Гордиенко Константин. Девушка под яблоней (Буймир - 2)

   Давно все привыкли: если пастуху полюбилось слово "сектор" или любое другое словечко, не скоро он с ним расстанется и будет повторять при всяком случае и даже без случая.
   - Я все стадии прошел, - снова ведет свое пастух. - Был и в комнезаме, и в партизанах, и кожухи для войны с Врангелем собирал. В моих руках вагон соли, а жинка варит уху - капельки соли нет. Вагонами лес через мои руки проходил, а хата стояла неогороженная.
   Гости удивлялись - не так уж стар, оказывается, годами Савва.
   Савва словно догадался:
   - Вот глядите - без единой морщинки рука.
   Гости с откровенным любопытством, словно некое чудо, рассматривали его могучую пятерню, сложенную в кулак.
   - В прежние времена быстро старились люди - подневольная жизнь нелегка! Рубаха, бывало, что голенище. А меня, черта с два, ни ветры, ни дожди не берут! Никакие невзгоды!
   Неожиданно пастух переключился на другое.
   Известно, не каждому дано управлять сектором, кое у кого, на взгляд пастуха, соображения не хватает.
   Не на Родиона ли, часом, намекает пастух? А то на кого же? Оговаривают председателя. Это уж слишком.
   Софрон Иванович находит, что путем сложных селекционных методов колхоз осуществил удачный опыт выращивания новой породы скота, которую надо и дальше развивать и совершенствовать. И тут же, обращаясь не к кому иному, как к пастуху Савве, ученый спрашивает: разве мы не переделываем таким образом природу на пользу людям, сообразно с заветами великого ученого Мичурина? Мы сами подчас недооцениваем свои успехи. Коровы Ромашка, Самарянка, от которых пошло удойное племя, свыше пятидесяти литров молока дают в сутки. Вот каких коровок нам Марко Саввич, дояр, выкормил. А в молоке до пяти процентов жирности!
   Родиона прямо-таки передернуло всего: ученый - и так поднял безусого паренька, Марком Саввичем величает! И носится с Устином Павлюком. Тот испокон веку злой недруг Родиону. И председатель должен на все это смотреть, слушать, поддакивать. Не будешь же возражать?
   Софрон Иванович твердит: еще несколько лет творческого труда, усилий - и ферма колхоза "Красные зори" по своим достижениям станет ведущей на всю республику. Правда, тысячеголового стада еще нет, но со временем вырастят.
   Не нужно большого ума, чтобы уразуметь, кому тогда вся слава достанется. Родион все видит, все как на ладони: договорились Павлюк с Завирюхой, хотят утопить Родиона. Разъедутся гости и разнесут позорные вести по всему свету - будто Родион не проявляет должной заботы о пастбище, о кормовой базе, вообще о ферме, мало ли что взбредет людям в голову? До самого Наркомзема доползут слухи - что тогда?
   Нет того чтобы с уважением к председателю...
   Глянув исподлобья на своих недоброжелателей, Родион стучит по столу. Велит подавать жареное-пареное.
   - Я здесь у руля! - потеряв власть над собой, выкрикивает он. С дребезгом разлетаются миски, бутылки. - Давайте хлеб, сало, все мечите на стол!.. Или у нас есть нечего! Хлеб белый пшеничный на хмелевой опаре. Сами дрожжи делаем. Есть и на молочной опаре, к киселю. Или, может, поджарить яишенку? Бегите в погреб, несите квашеных помидоров, арбузов, огурцов, капусту, яблоки. А то как же! Кликните огородника - пускай насобирает с грядки огурчиков, редиски, луку. Да не поспела ли там клубника? Открывайте кладовые, тащите вина, меду, крикните рыбакам, чтобы наловили карпов!
   Пусть знают - все здесь в Родионовых руках. И гости не без удивления смотрели на хмельного председателя, выкрикивавшего исступленно:
   - Я здесь у руля! Мне поручено возглавить огромное дело. На меня возложено руководство. Это ко мне, а не к кому-нибудь другому прибыла делегация. Ко мне Наркомзем командировал людей, а не к Павлюку! Я здесь руковожу!
   Устин Павлюк, до того почти не обращавшийся к председателю, сейчас резко бросил:
   - Ты что, белены объелся!
   Нарочно выставил председателя в смешном виде перед посторонними. А когда Родион грозно спросил, уж не думает ли Павлюк угрожать ему, Павлюк небрежно кинул:
   - Ступай проспись!
   Вовремя подоспели Селивон с Игнатом - их-то Родион всегда готов послушать - и, шепнув ему внушительно несколько слов, мигом утихомирили расходившегося председателя, вывели из-за стола и потащили к дому.
   Все облегченно вздохнули, а пастух Савва рассудительно заметил:
   - Человеку поучать хочется, а знаний маловато, вот и несет невесть что.
   И чтобы рассеять неприятное впечатление, произведенное Родионом на столичных гостей, пастух завел разговор о том, сколько пар туфель теперь у каждой дивчины - и летних, и осенних, и праздничных, и на будний день. Да еще хромовые сапожки с калошами, а для поля - простые яловые. А как в зимнюю пору навоз возить - так валенки надевают. Не то что в старину, бывало, Шевченко писал про девичью долю: "Якби менi черевики, то пiшла б я на музики".
   Пастух добился своего. Гости заулыбались, за столом опять завязалась живая беседа. Досадное приключение с Родионом забылось. Чародей этот пастух, да и только. Видно, подружил с учеными.
   Да и кому, скажите, теперь придет в голову, что черевики в свое время могли стать помехой девичьему счастью, не одной дивчине исковеркали судьбу?
   Санька обмахивала платочком раскрасневшееся лицо - уж очень душный день выдался, свет ей не мил, - сказала Тихону:
   - Как мне этот климат не нравится...
   Гулянье подходило к концу. Темное от загара лицо Саввы окутала мечтательная задумчивость, и он затянул тихую, протяжную песню. А песенник он был знаменитый! Бывало, шагая за стадом, как зальется, так поле волнами и заходит, в долине трава клонится.
   Та й прилетiли... прилетiли гуси...
   З далекого... з далекого краю...
   Он пел во всю силу легких, и в голосе его слышалось степное раздолье. О далекой старине пел. И восхищенные гости подтягивали ему. Самозабвенно гудел басом Софрон Иванович, не сводя влюбленных глаз с Саввы, исходившего песенной тоской, перекрывавшего своим сильным голосом весь хор. Академик тоже мастер петь, но далеко ему до пастуха.
   С молодым задором, словно вспомнив годы, когда ходил еще в парубках, пустился пастух приплясывать да каблуками пристукивать, разминать старые кости, с припевками, приговорками. Ну и раздоказал тут пастух. Как начал кружить да откалывать - и вприсядку, и с прискоком да еще музыкантов подзадоривает, чтобы поддали жару. То по новым голенищам дробь отбивает да по суконным штанам, то смушковой зиньковской, с длинным завитком шапкой помахивает, то, по-лебединому раскинув крылья, несется в белой, расшитой своей рубашке, пристукивая каблуком, - вихрь, а не пастух!
   А почему бы не повеселиться пастуху? Имя его занесено в красную книгу, скотина сыта, пасется на лугу, новые сапоги смазаны чистым, дегтем. И сын - приметный человек. Целая делегация прибыла набраться опыта у Марка. В хате добра полным-полно. Зерна навалено - аж потолочины расходятся, матица прогибается. Хлеба нынче удались буйные, за пятидневку восемьсот сорок га яровых посеяли. Пары чистые, свекла прорежена. Почему бы и не повеселиться? Заразительно поет и пляшет пастух Савва. Плавно поплыли за ним молодицы, закружились девчата в ярких венках. Мусий Завирюха, садовник и пасечник тоже не отстают, наяривают трепака.
   Выплывший над бором месяц осветил невиданное гульбище, в зеленовато-голубом его сиянии вскидывались взлохмаченные бороды.
   А о Тихоне и говорить не приходится. Вот когда настала его пора. Ходит каждая жилка у парня, пустился в пляс - знай чуб развевается по ветру. Как пошел туда-сюда выгибаться, коленца выделывать, с щелканьем, с уханьем! Девчата так и таяли...
   Едва стемнело, парни с девчатами, словно тени, стали исчезать за деревьями, кто втихомолку, незаметно, кто с песнями. Тихон повел в изнеможении приникшую к нему Саньку.
   Текля пошла домой, сосредоточенная, с замкнутым, строгим, почти суровым лицом, - кто знает, что творилось у нее на душе?
   Марко стоял в нерешительности - то ли провожать Марию из "Зеленого поля", то ли догнать Теклю, какая-то она сегодня невеселая. Ноги не слушались, отяжелели. И Мария, не дождавшись, медленно побрела к себе в деревню.
   19
   Вот так всегда и бывает: живет себе человек, ни сном ни духом ни в чем не виноват, ниоткуда беды не ждет - и вдруг на него, как на бедного Макара, разом все напасти валятся.
   Родиону и без того не сладко, спят и видят ненавистники, как бы его со свету сжить, а тут еще вдобавок ко всему своя жена голову крутит. Высохшая, злая, накинулась на него с попреками:
   - Где ночь пропадал? Пьяный, опухший, истасканный! С Санькой небось шлялся! А чтоб тебе горячей смолы напиться!
   Вот и разбери, чего прицепилась. На привязи держать его, что ли, решила? Нет того, чтобы с добрым словом, с уважением к мужу, который ночи не спит, для общего блага трудится. Брехлива больно, покою от нее нет. А потом пойдут по селу пересуды. Родион Ржа жинку поколотил, свернул скулу, ложки в рот не взять. Тесто месила, так он ее головой в квашню. Мигом дознаются, разнесут по селу. Кто-кто, а Родион у каждого на виду.
   Да как не узнать, когда жена сама же его срамит. Он ведь не рядовой колхозник. Что простому человеку сойдет, ему, Родиону, не пристало. Куда ни повернись - всюду враги... Вместо того чтобы как полагается обойтись с мужем, угодить, подластиться, подняла шум-гам, раскричалась на всю хату, да еще под утро, на рассвете, чтобы люди услышали. Вопить начала, когда кругом полно любопытных ушей. В своей собственной хате - и то всех остерегайся. Думал унять, стукнул сгоряча - такая хоть кого доведет. А она совсем ошалела, выскочила из хаты и давай верещать. Еще, чего доброго, сорока какая в райцентре раззвонит. Тогда хлопай глазами! Голосит на весь двор, на всю округу:
   - Я заботилась, старалась, а теперь ты топчешь меня? Хозяйство наживала, свиней, бычков выкармливала на продажу, все в дом тащила, а теперь не мила жена стала? Высохла да пожелтела, больная да старая? Молодую девку нашел? Шила, стирала, варила, угождала, а теперь куда я денусь? Что, у меня трудодни есть? Какую брал и что от меня осталось! Задергал, замучил, заел! Я уйду, а ты Саньку приведешь? На готовое хозяйство, на добро, что я своими руками наживала? Для кого я целое лето как лошадь работала? Кабана на десять пудов выкормила. А теперь нехороша? Кто за садом, за огородом приглядывал? Неужели бы я в колхозе не заработала? Взяла бы звено, свеклу вырастила - пятисотницей стала бы... не последняя была бы! Не забитая, не затурканная. Ни хлопот, ни мороки. Ни от кого бы попреков не слышала, никто бы не издевался надо мной. А теперь голая, босая. Ни почета, ни уважения. В колхозе людей отмечают, награждают, а от тебя один почет - синяки. За батрачку у тебя работаю. Когда ты меня на люди, как жену свою, хозяйку, вывел? Да и как мне показаться на народ, когда у меня ни одного трудодня! Что я, на конференциях бываю или могу похвастаться, что добилась каких-то особенных успехов, как другие женщины? Трех кабанов, корову, бычка выходила, а что заслужила? Что ни базар - тебе выручку тащила. Кажется, вполне окупила себя. Все обещаешь, что выделишь меня, дашь усадьбу, поставишь хату. Мне ли не знать твой суд, твою расправу - всем глотки залил магарычами!
   Родион Ржа совсем, без сил, с ног валится, а жена, вместо того чтобы помочь, прислужить, голосит на весь двор. Никак ее в хату не загнать. Не побежишь ведь за нею по улице. К лицу ли это председателю? Вселенское зерелище - председатель гоняется за собственной женой!
   Родиона оторопь взяла: дойдут толки до райцентра - что там подумают? До чего ж темная жена у председателя колхоза, решат наверху, некультурная, отсталая, собственной жены не сумел перевоспитать.
   Председатель, кажется, даже вздремнул с досады, но и сквозь сон слышал, как Марина плакалась да кляла его на всю улицу, чтобы народ слышал. Наделала шуму на все село, чтоб его ругали, а ей сочувствовали. Хоть и дрема берет Родиона, а проникает в хитрости Маринины. Правда, не каждый позволит себе открыто любопытствовать, как жена клянет председателя колхоза. Будь на месте Родиона другой человек, давно бы сбежались соседки, судачили здесь, перемывали косточки.
   - У нас в роду такого не было, чтобы кто семью бросал, - негодовала Марина.
   - А теперь будет! - решил Родион. - После такой бучи ни один муж не потерпел бы тебя в хате! Довольно!
   - Я тут хозяйка! - отчаянно кричала Марина. - Моя хата, коя корова... и я мать детям... никуда не уйду со своего двора! Чтобы люди смеялись? Да и дети на кого останутся? Другую найдешь - разве будет она матерью детям? И кто пойдет на чужих детей?
   Марина стояла под самым окном и пилила, пилила Родиона, передышки не давала, - скверная бабья привычка.
   - Домой пришел - обед сварен, рубаха чистая, скот ухожен, огород выполот, сад в полном порядке, дети накормлены, напоены. Так еще мало тебе? Не успел протереть глаза - уже жареное-пареное. За что побил? Из хаты выгонишь?!
   На жалобные причитания сбежались-таки соседки - как раз об эту пору полно дел во дворе, - сочувствовали: настрадалась, нагоревалась Марина за дурным мужем.
   Разбушевался, выгнал Родион жену из хаты, зовет Саньку:
   - Тесто замешено, ступай хлебы печь.
   Заупрямилась Санька, побоялась пересудов:
   - Не стану я за чужими детьми ходить.
   Нету лада в семье председателя - видят буймирцы.
   Кое-кто осуждал Марину и одобрял Родиона - поделом, дескать, проучил жену.
   - Такого мужа не ценить? - наставительно заметил чернобородый верзила.
   - Не гневи мужа, голубить его надо, - поучал рыжебородый.
   Всякие ветры гуляют на просторах Буймира!
   Вот узнает Селивониха, как опозорили ее Саньку, не миновать беды. Давно всем известно, до чего это ядовитая баба.
   20
   Сама светловолосая, брови черные - Санька. На лоб падают кудряшки. В круглых серых глазах, подернутых поволокой, иногда вспыхивают злые огоньки. Как-то Галя заметила Саньке, что зря она нарумянилась, своего румянца хватит. Санька упрямо бросила:
   - Пусть мне что угодно говорят, сама вижу в зеркало, что мне к лицу.
   Галя с осуждением сказала:
   - Не выношу фальшивой красоты.
   Санька насупилась.
   Увидела Тихона - захватило дыхание.
   Где ни появится Тихон, ей-ей, поют соловьи, заливаются девчата, наяву грезить начинают. Вот и Санька ни с того ни с сего зашлась звонким хохотом, словно в серебряные колокольцы заиграла. Самая голосистая из всех, самая видная. Сероглазая, круглолицая. Тихон, конечно, замечал, как менялись, завидя его, девчата: одни делались бойчее, говорливей, другие задумчивей, словно бы что печалило их, а иная гонору на себя напустит, важная, неприступная.
   Чувствуя на себе пристальные девичьи взгляды, Тихон весь так ходуном и ходит, вихляется, руки-ноги выкидывает, куражится, глазами играет, а картуз чудно так сползает на ухо, потом вдруг на нос; незаметное движение головы - и картуз съехал чуть не на самую макушку. В кольце восторгов, вздохов, взглядов Тихон исступленно затянул:
   Одна возлюбленная пара
   Всю ночь гуляла до утра...
   Сильный голос его раскатывался, с ума сводил Саньку, - уж конечно недаром поет эту песню Тихон. Девушки терялись в догадках: кого он хочет завлечь? Давно ведь перестал гулять с Теклей. Да Текли и не видно на гулянках, разве когда кино посмотрит и то со стариками домой спешит. В хате тоску свою хоронит. Что за причина? А Тихон не очень об этом убивается. Наоборот, на все село слышно его - веселый, буйный горлан. Уж не завлек ли снова какую девушку? Взгляд у него такой неподвижный, задумчивый, пышный чуб навис над переносьем, дым из цигарки вьется мечтательно. Стоит Саньке взглянуть на парня - сердце млеет. Все село под гармонь плясом прошел. Статный красавец. Козырек блестит, глаза сверкают.
   Бросая лукавые взгляды на Тихона, Санька подхватила:
   Надежды не теряла,
   Все милого ждала...
   А Тихон кривлялся, грудь нараспашку, в татуировке, голые по локоть руки перевивали "барышни", так и тянутся к нему взгляды, весь он особенный! Где б ни появился, веселее на улице.
   Девчата строили догадки: не потому ли Тихон неравнодушен к Саньке, что она однажды выручила его из беды. Ехал Тихон как-то под хмельком с ярмарки, да и наскочил на сосну в Лебедине. Хмельной угар мигом из головы вылетел, а водкой от него так и несет. Ну, Санька и дала ему пшена - ешь. Тихон горстями запихивает в рот, жует сухое пшено, лишь бы перебить спиртной дух, да заедает лавровым листом. Пока появился милиционер, Тихон целый пучок лаврового листа сжевал. Как тот ни принюхивался, ничего не учуял.
   - Ты ж пьяный! - напустился он на Тихона.
   - Тормоза барахлят. Хоть сейчас на экспертизу, маковой росинки во рту не было!
   Тихон, он кого хочешь проведет, перехитрит.
   Тут как раз подоспел Родион, вызволил парня из беды.
   Правда, не всех девчат околдовал Тихон. Галя, например, поморщившись, сказала: послушать Тихона, недалеко он ушел от племенного бугая. Галины слова вызвали смех у всей девичьей компании. И надо сказать, с ней согласны были и некоторые ребята - Марко, Сень. Галя открыто высказывала презрение к Тихону, она и Теклю в свое время предупреждала, чтобы не связывалась с этим хитрюгой, - за всеми волочится, хвастун, обманщик.
   С появлением Тихона ребята примолкли, погасли, как звезды перед рассветом. Марко - тот, правда, никогда не скрывал своего к нему отношения. "Один ветер в голове!" - насмешливо кивал он в сторону Тихона. Из зависти, не иначе, решил Тихон, заносятся Марко. Самого-то его никто замечать не хочет в их компании. С девчатами держаться не умеет. Ни поговорить, ни посмешить. Ни спеть, ни пошутить, ни потанцевать. Ни поухаживать - не только за привередливыми, а за самыми смирными. И вообще - не умеет ладить с порядочными людьми: с председателем, завхозом, кладовщиком вечно на ножах. Тракторист Сень своему приятелю под пару, тоже неуважителен с достойными людьми.
   А Тихон насчет обхождения - мастер, никто за ним не угонится. Вот и сейчас. Разговаривает с девчатами так, словно бы и голос не его вкрадчивый, в душу так и лезет.
   Первым делом поинтересовался, что это Санька читает, потом взял книжку, перелистал с видом знатока и, заметив длинненькие листочки, вложенные туда девушкой, любезно вернул книгу. Сделал глубокомысленный вид, зажег папиросу, пустил струю дыма, потом с легкой улыбкой спросил девушку, как она понимает любовь. Девушка сконфузилась, а Тихон затянул:
   А в двенадцать часов ночи
   Наша кончилась любовь!
   И не понять - кому Тихон свою сердечную тоску изливает, на что намекает песней? Прислушиваются девчата, - какой, право, загадочный парень этот Тихон. Куда бы ни поглядела Санька - вечно он перед глазами стоит. Словно бы чем опечаленный. Что бы это значило? Галя, не долго думая, решила: с небольшого ума. Да как прыснет! На Тихона в те поры нашел веселый стих, захотелось позабавиться - начал вывертывать девчатам пальцы, цветы отнимать. Дошла очередь до Саньки. Она то визжит, то утюжит кулаком по дюжей спине, а Тихон поеживается от удовольствия, разные штуки откалывает, потом давай приплясывать, - огонь-парень! Крикнув: "Рвите цветочки, пока цветут!", пытался сорвать поцелуй с Санькиных уст, да девушка подняла визг на всю улицу.
   Галя тут и подумала: не потому ли стал чужим для Текли парень, что поняла она его непутевый характер?
   Девчата меж собой переговаривались:
   - Долго она его раскусить не могла.
   - И как раньше ничего не замечала?
   - Притворялся.
   - Предостерегали люди - почему не послушала?
   - Пока сама не убедилась - не верила.
   Гале стало жаль подругу.
   - Тихону небось и горя мало, ему все нипочем, как с гуся вода.
   Бывают же такие удивительные натуры.
   На что уж из себя виден Панько Цвиркун, но далеко ему до Тихона. А Хведь Мачула, Яков Квочка разве ровня?
   Панько Цвиркун, прижмурив глаза, давит гармонь, наигрывает, распевает, парни скалят зубы, а девчата только заливаются стыдливым румянцем. Растянет вовсю гармонь - у девушек даже дух захватывает. Потом плывет по поляне, приплясывает, изгибается, одной подмигнет, другую обожжет взглядом. Сдавит гармонь - дух так и выпирает. Девчат, право же, в дрожь бросает. Очень легко танцует, не то что иной - трясет всем телом, а повернется - словно у него мешок на спине.
   Панько Цвиркун, надобно вам знать, известен не только в кругу молодежи, но и среди людей почтенного возраста. И постарался об этом Родион Ржа, который был очень высокого мнения о талантах счетовода, даже Урущаку как-то похвалил его; это слышали все, кто был тогда в конторе.
   - Большим талантом одарен парень и никогда не пьянеет, - говорил Родион Ржа.
   В чем же заключался талант Панька Цвиркуна?
   Придет, случалось, колхозница в контору, Панько Цвиркун начинает на потеху присутствующим:
   - Вы, тетка Лизавета, с нашего сельсовета?
   - А как же, с нашего... Вот пришла, чтобы написали мне бумажку.
   Подробно расспросив женщину, какой был кабан, чем кормила, толстое ли было сало и много ли начинила колбасы, Панько Цвиркун охотно берется за перо:
   - Бумажку написать не тяжко...
   Ну, само собой разумеется, не только в острословии, танцах да песнях заключался талант Панька Цвиркуна. Одним мановением руки он сотни центнеров зерна списывал в "мертвые отходы", тысячи рублей денег перебрасывал в графу "производственные расходы". Этим-то как раз больше всего и полюбился он Родиону.
   А уж веселый, а придумщик, а забавник! Сестра с мужем что-то долго не наведывались, так Панько дает телеграмму: мать померла, в воскресенье хороним.
   Сестра идет улицей, голосит: "Ой, мамонька, ой, родная, на кого же ты нас покинула..." И вдруг видит через забор - мать в саду варенье из вишен варит. Смеху было! Чуть до ссоры дело не дошло. Ну, посидели, выпили по рюмке, сестра обратно - детей-то дома на соседей оставила.
   Находчив Панько Цвиркун, однако и ему далеко до Тихона.
   Санька глядела на вишневый закат, потом перевела глаза на Тихонов галстук и в увлечении запела. К ней присоединились девчата. Голоса разлились по низине. Девчата сплетали чудесный песенный венок. Санька в забытьи выводила на все леса и долины: "Как пошла я в яр за водою, а там милый гуляет с другою..." Не иначе как на Тихона намекала. Грудастая, крепко сбитая, она заглушала всех. Голос словно бы из земли бьет, заливает все вокруг.
   "Никто так не страдает, как милый на войне, он пушки заряжает и думает о мне..." Не песня, а чудо!
   Девичья красота! Поди оцени ее, капризная штука! Смотришь - ничего особенного, заурядное, усыпанное веснушками личико, вздернутый носик. Но стоит девушке запеть - и не узнать ее: лицо вдохновенное, светлые ресницы, совсем будто трепещущие крылышками мотыльки, в глазах мечтательная задумчивость, не то печаль, выцветшие на солнце брови отливают золотом, ровный пробор, белые как снег зубы, алые, словно лепестки розы, губы. И вся она с ее вздернутым носиком - прелесть, да и только! Вот и пойми здесь, что же такое красота.
   После Саньки запел Тихон. То присядет, то метнется, раскинет руки, будто крылья, то совсем сходит на нет голос, затихает, замирает, то снова зальется парень:
   Чи я мало сходив свiта,
   Чи я мало бачив цвiта!
   И опять на все лады, на все голоса. Волосы растрепались, брови насуплены, глазами так и бегает, того и гляди рассыплется или взлетит к небу. Он даже под девичий голос подладиться может. Да под какой только не сможет! "Ой, продала дiвчина сало, та купила козаку кресало!" Хват-парень, что и говорить! Удивительные песни поет, высмеивает, как в старину любились парубки с девчатами, глядели друг на друга да вздыхали. Вот чудеса! "А капуста низко стелется, один ходит, другой сердится!" Ну кто еще сумеет так? У кого хватит выдумки? Не каждый способен на припевки, приговорки. Марко, например, в компании - никуда! Веселый парень Тихон, что и говорить! В пляс пустился, носками так и чертит, то привскочит, то присядет, каблуками пристукивает с вывертом и опять носками узоры разузоривает, кренделя выписывает. Санька рот разинула от удивления. С таким никогда скучно не будет. "Ой, капуста, ты рассада моя - ой, дивчина, ты досада моя!"
   Санька склонила голову, размечталась, глаз не в силах оторвать от неуемного хлопца, который давно уже не перестает волновать ее. А Тихон вдруг перешел на печальные песни. Надрывая девичье сердце, истошно завыл:
   Ти не знаеш, що я
   Край вiконця милуюсь тобою...
   Каких только мыслей, чувств не навевает песня! Парни сбились в сторонке, тихонько переговаривались, бросали на Тихона завистливые взгляды, посмеивались. А что им остается делать? Кому под силу состязаться с ним перед девушками?
   Бойкая на язык Галя не очень-то церемонилась с Тихоном: литровка да девка - всего, мол, и разговоров у него. И, надо сказать, молодежь соглашалась с ней.
   Санька возразила:
   - Э, нет, что ни говорите, а в Тихоне что-то есть.
   - Романтическое, - поддакнула девушка с книжкой.
   - Разве что чуб, - ответила Галя.
   Завязался короткий спор. Похоже, ни одна из них не оставалась к нему равнодушна - только кому он в сердце запал, а кому в печенки.
   Девушка в зеленом платке:
   - В танцах никто с ним не сравняется, перетанцует самого Панька Цвиркуна, Якова Квочку и Хведя Мачулу.
   Девушка с цветком в косах:
   - А в песнях, а в приговорках...
   - А играет как! - заметила девушка с русыми волосами.
   - На нервах, - к слову сказала Санька, видно неравнодушная к Тихону.
   А другие разве были равнодушны?
   Однако Галя беспощадна:
   - Такое мелет, что уши вянут!
   Девушка с книжкой:
   - Да еще норовит щегольнуть русским словечком...
   Галя:
   - А когда в школе учился, так по русскому языку три с минусом имел.