Страница:
– Так... – сказал он, глядя на труп, – вот мы все и завязались. Молчать! Никто не виноват. Виноватых конкретно нет. Что будем делать?
Ответом Иванову было подавленное молчание.
– Он был ничей. Останется ничем. У кого есть лопаты?
Под страшным гипнотическим обаянием Иванова все поняли, что за такое грозит тюрьма. Моментально вспомнились родственные отношения: как там они без меня будут?.. Они – преступники. Законченные.
Без всяких яких. Вот он лежит, нелепо выкрутив ноги, враскоряку и больше уже никогда не встанет! Не намусорит в подъезде, не наплюет в лифте, утром не будет спорить с воронами за помойку. Нашлась лопата.
– Боже, что мы делаем?
Этот вопрос стоял перед всеми, но все – это куча, это толпа, это свора. И уже вырыта яма. И сыплется! земля на открытые в изумлении глаза бомжа. И нет у него сил ни сморгнуть, ни поднять руку. Он мертв.
– Нет...Я выхожу из вашего общества... – сказала Ольга Максимовна, и её начало рвать.
– Никто и ниоткуда не выходит. Мы похоронили никчемушного человека. Ни паспорта, ни денег. Он даже не был Паниковским. Я не позволю загубить начатое благое дело. Никто и никогда не убедит меня в том, что дело обходится без жертв. Всегда было и будет. Надо переступить. Сегодня мы ошиблись. Впредь ошибки должны быть исключены. Горько говорить такие вещи, но ещё горше ничего не делать и смотреть, как разворовывают страну, как у нас, истинных хозяев державы, отнимают самое дорогое – чувство собственного достоинства.
Хозяйку немки привели в чувство с помощью валидола.
Сардор плакал.
– Всем разойтись! – приказал Иванов, и кучка людей подчинилась, потому что никто не знал, что делать дальше.
Впереди у них была целая ночь раздумий, жалоб, слез и сомнений. Кто-то вспомнит детство, кто-то ничего не вспомнит, глядя на плохо отштукатуренный потолок, но всеми органически ощутится скверна, проникшая в организм и разрушающая воспоминания о добром, простом и хорошем...
Расходились в молчании. Никто не хотел смотреть на соседа. Почти так же, как дать в долг, а потом стесняться спросить: когда же?
Один Погер ничего не знал и не соображал. Через десять минут после общего расхода по мастям вышел с Рашей на пустырь в поисках Евсея, но собака притащила ему ботинок бомжа. Ничего более.
Адвокат очень удивился. Ботинок хоть и грубой свиной кожи, но представлял собой ноский предмет и выброшен просто так быть не мог.
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Ответом Иванову было подавленное молчание.
– Он был ничей. Останется ничем. У кого есть лопаты?
Под страшным гипнотическим обаянием Иванова все поняли, что за такое грозит тюрьма. Моментально вспомнились родственные отношения: как там они без меня будут?.. Они – преступники. Законченные.
Без всяких яких. Вот он лежит, нелепо выкрутив ноги, враскоряку и больше уже никогда не встанет! Не намусорит в подъезде, не наплюет в лифте, утром не будет спорить с воронами за помойку. Нашлась лопата.
– Боже, что мы делаем?
Этот вопрос стоял перед всеми, но все – это куча, это толпа, это свора. И уже вырыта яма. И сыплется! земля на открытые в изумлении глаза бомжа. И нет у него сил ни сморгнуть, ни поднять руку. Он мертв.
– Нет...Я выхожу из вашего общества... – сказала Ольга Максимовна, и её начало рвать.
– Никто и ниоткуда не выходит. Мы похоронили никчемушного человека. Ни паспорта, ни денег. Он даже не был Паниковским. Я не позволю загубить начатое благое дело. Никто и никогда не убедит меня в том, что дело обходится без жертв. Всегда было и будет. Надо переступить. Сегодня мы ошиблись. Впредь ошибки должны быть исключены. Горько говорить такие вещи, но ещё горше ничего не делать и смотреть, как разворовывают страну, как у нас, истинных хозяев державы, отнимают самое дорогое – чувство собственного достоинства.
Хозяйку немки привели в чувство с помощью валидола.
Сардор плакал.
– Всем разойтись! – приказал Иванов, и кучка людей подчинилась, потому что никто не знал, что делать дальше.
Впереди у них была целая ночь раздумий, жалоб, слез и сомнений. Кто-то вспомнит детство, кто-то ничего не вспомнит, глядя на плохо отштукатуренный потолок, но всеми органически ощутится скверна, проникшая в организм и разрушающая воспоминания о добром, простом и хорошем...
Расходились в молчании. Никто не хотел смотреть на соседа. Почти так же, как дать в долг, а потом стесняться спросить: когда же?
Один Погер ничего не знал и не соображал. Через десять минут после общего расхода по мастям вышел с Рашей на пустырь в поисках Евсея, но собака притащила ему ботинок бомжа. Ничего более.
Адвокат очень удивился. Ботинок хоть и грубой свиной кожи, но представлял собой ноский предмет и выброшен просто так быть не мог.
Глава 32
Они собрались на плитах в тот же вечер. Вернее, Хорек собрал их после обеда. Собрал экстренно. Сообщение предстояло сделать неординарное. И он его сделал. Решение давалось мучительно. Сначала должны были осмыслить услышанное. При всей своей браваде и независимости именно здесь и сейчас выяснилось, что никто толком не знает, что надо и что не надо делать, как поступить; Среди них не было даже ни одного доморощенного философа или юриста.
Свое сообщение Хорек начал с болезни матери. Его прервали. Все знали, что из-за болезни он уже раз попал на собрание. Тогда они не придали особого значения объединению собачников, но то, что было рассказано после, просто не укладывалось в головах.
– Заливаешь, Хорек, – усомнилась первой Лолита.
Все облегченно вздохнули, так как не могли переварить даже самого факта. А факт был таков, что, вынужденный вывести Тобби для отправления естественных надобностей. Хорек наблюдал травлю собачниками сначала хачика, а затем как взбесившиеся псы разделались с бомжом. Ему никто не верил. Да, взрослые – косны и самолюбивы, живут по установленным, нелепым правилам, ханжи и лгуны по жизни, но, осознавая свою экономическую зависимость и ненавидя старшее поколение именно за это, тем не менее открытого бунта не поднимали. Им незнакома была система ошибок, которую прошли родители, да и знать её тинэйджеры не хотели. У них все будет не так.
Долговязый предложил всем пройти на место происшествия. Так и сделали. Хорек показал кусты, где стоял с Тобби, где стояла машина, и они обнаружили отпечатки протекторов «Лады». Потом лестницу, по которой выбрался из котлована бомж. Далее проследовали его маршрутом. Действительно, земля на том месте, что указал Хорек, была програблена садовым инвентарем и представляла собой идеально вычищенное пространство десять на десять метров, словно над этим местом произошел взрыв экологической бомбы. Ни осколков стекла, ни окурков, ни жестяных упаковок от пепси или пива. Чисто, как на собственной даче.
– И где же тело? – спросил Долговязый. Он единственный, кто придал хоть какое-то значение словам Хорька, ибо был постарше и по телику смотрел не только боевики, но и ещё что-то читал.
– Не знаю. Спрятали, а может, увезли... Ну что ты на меня смотришь? У каждого почти тачка есть. Сунули в багажник, и всех дел.
Никто не верил.
– Меньше видик надо лукать, – растягивая слова и гугня, словно набрал в рот каши, высказался Герасим.
Не умещающееся в воображении событие, возможно, так и осталось бы за рамками их существования, если бы не Малыш. Ему фантазии как раз хватило, чтобы представить себе всю картину, и надо сказать, довольно точно. Он отслюнился от основной группы и ходил концентрическими кругами вокруг предполагаемого места событий, постепенно увеличивая радиус поиска. Очень скоро Малыш оказался у свай, торчащих из земли, словно закопанные кверху ногами гигантские вилки. Вилки, вогнанные в землю черенком. Основание черенка забетонировано, но некоторые брошены на произвол судьбы без фундамента, и там в основании зияли осыпавшиеся дыры под бетон. Одна из них была засыпана свежим грунтом.
– Эй, пойдите сюда! – крикнул он остальным. Подростки нехотя потянулись на голос. Встали полукругом и уставились в основание сваи. Сказать стало нечего.
– Ну и что? – спросил Хмырь. – Тут канав немерено.
– А то, – ответил за Малыша Хорек, – то, что он здесь...
– Предлагаешь копать? – спросил Долговязый.
– Иди ты... Сам копай. Я не нанимался.
– Может, ментам сказать?
Предложение отвергли сразу. Во-первых, не поверят, во-вторых, все оцепят, перекопают, и где тогда собираться – лето на носу. Но похоже, сами поверили. Даже отошли от границы рыхлой земли.
Обратно на трубы шли притихшие. Там уже ждал Цветмет.
– Чего, мужики, пивка кто хочет?
Не отказались. Почему не попить на халяву, тем более в горле вдруг заскребло. Все ощутили настоятельную потребность прочистить голосовые связки.
– А ты куда?! – рявкнул хозяин пива на Малыша, потянувшегося за своей долей.
– Чего он? Я же нашел... – обиделся Малыш.
– Дай ему. Малыш сегодня герой. Нюх, как у шереметьевских ищеек, – заступилась Лолита. – Иди сюда, – продолжала она играть мать-патронессу.
– Чего нашли? – живо заинтересовался Цветмет.
Все молчали. Кто-то ковырял песок, кто-то в носу.
– Трупака нашли, – растягивая по слогам, сообщил Герасим.
– Иди ты, – не поверил хозяин пива, но ничто в лицах друзей не располагало к смеху. – Где?
– Пошли покажу, – предложил свои услуги Малыш, разумеется, за долю в пиве.
– Что я, мертвяков не видел? – отбоярился Цветмет. —Долговязый, правда, что ли?
– У Хорька спроси. Он лукал, – кивнул Хмырь.
– Дела... Кто ж его?
– Слушай сюда, – позвал всех поближе Хмырь. – Думаю, что травили черного. Из-за Машки-продавщицы... Ну, которую трахнуть хотели. Накладочка вышла. Чурка в машину успел сигануть. Псы разогретые были, им все равно кого рвать, а тут этот Евсей вылез.
– Во дают. Он самый безобидный из бомжей был, – огорчился Цветмет. – Где проволоку найдет не по силам, всегда звал.
– А эти... тихони... Все газоны своими собаками заорали, теперь на людей перешли. Да они ещё раньше метили. Расскажи, Долговязый. Чего ты? Как этот крутой тебя ротвейлером гонял по подъезду...– предложил Хорек..
– Он нас двоих гонял, – напомнил Долговязый.
– А я против? Двоих. Но с меня портки не спускали.
Кто знал, тот улыбнулся. Лолита хихикнула:
– Кстати, Валерки с ними не было. Его пса мастиф помял. Теперь отлеживается.
– Слушай, не могу я так. Мозг свело. Давайте раскумаримся для порядка? – предложил Цветмет, и по кругу пошла алюминиевая армейская фляжка с маковым отваром. – А может, групповушку?..
Цветмет кивнул Долговязому на Лолиту. Единственная в компании девица поплыла.
– Слушай, секс-гигант, тут дела заворачиваются, а ты... Иди вот в кустики и «тихо сам с собою», – огрызнулся Долговязый. – Я так понимаю, выбор невелик: либо нам к черным прислоняться, либо идти на поклон к собачникам. Эра свободного полета закончилась. Житья не будет, – подытожил Лидер.
– Можно на «коробку» пойти, – заметил Хорек.
– Ага. Так тебе ребята из триста пятьдесят второй и отдадут свою тусовку. Без войнушки не обойтись, – сказал Герасим, но все и без него знали, что свою территорию так просто соседи не отдадут, идти же на поклон и объяснять, как их тут прижали, и объединять под одно начало два десятка районных тусовок нереально, для этого нужно время и такой авторитет, которого ни в одной отдельно взятой группировке не наблюдалось.
Хорек кусал первую вылезшую из земли травинку и размышлял. С одной стороны, от черных иногда перепадало кое-что, «корабль» на треть дешевле, чем у рыночных, и чище, с другой, собачники – вот они, они свои, дурные, правда, но свои. Соседи. Вот если бы они были байкерами или диггерами... Одних объединяли мотоциклы, других подземелья, а нас что? «Мариша» да пивко с водочкой на трубах...
Унижаться придется и в том и в другом случае.
Правда, для самого Хорька, умеющего извлекать пользу из любого события, унижением такой шаг не грозил. Мама достала путевку в международный спортивный лагерь «Дюна» на Карельском перешейке. Для этого он даже напрягся и по специальному разрешению департамента среднего образования префектуры заранее сдавал экзамены, чтобы уехать уже в конце апреля. Так что терпеть придется недолго. Факта никто не знал, потому аргументированные доводы в пользу собачников, высказанные Хорьком, рассматривались более чем серьезно.
Решено было идти к Валере.
Валера открыл, как только звонок сыграл первые такты «Матчиша». Уставился на трех подростков, не понимая, чему обязан посещением.
– Ребят, вы че? Макулатуры не держим, ибо неграмотен, – усмехнулся собачник, потом узнал в одном из делегатов Лидера, и лицо его напряглось. Этого парня хорошо запомнил. Один из нападавших на Ольгу Максимовну, которого раздел в лифте.
– Мы с предложением. Говорят, вы организацию хотите создать? У некоторых из нас тоже есть собаки. У кого нет, можно завести.
– И что?
– Дяденька, а сколько тебе лет? – невинно спросила Лолита, навязавшаяся в делегацию сама. Ее разобрало ещё на трубах.
Вопрос Валера игнорировал. Может, в другой момент он и вызвал брезгливое недоумение, но теперь, когда ждал ветеринара, просто не среагировал.
Депутация быстренько оттеснила Лолиту за спины.
– Мы, собственно, как патриоты района, хотели бы присоединиться, – за всех предложил Долговязый и подумал, что надо было взять в депутаты Хорька, ведь именно он протолкнул предложение слиться с собачниками. Но Хорек не пошел, сказавшись занятостью и болезнью матери – аптека и все такое прочее.
Хорьку не нужно было в аптеку. Просто в случае неудачи миссии или неудачи общества в целом оставался в стороне. Не унижался. Не клянчил. А в случае удачи не нужно даже заводить собаку специально. Собака есть. Возьмет у матери напрокат.
– Ошиблись, пацаны. По всем вопросам организации к подполковнику. А лучше к самому маршалу.
– Это кто? – не понял Долговязый.
– А новенький. С мастифом. Иванов, кажется. Теперь у нас новый авторитет. В законе. На площадке остановился лифт.
– Ладно, пацаны, ни пуха. К нам доктор пришел.
Мимо подростков в квартиру проследовал ветеринар со старомодным саквояжем. Дверь захлопнулась.
Свое сообщение Хорек начал с болезни матери. Его прервали. Все знали, что из-за болезни он уже раз попал на собрание. Тогда они не придали особого значения объединению собачников, но то, что было рассказано после, просто не укладывалось в головах.
– Заливаешь, Хорек, – усомнилась первой Лолита.
Все облегченно вздохнули, так как не могли переварить даже самого факта. А факт был таков, что, вынужденный вывести Тобби для отправления естественных надобностей. Хорек наблюдал травлю собачниками сначала хачика, а затем как взбесившиеся псы разделались с бомжом. Ему никто не верил. Да, взрослые – косны и самолюбивы, живут по установленным, нелепым правилам, ханжи и лгуны по жизни, но, осознавая свою экономическую зависимость и ненавидя старшее поколение именно за это, тем не менее открытого бунта не поднимали. Им незнакома была система ошибок, которую прошли родители, да и знать её тинэйджеры не хотели. У них все будет не так.
Долговязый предложил всем пройти на место происшествия. Так и сделали. Хорек показал кусты, где стоял с Тобби, где стояла машина, и они обнаружили отпечатки протекторов «Лады». Потом лестницу, по которой выбрался из котлована бомж. Далее проследовали его маршрутом. Действительно, земля на том месте, что указал Хорек, была програблена садовым инвентарем и представляла собой идеально вычищенное пространство десять на десять метров, словно над этим местом произошел взрыв экологической бомбы. Ни осколков стекла, ни окурков, ни жестяных упаковок от пепси или пива. Чисто, как на собственной даче.
– И где же тело? – спросил Долговязый. Он единственный, кто придал хоть какое-то значение словам Хорька, ибо был постарше и по телику смотрел не только боевики, но и ещё что-то читал.
– Не знаю. Спрятали, а может, увезли... Ну что ты на меня смотришь? У каждого почти тачка есть. Сунули в багажник, и всех дел.
Никто не верил.
– Меньше видик надо лукать, – растягивая слова и гугня, словно набрал в рот каши, высказался Герасим.
Не умещающееся в воображении событие, возможно, так и осталось бы за рамками их существования, если бы не Малыш. Ему фантазии как раз хватило, чтобы представить себе всю картину, и надо сказать, довольно точно. Он отслюнился от основной группы и ходил концентрическими кругами вокруг предполагаемого места событий, постепенно увеличивая радиус поиска. Очень скоро Малыш оказался у свай, торчащих из земли, словно закопанные кверху ногами гигантские вилки. Вилки, вогнанные в землю черенком. Основание черенка забетонировано, но некоторые брошены на произвол судьбы без фундамента, и там в основании зияли осыпавшиеся дыры под бетон. Одна из них была засыпана свежим грунтом.
– Эй, пойдите сюда! – крикнул он остальным. Подростки нехотя потянулись на голос. Встали полукругом и уставились в основание сваи. Сказать стало нечего.
– Ну и что? – спросил Хмырь. – Тут канав немерено.
– А то, – ответил за Малыша Хорек, – то, что он здесь...
– Предлагаешь копать? – спросил Долговязый.
– Иди ты... Сам копай. Я не нанимался.
– Может, ментам сказать?
Предложение отвергли сразу. Во-первых, не поверят, во-вторых, все оцепят, перекопают, и где тогда собираться – лето на носу. Но похоже, сами поверили. Даже отошли от границы рыхлой земли.
Обратно на трубы шли притихшие. Там уже ждал Цветмет.
– Чего, мужики, пивка кто хочет?
Не отказались. Почему не попить на халяву, тем более в горле вдруг заскребло. Все ощутили настоятельную потребность прочистить голосовые связки.
– А ты куда?! – рявкнул хозяин пива на Малыша, потянувшегося за своей долей.
– Чего он? Я же нашел... – обиделся Малыш.
– Дай ему. Малыш сегодня герой. Нюх, как у шереметьевских ищеек, – заступилась Лолита. – Иди сюда, – продолжала она играть мать-патронессу.
– Чего нашли? – живо заинтересовался Цветмет.
Все молчали. Кто-то ковырял песок, кто-то в носу.
– Трупака нашли, – растягивая по слогам, сообщил Герасим.
– Иди ты, – не поверил хозяин пива, но ничто в лицах друзей не располагало к смеху. – Где?
– Пошли покажу, – предложил свои услуги Малыш, разумеется, за долю в пиве.
– Что я, мертвяков не видел? – отбоярился Цветмет. —Долговязый, правда, что ли?
– У Хорька спроси. Он лукал, – кивнул Хмырь.
– Дела... Кто ж его?
– Слушай сюда, – позвал всех поближе Хмырь. – Думаю, что травили черного. Из-за Машки-продавщицы... Ну, которую трахнуть хотели. Накладочка вышла. Чурка в машину успел сигануть. Псы разогретые были, им все равно кого рвать, а тут этот Евсей вылез.
– Во дают. Он самый безобидный из бомжей был, – огорчился Цветмет. – Где проволоку найдет не по силам, всегда звал.
– А эти... тихони... Все газоны своими собаками заорали, теперь на людей перешли. Да они ещё раньше метили. Расскажи, Долговязый. Чего ты? Как этот крутой тебя ротвейлером гонял по подъезду...– предложил Хорек..
– Он нас двоих гонял, – напомнил Долговязый.
– А я против? Двоих. Но с меня портки не спускали.
Кто знал, тот улыбнулся. Лолита хихикнула:
– Кстати, Валерки с ними не было. Его пса мастиф помял. Теперь отлеживается.
– Слушай, не могу я так. Мозг свело. Давайте раскумаримся для порядка? – предложил Цветмет, и по кругу пошла алюминиевая армейская фляжка с маковым отваром. – А может, групповушку?..
Цветмет кивнул Долговязому на Лолиту. Единственная в компании девица поплыла.
– Слушай, секс-гигант, тут дела заворачиваются, а ты... Иди вот в кустики и «тихо сам с собою», – огрызнулся Долговязый. – Я так понимаю, выбор невелик: либо нам к черным прислоняться, либо идти на поклон к собачникам. Эра свободного полета закончилась. Житья не будет, – подытожил Лидер.
– Можно на «коробку» пойти, – заметил Хорек.
– Ага. Так тебе ребята из триста пятьдесят второй и отдадут свою тусовку. Без войнушки не обойтись, – сказал Герасим, но все и без него знали, что свою территорию так просто соседи не отдадут, идти же на поклон и объяснять, как их тут прижали, и объединять под одно начало два десятка районных тусовок нереально, для этого нужно время и такой авторитет, которого ни в одной отдельно взятой группировке не наблюдалось.
Хорек кусал первую вылезшую из земли травинку и размышлял. С одной стороны, от черных иногда перепадало кое-что, «корабль» на треть дешевле, чем у рыночных, и чище, с другой, собачники – вот они, они свои, дурные, правда, но свои. Соседи. Вот если бы они были байкерами или диггерами... Одних объединяли мотоциклы, других подземелья, а нас что? «Мариша» да пивко с водочкой на трубах...
Унижаться придется и в том и в другом случае.
Правда, для самого Хорька, умеющего извлекать пользу из любого события, унижением такой шаг не грозил. Мама достала путевку в международный спортивный лагерь «Дюна» на Карельском перешейке. Для этого он даже напрягся и по специальному разрешению департамента среднего образования префектуры заранее сдавал экзамены, чтобы уехать уже в конце апреля. Так что терпеть придется недолго. Факта никто не знал, потому аргументированные доводы в пользу собачников, высказанные Хорьком, рассматривались более чем серьезно.
Решено было идти к Валере.
Валера открыл, как только звонок сыграл первые такты «Матчиша». Уставился на трех подростков, не понимая, чему обязан посещением.
– Ребят, вы че? Макулатуры не держим, ибо неграмотен, – усмехнулся собачник, потом узнал в одном из делегатов Лидера, и лицо его напряглось. Этого парня хорошо запомнил. Один из нападавших на Ольгу Максимовну, которого раздел в лифте.
– Мы с предложением. Говорят, вы организацию хотите создать? У некоторых из нас тоже есть собаки. У кого нет, можно завести.
– И что?
– Дяденька, а сколько тебе лет? – невинно спросила Лолита, навязавшаяся в делегацию сама. Ее разобрало ещё на трубах.
Вопрос Валера игнорировал. Может, в другой момент он и вызвал брезгливое недоумение, но теперь, когда ждал ветеринара, просто не среагировал.
Депутация быстренько оттеснила Лолиту за спины.
– Мы, собственно, как патриоты района, хотели бы присоединиться, – за всех предложил Долговязый и подумал, что надо было взять в депутаты Хорька, ведь именно он протолкнул предложение слиться с собачниками. Но Хорек не пошел, сказавшись занятостью и болезнью матери – аптека и все такое прочее.
Хорьку не нужно было в аптеку. Просто в случае неудачи миссии или неудачи общества в целом оставался в стороне. Не унижался. Не клянчил. А в случае удачи не нужно даже заводить собаку специально. Собака есть. Возьмет у матери напрокат.
– Ошиблись, пацаны. По всем вопросам организации к подполковнику. А лучше к самому маршалу.
– Это кто? – не понял Долговязый.
– А новенький. С мастифом. Иванов, кажется. Теперь у нас новый авторитет. В законе. На площадке остановился лифт.
– Ладно, пацаны, ни пуха. К нам доктор пришел.
Мимо подростков в квартиру проследовал ветеринар со старомодным саквояжем. Дверь захлопнулась.
Глава 33
Николай видел в окно, как совещались о чем-то подростки на пустыре. И он догадывался о чем. Как ни странно, догадка не вызвала у него ни паники, ни особой тревоги. Никто ничего не сможет доказать. Во-первых, у бомжа не было ни родных, ни близких, следовательно – заступников. Во-вторых, поди докажи, чья именно собака нанесла смертельный удар. Кроме того, невозможно найти инициатора. Качок? Да. Пожалуй. Кто с дрыном бежал вслед за животными? Качок. Кто пришел науськивать? Качок. Кто ныл на бугре? Качок. Все лепилось один к одному. А собаки? Собаки – животные неразумные. Значит – несчастный случай.
Несчастный случай не само несчастье. Вот вчера могло произойти несчастье. Иванов попытался объясниться с Матвеем, выяснить его ориентацию. Он целую неделю вынашивал план, обдумывал, взвешивал каждое слово, каждый довод. Обсасывал все возможные ситуации. Отправил из дома Виолетту навестить крестную и полтора часа провел перед зеркалом, выверяя мимику лица и жесты. Он мерил квартиру из конца в конец и монотонно приводил аргументы воображаемому собеседнику. Собеседником был Матвей, старый коллега по работе. После того злополучного разговора в коридоре, когда Матвей обиделся на Иванова за то, что тот завел собаку и ничего не сказал другу, а больше из-за его контактов с Гариком, Иванов как-то произвольно начал избегать Матвея. И такая манера поведения, избранная почти на животном, интуитивном уровне, поставила их давние отношения под определенную угрозу.
Оказывается, все было сделано правильно. Как кино выдерживают в подвальной темноте годами, так их дружбе потребовалось две недели, чтобы проверить прочность, совпадение или различие в сфере человеческих и интимных интересов.
Иванов купил бутылку шампанского. Если надо – предложит себя, естественно предварительно аргументировав свое предложение ссылками на исторические личности. Что там история, когда включить телевизор, и живые примеры. Не надо далеко ходить. Конечно, это первые ласточки. Они вынуждены эпатировать публику. Они жертвуют собой ради идеи. Когда-нибудь человечество поставит им памятник как высшей форме проявления плюрализма, терпимости и уважения к чужой частной жизни. У нас демократия.
Но вышло все не так, как планировалось. То есть бутылку открыли.
– Ты прочитал?..
Иванов дал Матвею редкую книгу «Величие и падение Рима» с собственноручными закладками, где дело касалось нравов, царящих в империи, её последних властителей и их любовных пристрастий.
– Ну и как?
– Занятно, но не более. Видишь ли, Коля, народ склонен всегда винить последних, забывая о предшественниках. Плебсу совершенно чужды разбирательства с предшественниками. О предшественниках помнят только потому, что тем-то построены бани, тем-то возведен Форум. Сфера законотворчества, а с ней и формирование моральных устоев глубоко чужда основной массе населения. Народ знает, сколько стоит хлеб, сколько водка и сколько проститутка. Больше он знать ничего не хочет. А до того, что происходит во дворце по ночам, поговорят и забудут, дела нет. Ну, пожалуй, родят десяток анекдотов...
Матвей оказался так далек от исканий своего друга Иванова.
Иванов метался по квартире минут пятнадцать, а Зверь наблюдал за перемещениями хозяина с тем же недоумением, что и совсем недавно, когда хозяин репетировал. Хозяин разговаривал сам с собой, сотрясал кулаками воздух в комнате, впрочем. Зверь не всегда понимал своего хозяина. Не понял и сейчас.
Наконец он схватился за спасительный телефон и позвонил ставшему в последнее время палочкой-выручалочкой Гарику. Долго рассказывать не пришлось. Гарик думал всего несколько секунд, а потом после непродолжительной паузы задал сакраментальный вопрос: не гей ли Иванов? Получив подавленное «да», рассмеялся и сказал, что надо было сразу обращаться к нему. А что до поиска партнера, то и в этом проблем нет. Знает ли Иванов Гошу из управления кадрами? Разве Гоша?.. Да, да. Гоша именно тот человек, который ему нужен. Но ведь Гоша... Да, Гоша не красавец и со стороны больше смахивает на гориллу, но это имидж такой...
Имидж... Они пошли к тому месту, где лежит теперь бомж. Легкая тень беспокойства пробежала по лицу Иванова, но он скоро успокоил себя. Доводы были те же.
Никаких угрызений совести не испытывал и Зверь. На то он и собака, на то зверь. Тогда утром было не совсем понятно, что угрожало хозяину и всем этим людям вокруг. Но властная команда и общий настрой стаи руководили действиями. Проснулись инстинкты и выучка. Он хорошо помнил проклятую железную коробку, в которой затаился враг, он чувствовал через сталь и стекло запах страха и видел искаженное ужасом лицо. Таких лиц у людей ещё не встречал. Полгода назад, там, в другой жизни, когда нес охрану у другого человека, ему пришлось вступить в схватку только единожды. Но это была действительно схватка, и человек был готов к ней. Даже успел перекинуть нож из одной руки в другую – прием, назначенный дезориентировать собаку. Любую другую, но не Зверя. Зверь был ориентирован не на оружие, а на жизненно важный участок тела, который в данный момент наименее защищен. От того поединка остался длинный розовый шрам, который можно хорошо разглядеть, если погладить против шерсти. Полоса с восемнадцатью поперечными стежками.
А потом... А потом был дурно пахнущий, за которым увязались две дуры-доберманши. Нет, он ни о чем не жалел.
Иванов посмотрел на свежезасыпанное место, и ему показалось... Да нет, только показалось, что земля будто кем-то потревожена, словно кто-то совсем недавно тут рылся... Кто мог рыться? Кому нужно? Наверняка собаки...
– Зверь, за мной!..
...Ага... От бомжа отошли. Сейчас пойдут на трубы совещаться. Верховодит там, несомненно, вот тот звереныш с мелкими чертами лица. Хотя впереди вышагивает длинный, за ним толстяк, потом остальные, но Иванова не обмануть. Именно он первым пришел на пустырь. Именно к нему стягивались остальные. Сейчас они своими куриными мозгами пораскинут и придут к выводу, что дела плохи. В милиции не поверят, а поверят – могут и на них подумать. Скорее всего, решат молчать, но если не окончательно глупы, сами придут на поклон.
Иванов ошибся только в одном – пошли сначала не к нему, а к бывшему лидеру собачников Валере. Поэтому прошло не менее двадцати минут, прежде чем в дверь позвонили и на пороге возникла троица делегатов.
Они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Иванов не спешил. Разглядывал. Если для пацанов владелец мастифа представлял собой белое пятно на карте, для Иванова подростки были ясны как на ладони: Долговязый несомненно Лидер или таковым себя считает, впрочем, так могут считать и остальные, но Иванов знал, чьи идеи тот претворял в жизнь. Заика – а Николай знал, что второй парень, чтобы не заметили дефекта речи, растягивает слова, отчего и получил кличку Герасим – используется Хорьком как грубая физическая сила для устрашения и междоусобных разборок. Лолита – девочка-подросток, которая никогда не вырастет ни умственно, ни физически, загнется от наркоты, не дожив и до тридцатника. Ему было очень жаль, что в делегации ходоков отсутствует сам Хорек. Он оказался умнее, чем предполагал Николай. Что ж, поживем – увидим.
– Чему обязан? – спросил Коля.
– Говорят, вы общество какое-то учредили? – начал Лидер.
– Говорят, – согласился Иванов. Он не спешил. Инициатива должна исходить от тинейджеров, а ещё необходимо сразу же сбить спесь.
Поставить на место. Национал-социалисты в Германии середины двадцатых годов сделали верную ставку на молодежь – фольксштурм. Они не прошли Первой мировой, не видели ужаса смерти и потому не ведали страха. Эти тоже не были ни в Афгане, ни в Чечне, зато читали дешевку в мягком переплете и не мыслили себя без видика и «дебильника» в ушах. Интернет тоже не входил в сферу их интересов. Максимум, чем занимались, – «Сега» и различные приставки.
– Мы хотели бы тоже вступить. Кое у кого есть собаки.
– Говорят, вы будете патрулировать район? – не утерпел Герасим, выдав тем самым вторую причину прихода.
Вон оно что! Стало быть, они хотят передела территории под прикрытием общества, сообразил Иванов. То, что членство в общественной организации даст возможность, не вызывая подозрений, собираться, а может быть, чего только не бывает, выбить у РЭУ собственный подвал под какую-нибудь секцию, лежало на поверхности.
– Красиво поете, – усмехнулся Иванов. – Ты, Герасим, прямо Лучано Паваротти.
То, что этот головастик знает их по кличкам, неприятно поразило ходоков. На них, конечно, произвел впечатление мастиф, но, в отличие от остальных собачников, ореол и авторитет собаки никак не осенял своим нимбом владельца. Скорее наоборот. Сравнение было явно не в пользу Николая. Как такой плюгавец может управлять достойной во всех отношениях собакой, оставалось неприятной загадкой.
Они проглотили.
Это хорошо, решил Иванов.
– А что вы умеете, кроме конструктивной критики родителей и окружающего мира? Вынь «дебильник» и перестань жевать.
Лолита не слушала, и Герасим сначала толкнул пацанку, а потом снял с её головы наушники.
– Чего, дяденька, хочешь послушать? В твои лохматые годы «АББА» была в ходу. Теперь снова, – не переставала жевать Лолита.
– Топайте к котловану. Я сейчас выйду, – сказал Иванов и, не дожидаясь согласия, захлопнул дверь.
– Во урод, – констатировала Лолита. – Хочешь пожевать? – предложила жвачку Герасиму.
– Да пошла ты... – Туповатый, он все-таки почувствовал, что их унижают, но ещё не представлял, что предстоит впереди.
Они молча курили, когда Иванов нашел всю компанию в сборе. Не было только Хорька. Это плохо. Но ничего. Потом сделает его своим помощником. Управлять самолично пацанами Иванову не хотелось, могли возникнуть неприятности и трения с родителями, но урок преподать собирался жесткий.
Он снял с мастифа намордник и некоторое время молча оглядывал подростков.
– Всем встать, – тихо и буднично предложил Николай.
– Чего? – не поняли некоторые.
– Я сказал, встать, – громче, но без угрозы повторил Иванов.
– Мы и сидя послушаем... – хихикнула Лолмта, по такому случаю избавившись от наушников.
– Иди познакомься, – выпустил поводок Николай.
Мастиф поднялся и подошел к молодежи.
– Мама... – подобрала под себя ноги Лолита. Подростки начали вставать в той очередности, как перемещалась от одного к другому собака.
Мастиф обходил пацанов, принюхиваясь и вскидывая морду – смотрел в глаза. У ребят в кроссовках непроизвольно поджимались пальцы ног, но снаружи испуг отразился только в бледности лиц.
– В шеренгу по ранжиру! – громко разорвал тишину пустыря голос Иванова.
Пацаны, косясь на собаку и бестолково толкаясь, начали искать свое место. Ничего не получалось. Левофланговые все время норовили затесаться в середину.
– Сброд, – констатировал Иванов, – посмотрите на себя. Вы же самый настоящий сброд. А ещё хотите быть первыми в районе. Да вас только числом больше. Триста пятьдесят вторые и то лучше организованы. Нужна дисциплина. Дисциплина предполагает подчинение. Это вовсе не то, что вы думаете. Никто в ваш внутренний мир, в ваши междоусобные разборки лезть не хочет. Это неинтересно. Что нового я там открою? Ничего. Ровным счетом. Так вот, чтобы использовать общество в своих целях, надо иметь мозги чуть больше, чем у дельфина, а главное – научиться подчиняться. Не мне лично. Идее. Так же, как тибетские монахи ламе...
Иванов обвел взглядом напряженные лица подростков, заметил кое у кого пробивающиеся усики.
– А тебе полагается бриться, – сделал он замечание Лидеру.
Долговязый стоял с каменным лицом.
– И первое, что вы должны будете сделать, – убрать всю территорию в радиусе пятидесяти метров, начиная отсюда.
Он ткнул пальцем в Долговязого, как в точку отсчета.
– Собачку я оставлю присматривать за вами, мне ещё надо сходить по делам. Не вздумайте разбежаться. ОН догонит. Потом придется покупать новые джинсы. Пригляди тут за ними, – сказал он псу и пошел прочь.
Зверь начал описывать концентрические круги по периметру разбросанных труб с подростками в центре.
– Не нравится мне все это... – протянул Герасим и направился прочь, но тут же был настигнут и сбит с ног Зверем; ни лая, ни рыка – один мощный бросок, и Герасим на земле.
– Уберите собаку... – бледный как смерть зашипел он.
Но собака, постояв несколько секунд над поверженным человеком, спокойно перешагнула его и снова пустилась вкруговую.
Первым поднял брошенную банку пепси Малыш...
Несчастный случай не само несчастье. Вот вчера могло произойти несчастье. Иванов попытался объясниться с Матвеем, выяснить его ориентацию. Он целую неделю вынашивал план, обдумывал, взвешивал каждое слово, каждый довод. Обсасывал все возможные ситуации. Отправил из дома Виолетту навестить крестную и полтора часа провел перед зеркалом, выверяя мимику лица и жесты. Он мерил квартиру из конца в конец и монотонно приводил аргументы воображаемому собеседнику. Собеседником был Матвей, старый коллега по работе. После того злополучного разговора в коридоре, когда Матвей обиделся на Иванова за то, что тот завел собаку и ничего не сказал другу, а больше из-за его контактов с Гариком, Иванов как-то произвольно начал избегать Матвея. И такая манера поведения, избранная почти на животном, интуитивном уровне, поставила их давние отношения под определенную угрозу.
Оказывается, все было сделано правильно. Как кино выдерживают в подвальной темноте годами, так их дружбе потребовалось две недели, чтобы проверить прочность, совпадение или различие в сфере человеческих и интимных интересов.
Иванов купил бутылку шампанского. Если надо – предложит себя, естественно предварительно аргументировав свое предложение ссылками на исторические личности. Что там история, когда включить телевизор, и живые примеры. Не надо далеко ходить. Конечно, это первые ласточки. Они вынуждены эпатировать публику. Они жертвуют собой ради идеи. Когда-нибудь человечество поставит им памятник как высшей форме проявления плюрализма, терпимости и уважения к чужой частной жизни. У нас демократия.
Но вышло все не так, как планировалось. То есть бутылку открыли.
– Ты прочитал?..
Иванов дал Матвею редкую книгу «Величие и падение Рима» с собственноручными закладками, где дело касалось нравов, царящих в империи, её последних властителей и их любовных пристрастий.
– Ну и как?
– Занятно, но не более. Видишь ли, Коля, народ склонен всегда винить последних, забывая о предшественниках. Плебсу совершенно чужды разбирательства с предшественниками. О предшественниках помнят только потому, что тем-то построены бани, тем-то возведен Форум. Сфера законотворчества, а с ней и формирование моральных устоев глубоко чужда основной массе населения. Народ знает, сколько стоит хлеб, сколько водка и сколько проститутка. Больше он знать ничего не хочет. А до того, что происходит во дворце по ночам, поговорят и забудут, дела нет. Ну, пожалуй, родят десяток анекдотов...
Матвей оказался так далек от исканий своего друга Иванова.
Иванов метался по квартире минут пятнадцать, а Зверь наблюдал за перемещениями хозяина с тем же недоумением, что и совсем недавно, когда хозяин репетировал. Хозяин разговаривал сам с собой, сотрясал кулаками воздух в комнате, впрочем. Зверь не всегда понимал своего хозяина. Не понял и сейчас.
Наконец он схватился за спасительный телефон и позвонил ставшему в последнее время палочкой-выручалочкой Гарику. Долго рассказывать не пришлось. Гарик думал всего несколько секунд, а потом после непродолжительной паузы задал сакраментальный вопрос: не гей ли Иванов? Получив подавленное «да», рассмеялся и сказал, что надо было сразу обращаться к нему. А что до поиска партнера, то и в этом проблем нет. Знает ли Иванов Гошу из управления кадрами? Разве Гоша?.. Да, да. Гоша именно тот человек, который ему нужен. Но ведь Гоша... Да, Гоша не красавец и со стороны больше смахивает на гориллу, но это имидж такой...
Имидж... Они пошли к тому месту, где лежит теперь бомж. Легкая тень беспокойства пробежала по лицу Иванова, но он скоро успокоил себя. Доводы были те же.
Никаких угрызений совести не испытывал и Зверь. На то он и собака, на то зверь. Тогда утром было не совсем понятно, что угрожало хозяину и всем этим людям вокруг. Но властная команда и общий настрой стаи руководили действиями. Проснулись инстинкты и выучка. Он хорошо помнил проклятую железную коробку, в которой затаился враг, он чувствовал через сталь и стекло запах страха и видел искаженное ужасом лицо. Таких лиц у людей ещё не встречал. Полгода назад, там, в другой жизни, когда нес охрану у другого человека, ему пришлось вступить в схватку только единожды. Но это была действительно схватка, и человек был готов к ней. Даже успел перекинуть нож из одной руки в другую – прием, назначенный дезориентировать собаку. Любую другую, но не Зверя. Зверь был ориентирован не на оружие, а на жизненно важный участок тела, который в данный момент наименее защищен. От того поединка остался длинный розовый шрам, который можно хорошо разглядеть, если погладить против шерсти. Полоса с восемнадцатью поперечными стежками.
А потом... А потом был дурно пахнущий, за которым увязались две дуры-доберманши. Нет, он ни о чем не жалел.
Иванов посмотрел на свежезасыпанное место, и ему показалось... Да нет, только показалось, что земля будто кем-то потревожена, словно кто-то совсем недавно тут рылся... Кто мог рыться? Кому нужно? Наверняка собаки...
– Зверь, за мной!..
...Ага... От бомжа отошли. Сейчас пойдут на трубы совещаться. Верховодит там, несомненно, вот тот звереныш с мелкими чертами лица. Хотя впереди вышагивает длинный, за ним толстяк, потом остальные, но Иванова не обмануть. Именно он первым пришел на пустырь. Именно к нему стягивались остальные. Сейчас они своими куриными мозгами пораскинут и придут к выводу, что дела плохи. В милиции не поверят, а поверят – могут и на них подумать. Скорее всего, решат молчать, но если не окончательно глупы, сами придут на поклон.
Иванов ошибся только в одном – пошли сначала не к нему, а к бывшему лидеру собачников Валере. Поэтому прошло не менее двадцати минут, прежде чем в дверь позвонили и на пороге возникла троица делегатов.
Они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Иванов не спешил. Разглядывал. Если для пацанов владелец мастифа представлял собой белое пятно на карте, для Иванова подростки были ясны как на ладони: Долговязый несомненно Лидер или таковым себя считает, впрочем, так могут считать и остальные, но Иванов знал, чьи идеи тот претворял в жизнь. Заика – а Николай знал, что второй парень, чтобы не заметили дефекта речи, растягивает слова, отчего и получил кличку Герасим – используется Хорьком как грубая физическая сила для устрашения и междоусобных разборок. Лолита – девочка-подросток, которая никогда не вырастет ни умственно, ни физически, загнется от наркоты, не дожив и до тридцатника. Ему было очень жаль, что в делегации ходоков отсутствует сам Хорек. Он оказался умнее, чем предполагал Николай. Что ж, поживем – увидим.
– Чему обязан? – спросил Коля.
– Говорят, вы общество какое-то учредили? – начал Лидер.
– Говорят, – согласился Иванов. Он не спешил. Инициатива должна исходить от тинейджеров, а ещё необходимо сразу же сбить спесь.
Поставить на место. Национал-социалисты в Германии середины двадцатых годов сделали верную ставку на молодежь – фольксштурм. Они не прошли Первой мировой, не видели ужаса смерти и потому не ведали страха. Эти тоже не были ни в Афгане, ни в Чечне, зато читали дешевку в мягком переплете и не мыслили себя без видика и «дебильника» в ушах. Интернет тоже не входил в сферу их интересов. Максимум, чем занимались, – «Сега» и различные приставки.
– Мы хотели бы тоже вступить. Кое у кого есть собаки.
– Говорят, вы будете патрулировать район? – не утерпел Герасим, выдав тем самым вторую причину прихода.
Вон оно что! Стало быть, они хотят передела территории под прикрытием общества, сообразил Иванов. То, что членство в общественной организации даст возможность, не вызывая подозрений, собираться, а может быть, чего только не бывает, выбить у РЭУ собственный подвал под какую-нибудь секцию, лежало на поверхности.
– Красиво поете, – усмехнулся Иванов. – Ты, Герасим, прямо Лучано Паваротти.
То, что этот головастик знает их по кличкам, неприятно поразило ходоков. На них, конечно, произвел впечатление мастиф, но, в отличие от остальных собачников, ореол и авторитет собаки никак не осенял своим нимбом владельца. Скорее наоборот. Сравнение было явно не в пользу Николая. Как такой плюгавец может управлять достойной во всех отношениях собакой, оставалось неприятной загадкой.
Они проглотили.
Это хорошо, решил Иванов.
– А что вы умеете, кроме конструктивной критики родителей и окружающего мира? Вынь «дебильник» и перестань жевать.
Лолита не слушала, и Герасим сначала толкнул пацанку, а потом снял с её головы наушники.
– Чего, дяденька, хочешь послушать? В твои лохматые годы «АББА» была в ходу. Теперь снова, – не переставала жевать Лолита.
– Топайте к котловану. Я сейчас выйду, – сказал Иванов и, не дожидаясь согласия, захлопнул дверь.
– Во урод, – констатировала Лолита. – Хочешь пожевать? – предложила жвачку Герасиму.
– Да пошла ты... – Туповатый, он все-таки почувствовал, что их унижают, но ещё не представлял, что предстоит впереди.
Они молча курили, когда Иванов нашел всю компанию в сборе. Не было только Хорька. Это плохо. Но ничего. Потом сделает его своим помощником. Управлять самолично пацанами Иванову не хотелось, могли возникнуть неприятности и трения с родителями, но урок преподать собирался жесткий.
Он снял с мастифа намордник и некоторое время молча оглядывал подростков.
– Всем встать, – тихо и буднично предложил Николай.
– Чего? – не поняли некоторые.
– Я сказал, встать, – громче, но без угрозы повторил Иванов.
– Мы и сидя послушаем... – хихикнула Лолмта, по такому случаю избавившись от наушников.
– Иди познакомься, – выпустил поводок Николай.
Мастиф поднялся и подошел к молодежи.
– Мама... – подобрала под себя ноги Лолита. Подростки начали вставать в той очередности, как перемещалась от одного к другому собака.
Мастиф обходил пацанов, принюхиваясь и вскидывая морду – смотрел в глаза. У ребят в кроссовках непроизвольно поджимались пальцы ног, но снаружи испуг отразился только в бледности лиц.
– В шеренгу по ранжиру! – громко разорвал тишину пустыря голос Иванова.
Пацаны, косясь на собаку и бестолково толкаясь, начали искать свое место. Ничего не получалось. Левофланговые все время норовили затесаться в середину.
– Сброд, – констатировал Иванов, – посмотрите на себя. Вы же самый настоящий сброд. А ещё хотите быть первыми в районе. Да вас только числом больше. Триста пятьдесят вторые и то лучше организованы. Нужна дисциплина. Дисциплина предполагает подчинение. Это вовсе не то, что вы думаете. Никто в ваш внутренний мир, в ваши междоусобные разборки лезть не хочет. Это неинтересно. Что нового я там открою? Ничего. Ровным счетом. Так вот, чтобы использовать общество в своих целях, надо иметь мозги чуть больше, чем у дельфина, а главное – научиться подчиняться. Не мне лично. Идее. Так же, как тибетские монахи ламе...
Иванов обвел взглядом напряженные лица подростков, заметил кое у кого пробивающиеся усики.
– А тебе полагается бриться, – сделал он замечание Лидеру.
Долговязый стоял с каменным лицом.
– И первое, что вы должны будете сделать, – убрать всю территорию в радиусе пятидесяти метров, начиная отсюда.
Он ткнул пальцем в Долговязого, как в точку отсчета.
– Собачку я оставлю присматривать за вами, мне ещё надо сходить по делам. Не вздумайте разбежаться. ОН догонит. Потом придется покупать новые джинсы. Пригляди тут за ними, – сказал он псу и пошел прочь.
Зверь начал описывать концентрические круги по периметру разбросанных труб с подростками в центре.
– Не нравится мне все это... – протянул Герасим и направился прочь, но тут же был настигнут и сбит с ног Зверем; ни лая, ни рыка – один мощный бросок, и Герасим на земле.
– Уберите собаку... – бледный как смерть зашипел он.
Но собака, постояв несколько секунд над поверженным человеком, спокойно перешагнула его и снова пустилась вкруговую.
Первым поднял брошенную банку пепси Малыш...
Глава 34
Гашека и Фишера они выбрали не случайно. Во-первых, это были друзья Евсея, во-вторых, более смышленые, чем остальные, и наконец, в-третьих, в силу второго, понимали: стоит собачникам организоваться, и спокойному житью бомжей пришел конец. Вот бабы их это почувствовали раньше и свалили. Теперь бомжи, лишенные женской ласки, обозлены. О том, что Евсей погиб, Аслан и брат решили не говорить, дабы окончательно не перепугать будущих исполнителей.
Гашек и Фишер бедствовали второй день. Если бы не Сардор, разрешивший вымыть котел и щедро против обычного расплатившийся не холодным пловом, а деньгами, кто знает, сумели бы что-нибудь закинуть в топку подведенных голодом желудков.
Сардор второй день не находил себе места и, когда появились эти двое, без всяких разговоров накормил бедолаг и ссудил деньгами за работу.
Просьбу кавказцев о встрече Фишеру передал сардоровский мальчишка-помощник, и теперь они торопились к месту, приятно сознавая, что могут получить дополнительную работенку. Отсутствие часов заставило их прийти раньше назначенного.
Гашек и Фишер бедствовали второй день. Если бы не Сардор, разрешивший вымыть котел и щедро против обычного расплатившийся не холодным пловом, а деньгами, кто знает, сумели бы что-нибудь закинуть в топку подведенных голодом желудков.
Сардор второй день не находил себе места и, когда появились эти двое, без всяких разговоров накормил бедолаг и ссудил деньгами за работу.
Просьбу кавказцев о встрече Фишеру передал сардоровский мальчишка-помощник, и теперь они торопились к месту, приятно сознавая, что могут получить дополнительную работенку. Отсутствие часов заставило их прийти раньше назначенного.