Страница:
— Мы не можем вас оставить одну с этим… человеком, — пробормотала Барба.
— Каким человеком? — удивленно спросила Анжелика. — Ты забыла, моя дорогая, в каких ситуациях мы с тобой побывали? Вспомни! Я могу постоять за себя.
И мадам Марен горячо расцеловала служанку в пухлые щеки. Сердце ее немело от предчувствия чего-то страшного.
Поцеловав детей и сделав последние распоряжения, она захлопнула дверцу кареты.
— Ну, с богом!
Зазвенели колокольчики, и карета, тронувшись, помчалась по мощеной дороге в сторону Монтелу. Через минуту она скрылась за поворотом.
Глава 46
Глава 47
Глава 48
— Каким человеком? — удивленно спросила Анжелика. — Ты забыла, моя дорогая, в каких ситуациях мы с тобой побывали? Вспомни! Я могу постоять за себя.
И мадам Марен горячо расцеловала служанку в пухлые щеки. Сердце ее немело от предчувствия чего-то страшного.
Поцеловав детей и сделав последние распоряжения, она захлопнула дверцу кареты.
— Ну, с богом!
Зазвенели колокольчики, и карета, тронувшись, помчалась по мощеной дороге в сторону Монтелу. Через минуту она скрылась за поворотом.
Глава 46
Как только звуки колокольчиков маленького экипажа утихли в вечерней синеве, Анжелика медленными шагами направилась к замку. Она немного успокоилась, зная, что теперь дети будут под родной крышей в Монтелу.
В вестибюле лакей сообщил Анжелике, что ужин подан. Она вошла в зал, где на столе стояло два прибора. Через открытые окна зала можно было видеть, как туманная ночь заполняет окрестности и большой двор замка.
Анжелика заранее сказала, что не притронется ни к чему, но, к своему удивлению, поела с большим аппетитом. Она заметила, что за ужином Филипп много пил. Его холодный взгляд насквозь пронизывал Анжелику.
Он поднялся, отказавшись от десерта. Анжелике ничего не оставалось, как следовать за женихом в соседний салон. Войдя в комнату, она увидела Молина, священника и старую крестьянку. Значительно позже она узнала, что это была кормилица ее кузена.
— Все ли готово, отец мой? — спросил молодой человек у священника.
— Да, господин маркиз.
— Тогда пойдемте в часовню.
Анжелика вздрогнула. Неужели ее свадьба с Филиппом состоится подобным образом? При столь мрачных обстоятельствах? Она запротестовала:
— Как, Филипп, вы настаиваете, чтобы свадьба была немедленно?
— Да, я настаиваю на этом, — насмешливо ответил маркиз. — Мы же подписали контракт в Париже. Нас благословит священник, и мы обменяемся кольцами для бога, а остальное я считаю излишним.
Анжелика тоскливо посмотрела на свидетелей этой грустной сцены. Только один канделябр, который кормилица держала в своих морщинистых руках, тускло освещал группу.
На дворе стояла безлунная ночь. В часовне, освещенной двумя большими свечами из желтого воска, царил сырой полумрак. Какой-то крестьянин, одетый в ризу, держал «святую воду».
Анжелика и Филипп сели на две молитвенные скамейки. Священник, став перед ними, размеренным голосом начал читать молитвы.
— Филипп дю Плесси де Бельер, согласны ли вы взять в жены Анжелику де Сансе де Монтелу?
— Да, — ответил маркиз, скрежеща зубами.
— Анжелика де Сансе де Монтелу, согласны ли вы выйти замуж за Филиппа дю Плесси де Бельер?
— Да, — ответила Анжелика и протянула руку кузену, чтобы он надел ей кольцо.
Вдруг мадам Марен вспомнила свадьбу в Тулузском соборе. Она помнила то рукопожатие. Это воспоминание вновь рвало ей грудь. Анжелика смотрела на полупьяного Филиппа, одуревшего от вина. Он не мог даже надеть ей кольцо. Наконец это ему удалось. Все, дело было сделано.
— Теперь вы муж и жена, — объявил священник.
— Сейчас ваша очередь, мадам, — сказал Филипп, холодно улыбнувшись.
Анжелика поняла намек и повела свидетелей в свою комнату. Достав из секретера ларец, она открыла его и передала мужу. Пламя свечей отсвечивалось в ампуле с ядом. Филипп Широко раскрыл глаза.
— Да-да, это именно он, — процедил он сквозь зубы, смотря как завороженный на желтые листки, лежащие под ампулой, — потерянный проклятый ларец.
Священник и Молин подписали бумагу, где говорилось, что они были свидетелями передачи ларца маркизу дю Плесси, как это было предусмотрено в брачном контракте. Поклонившись, свидетели удалились за старухой, освещавшей им путь.
Анжелика еле сдерживалась, чтобы не вернуть Молина. Ее обуял панический страх. Но ничего, она припомнит маркизу эту свадьбу. Молодая женщина украдкой посмотрела на мужа. Каждый раз, когда она его видела, все больше очаровывалась его статной фигурой.
Филипп наклонился к ларцу. Его точеный профиль, орлиный нос, длинные ресницы освещались догорающими свечами. Он был красивее, чем обычно.
Увидев, как неуверенной рукой Филипп берет ампулу с ядом, Анжелика быстро сказала:
— Осторожно, Филипп. Монах Экзили предупреждал, что капля этого яда может убить человека.
— Да, — сказал молодой человек, посмотрев на жену своими красивыми глазами, в которых сверкала необузданная злость. Его рука покрутила ампулу.
По глазам мужа Анжелика поняла, что он хочет бросить ей в лицо этот яд. Парализованная страхом, она продолжала пристально смотреть ему в глаза.
Засмеявшись, Филипп положил ампулу на место и закрыл ларец. Потом подошел к Анжелике. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и выволок из комнаты.
В замке было тихо и мрачно. Луна, вышедшая из-за туч, немного смягчала обстановку. Рука Филиппа так сильно сжимала руку Анжелики, что она чувствовала биение своего пульса. Но она все же предпочитала эту боль, чем ампулу с ядом в лицо.
В своем замке маркиз был полным хозяином. Таким он был и в военных походах, сбросив маску галантности придворного мечтателя. На войне Филипп дю Плесси превращался в дикого варвара, сметавшего все на своем пути.
Молча супруги спустились по лестнице и вышли в сад. Серебряный туман, исходивший оттуда, поглотил их. Подойдя к мраморной набережной, муж грубо толкнул Анжелику в лодку. Она слышала, как звякнула якорная цепь, и лодка медленно отошла от берега, исчезая в тумане. Филипп взял весло и направил лодку к центру пруда. Блики луны падали на складки его одежды из белого сатина и золоченые кудри парика. Слышались только тихие всплески водной глади, рассекаемой веслами, задевавшими за лилии. Потревоженные лягушки, хозяйки пруда, затихли.
Как только они достигли середины, где вода казалась черной, маркиз остановил лодку и внимательно осмотрелся вокруг. Берег и белоснежный замок почти не были видны за дымкой тумана, который клочьями расстилался над черной водой. Не говоря ни слова, маркиз взял злосчастный ларец, исчезновение которого день и ночь преследовало его семью, и решительно бросил в воду. Ларец быстро потонул в темной глубине пруда, а волны, вызванные его падением, исчезли.
Филипп торжествующе посмотрел на жену, та вздрогнула, заметив что-то дикое, звериное в его взгляде. Качаясь, он прошел по дну лодки и сел рядом с Анжеликой на скамью. Медленно, со свойственной ему аристократичностью, которая была в каждом его жесте, Филипп опустил руки на горло молодой женщины.
— А теперь я задушу вас, красотка, — сказал он вполголоса. — Вы отправитесь на дно вместе со своим проклятым ларцом.
Анжелика не двигалась. Муж был пьяный, во всяком случае, он мог спокойно убить ее. Она была в его власти и не могла ни звать на помощь, ни плакать. Анжелика робко опустила голову на его плечо, как бы повинуясь судьбе. Своим лбом она почувствовала небритую щеку соблазнительного мужчины.
Весь мир погас. Луна зашла за тучи, ларец лежит на дне. Казалось, сама природа приготовилась к последнему акту этой драмы. Неужели она, маркиза дю Плесси де Бельер, так глупо умрет от руки молодого «бога», Филиппа дю Плесси де Бельер?
Вдруг она услышала над своим ухом прерывистое дыхание. Она увидела его сжатые губы и перекошенное от гнева лицо.
— Черт бы вас побрал, — процедил он сквозь зубы. — Ничем нельзя испугать вашу гордыню.
Филипп следил за каждым ее движением. Его взгляд мрачнел все больше и больше. «Эта женщина не такая, как все», — подумал он. Маркиз не знал, что про себя его жена плакала от страха, внешне не показывая этого. Если она не боится его, значит она его достойная противница.
Резко схватив Анжелику за руку, Филипп потащил ее в замок. Когда они поднимались по лестнице, молодая женщина увидела, что ее муж снял со стены длинный хлыст, предназначенный для охотничьих собак. Задержавшись на ступеньках, Анжелика тихо сказала:
— Расстанемся здесь, Филипп, я вижу, что вы пьяны. Поговорим завтра.
— Нет, мадам. Я должен выполнить свои супружеские обязанности, — саркастически заметил маркиз. — Я хочу, чтобы ты поняла вкус шантажа, которым занималась в последнее время.
Анжелика хотела вырваться, но Филипп хлестнул ее наотмашь хлыстом, как бьют норовистую суку. Анжелика издала крик, который вырвался у нее не от боли, а от удивления.
— Вы с ума сошли, Филипп!
— Вы попросите у меня извинения за то, что вы сделали, — прошипел он сквозь зубы.
— Нет!
Войдя в комнату и втолкнув туда Анжелику, он закрыл дверь и, отойдя в сторону, начал бить ее кнутом. О, это он умел делать, не зря же ему был присвоен титул первого егерьмейстера Франции.
Анжелика, закрыв лицо руками, отпрянула к стене. Каждый удар заставлял ее вздрагивать. От боли она кусала губы. Постепенно упрямство покидало Анжелику, и она была уже готова просить пощады. Не выдержав, она воскликнула:
— Довольно, Филипп! Я прошу у вас прощения…
На мгновение маркиз задержал руку, готовую к новому удару, очень удивившись столь легкой победе.
— Я прошу у вас прощения, — повторила Анжелика. — Я действительно была не права по отношению к вам.
Филипп стоял в нерешительности, не зная, куда деть руку с поднятым для удара хлыстом. «Она опять победила, подкупив мою злость», — пронеслось в его возбужденном мозгу. Искренние слова этой женщины смутили его. Да, она не была такой, как все парижские шлюхи.
Резким движением маркиз отбросил хлыст, потом быстро снял камзол и парик. Удивленная Анжелика вдруг увидела его голый торс, как у типичного греческого героя. Филипп приблизился к ней и неловко припал к шее, как раз в том месте, где хлыст оставил багровую полосу. От нестерпимой боли Анжелика отскочила в сторону.
— Нет! Никогда!
Этот крик в его сознании превратился в тысячу криков, как на поле боя. Подняв кулак, Филипп сильно ударил ее в лицо. Анжелика зашаталась, потом схватилась за его рубашку, оторвала лоскут и отшатнулась к стене.
Осталось одно средство: ударить маркиза в пах, как учила ее ля Поляк во «Дворе чудес». Маркиз никогда еще не видел, чтобы знатная дама защищалась подобным образом. Ему казалось это смешным и экстравагантным.
«Неужели она думает, что я отступлюсь? — подумал Филипп. — Если я не овладею ею сегодня, то завтра она покорит меня».
Он скрипел зубами от дикой злости. Потом появилось желание овладеть ею, победить, разорвать. Грубо схватив Анжелику за шею, он ударил ее головой об стенку. Молодая женщина наполовину потеряла сознание, рухнула на пол.
Теперь Анжелика была уверена, что в таверне «Красная маска» именно он пытался изнасиловать ее на столе.
«Зверь! Настоящий зверь! Лучше бы я умерла!» — пронеслось в ее мозгу. Она больше не могла терпеть. Из горла обессиленной жертвы вырвался дикий крик:
— Пощади, Филипп!.. Пощади…
Маркиз ответил непонятным рычанием. В нем боролись два человека: один был благородный, другой — жестокий, злой, развратный, ненавидящий все живое. Это была единственная форма любви, которая удовлетворяла маркиза дю Плесси де Бельер. Он испытывал дьявольскую радость, когда перед ним находилась поверженная в агонию добыча, плачущая жертва. Желание сделало его твердым как железо. Со всей силой навалился молодой человек на Анжелику, разорвав остатки платья. Анжелика лежала перед ним окровавленная, обнаженная, как беззащитная лань. Иногда из уст Филиппа слышалось рычание, он дрожал, смотря на дело своих рук, приподнявшись на локтях.
«Где я?»— с ужасом подумал маркиз. Мир стал для него мраком. Все потухло, тьма и ужас окружали Филиппа, все было уничтожено навсегда. Любовь к жизни померкла. Он убил в себе то сокровенное воспоминание о маленькой девочке, ручка которой когда-то лежала в его руке, руке красавца кузена. Это было единственное воспоминание, приходившее к нему в грезах.
Анжелика открыла глаза. Руки и лицо ее были в крови. Филипп, встав и потрогав ее носком сапога, насмешливо сказал:
— Я думаю, что вы удовлетворены, мадам. Спокойной ночи, мадам маркиза дю Плесси де Бельер.
Анжелика слышала, как он удалился, натыкаясь на мебель. Обнаженная, она вновь закрыла глаза и на мгновение забылась.
В вестибюле лакей сообщил Анжелике, что ужин подан. Она вошла в зал, где на столе стояло два прибора. Через открытые окна зала можно было видеть, как туманная ночь заполняет окрестности и большой двор замка.
Анжелика заранее сказала, что не притронется ни к чему, но, к своему удивлению, поела с большим аппетитом. Она заметила, что за ужином Филипп много пил. Его холодный взгляд насквозь пронизывал Анжелику.
Он поднялся, отказавшись от десерта. Анжелике ничего не оставалось, как следовать за женихом в соседний салон. Войдя в комнату, она увидела Молина, священника и старую крестьянку. Значительно позже она узнала, что это была кормилица ее кузена.
— Все ли готово, отец мой? — спросил молодой человек у священника.
— Да, господин маркиз.
— Тогда пойдемте в часовню.
Анжелика вздрогнула. Неужели ее свадьба с Филиппом состоится подобным образом? При столь мрачных обстоятельствах? Она запротестовала:
— Как, Филипп, вы настаиваете, чтобы свадьба была немедленно?
— Да, я настаиваю на этом, — насмешливо ответил маркиз. — Мы же подписали контракт в Париже. Нас благословит священник, и мы обменяемся кольцами для бога, а остальное я считаю излишним.
Анжелика тоскливо посмотрела на свидетелей этой грустной сцены. Только один канделябр, который кормилица держала в своих морщинистых руках, тускло освещал группу.
На дворе стояла безлунная ночь. В часовне, освещенной двумя большими свечами из желтого воска, царил сырой полумрак. Какой-то крестьянин, одетый в ризу, держал «святую воду».
Анжелика и Филипп сели на две молитвенные скамейки. Священник, став перед ними, размеренным голосом начал читать молитвы.
— Филипп дю Плесси де Бельер, согласны ли вы взять в жены Анжелику де Сансе де Монтелу?
— Да, — ответил маркиз, скрежеща зубами.
— Анжелика де Сансе де Монтелу, согласны ли вы выйти замуж за Филиппа дю Плесси де Бельер?
— Да, — ответила Анжелика и протянула руку кузену, чтобы он надел ей кольцо.
Вдруг мадам Марен вспомнила свадьбу в Тулузском соборе. Она помнила то рукопожатие. Это воспоминание вновь рвало ей грудь. Анжелика смотрела на полупьяного Филиппа, одуревшего от вина. Он не мог даже надеть ей кольцо. Наконец это ему удалось. Все, дело было сделано.
— Теперь вы муж и жена, — объявил священник.
— Сейчас ваша очередь, мадам, — сказал Филипп, холодно улыбнувшись.
Анжелика поняла намек и повела свидетелей в свою комнату. Достав из секретера ларец, она открыла его и передала мужу. Пламя свечей отсвечивалось в ампуле с ядом. Филипп Широко раскрыл глаза.
— Да-да, это именно он, — процедил он сквозь зубы, смотря как завороженный на желтые листки, лежащие под ампулой, — потерянный проклятый ларец.
Священник и Молин подписали бумагу, где говорилось, что они были свидетелями передачи ларца маркизу дю Плесси, как это было предусмотрено в брачном контракте. Поклонившись, свидетели удалились за старухой, освещавшей им путь.
Анжелика еле сдерживалась, чтобы не вернуть Молина. Ее обуял панический страх. Но ничего, она припомнит маркизу эту свадьбу. Молодая женщина украдкой посмотрела на мужа. Каждый раз, когда она его видела, все больше очаровывалась его статной фигурой.
Филипп наклонился к ларцу. Его точеный профиль, орлиный нос, длинные ресницы освещались догорающими свечами. Он был красивее, чем обычно.
Увидев, как неуверенной рукой Филипп берет ампулу с ядом, Анжелика быстро сказала:
— Осторожно, Филипп. Монах Экзили предупреждал, что капля этого яда может убить человека.
— Да, — сказал молодой человек, посмотрев на жену своими красивыми глазами, в которых сверкала необузданная злость. Его рука покрутила ампулу.
По глазам мужа Анжелика поняла, что он хочет бросить ей в лицо этот яд. Парализованная страхом, она продолжала пристально смотреть ему в глаза.
Засмеявшись, Филипп положил ампулу на место и закрыл ларец. Потом подошел к Анжелике. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и выволок из комнаты.
В замке было тихо и мрачно. Луна, вышедшая из-за туч, немного смягчала обстановку. Рука Филиппа так сильно сжимала руку Анжелики, что она чувствовала биение своего пульса. Но она все же предпочитала эту боль, чем ампулу с ядом в лицо.
В своем замке маркиз был полным хозяином. Таким он был и в военных походах, сбросив маску галантности придворного мечтателя. На войне Филипп дю Плесси превращался в дикого варвара, сметавшего все на своем пути.
Молча супруги спустились по лестнице и вышли в сад. Серебряный туман, исходивший оттуда, поглотил их. Подойдя к мраморной набережной, муж грубо толкнул Анжелику в лодку. Она слышала, как звякнула якорная цепь, и лодка медленно отошла от берега, исчезая в тумане. Филипп взял весло и направил лодку к центру пруда. Блики луны падали на складки его одежды из белого сатина и золоченые кудри парика. Слышались только тихие всплески водной глади, рассекаемой веслами, задевавшими за лилии. Потревоженные лягушки, хозяйки пруда, затихли.
Как только они достигли середины, где вода казалась черной, маркиз остановил лодку и внимательно осмотрелся вокруг. Берег и белоснежный замок почти не были видны за дымкой тумана, который клочьями расстилался над черной водой. Не говоря ни слова, маркиз взял злосчастный ларец, исчезновение которого день и ночь преследовало его семью, и решительно бросил в воду. Ларец быстро потонул в темной глубине пруда, а волны, вызванные его падением, исчезли.
Филипп торжествующе посмотрел на жену, та вздрогнула, заметив что-то дикое, звериное в его взгляде. Качаясь, он прошел по дну лодки и сел рядом с Анжеликой на скамью. Медленно, со свойственной ему аристократичностью, которая была в каждом его жесте, Филипп опустил руки на горло молодой женщины.
— А теперь я задушу вас, красотка, — сказал он вполголоса. — Вы отправитесь на дно вместе со своим проклятым ларцом.
Анжелика не двигалась. Муж был пьяный, во всяком случае, он мог спокойно убить ее. Она была в его власти и не могла ни звать на помощь, ни плакать. Анжелика робко опустила голову на его плечо, как бы повинуясь судьбе. Своим лбом она почувствовала небритую щеку соблазнительного мужчины.
Весь мир погас. Луна зашла за тучи, ларец лежит на дне. Казалось, сама природа приготовилась к последнему акту этой драмы. Неужели она, маркиза дю Плесси де Бельер, так глупо умрет от руки молодого «бога», Филиппа дю Плесси де Бельер?
Вдруг она услышала над своим ухом прерывистое дыхание. Она увидела его сжатые губы и перекошенное от гнева лицо.
— Черт бы вас побрал, — процедил он сквозь зубы. — Ничем нельзя испугать вашу гордыню.
Филипп следил за каждым ее движением. Его взгляд мрачнел все больше и больше. «Эта женщина не такая, как все», — подумал он. Маркиз не знал, что про себя его жена плакала от страха, внешне не показывая этого. Если она не боится его, значит она его достойная противница.
Резко схватив Анжелику за руку, Филипп потащил ее в замок. Когда они поднимались по лестнице, молодая женщина увидела, что ее муж снял со стены длинный хлыст, предназначенный для охотничьих собак. Задержавшись на ступеньках, Анжелика тихо сказала:
— Расстанемся здесь, Филипп, я вижу, что вы пьяны. Поговорим завтра.
— Нет, мадам. Я должен выполнить свои супружеские обязанности, — саркастически заметил маркиз. — Я хочу, чтобы ты поняла вкус шантажа, которым занималась в последнее время.
Анжелика хотела вырваться, но Филипп хлестнул ее наотмашь хлыстом, как бьют норовистую суку. Анжелика издала крик, который вырвался у нее не от боли, а от удивления.
— Вы с ума сошли, Филипп!
— Вы попросите у меня извинения за то, что вы сделали, — прошипел он сквозь зубы.
— Нет!
Войдя в комнату и втолкнув туда Анжелику, он закрыл дверь и, отойдя в сторону, начал бить ее кнутом. О, это он умел делать, не зря же ему был присвоен титул первого егерьмейстера Франции.
Анжелика, закрыв лицо руками, отпрянула к стене. Каждый удар заставлял ее вздрагивать. От боли она кусала губы. Постепенно упрямство покидало Анжелику, и она была уже готова просить пощады. Не выдержав, она воскликнула:
— Довольно, Филипп! Я прошу у вас прощения…
На мгновение маркиз задержал руку, готовую к новому удару, очень удивившись столь легкой победе.
— Я прошу у вас прощения, — повторила Анжелика. — Я действительно была не права по отношению к вам.
Филипп стоял в нерешительности, не зная, куда деть руку с поднятым для удара хлыстом. «Она опять победила, подкупив мою злость», — пронеслось в его возбужденном мозгу. Искренние слова этой женщины смутили его. Да, она не была такой, как все парижские шлюхи.
Резким движением маркиз отбросил хлыст, потом быстро снял камзол и парик. Удивленная Анжелика вдруг увидела его голый торс, как у типичного греческого героя. Филипп приблизился к ней и неловко припал к шее, как раз в том месте, где хлыст оставил багровую полосу. От нестерпимой боли Анжелика отскочила в сторону.
— Нет! Никогда!
Этот крик в его сознании превратился в тысячу криков, как на поле боя. Подняв кулак, Филипп сильно ударил ее в лицо. Анжелика зашаталась, потом схватилась за его рубашку, оторвала лоскут и отшатнулась к стене.
Осталось одно средство: ударить маркиза в пах, как учила ее ля Поляк во «Дворе чудес». Маркиз никогда еще не видел, чтобы знатная дама защищалась подобным образом. Ему казалось это смешным и экстравагантным.
«Неужели она думает, что я отступлюсь? — подумал Филипп. — Если я не овладею ею сегодня, то завтра она покорит меня».
Он скрипел зубами от дикой злости. Потом появилось желание овладеть ею, победить, разорвать. Грубо схватив Анжелику за шею, он ударил ее головой об стенку. Молодая женщина наполовину потеряла сознание, рухнула на пол.
Теперь Анжелика была уверена, что в таверне «Красная маска» именно он пытался изнасиловать ее на столе.
«Зверь! Настоящий зверь! Лучше бы я умерла!» — пронеслось в ее мозгу. Она больше не могла терпеть. Из горла обессиленной жертвы вырвался дикий крик:
— Пощади, Филипп!.. Пощади…
Маркиз ответил непонятным рычанием. В нем боролись два человека: один был благородный, другой — жестокий, злой, развратный, ненавидящий все живое. Это была единственная форма любви, которая удовлетворяла маркиза дю Плесси де Бельер. Он испытывал дьявольскую радость, когда перед ним находилась поверженная в агонию добыча, плачущая жертва. Желание сделало его твердым как железо. Со всей силой навалился молодой человек на Анжелику, разорвав остатки платья. Анжелика лежала перед ним окровавленная, обнаженная, как беззащитная лань. Иногда из уст Филиппа слышалось рычание, он дрожал, смотря на дело своих рук, приподнявшись на локтях.
«Где я?»— с ужасом подумал маркиз. Мир стал для него мраком. Все потухло, тьма и ужас окружали Филиппа, все было уничтожено навсегда. Любовь к жизни померкла. Он убил в себе то сокровенное воспоминание о маленькой девочке, ручка которой когда-то лежала в его руке, руке красавца кузена. Это было единственное воспоминание, приходившее к нему в грезах.
Анжелика открыла глаза. Руки и лицо ее были в крови. Филипп, встав и потрогав ее носком сапога, насмешливо сказал:
— Я думаю, что вы удовлетворены, мадам. Спокойной ночи, мадам маркиза дю Плесси де Бельер.
Анжелика слышала, как он удалился, натыкаясь на мебель. Обнаженная, она вновь закрыла глаза и на мгновение забылась.
Глава 47
Долго распростертая Анжелика лежала на полу, несмотря на холод, обжигающий ее обнаженное тело. Она чувствовала себя истерзанной, избитой, появилось желание плакать. Впервые в жизни она испытала такой позор. Ей казалось, что к ее изголовью наклонился граф де Пейрак.
— Раненая малышка, — говорил он, но в голосе графа не было жалости. Внезапно он истерически засмеялся. Это был смех человека, впервые увидевшего истерзанное тело любимой женщины.
«Вот почему я любила его, — подумала Анжелика. — Это был человек высшей степени совершенства. Его изуродованное лицо ничего не значило. Он был умен, мужествен, прост. И это совершенство я потеряла навсегда. Не предала ли я его?»
Анжелика начала размышлять о смерти, потустороннем мире, об яде в ампуле, покоящейся под лилиями в пруду, но потом вспомнила, что говорил ей Дегре, когда они расстались:
— Не думайте больше о пепле, развеянном по ветру. Каждый раз, когда вы будете думать об этом, — вам захочется умереть.
И вот, следуя совету Дегре, Анжелика отодвинула от себя мысли о смерти.
— Надо успокоиться, — говорила она себе. — Молин предупредил меня о том, что вначале мне будет плохо…
Голова маркизы была в огне, она не знала, как избавиться от нестерпимой боли во всем теле. Луч луны, падающий в окно, вдруг превратился в видение поэта. Клода ле Пти в остроконечной шляпе.
— Клод, — позвала Анжелика. Но поэт уже исчез.
Анжелика очнулась, прислушалась. Тишина леса обволокла невидимой дымкой белоснежный замок дю Плесси-Бельер. В комнате рядом раздавался храп слуги. В доме слышалось улюлюканье совы и вой шакала. Эти звуки наполняли таинственностью стены замка.
Анжелика попыталась заснуть. Что ж, ей не повезло в первую брачную ночь, но зато она стала мадам маркизой дю Плесси де Бельер.
Напудрив лицо и шею и переодевшись, она узнала, что маркиз с рассветом уехал в Париж, а затем в Версаль, где собирался весь двор в преддверии летних праздничков. У мадам дю Плесси вскипела кровь от гнева. Неужели Филипп думает, что его жена будет сидеть дома, в деревне, пока он будет развлекаться в Версале? Этому не бывать!
Через четыре часа карета, запряженная шестеркой лошадей, ехала по мощеной дороге из Пуату. Несмотря на усталость, маркиза дю Плесси, непреклонная в своей воле, ехала в Париж. Не смея показаться на глаза Молину, она оставила ему письмо, в котором поручала ему детей, Барбу и кормилицу.
Приехав в Париж, Анжелика сразу же направилась к своей подруге, Нинон де Ланкло.
Знаменитая куртизанка вот уже три месяца была верна герцогу Гассенпьеру. Сейчас герцог был при дворе.
Двое суток мадам дю Плесси пролежала в кровати с пластырем, мазями и компрессами на израненном теле. Нинон она сказала, что попала в аварию на дороге и якобы ее карета разбилась. Но так как Нинон была умная женщина, то не задавала лишних вопросов, умело делая свое дело, приводя в порядок подругу.
Куртизанка сказала, что день назад видела Филиппа, приехавшего из Пуату. Он направился в Версаль. Там, под сенью замка, была предусмотрена целая программа развлечений: балет, комедии, прогулки, фейерверки. Было много приглашенных, а те, кто не попал в список, кусали себе локти.
Сидя у изголовья Анжелики, Нинон говорила, что покой позволит ей обрести цвет лица, какой нужен в Версале. Здесь, в своем отеле, в квартале дю Марэ, Нинон де Ланкло была королевой, а не придворной. Ей достаточно было знать, что король часто по тому или иному поводу говорил:
— А что сказала бы по этому поводу красотка Нинон?
Ее скандальная репутация запрещала по этикету ей быть принятой в Версале.
— Когда вы будете в Версале, милочка, — говорила она Анжелике, — не забывайте меня.
Куртизанка не завидовала Анжелике, а радовалась за нее. Легким кивком головы мадам дю Плесси дала понять подруге, что не забудет ее. Через несколько дней все синяки и раны на теле Анжелики зажили. Она была готова ехать в Версаль.
— Благословите меня, — сказала она Нинон де Ланкло, выходя из отеля.
— Все будет хорошо, не волнуйтесь, — сказала Нинон и на прощание обняла подругу.
— Раненая малышка, — говорил он, но в голосе графа не было жалости. Внезапно он истерически засмеялся. Это был смех человека, впервые увидевшего истерзанное тело любимой женщины.
«Вот почему я любила его, — подумала Анжелика. — Это был человек высшей степени совершенства. Его изуродованное лицо ничего не значило. Он был умен, мужествен, прост. И это совершенство я потеряла навсегда. Не предала ли я его?»
Анжелика начала размышлять о смерти, потустороннем мире, об яде в ампуле, покоящейся под лилиями в пруду, но потом вспомнила, что говорил ей Дегре, когда они расстались:
— Не думайте больше о пепле, развеянном по ветру. Каждый раз, когда вы будете думать об этом, — вам захочется умереть.
И вот, следуя совету Дегре, Анжелика отодвинула от себя мысли о смерти.
— Надо успокоиться, — говорила она себе. — Молин предупредил меня о том, что вначале мне будет плохо…
Голова маркизы была в огне, она не знала, как избавиться от нестерпимой боли во всем теле. Луч луны, падающий в окно, вдруг превратился в видение поэта. Клода ле Пти в остроконечной шляпе.
— Клод, — позвала Анжелика. Но поэт уже исчез.
Анжелика очнулась, прислушалась. Тишина леса обволокла невидимой дымкой белоснежный замок дю Плесси-Бельер. В комнате рядом раздавался храп слуги. В доме слышалось улюлюканье совы и вой шакала. Эти звуки наполняли таинственностью стены замка.
Анжелика попыталась заснуть. Что ж, ей не повезло в первую брачную ночь, но зато она стала мадам маркизой дю Плесси де Бельер.
***
Однако утром к ней пришло новое решение, более практичное, чем самоубийство. Немного приведя себя в порядок, чтобы не видела Жавотта, Анжелика спустилась по лестнице.Напудрив лицо и шею и переодевшись, она узнала, что маркиз с рассветом уехал в Париж, а затем в Версаль, где собирался весь двор в преддверии летних праздничков. У мадам дю Плесси вскипела кровь от гнева. Неужели Филипп думает, что его жена будет сидеть дома, в деревне, пока он будет развлекаться в Версале? Этому не бывать!
Через четыре часа карета, запряженная шестеркой лошадей, ехала по мощеной дороге из Пуату. Несмотря на усталость, маркиза дю Плесси, непреклонная в своей воле, ехала в Париж. Не смея показаться на глаза Молину, она оставила ему письмо, в котором поручала ему детей, Барбу и кормилицу.
Приехав в Париж, Анжелика сразу же направилась к своей подруге, Нинон де Ланкло.
Знаменитая куртизанка вот уже три месяца была верна герцогу Гассенпьеру. Сейчас герцог был при дворе.
Двое суток мадам дю Плесси пролежала в кровати с пластырем, мазями и компрессами на израненном теле. Нинон она сказала, что попала в аварию на дороге и якобы ее карета разбилась. Но так как Нинон была умная женщина, то не задавала лишних вопросов, умело делая свое дело, приводя в порядок подругу.
Куртизанка сказала, что день назад видела Филиппа, приехавшего из Пуату. Он направился в Версаль. Там, под сенью замка, была предусмотрена целая программа развлечений: балет, комедии, прогулки, фейерверки. Было много приглашенных, а те, кто не попал в список, кусали себе локти.
Сидя у изголовья Анжелики, Нинон говорила, что покой позволит ей обрести цвет лица, какой нужен в Версале. Здесь, в своем отеле, в квартале дю Марэ, Нинон де Ланкло была королевой, а не придворной. Ей достаточно было знать, что король часто по тому или иному поводу говорил:
— А что сказала бы по этому поводу красотка Нинон?
Ее скандальная репутация запрещала по этикету ей быть принятой в Версале.
— Когда вы будете в Версале, милочка, — говорила она Анжелике, — не забывайте меня.
Куртизанка не завидовала Анжелике, а радовалась за нее. Легким кивком головы мадам дю Плесси дала понять подруге, что не забудет ее. Через несколько дней все синяки и раны на теле Анжелики зажили. Она была готова ехать в Версаль.
— Благословите меня, — сказала она Нинон де Ланкло, выходя из отеля.
— Все будет хорошо, не волнуйтесь, — сказала Нинон и на прощание обняла подругу.
Глава 48
21 июня 1666 года маркиза дю Плесси де Бельер находилась на пути в Версаль. У нее не было приглашения, но зато было большее — решительность обольстительной женщины. Ее карета внутри была обтянута бархатом, на окна опускались занавески с бахромой, скрывающие маркизу от посторонних взглядов. Колеса экипажа были позолочены, дверцы кареты украшал фамильный герб дю Плесси, а две красивые лошади в яблоках, украшенные красными султанами, дополняли сей великолепный ансамбль.
Анжелика была одета в пепельно-зеленое парчовое платье с большими серебряными цветами, длинное жемчужное ожерелье несколько раз обвивало ее лебединую шею и, опускаясь, заканчивалось немного ниже соблазнительной груди. Золотистые волосы мадам были причесаны цирюльником Бине, они также были украшены жемчугом, а два легких белых пера венчали прическу. Лицо было нарумянено с большой тщательностью, но в меру: на нем не было видно следов побоев, перенесенных несколько дней назад. Маленький синяк на виске был аккуратно прикрыт мушкой, которую Нинон вырезала в форме сердца. Другая мушка, чуть поменьше, находилась в углу рта, что соответствовало тогдашней моде. Анжелика была великолепна.
Надев белые лайковые перчатки и взяв в руки расписной китайский веер, она наклонилась к окну кареты.
— Кучер, в Версаль! — крикнула она.
Тревога и радость сделали ее нервозной настолько, что мадам дю Плесси захватила с собой служанку Жавотту, чтобы поболтать во время пути и не оставаться наедине со своими мыслями.
— О! Мы едем в Версаль, Жавотта, — прошептала Анжелика, задыхаясь от счастья.
Девочка сидела перед ней, одетая в муслиновый чепчик и расписной передник.
— А я уже была там, мадам! В воскресенье мы ходили смотреть, как обедает король.
— Это не одно и то же, дурочка моя, — потрепала ее по щеке Анжелика. — Тебе не понять.
Ей казалось, что путешествие не окончится никогда. Дорога была ужасной. Глубокая колея от двух тысяч колес, каждый день преодолевавших один и тот же маршрут, была заполнена жидкой грязью. Эти телеги по приказу короля возили камни, мрамор, цемент, щебенку, свинцовые трубы и статуи для отделки дворца. Проезжие путешественники и извозчики ругались на чем свет стоит.
— Мадам, нам нужно было ехать по другой дороге, через Сен-Клу, — сказала Жавотта.
— Нет, это было бы очень долго, я бы не вынесла пути.
Через каждые несколько минут Анжелика высовывала голову, рискуя быть обрызганной жидкой грязью и испортить творение Бине.
— Торопись, кучер, черт возьми. Твои лошади ползут, как клячи, — нервно кричала Анжелика, помахивая веером.
Но вот в дымке горизонта она увидела высокую искрящуюся громаду. Лучи солнца рассыпались сверкающими бликами, и казалось, что они впитали в себя весь свет этого весеннего утра.
— О, что это?! — воскликнула пораженная мадам дю Плесси.
Извозчик улыбнулся, покручивая усы. Сердце Анжелики затрепетало, как пойманная в клетку птичка, готовое разорвать грудь и выпорхнуть на свет божий.
— Это Версаль, мадам маркиза.
Через некоторое время они подъехали к воротам дворца. Здесь карета Анжелики должна была остановиться, чтобы пропустить другой экипаж, приехавший по другой дороге из Сен-Клу.
Красная карета была запряжена шестеркой лошадей гнедой масти, впереди и сзади ехал почетный эскорт. Это, конечно, прибыл Филипп Орлеанский, брат короля. Карета его жены следовала чуть поодаль и была запряжена шестеркой белых лошадей.
Пропустив оба эти экипажа, карета Анжелики последовала за ними. Анжелика не думала об опасности, час ее триумфа настал. Заплатив так дорого за эти мгновения, мадам дю Плесси де Бельер была наверху блаженства.
Подождав, пока уляжется шум после приезда высоких гостей, она тихонько вышла из кареты и по ступенькам направилась в мраморный двор. Флико, одетый в кафтан с гербом дю Плесси, сопровождал Анжелику, неся в руках шлейф ее роскошного платья.
— Не вздумай вытирать нос рукавом, — сказала ему Анжелика, не оборачиваясь.
— Слушаюсь, мадам, — тоскливо вздохнул сорванец из «Двора чудес».
Флико не мог прийти в себя от такой роскоши и великолепия, окружавших его и его хозяйку.
Версаль еще не имел такого подавляющего величия, какое должны были придать ему два белых крыла, построенных архитектором Манзаром к концу царствования Людовика XIV. Честно говоря, это был прекрасный дворец, возвышавшийся на холме, со своеобразной архитектурой, балконами из кованого железа, высокими, выложенными мозаикой калитками. Архитектурные украшения, вазы — все было позолочено и сверкало, как драгоценности в шкатулке. Новая черепица отражала по краям свет, а главные линии облицовки, казалось, таяли и исчезали в небесной лазури.
Анжелика осмотрелась, ни одного знакомого лица. Ее начала бить мелкая дрожь. Она вошла во дворец через дверь левого крыла, где приходившие и уходившие казались более многочисленными. Большая лестница из цветного мрамора привела ее в большой зал, где расположилась группа скромно одетых людей, которые с удивлением посмотрели на вошедшую. Анжелика спросила, куда она попала, ей ответили, что она в гвардейском зале. Каждый понедельник просители оставляли там свои прошения, а вскоре получали ответ.
Вдруг Анжелика заметила мадам Скаррон и с радостью бросилась к ней, счастливая, что нашла знакомого человека.
— Я ищу королевский двор, — сказала она. — Мой муж должен быть в свите короля, и я хочу встретиться с ним.
У вдовы Скаррон, одетой скромнее, чем когда-либо, были жесты и манеры придворной. Уверенно она увлекла мадам дю Плесси к другой двери, выходившей на широкий балкон, под которым простиралась еще не тронутая палящими лучами солнца зелень.
— Я думаю, что утренний выход короля уже закончился. Он недавно прошел в свой рабочий кабинет, где будет некоторое время беседовать со своими близкими. Не волнуйтесь, вы без труда найдете своего мужа.
Анжелика увидела на балконе несколько офицеров из швейцарской гвардии.
— О, я ужасно волнуюсь, — прошептала она. — Не пойдете ли вы со мной?
— Как я могу? — Мадам Скаррон с завистью посмотрела на маркизу дю Плесси, сравнивая контраст ее и своего туалета.
— У вас что, денежные затруднения?
— Увы, моя дорогая, как никогда, — вздохнула вдова. — Смерть королевы отразилась на моей ренте. Господин Альбэ обещал мне свою поддержку.
— Да-да, я очень сожалею, — заметила Анжелика, думая о другом. — Не расстраивайтесь, у вас все сложится хорошо.
Мадам Скаррон улыбнулась и по-матерински потрепала ее по щеке.
— Ничего, моя милочка, не омрачайте себе этот день моими заботами. Ваши глаза сияют. Я вижу, как вы счастливы. Вы заслужили свое счастье. Я просто рада видеть вас такой красивой. Король очень неравнодушен к женской красоте, и я не сомневаюсь, что он будет очарован вами.
Еще немного поговорив, они расстались. Анжелика шла по галерее так быстро, что Флико еле поспевал за нею. Вдруг она заметила, что с другой стороны галереи навстречу ей идет группа богато одетых людей. Даже на таком расстоянии Анжелика узнала в группе придворных величественную персону короля.
Людовик XIV, облаченный в свой великолепный парик и стоящий на высоких каблуках, величественно смотрел на придворных. К тому же никто не мог так ловко орудовать тростью, которую он ввел в моду совсем недавно. Он обменивался фразами с принцессами, находившимися около него. Сегодня его фаворитка, Луиза де Лавальер, не принимала участия в прогулке. Однако его величество, казалось, не был этим недоволен. Бедная молодая женщина постепенно стала декоративной, где-нибудь в интимной обстановке она имела еще кое-какие прелести, но сегодня, в это прекрасное утро, великолепие и величие Версаля никак не вязалось бы с ее худенькой фигуркой.
Но что это! Казалось, богиня весны воплотилась в этой незнакомой женщине, которая приближалась к государю. Солнце окружило ее ореолом, исходившем от ожерелья и остальных украшений. Это было невероятно.
Анжелика сразу поняла, что будет смешно, если она резко ворвется в толпу придворных. Поэтому она продолжала идти вперед, с каждым шагом замедляя продвижение. Сквозь туман застилавший ей глаза, она видела лишь лицо владыки. Анжелика смотрела на короля, как кролик на удава, хотела опустить глаза, но не смогла. На этот раз она находилась от него так же близко, как некогда в темном зале Лувра, где они встречались лицом к лицу. Это было страшное воспоминание. Анжелика уже не могла себе представить, как выглядит ее появление среди придворных в этой галерее, омываемой утренним солнцем. Ее красота, конечно, шокировала придворных дам.
Людовик XIV в замешательстве остановился, а за ним и вся его свита. Филипп, узнав Анжелику, кусал губы.
Анжелика была одета в пепельно-зеленое парчовое платье с большими серебряными цветами, длинное жемчужное ожерелье несколько раз обвивало ее лебединую шею и, опускаясь, заканчивалось немного ниже соблазнительной груди. Золотистые волосы мадам были причесаны цирюльником Бине, они также были украшены жемчугом, а два легких белых пера венчали прическу. Лицо было нарумянено с большой тщательностью, но в меру: на нем не было видно следов побоев, перенесенных несколько дней назад. Маленький синяк на виске был аккуратно прикрыт мушкой, которую Нинон вырезала в форме сердца. Другая мушка, чуть поменьше, находилась в углу рта, что соответствовало тогдашней моде. Анжелика была великолепна.
Надев белые лайковые перчатки и взяв в руки расписной китайский веер, она наклонилась к окну кареты.
— Кучер, в Версаль! — крикнула она.
Тревога и радость сделали ее нервозной настолько, что мадам дю Плесси захватила с собой служанку Жавотту, чтобы поболтать во время пути и не оставаться наедине со своими мыслями.
— О! Мы едем в Версаль, Жавотта, — прошептала Анжелика, задыхаясь от счастья.
Девочка сидела перед ней, одетая в муслиновый чепчик и расписной передник.
— А я уже была там, мадам! В воскресенье мы ходили смотреть, как обедает король.
— Это не одно и то же, дурочка моя, — потрепала ее по щеке Анжелика. — Тебе не понять.
Ей казалось, что путешествие не окончится никогда. Дорога была ужасной. Глубокая колея от двух тысяч колес, каждый день преодолевавших один и тот же маршрут, была заполнена жидкой грязью. Эти телеги по приказу короля возили камни, мрамор, цемент, щебенку, свинцовые трубы и статуи для отделки дворца. Проезжие путешественники и извозчики ругались на чем свет стоит.
— Мадам, нам нужно было ехать по другой дороге, через Сен-Клу, — сказала Жавотта.
— Нет, это было бы очень долго, я бы не вынесла пути.
Через каждые несколько минут Анжелика высовывала голову, рискуя быть обрызганной жидкой грязью и испортить творение Бине.
— Торопись, кучер, черт возьми. Твои лошади ползут, как клячи, — нервно кричала Анжелика, помахивая веером.
Но вот в дымке горизонта она увидела высокую искрящуюся громаду. Лучи солнца рассыпались сверкающими бликами, и казалось, что они впитали в себя весь свет этого весеннего утра.
— О, что это?! — воскликнула пораженная мадам дю Плесси.
Извозчик улыбнулся, покручивая усы. Сердце Анжелики затрепетало, как пойманная в клетку птичка, готовое разорвать грудь и выпорхнуть на свет божий.
— Это Версаль, мадам маркиза.
Через некоторое время они подъехали к воротам дворца. Здесь карета Анжелики должна была остановиться, чтобы пропустить другой экипаж, приехавший по другой дороге из Сен-Клу.
Красная карета была запряжена шестеркой лошадей гнедой масти, впереди и сзади ехал почетный эскорт. Это, конечно, прибыл Филипп Орлеанский, брат короля. Карета его жены следовала чуть поодаль и была запряжена шестеркой белых лошадей.
Пропустив оба эти экипажа, карета Анжелики последовала за ними. Анжелика не думала об опасности, час ее триумфа настал. Заплатив так дорого за эти мгновения, мадам дю Плесси де Бельер была наверху блаженства.
Подождав, пока уляжется шум после приезда высоких гостей, она тихонько вышла из кареты и по ступенькам направилась в мраморный двор. Флико, одетый в кафтан с гербом дю Плесси, сопровождал Анжелику, неся в руках шлейф ее роскошного платья.
— Не вздумай вытирать нос рукавом, — сказала ему Анжелика, не оборачиваясь.
— Слушаюсь, мадам, — тоскливо вздохнул сорванец из «Двора чудес».
Флико не мог прийти в себя от такой роскоши и великолепия, окружавших его и его хозяйку.
Версаль еще не имел такого подавляющего величия, какое должны были придать ему два белых крыла, построенных архитектором Манзаром к концу царствования Людовика XIV. Честно говоря, это был прекрасный дворец, возвышавшийся на холме, со своеобразной архитектурой, балконами из кованого железа, высокими, выложенными мозаикой калитками. Архитектурные украшения, вазы — все было позолочено и сверкало, как драгоценности в шкатулке. Новая черепица отражала по краям свет, а главные линии облицовки, казалось, таяли и исчезали в небесной лазури.
Анжелика осмотрелась, ни одного знакомого лица. Ее начала бить мелкая дрожь. Она вошла во дворец через дверь левого крыла, где приходившие и уходившие казались более многочисленными. Большая лестница из цветного мрамора привела ее в большой зал, где расположилась группа скромно одетых людей, которые с удивлением посмотрели на вошедшую. Анжелика спросила, куда она попала, ей ответили, что она в гвардейском зале. Каждый понедельник просители оставляли там свои прошения, а вскоре получали ответ.
Вдруг Анжелика заметила мадам Скаррон и с радостью бросилась к ней, счастливая, что нашла знакомого человека.
— Я ищу королевский двор, — сказала она. — Мой муж должен быть в свите короля, и я хочу встретиться с ним.
У вдовы Скаррон, одетой скромнее, чем когда-либо, были жесты и манеры придворной. Уверенно она увлекла мадам дю Плесси к другой двери, выходившей на широкий балкон, под которым простиралась еще не тронутая палящими лучами солнца зелень.
— Я думаю, что утренний выход короля уже закончился. Он недавно прошел в свой рабочий кабинет, где будет некоторое время беседовать со своими близкими. Не волнуйтесь, вы без труда найдете своего мужа.
Анжелика увидела на балконе несколько офицеров из швейцарской гвардии.
— О, я ужасно волнуюсь, — прошептала она. — Не пойдете ли вы со мной?
— Как я могу? — Мадам Скаррон с завистью посмотрела на маркизу дю Плесси, сравнивая контраст ее и своего туалета.
— У вас что, денежные затруднения?
— Увы, моя дорогая, как никогда, — вздохнула вдова. — Смерть королевы отразилась на моей ренте. Господин Альбэ обещал мне свою поддержку.
— Да-да, я очень сожалею, — заметила Анжелика, думая о другом. — Не расстраивайтесь, у вас все сложится хорошо.
Мадам Скаррон улыбнулась и по-матерински потрепала ее по щеке.
— Ничего, моя милочка, не омрачайте себе этот день моими заботами. Ваши глаза сияют. Я вижу, как вы счастливы. Вы заслужили свое счастье. Я просто рада видеть вас такой красивой. Король очень неравнодушен к женской красоте, и я не сомневаюсь, что он будет очарован вами.
Еще немного поговорив, они расстались. Анжелика шла по галерее так быстро, что Флико еле поспевал за нею. Вдруг она заметила, что с другой стороны галереи навстречу ей идет группа богато одетых людей. Даже на таком расстоянии Анжелика узнала в группе придворных величественную персону короля.
Людовик XIV, облаченный в свой великолепный парик и стоящий на высоких каблуках, величественно смотрел на придворных. К тому же никто не мог так ловко орудовать тростью, которую он ввел в моду совсем недавно. Он обменивался фразами с принцессами, находившимися около него. Сегодня его фаворитка, Луиза де Лавальер, не принимала участия в прогулке. Однако его величество, казалось, не был этим недоволен. Бедная молодая женщина постепенно стала декоративной, где-нибудь в интимной обстановке она имела еще кое-какие прелести, но сегодня, в это прекрасное утро, великолепие и величие Версаля никак не вязалось бы с ее худенькой фигуркой.
Но что это! Казалось, богиня весны воплотилась в этой незнакомой женщине, которая приближалась к государю. Солнце окружило ее ореолом, исходившем от ожерелья и остальных украшений. Это было невероятно.
Анжелика сразу поняла, что будет смешно, если она резко ворвется в толпу придворных. Поэтому она продолжала идти вперед, с каждым шагом замедляя продвижение. Сквозь туман застилавший ей глаза, она видела лишь лицо владыки. Анжелика смотрела на короля, как кролик на удава, хотела опустить глаза, но не смогла. На этот раз она находилась от него так же близко, как некогда в темном зале Лувра, где они встречались лицом к лицу. Это было страшное воспоминание. Анжелика уже не могла себе представить, как выглядит ее появление среди придворных в этой галерее, омываемой утренним солнцем. Ее красота, конечно, шокировала придворных дам.
Людовик XIV в замешательстве остановился, а за ним и вся его свита. Филипп, узнав Анжелику, кусал губы.