Гордиенко Константин. Девушка под яблоней (Буймир - 2)

   Из густого бора показались хлопцы в короткополых кожушках. Легко ступая, щурились на солнце на пеструю толпу. Обветренные лица, веселые взгляды. Захотелось посмотреть спектакль, навестить соседей. Гости принесли с собой запахи смолы и терпкие шутки.
   - Уж не свататься ли, чего доброго, заявились? - задорно встретила парней Санька, поводя глазом на смушковые шапки и бравую выправку хлопцев.
   - Пусть сова, абы не с нашего села! - дедовских времен шуткой ответил кряжистый хлопец Данько, до крайности довольный и собой, и ясным днем, и добротным своим кожушком, и бог весть чем еще - просто кровь бунтует от избытка сил.
   Будто так уж гремит слава о Куликах!
   Да разве девчата не сумеют ответить куличанам?
   - Не в очень большой чести здесь ваши парни. Слава-то о них гремит, только какая? - кидает Галя под дружный смех девчат. Ни во что поставили куликовских ребят: мол, хуторяне!
   Подобные стычки повелись меж соседями издавна. Девчата знать не хотели куликовских ребят, уж слишком высоко ценят себя, при всяком удобном случае похваляются своим достатком - на трудодень пришлось по пуду сена, за стогами, мол, не видно Куликов!
   - Из-за сена свету белого не видите! - отрезала Текля.
   Остры на язык девчата в Буймире, убедились хлопцы.
   Кулики, видно, играли на чувствительной струнке. Из-за чего возникали все споры в Буймире? Деревенские горлопаны - Игнат Хоменко с Селивоном при всяком удобном случае подбивали народ, завистливо кивали в сторону Куликов: вот где прорва сена, почитай в каждом дворе по две коровы стоит, да свиней по четыре штуки, телята, овцы, птица... За зиму откармливали, сбывали на базар. И маслом торговали... Озолотиться можно!
   Сеяли недовольство в хлипких душах, во всем винили Устина Павлюка что не думает о людях, завел ферму, которая съедает все сено.
   - А в Куликах заботятся о личном хозяйстве! - захлебываясь, хвалили соседей, ругали на все корки Устина Павлюка.
   - О государственных нуждах, - отвечает Устин Павлюк, - пусть другие, значит, пекутся? Буймир занимается развитием общественного животноводства, завел ферму, насадил сад, дает прибыль государству, а от этого плывут достатки и в колхозный двор...
   Это самое и доказывает теперь Галя соседям.
   Куличан нелегко убедить, пронять разумным словом. Очень уж важничают девчата! Ученые - страсть! В газетах о них пишут, на конференциях расхваливают. Кстати сказать, чего бы ради так часто и наведываться сюда хлопцам, кабы не знатные девчата. Не известно еще, однако, где эти гордячки свое счастье найдут.
   Девчата оказались не очень падкими на подобные соблазны, их сеном не заманишь, привязаны к своему Буймиру, - или не видно, как изменилось село, как развивается хозяйство, какие собираем урожаи? А культура, клуб, библиотека?
   - Хозяйство, это верно, большое у вас, а вот почему трудодень скудный? - посмеиваясь, кольнул Данько; заковыристым вопросом своим, показалось ему, ошеломил, загнал в тупик.
   Но Текля не растерялась. Досада берет на чванливых соседей. Заговорила о расцвете, о росте хозяйства в Буймире, стала вспоминать, что именно построили и сколько трудодней за последние годы вложили в строительство. Построили зерносушилку, коровник, плодосушилку, Дом культуры, сад посадили, запрудили пруд. Вдуматься только - сколько всего переделано! Сокровища, массивы!
   Почти что лекцию прочитала. Впрочем, Текля была очень мила в своей горячности, и потому ребята не без удовольствия слушали ее.
   Текля еще школьницей была - десять лет всего, как стали сводить землю в большие массивы, - и то врезалось в память, сколько было споров, сомнений, передряг. Теперь-то все наладилось. Лет через пяток, как развернется хозяйство, вырастут доходы, ого какие станут трудодни! И пошла допекать: а соседи как развивают свое хозяйство, чем поспособствовали процветанию страны? Не пора ли им выходить на широкую дорогу, не все сидеть в запечье.
   Позволила себе резкие выпады, перешибла пустое краснобайство, пошатнула веру в славу Куликов. Пока хмурились хлопцы, девчата, сверкая белыми зубами, вышучивали соседей. Ох, не по душе были шуточки гостям.
   5
   Павлюк, Мусий Завирюха и Текля брели полевой дорогой, поеживаясь от ветра и от снедавшей их заботы. Задребезжала машина, вынырнула из лога, заведующий райзу Урущак подсадил неразлучных друзей. Потемнело брызжущее здоровьем лицо Урущака, очень строго разговаривает он с Павлюком - дела государственной важности. Но Павлюк, однако, довольно спокойно выслушал брошенный ему резким тоном вопрос, почти приказ: думает ли он, в конце концов, сеять гречиху и просо?
   Еще разгуливали на просторе ветры, студили землю, тревожили душу: зерно в земле лежит, не набухает, не развивается, не пробиваются ростки.
   - Конечно, думаю, а то как же! - отвечает Павлюк.
   Эту беспечно брошенную фразу Урущак воспринял почти как непристойность. Ведь люди рядом, видят, как председатель колхоза разговаривает с представителем райцентра. Ну, какое впечатление может произвести на присутствующих подобное обращение? Отвечает как бы нехотя. Словно это такие пустяки, о которых и разговаривать не приходится.
   - Когда? - деланно спокойно переспрашивает Урущак. Не станет же он горячиться.
   - Ведь мы только-только посеяли ранние зерновые, - последовал опять беспечный ответ.
   Известный на всю округу своим умением соваться куда не следует, Мусий Завирюха встревает в разговор:
   - Еще не прогрелась земля. Как можно сеять?
   Постоянно выступая на совещаниях в качестве прославленного знатока грунтов, он частенько пересыпает свою речь разными агрономическими терминами, вот ему и кажется, что он уже все мировые истины постиг. И как нужно выращивать гречиху, просо... А не замечает того, что старые навыки еще путаются под ногами. Нет, не тверд еще этот человек в основах научного земледелия. Да и сам Павлюк недалеко от него ушел, не избавился еще от старозаветных привычек. И Урущак на смех поднимает отсталых хлеборобов:
   - Еще майские жуки не летают?
   Намекает: по дедовским, мол, заветам хозяйство ведете.
   А Устин Павлюк без всякого стеснения встает на защиту, можно сказать, отживших, старинных примет:
   - Майские жуки как раз тогда и начинают летать, когда земля прогреется.
   Урущак изумлен: что ты за хозяин в таком случае и куда поведешь колхоз с подобными взглядами?
   Павлюка не переговорить. У него подпевал хватает. Обветренная девушка-бригадир тоже твердит:
   - Загоним просо в стылую землю - полезет сорняк и забьет просо... Не раз уж бывало...
   Можно подумать - невесть какой опыт хозяйствования у нее за плечами!
   - Ранние зерновые и те еще никак не пробьются - земля холодна. Даже не проклюнулись еще... Как же сеять просо и гречиху? - добавляет Устин Павлюк.
   За ним и Мусий Завирюха твердит, что ранняя гречиха, как правило, зацветает в самые жнива и оттого спекается. Солнце выжигает цвет. Необычайное единодушие поражает Урущака. Видно, никто не смеет противоречить председателю. Разве не известно, как он "воспитывает" массу? Придется сделать выводы. По дедовским заветам хозяйство ведут. На совещании придется высмеять.
   Тут Текля, хоть ее никто и не спрашивает, снова говорит:
   - А поздняя гречиха цветет в августе, ночи тогда длинные, обильные росою, не так палит солнце.
   Сомнения нет, Павлюк перетянул на свою сторону полеводов. А этот доморощенный агроном Мусий Завирюха уж не лекцию ли вздумал читать?
   - Поздняя гречиха цветет, когда уже нет корму для пчелы. Таким образом, мы тут имеем двойную выгоду - и страхуем себя от неурожая и медосбор обеспечиваем.
   Павлюк - на людях, заметьте! - напоминает Урущаку:
   - Разве вы забыли, как Дорош по вашему настоянию посеял кукурузу в стылую землю? Кукуруза переболела, плохо росла, пожелтела. А та, что была посеяна позднее, в прогретую землю, дружно пошла в рост и удалась на славу.
   Урущак, однако, привык больше давать распоряжения, чем вступать в споры. С ними только заведи дискуссию - до утра не переслушать и не прийти к согласию.
   - Что нам Сумы скажут, если затянем сев гречихи? - спрашивает он. Неужели вы ставите под сомнение директивы земельных органов?
   И пригрозил Павлюку: если вздумает нарушать агротехнические мероприятия, затягивать сев гречихи - это ему безнаказанно не пройдет! Придется иметь дело с прокурором!
   Ясно, такие речи должны протрезвить и самого Павлюка и его сторонников, предостеречь от самовольных действий.
   Перешли на другое поле.
   Сеятели понуро брели за сеялкой, высевали в разрыхленную влажную землю свеклу. Урущак и здесь подметил неполадки. Что бы творилось, не наблюдай он за порядком! В этих "Красных зорях" всегда хотят поставить на своем! Урущак приказывает сеять свеклу на глубину семь-восемь сантиметров. Павлюк возражает:
   - Весна холодная. Пока растение пробьется с такой глубины свернется, недружные всходы будут.
   - А тут насядет долгоносик, - вставляет Мусий Завирюха.
   - Влаги достаточно, и неглубоко посаженные семена дружно взойдут, поддакивает и Текля.
   - Как знать?
   - Я ведь звеньевой была, знаю, как выращивать свеклу.
   Вот и поговорите с ней! Да, видно, под стать себе кадры воспитал Павлюк. Значит, по-своему сеют! А что будет, как дойдет до прополки? Урущак еще раз предостерегает Павлюка - не пришлось бы иметь дело с прокурором. Разве они не знают, какое огромное значение придает государство этой технической культуре?
   Разумеется, прокурор в этом деле без Урущака разбираться не станет. Все зависит от него. Павлюк это прекрасно понимает, потому и разводит беспомощно руками - обязан выполнить приказ.
   Павлюк делает, однако, попытку принизить авторитет райзу, - как иначе поймешь его слова:
   - А помните, как получилось с бишкинским председателем, отказавшимся пересевать свеклу? Председателя сняли, а свекла взошла. На тех же полях, где пересеяли, семена лежали-лежали в сухой земле и потеряли силу.
   - Ты мне глаза не замазывай! - небрежно бросил Урущак, оставляя без внимания доводы Павлюка.
   Удивительное дело. Все ссылаются на свой опыт. А Урущак что, не имеет опыта? С потолка берет свои указания?
   - А почему на низинах не сеете? - спрашивает заведующий райзу Павлюка.
   - Не могу - воды полно.
   - Сейте тогда по высоким местам.
   - Не могу.
   - Мне же рапортовать надо!
   - А мне не нарушать севооборота.
   - Это еще что за выдумки?
   - У нас есть участки, которые выпадают из общего севооборота.
   - Какие такие участки?
   - Пески, солончаки, лога...
   Вот так новость! Урущак впервые слышит! На этот счет еще придется потолковать. Урущак своевольничанья не потерпит! Он искал сочувствия, но встречал одни хмурые взгляды. Ах вот как, его установки им не по вкусу?
   Урущак уже направился было к машине, как вдруг его внимание привлек рослый, дюжий заместитель председателя. До того момента Родион Ржа молча наблюдал за перепалкой, правда то и дело меняясь в лице и явно сочувствуя Урущаку. Он несколько раз пытался вставить от себя словечко, да его всякий раз перебивали. Но тут уж он не мог смолчать - сразу видно, не любит неправды человек - и высказал, наперекор Павлюку, свою точку зрения.
   - Хватит уж нам цепляться за суеверные приметы, пора прислушаться к мнению представителей райцентра и начать вести хозяйство по указанию науки! - сказал он твердо и решительно.
   Слова эти, конечно, доставили удовольствие Урущаку. Вот кому надо быть председателем! Вот кто поставит на ноги хозяйство, да разве при Павлюке удастся кому-нибудь проявить свои способности?
   Урущаку представился случай убедиться: Родион - весь внимание и покорность. Родиону ли, в самом деле, не знать, как вести себя с начальством! Другое дело при встрече с рядовыми людьми - там он может разрешить себе перебивать, приказывать или вовсе не слушать.
   Садясь в машину, Урущак строго бросил Павлюку:
   - Зайдешь ко мне в кабинет, поговорим.
   - Сев... когда мне ходить по кабинетам в такую горячую пору! усмехнулся Павлюк. Но за шумом машины Урущак, кажется, не расслышал его.
   Друзья стояли на пашне. Нерешительность охватила их...
   - Не иначе как рапортовать торопится Урущак: опередил все районы по севу! - делает вывод Мусий Завирюха.
   - Земли южной полосы раньше просыхают, разве нам можно за ними угнаться! - пожал плечами Павлюк.
   Родион промолчал.
   6
   Под вечер Текля с подругой забежала на минутку домой, оживленная, проголодавшаяся, склонилась над миской.
   Мавра, подоив на ферме коров, сварила обед, потом взялась сажать картошку. Похвасталась дочке:
   - Четыре корца картошки посадила...
   Текля просит мать не переутомляться.
   - Разве мы бы с отцом не помогли...
   - Дождешься вас! - со смехом отвечает Мавра; знает: дочка в поле занята, отец - в саду.
   - И потом: что это за мера - корец? - переводит дочь разговор на другое.
   - А что?
   - Нелитературно...
   Мавра удивилась. Вечно дочка что-нибудь придумает.
   - Как моя мать говорила, так и я говорю! Нелитературно! Работала девка в поле - была Настя, поучилась на курсах - стала Надия.
   Дочь уткнулась носом в миску. Галя расхохоталась.
   У матери свои взгляды, свои вкусы.
   Должно быть, чувствуя за собой вину, старается Текля избежать материнских попреков.
   Нет, не одобряла Мавра дочку. И сегодня пришла на рассвете.
   Сурово отчитывала ее Мавра: ходит словно пьяная, не поест вовремя, не поспит. Где ж ей бригаду вести, когда ночи напролет прогуливает? Пусть о своем добром имени подумает, как бы люди плохого чего не сказали. Известное дело, что матери в таких случаях говорят. Старая привычка завела при чужих разговор. Галя поднялась было идти, но Текля не отпустила ее - при подруге мать скорее уймется.
   Вчера Мавра долго не могла уснуть, тревожные мысли отгоняли сон. Текля с улицы пришла, неслышно разделась, бледная, словно чем опечаленная и вместе с тем веселая, чудная какая-то, возбужденная и усталая, глаза то полузакрывались в истоме, то лучились счастьем и тогда становились ясными-ясными. Мать чуяла - пришла дочкина пора.
   Однако Мавра ни словом не обмолвилась с дочерью, чтобы не ломать ей сна. И только сейчас при подруге отчитывала.
   Мавра ночь напролет продумала: ранняя самостоятельность дочери тревожит, отбилась от дома, от материнского глаза, на собственные ноги стала, лови ветра в поле. Это не прежнее время, когда дочь не выходила из материнской воли.
   - Смотри, как бы не пришлось мне взять тебя под надзор! - грозится Мавра. - Кто любит, пусть в дом приходит. А не прячется за тынами.
   Текля едва удержалась от смеха. Переглянулась с Галей - ту немного коробило поведение подруги.
   Небывалое чувство расцвело в девичьем сердце, странное состояние, дивное забытье охватило все ее существо, а тут мать с нудными разговорами, с неуместными поучениями словно вдруг холодной водой облила, - никак не может избавиться от старых привычек.
   Мавре все кажется, что дочь погубит себя своей неосторожностью. От нее не скроешь: с Тихоном Текля встречается. Не пришлось бы каяться! Тихон не одну обведет, обкрутит. Доверчивы девушки стали, не умеют проверить парня - искренне любит или прикидывается. Мавра выведывала у людей.
   Текля чуть со стыда не сгорела от этих слов, стала упрекать мать, зачем та вынесла на люди ее сердечную тайну.
   Галя, которая до сих пор молчала, на этот раз взяла сторону матери:
   - Будто люди и без того не знают!
   Галя, известно, не очень одобряла выбор подруги.
   Мавра может подтвердить - никто не хвалит парня. Тихон бесчестный. Пролаза. И отец у него мошенник и пьяница. Не нашего корня.
   - Тихон против отца идет, - сказала Текля.
   Галя запротестовала:
   - Из чего это видно? Притворяется. Вокруг пальца обвести тебя хочет.
   Текля не слушает никаких уговоров. Ей ли не знать, как Тихон прохаживается насчет пьяной компании?
   - Он сам-то трезвым не бывает никогда, - возразила Галя.
   Мать вразумляла дочку. Ой, ненадежный Тихон... Обольстит и бросит, не раз слово нарушал... Слышала от людей... Не одна доверчивая слезами умывается. Он и на машине мастер ездить, и трактором пашет, а все же непутевый, отбился от рук, не признает никого. И Павлюку наперекор идет, держится Селивоновой компании. А что смеется над ними - так это для отвода глаз.
   Галя давно уже уговаривает подругу, чтобы с Тихоном не водилась. И при матери то же скажет. Парень он из себя видный, но ветрогон. Не пара он Текле, пусть выкинет его из сердца, совсем задурил голову дивчине.
   Словно сговорилась с матерью! Текле прямо-таки чудно! Что ж, каждому хорош не будешь, на всех не угодишь.
   Нет, видно, дочь не переговорить, упряма, своевольна. Разные хлопцы бывают, одного за вечер узнаешь, а другого и за год не распознать - с открытой душой или с умыслом каким он вокруг тебя вертится. Мавру никому не удалось одурачить, как в девушках была, не родился еще такой.
   - Я по голосу чую, чем ты дышишь! Не своим умом ты живешь!
   Свои молодые годы вспомнила Мавра, учила уму-разуму девчат.
   - Как парень ко мне ни подъезжает - нет, не мой! А с Мусием Завирюхой породнила судьба - век прожила, не каялась.
   Дальновидность, осторожность хотела привить дочери. Чтобы взяла себя в руки, не давала воли сердцу...
   Тут Мавра случайно, конечно, вспомнила Марка. Вот действительно пользуется доброй славой парень. Не пьет, не заносится, не буянит, не горланит, как петух, прости господи... И пошла нахваливать Марка да поднимать на смех девчат, что не замечают путевых парней.
   Непонятно, к чему завела речь.
   Галя тоже принялась хвалить Марка - и дельный, и душевный. Уж не сговорились ли с матерью?
   Галю вообще удивляет: до сих пор кое-кто из ребят не избавится никак от разудалых выходок, от показного молодечества, которому давно бы пора вывестись у нас. Взять хотя бы Тихона: собой ничего, ладный парень, а уж крученый-верченый! Одно на уме - за девчатами волочиться. Каждый вечер на улице визг да уханье...
   Оговорить надумала Тихона подружка. Нет, не удастся принизить его в Теклиных глазах.
   Марко - редкий парень, это верно, к девчатам не пристает, не ломается, ничего из себя не строит, но девушки почему-то к нему не тянутся. А к Тихону так и льнут. Неугомонный, заводила, затянет песню, развеселит... С ним скучать не будешь. Марко робок, и ростом не вышел, и характером не удался. Может, потому, что с виду неказист? А Тихон веселый, что надо парень. Ясно, наговаривает подруга на Тихона.
   Мавра пеняла дочке, что гонится за красивыми да рослыми. Удивительные эти матери, словно сами никогда не были молодыми.
   - У стан Павлюк, как родного сына, любит Марка, - говорит Мавра. - А Павлюка все село уважает. Каждого приметит, у кого к чему способности, поставит на ноги. Ведь это Устин Павлюк приставил Марка к коровам. Вот попомни меня - быть Марку в славе. А Теклю разве не Павлюк в бригадиры вывел? И на агронома выучить обещал, а Марка - на зоотехника. Восемнадцать лет девке - и бригадой заправляет! Поле, севооборот, сортовые посевы. Людьми распоряжается, а себя коснулось - ума не приложит. Не умеет выбрать верного парня. - Павлюк однажды, будто в шутку, взялся сватать Текле Марка. На это мать и хотела намекнуть дочери.
   - Пусть и берет его себе в зятья, - сказала Текля, кивая в сторону смущенной Гали.
   И рассмеялись обе. Гале нравится Сень, кто этого не знает!
   - Не по сердцу он мне... Не потому, что еще недавно пас стадо... хотя теперь он знатный дояр... Марко славный хлопец, умница. А... сама не знаю почему, - в смятении призналась Текля.
   Не мил парень девушке - и весь разговор. Сердцу не прикажешь.
   Не так легко понять свой выбор. Почему один волнует кровь, словечко скажет - девушка растет, бросит взгляд - девушка тает, а другой - вот поди ж ты! - не нравится, безразличен.
   Да, не каждому дано читать в человеческой душе.
   - Марко - у него сердце мягкое, - почти сурово убеждала мать. - Не ветрогон, толковый, по гулянкам не шатается.
   - Голос подгулял. Еще, как стадо пас, охрип.
   - Башковитый, работящий и к науке охоч, все ему дается.
   - Белобрысый...
   - Тихий, верный, не изменит.
   - Не по сердцу он мне...
   Виданное ли дело, чтобы девушке понравился смирный парень?
   Мавра-то, видно, не прочь заполучить Марка в зятья, нравится он ей. Старых обычаев забыть не может, когда родители женили, выдавали замуж.
   Так ни до чего и не договорились.
   7
   Суховей обдавал своим знойным дыханьем молодые стебли пшеницы, солнце выжигало землю, опаляло душу. Яровые кустились бедно, пожухли листочки. Девчата с сумрачными лицами слонялись по полю. Текля сдвинула выцветшие брови, наклонилась над кустистой пшеницей:
   "Что же это ты, стебелек, вянешь да сохнешь? Засуха губит тебя... Завял... Пожелтел... Захирел.
   Нет питательных соков в грунте. Молодой росточек, мы подкормим тебя! Дадим фосфору, азотного и калийного удобрения. Весеннее солнышко пригреет, может, и дождик брызнет, и растворится удобрение. Влажная земля вбирает удобрение, из сухой оно испаряется. Весна что матуся родная и согреет стебелек и накормит. Расти, красуйся, набирайся силы. Я за тобой, как за цветочком, буду ходить! Оживлю. Я о тебе позабочусь. Чтоб выросло ты, зернышко, наливное.
   Диву даешься, как ты еще зелен стоишь, стебелек мой, как выжил. Каких только ты не узнал напастей! Целую осень лили дожди, земля пропиталась водой, набухла, выгнала хрупкий стебелек. А тут придавили морозы, смерзлась земля, как кремень, и уснул стебель. Потом секли его пронзительные ветры, - зима была бесснежная, не было стебельку защиты. Изредка выпадал сухой снежок; точно сорвавшись с цепи, принимались дуть злые ветры, гнали снег с полей в леса, в овраги, в балки, там он и оседал. Вдруг полили дожди, на полях стояла вода, сбегала с бугров, заливала низины, и ты, стебелек, мок в воде. И снова хватили морозы, земля обледенела, и ты, стебелек, вмерз в лед. Морозы все лютели, шальные взрывы сотрясали ночь, земля лопалась, морозы рвали порою и хаты, что стояли на глиняных грунтах, раскалывались стены, глинобитный пол. Вода в колодцах промерзала до дна. Хозяйки ставили в погреба ведра с горячими угольями, чтобы не замерзла картошка. В начале весны задождило, туманы разъедали лед сверху, он подтаивал, крошился, но внизу, на самой земле, был еще крепок. Пригрело по-весеннему солнышко, земля, хоть и под ледяной коркой лежала, отошла, и ты, стеблиночка, ожила, а дышать было нечем - захирела ты... Где тракторами не раздавили лед, хлеба пропали. Да и как ты его раздавишь, когда лед слился с землей. Где нависал корочкой - там раскрошили. Известно, какая весна бывает на левобережье - ветры, сушь, долгоносик".
   Печальные девичьи глаза скользили по обширным зеленым полям.
   Одна надежда была - росы освежат за ночь растения. Да ночи пошли холодные. А днем на землю босой ногой не ступить - как зола. Ежели корень в сухой земле сидит, как будет растение развиваться? Озимые хлеба уже в трубку пошли, колосятся. А стебель истощен. Откуда колос возьмет силу?
   Жгучая тоска оседала на душу.
   Мусий Завирюха застыл среди поля. Полотняная рубаха блестит на солнце, юфтевые сапоги парят ноги, соломенный брыль отбрасывает тень на загорелое продолговатое лицо.
   Жито от корня горит, желтеет, неоткуда тянуть соки растению, чтобы питательные вещества растворились и преобразовались в органические кислоты...
   Не находя слов утешения, излагал дочери агрограмоту. Будто Текля сама того не знала.
   И, однако же, Мусий Завирюха потупясь продолжал втолковывать, как растение вбирает железо, калий, кальций, серу, магний, что как раз влага-то и растворяет кислоты.
   Галя, Текля, Наталка Снежко, другие девушки, которые здесь были, слушали его с некоторой досадой.
   Вырвав стебель, Мусий Завирюха вертел перед их глазами сухими корешками, объясняя, каким образом корень тянет питательные вещества, и все же стебель зачах, пожелтел - недостаток влаги! Чтобы растение росло и развивалось, ему необходимо сорок - шестьдесят процентов влаги. А у нас такой жарищи и летом не бывало. Деревья трещины дают.
   Текля досадует на отца: не собирается ли он окончательно вогнать в тоску подруг?
   Все веселее посматривает Мусий Завирюха на печальные девичьи лица. Да есть ли у них основание для тревоги? Ведь пока еще хлеба не дошли до стадии восковой спелости, еще зеленые. Рожь начинает колоситься, болеет, пожелтела, но ведь еще не кончился период вегетации.
   - Сеяли-то мы что? Крупное, сортовое зерно или всякие отходы, как в старину? Чего вы носы повесили? Селекционная мичуринская наука вырастила сортовое, сухостойкое зерно, которое выносит и суховеи и морозы, не боится ни ржавчины, ни болезней.
   Светлая вера звучит в словах Мусия Завирюхи, вера в силу плодоношения зерна, в силу советской науки. Напрасно Текля ворчит на отца.
   С чувством облегчения возвращались подруги с поля, с признательностью думая об ученых, вырастивших жизнестойкие семена с выносливым зародышем.
   Возле сада встретили хмурого пасечника Луку Остаповича с Арсентием Герасимовичем, садовником. Обычно разговорчивые, приветливые, друзья на этот раз невесело поглядывали на белый свет. В добрую минуту непременно посыпались бы на Мусия Завирюху смешки да шуточки - репей, дескать, промеж цветов! На сей раз друзья скупо бросили: "Здорово!"