Голон Анн. Путь в Версаль

   К этому времени мадам де Монтеспан также потеряла свою мать и ее траур совпал с трауром двора. Последнее время она часто бывала у мадам Марен в отеле дю Ботрен, избегая кредиторов. Ее радости чередовались с переживаниями.
   Она рассказывала Анжелике о своем детстве. Ее отец был гулякой, а мать религиозной женщиной. Весь день она пропадала в церкви, а вечером уходил муж, и они практически не виделись. Никто не мог понять, как они могли сотворить столько детей.
   Атенаис говорила также и о дворе.
   — Королева глупа, — зло заявляла она. — Как только король мог позариться на эту доску, Лавальер, на эту дуру!
   Атенаис страстно мечтала занять место Лавальер.
   Говорили, что мадам де Фур и мадам де Суассон ходили к прорицательнице ля Вуазин, чтобы отравить Лавальер.
   В ту пору много говорили о ядах, но только старое поколение пользовалось перед едой противоядиями. Новое поколение пренебрегало ими. Однако многие умирали неизвестно отчего. Дегре любил повторять, что они умирают от пистолетного выстрела в суп.
   У мадам Марен была еще одна соседка, маркиза де Бренвилье, которая жила на улице Шарля, 5. Анжелика узнала ее. Когда она была в банде Каламбредена, на мосту ограбили именно ее. Конечно, маркиза не узнала бы ее, но ее браслет хранился у мадам Марен в шкатулке вместе с ножом Родогона, как память о былых временах, проведенных в банде на парижском «дне».
   В этот раз Анжелика пришла к сестре лейтенанта полиции, чтобы побыстрее провели расследование интересующего ее дела. Мадам де Бренвилье должна была сама свести Анжелику со своим братом, который занимал теперь пост лейтенанта полиции, так как его отец, господин Добрэ умер и они продолжали его дело.
   Дело было пустяковое. Надо было освободить одного нищего, который попал в тюрьму, а Анжелика хотела взять его себе на службу. Этим человеком был никто иной, как Легкая нога.
   Как-то Анжелика ехала в карете по площади Риволи и вдруг наверху увидела знакомое лицо с грустными глазами. У нее защемило сердце.
   Легкая нога стал невинной жертвой своей профессии. Даже в башне Несль он никогда не воровал, за ним не водился такой грех. Он только просил милостыню.
   Анжелика остановила свою карету.
   — Что ты там делаешь? — спросила она его.
   — А, это ты, «маркиза ангелов», — отвечал несчастный. — Разве я знаю, что делаю здесь? Сержант забрал меня сегодня, а почему, я не знаю.
   — Подожди, я скоро вернусь.
   Анжелика решительно поехала к лейтенанту полиции, брату мадам де Бренвилье. Она договорилась, что завтра нищего отпустят.
   — Заходите ко мне вечером, — сказала сестра лейтенанта, — у меня будет шевалье де Сен-Круа.
   Никто и не предполагал, что шевалье был ее любовником.
   И вот это завтра наступило. Легкая нога, переодетый в красивое платье, стал слугой в комнате Флоримона и Кантора. Он ничего не делал, только рассказывал ребятам истории, сказки, в которых знал толк. Он был не первый, кто приходил к Анжелике из башни Несль. Другие бродяги быстро нашли дорогу к ее дому и три раза в неделю получали горячий суп, хлеб, одежду. На этот раз Анжелика не нуждалась в протекции Деревянного зада.
   Дамы из высшего света были обязаны принимать нищих, устраивать обеды для черни. И Анжелика, принимая их, украдкой говорила с ними на их жаргоне. Удивляясь, они громко смеялись, не веря своим глазам и ушам.
   О, этот смех она хорошо знала! Разве можно было забыть башню Несль, запах кипящего рагу, мифический танец папаши Урлюро и мамаши Урмолет.
   Нищие приходили круглый год.
   После случая с Легкой ногой она встретила Черного хлеба. Старик не изменился. Он был одет, как обычно, в лохмотья.
   — Я пришел предупредить тебя, маркиза.
   — В чем дело, Черный хлеб?
   — Женщина, с которой ты беседовала около дома неделю назад, твоя подруга?
   Анжелика вспомнила, что это была мадам де Бренвилье.
   — Она была одета в бархатное платье?
   — Да, маркиза.
   — Это сестра лейтенанта полиции.
   — Берегись ее, маркиза. — Лицо старика стало строгим. — Послушай внимательно. Однажды меня забрали в тюрьму, потом поместили в лазарет. Эта женщина от имени благотворительного общества давала нам еду, и все те, кто поел, предстали перед творцом. Но я, умудренный опытом, не ел, а спрятал свою миску. Ты бы видела ее глаза, маркиза, когда она кормила нас. Огонь дьявола горел в них!
   — Может, тебе показалось?
   — Нет, маркиза. Те, кто ел, уже на том свете. Берегись ее, это — дьяволица! Я говорю про то, что видел. Я знаю слугу, которого зовут ля Шоссе, он рассказывал мне страшные истории.
   Анжелика задумалась. Имя Сен-Круа она встречала у старого аптекаря. Есть ли в этом связь? И Дегре говорил, что убийц надо искать не на улицах, а, быть может, в салонах.
   Анжелика вздрогнула. Красивейший квартал дю Марэ. Какие трагедии скрываются за стенами твоих отелей! Нет мира на этой земле.
   — Спасибо тебе, Черный хлеб. Я не забуду, что ты мне сказал, и не буду ходить к этой особе.
   Анжелика дала старику денег, кусок ветчины и вина. На прощанье она спросила на воровском жаргоне:
   — Теперь твое брюхо полно?
   — О да, маркиза. Увы, нищие богаты приключениями. Они богаты, как будущее, — ответил старик куплетом из песенки. Поклонившись, он ушел.
   За последние годы Анжелика редко встречала Дегре. Она часто вспоминала тот день, проведенный в отеле. До сих пор она побаивалась его, так как полицейский знал о ней все.
   Однажды ей доложили, что некий Дегре хочет ее видеть. Его проводили в бюро, где мадам Марен принимала посетителей.
   — Здравствуйте, мадам. Вы великолепно выглядите, — заметил он. — Я пришел вас поздравить с приобретением этого красивого отеля.
   — Вы же наверняка знаете эту историю, — недовольно сказала Анжелика и холодно добавила:
   — Чем могу служить вам?
   — Хорошо, перейдем к делу. У вас есть подруга, мадам де Бренвилье. Не могли бы вы меня представить этой даме?
   — Но вы же полицейский. Вам дорога открыта везде.
   — Я не хотел бы, чтобы она знала, что я полицейский. Вы представите меня как дворянина, ну, скажем, одного из ваших знакомых.
   — Почему вы просите именно меня об этом? — испуганно спросила Анжелика.
   — Вы мне можете быть полезны.
   — Я не хочу быть полезной вам! — закричала Анжелика. — Я не желаю провожать вас в салон, чтобы вы там выполняли свою грязную работу. Я не хочу иметь дел с вами. Я вас боюсь! Оставьте меня в покое!
   Мадам Марен дрожала всем телом.
   Дегре с удивлением принял этот отпор.
   — Что с вами? — спросил он. — У вас нервы не в порядке, моя дорогая? Я никогда не видел вас такой раздраженной. Будьте спокойней.
   — Нет, я не могу быть спокойной! Пока вы ходите сюда, я не могу быть спокойной. Вы спекулируете моим прошлым. Я ничего не знаю и знать не хочу. Я не желаю участвовать в чужих интригах и не желаю ничего знать о них. Я уже раз пострадала от этого. У меня есть цель. Оставьте меня в покое, умоляю вас!
   Полицейский спокойно выслушал ее исповедь и истерику:
   — Хорошо, оставайтесь, вас никто не тронет.
   Попрощавшись, Дегре удалился, и больше Анжелика не видела его и ничего не слышала о нем. Она не хотела больше думать о прошлом, ибо отбросила его, как грязную одежду.
   У Анжелики была своя цель — быть принятой в Версале. Но последние шаги ее пути были особенно трудными. Анжелика чувствовала, что впереди ее ожидает много боев и испытаний.
   Неизвестно, осуществила бы она свою цель, но случай свел ее с братом-иезуитом Раймондом де Сансе.

Глава 36

   Однажды, далеко за полночь, когда Анжелика посыпала песком письмо к своей подруге Нинон де Ланкло, ей вдруг доложили, что какой-то человек духовного сана срочно хочет видеть мадам Марен.
   У входа Анжелика увидела аббата, который сообщил ей, что ее брат, Раймонд де Сансе, духовник знатных особ при дворе, желает переговорить с ней.
   — Сейчас, ночью? — удивилась мадам Марен.
   — Да, именно сейчас, мадам.
   Анжелика вернулась и, накинув мантию и надев маску, вышла, крайне удивленная приходом аббата, а не брата. Да, это была действительно щекотливая ситуация: если бы кто увидел в такое время иезуита со своей сестрой, мужа которой несколько лет назад сожгли на Гревской площади!
   Аббат сказал, что идти недалеко. Через несколько минут молодая женщина оказалась перед домом, построенным в буржуазном стиле. Это был маленький старинный отель, принадлежавший, по-видимому, иезуитскому ордену.
   В вестибюле спутник Анжелики исчез, как привидение. Она подняла глаза и увидела, что по лестнице спускается длинный силуэт, держащий в руке подсвечник.
   — Это вы, сестра моя? — спросил иезуит приятным бархатным голосом.
   — Да, это я, Раймонд.
   — Идите за мной, прошу вас.
   Анжелика последовала за ним, не задавая никаких вопросов. Секретные связи семьи де Сансе де Монтелу снова возобновились.
   Духовник привел ее в тускло освещенную ночником каменную келью. Внутри алькова, на кровати, Анжелика увидела бледное лицо ребенка или, вернее, девушки, похожее на лик мадонны. Ее глаза были закрыты, она почти не дышала.
   — Эта женщина больна, — сказал иезуит, — и, быть может, она умрет.
   — Кто это? — растерянно спросила Анжелика.
   — Мари-Агнесса, ваша сестра, — ответил Раймонд и, помолчав, добавил:
   — Она пришла искать убежище у меня. Я приютил ее, но, узнав ее болезнь, решил посоветоваться с женщиной и вспомнил о тебе.
   — Ты правильно сделал. Что с ней?
   — Она потеряла много крови. Я думаю, что она неудачно сделала аборт.
   Анжелика с горечью посмотрела на свою молоденькую сестру.
   — Нужно как можно скорее остановить кровотечение, иначе она может умереть, — сказала она.
   — Но я не могу держать ее в этом доме, который является пристройкой к семинарии. Ты меня хорошо понимаешь, не так ли?
   — Как только она получит медицинскую помощь, я перевезу ее в мой отель, а пока надо бежать за Великим Матье.
   Через четверть часа Матье, знаменитый парижский доктор, был уже в келье и принялся лечить молодую девушку с энергией и опытом многолетней практики, как обычно, философствуя. Но бедная Мари-Агнесса была неспособна слушать его басни.
   Наконец, Анжелика увидела, что кровотечение постепенно остановилось и щеки девушки стали розоветь.
   Матье ушел, оставив мадам Марен снадобья, которые больная должна была все время пить, чтобы восстановить потерянную кровь.
   Посмотрев на больную, Анжелика сказала:
   — Я думаю, что утром мы сможем перевезти ее ко мне.
   — Хорошо, подождем до утра, — согласился иезуит. Он опустил свой матовый профиль, не такой худой, как когда-то, как бы раздумывая о мирских делах.
   — Раймонд, как ты узнал, что я живу в отеле дю Ботрен под именем мадам Марен? — спросила Анжелика брата.
   — Мне легко было узнать это, сестра. Я восхищаюсь тобой. Отныне ужасное дело, жертвой которого ты стала, очень далеко. Оно ушло в прошлое.
   — Нет, не так уж далеко, — с горечью заметила Анжелика. — Его не забыли. Я не могу выйти в свет. Многие дворяне, по происхождению ниже меня, смотрят на меня как на преуспевающую шоколадницу. Я никогда не смогу быть при дворе, в Версале…
   Раймонд проникновенно смотрел на сестру, зная все ее мирские дела.
   — Но почему ты не хочешь выйти замуж? Титул баронессы или графини тебе не помешал бы. Я знаю, что у тебя много поклонников.
   Анжелика подумала о Филиппе дю Плесси и почувствовала, что покраснела от этой мысли.
   — Выйти замуж за маркиза дю Плесси — это было бы великолепно! Почему я раньше не подумала об этом?
   — Потому что не считала себя вдовой, — скупо заметил иезуит. — У тебя есть все, чтобы выйти замуж и войти в свет честным образом. Чем смогу, помогу тебе.
   — Спасибо, Раймонд. Это было бы великолепно, — мечтательно повторила Анжелика. — Мне было так трудно выкарабкаться из грязи, ты ведь не знаешь всего. Я была на парижском «дне». Из всей нашей семьи, быть может, только я так низко пала. К тому же нельзя сказать, что судьбы у каждого из нас были такие уж блестящие. Почему у нас так в роду?
   — Я благодарю тебя за это «мы», — заметил Раймонд, улыбаясь. — Вот я стал иезуитом. Вспомни, отец всегда был недоволен нами. Он хотел видеть нас в большом религиозном свете и чтобы у нас был большой приход. Но мы разочаровали его. Жосслен уехал в Америку, Денис — единственный военный в семье и тот горячая голова, страстный игрок. Гонтран… не будем о нем говорить, ибо он морально опустился — стал художником, как простой кустарь. Альберт — паж у маршала Рошона.
   — А Мари-Агнесса? — спросила Анжелика и замолчала, прислушиваясь к тихому дыханию, доносившемуся из алькова. Помедлив, она добавила:
   — Она и раньше любила развлекаться в Монтелу с местными юношами. При дворе она, наверное, попробовала всех.
   Раймонд молча слушал Анжелику. Затем он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
   — Анжелика, сестра моя, я поражен пороками нашего времени. Мы являемся свидетелями развращенных нравов, жестоких убийств. Потомки нам не простят этого. За прошедший год многие мои исповедницы избавились от ненужного плода. Вот какие нравы существуют в наш век, сестра моя! Только одна церковь сможет вывести из тупика людей и навести порядок в королевстве.
   Ночь была спокойной, запах ладана разливался по каменной келье, тень от распятия, стоявшего между сестрой и братом, показалась Анжелике, впервые за столько лет, не мрачной, а успокаивающей.
   Внезапно она опустилась на колени.
   — Раймонд, хочешь послушать мою исповедь? — тихо спросила Анжелика.

Глава 37

   Выздоровление Мари-Агнессы продолжалось уже в отеле дю Ботрен. Все было относительно нормально. Однако молодая женщина оставалась печальной и не игривой, как обычно. Казалось, она навсегда забыла свой кристальный смех, который вот уже несколько лет шокировал весь королевский двор.
   В Мари-Агнессе начала проявляться другая сторона ее характера. Было видно, что она раскаивается за свои старые дела. Но, как только она поправилась, Анжелика выбрала момент, чтобы дать ей пощечину.
   Прошло уже больше двух недель, как молодая женщина встала на ноги, но, казалось, не собиралась покидать свою сестру, мадам Марен. Никто даже не догадывался, что они были сестрами, и этот факт очень забавлял их.
   Королева часто справлялась о здоровье любимой фрейлины. Последняя отвечала, что чувствует себя хорошо, но хочет уйти в монастырь. Мари-Агнесса казалась очень серьезной. Она абсолютно отказалась кого-либо видеть, погрузившись в чтение старых церковных книг.
   Анжелика была очень довольна тем, что исповедовалась Раймонду. Отныне это позволяло ей посещать иезуита безо всяких задних мыслей. Ей нравилась атмосфера этих долгих переживаний, запах ладана, органная музыка.
   И вот в один прекрасный день соседка Анжелики. мадам Скаррон, отвела ее к своему духовнику, аббату, господину Лозье.
   Анжелика спокойно вздохнула, когда аббат стал говорить ей о власянице. Думая о своей женитьбе на Филиппе дю Плесси, она не хотела портить своего тела самобичеванием. Ей так хотелось обольстить неприступного маркиза, который, казалось, был равнодушен к ней более, чем когда-либо.
   Но, несмотря на это, он регулярно посещал отель дю Ботрен. Приходил он небрежно, разговаривал мало.
   Наблюдая божественную красоту Филиппа, Анжелика всегда испытывала сладострастное чувство и истому во всем своем прекрасном теле, как когда-то в юности, в замке Монтелу. Она хорошо помнила его белые руки в перстнях на своих бедрах, ссадины от длинных ногтей.
   Маркиз и не подозревал, что мадам Марен была той женщиной, которую он со своими друзьями пытался изнасиловать в таверне «Красная маска». Когда его ясные глаза останавливались на Анжелике, она испытывала дикую радость и наслаждение. Однако молодой человек никогда не делал ей комплиментов, даже самых банальных. Он был холоден и, казалось, неприступен до того, что даже ее сыновья боялись этого чопорного дворянина.
   Как-то вечером, удобно сидя в кресле, Мари Агнесса сказала Анжелике:
   — Сестра, ты всегда смотришь на Филиппа влюбленными глазами. Что бы это могло означать? Ты что, хочешь обольстить этого пошляка?
   — Чем он тебе не нравится? — спросила Анжелика.
   — В чем я его упрекаю? Да в том, что… — она запнулась. Быть таким соблазнительным красавцем и не знать, как любить женщину! Да знает ли он вообще, как надо обращаться с женщиной?
   — Вот действительно фривольная тема разговора для персоны, которая хочет уйти в монастырь, — смеясь, заметила Анжелика.
   — Мне надо успеть, пока я еще не там, — сказала Мари Агнесса, заливаясь краской. — Для меня, сестра, скажу откровенно, манера, с какой мужчина держит женщину в объятиях, это главное качество, по которому я ценю этих «петухов». Решительный и нежный жест, когда тебе кажется, что в любую минуту можешь оттолкнуть или отдаться страсти. Какое наслаждение в этот момент быть нежной и хрупкой женщиной.
   Анжелика наклонилась над камином, в котором жарились каштаны. Слова сестры посеяли сомнения в ее душе. Но она решила выйти замуж за Филиппа дю Плесси, ибо это был лучший выход из положения, ее реабилитация в свете, но об этом браке Анжелика не строила никаких иллюзий. Она не обращала никакого внимания на безразличие кузена к ней.
   Назавтра, в момент откровения, душившего ее, мадам Марен пошла к Нинон де Ланкло и первая завела разговор.
   — Что вы думаете, Нинон, о Филиппе дю Плесси де Бельер?
   Куртизанка на мгновение задумалась, подперев рукой щеку, потом сказала:
   — Я думаю, что когда его лучше узнаешь, то замечаешь, что он лучше, чем есть на самом деле, но когда его еще больше узнаешь, то понимаешь, что он лучше, чем кажется с первого взгляда.
   — Я не понимаю вас, Нинон, — растерянно проговорила Анжелика.
   — Я хочу сказать, что у него нет всех тех качеств обольстительного мужчины, которые обещает его божественная красота. Если смотреть в корень вещей, то он обычный представитель дворянской расы. Этот дворянин принадлежит только королю, и вы никогда не узнаете его слабостей, моя дорогая.
   — А что он думает о женщинах? — не унималась Анжелика.
   — Филипп? — удивилась Нинон.
   — Говорят, что он ужасно груб с женщинами.
   — Да, говорят.
   — Не заставляйте меня поверить в то, что вы с ним не спали, Нинон.
   — Увы, но это так, моя дорогая.
   Помолчав немного, Нинон продолжала:
   — Этот господин опоздал во времени. Ему надо было родиться лет на 50 раньше. Когда я вспоминаю его, то вижу свою молодость.
   — Вашу молодость?! — Анжелика рассмеялась, внимательно рассматривая лицо куртизанки, на котором не было ни одной морщинки. — Но вы выглядите лучше меня, Нинон.
   — Нет, моя дорогая. Чтобы приукрасить старость, иногда говорят: тело стареет, а душа остается молодой. Но, к сожалению, у меня все иначе. Слава богу, тело у меня молодое, но душа стара, как мир. Время моей юности проходило во времена Людовика XIII. В то далекое время люди были разные. Повсюду слышалось бряцанье оружия, на каждом углу были дуэли, была травля гугенотов. Люди умели воевать, но не любить. Это были варвары в кружевных воротничках. Что касается маркиза дю Плесси, то вы знаете, на кого он похож? Он похож на Сен-Мара, красавца дворянина, фаворита Людовика XIII. Бедный Сен-Map, он страстно увлекся Марион Делорм, но король был ревнив, а кардинал Ришелье не замедлил с его опалой. В конце концов он положил на плаху свою прекрасную голову. В то время было столько трагических судеб, моя дорогая. Но дю Плесси далек от вас и абсолютно вам не подходит.
   Анжелика покраснела, края ее губ задрожали, как у подростка.
   — Почему вы думаете, что я познала большую любовь, Нинон? — спросила она.
   — Я вижу это в ваших глазах. Женщина, у которой зеленые глаза…
   Анжелика поднялась.
   — Нинон, не говорите мне больше ничего. Я должна женить на себе Филиппа. Так нужно, вам не понять. Я не люблю его, но он всегда меня притягивал. Все время я думаю, что в один прекрасный день он будет принадлежать мне. Не говорите мне больше ничего.
   Снабженная этими жалкими сентиментальными сведениями о своем кузене, на следующий день она встретила его в салоне, как всегда элегантного и безразличного.
   Филипп все время приходил, но интрига не завязывалась. Анжелика уже была готова подумать: уж не ради ли ее молодой сестры Филипп посещает салон? Но Мари-Агнесса в это время ушла к кармелиткам в предместье Сен-Жак, чтобы приготовиться к пасхе. Тем не менее Филипп продолжал ходить в салон.
   Анжелика знала, что однажды он будет рад прийти к ней на дегустацию дивного ликера, который она сделала сама с добавлением всяких приправ. Она гордилась тем, что умела так хорошо готовить и сервировать стол, но в то же время была разочарована тем, что ни ее красота, ни богатство, ни изобретательность в приготовлении блюд не притягивали к ней маркиза.
   Когда наступили первые весенние дни, мадам Марен совсем потеряла надежду. Она так поверила в свое замужество, что уже не могла отказаться от задуманного — стать маркизой дю Плесси де Бельер. Ведь тогда она будет представлена во дворце и будет хозяйкой белого замка дю Плесси-Бельер.
   Став нервозной от этих мыслей, Анжелика горела желанием пойти погадать к ля Вуазин.
   Вскоре представился такой случай. Однажды после обеда к ней пришла ее подруга, мадам Скаррон.
   — Вы нужны мне, Анжелика, — сказала вдова. — Нужно, чтобы вы пошли со мной. Представьте себе, эта сумасшедшая де Монтеспан вбила себе в голову, что ей надо непременно идти к прорицательнице ля Вуазин. Мы вместе пойдем, чтобы защитить ее от чар этой колдуньи.
   — Вы правы, Фелонида, — обрадовалась мадам Марен, торопливо одеваясь.
   Случай выпал как нельзя кстати.
   Охраняемая двумя «ангелами-хранителями», Анжеликой и Фелонидой, Атенаис де Монтеспан со страхом переступила порог прорицательницы, которая жила в окрестностях Тампля.
   В последнее время она разбогатела и переехала со своей старой квартиры, где когда-то карлик Баркароль тайно проводил к ней ночью влиятельнейших особ королевства. Теперь к ней ходили открыто. Обычно она принимала клиентов на возвышении, напоминающем трон, обитый черной тканью. Ее накидка была расшита золотыми звездами. Все это придавало ей загадочность и силу власти над людьми.
   Но в этот день прорицательница была мертвецки пьяна. С самого порога все три женщины поняли, что гадание отпадает. Однако гадалка, сойдя с трона, неверной походкой подошла к растерявшимся клиенткам.
   — Не сердитесь, дамочки, — сказала она слезным голосом. — Я не так пьяна и могу отличить судьбы двух людей. Каждому свое, не так ли? Дайте мне свою руку. У вас сначала солнце, потом неудача. Король вас полюбит, но не женится.
   — Черт бы вас побрал! — воскликнула мадам де Монтеспан, с яростью вырывая руку.
   Колдунья взяла руку Анжелики и, выпучив глаза, воскликнула:
   — Удивительная судьба!
   — Я хочу знать, выйду ли я замуж за маркиза? — пробормотала Анжелика.
   — Я не знаю, будет ли это маркиз, черт или дьявол, но Я вижу две свадьбы. Вот эти две маленькие черточки. А затем шесть детей.
   — Не стоит говорить об этот, — вырывая руку, запротестовала Анжелика.
   — Подождите, — властно сказала прорицательница. — Огонь будет гореть в вас до конца дней. А король-солнце полюбит вас, не вы не будете принадлежать ему из-за этого огня.
   С трудом подругам удалось успокоить расстроенную Мадам де Монтеспан.
   Как-то темным туманным вечером мадемуазель де Паражен, как черная сова, пришла к Анжелике поговорить о том, о сем.
   — Я хочу вам рассказать главную новость! — воскликнула мадемуазель де Паражен, глядя на Анжелику. — Вы знаете, о чем все сейчас говорят? Мадам Гамильтон выдает замуж свою дочь.
   — Я очень рада, — заметила Анжелика. — Малышка некрасива, но зато у нее богатое приданое.
   — Да. И именно на это приданое позарился маркиз Филипп дю Плесси.
   — Как Филипп? — у Анжелики зашлось сердце.
   — А вы разве ничего не слышали? — Мадемуазель де Паражен закрыла глаза. — Почему маркиз не может жениться на дочери мадам Гамильтон? — усмехнулась старая дева. — Один из моих крестьян говорил: «Деньги собирают на земле, а чтобы их собрать надо наклониться». Все знают, что у маркиза денежные затруднения. Он по крупному играет в Версале. Например, на снаряжение в свой последний поход он ухлопал уйму денег. Сзади его полка шло десять мулов, нагруженных золотой посудой и всяким барахлом.
   Анжелика не перебивала старую деву, но в душе она была в отчаянии. Последняя ее ступенька во дворец короля-солнце могла оборваться навсегда. Неужели она навсегда останется простой шоколадницей, не признанной в свете?
   Да, ее принимали в салонах, но сдержанно. Версаль! Версаль, блеск двора! Филипп красавец — кузен с каменным сердцем. Неужели она упадет до уровня Одиже?
   Фелонида поднялась.
   — Я вижу, что вы меня не слушаете, Анжелика. Ладно, я засиделась. Оставляю вас наедине с вашими мыслями.
   С этими словами мадемуазель де Паражен покинула отель дю Ботрен.

Глава 38

   Этой ночью Анжелика не могла сомкнуть глаз.
   Утром она пошла на мессу. Выйдя, немного успокоилась. Однако мысли о свадьбе кузена продолжали мучить ее.