Страница:
----------------------------------------------------------------------------
Младшие современники Шекспира. Под ред. А. А. Аникста.
М., Изд-во Моск. ун-та, 1986
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему
в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он
принадлежит не одному веку, но всем временам" {Хрестоматия по истории
западноевропейского театра, т. 1. М., 1953, с. 512.}. Слова эти,
прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля
Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет
фигуры крупнее Шекспира.
Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени
были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь
занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя
читателей и театральных зрителей. Пожалуй, ни один другой период в истории
английского театра не может сравниться своими достижениями с эпохой конца
XVI - первой половины XVII века. Достаточно назвать имена наиболее известных
у нас Кристофера Марло или Бена Джонсона, чтобы представить себе масштабы
творческого диапазона крупнейших художников того времени. А ведь рядом с
ними жили и творили еще многие талантливейшие драматурги, чьи имена прочно
вошли в историю литературы и театра.
Интересующий нас период в истории английской драмы длился около
полувека - с конца 80-х годов XVI столетия вплоть до закрытия театров по
настоянию пуритан в 1642 году. За это время английская драма прошла весьма
сложный путь развития. Историки литературы и театра обычно выделяют три
основных этапа: ранний, зрелый и поздний {См., например: История
западноевропейского театра, т. 1. М., 1956, с. 392-393.}. Ранний (с конца
80-х годов XVI в. до начала XVII в.) был этапом становления английской
драмы, когда в театр пришли такие драматурги, как Джон Лили (1553-1606),
Джордж Пил (1557-1596), Роберт Грин (1558-1592), Томас Кид (1558-1594) и
Кристофер Марло (1564-1593). В эти же годы пишет свои исторические
хроники, комедии и ранние трагедии Уильям Шекспир (1564-1616), Второй, или
зрелый, период (с начала XVII в. до начала 20-х годов) был временем
наивысших достижений английского театра. Шекспир создает тогда свои великие
трагедии и поздние трагикомедии, - начинают свою деятельность Бен Джонсон
(1573-1637), Джордж Чэпмен (1559-1634), Томас Хейвуд (1570-1641), Томас
Деккер (1572-1626), Джон Марстон (1576-1634), Сирил Тернер (ок.
1575-1626), Джон Уэбстер (ок. 1575-1625?), Томас Мидлтон (1580-1627),
Фрэнсис Бомонт (1584-1616) и Джон Флетчер (1579-1625). И, наконец, третий -
поздний - этап (с начала 20-х годов до закрытия театров), характеризуемый
обычно как период кризиса и постепенного упадка английской сцены, хотя
некоторые из драматургов предыдущего периода еще продолжают тогда ставить
свои пьесы и в театр приходят новые интересные авторы: Филип Мэссинджер
(1583-1646), Джон Форд (1586-1639) и Джеймс Шерли (1596-1666).
Эта общепринятая периодизация создает, однако, несколько одностороннее
представление о театре младших современников Шекспира. Для эволюции этого
театра, на наш взгляд, характерны не только его постепенный упадок
(замалчивать кризисные явления в драматургии 20-30-х годов было бы ошибкой),
но и его качественная трансформация, постепенное перерождение, почт и до
неузнаваемости изменившее облик английской сцены к началу 40-х годов.
Внимательно вглядываясь в драматургию конца XVI - первой половины XVII
века, поражаешься ее необычайному богатству и многообразию:
идейно-философскому, жанровому и стилевому. Весьма знаменательно, что все
попытки найти для этой драматургии единое определение, раскрывающее ее
сущность, до сих пор остаются в той или иной мере неудовлетворительными.
Название "театр века Шекспира" неточно потому, что грандиозное творчество
Шекспира, по сути, выходит за рамки хронологических эпох и литературных
стилей, чего нельзя сказать о других драматургах. Старшие современники
Шекспира, начавшие писать лет за десять до него и каждый по-своему
подготовившие почву для его ранних драм, целиком остаются в пределах эпохи
Возрождения. Младшие же его современники, шедшие своими путями и порой
уходившие далеко в сторону от модели шекспировской драмы, во многом
принадлежат уже искусству XVII века. Так что неверно называть весь театр
этой эпохи театром Возрождения. Неверно также называть драматургию
интересующего нас периода елизаветинской, как это делают некоторые
английские критики или известный исследователь и переводчик И. А. Аксенов.
Принятое в Англии деление драматургов на елизаветинских, яковитских и
карлитских хотя в общих чертах и совпадает с тремя вышеназванными этапами
развития английской драмы, но упускает из виду их общность и существующую
между ними преемственность.
Английский театр конца XVI - первой половины XVII века можно, пожалуй,
считать единой поэтической системой. Театр этот впитал в себя две основные
традиции, существенно трансформировав их: учено-гуманистическую, опиравшуюся
на античность, и народную, продолжавшую линию народной средневековой
драматургии (мистерий, моралите, интерлюдий и фарса) и фольклорной поэзии (в
частности, баллад, песен, разнообразных легенд и народных поверий). На
основе этих двух традиций английская драматургия создала особый синтез -
поэтическую драму, имевшую народный характер, ярким примером чему служат
пьесы Шекспира.
Театр в 90-е годы XVI века стал в Англии достоянием всей; нации, и
представители всех слоев общества, от влиятельного аристократа и недавно
разбогатевшего буржуа, сидевший в дорогих ложах, до-простолюдина,
покупавшего самые дешевые стоячие билеты в партере, с замиранием сердца
следили за перипетиями судеб театральных героев. Отсюда прежде всего
необычные широта и разнообразие этой драмы, необыкновенная свобода
поэтической структуры самих пьес, отсюда и замечательное своеобразие стиха
тогдашних драматургов, рассчитанного на слух весьма разношерстной публики,
среди которой были тонкие знатоки, получившие образование в университете, и
совсем неграмотные мастеровые.
И хотя в первые десятилетия XVII века в силу причин, о которых речь
пойдет ниже, этот синтез был заметно нарушен, его влияние еще дает о себе
знать и в 20-е годы, в период исподволь начавшегося кризиса, постепенного
перерождения английской драмы накануне буржуазной революции.
В рамках данной статьи невозможно дать сколько-нибудь подробную и
исчерпывающую характеристику всей английской драмы конца XVI - первой
половины XVII века. Тем более что мы включили в наш сборник пьесы только
младших современников Шекспира, писавших уже в XVII столетии. На этом
времени мы вкратце и остановимся, наметив некоторые существенные тенденции
развития драмы названного периода.
К началу XVII века в умонастроениях английского общества происходят,
важные перемены. Уже последние годы царствования Елизаветы были временем
разочарования, которое лишь усилилось с воцарением короля Иакова I (1603).
Героический энтузиазм, сплотивший весь английский народ на борьбу с
испанцами и принесший ему победу (1588), казался делом далекого прошлого,
"золотым мифом". Центробежные силы, возникшие в недрах английского общества
в XVI веке, теперь начали все сильнее и сильнее заявлять о себе. Четыре
первых десятилетия XVII века в Англии ознаменованы постоянно обострявшимся
антагонизмом между абсолютной монархией, опиравшейся на крупных феодалов и
господствующую англиканскую церковь, и оппозицией, поддерживаемой не только
буржуазией и так называемым новым дворянством, которое стало вести хозяйство
по буржуазному образцу, но и широкими демократическими слоями общества.
Причем этот антагонизм постепенно принял характер борьбы за религиозную
свободу; движения, которое возглавили стойкие и фанатически непримиримые
пуритане. И если решительное столкновение, приведшее к гражданской войне и
революции, произошло лишь в середине XVII века, то сложные экономические и
политические процессы, которые обусловили это столкновение, обозначились уже
в первые годы царствования Иакова I. Уже тогда бурное развитие
капиталистического предпринимательства начало подрывать стабильность
социального порядка. Размеры Лондона с 1500 по 1640 год увеличились чуть ли
не в восемь раз. В то время как в столичном обществе появилось множество
разного рода нуворишей, хозяйства крупных феодалов, их "дворянские гнезда"
приходили в упадок. Как сообщают историки, к 1600 году около двух третей
английских аристократов потеряли свои состояния {Champion L. Tragic Patterns
in Jacobean and Caroline Drama. Knoxville, 1977, p. 4.}, крестьяне же в силу
земельных спекуляций и огораживаний часто оставались без средств к
существованию, их сгоняли с веками насиженных мест. Социальная структура
английского общества, несколько десятилетий тому назад казавшаяся нерушимой,
теперь зашаталась и начала перестраиваться.
Вполне понятно, что многие из тех, кого затронули эти перемены, без
особой радости смотрели вперед. В стране росло недовольство, проникавшее в
различные слои общества. Примером тому могут служить дворянский Пороховой
заговор 1605 года, народное восстание против огораживаний 1607 года.
Вместе с елизаветинской Англией угасало и английское Возрождение,
вступившее в полосу кризиса. К концу XVI века со всей очевидностью
обнаружилась утопическая природа идеалов, которыми жила и питалась
английская культура на протяжении целого столетия. Характерно, что К. Марло,
воспевший титанический индивидуализм в своих ранних трагедиях "Тамерлан
Великий" (первая часть - 1587) и "Трагическая история доктора Фауста"
(1588-1589), уже в "Мальтийском еврее" (1592) показал обратную сторону этого
индивидуализма. А шекспировский Гамлет с афористической точностью выразил
горькое чувство крушения привычных ценностей, растерянность и беспокойство,
охватившие английское общество, в знаменитых словах: "Распалась связь
времен".
Как указывают исследователи {См., в частности: Spenser T. Shakespeare
and the Nature of Man. New York, 1965; Ornstein R. The Moral vision of
Jacobean Tragedy, Madison, 1962.}, таким умонастроениям во многом
способствовали и открытия Коперника, который разрушил веками жившие
птолемеевские геоцентрические представления о мироздании, и ставший
необычайно популярным к концу XVI века скептицизм Монтеня, который
подтачивал сами основы знакомой со школьной скамьи философии, и односторонне
понятое политическое учение Макиавелли, которое английскому читателю
XVI-XVII веков представлялось популярной хрестоматией политического цинизма
и авантюризма, откровенным прикрытием хищнических аппетитов, царивших, в
обществе. Наряду с этими континентальными веяниями большую роль играли и
особенно близкие англичанам размышления Фрэнсиса Бэкона, окончательно
отделившего экспериментальную науку от богословия и объявившего физику
матерью всех наук, равно как и замечательные открытия Уильяма Гарвея,
объяснившего законы кровообращения и заложившего основы современной
физиологии.
Еще столь недавно казавшаяся незыблемой целостно-поэтическая картина
мира теперь затрещала по всем швам. Новый ясе взгляд на мир, основанный на
научных методах познания действительности, рождался медленно, порой
мучительно. Целиком принадлежащий елизаветинской эпохе видный теолог -
апологет англиканской церкви Ричард Хукер (ок. 1553-1600) - задавал в 90-е
годы XVI века вопросы, имевшие только риторический характер. "Что, если бы
природа на время нарушила свой порядок или совсем упразднила его, хотя бы и
на миг, чтобы соблюсти свои же собственные законы... если бы каркас
небесного свода, воздвигнутого над нашими головами, зашатался и
разрушился... если бы луна сошла с проторенного пути, времена дня и года
смешались в хаосе и беспорядке, ветры перестали дуть, облака давать дождь,
земля лишилась бы небесного воздействия, ее плоды зачахли, подобно детям,
тянущимся к иссохшей груди матери, которая не может облегчить их голод: что
стало бы с самим человеком, которому сейчас все это подчинено? Разве мы не
видим со всей ясностью, что подчинение законам природы является опорой всего
мироздания?" {The Portable Elizabethan Reader. New York, 1965, p. 138.}.
Эта риторика неожиданно становится живой реальностью для героев
шекспировского "Короля Лира" (1605), где Глостер констатирует уже
свершившуюся катастрофу: "Вот они, эти недавние затмения, солнечное и
лунное! Они не предвещают ничего хорошего. Что бы ни говорили об этом
ученые, природа чувствует на себе их последствия. Любовь остывает, слабеет
дружба, везде братоубийственная рознь. В городах мятежи, в деревнях раздоры,
во дворцах измены, и рушится семейная связь между родителями и детьми...
Наше лучшее время миновало. Ожесточение, предательство, гибельные беспорядки
будут сопровождать нас до могилы" {Шекспир У. Полн. собр. соч., т. 6. M.,
1963, с. 444.}.
Эти характерные для эпохи умонастроения нашли свое непосредственное
выражение у многих крупнейших художников того времени. Достаточно вспомнить
хотя бы знаменитую "Анатомию мира" (1611) лучшего поэта эпохи* Джона Донна
(1572-1631), где постаревший и пришедший в упадок мир представляется автору
лишенным всяких связей и расщепленным на отдельные атомы, или "Историю мира"
(1614) известного государственного деятеля, поэта и философа сэра Уолтера
Ролея (1552-1618), написанную им в сырой темнице Тауэра и пестрящую
высказываниями типа: "Приспосабливаясь к нынешним временам, мы считаем все
законным. Небо - высоко, далеко и непостижимо" {The Age of Shakespeare.
London, 1966, p. 99.}.
Подобные настроения весьма сложным образом трансформировались в
английской драме начала XVII века. Атмосфера сомнений и разочарований
заставила английских драматургов уточнить свое отношение к миру и человеку;
переосмыслить сложившиеся ценности и попытаться найти новые. Каждый из
художников отвечал на волновавшие его вопросы по-своему, и эти ответы бывали
не только различными, но иногда противоречили друг другу.
Лучшие пьесы этой поры отличаются общим для всех них динамизмом. Здесь
они продолжают традицию предыдущего периода, существенно меняя ее. По
сравнению с Марло, Лили, Кидом, Грином и даже ранним Шекспиром для
драматургов начала XVII века характерно гораздо более острое понимание зла
как категории одновременно метафизической и социальной. Поэтому трагические
конфликты их пьес намного глубже, а комическое лишено в них
жизнеутверждающего пафоса, столь типичного, например, для Грина и раннего
Шекспира.
Вместе с тем человеческая личность, увиденная в свете новых идей,
соответствующих, изменившемуся времени, внутренний мир героя по-прежнему
были главным объектом драмы, и отсюда ее достаточно острый психологизм. При
этом, однако, внимание художников было теперь обращено уже не только на
отдельную личность, но и в гораздо большей мере, чем ранее, - на
взаимоотношения человека и общества. Отсюда гораздо большая по сравнению с
предыдущим периодом широта охвата действительности, большее внимание не
.только к героям, но и к окружающей их среде. Сама же эта общественная среда
часто изображалась теперь в сатирическом, даже гротескном обличий, что
проявило себя как в комедии, так и в трагедии.
О несходстве, иногда даже противоположности устремлений младших
современников Шекспира ясно говорит и многообразие литературных стилей
эпохи. И в самом деле, в первые два десятилетия XVII века в английской драме
наряду с ренессансным стилем возникли также и тенденции, характерные для
классицизма, маньеризма и барокко. Причем эти тенденции не только
противостояли друг другу, но и взаимодействовали, подчас достаточно
органично сочетаясь в творчестве отдельных авторов.
Первые два десятилетия XVII столетия в Англии - время расцвета
маньеризма, черты которого легко найти в творчестве целого ряда крупных
художников {О маньеризме см.: Аникст А. А. Ренессанс, маньеризм и барокко в
литературе и театре Западной Европы. - В кн.: Ренессанс, барокко,
классицизм. М., 1966; Гращенков В. Н. Книга О. Бенеша и проблемы Северного
Возрождения. - В кн.: Бенеш О. Искусство Северного Возрождения. М., 1973;
Хлодовскйй Р. И. О Ренессансе, маньеризме и конце эпохи Возрождения. - В
кн.: Типология и периодизация культуры Возрождения. М., 1978, а также:
Sypher W. Four Stages of Renaissance Style. New York, 1956; Warnke F. Y.
Versions of baroque. New Haven, 1972.}. Само понятие маньеризма возникло в
литературоведении сравнительно поздно, лишь в 20-е годы нашего века, и
вопрос о его специфике и границах до сих пор вызывает оживленные споры как у
нас, так и на Западе. Нам представляется, что правы те ученые, которые видят
в маньеризме не особую эпоху, приходящую на смену Возрождению, но скорее
один из стилей, возникающий в период его кризиса, противостоящий его
эстетике и самостоятельно развивающийся в начале XVII века.
Острое ощущение кризиса ~ основа основ маньеризма. Любому читателю
сложных, порой изощренно-темных стихов маньеристов, любому зрителю их
гротескных, причудливо совмещающих трагическое и комическое пьес ясно, что
мир этих художников не только лишен прочности и стабильности, но и близок к
хаосу. По ощущению маньеристов, люди - это песчинки в мировом океане,
хрупкий тростник, ветром колеблемый. Величавая монументальность ренессанса
сменяется текучестью, игрой дисгармоническими контрастами и парадоксами.
Искусство маньеристов гораздо более индивидуально и субъективно, для него
характерны большая степень рефлексии, больший интеллектуализм, в чем-то
большая острота зрения. Ренессансный идеал личности, гармоническое сочетание
духовного и физического, возвышенного и земного теперь распадаются на две
несовместимые половины - духовную и плотскую. Отсюда и два полюса этого
искусства - обостренный спиритуализм, возвращающий к средневековому образу
мышления, и несколько скептический гедонизм, временами переходящий в
откровенный сенсуализм и граничащий с изощренной эротикой.
И в литературе, как и в изобразительном искусстве, маньеризм
взаимодействовал с другими стилями, прежде всего ренессансом. Пожалуй, еще
более существенна и очевидна связь маньеризма с барокко. Анализ английской
поэзии, прозы и драматургии конца
XVI - начала XVII века убеждает автора, данных строк в справедливости
мнения тех исследователей, которые не только сближают маньеризм с барочным
искусством XVII века, но и видят в нем даже своеобразный ранний этап
барокко, отличный от более позднего, собственно барочного, этапа, или, как
его называют, высокого барокко {Warnke F. Y. Versions of baroque.}. Именно
этой сложностью картины взаимодействия стилей, видимо, и объясняются
разноречивые мнения исследователей по поводу отдельных писателей эпохи,
причисляемых попеременно то к позднему ренессансу, то к маньеризму, то к
барокко.
Что касается барочного стиля, то большинству исследователей уже ясно,
что именно барокко стало главным стилем английской литературы XVII века и
что именно с ним так или иначе связаны имена крупнейших поэтов и писателей
этого столетия: позднего Донна, Херберта, Крэшо, Марвелла, Мильтона,
Драйдена {В творчестве Мильтона и особенно Драйдена барочные черты сложным
образом сочетались с классицистскими.}, Бэньяна, не говоря уже, о многих
других менее значительных художниках.
Важно помнить, что барочный стиль возник как следствие тех же самых
культурно-исторических процессов, которые породили маньеризм и которые
продолжали свое развитие на протяжении всего XVII века, поэтому и грань
между поздним маньеризмом и ранним, барокко часто кажется зыбкой.
С течением десятилетий постепенно преображался весь облик Европы.
Менялась внешняя политика европейских стран, менялась социальная динамика
внутри общества. Бурно развивалась наука и натурфилософия. Резко росло
влияние Реформации (пуританства в Англии), и даже веками казавшаяся
незыблемой догматика католической церкви с началом Контрреформации
трансформировалась на современный лад.
Люди постепенно начали приспосабливаться к новому для них миру. Взамен
ренессансного антропоцентризма рождался особый барочный универсализм {См.:
Hаливайко Д. С. Искусство: направления, течения, стили. Киев, 1981.},
стремление охватить мыслью вселенную и найти место человека в ее необъятных
просторах. Человек мог по-прежнему ощущать себя песчинкой в мировом океане.
Однако это ощущение вызывало у него теперь не только растерянность и
отчаяние, но и парадоксальным образом гордость и оптимизм благодаря вновь
обретенной вере в созидательную мощь мысли, способной сотворить чудо,
Достаточно вспомнить хотя, бы знаменитые рассуждения Паскаля о ничтожестве и
величии человека, которого французский философ назвал мыслящим тростником.
Барочные художники не менее остро, чем маньеристы, видели зло
окружающего их мира. И для них характерны настойчивые размышления о
страданиях, мученичестве и смерти. Иррациональные мотивы и тут играют важную
роль. Но место скепсиса и разочарованности заняло теперь стремление
преодолеть кризис, извлечь выводы из нового опыта, осмыслить высшую
разумность миропорядка, включающего в себя как злое, так и доброе начало.
Так из хаоса старых представлений рождался некий новый синтез, пытавшийся
совместить противоречия.
Этот синтез определил собой и некоторые специфические черты барочной
поэтики. Маньеристской зыбкости форм, усложненности мысли, ироническому
скептицизму и холодноватой интеллектуальности барочные художники
противопоставили особого рода уравновешенность, в крупных жанрах -
монументальность, близкую к помпезности, картинную зрелищность, пышную
риторику, экзальтацию чувств, повышенную театральность и декоративность.
Особенно ярко эти черты проявили себя в изобразительном искусстве. Но с
учетом специфики словесного рода творчества их можно обнаружить в
литературе, прежде всего поэзии, где они видны при сопоставлении, например,
барочных стихов Р. Крэшо с маньеристской лирикой Донна (некоторые его
поздние произведения, однако, уже близки к барокко). Найти их можно также и
в прозе и в драматургии.
Заметим, что конкретные черты поэтики разных художников могли и весьма
резко отличаться друг от друга. Ведь по сравнению с ренессансом и
маньеризмом барочному стилю присущи гораздо большие сложность и
многообразие. Так, исследователи, учитывая различия в развитии стран южной и
северной Европы, часто противопоставляют католическое и протестантское
барокко. Пишут они и о близком к придворным кругам аристократическом и
выражающем чаяния демократических масс так называемом низовом, или
демократическом, крыльях барокко. И каждая из барочных тенденций имела и
свою особую поэтику. В английской литературе это наглядно видно при
сопоставлении, скажем, творчества поэтов-"кавалеров" Саклинга и Ловлейса и
симпатизировавшего Кромвелю Эндрю Марвелла.
И наконец, еще одно соображение общего порядка. В первые десятилетия
XVII века менялась не только английская драматургия, менялся и сам театр. С
конца 90-х годов XVI века в Лондоне наряду с общедоступными открытыми
театрами типа знаменитого "Глобуса", где играла труппа Шекспира, после
длительного перерыва возобновили свою деятельность и так называемые закрытые
театры, в которых в отличие от открытых театров вместо взрослых актеров
играли мальчики, получившие специальное музыкальное образование в церковных
хоровых капеллах. Количество мест в таких театрах было значительно меньшим,
чем в театрах открытых, а билеты дороже. Соответственно и зрители их в
основном принадлежали к более обеспеченным слоям населения, культурные
запросы которых далеко не всегда совпадали с запросами демократического
партера открытых театров. К концу первого десятилетия XVII века значение
закрытых театров резко возросло, что было связано с культурно-социальным
расслоением публики. Правда, поначалу закрытый театр "Блекфрайерс", который
в 1608 году заняла труппа Шекспира, был лишь ее филиалом, и открытые театры
еще долго конкурировали с закрытыми, но процесс культурной, поляризации
внутри английской драмы начался.
И закрытый и открытый театры имели каждый свои собственный репертуар,
рассчитанный на свою публику, имели и своих драматургов. Для театров
открытых писали не только популярные авторы типа Хейвуда и Деккера, которые
хорошо изучили вкусы зрителей партера, но и сам Шекспир. Закрытые же театры,
как правило, ставили пьесы, рассчитанные на избранную публику из среды
интеллигенции. Такие пьесы сочиняли Джонсон, Чэпмен, Марстон, Мидлтон,
Бомонт и Флетчер. Различие эстетики этих двух типов театров первым подробно
описал американский ученый А. Харбедж в 50-е годы нашего века {Harbage A.
Shakespeare and the Rival Traditions. New York, - 1952. См. также: The
Revels History of Drama in English, 1576-1613. London, 1975, p. 98-99.}.
Более поздние исследователи уточнили его концепцию, указав, что в первом
десятилетии XVII века между закрытыми и открытыми театрами не было
непроходимой стены. Эти театры часто ставили одни и те же Пьесы, лишь
незначительным образом изменяя их. Одни и те же драматурги могли писать для
обоих театров. Так, например, Бен Джонсон, создавший "Вольпоне" в расчете на
открытый театр, предназначил "Эписина" для театра закрытого. Но уже в 10-е
Младшие современники Шекспира. Под ред. А. А. Аникста.
М., Изд-во Моск. ун-та, 1986
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему
в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он
принадлежит не одному веку, но всем временам" {Хрестоматия по истории
западноевропейского театра, т. 1. М., 1953, с. 512.}. Слова эти,
прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля
Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет
фигуры крупнее Шекспира.
Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени
были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь
занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя
читателей и театральных зрителей. Пожалуй, ни один другой период в истории
английского театра не может сравниться своими достижениями с эпохой конца
XVI - первой половины XVII века. Достаточно назвать имена наиболее известных
у нас Кристофера Марло или Бена Джонсона, чтобы представить себе масштабы
творческого диапазона крупнейших художников того времени. А ведь рядом с
ними жили и творили еще многие талантливейшие драматурги, чьи имена прочно
вошли в историю литературы и театра.
Интересующий нас период в истории английской драмы длился около
полувека - с конца 80-х годов XVI столетия вплоть до закрытия театров по
настоянию пуритан в 1642 году. За это время английская драма прошла весьма
сложный путь развития. Историки литературы и театра обычно выделяют три
основных этапа: ранний, зрелый и поздний {См., например: История
западноевропейского театра, т. 1. М., 1956, с. 392-393.}. Ранний (с конца
80-х годов XVI в. до начала XVII в.) был этапом становления английской
драмы, когда в театр пришли такие драматурги, как Джон Лили (1553-1606),
Джордж Пил (1557-1596), Роберт Грин (1558-1592), Томас Кид (1558-1594) и
Кристофер Марло (1564-1593). В эти же годы пишет свои исторические
хроники, комедии и ранние трагедии Уильям Шекспир (1564-1616), Второй, или
зрелый, период (с начала XVII в. до начала 20-х годов) был временем
наивысших достижений английского театра. Шекспир создает тогда свои великие
трагедии и поздние трагикомедии, - начинают свою деятельность Бен Джонсон
(1573-1637), Джордж Чэпмен (1559-1634), Томас Хейвуд (1570-1641), Томас
Деккер (1572-1626), Джон Марстон (1576-1634), Сирил Тернер (ок.
1575-1626), Джон Уэбстер (ок. 1575-1625?), Томас Мидлтон (1580-1627),
Фрэнсис Бомонт (1584-1616) и Джон Флетчер (1579-1625). И, наконец, третий -
поздний - этап (с начала 20-х годов до закрытия театров), характеризуемый
обычно как период кризиса и постепенного упадка английской сцены, хотя
некоторые из драматургов предыдущего периода еще продолжают тогда ставить
свои пьесы и в театр приходят новые интересные авторы: Филип Мэссинджер
(1583-1646), Джон Форд (1586-1639) и Джеймс Шерли (1596-1666).
Эта общепринятая периодизация создает, однако, несколько одностороннее
представление о театре младших современников Шекспира. Для эволюции этого
театра, на наш взгляд, характерны не только его постепенный упадок
(замалчивать кризисные явления в драматургии 20-30-х годов было бы ошибкой),
но и его качественная трансформация, постепенное перерождение, почт и до
неузнаваемости изменившее облик английской сцены к началу 40-х годов.
Внимательно вглядываясь в драматургию конца XVI - первой половины XVII
века, поражаешься ее необычайному богатству и многообразию:
идейно-философскому, жанровому и стилевому. Весьма знаменательно, что все
попытки найти для этой драматургии единое определение, раскрывающее ее
сущность, до сих пор остаются в той или иной мере неудовлетворительными.
Название "театр века Шекспира" неточно потому, что грандиозное творчество
Шекспира, по сути, выходит за рамки хронологических эпох и литературных
стилей, чего нельзя сказать о других драматургах. Старшие современники
Шекспира, начавшие писать лет за десять до него и каждый по-своему
подготовившие почву для его ранних драм, целиком остаются в пределах эпохи
Возрождения. Младшие же его современники, шедшие своими путями и порой
уходившие далеко в сторону от модели шекспировской драмы, во многом
принадлежат уже искусству XVII века. Так что неверно называть весь театр
этой эпохи театром Возрождения. Неверно также называть драматургию
интересующего нас периода елизаветинской, как это делают некоторые
английские критики или известный исследователь и переводчик И. А. Аксенов.
Принятое в Англии деление драматургов на елизаветинских, яковитских и
карлитских хотя в общих чертах и совпадает с тремя вышеназванными этапами
развития английской драмы, но упускает из виду их общность и существующую
между ними преемственность.
Английский театр конца XVI - первой половины XVII века можно, пожалуй,
считать единой поэтической системой. Театр этот впитал в себя две основные
традиции, существенно трансформировав их: учено-гуманистическую, опиравшуюся
на античность, и народную, продолжавшую линию народной средневековой
драматургии (мистерий, моралите, интерлюдий и фарса) и фольклорной поэзии (в
частности, баллад, песен, разнообразных легенд и народных поверий). На
основе этих двух традиций английская драматургия создала особый синтез -
поэтическую драму, имевшую народный характер, ярким примером чему служат
пьесы Шекспира.
Театр в 90-е годы XVI века стал в Англии достоянием всей; нации, и
представители всех слоев общества, от влиятельного аристократа и недавно
разбогатевшего буржуа, сидевший в дорогих ложах, до-простолюдина,
покупавшего самые дешевые стоячие билеты в партере, с замиранием сердца
следили за перипетиями судеб театральных героев. Отсюда прежде всего
необычные широта и разнообразие этой драмы, необыкновенная свобода
поэтической структуры самих пьес, отсюда и замечательное своеобразие стиха
тогдашних драматургов, рассчитанного на слух весьма разношерстной публики,
среди которой были тонкие знатоки, получившие образование в университете, и
совсем неграмотные мастеровые.
И хотя в первые десятилетия XVII века в силу причин, о которых речь
пойдет ниже, этот синтез был заметно нарушен, его влияние еще дает о себе
знать и в 20-е годы, в период исподволь начавшегося кризиса, постепенного
перерождения английской драмы накануне буржуазной революции.
В рамках данной статьи невозможно дать сколько-нибудь подробную и
исчерпывающую характеристику всей английской драмы конца XVI - первой
половины XVII века. Тем более что мы включили в наш сборник пьесы только
младших современников Шекспира, писавших уже в XVII столетии. На этом
времени мы вкратце и остановимся, наметив некоторые существенные тенденции
развития драмы названного периода.
К началу XVII века в умонастроениях английского общества происходят,
важные перемены. Уже последние годы царствования Елизаветы были временем
разочарования, которое лишь усилилось с воцарением короля Иакова I (1603).
Героический энтузиазм, сплотивший весь английский народ на борьбу с
испанцами и принесший ему победу (1588), казался делом далекого прошлого,
"золотым мифом". Центробежные силы, возникшие в недрах английского общества
в XVI веке, теперь начали все сильнее и сильнее заявлять о себе. Четыре
первых десятилетия XVII века в Англии ознаменованы постоянно обострявшимся
антагонизмом между абсолютной монархией, опиравшейся на крупных феодалов и
господствующую англиканскую церковь, и оппозицией, поддерживаемой не только
буржуазией и так называемым новым дворянством, которое стало вести хозяйство
по буржуазному образцу, но и широкими демократическими слоями общества.
Причем этот антагонизм постепенно принял характер борьбы за религиозную
свободу; движения, которое возглавили стойкие и фанатически непримиримые
пуритане. И если решительное столкновение, приведшее к гражданской войне и
революции, произошло лишь в середине XVII века, то сложные экономические и
политические процессы, которые обусловили это столкновение, обозначились уже
в первые годы царствования Иакова I. Уже тогда бурное развитие
капиталистического предпринимательства начало подрывать стабильность
социального порядка. Размеры Лондона с 1500 по 1640 год увеличились чуть ли
не в восемь раз. В то время как в столичном обществе появилось множество
разного рода нуворишей, хозяйства крупных феодалов, их "дворянские гнезда"
приходили в упадок. Как сообщают историки, к 1600 году около двух третей
английских аристократов потеряли свои состояния {Champion L. Tragic Patterns
in Jacobean and Caroline Drama. Knoxville, 1977, p. 4.}, крестьяне же в силу
земельных спекуляций и огораживаний часто оставались без средств к
существованию, их сгоняли с веками насиженных мест. Социальная структура
английского общества, несколько десятилетий тому назад казавшаяся нерушимой,
теперь зашаталась и начала перестраиваться.
Вполне понятно, что многие из тех, кого затронули эти перемены, без
особой радости смотрели вперед. В стране росло недовольство, проникавшее в
различные слои общества. Примером тому могут служить дворянский Пороховой
заговор 1605 года, народное восстание против огораживаний 1607 года.
Вместе с елизаветинской Англией угасало и английское Возрождение,
вступившее в полосу кризиса. К концу XVI века со всей очевидностью
обнаружилась утопическая природа идеалов, которыми жила и питалась
английская культура на протяжении целого столетия. Характерно, что К. Марло,
воспевший титанический индивидуализм в своих ранних трагедиях "Тамерлан
Великий" (первая часть - 1587) и "Трагическая история доктора Фауста"
(1588-1589), уже в "Мальтийском еврее" (1592) показал обратную сторону этого
индивидуализма. А шекспировский Гамлет с афористической точностью выразил
горькое чувство крушения привычных ценностей, растерянность и беспокойство,
охватившие английское общество, в знаменитых словах: "Распалась связь
времен".
Как указывают исследователи {См., в частности: Spenser T. Shakespeare
and the Nature of Man. New York, 1965; Ornstein R. The Moral vision of
Jacobean Tragedy, Madison, 1962.}, таким умонастроениям во многом
способствовали и открытия Коперника, который разрушил веками жившие
птолемеевские геоцентрические представления о мироздании, и ставший
необычайно популярным к концу XVI века скептицизм Монтеня, который
подтачивал сами основы знакомой со школьной скамьи философии, и односторонне
понятое политическое учение Макиавелли, которое английскому читателю
XVI-XVII веков представлялось популярной хрестоматией политического цинизма
и авантюризма, откровенным прикрытием хищнических аппетитов, царивших, в
обществе. Наряду с этими континентальными веяниями большую роль играли и
особенно близкие англичанам размышления Фрэнсиса Бэкона, окончательно
отделившего экспериментальную науку от богословия и объявившего физику
матерью всех наук, равно как и замечательные открытия Уильяма Гарвея,
объяснившего законы кровообращения и заложившего основы современной
физиологии.
Еще столь недавно казавшаяся незыблемой целостно-поэтическая картина
мира теперь затрещала по всем швам. Новый ясе взгляд на мир, основанный на
научных методах познания действительности, рождался медленно, порой
мучительно. Целиком принадлежащий елизаветинской эпохе видный теолог -
апологет англиканской церкви Ричард Хукер (ок. 1553-1600) - задавал в 90-е
годы XVI века вопросы, имевшие только риторический характер. "Что, если бы
природа на время нарушила свой порядок или совсем упразднила его, хотя бы и
на миг, чтобы соблюсти свои же собственные законы... если бы каркас
небесного свода, воздвигнутого над нашими головами, зашатался и
разрушился... если бы луна сошла с проторенного пути, времена дня и года
смешались в хаосе и беспорядке, ветры перестали дуть, облака давать дождь,
земля лишилась бы небесного воздействия, ее плоды зачахли, подобно детям,
тянущимся к иссохшей груди матери, которая не может облегчить их голод: что
стало бы с самим человеком, которому сейчас все это подчинено? Разве мы не
видим со всей ясностью, что подчинение законам природы является опорой всего
мироздания?" {The Portable Elizabethan Reader. New York, 1965, p. 138.}.
Эта риторика неожиданно становится живой реальностью для героев
шекспировского "Короля Лира" (1605), где Глостер констатирует уже
свершившуюся катастрофу: "Вот они, эти недавние затмения, солнечное и
лунное! Они не предвещают ничего хорошего. Что бы ни говорили об этом
ученые, природа чувствует на себе их последствия. Любовь остывает, слабеет
дружба, везде братоубийственная рознь. В городах мятежи, в деревнях раздоры,
во дворцах измены, и рушится семейная связь между родителями и детьми...
Наше лучшее время миновало. Ожесточение, предательство, гибельные беспорядки
будут сопровождать нас до могилы" {Шекспир У. Полн. собр. соч., т. 6. M.,
1963, с. 444.}.
Эти характерные для эпохи умонастроения нашли свое непосредственное
выражение у многих крупнейших художников того времени. Достаточно вспомнить
хотя бы знаменитую "Анатомию мира" (1611) лучшего поэта эпохи* Джона Донна
(1572-1631), где постаревший и пришедший в упадок мир представляется автору
лишенным всяких связей и расщепленным на отдельные атомы, или "Историю мира"
(1614) известного государственного деятеля, поэта и философа сэра Уолтера
Ролея (1552-1618), написанную им в сырой темнице Тауэра и пестрящую
высказываниями типа: "Приспосабливаясь к нынешним временам, мы считаем все
законным. Небо - высоко, далеко и непостижимо" {The Age of Shakespeare.
London, 1966, p. 99.}.
Подобные настроения весьма сложным образом трансформировались в
английской драме начала XVII века. Атмосфера сомнений и разочарований
заставила английских драматургов уточнить свое отношение к миру и человеку;
переосмыслить сложившиеся ценности и попытаться найти новые. Каждый из
художников отвечал на волновавшие его вопросы по-своему, и эти ответы бывали
не только различными, но иногда противоречили друг другу.
Лучшие пьесы этой поры отличаются общим для всех них динамизмом. Здесь
они продолжают традицию предыдущего периода, существенно меняя ее. По
сравнению с Марло, Лили, Кидом, Грином и даже ранним Шекспиром для
драматургов начала XVII века характерно гораздо более острое понимание зла
как категории одновременно метафизической и социальной. Поэтому трагические
конфликты их пьес намного глубже, а комическое лишено в них
жизнеутверждающего пафоса, столь типичного, например, для Грина и раннего
Шекспира.
Вместе с тем человеческая личность, увиденная в свете новых идей,
соответствующих, изменившемуся времени, внутренний мир героя по-прежнему
были главным объектом драмы, и отсюда ее достаточно острый психологизм. При
этом, однако, внимание художников было теперь обращено уже не только на
отдельную личность, но и в гораздо большей мере, чем ранее, - на
взаимоотношения человека и общества. Отсюда гораздо большая по сравнению с
предыдущим периодом широта охвата действительности, большее внимание не
.только к героям, но и к окружающей их среде. Сама же эта общественная среда
часто изображалась теперь в сатирическом, даже гротескном обличий, что
проявило себя как в комедии, так и в трагедии.
О несходстве, иногда даже противоположности устремлений младших
современников Шекспира ясно говорит и многообразие литературных стилей
эпохи. И в самом деле, в первые два десятилетия XVII века в английской драме
наряду с ренессансным стилем возникли также и тенденции, характерные для
классицизма, маньеризма и барокко. Причем эти тенденции не только
противостояли друг другу, но и взаимодействовали, подчас достаточно
органично сочетаясь в творчестве отдельных авторов.
Первые два десятилетия XVII столетия в Англии - время расцвета
маньеризма, черты которого легко найти в творчестве целого ряда крупных
художников {О маньеризме см.: Аникст А. А. Ренессанс, маньеризм и барокко в
литературе и театре Западной Европы. - В кн.: Ренессанс, барокко,
классицизм. М., 1966; Гращенков В. Н. Книга О. Бенеша и проблемы Северного
Возрождения. - В кн.: Бенеш О. Искусство Северного Возрождения. М., 1973;
Хлодовскйй Р. И. О Ренессансе, маньеризме и конце эпохи Возрождения. - В
кн.: Типология и периодизация культуры Возрождения. М., 1978, а также:
Sypher W. Four Stages of Renaissance Style. New York, 1956; Warnke F. Y.
Versions of baroque. New Haven, 1972.}. Само понятие маньеризма возникло в
литературоведении сравнительно поздно, лишь в 20-е годы нашего века, и
вопрос о его специфике и границах до сих пор вызывает оживленные споры как у
нас, так и на Западе. Нам представляется, что правы те ученые, которые видят
в маньеризме не особую эпоху, приходящую на смену Возрождению, но скорее
один из стилей, возникающий в период его кризиса, противостоящий его
эстетике и самостоятельно развивающийся в начале XVII века.
Острое ощущение кризиса ~ основа основ маньеризма. Любому читателю
сложных, порой изощренно-темных стихов маньеристов, любому зрителю их
гротескных, причудливо совмещающих трагическое и комическое пьес ясно, что
мир этих художников не только лишен прочности и стабильности, но и близок к
хаосу. По ощущению маньеристов, люди - это песчинки в мировом океане,
хрупкий тростник, ветром колеблемый. Величавая монументальность ренессанса
сменяется текучестью, игрой дисгармоническими контрастами и парадоксами.
Искусство маньеристов гораздо более индивидуально и субъективно, для него
характерны большая степень рефлексии, больший интеллектуализм, в чем-то
большая острота зрения. Ренессансный идеал личности, гармоническое сочетание
духовного и физического, возвышенного и земного теперь распадаются на две
несовместимые половины - духовную и плотскую. Отсюда и два полюса этого
искусства - обостренный спиритуализм, возвращающий к средневековому образу
мышления, и несколько скептический гедонизм, временами переходящий в
откровенный сенсуализм и граничащий с изощренной эротикой.
И в литературе, как и в изобразительном искусстве, маньеризм
взаимодействовал с другими стилями, прежде всего ренессансом. Пожалуй, еще
более существенна и очевидна связь маньеризма с барокко. Анализ английской
поэзии, прозы и драматургии конца
XVI - начала XVII века убеждает автора, данных строк в справедливости
мнения тех исследователей, которые не только сближают маньеризм с барочным
искусством XVII века, но и видят в нем даже своеобразный ранний этап
барокко, отличный от более позднего, собственно барочного, этапа, или, как
его называют, высокого барокко {Warnke F. Y. Versions of baroque.}. Именно
этой сложностью картины взаимодействия стилей, видимо, и объясняются
разноречивые мнения исследователей по поводу отдельных писателей эпохи,
причисляемых попеременно то к позднему ренессансу, то к маньеризму, то к
барокко.
Что касается барочного стиля, то большинству исследователей уже ясно,
что именно барокко стало главным стилем английской литературы XVII века и
что именно с ним так или иначе связаны имена крупнейших поэтов и писателей
этого столетия: позднего Донна, Херберта, Крэшо, Марвелла, Мильтона,
Драйдена {В творчестве Мильтона и особенно Драйдена барочные черты сложным
образом сочетались с классицистскими.}, Бэньяна, не говоря уже, о многих
других менее значительных художниках.
Важно помнить, что барочный стиль возник как следствие тех же самых
культурно-исторических процессов, которые породили маньеризм и которые
продолжали свое развитие на протяжении всего XVII века, поэтому и грань
между поздним маньеризмом и ранним, барокко часто кажется зыбкой.
С течением десятилетий постепенно преображался весь облик Европы.
Менялась внешняя политика европейских стран, менялась социальная динамика
внутри общества. Бурно развивалась наука и натурфилософия. Резко росло
влияние Реформации (пуританства в Англии), и даже веками казавшаяся
незыблемой догматика католической церкви с началом Контрреформации
трансформировалась на современный лад.
Люди постепенно начали приспосабливаться к новому для них миру. Взамен
ренессансного антропоцентризма рождался особый барочный универсализм {См.:
Hаливайко Д. С. Искусство: направления, течения, стили. Киев, 1981.},
стремление охватить мыслью вселенную и найти место человека в ее необъятных
просторах. Человек мог по-прежнему ощущать себя песчинкой в мировом океане.
Однако это ощущение вызывало у него теперь не только растерянность и
отчаяние, но и парадоксальным образом гордость и оптимизм благодаря вновь
обретенной вере в созидательную мощь мысли, способной сотворить чудо,
Достаточно вспомнить хотя, бы знаменитые рассуждения Паскаля о ничтожестве и
величии человека, которого французский философ назвал мыслящим тростником.
Барочные художники не менее остро, чем маньеристы, видели зло
окружающего их мира. И для них характерны настойчивые размышления о
страданиях, мученичестве и смерти. Иррациональные мотивы и тут играют важную
роль. Но место скепсиса и разочарованности заняло теперь стремление
преодолеть кризис, извлечь выводы из нового опыта, осмыслить высшую
разумность миропорядка, включающего в себя как злое, так и доброе начало.
Так из хаоса старых представлений рождался некий новый синтез, пытавшийся
совместить противоречия.
Этот синтез определил собой и некоторые специфические черты барочной
поэтики. Маньеристской зыбкости форм, усложненности мысли, ироническому
скептицизму и холодноватой интеллектуальности барочные художники
противопоставили особого рода уравновешенность, в крупных жанрах -
монументальность, близкую к помпезности, картинную зрелищность, пышную
риторику, экзальтацию чувств, повышенную театральность и декоративность.
Особенно ярко эти черты проявили себя в изобразительном искусстве. Но с
учетом специфики словесного рода творчества их можно обнаружить в
литературе, прежде всего поэзии, где они видны при сопоставлении, например,
барочных стихов Р. Крэшо с маньеристской лирикой Донна (некоторые его
поздние произведения, однако, уже близки к барокко). Найти их можно также и
в прозе и в драматургии.
Заметим, что конкретные черты поэтики разных художников могли и весьма
резко отличаться друг от друга. Ведь по сравнению с ренессансом и
маньеризмом барочному стилю присущи гораздо большие сложность и
многообразие. Так, исследователи, учитывая различия в развитии стран южной и
северной Европы, часто противопоставляют католическое и протестантское
барокко. Пишут они и о близком к придворным кругам аристократическом и
выражающем чаяния демократических масс так называемом низовом, или
демократическом, крыльях барокко. И каждая из барочных тенденций имела и
свою особую поэтику. В английской литературе это наглядно видно при
сопоставлении, скажем, творчества поэтов-"кавалеров" Саклинга и Ловлейса и
симпатизировавшего Кромвелю Эндрю Марвелла.
И наконец, еще одно соображение общего порядка. В первые десятилетия
XVII века менялась не только английская драматургия, менялся и сам театр. С
конца 90-х годов XVI века в Лондоне наряду с общедоступными открытыми
театрами типа знаменитого "Глобуса", где играла труппа Шекспира, после
длительного перерыва возобновили свою деятельность и так называемые закрытые
театры, в которых в отличие от открытых театров вместо взрослых актеров
играли мальчики, получившие специальное музыкальное образование в церковных
хоровых капеллах. Количество мест в таких театрах было значительно меньшим,
чем в театрах открытых, а билеты дороже. Соответственно и зрители их в
основном принадлежали к более обеспеченным слоям населения, культурные
запросы которых далеко не всегда совпадали с запросами демократического
партера открытых театров. К концу первого десятилетия XVII века значение
закрытых театров резко возросло, что было связано с культурно-социальным
расслоением публики. Правда, поначалу закрытый театр "Блекфрайерс", который
в 1608 году заняла труппа Шекспира, был лишь ее филиалом, и открытые театры
еще долго конкурировали с закрытыми, но процесс культурной, поляризации
внутри английской драмы начался.
И закрытый и открытый театры имели каждый свои собственный репертуар,
рассчитанный на свою публику, имели и своих драматургов. Для театров
открытых писали не только популярные авторы типа Хейвуда и Деккера, которые
хорошо изучили вкусы зрителей партера, но и сам Шекспир. Закрытые же театры,
как правило, ставили пьесы, рассчитанные на избранную публику из среды
интеллигенции. Такие пьесы сочиняли Джонсон, Чэпмен, Марстон, Мидлтон,
Бомонт и Флетчер. Различие эстетики этих двух типов театров первым подробно
описал американский ученый А. Харбедж в 50-е годы нашего века {Harbage A.
Shakespeare and the Rival Traditions. New York, - 1952. См. также: The
Revels History of Drama in English, 1576-1613. London, 1975, p. 98-99.}.
Более поздние исследователи уточнили его концепцию, указав, что в первом
десятилетии XVII века между закрытыми и открытыми театрами не было
непроходимой стены. Эти театры часто ставили одни и те же Пьесы, лишь
незначительным образом изменяя их. Одни и те же драматурги могли писать для
обоих театров. Так, например, Бен Джонсон, создавший "Вольпоне" в расчете на
открытый театр, предназначил "Эписина" для театра закрытого. Но уже в 10-е