Голон Анн. Путь в Версаль

   — Но почему-то все женщины млеют от него. Хотите поехать и посмотреть на отель?
   Это было большим искушением для Анжелики: поехать в карете принца, хотя она знала по разговорам, что после того, как его подруга жизни Марта дю Вежан ушла в монастырь в окрестностях Сен-Жак, он перестал обращать внимание на прекрасный пол, как того требовал этикет. В последнее время он требовал от женщин только дружеской близости. В салонах его грубость отбивала желание даже у самых жаждущих дам стать его любовницами.
   Карета поехала по дороге к отелю дю Ботрен. Вскоре Анжелика поднималась по лестнице, сделанной по распоряжению графа Жоффрея де Пейрака. По его же приказу была сделана ограда из кованого железа вокруг отеля, обрамленного подрезанным кустарником. Во дворе стояли античные статуи, а также скульптуры зверей и птиц. Впечатление было такое, что это рай.
   — Вы ничего не говорите, — удивлялся принц, когда они прошли на второй этаж. — Обычно мои гости восторгаются, как дети. Этот ансамбль вам нравится?
   Они находились в салоне, стены которого были задрапированы золотой парчой, красивая резная решетка отделяла их от выхода в зимний сад. В центре салона стоял камин с двумя львами по бокам, на которых можно было видеть маленькие трещинки.
   — Это старый вензель бывшего хозяина отеля, который я приказал стереть. Я предпочитаю тратить свои деньги на отделку своего предместья в Шантильи.
   — Почему вы не оставили эти вензеля? — с дрожью в голосе спросила Анжелика.
   — Они доводили меня до мигрени, — глухо ответил принц. — Бывший владелец отеля был колдуном.
   — Колдуном, — как эхо повторила Анжелика.
   — Да, дворянин, который делал золото по рецепту, нашептанному ему дьяволом. Его сожгли, а король подарил мне его отель. Думаю, что этим он навлек на меня проклятие.
   Анжелика, дрожа всем телом, повернулась к окну и стала смотреть вдаль.
   — Вы знали его, монсеньор?
   — Кого?
   — Того дворянина.
   — Нет, и тем лучше для меня.
   — Да, я вспоминаю это дело, — Анжелика вдруг успокоилась. — Это был граф из Тулузы, господин де Пейрак.
   — Возможно, — равнодушно откликнулся принц.
   — Он знал какой-то секрет Фуке, и за это его заточили в Бастилию.
   — Да, это возможно. Фуке много лет фактически был некоронованным королем Франции. У него было достаточно денег для этого. У меня с ним было… ха-ха-ха, но это все прошлое.
   Анжелика повернулась вполоборота, чтобы посмотреть на принца. Он сидел в кресле и концом трости водил по рисунку ковра.
   Возможно, это не он подсадил к ним Клемана Тоннеля? А может, его подсадил Фуке? В то время было множество всяких интриг, и вельможи правильно делали, что забывали прошлое. Принц когда-то был близок с Мазарини, а потом продался Фуке.
   — Во время процесса по делу графа Жоффрея де Пейрака я не был во Франции,
   — заметил принц, — и поэтому не знаю этого дела. Кажется, что колдун вообще не жил здесь. На меня эти стены наводят тоску и грусть. Кажется, что все это приготовлено для кого-то другого, а не для меня. У меня среди слуг есть старик, который работал при прежнем хозяине. Этот конюх утверждает, что он иногда видит привидение хозяина. Да, это возможно, я чувствую здесь всегда присутствие кого-то другого, и это чувство гонит меня прочь. Я стараюсь оставаться здесь как можно меньше. У вас такое же чувство, мадам?
   — Напротив, монсеньор, — прошептала Анжелика, ее взгляд бродил по вещам. «Здесь я у себя дома, — думала она, — меня и моих детей — вот каких гостей ждет этот дом».
   — Я хотела бы здесь жить! — воскликнула она, прижав руки к груди.
   — Вы могли бы здесь жить, если бы захотели, — заметил принц.
   Анжелика улыбнулась.
   — Почему на вашем лице эта скептическая улыбка, мадам?
   — Потому что я вспоминаю один памфлет, который поют на улицах. В нем говорится о том, что принцы — странные люди, которые, не зная ни в чем отказа, счастливы настолько, что не знают, что с этим счастьем делать.
   — Черт бы побрал этого поэта, Клода ле Пти! — воскликнул принц. — Его наглость не знает границ.
   Принц обнял Анжелику за талию и притянул к себе.
   — О, как вы обольстительны, свежи, тверды, у вас такое маленькое и тонкое тело, манящее к себе. Вы возбуждаете во мне любовь. Я хочу, чтобы вы были возле меня.
   Пока он говорил, Анжелика высвободилась из его объятий.
   — О, монсеньор, не мучайте меня! — в исступлении воскликнула Анжелика.
   Она заломила руки и выбежала из комнаты, оставив принца в недоумении.

Глава 33

   Как только Анжелике представился случай снова увидеть принца, она убедилась, что последний оказался незлопамятным человеком. В любви он был не так высокомерен, как на поле брани.
   — По крайней мере, будьте со мной каждый понедельник у Нинон, где я всегда играю в «ока», — заметил де Конде. — Итак, я рассчитываю на вас каждый понедельник.
   Анжелика с робостью согласилась, счастливая тем, что принц засвидетельствовал ей свою дружбу. «Покровительство великого де Конде мне всегда пригодится», — думала она.
   Всякий раз, когда Анжелика вспоминала об отеле, она кусала себе губы, но не раскаивалась, что отвергла любовь.
   Однажды у Нинон Анжелика услышала фамилию де Сансе.
   — Как, вы знаете кого-нибудь из моих родственников? — удивленно воскликнула она.
   — Ваша родственница? — в свою очередь удивилась куртизанка.
   Анжелика быстро поправилась:
   — Я думала о де Сансе. Это наши дальние родственники. О ком именно вы говорите, Нинон?
   — Об одной моей подруге, которая вот-вот должна прийти. Она отвратительна, но в ней что-то есть. Ее зовут мадам Фалло де Сансе.
   — Фалло де Сансе? — переспросила пораженная Анжелика, глаза у нее расширились, как у разъяренной тигрицы. — И она придет сюда?
   — Да, я ценю ее за се злословие и ненависть к людям. Должна же я иметь в салоне зубоскалов, это вносит в разговор немного живости. Но. судя по вашему виду, вы не любите эту Фалло.
   — Это мягко сказано.
   — Она войдет через минуту.
   — Да я с нее шкуру спущу! — не унималась Анжелика. — Нинон, вы не можете знать и вам не понять…
   — Дорогая моя, — куртизанка обняла дрожащую Анжелику, — если бы все, кто приходит ко мне, сводили счеты, то я бы присутствовала каждый день на трех похоронах. Будьте умницей. Вы побелели, вам плохо?
   — Мне лучше уйти, Нинон.
   — Страсть можно умерить всегда, моя дорогая, даже в любви. Хотите совет? Уймите вашу злость. Если вы распалитесь, вам будет еще хуже. Садитесь в кресло и спокойно делайте вид, что ничего не случилось.
   — Мне будет очень трудно это сделать, дорогая Нинон, ведь это же моя родная сестра!
   — Ваша сестра?
   — О, Нинон, нет, что я говорю! Это выше моих сил.
   — Нет такого исполнения, которое было бы выше ваших сил, — засмеялась Нинон. — Чем больше я вас узнаю, тем больше мне кажется, что вы способны на все. А вот и мадам Фалло де Сансе. Подождите здесь, в темной нише, и оставьте при себе ваше самолюбие.
   Нинон степенно удалилась встречать группу вновь прибывших. Как во сне Анжелика услышала неприятный, каркающий голос сестры, кричавший ей когда-то: «Убирайся, убирайся, жена колдуна!»
   Анжелика пыталась забыть этот крик, но не могла. Она подняла голову, рассеянным взглядом оглядела салон и сразу же узнала Ортанс. Сестра была одета в красивое парчовое платье, еще более подчеркивающее ее уродство. Она была хорошо причесана и накрашена.
   «Как она подурнела», — подумала Анжелика.
   Вдруг Нинон взяла Ортанс за Тэуку и подвела к тому Месту, где стояла Анжелика.
   — Дорогая Ортанс, вы давно хотели встретиться с мадам Марен. Наконец вам представилась такая возможность.
   Отвратительное лицо Ортанс со сладкой улыбкой на губах повернулось к Анжелике.
   — Здравствуй, дорогая Ортанс, — с такой же сладкой улыбкой сказала Анжелика.
   Ниной в течение одного момента посмотрела на них, потом удалилась к другим гостям.
   Мадам Фалло де Сансе отпрянула так, как будто ее укусила змея. Глаза ее расширились.
   — Как, это ты, Анжелика? — прошептала она трясущимися губами.
   — Да, моя дорогая, садись. Почему ты так удивилась? Ты думала, что я умерла?
   — Да! — помимо воли вырвалось у сестры. Ее голос был похож на шипение змеи, брови сдвинулись, рот сжался в узкую полоску.
   «Такая же безобразная, как и в далеком детстве», — подумала Анжелика.
   — По мнению всей нашей семьи, лучше бы ты умерла, — выдавила Ортанс.
   — А я не придерживаюсь мнения семьи по этому поводу, — весело сказала Анжелика.
   — Мы уже забыли про тебя, — продолжала Ортанс, — и вдруг ты снова появляешься, чтобы опять вовлечь нас куда-нибудь.
   — Не бойся, Ортанс, — теперь уже грустно заметила мадам Марен. — Меня знают отныне под именем мадам Марен.
   Сестра с новой силой набросилась на Анжелику:
   — Ты ведешь скандальный образ жизни и занимаешься коммерцией, как мужчина. Ты опять хочешь нас опозорить. Единственная женщина в Париже продает шоколад, и это моя сестра.
   Анжелика пожала плечами. Причитания сестры не трогали ее. Потом она спросила:
   — Сестра, а что с моими крошками?
   Мадам Фалло с глупым видом посмотрела на нее.
   — Да-а, два моих «ангелочка»? Я их поручала тебе, когда меня гнали отовсюду, как бешеную собаку. — Она увидела, как сестра приготовилась к обороне.
   — Да, уже время рассказать тебе о твоих сыновьях. — Ортанс всхлипнула в кружевной платочек. — Ты еще думаешь о них? Ну и мать!
   — Я вижу, сестра, дела у тебя идут хорошо. На тебе такие драгоценности. Ну, расскажи мне о моих крошках. Что с ними? Они у тебя?
   Мадам Фалло скривилась.
   — Нет, я их давно уже не видела. Я оставила их у кормилицы. Но мне нечем было заплатить ей…
   Анжелика перебила:
   — Но ведь они уже большие. Что с ними стало? — продолжала она ломать комедию.
   Вдруг лицо Ортанс перекосилось.
   — Я не знаю, как тебе объяснить, — промямлила она. — О, это ужасно! Их забрала цыганка. — Ортанс всхлипывала, губы ее дрожали.
   — Как же это случилось? — Анжелика приняла растерянный вид.
   — Я была в деревне и узнала об этом у кормилицы. Ничего невозможно было сделать, так как это случилось за полгода до моего приезда.
   — Как, шесть месяцев ты не была у детей? Ты не платила кормилице?
   — Нам самим не на что было жить, — продолжала причитать мадам Фалло, — после скандального процесса твоего мужа Гастон потерял всех клиентов. Мы даже переехали в другой район Парижа и продали дом. Как только смогла, я побывала у кормилицы, которая рассказала мне об этой драме. Однажды цыганка, одетая в лохмотья, вошла во двор кормилицы и сказала, что это ее дети, но так как кормилица воспротивилась, она пригрозила ей ножом. Я даже дала кормилице деньги для успокоения нервов.
   — Конечно, кормилица преувеличивает. Я не была в лохмотьях и не угрожала ей ножом, — спокойно сказала Анжелика.
   — Да, с тобой можно попасть в любую историю, — воскликнула Ортанс и резко вскочила. — Ты… ты… Прощай!
   Она выбежала из салона, опрокинув табуретку.

***

   В тот же вечер мадам Марен и принц Конде играли в «ока». Эта партия привлекла внимание и нищих, и богатых, она всполошила весь Париж.
   Обычно в карты садились играть с наступлением сумерек, когда приносили свечи. В зависимости от ставок игроков игра могла продолжаться три-четыре часа, потом ужин, и гости разъезжались по домам. В игре участвовало несколько человек. Играли по-крупному, первый круг обычно выбивал неимущих игроков.
   Игра была в самом разгаре, когда мадам Марен, которая все время думала о разговоре с сестрой, заметила, что у нее завязалась игра с принцем Конде, маркизом де Тианжем и президентом Коммерсоном. Вот уже несколько минут она вела игру и была в выигрыше.
   — Сегодня вам везет, мадам, — заметил маркиз де Тианж с гримасой досады на лице. — Вы держите нас в руках и, как мне кажется, не хотите выпускать игру. Я никогда не видел, чтобы игрок держал ставку так долго. Не забудьте, мадам, что если вы проиграете, вы должны будете заплатить всем выигравшим то, что вы выиграли. Скоро время остановится, мадам. У вас будет право выбора.
   Президент Коммерсон запротестовал:
   — Зрители вообще не имеют права подсказывать, — возмутился он, — или я прикажу всех вывести из зала.
   Его успокоили.
   — Вы в салоне у Нинон де Ланкло, — говорили ему.
   Все ждали, что скажет Анжелика.
   — Господа, я продолжаю, — спокойно заметила она, раздавая карты.
   Президент вздохнул, он много проиграл и решил одним махом отыграться. «Черт возьми, — думал он, — никогда еще ни один игрок не держался так, как эта прекрасная дама».
   Вскоре президент был вынужден покинуть стол, так как не мог продолжать игру.
   А мадам Марен продолжала вести игру. Ее окружила толпа зевак и даже проигравшие. Через некоторое время еще один игрок выбыл из игры и за столом остались двое: мадам Марен и принц Конде.
   — Я продолжаю, — спокойно сказала Анжелика.
   Кто-то заметил, что еще три раза равенства и будет право ставки. Это высший момент в «ока».
   — Вы продолжаете, мадам?
   — Да, я продолжаю.
   Зрители чуть не перевернули стол, несколько свечей упало на пол.
   — Черт возьми, — выругался принц, — разойдитесь немного, мне нечем дышать.
   Пот выступил на висках мадам Марен. Три года она боролась за существование и вот сошлась с судьбой с глазу на глаз.
   Вот еще два раза равенство. За столом остались судьба и она.
   В зале поднялись крики. Анжелика подождала, пока стихнет шум, и спросила голосом монашки:
   — В чем заключается высший момент в «ока»?
   Все начали говорить сразу. Затем шевалье дю Марэ объявил дрожащим голосом:
   — Сейчас, мадам, каждый из игроков ставит, что хочет. Это бывает очень редко.
   — Могу ли я начинать игру? — снова спросила Анжелика.
   — Это ваше право, мадам.
   Наступила тишина. В глазах Анжелики горел дикий огонь, однако она улыбалась обворожительной улыбкой.
   — Хорошо, — решительно сказала она принцу, — если выигрываю я, монсеньор, то вы отдаете мне ваш отель дю Ботрен.
   Все повернулись в сторону принца. Он улыбался тоже, нервно постукивая пальцами по стелу.
   — Согласен, мадам. Но если выигрываю я, то вы станете моей любовницей.
   Все посмотрели на мадам Марен. Она улыбалась, кивая головой. Блики почти потухших свечей отсвечивались в русалочьих глазах Анжелики.
   Раздали карты. Мадам Марен решительно взяла свои со стола. На этот раз у нее оказалась самая плохая карта с начала игры. Это была лотерея. Спустя некоторое время ей повезло, и она взяла из колоды хорошие карты.
   Сейчас Анжелика была уверена в успехе: у нее оказалось два короля и туз. Один миг — и они положили вместе карты на стол.
   В зале воцарилась мертвая тишина. Принц не двигался. Потом произошел взрыв, подобный грому, принц резко вскочил, разорвал карты и бросил их на стол. Поклонившись, он глухо сказал:
   — Отель дю Ботрен ваш, мадам, вы выиграли!

Глава 34

   Анжелика не могла поверить своим глазам. На этот раз судьба улыбнулась ей, вернув отель дю Ботрен.
   Держа за руки своих детей, она с замиранием сердца ходила по комнатам отеля, не осмеливаясь сказать им, что это принадлежало их отцу.
   Это было чудо.
   Анжелика оборудовала спальню для малышей. Теперь они могли спокойно бегать по аллеям сада.
   На следующий день Одиже появился в отеле дю Ботрен.
   — Что вы скажете о моем отеле?
   — А!
   — Это самый красивый отель в Париже, не так ли? — снова спросила она.
   — Я так не думаю, — грустно ответил Одиже.
   Анжелика была разочарована.
   — О, вы опять не в духе! Разве вы не рады моему успеху?
   — Успеху? Я уважаю успехи, достигнутые трудом, — заявил молодой человек.
   — Это правда, что принц ставил на вас и при проигрыше вы должны были стать его любовницей?
   — Да, это так, мой милый. И если бы я проиграла, то стала бы его любовницей. Вы знаете, что для меня карточные долги священны.
   Бледное лицо Одиже стало пунцовым. Он хотел что-то сказать, но Анжелика перебила его:
   — Но я выиграла, и отель мой! Смотрите правде в глаза: я не проиграла, а вы остались без рогов. К тому же мы еще не женаты.
   — Я уже и не мечтаю об этом, — заметил Одиже растерянно и протянул руки.
   — Давайте поженимся, пока еще не поздно.
   На Анжелике было черное бархатное платье, а прекрасную грудь украшало жемчужное ожерелье.
   — Нет, еще не время, — тихо произнесла она.
   По ее взгляду Одиже понял, что огромная пропасть разделяет их. Он не маг догадываться, что за ней стоял призрак графа де Пейрака, которого сожгли как колдуна на Гревской площади. Что она фактически живет сейчас в своем доме.
   «Он никогда не поймет всей этой жизни», — думала Анжелика, скользя взглядом по серой фигуре Одиже.
   — О, я совсем забыла! — воскликнула Анжелика, счастливая, что переменилась тема их разговора. — Я хочу дать большой ужин в своем отеле и хочу попросить вас помочь мне организовать все. У вас такой опыт в этих делах.
   — Очень сожалею, мадам, но на меня не рассчитывайте, — глухо сказал Одиже и, попрощавшись, вышел.
   Анжелика обошлась и без него.
   Мадам Марен радовал переезд, но еще чего-то не хватало. Отель дю Ботрен означал многое для нее. Этот красивый дом, в котором никто никогда не жил, казалось, немного постарел от переживаний. Мадам Марен все время чудился призрак графа. Казалось, чья-то тень все время ходит по дому, но все было тихо.
   Дети спали под неусыпным наблюдением служанок в своих кроватях. Анжелика вернула им дом их отца.
   Во дворе отеля дю Ботрен был большой колодец, вырытый еще в прошлом веке. Спустившись на несколько ступенек, можно было окунуться в глубь веков.
   Однажды вечером, когда Анжелика гуляла вблизи колодца, она встретила старого слугу с седыми длинными волосами, развевающимися по ветру. Была полная луна, и дул теплый ветер. Анжелика сразу узнала слугу, он занимался садом и работал в отеле уже много лет. Это о нем говорил принц Конде, что он служил еще старому хозяину.
   Анжелика не раз останавливалась, чтобы посмотреть на него. Вот и теперь она подошла и спросила его:
   — Как тебя зовут?
   — Паскалю, — представился слуга.
   — Судя по имени, ты гасконец?
   — Нет, мадам, я — баск.
   Анжелика подумала, стоит ли расспрашивать старика.
   А тот медленно вытащил ведра из колодца, в которых отсвечивались блики луны.
   — Это правда, что ты жил здесь, когда твой хозяин был в Тулузе? — спросила она с замиранием сердца.
   — Да, мадам.
   — А как звали твоего хозяина?
   Она хотела услышать имя человека, который сделал ее счастливой.
   Старик с опаской огляделся вокруг.
   — Тише, мадам, его имя… он проклят!
   Сердце Анжелики сжалось.
   — Правду говорят, что он был колдун и его сожгли?
   — Да, говорят, — старик пристально посмотрел ей в лицо. Его впалые глаза загорелись странным огнем. Он улыбнулся, его морщинистое лицо разгладилось.
   — Говорят, — повторил он, — но это не правда.
   — Почему?! — не выдержала Анжелика, которую начало трясти как в ознобе. — Почему?!
   — Другого, мертвого, сожгли тогда на площади.
   Сердце молодой женщины забилось еще быстрее.
   — Откуда ты знаешь?
   — Я видел его после казни.
   — Кого?
   — Проклятого хромого.
   — Где ты его видел?
   — Здесь, ночью.
   Анжелика вздохнула и закрыла глаза. Какая-то надежда теплилась в ней, как свет догорающей свечи. Дегре говорил, что не нужно думать о прошлом, но прошлое никогда не покидало ее.
   Паскалю с опаской оглянулся.
   — Это было ночью, после костра. Я спал в конюшне, во дворе. Вдруг я услышал непонятный звук в галерее и сразу же узнал его походку.
   Дикий смех исказил лицо старого слуги, седые волосы развевались по ветру.
   — Кто не знает его походку? Походку Великого Хромого из Лангедока. Он прошел мимо меня. Сначала я его не увидел, потому что вокруг было темно. Но внезапно луна осветила его фигуру. Он стоял, опершись о перила лестницы, а потом повернулся ко мне.
   Анжелику знобило.
   — Ты узнал его? — спросила она, стуча зубами.
   — Я узнал его, как собака узнает своего хозяина. Но я не видел его лица. Оно было закрыто черной маской. Вдруг он засмеялся и, пройдя сквозь стену, исчез. Больше я его не видел.
   — О, не мучай меня! — закричала Анжелика, отталкивая старика. — Убирайся, я умираю от страха!
   Слуга удивленно посмотрел на нее, взял ведра и медленно удалился.
   Анжелика вбежала в комнату и бросилась в холодную кровать. Так вот почему она в этих стенах чувствовала себя скованно. Призрак мужа неотступно преследовал ее.
   «Призрак — какая грустная судьба, — думала она. — Он так любил жизнь во всех ее формах».
   Анжелика уронила голову на подушку и разразилась рыданиями. Вдруг она услышала пение и подумала, что это галлюцинация. Схватив свечу, она направилась на голос, который привел ее в детскую. Картина, которую она увидела поразила и обрадовала ее.
   Посреди кровати стоял Кантор в белой рубашке и тихонько пел. Он был похож на ангелочка из рая.
   Великая радость наполняла душу Анжелики. Душа трубадуров была заложена в сыне. Он пел.
   «Граф де Пейрак не умер, он живет в своих сыновьях, — думала она. — Флоримон похож на него, а у Кантора есть голос».
   Анжелика сжала руки на груди. Да, ее муж не умер. Она решила, что попросит королевского музыканта, господина Люлли, чтобы он давал уроки ее сыну.
   Мадам Марен немного успокоилась, прошла в свою комнату и, забравшись в свою кровать, забылась тяжелым сном.

Глава 35

   Итак, мадам Марен продолжала свою жизнь в квартале дю Марэ, где проживал весь парижский свет.
   В последнее время знатные сеньоры выстроили здесь много светлых домов с легкими фасадами. Дворы новых отелей были в зелени. Тут росли всякого рода деревья и кустарники.
   Теперь новая хозяйка отеля дю Ботрен имела две кареты, шесть чистокровных рысаков, а также двух конюхов и четырех лакеев; кроме того, у нее было двое комнатных слуг, один управляющий и множество различных служанок. Анжелика могла теперь идти в церковь, как все знатные дамы квартала дю Марэ.
   Один слуга нес ее шлейф, другой — сумку, где была Библия, а третий — подушечку.
   Надо признать, что мадам Марен редко ходила в церковь, а честно говоря — никогда. Она ненавидела церковь и всех священников. Церковь была для нее местом переживаний. Анжелика вспоминала, что совершила убийство, и ей снова представлялась Гревская площадь, запах жареного мяса и маниакальный профиль монаха Беше. Такое уж было время: ересь и софистика, как ржавчина, ели все прогрессивное, что попадалось под руку.
   Подруга Анжелики, мадам Скаррон, пыталась привить ей чувство набожности. Ей казалось, что мадам Марен попала под влияние куртизанки Нинон, известной своей скандальной репутацией. Последнее время Анжелика часто видела вдову Скаррон то у маркизы де Монтеспан, то у других богатых соседей.
   Однажды, когда они были на вечере у Монтеспан, вдова предложила проводить Анжелику. Оставив карету, они шли пешком, думая о своем.
   Анжелика любила и уважала мадам Скаррон, слушала ее советы. Своим приятным голосом и манерами вдова располагала к себе. Мадам Марен знала, что вдова родилась в тюрьме и что в 12 лет она побиралась в ля Рошели, прося у иезуитов тарелку супа. Позже ее тетя, превратив девочку в служанку, всячески издевалась над ней. Они обе хорошо знали свою прошлую нищету, и это сближало их разбитые души.
   Другая соседка Анжелики, к которой последняя часто ходила в гости, была добропорядочная маркиза де Севине. Так же, как и мадам Скаррон, она жила давно исчезнувшей любовью. Анжелике было приятно получать письма от этой приятной женщины и посещать ее. Она ходила к ней, чтобы послушать о Версале
   — дворце ее мечты, куда маркиза иногда ходила по приглашению самого короля, который ценил остроумие и образованность де Севине. Она перечисляла Анжелике, какие развлечения есть в Версале: фейерверки, прогулки, концерты, но, видя грусть в глазах подруги, говорила:
   — Не расстраивайтесь, моя дорогая. Версаль — это королевство беспорядка. Когда идет праздник, придворные носятся как сумасшедшие, и король не заботится о них. Однажды, — продолжала она, — две знатные дамы, я не буду называть их имен, не могли найти себе ночлега в Версале. И что же вы думаете, моя милочка? Они вынуждены были идти спать в конюшню!
   Но Анжелика была уверена, что эти дамы предпочли ночевать в конюшне, лишь бы попасть в Версаль. И она была права.
   Версаль, о котором все столько говорили и в который она мечтала попасть, во всей своей красе казался ей миражом, несбыточной мечтой. Он стал точкой преткновения в ее жизни.
   Поехать в Версаль!
   Но простая шоколадница, даже самая богатая в Париже, могла ли она поехать во дворец? Нет! Ей нужен был титул — пропуск в сердце двора короля-солнце.
   Она говорила себе, что однажды это непременно произойдет, и продвигалась все ближе к намеченной цели.
   Людовик XIV тратил колоссальные суммы на украшение своей резиденции.
   — Он так часто хвастает своим двором, как красотка лицом, — говорила мадам де Севине.
   Как только королева-мать умерла от болезни, король поскакал в Версаль и пробыл там три дня. Он бродил по аллеям парка, проходя мимо статуй богов и богинь. Версаль взял на себя печаль его величества. Он оплакивал там женщину, свою мать, сделавшую его королем. Он видел ее в последний раз перед вечностью. Задержавшись на одно мгновение в любимой комнате матери, Анны Австрийской, он пробежал взглядом по кустам жасмина, по китайским безделушкам из золота и серебра.