Страница:
X X X
К началу горбачевского периода для советской разведки закончился двадцатилетний период неограниченного расширения. Наиболее явно оно проявилось в создании всемирной сети электронной разведки. Поскольку большая часть этой сети занималась наблюдением за военными и военно-морскими объектами, главные лавры от ее деятельности присваивало ГРУ, а. не КГБ. К середине восьмидесятых годов в Советской Армии было 40 полков РТВ, 170 батальонов и около 700 рот. Сбор данных электронной разведки производился ГРУ при помощи двадцати различных типов самолетов и шестидесяти надводных судов. За двадцать лет после запуска спутника "Космос-189" (в 1967 году) Советский Союз вывел на орбиту более ста двадцати разведывательных спутников для выполнения заданий управления космической разведки ГРУ, расположенной в Ватутинках в пятидесяти километрах к юго-западу от Москвы. Шестнадцатое управление КГБ, занимающееся электронной разведкой, хотя и было намного меньше, чем шестое управление ГРУ, так же быстро расширялось. В настоящее время, кроме штаб-квартиры в главном здании КГБ на площади Дзержинского, у шестнадцатого управления есть собственный вычислительный центр в центре Москвы и крупная научно-исследовательская лаборатория в Кунцево в пятнадцати километрах к северо-западу от Ясенево за Московской кольцевой дорогой. Как и у ГРУ, у шестнадцатого управления есть свои станции в советских дипломатических и торговых миссиях более чем в шестидесяти странах мира. Большинство из них занимается почти исключительно сбором данных электронной разведки, а их обработка и расшифровка производится в Москве. КГБ и ГРУ совместно используют ряд станций электронной разведки в странах соцлагеря и просоветских государствах, крупнейшими из которых являются станция в Лурдесе (Куба), еще одна недалеко от Адена в Южном Йемене и в Кам Ран Бэй во Вьетнаме. Хотя в принципе ГРУ занимается военной связью и электронной разведкой, в то время как шестнадцатое управление ведает сбором политической и экономической информации средствами электронной разведки, похоже, что два управления дублируют друг друга в своей деятельности. (5) Шестнадцатое управление зависит от Шестнадцатого отдела ПГУ в получении шифрованного материала от иностранных агентов. Один сотрудник Шестнадцатого отдела в лондонской резидентуре сообщил Гордиевскому в 1985 году, что в настоящее время в Британии у них не было источника доступа к шифрам высокой сложности. Однако в странах третьего мира Шестнадцатый отдел добился значительных успехов, и для шифроаналитиков шестнадцатого управления связь в этих странах была открытой книгой. То же самое относится и к ряду других стран - членов НАТО. В 1984 году Центр сообщил лондонской резидентуре, что шифровальщик МИДа одной из стран-членов НАТО, который уже десять лет работал на КГБ, вскоре будет переведен в лондонское посольство, однако накануне своего перевода агент внезапно умер. (6) Уязвимость посольства США в Москве проявилась еще раз в 1986 году, когда два морских пехотинца-охранника признались, что открыли доступ в посольство агентам КГБ. В 1987 году один из охранников сержант Клейтон Дж. Лоунтри, которого соблазнила внештатная сотрудница КГБ по имени Виолетта Сейна, был приговорен к 30 годам тюрьмы. Однако усовершенствование средств безопасности, видимо, снизили ущерб, нанесенный Лоунтри, по сравнению с поддавшимся искушению предыдущим поколениям персонала посольства. Сейчас кажется маловероятным, что КГБ удалось проникнуть в шифровальную комнату или установить подслушивающие устройства в других частях посольства, представляющих интерес для разведки. (7) Самым значительным проникновением электронной разведки в Соединенных Штатах в начале восьмидесятых годов, по всей видимости, было дело Рональда Уильяма Пелтона, который работал в АНБ с 1964 по 1979 год и в январе 1980 года сам предложил свои услуги главной резидентуре КГБ в Вашингтоне. Почти шесть лет до его ареста (в ноябре 1985 года) Пелтон давал подробную информацию о деятельности и элементах системы безопасности АНБ в семидесятые годы. Хотя сведения были не новы, Шестнадцатый отдел рассматривал их чрезвычайно важными. Пелтон также составил шестидесятистраничный документ, озаглавленный им "Папка параметров связи", в которой рассматривались средства связи, считавшиеся АНБ наиболее важными, давалась процедура их анализа и результаты. Пелтон также выдал пять систем сбора данных электронной разведки и среди них операцию "Айви Беллз", в ходе которой производился съем информации с советского подводного кабеля, проходившего по дну Охотского моря. Перебежчик КГБ Виталий Юрченко, который впоследствии вернулся обратно и выдал в 1985 году Пелтона, похоже, больше не нал случаев проникновения КГБ в структуры АНБ. Ко времени восшествия Горбачева на партийный трон, КГБ превратился в колоссальную империю безопасности и разведки. КГБ насчитывал до четырехсот тысяч сотрудников в Советском Союзе, двести тысяч человек в погранвойсках и обширнейшую сеть внештатных сотрудников. Хотя шестнадцатое управление получало важные данные электронной разведки, ему не был придан статус главного управления. Внешняя разведка оставалась наиболее престижным отделением КГБ. Хотя по внутренним стандартам ПГУ было отделением небольшим, за двадцать лет и оно сильно разрослось. В 1985 году в Ясенево открылось еще одно одиннадцатиэтажное здание в дополнение к двадцатидвухэтажной пристройке к финскому комплексу. В середине шестидесятых годов ПГУ насчитывало около трех тысяч сотрудников, в середине восьмидесятых их стало уже двенадцать тысяч. Сфера деятельности ПГУ также расширялась. Все большее внимание уделялось Японии и тихоокеанскому региону. Александр Александрович Шапошников, который стал резидентом в Токио в 1983 году, пользовался в ПГУ высоким авторитетом. Агентурная сеть КГБ в Японии, которая в семидесятые годы включала видных политиков, журналистов, бизнесменов и государственных служащих, получила серьезный удар в 1979 году после побега сотрудника токийской резидентуры Станислава Левченко. При Шапошникове, похоже, дела снова пошли в гору. В плане работы ПГУ на 1982-1985 годы тихоокеанский регион впервые был сделан приоритетным направлением работы, хотя Япония до сих пор оставалась позади таких стран, как Соединенные Штаты, Китай, Индия, Федеративная Республика Германия, Великобритания и Франция. До середины восьмидесятых годов австралийско-азиатскому региону не придавалось особого значения. В Третьем отделе им занималось лишь три сотрудника (им же приходилось присматривать за Ирландией и Мальтой). На заседании парткома ПГУ осенью 1984 года, на котором присутствовало большинство старших офицеров, начальнику третьего управления Николаю Грибину задали вопрос, почему так мало разведданных приходило из Австралии, хотя число китайских эмигрантов там было велико. Грибин ответил на вопрос вопросом: а известна ли спрашивающему численность резидентуры КГБ в Австралии? Тот не знал. Не знали этого и другие старшие офицеры. Грибин ответил, что в Австралии было лишь семь сотрудников КГБ, работавших под легальной крышей, а нелегалов практически не было совсем. Тогда же было решено, что присутствие КГБ в Австралии должно быть усилено. Деятельность КГБ в австралийско-азиатском регионе была активизирована после того, как антиядерная программа Дэвида Лонги принесла лейбористскому правительству в Новой Зеландии успех на выборах в 1984 году. До тех пор присутствие КГБ в Новой Зеландии было настолько мало, что в конце 1979 года, когда резидент КГБ Николай Александрович Шацких уехал в отпуск, а еще одного сотрудника КГБ недавно выслали из страны, послу В. Н. Софийскому было приказано самому тайно передать финансовые средства партии социалистического единства, хотя обычно это поручали КГБ. Софийского на этом деле поймали и объявили персоной нон грата. Однако Центр страшно радовался победе Лонги на выборах и сообщил лондонской резидентуре, что организация европейской поддержки решению Новой Зеландии о запрещении входа в новозеландские порты американским кораблям с ядерным оружием на борту и общей антиядерной политике была делом "огромной важности". (9) За исключением скромного расширения штатов в тихоокеанском регионе и в нескольких новых консульствах в других регионах, КГБ с началом эпохи Горбачева не увеличивал своего присутствия за рубежом. Когда были установлены или восстановлены дипломатические отношения с Израилем, Южной Кореей, Чили и ЮАР, КГБ вынашивал планы открыть там свои резидентуры. Однако в целом падение цен на нефть и усугубляющийся экономический кризис в СССР сократили приток валюты, необходимой КГБ для расширения своей деятельности, которая четверть века шла стремительными темпами.
X X X
И все же устроиться на работу в ПГУ оставалось для многих заветной мечтой. Ежегодно на первый курс учебного центра андроповского института принимали триста человек, и конкурс был огромный. Традиционный путь в ПГУ вел через несколько престижных московских институтов, в основном МГИМО (Московский государственный институт международных отношений), который Гордиевский окончил в 1962 году. Ректор МГИМО Лебедев, не стесняясь, пользовался услугами офицеров КГБ, которые просили устроить в МГИМО своих сыновей. Так, он предложил одному резиденту КГБ, просившему за своего сына, прислать ему охотничий каталог, из которого он выбрал охотничье ружье с оптическим прицелом. Резидент прислал ему ружье, а сын попал в МГИМО. Но, несмотря на прочные связи с ЦК, при Горбачеве Лебедев продержался лишь полтора года. В конце 1986 года его с треском выгнали. В середине восьмидесятых годов ПГУ все больше жаловалось, что почти все кандидаты на работу в нем из престижных московских институтов были избалованными детишками высокопоставленных родителей, которые не жалели усилий, проталкивая своих чад. В качестве ответной меры андроповский институт стал принимать все больше курсантов из провинции. Центр регулярно просил местные "управления КГБ направлять своих лучших молодых офицеров кандидатами на работу в Первое и Второе главные управления, так что многие прибывшие на учебу в ПГУ до приезда в андроповский институт и не видели раньше Москвы. Абитуриентов всегда отбирали по национальному признаку. Евреям в КГБ путь был закрыт. В исключительных случаях в КГБ могли принять абитуриента, если еврейкой была лишь его мать, и официально национальность значилась нееврейской. Представители национальных меньшинств, которых во время Второй мировой войны выслали в Сибирь (крымские татары, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши), а также греки, немцы, корейцы и финны могли забыть о работе в КГБ. Но что самое интересное - в учреждении, которое ежедневно возлагало живые цветы к монументу Феликса Дзержинского в Ясенево, поляки тоже работать не могли, по крайней мере, в ПГУ. Литовцам, латышам и эстонцам, которые играли такую видную роль в ЧК Дзержинского, работать в Ясенево не воспрещалось, но смотрели на них с подозрением. Армян тоже принимали очень неохотно, так как у многих за границей были родственники. Единственным офицером КГБ на Мальте в семидесятые годы был армянин по фамилии Мкртчян. Работал он там под крышей корреспондента ТАСС. Когда Мкртчян постарался добиться назначения в США, обнаружилось, что у него в Америке есть родственники, и из ПГУ его выгнали с треском. Однако ограничений для других национальных меньшинств в Центре не было. Внутренняя статистика КГБ показывает, что грузины, азербайджанцы, узбеки и другие представители среднеазиатских национальностей были надежней, чем русские и украинцы. Андроповский институт также проводил дискриминацию по признаку пола и религии. Принимали туда только мужчин (за исключением жен сотрудников ПГУ, которые учились на специальных курсах). Отправление религиозных культов было запрещено. (10) В 1990 году ПГУ впервые обнародовало требование к абитуриентам андроповского института: "Конечно, желательно хорошее здоровье и способности к иностранным языкам. Каждый сотрудник (ПГУ) знает два языка; многие говорят на трех и более... Однако главное требование ко всем будущим оперативным работникам, занимающимся сбором информации, без исключения - это абсолютная надежность и преданность делу. " В 1990 году стало известно, что все кандидаты для работы в ПГУ должны прыгать с парашютом: "Трусы нам не нужны. " (11) По всей видимости, с середины восьмидесятых годов андроповский институт мало изменился. В нем проходили одно-, двух- и трехгодичные курсы в соответствии с прошлым образованием и опытом курсантов. По прибытии курсантам давали новое имя и легенду, которой они придерживались в течение всего периода обучения. Обычно имя и отчество они не меняли, а фамилию им давали другую, но начинающуюся с той же буквы, что и настоящая. Письма, приходившие курсантам от семей, вручались им работниками института лично, с тем чтобы другие не узнали их настоящей фамилии. Хотя им присваивались военные звания, но курсанты ходили в штатском. На трехгодичном курсе учились шесть дней в неделю сорок четыре часа: четырнадцать часов языка, двенадцать часов оперативной работы, восемь часов политики и страноведения, четыре часа научного социализма, четыре часа физкультуры и спорта и два часа военной подготовки. В их распоряжении имелось две библиотеки: абонемент со многими иностранными изданиями, запрещенными в Советском Союзе, и читальный зал с секретными оперативными материалами КГБ и диссертациями, такими, как "Особые черты британского национального характера и их использование в оперативной работе" Михаила Любимова. (12) В середине восьмидесятых годов три основных факультета андроповского института возглавляли только те, кто сделал карьеру в лондонской резидентуре до массовой высылки советских сотрудников в 1971 году: Юрий Модин, начальник политической разведки, Иван Шишкин, начальник контрразведки, и Владимир Барковский, начальник научно-технической разведки. Наиболее интересные лекционные курсы читали вышедшие в отставку нелегалы, которые рассказывали о собственном опыте работы на Западе (Конон Молодый, он же Гордон Лонсдейл, регулярно до своей смерти читал там лекции). Однако Киму Филби, который, пожалуй, пользовался наибольшей популярностью, читать лекции не разрешалось. Как и других перебежчиков с Запада, его держали подальше, хоть ПГУ и использовало его таланты. Каждые полгода студенты неделю жили в Москве на "вилле" - оперативном учебном центре. Там они проходили индивидуальную и групповую подготовку: вербовка агентов, встречи с агентами, обнаружение слежки, моментальная встреча, использование тайников и другие оперативные приемы. Одним из наиболее трудных предметов считалось страноведение - традиции и обычаи Запада. Для многих студентов было трудно понять смысл даже таких простых и повседневных вещей, как получение ипотечного кредита. Подготовка включала в себя и курсы вождения автомобиля. Отсутствие навыков вождения у молодых офицеров КГБ считалось главной причиной большого числа несчастных случаев во время их первого назначения за рубеж. (13) В середине восьмидесятых годов выпускники андроповского института не посещали (и несомненно сейчас не посещают) штаб-квартиру ПГУ в Ясенево до тех пор, пока не получат туда назначения. Первую неделю или чуть больше они обычно стажировались у офицера КГБ, чью работу впоследствии они должны были выполнять: слушали телефонные разговоры, учились заполнять бланки, открывать новые дела, затребовать документы из архивов. Затем проходила процедура передачи дел, и новый сотрудник заполнял специальную форму допуска. Телеграммы из загранрезидентур обычно сначала поступали начальнику отдела, который и решал, какие из них передать своим подчиненным для ответных действий или комментария. Перед первым назначением за рубеж молодому офицеру ПГУ предстояло пройти через еще целый ряд формальностей. Если он был еще кандидатом в члены КПСС, ему надлежало вступить в партию. Вступление в брак было обязательным - ПГУ отказывалось давать назначение холостым, полагая, что любовные связи за границей могут очень сильно навредить делу. Офицерам следовало хорошенько привыкнуть к своей "крыше", обычно дипломагической, журналистской, в торговой миссии или транспортном бюро. Каждому надлежало свыкнуться со своей легендой, а один из "адвокатов дьявола" подробно его допрашивал, пытаясь найти в ней проколы. Затем подходило время заключительного этапа проверок. До побега Станислава Левченко в 1979 году кандидаты на загранпоездку должны были получить три личные рекомендации от своих коллег, потом их стало пять. (14) Вслед за проверками и утверждением каждый офицер должен был подготовить собственный "план подготовки" и добиться его утверждения. Гордиевский вспоминает о случае с одним молодым сотрудником линии ПР в Третьем отделе (Великобритания, Ирландия, Скандинавия, австралийско-азиатский регион), который получил назначение в Копенгаген. Поскольку у него предполагались возможности проведения операции против недатских объектов, он больше недели обходил Первый отдел (Северная Америка), сектор НАТО Пятого отдела (НАТО и Южная Европа), а также Шестой отдел (Китай). Затем больше месяца он сидел в управлении разведывательной информации, несколько недель в управлении К (контрразведка), почти две недели в службе А (активные действия) и неделю в Оперативно-техническом управлении. Затем еще краткие практические курсы повышения квалификации и практика вождения. И наконец, подготовка для работы "под крышей": от трех до четырех месяцев в Министерстве иностранных дел для глубоко законспирированного сотрудника КГБ и месяцев шесть в Агентстве печати "Новости" для "крыши" журналиста. В течение всего этого периода сотрудник КГБ должен интенсивно заниматься языком страны назначения, читать книги и справочники. Предполагалось, что сотрудники, получившие назначение в Лондон, прочитали Диккенса. Рекомендованный список книг включал художественную литературу, начиная от "Тома Джонса" Филдинга до последнего романа Ле Карре. Последнее издание справочника "Анатомия Британии" Энтони Сэмпсона считалось обязательным. Такие же требования предъявлялись к секретной диссертации Михаила Любимова и книге по Британии, написанной бывшим корреспондентом "Правды" В. Овчинниковым. (15) Жена сотрудника должна была посещать трехмесячные курсы раз в неделю по вечерам, а иногда в дневное время. Занятия проводились в специальном учебном центре на Зубовской площади, в центре Москвы, который был построен в 1980 году. Там она слушала лекции о работе КГБ и стране пребывания, а также бесконечные призывы не жаловаться, если муж будет работать по вечерам. В августе 1983 года андроповский центр начал годичные курсы для специально отобранных жен, которые будут работать со своими мужьями в супружеских парах. Надо сказать, что в первые годы правления Горбачева в ПГУ на ответственных должностях работало меньше женщин, чем в последние годы сталинского правления - и это в стране, где девяносто процентов учителей, восемьдесят процентов врачей и тридцать процентов инженеров (но не членов Политбюро или старших дипломатов) - женщины. В Ясенево женщин было не больше 10 процентов. Почти все работали секретаршами, машинистками, программистами, уборщицами или поварами и судомойками в столовой. Редко когда в коридоре главного управления можно было увидеть женщину. Одна из немногих в офицерском звании работала во французском секторе службы А (активные действия), была предметом бесконечных мужских шуток. Ее редко называли иначе, чем "женщина, которая сидит на Франции". (16) Когда в 1988 году КГБ начал заигрывать с общественностью, отсутствие женщин в его плотных рядах было несколько неловким обстоятельством. Но перемен в составе сотрудников практически все же не произошло. Во время одного из телевечеров в Москве в 1989 году ведущий спросил пятерых старших сотрудников КГБ (естественно, всех мужчин): "А есть ли в КГБ женщины? Если есть, то какой процент и чем они занимаются?" Генерал-майор Анатолий Петрович Бондарев в некотором смущении ответил: "Женщины в КГБ есть, и в некоторых областях они просто незаменимы. Но что касается процентов, мне сейчас трудно сказать. Я, откровенно говоря, не ожидал такого вопроса, и у меня нет цифр. " Никто из коллег Бондарева не горел желанием вспомнить о цифрах или областях, в которых женщины незаменимы (столовые и машбюро, в основном). Ведущий решил сменить тему. (17)
X X X
Как и в Ясенево, повседневная деятельность сотрудников ПГУ за границей вряд ли сильно изменилась с приходом Горбачева. Большинство офицеров загранрезидентур работают в одной из трех линий: ПР (политическая разведка), КР (контрразведка и безопасность) или X (научно-техническая разведка). Начальник каждой линии одновременно является заместителем резидента. Соотношение сотрудников трех этих линий приблизительно таково: ПР - 40, КР - 30, X - 30 процентов. До своего прибытия на место новые сотрудники получают инструктаж о постоянной опасности "провокаций" западных разведслужб. На памяти Гордиевского, приехав, они тут же начинают подозревать своих соседей, продавцов в близлежащих магазинах, садовников в лондонских парках, через которые они ходят на работу, и вообще считают, что за ними ведется постоянное наблюдение. Однако для большинства из них этот период вскоре проходит. Рабочий день в резидентуре начинается в 8. 30 утра. Сотрудники линии ПР сначала просматривают прессу. В Лондоне они должны читать все основные ежедневные и воскресные газеты, а также периодические издания. Наибольшим вниманием пользуются журналы "Экономист" и "Прайвит ай". В начале рабочего дня сотрудники резидентуры достают из сейфов свои рабочие папки на "молнии" и с двумя отделениями. Папки эти будут побольше иных портфелей. Пожалуй, самым главным документом в такой папке является личная рабочая тетрадь, в которую заносятся сведения об оперативных контактах и основной корреспонденции из Центра. Еще одна тетрадь используется для составления телеграмм и отчетов в Москву. У каждого офицера есть личная печать с характерным рисунком и номером, которую обычно носят на брелоке вместе с ключами. В конце рабочего дня сотрудник закрывает свою папку, налепливает на замок "молнии" кусок пластилина и запечатывает ее. (18) Хотя советские посольства отсылают отчеты в Москву на обычной бумаге, резиденты КГБ пользуются 35-миллиметровой негативной пленкой. Сначала их сообщения шифруются техническим работником КГБ, а затем переносятся на пленку оперативным работником ОТ (оперативно-техническая поддержка). Входящие материалы Центра поступают на проявленные пленки, которые затем считываются на микрофильмирующем устройстве. При Горбачеве все больше важных материалов стали распечатывать с микрофильма на бумаге. Телеграммы в Центр обычно начинаются следующей стандартной шапкой: Товарищу ИВАНОВУ Р-77-81090-91-111-126 Расшифровывается эта шапка следующим образом: ИВАНОВ - это шифр подразделения в Центре, в которое направляется телеграмма. В этом случае - первое управление (Северная Америка). "Р" означает разведданные, в отличие от активных действий или оперативных сообщений по ведению агента. Следующее число, начинающееся с семерки, обозначало источник материала. 77 значило резидентура, 78 - источник, 79 - перевод официального текста. Цифра восемь предшествовала месяцу и году составления документа, в данном случае - октябрь 1990 года. Следующее число, начинающееся с девятки, обозначало тип источника: 91 - агентурный (как в этом случае), 92 - конфиденциальный, 93 - разработка, 94 - официальный. Число одиннадцать предшествовало оценке надежности сообщения: 111 надежное (как в этом случае), 112 - непроверенное, 113 - ненадежное. Число двенадцать относилось к роду занятий источника. Например, 121 означало, что источник работает в правительственных кругах, 126 - в МИДе, 1213 - в прессе. (19) Однако, по словам Гордиевского, отчетность КГБ не отличалась особой точностью. Если данные исходили от агентов, то резидентуры редко придумывали что-нибудь за него или фальсифицировали данные. Но в сообщениях по конкретной тематике, которые от них запрашивали, они запросто приписывали сведения, полученные из средств массовой информации, безымянным агентам или даже додумывали какие-то детали, чтобы угодить Центру. И в начале горбачевского правления такое вранье по мелочам было обычным делом. Так, 25 марта 1985 года от лондонской резидентуры потребовалась срочная информация о реакции Великобритании на встречи Горбачева в Консультативном комитете Социнтерна. Не успевая связаться со своими источниками, линия ПР попросту придумала некоторые отклики, чтобы угодить Горбачеву, а в качестве источников назвала несколько фиктивных контактов. На следующий день резидентура получила еще один срочный запрос, на этот раз по переговорам о вступлении Испании и Португалии в ЕЭС. Тут сотрудник линии ПР В. К. Заморин попросту прошелся по британской прессе, состряпал отчет и приписал его нескольким тайным или конфиденциальным источникам. Вскоре после этого резидентура раскопала интересную статью в "Экономист Форин Рипорт" о тех областях, где Советскому Союзу удалось получить передовые западные технологии, и в тех, где эти попытки оказались безуспешными. Резидентура хорошо понимала, что Центр статью не примет и объявит ее дезинформацией, поэтому на ее основе был подготовлен отчет с указанием личного источника резидентуры. Поскольку во время своей службы за рубежом большинство работников Центра грешило тем же, они редко высказывали сомнения в надежности отчетов, ими получаемых. (20) Поддержание контактов с завербованными агентами, что рассматривалось всеми резидентурами как важнейшая форма сбора разведданных, - это исключительно трудоемкий процесс, главным образом, из-за изощренной процедуры контрнаблюдения. Так, чтобы встретиться со своим агентом в 4 часа вечера, его куратор должен покинуть резидентуру в час дня и хитроумным путем, разработанным заранее, подъехать к парковке, лучше у крупного многоквартирного дома. Парковка у частных домов не рекомендовалась, потому что дипломатический номер машины мог привлечь нежелательное внимание, а на крупных стоянках обычно бывало многовато полиции. Припарковав свою машину, офицер отправлялся к условленному месту, где его забирал на своей машине другой сотрудник КГБ. Потом в течение часа они разъезжали по городу, пытаясь обнаружить за собой хвост. Все это время линия КР в посольстве пыталась перехватить радиообмен предполагаемых групп наблюдения местной службы безопасности или обнаружить другие признаки слежки. Деятельность эта называлась "импульс". Радиоприемник в машине куратора и его коллеги был установлен на волне посольского передатчика, по которому шло кодированное сообщение, обычно одной буквы алфавита (эта буква была личным сигналом сотрудника КГБ, которому сообщение адресовано). Если признаков наблюдения не обнаруживалось, около трех часов дня сотрудник КГБ вылезал из машины своего коллеги и пешочком либо общественным транспортом направлялся к месту встречи со своим агентом, чтобы поспеть до четырех. (21) Несмотря на все перемены, происшедшие в КГБ за последние полвека, главные оперативные приоритеты его внешней разведки не изменились со времени вербовки "великолепной пятерки". В оперативном разделе плана работы на 1984 год, направленной в загранрезидентуры, Крючков повторил традиционную формулу: "Основные усилия должны быть направлены на приобретение ценных агентов". Он призвал резидентуру изучать новые возможности вербовки агентов, "особенно среди молодежи, с целью проникновения на объекты, представляющие для нас интерес". (22) Вряд ли Крючков изменил свое мнение, заняв пост председателя КГБ в 1988 году.
К началу горбачевского периода для советской разведки закончился двадцатилетний период неограниченного расширения. Наиболее явно оно проявилось в создании всемирной сети электронной разведки. Поскольку большая часть этой сети занималась наблюдением за военными и военно-морскими объектами, главные лавры от ее деятельности присваивало ГРУ, а. не КГБ. К середине восьмидесятых годов в Советской Армии было 40 полков РТВ, 170 батальонов и около 700 рот. Сбор данных электронной разведки производился ГРУ при помощи двадцати различных типов самолетов и шестидесяти надводных судов. За двадцать лет после запуска спутника "Космос-189" (в 1967 году) Советский Союз вывел на орбиту более ста двадцати разведывательных спутников для выполнения заданий управления космической разведки ГРУ, расположенной в Ватутинках в пятидесяти километрах к юго-западу от Москвы. Шестнадцатое управление КГБ, занимающееся электронной разведкой, хотя и было намного меньше, чем шестое управление ГРУ, так же быстро расширялось. В настоящее время, кроме штаб-квартиры в главном здании КГБ на площади Дзержинского, у шестнадцатого управления есть собственный вычислительный центр в центре Москвы и крупная научно-исследовательская лаборатория в Кунцево в пятнадцати километрах к северо-западу от Ясенево за Московской кольцевой дорогой. Как и у ГРУ, у шестнадцатого управления есть свои станции в советских дипломатических и торговых миссиях более чем в шестидесяти странах мира. Большинство из них занимается почти исключительно сбором данных электронной разведки, а их обработка и расшифровка производится в Москве. КГБ и ГРУ совместно используют ряд станций электронной разведки в странах соцлагеря и просоветских государствах, крупнейшими из которых являются станция в Лурдесе (Куба), еще одна недалеко от Адена в Южном Йемене и в Кам Ран Бэй во Вьетнаме. Хотя в принципе ГРУ занимается военной связью и электронной разведкой, в то время как шестнадцатое управление ведает сбором политической и экономической информации средствами электронной разведки, похоже, что два управления дублируют друг друга в своей деятельности. (5) Шестнадцатое управление зависит от Шестнадцатого отдела ПГУ в получении шифрованного материала от иностранных агентов. Один сотрудник Шестнадцатого отдела в лондонской резидентуре сообщил Гордиевскому в 1985 году, что в настоящее время в Британии у них не было источника доступа к шифрам высокой сложности. Однако в странах третьего мира Шестнадцатый отдел добился значительных успехов, и для шифроаналитиков шестнадцатого управления связь в этих странах была открытой книгой. То же самое относится и к ряду других стран - членов НАТО. В 1984 году Центр сообщил лондонской резидентуре, что шифровальщик МИДа одной из стран-членов НАТО, который уже десять лет работал на КГБ, вскоре будет переведен в лондонское посольство, однако накануне своего перевода агент внезапно умер. (6) Уязвимость посольства США в Москве проявилась еще раз в 1986 году, когда два морских пехотинца-охранника признались, что открыли доступ в посольство агентам КГБ. В 1987 году один из охранников сержант Клейтон Дж. Лоунтри, которого соблазнила внештатная сотрудница КГБ по имени Виолетта Сейна, был приговорен к 30 годам тюрьмы. Однако усовершенствование средств безопасности, видимо, снизили ущерб, нанесенный Лоунтри, по сравнению с поддавшимся искушению предыдущим поколениям персонала посольства. Сейчас кажется маловероятным, что КГБ удалось проникнуть в шифровальную комнату или установить подслушивающие устройства в других частях посольства, представляющих интерес для разведки. (7) Самым значительным проникновением электронной разведки в Соединенных Штатах в начале восьмидесятых годов, по всей видимости, было дело Рональда Уильяма Пелтона, который работал в АНБ с 1964 по 1979 год и в январе 1980 года сам предложил свои услуги главной резидентуре КГБ в Вашингтоне. Почти шесть лет до его ареста (в ноябре 1985 года) Пелтон давал подробную информацию о деятельности и элементах системы безопасности АНБ в семидесятые годы. Хотя сведения были не новы, Шестнадцатый отдел рассматривал их чрезвычайно важными. Пелтон также составил шестидесятистраничный документ, озаглавленный им "Папка параметров связи", в которой рассматривались средства связи, считавшиеся АНБ наиболее важными, давалась процедура их анализа и результаты. Пелтон также выдал пять систем сбора данных электронной разведки и среди них операцию "Айви Беллз", в ходе которой производился съем информации с советского подводного кабеля, проходившего по дну Охотского моря. Перебежчик КГБ Виталий Юрченко, который впоследствии вернулся обратно и выдал в 1985 году Пелтона, похоже, больше не нал случаев проникновения КГБ в структуры АНБ. Ко времени восшествия Горбачева на партийный трон, КГБ превратился в колоссальную империю безопасности и разведки. КГБ насчитывал до четырехсот тысяч сотрудников в Советском Союзе, двести тысяч человек в погранвойсках и обширнейшую сеть внештатных сотрудников. Хотя шестнадцатое управление получало важные данные электронной разведки, ему не был придан статус главного управления. Внешняя разведка оставалась наиболее престижным отделением КГБ. Хотя по внутренним стандартам ПГУ было отделением небольшим, за двадцать лет и оно сильно разрослось. В 1985 году в Ясенево открылось еще одно одиннадцатиэтажное здание в дополнение к двадцатидвухэтажной пристройке к финскому комплексу. В середине шестидесятых годов ПГУ насчитывало около трех тысяч сотрудников, в середине восьмидесятых их стало уже двенадцать тысяч. Сфера деятельности ПГУ также расширялась. Все большее внимание уделялось Японии и тихоокеанскому региону. Александр Александрович Шапошников, который стал резидентом в Токио в 1983 году, пользовался в ПГУ высоким авторитетом. Агентурная сеть КГБ в Японии, которая в семидесятые годы включала видных политиков, журналистов, бизнесменов и государственных служащих, получила серьезный удар в 1979 году после побега сотрудника токийской резидентуры Станислава Левченко. При Шапошникове, похоже, дела снова пошли в гору. В плане работы ПГУ на 1982-1985 годы тихоокеанский регион впервые был сделан приоритетным направлением работы, хотя Япония до сих пор оставалась позади таких стран, как Соединенные Штаты, Китай, Индия, Федеративная Республика Германия, Великобритания и Франция. До середины восьмидесятых годов австралийско-азиатскому региону не придавалось особого значения. В Третьем отделе им занималось лишь три сотрудника (им же приходилось присматривать за Ирландией и Мальтой). На заседании парткома ПГУ осенью 1984 года, на котором присутствовало большинство старших офицеров, начальнику третьего управления Николаю Грибину задали вопрос, почему так мало разведданных приходило из Австралии, хотя число китайских эмигрантов там было велико. Грибин ответил на вопрос вопросом: а известна ли спрашивающему численность резидентуры КГБ в Австралии? Тот не знал. Не знали этого и другие старшие офицеры. Грибин ответил, что в Австралии было лишь семь сотрудников КГБ, работавших под легальной крышей, а нелегалов практически не было совсем. Тогда же было решено, что присутствие КГБ в Австралии должно быть усилено. Деятельность КГБ в австралийско-азиатском регионе была активизирована после того, как антиядерная программа Дэвида Лонги принесла лейбористскому правительству в Новой Зеландии успех на выборах в 1984 году. До тех пор присутствие КГБ в Новой Зеландии было настолько мало, что в конце 1979 года, когда резидент КГБ Николай Александрович Шацких уехал в отпуск, а еще одного сотрудника КГБ недавно выслали из страны, послу В. Н. Софийскому было приказано самому тайно передать финансовые средства партии социалистического единства, хотя обычно это поручали КГБ. Софийского на этом деле поймали и объявили персоной нон грата. Однако Центр страшно радовался победе Лонги на выборах и сообщил лондонской резидентуре, что организация европейской поддержки решению Новой Зеландии о запрещении входа в новозеландские порты американским кораблям с ядерным оружием на борту и общей антиядерной политике была делом "огромной важности". (9) За исключением скромного расширения штатов в тихоокеанском регионе и в нескольких новых консульствах в других регионах, КГБ с началом эпохи Горбачева не увеличивал своего присутствия за рубежом. Когда были установлены или восстановлены дипломатические отношения с Израилем, Южной Кореей, Чили и ЮАР, КГБ вынашивал планы открыть там свои резидентуры. Однако в целом падение цен на нефть и усугубляющийся экономический кризис в СССР сократили приток валюты, необходимой КГБ для расширения своей деятельности, которая четверть века шла стремительными темпами.
X X X
И все же устроиться на работу в ПГУ оставалось для многих заветной мечтой. Ежегодно на первый курс учебного центра андроповского института принимали триста человек, и конкурс был огромный. Традиционный путь в ПГУ вел через несколько престижных московских институтов, в основном МГИМО (Московский государственный институт международных отношений), который Гордиевский окончил в 1962 году. Ректор МГИМО Лебедев, не стесняясь, пользовался услугами офицеров КГБ, которые просили устроить в МГИМО своих сыновей. Так, он предложил одному резиденту КГБ, просившему за своего сына, прислать ему охотничий каталог, из которого он выбрал охотничье ружье с оптическим прицелом. Резидент прислал ему ружье, а сын попал в МГИМО. Но, несмотря на прочные связи с ЦК, при Горбачеве Лебедев продержался лишь полтора года. В конце 1986 года его с треском выгнали. В середине восьмидесятых годов ПГУ все больше жаловалось, что почти все кандидаты на работу в нем из престижных московских институтов были избалованными детишками высокопоставленных родителей, которые не жалели усилий, проталкивая своих чад. В качестве ответной меры андроповский институт стал принимать все больше курсантов из провинции. Центр регулярно просил местные "управления КГБ направлять своих лучших молодых офицеров кандидатами на работу в Первое и Второе главные управления, так что многие прибывшие на учебу в ПГУ до приезда в андроповский институт и не видели раньше Москвы. Абитуриентов всегда отбирали по национальному признаку. Евреям в КГБ путь был закрыт. В исключительных случаях в КГБ могли принять абитуриента, если еврейкой была лишь его мать, и официально национальность значилась нееврейской. Представители национальных меньшинств, которых во время Второй мировой войны выслали в Сибирь (крымские татары, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши), а также греки, немцы, корейцы и финны могли забыть о работе в КГБ. Но что самое интересное - в учреждении, которое ежедневно возлагало живые цветы к монументу Феликса Дзержинского в Ясенево, поляки тоже работать не могли, по крайней мере, в ПГУ. Литовцам, латышам и эстонцам, которые играли такую видную роль в ЧК Дзержинского, работать в Ясенево не воспрещалось, но смотрели на них с подозрением. Армян тоже принимали очень неохотно, так как у многих за границей были родственники. Единственным офицером КГБ на Мальте в семидесятые годы был армянин по фамилии Мкртчян. Работал он там под крышей корреспондента ТАСС. Когда Мкртчян постарался добиться назначения в США, обнаружилось, что у него в Америке есть родственники, и из ПГУ его выгнали с треском. Однако ограничений для других национальных меньшинств в Центре не было. Внутренняя статистика КГБ показывает, что грузины, азербайджанцы, узбеки и другие представители среднеазиатских национальностей были надежней, чем русские и украинцы. Андроповский институт также проводил дискриминацию по признаку пола и религии. Принимали туда только мужчин (за исключением жен сотрудников ПГУ, которые учились на специальных курсах). Отправление религиозных культов было запрещено. (10) В 1990 году ПГУ впервые обнародовало требование к абитуриентам андроповского института: "Конечно, желательно хорошее здоровье и способности к иностранным языкам. Каждый сотрудник (ПГУ) знает два языка; многие говорят на трех и более... Однако главное требование ко всем будущим оперативным работникам, занимающимся сбором информации, без исключения - это абсолютная надежность и преданность делу. " В 1990 году стало известно, что все кандидаты для работы в ПГУ должны прыгать с парашютом: "Трусы нам не нужны. " (11) По всей видимости, с середины восьмидесятых годов андроповский институт мало изменился. В нем проходили одно-, двух- и трехгодичные курсы в соответствии с прошлым образованием и опытом курсантов. По прибытии курсантам давали новое имя и легенду, которой они придерживались в течение всего периода обучения. Обычно имя и отчество они не меняли, а фамилию им давали другую, но начинающуюся с той же буквы, что и настоящая. Письма, приходившие курсантам от семей, вручались им работниками института лично, с тем чтобы другие не узнали их настоящей фамилии. Хотя им присваивались военные звания, но курсанты ходили в штатском. На трехгодичном курсе учились шесть дней в неделю сорок четыре часа: четырнадцать часов языка, двенадцать часов оперативной работы, восемь часов политики и страноведения, четыре часа научного социализма, четыре часа физкультуры и спорта и два часа военной подготовки. В их распоряжении имелось две библиотеки: абонемент со многими иностранными изданиями, запрещенными в Советском Союзе, и читальный зал с секретными оперативными материалами КГБ и диссертациями, такими, как "Особые черты британского национального характера и их использование в оперативной работе" Михаила Любимова. (12) В середине восьмидесятых годов три основных факультета андроповского института возглавляли только те, кто сделал карьеру в лондонской резидентуре до массовой высылки советских сотрудников в 1971 году: Юрий Модин, начальник политической разведки, Иван Шишкин, начальник контрразведки, и Владимир Барковский, начальник научно-технической разведки. Наиболее интересные лекционные курсы читали вышедшие в отставку нелегалы, которые рассказывали о собственном опыте работы на Западе (Конон Молодый, он же Гордон Лонсдейл, регулярно до своей смерти читал там лекции). Однако Киму Филби, который, пожалуй, пользовался наибольшей популярностью, читать лекции не разрешалось. Как и других перебежчиков с Запада, его держали подальше, хоть ПГУ и использовало его таланты. Каждые полгода студенты неделю жили в Москве на "вилле" - оперативном учебном центре. Там они проходили индивидуальную и групповую подготовку: вербовка агентов, встречи с агентами, обнаружение слежки, моментальная встреча, использование тайников и другие оперативные приемы. Одним из наиболее трудных предметов считалось страноведение - традиции и обычаи Запада. Для многих студентов было трудно понять смысл даже таких простых и повседневных вещей, как получение ипотечного кредита. Подготовка включала в себя и курсы вождения автомобиля. Отсутствие навыков вождения у молодых офицеров КГБ считалось главной причиной большого числа несчастных случаев во время их первого назначения за рубеж. (13) В середине восьмидесятых годов выпускники андроповского института не посещали (и несомненно сейчас не посещают) штаб-квартиру ПГУ в Ясенево до тех пор, пока не получат туда назначения. Первую неделю или чуть больше они обычно стажировались у офицера КГБ, чью работу впоследствии они должны были выполнять: слушали телефонные разговоры, учились заполнять бланки, открывать новые дела, затребовать документы из архивов. Затем проходила процедура передачи дел, и новый сотрудник заполнял специальную форму допуска. Телеграммы из загранрезидентур обычно сначала поступали начальнику отдела, который и решал, какие из них передать своим подчиненным для ответных действий или комментария. Перед первым назначением за рубеж молодому офицеру ПГУ предстояло пройти через еще целый ряд формальностей. Если он был еще кандидатом в члены КПСС, ему надлежало вступить в партию. Вступление в брак было обязательным - ПГУ отказывалось давать назначение холостым, полагая, что любовные связи за границей могут очень сильно навредить делу. Офицерам следовало хорошенько привыкнуть к своей "крыше", обычно дипломагической, журналистской, в торговой миссии или транспортном бюро. Каждому надлежало свыкнуться со своей легендой, а один из "адвокатов дьявола" подробно его допрашивал, пытаясь найти в ней проколы. Затем подходило время заключительного этапа проверок. До побега Станислава Левченко в 1979 году кандидаты на загранпоездку должны были получить три личные рекомендации от своих коллег, потом их стало пять. (14) Вслед за проверками и утверждением каждый офицер должен был подготовить собственный "план подготовки" и добиться его утверждения. Гордиевский вспоминает о случае с одним молодым сотрудником линии ПР в Третьем отделе (Великобритания, Ирландия, Скандинавия, австралийско-азиатский регион), который получил назначение в Копенгаген. Поскольку у него предполагались возможности проведения операции против недатских объектов, он больше недели обходил Первый отдел (Северная Америка), сектор НАТО Пятого отдела (НАТО и Южная Европа), а также Шестой отдел (Китай). Затем больше месяца он сидел в управлении разведывательной информации, несколько недель в управлении К (контрразведка), почти две недели в службе А (активные действия) и неделю в Оперативно-техническом управлении. Затем еще краткие практические курсы повышения квалификации и практика вождения. И наконец, подготовка для работы "под крышей": от трех до четырех месяцев в Министерстве иностранных дел для глубоко законспирированного сотрудника КГБ и месяцев шесть в Агентстве печати "Новости" для "крыши" журналиста. В течение всего этого периода сотрудник КГБ должен интенсивно заниматься языком страны назначения, читать книги и справочники. Предполагалось, что сотрудники, получившие назначение в Лондон, прочитали Диккенса. Рекомендованный список книг включал художественную литературу, начиная от "Тома Джонса" Филдинга до последнего романа Ле Карре. Последнее издание справочника "Анатомия Британии" Энтони Сэмпсона считалось обязательным. Такие же требования предъявлялись к секретной диссертации Михаила Любимова и книге по Британии, написанной бывшим корреспондентом "Правды" В. Овчинниковым. (15) Жена сотрудника должна была посещать трехмесячные курсы раз в неделю по вечерам, а иногда в дневное время. Занятия проводились в специальном учебном центре на Зубовской площади, в центре Москвы, который был построен в 1980 году. Там она слушала лекции о работе КГБ и стране пребывания, а также бесконечные призывы не жаловаться, если муж будет работать по вечерам. В августе 1983 года андроповский центр начал годичные курсы для специально отобранных жен, которые будут работать со своими мужьями в супружеских парах. Надо сказать, что в первые годы правления Горбачева в ПГУ на ответственных должностях работало меньше женщин, чем в последние годы сталинского правления - и это в стране, где девяносто процентов учителей, восемьдесят процентов врачей и тридцать процентов инженеров (но не членов Политбюро или старших дипломатов) - женщины. В Ясенево женщин было не больше 10 процентов. Почти все работали секретаршами, машинистками, программистами, уборщицами или поварами и судомойками в столовой. Редко когда в коридоре главного управления можно было увидеть женщину. Одна из немногих в офицерском звании работала во французском секторе службы А (активные действия), была предметом бесконечных мужских шуток. Ее редко называли иначе, чем "женщина, которая сидит на Франции". (16) Когда в 1988 году КГБ начал заигрывать с общественностью, отсутствие женщин в его плотных рядах было несколько неловким обстоятельством. Но перемен в составе сотрудников практически все же не произошло. Во время одного из телевечеров в Москве в 1989 году ведущий спросил пятерых старших сотрудников КГБ (естественно, всех мужчин): "А есть ли в КГБ женщины? Если есть, то какой процент и чем они занимаются?" Генерал-майор Анатолий Петрович Бондарев в некотором смущении ответил: "Женщины в КГБ есть, и в некоторых областях они просто незаменимы. Но что касается процентов, мне сейчас трудно сказать. Я, откровенно говоря, не ожидал такого вопроса, и у меня нет цифр. " Никто из коллег Бондарева не горел желанием вспомнить о цифрах или областях, в которых женщины незаменимы (столовые и машбюро, в основном). Ведущий решил сменить тему. (17)
X X X
Как и в Ясенево, повседневная деятельность сотрудников ПГУ за границей вряд ли сильно изменилась с приходом Горбачева. Большинство офицеров загранрезидентур работают в одной из трех линий: ПР (политическая разведка), КР (контрразведка и безопасность) или X (научно-техническая разведка). Начальник каждой линии одновременно является заместителем резидента. Соотношение сотрудников трех этих линий приблизительно таково: ПР - 40, КР - 30, X - 30 процентов. До своего прибытия на место новые сотрудники получают инструктаж о постоянной опасности "провокаций" западных разведслужб. На памяти Гордиевского, приехав, они тут же начинают подозревать своих соседей, продавцов в близлежащих магазинах, садовников в лондонских парках, через которые они ходят на работу, и вообще считают, что за ними ведется постоянное наблюдение. Однако для большинства из них этот период вскоре проходит. Рабочий день в резидентуре начинается в 8. 30 утра. Сотрудники линии ПР сначала просматривают прессу. В Лондоне они должны читать все основные ежедневные и воскресные газеты, а также периодические издания. Наибольшим вниманием пользуются журналы "Экономист" и "Прайвит ай". В начале рабочего дня сотрудники резидентуры достают из сейфов свои рабочие папки на "молнии" и с двумя отделениями. Папки эти будут побольше иных портфелей. Пожалуй, самым главным документом в такой папке является личная рабочая тетрадь, в которую заносятся сведения об оперативных контактах и основной корреспонденции из Центра. Еще одна тетрадь используется для составления телеграмм и отчетов в Москву. У каждого офицера есть личная печать с характерным рисунком и номером, которую обычно носят на брелоке вместе с ключами. В конце рабочего дня сотрудник закрывает свою папку, налепливает на замок "молнии" кусок пластилина и запечатывает ее. (18) Хотя советские посольства отсылают отчеты в Москву на обычной бумаге, резиденты КГБ пользуются 35-миллиметровой негативной пленкой. Сначала их сообщения шифруются техническим работником КГБ, а затем переносятся на пленку оперативным работником ОТ (оперативно-техническая поддержка). Входящие материалы Центра поступают на проявленные пленки, которые затем считываются на микрофильмирующем устройстве. При Горбачеве все больше важных материалов стали распечатывать с микрофильма на бумаге. Телеграммы в Центр обычно начинаются следующей стандартной шапкой: Товарищу ИВАНОВУ Р-77-81090-91-111-126 Расшифровывается эта шапка следующим образом: ИВАНОВ - это шифр подразделения в Центре, в которое направляется телеграмма. В этом случае - первое управление (Северная Америка). "Р" означает разведданные, в отличие от активных действий или оперативных сообщений по ведению агента. Следующее число, начинающееся с семерки, обозначало источник материала. 77 значило резидентура, 78 - источник, 79 - перевод официального текста. Цифра восемь предшествовала месяцу и году составления документа, в данном случае - октябрь 1990 года. Следующее число, начинающееся с девятки, обозначало тип источника: 91 - агентурный (как в этом случае), 92 - конфиденциальный, 93 - разработка, 94 - официальный. Число одиннадцать предшествовало оценке надежности сообщения: 111 надежное (как в этом случае), 112 - непроверенное, 113 - ненадежное. Число двенадцать относилось к роду занятий источника. Например, 121 означало, что источник работает в правительственных кругах, 126 - в МИДе, 1213 - в прессе. (19) Однако, по словам Гордиевского, отчетность КГБ не отличалась особой точностью. Если данные исходили от агентов, то резидентуры редко придумывали что-нибудь за него или фальсифицировали данные. Но в сообщениях по конкретной тематике, которые от них запрашивали, они запросто приписывали сведения, полученные из средств массовой информации, безымянным агентам или даже додумывали какие-то детали, чтобы угодить Центру. И в начале горбачевского правления такое вранье по мелочам было обычным делом. Так, 25 марта 1985 года от лондонской резидентуры потребовалась срочная информация о реакции Великобритании на встречи Горбачева в Консультативном комитете Социнтерна. Не успевая связаться со своими источниками, линия ПР попросту придумала некоторые отклики, чтобы угодить Горбачеву, а в качестве источников назвала несколько фиктивных контактов. На следующий день резидентура получила еще один срочный запрос, на этот раз по переговорам о вступлении Испании и Португалии в ЕЭС. Тут сотрудник линии ПР В. К. Заморин попросту прошелся по британской прессе, состряпал отчет и приписал его нескольким тайным или конфиденциальным источникам. Вскоре после этого резидентура раскопала интересную статью в "Экономист Форин Рипорт" о тех областях, где Советскому Союзу удалось получить передовые западные технологии, и в тех, где эти попытки оказались безуспешными. Резидентура хорошо понимала, что Центр статью не примет и объявит ее дезинформацией, поэтому на ее основе был подготовлен отчет с указанием личного источника резидентуры. Поскольку во время своей службы за рубежом большинство работников Центра грешило тем же, они редко высказывали сомнения в надежности отчетов, ими получаемых. (20) Поддержание контактов с завербованными агентами, что рассматривалось всеми резидентурами как важнейшая форма сбора разведданных, - это исключительно трудоемкий процесс, главным образом, из-за изощренной процедуры контрнаблюдения. Так, чтобы встретиться со своим агентом в 4 часа вечера, его куратор должен покинуть резидентуру в час дня и хитроумным путем, разработанным заранее, подъехать к парковке, лучше у крупного многоквартирного дома. Парковка у частных домов не рекомендовалась, потому что дипломатический номер машины мог привлечь нежелательное внимание, а на крупных стоянках обычно бывало многовато полиции. Припарковав свою машину, офицер отправлялся к условленному месту, где его забирал на своей машине другой сотрудник КГБ. Потом в течение часа они разъезжали по городу, пытаясь обнаружить за собой хвост. Все это время линия КР в посольстве пыталась перехватить радиообмен предполагаемых групп наблюдения местной службы безопасности или обнаружить другие признаки слежки. Деятельность эта называлась "импульс". Радиоприемник в машине куратора и его коллеги был установлен на волне посольского передатчика, по которому шло кодированное сообщение, обычно одной буквы алфавита (эта буква была личным сигналом сотрудника КГБ, которому сообщение адресовано). Если признаков наблюдения не обнаруживалось, около трех часов дня сотрудник КГБ вылезал из машины своего коллеги и пешочком либо общественным транспортом направлялся к месту встречи со своим агентом, чтобы поспеть до четырех. (21) Несмотря на все перемены, происшедшие в КГБ за последние полвека, главные оперативные приоритеты его внешней разведки не изменились со времени вербовки "великолепной пятерки". В оперативном разделе плана работы на 1984 год, направленной в загранрезидентуры, Крючков повторил традиционную формулу: "Основные усилия должны быть направлены на приобретение ценных агентов". Он призвал резидентуру изучать новые возможности вербовки агентов, "особенно среди молодежи, с целью проникновения на объекты, представляющие для нас интерес". (22) Вряд ли Крючков изменил свое мнение, заняв пост председателя КГБ в 1988 году.