Шел уже второй день поисков, жара стала невыносимой, и время близилось к полуденному перерыву, как вдруг один из рабочих неистово закричал:
   - Нашел, йа устаз! Я нашел!
   Он приплясывал от восторга и повторял:
   - Запомните мое имя, пожалуйста, Фаиз. Это я нашел!
   - Где же вход? - нетерпеливо перебил я его, озираясь по сторонам.
   - Да вот же эта дырка, йа устаз! Прямо перед вами.
   - Эта?
   - Ну да!
   Рабочий нетерпеливо отбросил в сторону два небольших камня, расширяя отверстие. Оно вело куда-то вниз, но уж очень было похоже на простую лисью нору. Протиснуться туда можно было только ползком.
   - Ну что же, полезли? - спросил геолог. - Оттуда тянет холодком, йа устаз. Это не нора.
   - Если это и вправду гробница, надо пригласить специального представителя Службы древностей, - сказал я.
   - Можете считать меня таким представителем, - предложил Сабир. - Я ведь не только геолог, но по совместительству и сотрудник Службы древностей. Вместе составим акт.
   - Отлично. Но только уж пустите меня первым. Это ведь все-таки археологический памятник, а не рудное тело.
   Сабир засмеялся и пропустил меня вперед, я протиснулся в отверстие. За ним оказался коридор, полого уходивший вниз.
   Значит, в самом деле гробница! Но ловко же она была замаскирована! Даже стоя совсем рядом со входом, легко его принять за обычную звериную нору. А когда он еще был заложен камнями и запечатан... Или опять грабители точно знали, где следует искать?
   Вот уже можно выпрямиться, хотя и не во весь рост. Гуськом, поднимая фонари повыше, мы двинулись по коридору. Не прошли мы и метров четырех, как наткнулись на первое препятствие. Коридор был заложен крупными глыбами камня, но нас опередили, и кто-то уже успел пробить узкий проход в завале, даже сдвинул одну глыбу в сторону.
   Значит, гробница ограблена? Тут уже нет надежды, будто грабителей могли вспугнуть, как в чудом уцелевшей гробнице Тутанхамона. В таком уединенном и глухом месте, как это ущелье, вряд ли держали постоянную стражу. Грабителям никто не мешал, и, уж найдя гробницу и проникнув в нее, они, конечно, могли орудовать обстоятельно и не спеша.
   Сразу за баррикадой из каменных глыб коридор сверху до самого пола оказался забит мелким щебнем. Но разве это могло остановить грабителей! Они проделали в щебне узкий лаз под самым потолком коридора. Теперь и нам предстояло ползти этим воровским ходом.
   Острые камешки врезались в колени и в локти, рвали одежду. Но, к счастью, толщина завала не превышала трех метров, а потом снова можно было выпрямиться, отряхнуться и продолжать путь уже по-человечески.
   Коридор уводил нас вниз. И вдруг я увидел зиявшую в его потолке дыру. Кто и зачем ее пробил? Идти ли нам дальше по коридору или лезть в эту дыру?
   - Надо лезть! - напористо сказал Сабир. - Ведь если они ее пробили, а не пошли дальше по коридору, значит, имели основание, йесхатак!
   Да, он, конечно, прав. Я укрепил фонарик на груди, чтобы обе руки оставались свободными, и полез в темный пролом. И очутился в новом коридоре. Он был горизонтальным, несколько шире и наряднее, чем первый, стенки его покрывали плитки голубых изразцов, не потускневших от времени.
   Как грабители догадались, что именно эта толстая гранитная плита скрывает ход в потайной коридор и где следует пробивать отверстие? Неужели им подсказал дорогу опять кто-то из строителей, как и в той пирамиде, что открыл Красовский? Или просто им хватало собственного воровского опыта, чтобы преодолевать все ухищрения и ловушки?
   Ладно, пойдем по их следам. Я опустил лампу немного пониже, чтобы свет ее падал как раз под ноги, шагнул вперед...
   И в тот же миг провалился куда-то вниз, тяжело упал на кучу песка! Фонарик разбился, я увяз в песке, а кругом была полная, абсолютная, дикая тьма.
   Вверху показался свет, и тревожный голос Сабира спросил:
   - Вы живы, йа устаз?
   - Жив, ничего страшного, - пробурчал я, пытаясь подняться.
   Обрадованный геолог, конечно, поспешил прежде всего восславить аллаха:
   - Эль-хамду-лиллах!
   - Лучше поскорее бросьте веревку и спустите мне фонарь, мой разбился! - крикнул я довольно сердито, потому что был зол на себя: как глупо угодил в такую элементарную ловушку, а еще штудировал Красовского, выписывал его рассуждения об уловках древних строителей!
   - Квойс, квойс, йа устаз [- Хорошо, хорошо, профессор! (арабск.).].
   Пока они поднимали меня, я рассмотрел как следует этот каменный колодец. Он был узкий, метров десяти глубиной. Если бы не песок на дне, пожалуй, не собрать бы костей... Но зачем тут насыпан песок? Чтобы грабителям помягче было падать? Странно...
   Я схватился руками за край колодца и осторожно протиснулся между ним и плитой-ловушкой. Как только Павлик отпустил ее, она с тихим шорохом встала на свое место, готовая подкараулить очередную жертву. При виде этого Сабир страшно округлил глаза, смешно зацокал и замотал головой:
   - Ах, нассаб! Ва салаам! [- Ах, мошенники! Вот здорово! (арабск.).]
   - Вам это в новинку? - засмеялся я. - Насколько я знаю Хирена, он нам наверняка еще приготовил и более хитрые сюрпризы. Так что не будем терять времени, пойдем дальше.
   Устроив нечто вроде мостика из досок, мы перебрались через предательскую плиту. Теперь я стал осторожнее, даже для страховки обвязался вокруг пояса веревкой, конец которой крепко держал шедший сзади геолог.
   Но, к моему удивлению, никаких ловушек больше не попадалось, так что я даже засомневался: а вдруг эту гробницу строил вовсе не Хирен?
   Три небольшие ступеньки в конце коридора - и мы перед дверью погребальной камеры. На двери имя Хирена, обведенное картушем, и это меня успокаивает.
   Но гробница ограблена, теперь никаких сомнений: в дверях открытой раной тоже зияет грубый пролом.
   Я заглянул в него - и окаменел.
   Посреди погребальной камеры стоял точно такой же саркофаг, как и в пирамиде. И крышка его тоже валялась на полу, но на сей раз она была явно сброшена, один из углов ее был отбит.
   В изголовье саркофага на высоких постаментах свирепо нахохлились два каменных коршуна. А в дальнем углу...
   В дальнем углу, направив туда луч фонарика, я увидел фараона Хирена!
   Его каменное изваяние - хранилище священного Ка, было вьполнено с поразительной экспрессией и реализмом. Удлиненное лицо, высокий, крутой лоб, тяжелый подбородок и эти чуть припухшие "негритянские" губы, застывшие в грустной усмешке. Какое странное сочетание мечтательности и сильной воли!..
   Один за другим мы протиснулись сквозь пролом, осветили фонарями всю камеру - и перед нами предстала картина страшного, опустошительного разгрома!
   Все вещи были разбросаны в полном беспорядке. Из перевернутого изящного сундучка торчал рваный кусок какой-то пестрой ткани. В углу грудой громоздились какие-то колесницы золото с них ободрано, спицы поломаны. Ложа, кресла, скамеечки для ног, циновки, корзины, всякие безделушки, щиты, луки - все смешалось как попало в одной куче.
   - Смотрите, - прошептал рядом со мной Али Сабир.
   Я глянул в ту сторону, куда он показывал, и увидел на белой крышке одного из сундуков грязный отпечаток человеческой ноги. Это был, несомненно, след вора, побывавшего здесь тысячи лет назад.
   Да, нас давным-давно опередили. Гробница опустошена, из нее украдены все ценные вещи. Можно было отчетливо представить, как метались по комнате грабители, как в. спешке хватали вещи, рассматривали их при тревожном свете коптящих факелов, сдирали золото, выламывали драгоценные камни и швыряли обломки куда попало...
   Мы стояли у разграбленного саркофага посреди раскиданных в беспорядке вещей, поломанной мебели, осколков алебастра и обескураженно озирались вокруг. И вдруг услышали печальный протяжный звук, похожий не то на стон, не то на жалобный всхлип.
   Мы переглянулись.
   - Аллах! Аллах! - словно заклинание, пробормотал Сабир.
   Снова раздался тот же унылый и полный невыразимой боли стон.
   Сабир попятился к двери. Но, глянув на нас, остановился и смущенно начал приглаживать свои усики.
   - Что это может быть, Алексей Николаевич? - спросил Павлик.
   Похоже, ему тоже стало немножко не по себе. Да и не удивительно: трудно не поддаться хоть на миг страху, услышав такие загробные завывания где-то в недрах горы, возле пустой гробницы.
   - Конечно, не тоскующая душа Хирена, - сказал я. Вероятно, какой-нибудь любопытный звуковой эффект. Может быть, природный, а возможно, придуман специально для устрашения. Потом разберемся, а пока, наверное, надо отсюда уходить и запечатать камеру. Она, похоже, прямо вырублена в том же радиоактивном граните, что и в пирамиде, и зря торчать здесь не стоит. Как вы думаете, Сабир?
   Упоминание о радиоактивности, как я и надеялся, сразу вернуло геолога из призрачного мира суеверных страхов к деловой, хотя, пожалуй, и более опасной, действительности. Он подошел к стене, похлопал по ней ладонью и сказал:
   - Да, порода та же, но на всякий случай сделаем анализ.
   "Разве не забавно и не парадоксально? - подумалось мне. Радиоактивности, которая меня, признаться, немножко тревожит, Сабир вовсе не опасается, а вот мистической "мести" давным-давно погибшего фараона боится! И ведь где-то в глубине души всерьез верит, будто покойник может бродить по этим мрачным подземным коридорам и завывать, отпугивая врагов".
   Мы заложили камнями пролом в дверях, замазали его гипсом. Сабир, напустив на себя весьма торжественный вид, опечатал двери, поставив оттиск медной печатки со своим именем и изображением государственного герба.
   Больше в этот день мы ничего осматривать не стали. После ужина я сел и при свете фонаря, вокруг которого тучей вились ночные бабочки и мошки, написал короткий отчет о первом осмотре гробницы, чтобы утром отправить его с нарочным в ближайшее почтовое отделение, а оттуда - в Каир, в Службу древностей. Потом лег спать и, пожалуй, только теперь по-настоящему почувствовал грустное разочарование оттого, что заветная гробница, которую мы так долго искали, оказалась так жестоко разграблена.
   Но что делать: не я первый из египтологов испытываю подобное разочарование. Счастливчиков, которым повезло больше, можно, пожалуй, пересчитать по пальцам. Горьковатое утешение, но ничего не попишешь...
   Наутро Сабир снова отправился в погребальную камеру со своими приборами, а мы с Павликом решили разведать до конца нижний коридор. Геолог робко намекнул, что было бы лучше, если бы мы сопровождали его, но я твердо решил предоставить ему самому избавляться от суеверных страхов перед завывающей "душой фараона" и посоветовал:
   - А вы прихватите своего помощника. Что-то он мало вам помогает, больше крутится возле повара...
   До пролома в потолке коридора мы дошли вместе. Потом мрачный Сабир со своим молчаливым помощником, навьюченным приборами, полез выше, в погребальную камеру, а мы пошли дальше по коридору, уводившему нас все глубже вниз, словно в самое сердце горы.
   - Откуда-то тянет свежим воздухом, вы чувствуете, Алексей Николаевич? - сказал за моей спиной Павлик.
   Молодец! Все замечает. Из него получится, кажется, хороший археолог.
   - Верно, - откликнулся я. - Видно, тут есть какие-то сквозные переходы. Все разведаем...
   Однако дальше нам пройти не пришлось. Дорогу преграждал песчаный завал. Придется его разгребать.
   Мы вернулись в лагерь, но Сабир уже опередил нас. Он даже, видно, успел принять душ, волосы у него блестели, сидел в палатке и что-то сосредоточенно писал.
   - Ну, как результаты? - спросил я. - Есть радиоактивность?
   Геолог молча кивнул, не прекращая работы.
   - Большая?
   Сабир посмотрел на меня далеким, отсутствующим взглядом, поморгал, коротко ответил:
   - Да, - и сунул мне, чтобы не докучал, какой-то листочек, опять склоняясь над столом.
   Он писал по-английски. Это была, видимо, страничка из отчета, который он готовил для отправки в Каир:
   "Предполагается, что все эти урановые рудопроявления были первоначально образованы гидротермальными растворами, связанными с третичной вулканической деятельностью в данном районе. Подымающиеся кислые вулканические растворы могли выщелачивать и захватывать с собой первичный уран..."
   Ни слова о фараоне Хирене и о его таинственной гробнице. И правильно: геолога Сабира интересует совсем иное, чем меня. Сейчас он больше занят будущим своей страны, чем ее древним и славным прошлым.
   - А как там, в камере, завывает? - спросил Павлик.
   - Что? - не понял Сабир.
   - Я говорю: воющие звуки по-прежнему раздаются?
   - Воет, воет, - буркнул Сабир, продолжая торопливо писать.
   Теперь ему не до мистических духов, - и это тоже неплохо.
   Пока не пришло официальное разрешение из Каира, мы не хотели заниматься детальным осмотром погребальной камеры и разборкой уцелевших в ней после грабежа вещей. Но чтобы зря не терять времени, рабочие начали разгребать песчаный завал.
   Один за другим выходили они из недр горы, неся на плечах плоские корзины с песком, и размеренно пели в такт своим шагам. Те же корзины, такие же коротенькие рабочие фартуки, не стесняющие движений, как и у древних строителей, - казалось, перед нами вдруг ожил резной барельеф тысячелетней давности!
   И песня, несомненно, восходила еще к тем незапамятным временам, когда в храмах звучали гимны солнечному богу Атону:
   Сколько ночей,
   Сколько дней...
   Ты, солнце, даруешь
   Нам сияние дня!..
   Песка оказалось много. Рабочие выносили корзину за корзиной, а он все сыпался и сыпался откуда-то...
   Откуда? Мы с ребятами все время размышляли об этом.
   - А не связан ли в этом месте коридор с тем колодцем, куда вы провалились? - высказал Павлик догадку. - Там на дне песок.
   - Ну и что же?
   - А то, что незачем было просто так сыпать песок на дно колодца, верно? Видимо, колодец сквозной, ведет из верхнего коридора к нижнему, отсюда и тяга воздуха, которую вы заметили, - подхватил Женя Лавровский.
   - Возможно. Значит, он как бы двойной ловушкой служил: на тех, кто шел по нижнему коридору, из него сыпался песок. А из верхнего коридора в колодец проваливались.
   - Ловко! - восхитился Андрей.
   - Это, брат, гениальный Хирен, а не какой-нибудь древний архитектор-халтурщик, - хлопнул его по плечу Женя. - Тут все продумано.
   - Подозреваю, было у этого колодца еще и третье назначение, - сказал я.
   - Какое же?
   -А вы не задумывались, как выбирались из гробницы строители после того, как заделали наглухо потайной вход из нижнего коридора в верхний? Грабители знали или догадались, где надо пробивать плиту, чтобы пробраться к погребальной камере. Но ведь строители положили эту плиту-то сверху, как бы закрыв дверь изнутри. А потом както выбрались оттуда, не остались же они в гробнице.
   - А если их там все-таки оставили? Сделали свое дело - и погибайте. Ведь наверняка потом всех рабов-строителей гробницы казнили, перебили, чтобы никто не мог раскрыть ее тайны, сказал Женя Лавровский.
   - Да, он, пожалуй, прав, - поддержал его Павлик. - Разве не сохранился поразительный документ, в котором один чиновник докладывал о строительстве вот такой же потаенной гробницы: "Я один управлял работами, когда в скале высекали усыпальницу для его величества, так что никто ничего не видел и ничего не слышал..."
   Павлик помолчал и добавил:
   - Нетрудно догадаться, что сталось при этом с рабочими, а их, верно, были сотни, если не тысячи. И, конечно, Хирен распорядился поступить с ними так же безжалостно, оставаясь сыном своего жестокого времени.
   - Но все-таки вряд ли кто из строителей согласился бы дать себя добровольно замуровать в гробнице, - перебил его Андрей. Потом их, наверное, убили, но из гробницы-то выпустили. И ведь никаких скелетов мы по дороге к погребальной камере не нашли.
   - Да, это я упустил из виду, - смущенно согласился Павлик. - Наверное, ты прав.
   Потом, когда разобрали завал, гипотеза наша подтвердилась: верхний коридор соединялся с нижним через колодец и камеру, наполненную песком. И последние строители, несомненно, вышли из гробницы этим путем, насторожив по дороге обе ловушки.
   В песке рабочие нашли человеческий череп и несколько костей. Значит, кто-то все-таки попался в эту дьявольскую западню...
   Детальный осмотр стен коридоров ничего особенно интересного не дал. Только в нижнем мы обнаружили на каменных плитах облицовки три любопытные пометки. Их, видимо, сделали строители, размечая плиты. На одной было написано: "Верх". На другой сделана пометка "Убрать" и рядом поставлен оттиск печати фараона. Неужели Хирен лично следил за качеством работ?
   На третьей плите сохранилась пометка; "Для царской гробницы".
   Итак, мы открыли, несомненно, гробницу Хирена. Но чем яснее становилось ее устройство, тем больше мною овладевало какое-то странное разочарование.
   Уж больно все оказалось просто. Один ложный ход с пустой камерой в конце. Никаких особенно хитрых ловушек, кроме колодца, в который сверху проваливались, а тех, кто пытался пройти по нижнему коридору, из него засыпало песком.
   В пирамиде, обнаруженной покойным Красовским, все было задумано и устроено гораздо изобретательнее. Неужели Хирен понадеялся больше на уединенность места, выбранного для гробницы в этих диких и труднодоступных горах? Но зато здесь и грабителям никто не мог помешать спокойно и обстоятельно заниматься своим воровским тайным промыслом, - как же он этого не учел?
   А вдруг Хирен снова применил ту же хитрость и подсунул грабителям еще одну пустую гробницу? Ведь у нас нет никаких доказательств, что в саркофаге находилась его мумия. Как проверить это теперь - через тридцать три века?
   Так я размышлял, бродя по мрачным коридорам подземелья и ожидая разрешения начать исследовать погребальную камеру.
   Сабир тем временем облазил с приборами всю гору и нашел несколько выходов радиоактивных пород. А неподалеку ему удалось обнаружить старый, давно заброшенный карьер. Видимо, именно из него брали гранит для облицовки ложной камеры в пирамиде, открытой Красовским.
   Когда же, наконец, пришлют разрешение?
   Но раньше его пришла совершенно непонятная и загадочная телеграмма. Ее под вечер привез на беговом верблюде - дромадере - нарочный:
   "Я знал об этом четырнадцать лет назад, однако гробница может исчезнуть избежание лейте на порог вино молоко смешанное медом. Джон Кайрус".
   ГЛАВА XVII. МУМИЯ В ПЕСКЕ
   В полной растерянности я вертел телеграмму в руках, тщетно пытаясь понять таинственные слова. Кто был этот неведомый Джон Кайрус, приславший мне какую-то тарабарщину из Дейтона, штат Огайо, США? О чем он знал еще четырнадцать лет назад? Откуда он вообще знает, что мы отыскали гробницу, и как это она может исчезнуть? И зачем я должен лить на какой-то загадочный порог "вино молоко смешанное медом"? Чепуха какая!
   Телеграмма переходила из рук в руки, и, наконец, Женя высказал догадку:
   - А не мистик ли это какой-нибудь приветствует и напутствует нас?
   Мне сразу вспомнились самые невероятные звонки, какими замучили меня разные энтузиасты в Ленинграде после рассказа по телевидению о загадках пирамиды и потерянных дневниках Красовского.
   - Пожалуй, верно, - согласился я. - Но откуда же он мог узнать в своем Дейтоне, что мы тут нашли гробницу Хирена? От потусторонних духов на спиритическом сеансе?
   Но все разъяснилось на следующий день, когда вдали заклубилась пыль и к нашему лагерю на бешеной скорости подкатился "додж", битком набитый корреспондентами. Они тут же стали атаковать меня с блокнотами в руках, совать всем под нос микрофоны и стрекотать кинокамерами, заглушая наши протесты. .Оказывается, вести о нашем открытии уже успели каким-то образом просочиться в прессу - и, конечно, неимоверно перевранные и сказочно приукрашенные.
   "Сияние золота из Заколдованной Гробницы", "Фараон Хирен незаконный сын еретика Эхнатона", - с ужасом читали мы аршинные заголовки в газетах.
   Пришлось срочно закрывать вход в гробницу прочной железной решеткой и устанавливать возле нее форменный караул из сотрудников экспедиции. Мирный и деловитый покой пустыни был безнадежно нарушен.
   На другой день прибыла новая группа корреспондентов. Но зато с ними приехал и специальный представитель Службы древностей, которому поручалось провести вместе с нами обследование гробницы. Это был известный египетский археолог Закария Шакур. С ним вернулся и Толя Петров, уже совсем здоровый.
   Подвижный и весьма деловитый, постоянно приговаривавший словечко "дорогой", Шакур тут же принялся умело наводить порядок: распорядился не подпускать никого из корреспондентов к входу в гробницу ближе чем на сто метров, предложил им покинуть территорию нашего лагеря и устроить свой собственный в сторонке и - главное - избавил нас от необходимости кормить всех этих непрошеных гостей.
   Теперь можно было спокойно приступить к работе.
   Утром мы с доктором Шакуром торжественно вскрыли запечатанную дверь погребальной камеры. Нас сопровождали только Павлик с двумя рабочими-египтянами и геолог Сабир.
   ...Расписной ларец из черного дерева, всю крышку его занимает раскрашенный рисунок превосходной работы: фараон Хирен в виде разъяренного льва попирает лапами своих врагов. Деревянное резное ложе, на нем какая-то круглая шкатулка с инкрустациями из слоновой кости. Балдахин с узорами; его, наверное, поднимали над троном. Но все изорвано, поломано, перебито!
   Рассматривать отдельные детали пока нет времени. Мы сфотографировали камеру с нескольких точек, потом начали составлять точный план с указанием, где именно, на каком квадратике пола лежит та или иная вещь. Каждая находка при этом получала свой номер, - короче говоря, началась та размеренная, скрупулезная работа, которая и составляет основу труда археолога на раскопках. Только закончив ее, можно было вынести из камеры найденные вещи и рассмотреть их как следует - и лишь потом перейти к детальному исследованию фресок и надписей на стенах.
   По настоянию Сабира работать приходилось в специальных защитных костюмах, столь же, наверное, стеснявших движения и неудобных, как средневековые латы. Едва напялив их, мы сразу становились совершенно мокрыми от жары.
   Так мы работали, перебрасываясь отрывочными фразами:
   - Это, кажется, ритуальная плетка?
   - Запишите: геральдическая плеть "нехеху". Какой у нас там следующий номер, дорогой?
   А время от времени, врываясь в наши разговоры, в камере снова и снова повторялся все тот же заунывный полустон, полувздох...
   Признаться, эти звуки начинали мне действовать на нервы, хоть я и старался не подавать виду. А каково было суеверным грабителям услышать их в полной тьме?
   Каждый раз, когда раздавалось зловещее завывание, Сабир вздрагивал, а Павлик начинал озираться по сторонам.
   Но первым не выдержал доктор Шакур.
   - Вот шайтан, йесхатак! - выругался он. - Надо заткнуть ему глотку.
   Еле уговорил его не осматривать до поры до времени стены в поисках скрытого источника удручающих стонов. Сначала надо было разобрать вещи, раскиданные грабителями по всей камере, чтобы не затоптать их ненароком.
   Точно зафиксировав, в каком положении находился каждый предмет, мы начали их постепенно выносить из камеры, рассматривать и упаковывать.
   Это была очень сложная и кропотливая работа. Вытаскивая осторожно по одной вещи из наваленных в беспорядке груд, мы словно играли в какието утомительные бирюльки. Вот сандалии, расшитые узором из бусинок. Их опасно даже взять в руки, тотчас рассыплются. Нужно тут же, на месте, пропитывать их парафином и потом терпеливо ожидать два-три часа, пока он затвердеет.
   А как вынести из гробницы вот это ложе из черного дерева с резными фигурками причудливых зверей по углам? Придется его разбирать, выносить по частям и снова собирать уже на свежем воздухе.
   - Нашел! - вдруг закричал Павлик. - Вот он, голосистый дух фараона!
   Я так увлекся работой, что перестал слышать зловещие стоны, уже привык к ним, как привыкают клепальщики к вечному грохоту своих молотков, и не сразу понял, о чем это он говорит.
   Павлик стоял возле извания коршуна в головах саркофага и пытался заглянуть куда-то в клюв сумрачной птицы. Я пробрался к нему.
   - Разбирал эту корзиночку, а он как застонет над самым ухом, - торопливо пояснил Павлик. - Звук идет, несомненно, отсюда. Послушайте.
   Мы постояли несколько минут в полном молчании. И вдруг коршун жалобно застонал! Звук явно исходил откуда-то из клюва каменной птицы. Павлик прикрыл клюв рукой, - и стон сразу оборвался.
   Так нам удалось, наконец, установить источник замучивших нас таинственных стонов и избавиться от них, просто заткнув клювы коршунов ватой. Оказалось, что в толще горы был пробит узкий вентиляционный колодец, по нему воздух и проходил к изваяниям птиц, стоявших на страже возле саркофага.
   Еще несколько дней мы продолжали заниматься разбором и упаковкой находок, вынесенных из погребальной камеры. А Сабир снова начал часами возиться в ней со своими приборами, - теперь, когда коршуны перестали оплакивать печальную судьбу Хирена, он чувствовал здесь себя гораздо спокойнее и мог закончить изучение радиоактивной облицовки.
   Андрюша Аккуратов до позднего вечера засиживался в палатке, отведенной под походную лабораторию. Склонившись над шатким столиком в неудобной, утомительной позе, он своими грубыми на вид, но поразительно ловкими пальцами по сто раз складывал так и этак крошечные обломки инкрустации, терпеливо подгонял их один к другому, пропитывал скрепляющими растворами, склеивал - и постепенно из кучки безнадежного мусора возрождался прекрасный ларец.