Страница:
Наверху, на гребне, была каменистая площадка — возможно, единственное открытое место в здешней тайге. В центре ее темнела куча хвороста: его-то и таскали волки. Чем-то это напоминало поспешно сооружаемый муравейник. В действиях местных строителей также чувствовался какой-то порядок: куча росла не только вверх, она вытягивалась, приобретая овальную форму, ветки укладывались не кое-как, а плотно, одна к одной. Внезапно я понял, что они сооружают. Но как они собираются…
Куча все росла, она была уже выше человеческого роста, очередные носильщики с трудом карабкались наверх — и вдруг все прекратилось. Волки, выбегавшие из леса, бросали свою ношу и усаживались в круг. Четверо, принесшие Лютова, снова подняли тело создателя новой цивилизации, призванной объединить людей и животных. С трудом, несколько раз срываясь, они все же втащили его наверх. Туда же, но чуть ниже, положили и убитого волка. Затем все спрыгнули вниз и присоединились к остальным.
И наступила тишина. Вой затих. Луна, стоявшая в зените, освещала кучу хвороста и окруживших ее плотным кольцом зверей. Так прошло несколько секунд.
Внезапно все головы повернулись в мою сторону. Волки смотрели на меня — именно на меня, я твердо знал это. Я почувствовал, как Янина вцепилась в мой локоть.
— Саш, что это они? — услышал я ее шепот. — Что им нужно?
Я подумал, что, кажется, впервые вижу ее испуганной. И вдруг понял, чего от меня ждут. Осознание пришло внезапно. Я пошарил по карманам. Ведь я же клал… Ага, вот она.
— Ты куда? — воскликнула Янина, но я уже шагал к темневшей посреди поляны пирамиде.
Так, эти ветки слишком толстые, эти тоже… тут вообще целое бревно — как они только его дотащили? А вот то, что нужно. Я сжал ветки, чтобы они лежали плотнее, и чиркнул зажигалкой. Огонь не сразу одолел влажное дерево, дым ел глаза, но потом загорелась одна веточка, другая, пламя уже лизало толстые сучья. Я погасил зажигалку, отступил на шаг, еще… Подул ветер, пламя загудело, дым валил клубами.
Повсюду, куда бы я ни посмотрел, я видел лишь неподвижно сидящих зверей. Я потерял ориентировку, не знал, где Янина. Становилось жарко. И тут, так же бесшумно, как и прежние, произошла еще одна перемена: волки встали. Они шли вокруг костра, один за одним, плотным кругом, все быстрее, они уже мчались изо всех сил. Я не заметил, как получилось, что они оказались ближе к огню, чем я. Я отступил еще на шаг и обнаружил, что позади образовался еще один круг, только движущийся в другую сторону, а за ним, возле самой опушки, — третий.
Пламя поднималось все выше, в какую-то минуту дым отнесло в мою сторону, и я ощутил отвратительный запах горящего мяса. Звери все мчались — ожесточенно, опустив морды, в полной тишине, на оскаленных клыках играли отблески пламени. В их беге был какой-то ритм, но я не успел его уловить. Когда, в какое мгновение разорвались круги? Я не заметил. Теперь волки мчались сплошной массой, лавиной. Кажется, при этом они еще менялись местами, но я не был в этом уверен. Меня они не замечали, и единственное, чего я опасался, — что эта обезумевшая от горя и от невозможности его выразить толпа свалит меня с ног.
Костер начал обваливаться, стало видно лежащее на нем тело. Казалось, человек двигается, силится встать, но я знал, что это лишь скрючиваются, сгорая, мышцы и сухожилия.
Треск, сноп искр, несколько веток отлетели в сторону, под ноги бегущим, но те словно не заметили этого, продолжая свой безостановочный бег. Пламя опало, но от раскаленных углей тянуло жаром, даже я, стоя в отдалении, чувствовал его — каково же им, тем, кто рядом? Еще что-то треснуло, осело. Костра уже не было, лишь груда углей.
Тогда они остановились. Над раскаленной кучей посреди поляны дрожал воздух. Я увидел Янину — она стояла возле скалы, где я ее оставил. Я ждал. Чего — воя? рыданий? человеческой речи? Сейчас я бы ничему не удивился, наверное.
Однако произошло иное. Они просто повернулись и направились в лес. Один за другим те, кто был на поляне, скрывались в тайге, а за ними следовали другие — оказывается, их было много, гораздо больше, чем я видел, просто все не могли уместиться на этом небольшом пространстве. Наконец последние скрылись, и мы остались одни. Угли уже темнели, но от них все еще тянуло жаром.
Глава 18
Куча все росла, она была уже выше человеческого роста, очередные носильщики с трудом карабкались наверх — и вдруг все прекратилось. Волки, выбегавшие из леса, бросали свою ношу и усаживались в круг. Четверо, принесшие Лютова, снова подняли тело создателя новой цивилизации, призванной объединить людей и животных. С трудом, несколько раз срываясь, они все же втащили его наверх. Туда же, но чуть ниже, положили и убитого волка. Затем все спрыгнули вниз и присоединились к остальным.
И наступила тишина. Вой затих. Луна, стоявшая в зените, освещала кучу хвороста и окруживших ее плотным кольцом зверей. Так прошло несколько секунд.
Внезапно все головы повернулись в мою сторону. Волки смотрели на меня — именно на меня, я твердо знал это. Я почувствовал, как Янина вцепилась в мой локоть.
— Саш, что это они? — услышал я ее шепот. — Что им нужно?
Я подумал, что, кажется, впервые вижу ее испуганной. И вдруг понял, чего от меня ждут. Осознание пришло внезапно. Я пошарил по карманам. Ведь я же клал… Ага, вот она.
— Ты куда? — воскликнула Янина, но я уже шагал к темневшей посреди поляны пирамиде.
Так, эти ветки слишком толстые, эти тоже… тут вообще целое бревно — как они только его дотащили? А вот то, что нужно. Я сжал ветки, чтобы они лежали плотнее, и чиркнул зажигалкой. Огонь не сразу одолел влажное дерево, дым ел глаза, но потом загорелась одна веточка, другая, пламя уже лизало толстые сучья. Я погасил зажигалку, отступил на шаг, еще… Подул ветер, пламя загудело, дым валил клубами.
Повсюду, куда бы я ни посмотрел, я видел лишь неподвижно сидящих зверей. Я потерял ориентировку, не знал, где Янина. Становилось жарко. И тут, так же бесшумно, как и прежние, произошла еще одна перемена: волки встали. Они шли вокруг костра, один за одним, плотным кругом, все быстрее, они уже мчались изо всех сил. Я не заметил, как получилось, что они оказались ближе к огню, чем я. Я отступил еще на шаг и обнаружил, что позади образовался еще один круг, только движущийся в другую сторону, а за ним, возле самой опушки, — третий.
Пламя поднималось все выше, в какую-то минуту дым отнесло в мою сторону, и я ощутил отвратительный запах горящего мяса. Звери все мчались — ожесточенно, опустив морды, в полной тишине, на оскаленных клыках играли отблески пламени. В их беге был какой-то ритм, но я не успел его уловить. Когда, в какое мгновение разорвались круги? Я не заметил. Теперь волки мчались сплошной массой, лавиной. Кажется, при этом они еще менялись местами, но я не был в этом уверен. Меня они не замечали, и единственное, чего я опасался, — что эта обезумевшая от горя и от невозможности его выразить толпа свалит меня с ног.
Костер начал обваливаться, стало видно лежащее на нем тело. Казалось, человек двигается, силится встать, но я знал, что это лишь скрючиваются, сгорая, мышцы и сухожилия.
Треск, сноп искр, несколько веток отлетели в сторону, под ноги бегущим, но те словно не заметили этого, продолжая свой безостановочный бег. Пламя опало, но от раскаленных углей тянуло жаром, даже я, стоя в отдалении, чувствовал его — каково же им, тем, кто рядом? Еще что-то треснуло, осело. Костра уже не было, лишь груда углей.
Тогда они остановились. Над раскаленной кучей посреди поляны дрожал воздух. Я увидел Янину — она стояла возле скалы, где я ее оставил. Я ждал. Чего — воя? рыданий? человеческой речи? Сейчас я бы ничему не удивился, наверное.
Однако произошло иное. Они просто повернулись и направились в лес. Один за другим те, кто был на поляне, скрывались в тайге, а за ними следовали другие — оказывается, их было много, гораздо больше, чем я видел, просто все не могли уместиться на этом небольшом пространстве. Наконец последние скрылись, и мы остались одни. Угли уже темнели, но от них все еще тянуло жаром.
Глава 18
ВО МРАКЕ
Ледяная равнина, покрытая торосами и холмами, лежала глубоко внизу. Поднимая взгляд, можно было наблюдать постепенный переход небесной бирюзы в ультрамарин, его уплотнение, вторжение фиолетового — и далее мрак, усеянный звездами. Янина спала в соседнем кресле, свернувшись калачиком. Я нащупал в кармане пакетик со сплющенным, потерявшим форму кусочком свинца. Все же я нашел ее! Стоило большого труда убедить Янину вернуться к пещере. Войти внутрь она отказалась, осталась снаружи, а я долго исследовал стены и ползал по полу, пока не нашел. Поскорее бы отдать пулю в лабораторию и узнать результат. Я был в нем почти уверен, но следовало убедиться. И еще требовалось связаться с Управлением, рассказать Риману, хотя бы вкратце, о случившемся.
Я набрал на браслете номер генерала, затем номера всех его помощников, дежурного… Сколько раз за последние часы я проделывал эту процедуру — двадцать? тридцать? Ответ был всегда один — молчание. То ли это какие-то помехи в эфире, то ли что-то случилось с моим передатчиком. Надо же было ему испортиться именно теперь, когда мне так нужна связь!
Завидев шествующую по проходу стюардессу, я замахал рукой, привлекая ее внимание. Не будет ли сударыня так любезна передать командиру корабля вот это? Это мое служебное удостоверение, а в него вложена записка с просьбой. Мне очень нужно связаться с моим руководством, а мой браслет… Вы передадите? И скажите ему, что речь идет о деле чрезвычайной важности.
Спустя несколько минут меня пригласили в кабину. Я никогда не был в кабине страта и потому, войдя, растерялся: это была не кабина, а целый зал, я бы долго искал в нем командира, если бы не помощь стюардессы. Мне уступили место у пульта, показали, как им пользоваться, и я набрал номер Римана. Я отчетливо слышал длинные гудки. У первого и второго помощников то же самое. И дежурный не отвечал. Складывалось впечатление, что во всем Управлении никого не было. Но такого просто не могло быть! Оставалась еще рация в оперативном отделе, она, это я точно знал, постоянно находилась в режиме приема. Я настроился на нужную волну и набрал код вызова. Шорох, треск — голоса эфира. Я не мог связаться с Управлением! Такого не случалось ни разу за все годы моей работы.
Видимо, у меня был настолько растерянный вид, что радист корабля пришел мне на помощь и, поколдовав над своей аппаратурой, повторил вызов. Результат был тот же.
Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся; это был один из членов экипажа.
— Это ваше Управление, которое вы вызываете, находится, случайно, не в Монтрё? Подойдите сюда, здесь по каналу «Глоубл информэйшн» передают о каких-то событиях в Монтрё…
Я поспешил за ним к визору. На экране было знакомое мне здание нашего Управления. Снимали издалека, оператору что-то мешало, потом я понял — он снимал через головы полицейских, стоявших плотной цепью вокруг всего сквера. Возле самого Управления происходило какое-то движение: кто-то бежал, за ним гнались, спешили люди с носилками… Что он говорит? Мне сунули наушники, я натянул их…
—…говорить, что само здание тщательно охраняется. Представляется невероятным, что кто-то мог решиться на подобную дерзкую акцию. Странно и то, что первыми о нападении сообщили не сами сотрудники Управления, а жители окрестных домов, разбуженные криками и звуками выстрелов. Однако прибывшие на место полицейские, а затем и пожарные почему-то не смогли войти в здание, из которого валили густые клубы дыма. Никто не может объяснить, почему до сих пор не производится эвакуация пострадавших и тушение пожара. Начальник городской полиции говорит о какой-то «психической блокаде», о нервных расстройствах у тех полицейских, которые пытались проникнуть в здание. Впервые приходится слышать, чтобы у полицейских были слабые нервы! Ответственные сотрудники Управления, прибывшие на место, вообще отмалчиваются и отказываются давать информацию. Похоже, у них ее просто нет. Неизвестен ни состав нападавших, ни их численность. Нет точных данных и о числе жертв. Час назад говорили о троих погибших, сейчас уже называют цифру шестнадцать. Все происшедшее внушает большую тревогу. Если наши спецслужбы не могут защитить даже себя, то могут ли чувствовать себя в безопасности рядовые граждане? Мы будем постоянно держать вас в курсе событий. А сейчас сообщаем последние изменения в курсе акций.
Снимая наушники, я поймал сочувственный взгляд летчика. Наверное, я был похож на человека, с которым произошло несчастье. Мне хотелось броситься к командиру и упросить его увеличить скорость. Однако я хорошо понимал, что это невозможно: менять характеристики полета такой махины, как страт, никто не будет. Можно успокаивать себя тем, что на сегодня это самый быстрый вид транспорта. А подойти к командиру все же следует: надо точно рассчитать, где мне выйти, чтобы добраться до Монтрё как можно быстрее.
Выяснилось, что следующим пунктом после Берна будет Лион; однако, если на борту найдется достаточное количество желающих, можно заказать флайер на Лозанну. Я заявил, что олицетворяю собой то самое необходимое количество, флайер должен быть заказан. Спорить со мной не стали.
В салоне меня встретил встревоженный взгляд Янины. Где я был? Что случилось? Я рассказал об услышанном по ТВ.
— И здесь этот старик! — воскликнула она. — Как он успел?
Глечке? Эта мысль еще не приходила мне в голову, но теперь, когда Янина высказала ее, она показалась логичной. Ведь ведущий говорил о психической блокаде, нервном расстройстве, возникшем у полицейских. Тем более я там нужен. Во всем Управлении о Глечке знают 7 — 8 человек, и никто не знает столько, сколько я.
Страт начал снижаться — мы приближались к Москве. Янина хотела лететь дальше со мной, но я заявил, что в этой ситуации пользы от нее будет немного, а опасности хватает. Будет лучше, если она свяжется со своим научным руководством и убедит его продолжить исследования в тайге. Важно знать, как поведут себя звери после гибели Лютова. Она согласилась. Уже объявили посадку в московский флайер. Я проводил ее до посадочной платформы. Неожиданно Янина крепко обняла меня, прижалась к моей груди. Впервые она поступала так на людях; сдержанный, слегка ироничный тон наших отношений не предусматривал подобных нежностей. «Береги себя», — услышал я шепот, Янина скрылась во флайере, чмокнул люк. Спустя минуту в иллюминатор я увидел, как похожий на цветастую бабочку флайер, выпорхнув из-под страта, устремился к земле; навстречу ему уже спешил московский челнок.
Оставшуюся часть пути я провел, не отрываясь от визора. Сообщения из Монтрё передавали каждые 15 минут, но новостей было немного. Последнее, что я услышал, была информация о том, что пожарные все же смогли войти в здание и начать тушение пожара, но встретили непреодолимое препятствие.
— Господин Ребров? — услышав свое имя, я обернулся. Это был кто-то из экипажа. — Пойдемте, я вас провожу.
Я думал, что мы пойдем к посадочной платформе, однако мы спустились на самый нижний ярус и направились в носовую часть.
— К сожалению, мы не можем выделить вам пассажирский флайер, господин Ребров, — объяснил провожатый, — ведь в Лозанне мы никого не принимаем. Поэтому мы вынуждены предложить вам служебную машину. Уровень комфорта там, конечно, ниже… Командир приносит свои извинения…
Машина с пониженной комфортностью оказалась хорошо знакомым мне «головастиком», и я охотно принял извинения командира. Впрочем, я принял бы их, даже если бы мне предложили прыгать с парашютом.
Отрыв от стартового стола был довольно жестким, ощущение было такое, словно меня изо всех сил стукнули коленом под зад. Мне никак не удавалось выровнять флайер, он отказывался выполнять команды. Взглянув на альтиметр, я понял, в чем дело: страт почти не стал снижаться ради меня, отрыв произошел на слишком большой высоте, и крылья не находили опоры. Наконец машина выровнялась.
Внизу расстилалось голубовато-серое пространство, казавшееся ровным и пустым. Это было озеро. Я направил флайер к северному берегу, увеличив скорость до максимальной. Вскоре я уже различал знакомую набережную, шпиль церкви. А еще я увидел клубы дыма, поднимавшиеся на окраине; сердце у меня сжалось.
На экране визора возник господин в форме и потребовал, чтобы я немедленно сменил курс и не смел приближаться к Управлению. Я заметил в небе несколько армейских вертолетов. Вступать в спор было бессмысленно, я пошел на посадку.
Так, не забыть удостоверение, значок на всякий случай тоже… Один квартал, другой… Ага, вот за тем поворотом… Ну конечно, оцепление. Вот мое удостоверение. Что там можно столько времени рассматривать? Уф, наконец-то. Ах, у нас тут еще и вторая цепь. Что он там бурчит? Кажется, что-то язвительное, насчет профи, которые сами себя защитить не могут, какой с них толк… Пусть, не обращать внимания. Наконец путь свободен. Странно, почему так пусто. Где все?
— Александр! Ребров!
Кто-то машет мне от правого крыла. А, это Хендерсен.
— Где вы все? Почему никого нет?
— Наши возле восточной стены. Пожарные установили там подъемник, пытаются проникнуть через чердак. Главный вход разрушен, вспомогательный заблокирован. Они страшно ругаются, что у нас нет окон. Дурацкая секретность! Мы уже несколько часов не можем попасть внутрь.
— Кто нападал? Сколько их было? Кто из наших погиб?
— Сам понимаешь, тут такая неразбериха, но кое-что удалось выяснить. Нападавших было шесть или семь человек. Они прибыли вчера поздно ночью на двух флайерах. Охрана почему-то не сделала ни одного выстрела. Больше всего погибших именно из охраны, но есть и инспектора. Чего никто не может объяснить, так это причин их смерти. Лишь несколько человек погибли от огнестрельных ранений, остальные от удушья, или от колотых ран, которые сами себе наносили, а двое — кто-то из охраны и Морис Минье из моего отдела — плавали вот в этом фонтане, представляешь? Ты помнишь Мориса? Он участвовал еще в делийской операции. И теперь в этом дурацком фонтане. Ты куда? Я же говорю — вход разрушен!
— Хочу взглянуть на разрушения.
Картина, открывшаяся моим глазам в вестибюле, действительно впечатляла. На месте стены, за которой находились лифты, и лестницы зиял огромный провал. Видна была искореженная кабина одного из лифтов, оголенные балки верхнего лестничного пролета. Внизу, на многометровой глубине, виднелись свалившиеся туда обломки.
— Вот, гляди. — Хендерсен обвел рукой разрушения. — Спасатели вначале хотели перекинуть здесь переносной пролет, но потом отказались — говорят, здесь все еле держится, взрыв был такой силы, что все может рухнуть в любой момент.
Взрыв… Я еще раз внимательно оглядел вестибюль, стеклянные двери, через которые только что прошел, — и шагнул вперед.
— Ты куда?! — услышал я крик Хендерсена. — Александр!
Труднее всего было сделать первый шаг, и я не выдержал, зажмурился. Как я и думал, моя нога не провалилась в пустоту, а ощутила все тот же мозаичный пол. Так, еще шаг, еще… С закрытыми глазами я могу потерять направление, а если открою, не закружится ли голова? Нет, не дождетесь, сволочи, ничего она не закружится.
Я открыл глаза. Никогда не думал, что буду ходить под куполом цирка, да еще по невидимой проволоке. Хотя каменный пол, это, конечно, не проволока, но передвигался я именно так. Так, еще немного… Внимание, где-то здесь должна быть лестница. Ага, вот ступенька. Еще, еще одна… Черт, эта балка торчит мне прямо в лицо. Ну конечно, нет тут никакой балки. Ну, наконец.
Я ступил на такую зримую, такую реальную лестничную ступеньку и обернулся. Мне показалось, что дыра позади меня как-то съежилась. У противоположного края топтался растерянный Хендерсен.
— Это галлюцинация, Берни! Иллюзия. Здесь можно ходить, как по проспекту. Пусть первые натянут веревку, так будет легче. Можно еще что-нибудь постелить на пол. Да, а что на заднем входе?
— Всех, кто приближается, словно бьет током. Какой-то разряд, люди теряют сознание. Ты куда — к генералу? Подожди, ведь там темно, свет отключен во всем здании. На, возьми!
Он размахнулся и бросил что-то через провал. Это был фонарик. Я включил его и поспешил наверх.
Уже на втором этаже у меня стало першить в горле, на третьем дыма было еще больше, дышать стало трудно, но огня я нигде не заметил. Двери всех кабинетов были открыты, в коридоре валялись листы бумаги, дискеты, еще что-то. Войдя в знакомую дверь, я был вынужден присесть на корточки: лишь возле самого пола еще можно было найти немного воздуха. В кабинете царил хаос. Справочники и папки с документами валялись грудой, беспомощно торчали ножки опрокинутого кресла, под ногами хрустело стекло.
— Генерал! — позвал я. — Господин Риман! Молчание. Дым ел глаза, я задыхался. Долго я так не выдержу. Я лег на пол и пополз вокруг стола. Вон там, за креслом — что это?
Генерал Риман лежал лицом вниз, левая рука прижата к горлу, правая вытянута вперед. Перевернув его, я увидел на груди большую рану. Неужели? Я тронул сонную артерию и почувствовал слабый толчок. Жив! Скорее наружу! Я поднял его и направился к выходу.
Только бы не потерять ориентировку и не упасть. Так, вот мы и в коридоре. Куда теперь — направо или налево? Я соображал уже с трудом. Да сюда же, сюда, идиот! На втором этаже я почувствовал, что теряю сознание, и сел. Внезапно Риман открыл глаза.
— Александр…
Я скорее угадал, чем услышал этот слабый шепот.
— Это они, Александр…
— Я знаю, молчите, вам…
— Мы нашли их. Вот…
Намертво сжатый кулак разжался, что-то плотное, негнущееся упало на пол. Я развернул. Это была фотокарточка покойной жены Римана — она всегда стояла у него на столе. Я недоуменно смотрел на нее, потом повернул. На обороте чем-то красным были крупно выведены какие-то цифры. Внезапно я понял.
— Северная широта, восточная долгота… Это где-то в Сибири?
— Да. Нашла группа Ковалека. Их всех убили, наверное. Они стерли все записи, сожгли архив, разбили компьютер. Они думали, это я Лизу… А я записал… Она еще раз помогла мне…
— Кто это был — Глечке?
— Нет. Тот, симпатичный…
— Кто?!
— Руперт. Да, вспомнил — Джон Руперт. Остальных не знаю.
Снизу послышались голоса, на стенах заплясали пятна света. Появились двое с носилками. Я помог уложить Римана и вместе с ними спустился в вестибюль. Весь провал был закрыт паласами, газетами, каким-то тряпьем — человек, попавший сюда впервые, не заметил бы ничего особенного. Полковник Готторп, один из заместителей Римана, стоя посреди вестибюля, отдавал распоряжения. Я доложил о том, в каком состоянии находится начальник Управления, и кратко, не вникая в детали, рассказал, кто и почему совершил ночное нападение. Полковник слушал раскрыв глаза — лишь немногие у нас знали о Глечке. В заключение я попросил разрешения вылететь на Гавайи, чтобы лично задержать преступника. Видно было, что полковнику хотелось под каким-либо предлогом задержать меня здесь, однако он кивнул.
Через несколько минут я уже был в воздухе. Связавшись с полицейским управлением в Гонолулу, я объяснил, что руковожу операцией по обезвреживанию опасного преступника, и попросил немедленно установить наблюдение за его домом, о результатах докладывать мне. Затем я произвел некоторые расчеты. Флайер, который я взял в ангаре Управления, относился к классу «кальмар», он был одним из самых быстроходных. На нем я могу добраться до Гавайев за 11… нет, пожалуй, все же за 12 часов. Неужели так долго? Мне хотелось увидеть его немедленно — эту якобы доброжелательную физиономию, увидеть и разрядить в него весь бластер. Как вы выразились, уважаемый профессор, — «вам нужно задержать и отдать в руки правосудия»? Нет, милый доктор, задача изменилась: я хочу уничтожить, да, именно уничтожить! Если бы он был сейчас здесь, рядом!
На экране радара я заметил странный маневр одного из кораблей, шедших во встречном коридоре: нарушая все правила, он разворачивался, меняя курс и приближаясь ко мне. Одновременно загорелся сигнал, извещавший, что кто-то хочет выйти со мной на связь. Я включил визор — и не поверил своим глазам: на экране передо мной был Джон Руперт собственной персоной!
— О, Джон! Привет! — Никто из сослуживцев, видевших меня полчаса назад, не мог бы предположить, что я могу быть таким приветливым, видимо, ненависть обострила мои актерские способности. — Что ты тут делаешь?
— Я услышал по ТВ, что случилось, и немедленно вылетел, — Он выглядел встревоженным и огорченным. — Я подумал, что смогу помочь.
— Правда? Каким образом?
— Ну, вы же знаете способности Томаса. Только я могу как-то справиться…
— Да, это серьезно. — Теперь я притворился озабоченным. — Давайте приземлимся где-нибудь и обсудим эту ситуацию.
— Давайте, конечно, только… Мне почему-то кажется, что вы мне не верите. Что-то не так? Почему?
Я не успел придумать правдоподобный ответ — он опередил меня. Я увидел, что он зачем-то всматривается в свой радар, затем он закричал:
— Он здесь! Александр, оглянитесь! Он позади вас!
Я оглянулся. Сзади, примерно в километре, действительно виднелось темное пятно. На радаре было видно, что это флайер того же класса, что и мой. Я дал увеличение и мысленно ахнул: под днищем корабля были укреплены две ракеты. Это был тот самый флайер-убийца, преследовавший несчастных девчонок!
Я не знал, какую игру затеял Руперт, не знал, кто находится в том флайере, я знал одно: ракеты этого типа — самонаводящиеся, скрыться от них практически невозможно, а их действие я наблюдал своими глазами. Я резко повернул корабль к земле. Если он будет стрелять сверху вниз, я, возможно, успею увернуться.
Однако преследователь повторил мой маневр. Он также снизился и вновь шел позади меня. Я прямо-таки кожей ощущал, что сейчас он нажмет на спуск. Вверх! Я до отказа натянул рули высоты, заставив флайер свечой взмыть в вышину. Никакого плана у меня больше не было, я хорошо знал, что потолок высоты у нас одинаковый, он настигнет меня на границе стратосферы. Мною двигал один лишь инстинкт самосохранения. Вряд ли он мог меня выручить. Вот сейчас он поймает меня в рамку прицела…
Внезапно впереди возникло темное пятно. Оно стремительно надвигалось, я попытался отвернуть в сторону, но оно тоже повернуло; я понял, что это, но сделать ничего было нельзя. Еще секунда — и я окунулся в абсолютный мрак. Мозг пронзила острая боль, все приборы погасли, мотор заглох. Это длилось какое-то мгновение, затем я вновь вынырнул в небо. Но это было уже другое небо.
Багровый небосвод давал немного света, но его хватало, чтобы разглядеть торчащие внизу острые, как ножи, скалы. И на них падал мой флайер. Я попытался включить двигатель. Безуспешно. Ну же! С третьей попытки он заработал. Я выровнял машину и первым делом осмотрелся: нет ли здесь моего преследователя. Нет, насколько удавалось разглядеть, я был один в этом тусклом небе, на котором виднелось солнце цвета ржавчины.
И тут на моих глазах произошло нечто удивительное: прямо ниоткуда в небе появился флайер. Но это был не преследователь — это был Руперт! Как и я, он был беспомощен и падал, кружась, словно осенний лист. Ниже, еще ниже… Как видно, пилоту никак не удавалось запустить двигатель. Он же разобьется! А разве ты этого не хочешь? Но вот над флайером взвился, раскрываясь, цветастый купол. Поздно, раньше надо было, идиот! Падение замедлилось, но оно все еще было слишком быстрым, а скалы — вот они, рядом…
Я не слышал звука удара, лишь видел, как брызнули камни, флайер скользнул еще ниже, еще удар… Я ожидал взрыва, но его не произошло. Парашют, зацепившись за скалы, подобно занавесу скрыл от меня место падения.
Я подлетел поближе. Где же сесть? А, была не была! Мое приземление тоже было не слишком мягким. Я выскочил из кабины и поспешил к флайеру Руперта, на ходу вытаскивая бластер. Почему так тяжело идти? Ноги словно налило свинцом. Я откинул край парашюта и увидел Руперта, пытавшегося выбраться из кабины. Получалось это у него не слишком хорошо.
— Вы мне не поможете? — попросил он. — Кажется, я сломал ногу.
Не знаю, как это случилось, но я подошел и подставил ему плечо. Он сразу повис на мне. Я дотащил его до ближайшего камня и усадил.
— Спасибо! Чертовски больно! — пожаловался он. — А это зачем? — Он кивнул на бластер. — Боитесь, что на нас нападут?
— Я пока вижу только одного хищника, способного напасть. Оружие затем, Джон Руперт, что вы арестованы.
— Арестован? — Он изумленно уставился на меня. — Почему?
— Перестаньте ломать комедию, Руперт! Вы организовали нападение на Управление.
— Я организовал?! Нападение? Кто вам это сказал?
— Вас узнал мой начальник. Вы, наверное, думали, что прикончили его, но старик оказался живучим. Не повезло вам, Руперт.
— Меня узнали? Ах вот в чем дело! — Он понимающе покачал головой. Он уже не казался удивленным. Но не выглядел и испуганным. Как ни странно, он был рассержен, даже зол.
Я набрал на браслете номер генерала, затем номера всех его помощников, дежурного… Сколько раз за последние часы я проделывал эту процедуру — двадцать? тридцать? Ответ был всегда один — молчание. То ли это какие-то помехи в эфире, то ли что-то случилось с моим передатчиком. Надо же было ему испортиться именно теперь, когда мне так нужна связь!
Завидев шествующую по проходу стюардессу, я замахал рукой, привлекая ее внимание. Не будет ли сударыня так любезна передать командиру корабля вот это? Это мое служебное удостоверение, а в него вложена записка с просьбой. Мне очень нужно связаться с моим руководством, а мой браслет… Вы передадите? И скажите ему, что речь идет о деле чрезвычайной важности.
Спустя несколько минут меня пригласили в кабину. Я никогда не был в кабине страта и потому, войдя, растерялся: это была не кабина, а целый зал, я бы долго искал в нем командира, если бы не помощь стюардессы. Мне уступили место у пульта, показали, как им пользоваться, и я набрал номер Римана. Я отчетливо слышал длинные гудки. У первого и второго помощников то же самое. И дежурный не отвечал. Складывалось впечатление, что во всем Управлении никого не было. Но такого просто не могло быть! Оставалась еще рация в оперативном отделе, она, это я точно знал, постоянно находилась в режиме приема. Я настроился на нужную волну и набрал код вызова. Шорох, треск — голоса эфира. Я не мог связаться с Управлением! Такого не случалось ни разу за все годы моей работы.
Видимо, у меня был настолько растерянный вид, что радист корабля пришел мне на помощь и, поколдовав над своей аппаратурой, повторил вызов. Результат был тот же.
Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся; это был один из членов экипажа.
— Это ваше Управление, которое вы вызываете, находится, случайно, не в Монтрё? Подойдите сюда, здесь по каналу «Глоубл информэйшн» передают о каких-то событиях в Монтрё…
Я поспешил за ним к визору. На экране было знакомое мне здание нашего Управления. Снимали издалека, оператору что-то мешало, потом я понял — он снимал через головы полицейских, стоявших плотной цепью вокруг всего сквера. Возле самого Управления происходило какое-то движение: кто-то бежал, за ним гнались, спешили люди с носилками… Что он говорит? Мне сунули наушники, я натянул их…
—…говорить, что само здание тщательно охраняется. Представляется невероятным, что кто-то мог решиться на подобную дерзкую акцию. Странно и то, что первыми о нападении сообщили не сами сотрудники Управления, а жители окрестных домов, разбуженные криками и звуками выстрелов. Однако прибывшие на место полицейские, а затем и пожарные почему-то не смогли войти в здание, из которого валили густые клубы дыма. Никто не может объяснить, почему до сих пор не производится эвакуация пострадавших и тушение пожара. Начальник городской полиции говорит о какой-то «психической блокаде», о нервных расстройствах у тех полицейских, которые пытались проникнуть в здание. Впервые приходится слышать, чтобы у полицейских были слабые нервы! Ответственные сотрудники Управления, прибывшие на место, вообще отмалчиваются и отказываются давать информацию. Похоже, у них ее просто нет. Неизвестен ни состав нападавших, ни их численность. Нет точных данных и о числе жертв. Час назад говорили о троих погибших, сейчас уже называют цифру шестнадцать. Все происшедшее внушает большую тревогу. Если наши спецслужбы не могут защитить даже себя, то могут ли чувствовать себя в безопасности рядовые граждане? Мы будем постоянно держать вас в курсе событий. А сейчас сообщаем последние изменения в курсе акций.
Снимая наушники, я поймал сочувственный взгляд летчика. Наверное, я был похож на человека, с которым произошло несчастье. Мне хотелось броситься к командиру и упросить его увеличить скорость. Однако я хорошо понимал, что это невозможно: менять характеристики полета такой махины, как страт, никто не будет. Можно успокаивать себя тем, что на сегодня это самый быстрый вид транспорта. А подойти к командиру все же следует: надо точно рассчитать, где мне выйти, чтобы добраться до Монтрё как можно быстрее.
Выяснилось, что следующим пунктом после Берна будет Лион; однако, если на борту найдется достаточное количество желающих, можно заказать флайер на Лозанну. Я заявил, что олицетворяю собой то самое необходимое количество, флайер должен быть заказан. Спорить со мной не стали.
В салоне меня встретил встревоженный взгляд Янины. Где я был? Что случилось? Я рассказал об услышанном по ТВ.
— И здесь этот старик! — воскликнула она. — Как он успел?
Глечке? Эта мысль еще не приходила мне в голову, но теперь, когда Янина высказала ее, она показалась логичной. Ведь ведущий говорил о психической блокаде, нервном расстройстве, возникшем у полицейских. Тем более я там нужен. Во всем Управлении о Глечке знают 7 — 8 человек, и никто не знает столько, сколько я.
Страт начал снижаться — мы приближались к Москве. Янина хотела лететь дальше со мной, но я заявил, что в этой ситуации пользы от нее будет немного, а опасности хватает. Будет лучше, если она свяжется со своим научным руководством и убедит его продолжить исследования в тайге. Важно знать, как поведут себя звери после гибели Лютова. Она согласилась. Уже объявили посадку в московский флайер. Я проводил ее до посадочной платформы. Неожиданно Янина крепко обняла меня, прижалась к моей груди. Впервые она поступала так на людях; сдержанный, слегка ироничный тон наших отношений не предусматривал подобных нежностей. «Береги себя», — услышал я шепот, Янина скрылась во флайере, чмокнул люк. Спустя минуту в иллюминатор я увидел, как похожий на цветастую бабочку флайер, выпорхнув из-под страта, устремился к земле; навстречу ему уже спешил московский челнок.
Оставшуюся часть пути я провел, не отрываясь от визора. Сообщения из Монтрё передавали каждые 15 минут, но новостей было немного. Последнее, что я услышал, была информация о том, что пожарные все же смогли войти в здание и начать тушение пожара, но встретили непреодолимое препятствие.
— Господин Ребров? — услышав свое имя, я обернулся. Это был кто-то из экипажа. — Пойдемте, я вас провожу.
Я думал, что мы пойдем к посадочной платформе, однако мы спустились на самый нижний ярус и направились в носовую часть.
— К сожалению, мы не можем выделить вам пассажирский флайер, господин Ребров, — объяснил провожатый, — ведь в Лозанне мы никого не принимаем. Поэтому мы вынуждены предложить вам служебную машину. Уровень комфорта там, конечно, ниже… Командир приносит свои извинения…
Машина с пониженной комфортностью оказалась хорошо знакомым мне «головастиком», и я охотно принял извинения командира. Впрочем, я принял бы их, даже если бы мне предложили прыгать с парашютом.
Отрыв от стартового стола был довольно жестким, ощущение было такое, словно меня изо всех сил стукнули коленом под зад. Мне никак не удавалось выровнять флайер, он отказывался выполнять команды. Взглянув на альтиметр, я понял, в чем дело: страт почти не стал снижаться ради меня, отрыв произошел на слишком большой высоте, и крылья не находили опоры. Наконец машина выровнялась.
Внизу расстилалось голубовато-серое пространство, казавшееся ровным и пустым. Это было озеро. Я направил флайер к северному берегу, увеличив скорость до максимальной. Вскоре я уже различал знакомую набережную, шпиль церкви. А еще я увидел клубы дыма, поднимавшиеся на окраине; сердце у меня сжалось.
На экране визора возник господин в форме и потребовал, чтобы я немедленно сменил курс и не смел приближаться к Управлению. Я заметил в небе несколько армейских вертолетов. Вступать в спор было бессмысленно, я пошел на посадку.
Так, не забыть удостоверение, значок на всякий случай тоже… Один квартал, другой… Ага, вот за тем поворотом… Ну конечно, оцепление. Вот мое удостоверение. Что там можно столько времени рассматривать? Уф, наконец-то. Ах, у нас тут еще и вторая цепь. Что он там бурчит? Кажется, что-то язвительное, насчет профи, которые сами себя защитить не могут, какой с них толк… Пусть, не обращать внимания. Наконец путь свободен. Странно, почему так пусто. Где все?
— Александр! Ребров!
Кто-то машет мне от правого крыла. А, это Хендерсен.
— Где вы все? Почему никого нет?
— Наши возле восточной стены. Пожарные установили там подъемник, пытаются проникнуть через чердак. Главный вход разрушен, вспомогательный заблокирован. Они страшно ругаются, что у нас нет окон. Дурацкая секретность! Мы уже несколько часов не можем попасть внутрь.
— Кто нападал? Сколько их было? Кто из наших погиб?
— Сам понимаешь, тут такая неразбериха, но кое-что удалось выяснить. Нападавших было шесть или семь человек. Они прибыли вчера поздно ночью на двух флайерах. Охрана почему-то не сделала ни одного выстрела. Больше всего погибших именно из охраны, но есть и инспектора. Чего никто не может объяснить, так это причин их смерти. Лишь несколько человек погибли от огнестрельных ранений, остальные от удушья, или от колотых ран, которые сами себе наносили, а двое — кто-то из охраны и Морис Минье из моего отдела — плавали вот в этом фонтане, представляешь? Ты помнишь Мориса? Он участвовал еще в делийской операции. И теперь в этом дурацком фонтане. Ты куда? Я же говорю — вход разрушен!
— Хочу взглянуть на разрушения.
Картина, открывшаяся моим глазам в вестибюле, действительно впечатляла. На месте стены, за которой находились лифты, и лестницы зиял огромный провал. Видна была искореженная кабина одного из лифтов, оголенные балки верхнего лестничного пролета. Внизу, на многометровой глубине, виднелись свалившиеся туда обломки.
— Вот, гляди. — Хендерсен обвел рукой разрушения. — Спасатели вначале хотели перекинуть здесь переносной пролет, но потом отказались — говорят, здесь все еле держится, взрыв был такой силы, что все может рухнуть в любой момент.
Взрыв… Я еще раз внимательно оглядел вестибюль, стеклянные двери, через которые только что прошел, — и шагнул вперед.
— Ты куда?! — услышал я крик Хендерсена. — Александр!
Труднее всего было сделать первый шаг, и я не выдержал, зажмурился. Как я и думал, моя нога не провалилась в пустоту, а ощутила все тот же мозаичный пол. Так, еще шаг, еще… С закрытыми глазами я могу потерять направление, а если открою, не закружится ли голова? Нет, не дождетесь, сволочи, ничего она не закружится.
Я открыл глаза. Никогда не думал, что буду ходить под куполом цирка, да еще по невидимой проволоке. Хотя каменный пол, это, конечно, не проволока, но передвигался я именно так. Так, еще немного… Внимание, где-то здесь должна быть лестница. Ага, вот ступенька. Еще, еще одна… Черт, эта балка торчит мне прямо в лицо. Ну конечно, нет тут никакой балки. Ну, наконец.
Я ступил на такую зримую, такую реальную лестничную ступеньку и обернулся. Мне показалось, что дыра позади меня как-то съежилась. У противоположного края топтался растерянный Хендерсен.
— Это галлюцинация, Берни! Иллюзия. Здесь можно ходить, как по проспекту. Пусть первые натянут веревку, так будет легче. Можно еще что-нибудь постелить на пол. Да, а что на заднем входе?
— Всех, кто приближается, словно бьет током. Какой-то разряд, люди теряют сознание. Ты куда — к генералу? Подожди, ведь там темно, свет отключен во всем здании. На, возьми!
Он размахнулся и бросил что-то через провал. Это был фонарик. Я включил его и поспешил наверх.
Уже на втором этаже у меня стало першить в горле, на третьем дыма было еще больше, дышать стало трудно, но огня я нигде не заметил. Двери всех кабинетов были открыты, в коридоре валялись листы бумаги, дискеты, еще что-то. Войдя в знакомую дверь, я был вынужден присесть на корточки: лишь возле самого пола еще можно было найти немного воздуха. В кабинете царил хаос. Справочники и папки с документами валялись грудой, беспомощно торчали ножки опрокинутого кресла, под ногами хрустело стекло.
— Генерал! — позвал я. — Господин Риман! Молчание. Дым ел глаза, я задыхался. Долго я так не выдержу. Я лег на пол и пополз вокруг стола. Вон там, за креслом — что это?
Генерал Риман лежал лицом вниз, левая рука прижата к горлу, правая вытянута вперед. Перевернув его, я увидел на груди большую рану. Неужели? Я тронул сонную артерию и почувствовал слабый толчок. Жив! Скорее наружу! Я поднял его и направился к выходу.
Только бы не потерять ориентировку и не упасть. Так, вот мы и в коридоре. Куда теперь — направо или налево? Я соображал уже с трудом. Да сюда же, сюда, идиот! На втором этаже я почувствовал, что теряю сознание, и сел. Внезапно Риман открыл глаза.
— Александр…
Я скорее угадал, чем услышал этот слабый шепот.
— Это они, Александр…
— Я знаю, молчите, вам…
— Мы нашли их. Вот…
Намертво сжатый кулак разжался, что-то плотное, негнущееся упало на пол. Я развернул. Это была фотокарточка покойной жены Римана — она всегда стояла у него на столе. Я недоуменно смотрел на нее, потом повернул. На обороте чем-то красным были крупно выведены какие-то цифры. Внезапно я понял.
— Северная широта, восточная долгота… Это где-то в Сибири?
— Да. Нашла группа Ковалека. Их всех убили, наверное. Они стерли все записи, сожгли архив, разбили компьютер. Они думали, это я Лизу… А я записал… Она еще раз помогла мне…
— Кто это был — Глечке?
— Нет. Тот, симпатичный…
— Кто?!
— Руперт. Да, вспомнил — Джон Руперт. Остальных не знаю.
Снизу послышались голоса, на стенах заплясали пятна света. Появились двое с носилками. Я помог уложить Римана и вместе с ними спустился в вестибюль. Весь провал был закрыт паласами, газетами, каким-то тряпьем — человек, попавший сюда впервые, не заметил бы ничего особенного. Полковник Готторп, один из заместителей Римана, стоя посреди вестибюля, отдавал распоряжения. Я доложил о том, в каком состоянии находится начальник Управления, и кратко, не вникая в детали, рассказал, кто и почему совершил ночное нападение. Полковник слушал раскрыв глаза — лишь немногие у нас знали о Глечке. В заключение я попросил разрешения вылететь на Гавайи, чтобы лично задержать преступника. Видно было, что полковнику хотелось под каким-либо предлогом задержать меня здесь, однако он кивнул.
Через несколько минут я уже был в воздухе. Связавшись с полицейским управлением в Гонолулу, я объяснил, что руковожу операцией по обезвреживанию опасного преступника, и попросил немедленно установить наблюдение за его домом, о результатах докладывать мне. Затем я произвел некоторые расчеты. Флайер, который я взял в ангаре Управления, относился к классу «кальмар», он был одним из самых быстроходных. На нем я могу добраться до Гавайев за 11… нет, пожалуй, все же за 12 часов. Неужели так долго? Мне хотелось увидеть его немедленно — эту якобы доброжелательную физиономию, увидеть и разрядить в него весь бластер. Как вы выразились, уважаемый профессор, — «вам нужно задержать и отдать в руки правосудия»? Нет, милый доктор, задача изменилась: я хочу уничтожить, да, именно уничтожить! Если бы он был сейчас здесь, рядом!
На экране радара я заметил странный маневр одного из кораблей, шедших во встречном коридоре: нарушая все правила, он разворачивался, меняя курс и приближаясь ко мне. Одновременно загорелся сигнал, извещавший, что кто-то хочет выйти со мной на связь. Я включил визор — и не поверил своим глазам: на экране передо мной был Джон Руперт собственной персоной!
— О, Джон! Привет! — Никто из сослуживцев, видевших меня полчаса назад, не мог бы предположить, что я могу быть таким приветливым, видимо, ненависть обострила мои актерские способности. — Что ты тут делаешь?
— Я услышал по ТВ, что случилось, и немедленно вылетел, — Он выглядел встревоженным и огорченным. — Я подумал, что смогу помочь.
— Правда? Каким образом?
— Ну, вы же знаете способности Томаса. Только я могу как-то справиться…
— Да, это серьезно. — Теперь я притворился озабоченным. — Давайте приземлимся где-нибудь и обсудим эту ситуацию.
— Давайте, конечно, только… Мне почему-то кажется, что вы мне не верите. Что-то не так? Почему?
Я не успел придумать правдоподобный ответ — он опередил меня. Я увидел, что он зачем-то всматривается в свой радар, затем он закричал:
— Он здесь! Александр, оглянитесь! Он позади вас!
Я оглянулся. Сзади, примерно в километре, действительно виднелось темное пятно. На радаре было видно, что это флайер того же класса, что и мой. Я дал увеличение и мысленно ахнул: под днищем корабля были укреплены две ракеты. Это был тот самый флайер-убийца, преследовавший несчастных девчонок!
Я не знал, какую игру затеял Руперт, не знал, кто находится в том флайере, я знал одно: ракеты этого типа — самонаводящиеся, скрыться от них практически невозможно, а их действие я наблюдал своими глазами. Я резко повернул корабль к земле. Если он будет стрелять сверху вниз, я, возможно, успею увернуться.
Однако преследователь повторил мой маневр. Он также снизился и вновь шел позади меня. Я прямо-таки кожей ощущал, что сейчас он нажмет на спуск. Вверх! Я до отказа натянул рули высоты, заставив флайер свечой взмыть в вышину. Никакого плана у меня больше не было, я хорошо знал, что потолок высоты у нас одинаковый, он настигнет меня на границе стратосферы. Мною двигал один лишь инстинкт самосохранения. Вряд ли он мог меня выручить. Вот сейчас он поймает меня в рамку прицела…
Внезапно впереди возникло темное пятно. Оно стремительно надвигалось, я попытался отвернуть в сторону, но оно тоже повернуло; я понял, что это, но сделать ничего было нельзя. Еще секунда — и я окунулся в абсолютный мрак. Мозг пронзила острая боль, все приборы погасли, мотор заглох. Это длилось какое-то мгновение, затем я вновь вынырнул в небо. Но это было уже другое небо.
Багровый небосвод давал немного света, но его хватало, чтобы разглядеть торчащие внизу острые, как ножи, скалы. И на них падал мой флайер. Я попытался включить двигатель. Безуспешно. Ну же! С третьей попытки он заработал. Я выровнял машину и первым делом осмотрелся: нет ли здесь моего преследователя. Нет, насколько удавалось разглядеть, я был один в этом тусклом небе, на котором виднелось солнце цвета ржавчины.
И тут на моих глазах произошло нечто удивительное: прямо ниоткуда в небе появился флайер. Но это был не преследователь — это был Руперт! Как и я, он был беспомощен и падал, кружась, словно осенний лист. Ниже, еще ниже… Как видно, пилоту никак не удавалось запустить двигатель. Он же разобьется! А разве ты этого не хочешь? Но вот над флайером взвился, раскрываясь, цветастый купол. Поздно, раньше надо было, идиот! Падение замедлилось, но оно все еще было слишком быстрым, а скалы — вот они, рядом…
Я не слышал звука удара, лишь видел, как брызнули камни, флайер скользнул еще ниже, еще удар… Я ожидал взрыва, но его не произошло. Парашют, зацепившись за скалы, подобно занавесу скрыл от меня место падения.
Я подлетел поближе. Где же сесть? А, была не была! Мое приземление тоже было не слишком мягким. Я выскочил из кабины и поспешил к флайеру Руперта, на ходу вытаскивая бластер. Почему так тяжело идти? Ноги словно налило свинцом. Я откинул край парашюта и увидел Руперта, пытавшегося выбраться из кабины. Получалось это у него не слишком хорошо.
— Вы мне не поможете? — попросил он. — Кажется, я сломал ногу.
Не знаю, как это случилось, но я подошел и подставил ему плечо. Он сразу повис на мне. Я дотащил его до ближайшего камня и усадил.
— Спасибо! Чертовски больно! — пожаловался он. — А это зачем? — Он кивнул на бластер. — Боитесь, что на нас нападут?
— Я пока вижу только одного хищника, способного напасть. Оружие затем, Джон Руперт, что вы арестованы.
— Арестован? — Он изумленно уставился на меня. — Почему?
— Перестаньте ломать комедию, Руперт! Вы организовали нападение на Управление.
— Я организовал?! Нападение? Кто вам это сказал?
— Вас узнал мой начальник. Вы, наверное, думали, что прикончили его, но старик оказался живучим. Не повезло вам, Руперт.
— Меня узнали? Ах вот в чем дело! — Он понимающе покачал головой. Он уже не казался удивленным. Но не выглядел и испуганным. Как ни странно, он был рассержен, даже зол.