рассуждала она. Она отдаст письмо, потом пойдет на отдаленный берег Сены, войдет в воду и… По дороге к Дегре прошлая жизнь промелькнула перед ней, как миг. Ее жизнь, наполненная неожиданностями и опасностями.
— Пусть я умру, — говорила она про себя, — но я уверена, что мои дети не останутся на улице. Дегре позаботится о них. У него добрая душа, несмотря на то, что он полицейский».
Облегченно вздохнув, Анжелика свернула на улицу Нотр-Дам.
— Нет, о них узнают!
— Посмотрим!
Анжелика и Дегре находились в той же комнате, где накануне ночью так мило расстались. Сейчас их глаза скрестились, как две окровавленные шпаги. Дом был пуст, только раненый Давид притих, забившись, как мышь, на втором этаже. В комнате слышались лишь редкие звуки, доносившиеся с улицы.
В это осеннее утро все были на Гревской площади, отдавая дань знаменитому парижскому поэту, повешенному накануне. Да, это был именно он, Клод ле Пти — поэт с Нового моста. Вот уже много лет он писал песни и эпиграммы, памфлеты и просто стихи для народа. Его величество избавился от этого национального героя, которого знал весь Париж.
Парижане грустно смотрели на его развевающиеся волосы, на его истрепанные ботинки. Все были в трауре.
А рядом, на углу улицы, мамаша Урмолет под аккомпанемент папаши Урлюро пела знаменитые куплеты. Слушая эти куплеты, парижане плакали. Были такие, которые предлагали идти громить Версаль, но дальше разговоров дело не шло. Никто не хотел рисковать своей жизнью.
А в это время на улице Франк-Буржуа сошлись два человека, дальнейшая судьба которых зависела от их согласия, и оба это прекрасно понимали.
— Я знаю, где находятся эти злосчастные памфлеты, — тихо говорил Дегре Анжелике, смотревшей на него, как кошка на воробья. — Я могу взять себе в помощь всю парижскую полицию и разгромить это логово в окрестностях Сен-Дени. Вы знаете, мадам, о чем я говорю. Я мог бы сровнять с землей дом вашего друга, Великого Керза, господина Деревянный зад, но думаю, что мы сможем договориться с вами без эксцессов. Послушайте меня внимательно, чем смотреть на меня глазами разъяренной пантеры. Ваш памфлетист мертв! Его наглость перешла все границы. Он и так достаточно насолил его величеству, и, поверьте мне, король не должен отчитываться за свои поступки перед каким-то оборванцем. Будьте трезвой и разумной, Анжелика, я не хочу вам зла. Король…
— Король, король! У вас на уме только один король! Раньше вы были более гордым, Дегре, я вас не узнаю!
— Гордость — это ошибка молодости, мадам. Прежде чем быть гордым, нужно знать, с кем имеешь дело. Я за того, кто сильней! В данном случае король сильнее, и я служу ему, а значит, за него. И вы, мадам, вы, женщина, обладающая трезвым умом, у которой двое детей на руках, должны покориться сильному.
— Замолчите, Дегре, вы мне противны. Я вас презираю! Вы… вы… — она не находила слов, чтобы выразить свой гнев.
— Довольно, перейдем к делу! Что вы скажете, мадам, о сумме в 50000 луидоров на реставрацию сгоревшей таверны? Через меня король может дать вам эту сумму взамен памфлетов на три последних имени. Вот лучшее средство, по-моему, закончить это дело во славу всех. Шеф полиции будет повышен в звании, я — тоже, и вы, мадам, не останетесь в претензии, и король вздохнет с облегчением. Ну, хорошо, пока закончим на этом. Я вижу, вы вся дрожите. Подумайте над моим предложением. Я зайду к вам через два часа, чтобы узнать окончательный ответ. — С этими словами полицейский покинул Анжелику, готовую вцепиться ему в глотку.
В тот же день на Гревской площади должна была состояться казнь трех типографистов, печатавших памфлеты. Уже с раннего утра собралась огромная толпа народа.
Палач уже приготовился выполнить свои долг, как вдруг на площадь въехало три офицера, у одного из них был приказ о помиловании этих несчастных печатников, подписанный королем.
— Свобода! Свобода! — ликовал вокруг народ. — Да здравствует справедливый король Франции!
Да, так иногда случалось, что король перед экзекуцией миловал виновных, показывая себя перед народом справедливым и добрым. На этот раз любители острых ощущений были разочарованы, зато престиж короля поднялся сразу на несколько ступеней. Парижане были счастливы, все вспоминали Фронду.
Это Клод ле Пти в 1620 году первый направил свои стрелы против так называемой «Мазариниады», времени правления кардинала Мазарини.
— Жалко, что проклятый итальянец умер, — кричали вокруг, — сейчас мы подожгли бы его дворец.
— Скоро мы узнаем имя убийцы юноши из таверны «Красная маска», — говорили в толпе.
Но ни завтра, ни послезавтра белые листки с памфлетами так и не были разбросаны на парижских улицах. Наступила тишина, все притихли, попрятались по домам. Никогда парижане не узнают, кто же был убийцей. Все знали, что поэт с Нового моста мертв. Что же остается обездоленным парижанам? У них отняли их детище, Клода ле Пти, которого в народе называли «дитя Парижа».
Да, абсолютная монархия Людовика XIV стояла прочно. Казалось, никакая сила не могла сдвинуть толщу абсолютной монархии.
Так закончилось дело маленького торговца вафельными трубочками из таверны «Красная маска».
Анжелика жестоко переживала смерть Клода. Быть может, она и любила его, но то, что он погиб из-за нее, Анжелика знала твердо. Она часто вспоминала его худое лицо с блестящими глазами.
Однажды, встав рано после очередной бессонной ночи, Анжелика сказала себе:
— Нет, я больше не могу так жить.
В этот вечер она должна была пойти к Дегре на улицу Нотр-Дам. В тот же вечер она пойдет с Дегре на тайное заседание сильных мира сего, где будет подписан договор о сумме, предоставленной королем в обмен на остальные имена убийц, не подлежащих разглашению.
«Бедный Дино! Его уже нет в живых, а главный убийца разгуливает на свободе», — с горечью думала Анжелика. Ее обуяла какая-то безысходная тоска, и казалось, что весь мир потемнел и все ростки жизни погасли в душе. Она как бы одеревенела от всего пережитого. «Я не могу больше так жить», — повторяла она про себя.
Вдруг ее взгляд упал на зеркало, где отражалось бледное, осунувшееся лицо, лишь глаза возбужденно блестели. «Я приношу несчастье всем, кто любит меня, — размышляла Анжелика, смотрясь в зеркало. — Жоффрей, Никола, Клод». Она медленно подняла руки к вискам и сжала их так, что ей стало дурно.
— Нет, я не в силах так жить!
Что она могла сделать против этих кружевных воротников? Воспоминания с новой силой нахлынули на нее.
«Помнишь, Жоффрей, замок, где родился Флоримон? Ураган рвал крыши, дождь хлестал в окна. Я сидела на твоих коленях, а ты нежно гладил меня. Жоффрей, любовь моя, где ты? Приди, приди, ты мне нужен!» Истерический вопль вырвался из ее горла. Из прекрасных глаз лились слезы и, будто маленькие алмазы, рассыпались повсюду. Она села за стол, взяла пере, лист бумаги и принялась писать предсмертное письмо:
«Господа, когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Я знаю, что самоубийство — большой грех, но у меня нет другого выхода. Бог, который так хорошо разбирается в человеческих душах, простит и не осудит меня. Я прошу лишь об одном: пусть мои дети носят фамилию их отца, графа Жоффрея де Пейрака».
Положив письмо в конверт и тщательно его запечатав, Анжелика немного успокоилась.
Последние приготовления были закончены. Она оделась, так как было уже семь часов вечера, зашла в спальню к своим детям. Это было все, что осталось у нее в жизни. Они сладко спали в своих кроватках.
Мысль о самоубийстве все настойчивее крутилась в мозгу у Анжелики.
На следующий день, после обеда, увидев, что Барба ушла с детьми на прогулку, Анжелика надела свое лучшее платье и тихо вышла на улицу. В корсаже у нее лежало письмо, написанное накануне. Анжелика отдаст его Дегре, а он, в свою очередь, передаст его этим людям. «Это будет сегодня на тайном собрании», — рассуждала она. Она отдаст письмо, потом пойдет на отдаленный берег Сены, войдет в воду и… По дороге к Дегре прошлая жизнь промелькнула перед ней, как миг. Ее жизнь, наполненная неожиданностями и опасностями.
— Пусть я умру, — говорила она про себя, — но я уверена, что мои дети не останутся на улице. Дегре позаботится о них. У него добрая душа, несмотря на то, что он полицейский».
Облегченно вздохнув, Анжелика свернула на улицу Нотр-Дам.
Глава 28
Анжелика быстрой походкой подошла к отелю полицейского Дегре, который находился на улице Нотр-Дам, на мосту. Дегре любил жить в домах, расположенных на мостах, и было парадоксально, что те, которых он ловил, обычно ютились под мостами, чтобы переспать ночь-другую.
Жизнь полицейского очень изменилась с тех пор, как Анжелика несколько лет назад посетила его в маленьком, сером, неприглядном домике на Малом мосту, где Дегре снимал комнату. Сейчас Дегре имел собственный отель в богатом районе Парижа. Его новый особняк был построен в буржуазном стиле, на его фасаде были вылеплены боги и девы, держащие в руках подносы с дарами земли. При входе возвышались колонны, а вокруг стояло множество всяких красивых статуй.
Комната, куда служанка провела Анжелику, была богато обставлена. В углу стояла большая кровать с огромным балдахином из дорогого шелка, который был стянут по краям позолоченной цепью. Посередине комнаты стоял дубовый стол, на нем чернильный прибор, который тускло светился, отражая блики заходящего солнца. Все в этом доме говорило о надежности и достатке хозяина.
Анжелика не задавала себе вопроса, откуда у полицейского такой достаток. Дегре был для нее одновременно и опорой, и близким другом, которому она могла доверить все свои сокровенные тайны. Ей казалось, что полицейскому известно все о ее трудной и опасной жизни. Он всегда был жесток и безразличен, но твердо уверен в себе. Отдав Дегре письмо, Анжелика могла быть уверена, что дети будут под надежной защитой. Он устроит их жизнь.
Открытое окно комнаты выходило на прекрасную Сену, недалеко слышались негромкие всплески воды от весел, они струились как бы каскадами и пропадали на том берегу. Погода была великолепная. Слабое осеннее солнце отсвечивалось в натертом до блеска паркете.
Наконец Анжелика услышала бряцанье шпор в коридоре. Она сразу же узнала твердую поступь лучшего полицейского сыщика Франции Франсуа Дегре. Размеренным шагом он вошел в комнату и, казалось, абсолютно не удивился приходу Анжелики.
— Я приветствую вас, мадам! Сорбонна, останься в коридоре, у тебя грязные лапы, ты испачкаешь паркет, — сказал через плечо своей верной и умной помощнице, которая вот уже много лет помогала хозяину в его ответственной и трудной работе.
Дегре был одет тщательно и со вкусом. На нем было красивое осеннее пальто свободного покроя. Небрежным движением он бросил его в кожаное кресло. Неторопливо снял шляпу, парик, отстегнул длинную шпагу и сел за стол. Все эти движения были знакомы Анжелике.
Судя по его лицу, у него было отличное настроение.
— Так, мадам. Я только что от господина Обре, — сказал он приятным голосом. — Все идет, как надо. Через несколько часов, мадам, вы встретитесь с влиятельнейшими людьми королевства. На заседании будет присутствовать сам господин Кольбер — министр финансов. Я рад за вас, мадам, что вы шагнули так высоко.
Анжелика улыбнулась. Его слова постепенно проникали в ее утомленный мозг, отупение постепенно исчезало. Конечно, она не могла не знать господина Кольбера. Когда эти влиятельнейшие особы соберутся в отдаленном квартале, тело Анжелики де Сансе де Монтелу, графини де Пейрак, «маркизы ангелов», будет лежать на дне Сены, она будет свободна и наконец ее душа и душа Жоффрея соединятся в ином мире. Эти мысли пронеслись у нее в голове в то время, как Дегре говорил о встрече. Анжелика вздрогнула, потому что Дегре продолжал говорить, а она не понимала его слов.
— Что вы говорите? — растерянно спросила Анжелика.
— Я говорю, что вы рано пришли. Свидание состоится только через несколько часов.
— А! Но я зашла к вам по пути, у меня еще одно свидание с одним человеком… — Она запнулась. Ее растерянность сразу же заметил опытный взгляд сыщика. «Здесь явно что-то другое, чем просто свидание», — подумал Дегре.
Жизнь полицейского очень изменилась с тех пор, как Анжелика несколько лет назад посетила его в маленьком, сером, неприглядном домике на Малом мосту, где Дегре снимал комнату. Сейчас Дегре имел собственный отель в богатом районе Парижа. Его новый особняк был построен в буржуазном стиле, на его фасаде были вылеплены боги и девы, держащие в руках подносы с дарами земли. При входе возвышались колонны, а вокруг стояло множество всяких красивых статуй.
Комната, куда служанка провела Анжелику, была богато обставлена. В углу стояла большая кровать с огромным балдахином из дорогого шелка, который был стянут по краям позолоченной цепью. Посередине комнаты стоял дубовый стол, на нем чернильный прибор, который тускло светился, отражая блики заходящего солнца. Все в этом доме говорило о надежности и достатке хозяина.
Анжелика не задавала себе вопроса, откуда у полицейского такой достаток. Дегре был для нее одновременно и опорой, и близким другом, которому она могла доверить все свои сокровенные тайны. Ей казалось, что полицейскому известно все о ее трудной и опасной жизни. Он всегда был жесток и безразличен, но твердо уверен в себе. Отдав Дегре письмо, Анжелика могла быть уверена, что дети будут под надежной защитой. Он устроит их жизнь.
Открытое окно комнаты выходило на прекрасную Сену, недалеко слышались негромкие всплески воды от весел, они струились как бы каскадами и пропадали на том берегу. Погода была великолепная. Слабое осеннее солнце отсвечивалось в натертом до блеска паркете.
Наконец Анжелика услышала бряцанье шпор в коридоре. Она сразу же узнала твердую поступь лучшего полицейского сыщика Франции Франсуа Дегре. Размеренным шагом он вошел в комнату и, казалось, абсолютно не удивился приходу Анжелики.
— Я приветствую вас, мадам! Сорбонна, останься в коридоре, у тебя грязные лапы, ты испачкаешь паркет, — сказал через плечо своей верной и умной помощнице, которая вот уже много лет помогала хозяину в его ответственной и трудной работе.
Дегре был одет тщательно и со вкусом. На нем было красивое осеннее пальто свободного покроя. Небрежным движением он бросил его в кожаное кресло. Неторопливо снял шляпу, парик, отстегнул длинную шпагу и сел за стол. Все эти движения были знакомы Анжелике.
Судя по его лицу, у него было отличное настроение.
— Так, мадам. Я только что от господина Обре, — сказал он приятным голосом. — Все идет, как надо. Через несколько часов, мадам, вы встретитесь с влиятельнейшими людьми королевства. На заседании будет присутствовать сам господин Кольбер — министр финансов. Я рад за вас, мадам, что вы шагнули так высоко.
Анжелика улыбнулась. Его слова постепенно проникали в ее утомленный мозг, отупение постепенно исчезало. Конечно, она не могла не знать господина Кольбера. Когда эти влиятельнейшие особы соберутся в отдаленном квартале, тело Анжелики де Сансе де Монтелу, графини де Пейрак, «маркизы ангелов», будет лежать на дне Сены, она будет свободна и наконец ее душа и душа Жоффрея соединятся в ином мире. Эти мысли пронеслись у нее в голове в то время, как Дегре говорил о встрече. Анжелика вздрогнула, потому что Дегре продолжал говорить, а она не понимала его слов.
— Что вы говорите? — растерянно спросила Анжелика.
— Я говорю, что вы рано пришли. Свидание состоится только через несколько часов.
— А! Но я зашла к вам по пути, у меня еще одно свидание с одним человеком… — Она запнулась. Ее растерянность сразу же заметил опытный взгляд сыщика. «Здесь явно что-то другое, чем просто свидание», — подумал Дегре.