Страница:
Она по-прежнему сидела там, в стороне от дверного проема.
— Ну, как там дела? — спросила она.
— Все отправились на работу, — сказал я. — Симон уволок куда-то труп. Мне показалось, что ему это не впервой.
— В «Красном петухе»? Да уж, тут злачное местечко. Итак, наконец-то мы одни. Я рада, что твой коротышка не путается у нас под ногами.
Глаза ее оживились, и на губах появилась игривая улыбка.
— Дай-ка мне твой нож, — сказал я.
Улыбка стерлась.
— Зачем? — спросила Талия.
— Хочу удовлетворить свое любопытство.
Она сунула руку под рясу и достала его.
— И второй достань, пожалуйста.
Она сделала легкое движение другой рукой и отдала мне оба ножа. Я подошел к окну и тщательно осмотрел ее оружие.
— Следов крови не заметно, — сказал я.
— Мои руки тоже чисты, даже под ногтями ничего нет, — заявила она, протягивая мне их для проверки. — Безусловно, если бы я совершила убийство, то мне хватило бы ума вымыться после него. Твое любопытство удовлетворено?
— Не совсем, — сказал я. — Ты хотела навестить нас еще позапрошлым вечером. Что задержало тебя?
— Я увидела, что к вам зашел отец Эсайас с каким-то подозрительным эскортом. Невежливо было бы присоединяться к вашей компании, тем более что мы с ним вырядились в одинаковые рясы.
— А вчера вечером?
Она ничего не ответила.
— За прошедшие три вечера, возвращаясь в эту комнату, я каждый раз находил здесь кого-то. Один из них числился в мертвых, второй выглядел как сама Смерть, а третий действительно умер, — сказал я. — Где ты провела вчерашний вечер?
— Я думала, что его нашли в его комнате, — медленно произнесла Талия.
— Мы с Клавдием перетащили его туда, но обнаружили здесь, — пояснил я. — Скорей всего, кто-то охотился на меня или Клавдия, а его убил по ошибке. Ты заглядывала к нам вчера вечером?
— Нет, — сказала она. — Меня задержали.
— Кто же задержал тебя?
— Не могу сказать.
Я поднял ее ножи.
— Ты безоружна, милая. Прекращай темнить. Я хочу знать, на кого ты работаешь.
Ее лицо побледнело от гнева.
— Как ты смеешь! — взъярилась она. — Как ты смеешь сомневаться в моей верности после того, как я едва не погибла из-за гильдии?
— Но не погибла же, — возразил я. — Пока только тебе одной удалось избежать смерти.
— Ты не веришь, что на меня покушались, — вскинув голову, сказала Талия. — Да, Тео, мне казалось, я заслуживаю большего доверия, учитывая наше давнее знакомство. Тебе нужны доказательства? Отлично.
Она сбросила монашеский плащ. Под ним также было надето мужское платье.
— Я отнюдь не безоружна, — заявила она, бросив на пол еще два ножа. — Вот тебе первое доказательство моей чистой совести. А сейчас увидишь второе.
Она начала стаскивать одежду.
— Погоди, — запротестовал я.
— Брось, Тео, — сказала она. — Ты же видел раньше все мои прелести. Не разыгрывай из себя застенчивого юнца.
Полуобнаженная Талия по-прежнему выглядела так же потрясающе, как знакомая мне когда-то восемнадцатилетняя клоунесса.
— Всплывают хоть какие-то воспоминания? — насмешливо спросила она и, не дожидаясь ответа, повернулась ко мне спиной.
Гладкая кожа ее спины была почти сплошь покрыта уродливыми шрамами. Я подошел ближе и коснулся их рукой. Талия содрогнулась и крепко обхватила себя руками.
— Ну как, Тео, польстятся ли еще мужчины на мою красоту? — отрывисто сказала она. — Или она скорее оттолкнет их?
— Одевайся, — резко сказал я, возвращая ей ножи.
Она быстро оделась, вернувшись к облику безымянной святости. Потом взглянула мне в лицо и спросила:
— Теперь ты убедился в моей неизменной преданности?
— Отчасти убедился. Но полного доверия пока нет, — сказал я. — Ты знаешь, что Цинцифицеса убили?
Ее потрясение выглядело искренним.
— Когда? — вскрикнула она.
— Пару дней назад, — сказал я. — Мы нашли то, что от него осталось, в тайном убежище, где на его похоронах пиршествовали хвостатые четвероногие соседи. А теперь кто-то начал охотиться за мной. Есть какие-то соображения по этому поводу?
— Нет.
— Тогда уходи. Возвращайся, когда сможешь сообщить мне что-нибудь полезное. Я должен найти Клавдия до выступления перед императором, к тому же мне не мешало бы заморить червячка.
— Я думала, вас прислали спасти меня, — прошептала она.
— Спасение не входило в порученную мне миссию, — ответил я, начиная паковать свои вещи.
Когда я закончил, ее уже не было. Забросив вещи в комнату убитого, я отправился на конюшню.
— Низкорослый бородач? — уточнил конюх. — Да, он заходил сюда на рассвете. Забрал свою лошадь и ушел.
— А не сказал случаем, куда направляется? — без особой надежды спросил я.
— Нет. Но вроде он собрался уезжать из города. Направился к Регийским воротам.
— И ничего не просил передать?
— Ничего.
Виола покинула меня. Канула в неизвестность. Я не думал, что покушение на ее жизнь стало последней каплей. Она никогда не отличалась трусостью. Возможно, ее побудила уехать наша сделка с Эсайасом.
А вообще-то говоря, она могла уехать и из-за меня. Слишком долго я выступал в роли учителя, пренебрегая супружескими обязанностями. Слишком резко ограничил ее свободу. Она покинула Орсино, стремясь вырваться на свободу, и в итоге потеряла ее рядом со мной.
Век живи, век учись, Тео. В следующий раз будешь умнее. Если, конечно, тебе еще представится такая возможность.
Я зашел проведать Зевса. Мы не виделись с ним больше недели. К сожалению, он тоже ничем не мог помочь мне. Я попытался угостить его морковкой, но он так резко хряпнул меня за пальцы, что мне едва удалось отдернуть руку.
Здорово, подумал я. Еще вчера у меня было три друга в этом многотысячном городе. А сегодня, похоже, я остался совсем один.
Я пришел во Влахернский дворец раньше назначенного времени, но император уже бодрствовал, выслушивая за утренней трапезой склоки своих советников. Увидев меня, он взмахнул куриной ножкой.
— Сюда, малыш! — присвистнув, позвал он.
О боже, до чего же скучными порой бывают шуточки императоров! Естественно, мне пришлось мгновенно изобразить собачонку, резво пробежаться на четырех конечностях и, сев в умильную стойку, преданно поглядывать, как он помахивает подачкой перед моим носом. Наконец он повернулся к одному из советников и сказал:
— Ставлю византин[24], что он ухитрится поймать ее на лету.
— Пожалуй, я рискну поспорить, ваше величество, — поддержал спор один из советников.
Грубо захохотав, Алексей подбросил куриную ножку в воздух и крикнул:
— Лови!
Велика хитрость! Конечно, я поймал ее, причем схватил прямо зубами. Черт возьми, хотя голод уже давно давал о себе знать, но будь я проклят, если стану есть подачки с пола.
Присев на подножие трона, я спокойно обгладывал куриный окорочок и наблюдал за происходящим. Старший зять императора, Алексей Палеолог, прогуливался по залу в расшитом золотом камзоле и узких обтягивающих штанах. Рядом с василевсом сидел, как я узнал позже, его свояк Михаил Стрифн, женатый на сестре императрицы Евфросинии, а заодно и великий князь, управлявший жалкими остатками военно-морского флота; его рука то и дело ныряла за фигами в ближайшую вазу с фруктами. Георгий Инеот, управляющий двором, стоял у стола, о чем-то напыщенно толкуя, а сидевший рядом с ним Филоксенит зорко приглядывал за всеми. На трапезе также присутствовала горстка менее важных чиновников. В конце зала возвышался капитан Станислав с двумя подручными. Капитан следил за Филоксенитом.
— Я лишь скажу, что нападения на черноморские торговые суда стали бы гораздо более успешными, если бы мы использовали собственные корабли, — распространялся Инеот, пока я жевал. — Наем пиратов для выполнения такой работы сильно бьет по нашему карману. И вообще они не заслуживают доверия.
— А сколько кораблей у нас имеется в наличии? — спросил император.
Стрифн явно растерялся.
— Трудно назвать точную цифру, ваше величество, — туманно ответил он.
— Возможно, дело упростилось бы, если бы ты перестал продавать их направо и налево, — сказал Палеолог, подталкивая его локтем.
— Не преувеличивай, — разозлился Стрифн. — Я продал совсем немного. Поиздержался, знаете ли. Подарки на дни рождения и все такое прочее. Во всяком случае, пираты отлично справляются с подобной работой. Славные парни. Наградишь их каким-нибудь броским званием или орденской лентой, и они уже числят себя знатными вельможами.
— К нам поступают жалобы по поводу этих набегов, — вмешался Филоксенит. — Оказалось, что они ограбили несколько наших торговых судов. А обычно имперское пиратство бывает направлено на имущество других стран.
— Неужели? — воскликнул император, разражаясь смехом. — Ну, тогда нам следует прекратить эти безобразия. Стоит ли грабить Петра, чтобы заплатить Павлу, не правда ли, шут?
— Точно подмечено, мой господин, — сказал я.
— И все-таки я считаю, что нам нужно восстановить военно-морской флот, — продолжил Инеот. — гораздо удобнее иметь дело со своими мореходами.
— Пора тебе наконец научиться зарабатывать на жизнь, — сказал Палеолог Стрифну.
— Но, ваше величество, — возразил Стрифн, — строительство новых кораблей повлечет за собой вырубку прекрасных лесов. Где же вы тогда будете охотиться?
— А он дело говорит, ты знаешь, — сказал император, обращаясь к гофмейстеру. — Так приятно выехать из города, подстрелить пару оленей и вернуться домой на закате. Если мы вырубим окрестные леса ради постройки двух кораблей, то мне придется ехать лишний день, чтобы поохотиться. А ты ведь знаешь, как я не люблю дальние вылазки. К чему мне утруждать мои больные ноги, верно, шут?
— Мы, безусловно, желаем всяческого благополучия царским конечностям, ваше величество, — сказал я. — Если император не сможет стоять на ногах, то империя уж точно рухнет.
— Ха-ха! Хорошо сказано, шут, — воскликнул император и повернулся к флейтистке, скучавшей у трона. — Ты понимаешь, моя милая, это игра слов, учитывая, что я император, конечно, и…
Она безучастно взирала на него.
— Придется подзаняться ее греческим, — доверительно сообщил он мне. — Понимает все, что я хочу от нее, но этим дело и ограничивается.
— Не таково ли определение идеальной женщины? — игриво ответил я.
— Стоит проверить, — он похотливо усмехнулся, повернулся к ней и сказал: — Отдых!
Она улыбнулась, взяла свою флейту и направилась в императорскую опочивальню.
— Ну разве она не сокровище? — со вздохом произнес Алексей, явно собираясь завершить аудиенцию.
Филоксенит встал и откашлялся. Император раздраженно глянул на него.
— В чем дело, евнух? — спросил он.
— Ваше величество, есть еще вопрос о вашем племяннике, — тихо сказал Филоксенит.
Среди остальных собравшихся прошел слабый шорох. Император вновь опустился на трон, положил руки на подлокотники и принял величественную позу.
— А что с ним такое? — спросил он.
— Мы получили сообщение, что он добрался до Швабии и живет при германском дворе под защитой своей сестры.
— Этой маленькой распутницы Ирины, — хмыкнул император. — Такой же ловкач, как она. Оба они, словно кошки, всегда приземляются на все четыре ноги.
— Или на спинку, — добавил я.
Император хохотнул и одобрительно похлопал меня по плечу.
— Он также связался с крестоносцами, — продолжал Филоксенит.
— Ну и что с того? Пусть повоюет. В юности это даже полезно. Может, хоть станет настоящим мужчиной.
— А если он соберет войско, чтобы выступить против вашего величества?
— Кишка тонка! — заявил император. — Этот мальчишка обязан мне жизнью. Я мог бы казнить его. Мог бы выколоть ему глаза. Но поступил ли я так? Поступил?
Все советники отрицательно покачали головами.
— Признаю, я был слишком мягок с этим юношей. Но я возлагал на него надежды. Полагал, что он поумнеет, повидав свет. Вряд ли он по-прежнему предан моему брату, ведь прошло так много времени. Итак, он сбежал. Велика ли важность? Пусть себе прячется под юбками своей сестры или играет в солдатики и гибнет от рук неверных. Чего ради мне волноваться о его судьбе?
— А что, если он приведет крестоносцев сюда? — настаивал Филоксенит.
— Тогда мы остановим его, — самоуверенно заявил Палеолог.
— Верно! Мы остановим его, — согласился император. — Народу он здесь не нужен. Никто даже не знает его. Он всего лишь беглый мальчишка. Разве хватит у него духу посягнуть на византийский трон? Да и есть ли в Константинополе хоть кто-то, желающий поддержать его притязания? Капитан?
— Никого, ваше величество, — сказал Станислав.
— Ну вот и прекрасно. Ах, стоило ли тратить на такие пустяки мое драгоценное время? Время, которое я мог бы посвятить… э-э… пользительному отдыху.
— Остался еще вопрос о вашем брате, Исааке, — добавил Инеот.
Император глянул на него сквозь полуопущенные веки.
— Ну а с ним что не так? — устало произнес он.
— Всему миру известна милость и доброта вашего величества, — сказал управляющий двором. — Безусловно, вы поступили с ним в высшей степени по-братски. И для меня очень трудно предлагать вам нечто противоречащее милосердию вашей натуры.
— Продолжай, — бросил император.
— Именно Исаак организовал побег своего сына. Доказательства неопровержимы. Однако вы никоим образом не наказали его за такой проступок.
— Я сверг его. Потом ослепил. Казнил нескольких его приверженцев. Похоже, я только и делал, что наказывал его. Послушай, я понимаю, к чему ты клонишь, но не собираюсь усугублять страданиями его жизнь. Я император, а он — нет, и больше мне нечего сказать по этому поводу. Пусть он плетет свои жалкие заговоры. Нужно же ему чем-то заполнять дни и ночи.
— Но стоило бы, по крайней мере, перевести его из Диплокиона, — сказал Инеот. — Обеспечить ему более надежное заключение. Ограничить поток его посетителей.
— Однако в Диплокионе ему очень удобно, — заметил император. — И там прекрасный вид на окрестности.
— Исаак слеп, — напомнил Инеот. — Какой ему толк от прекрасных видов?
— А что ты думаешь, капитан?
— Держите врагов под рукой, ваше величество, — ответил Станислав. — Такая стратегия еще никогда не подводила.
— А ты, шут? — сказал он, поворачиваясь ко мне.
— Ваше величество, я не смею давать советы божественным наместникам.
— Перестань подлизываться и отвечай мне. Как бы ты поступил, если бы он был твоим братом?
— Если бы он был моим братом, то был бы братом дурака и, следовательно, не имел бы никакого касательства к вашему величеству.
— Гм, — сказал он. — Ладно, я подумаю об этом. После дневного отдыха. Аудиенция закончена. Уходите, уходите все. Евнух, отблагодари шута.
Он встал, опершись на палку. Все почтительно поклонились, и он покинул зал.
— Однако, шут, ты умудрился быстро втереться в доверие, — заметил Стрифн. — Ну-ка ответь мне. Как ты назовешь человека, который спрашивает советов у шутов?
— Императором, — сказал я, глядя прямо на него.
Станислав спрятал ухмылку. Я откланялся и проследовал из зала за Филоксенитом.
— Ты не перетрудился сегодня, — заметил он.
— Стоит ли мне дождаться конца дневного отдыха? — спросил я.
— Нет, — ответил евнух. — Когда он так настаивает на нем, то, значит, намеревается отдыхать до глубокого вечера.
— Я бы тоже не отказался, будь в моей опочивальне такие прелестные удобства.
Мы вошли в его кабинет.
— Садись, — сказал он.
Я подчинился, и он расплатился со мной. Подумав, что пора уходить, я хотел откланяться, но он жестом приказал мне вернуться в кресло.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Но вы же сами сегодня все видели и слышали, — возразил я. — Уверен, что вы не нуждаетесь в моих отчетах.
— Да я не об этом, — сказал он, почесывая нос.
Они подкрались ко мне сзади так бесшумно, что единственным осознанным мной движением было легкое сотрясение воздуха, вызванное наброшенной на меня веревкой. У меня не было ни малейшей возможности изменить ситуацию. Меня мгновенно связали так, что я едва смог повернуть голову, чтобы увидеть двух проделавших все это варягов. Ни одного из них я не знал.
Я постарался взять себя в руки. Внешнее спокойствие мне обычно хорошо удавалось.
— О чем вы хотели бы побеседовать со мной? — вежливо спросил я.
— Ты говорил, что вы пришли с севера, — сказал Филоксенит. — И вы действительно вошли в город через Регийские ворота, что вроде бы не противоречило твоим словам. Но сейчас я получил сообщение из Анастасийской крепости, что вы заходили к ним, следуя по Эгнациевой дороге. А это уже означает, что вы прибыли с запада.
— Я чертовски плохо разбираюсь в сторонах света, — застенчиво признал я. — Должно быть, мы свернули куда-то не туда в Филиппополисе.
— Ты начинаешь утомлять меня, — сказал он, присаживаясь на край стола.
Стражники придвинули мое кресло почти вплотную к нему. И Филоксенит вдруг влепил мне звонкую пощечину.
— Тьфу' — скривился он, стирая носовым платком пудру с руки. — Какая гадость. Не вынуждай меня делать это еще раз. На чьей стороне ты играешь? Венеции? Швабии?
— Я вольный дурак, — сказал я. — А вы?
Он сделал знак одному из стражников, и тот так ловко звезданул меня по голове дубинкой, что я действительно узрел звезды. Плеяды, по-моему.
— Где твой помощник Клавдий? — спросил Филоксенит.
— Понятия не имею, — ответил я. — Он исчез сегодня утром. Спросите в «Петухе», любой там подтвердит мои слова.
— В «Красном петухе»? — усмехнувшись, уточнил он. — Там подтвердят все, что угодно, за определенную плату Тебе, шут, следует быть более разборчивым в связях. Так на кого ты работаешь?
— На императора.
Очередной удар. На сей раз мне привиделся Орион. Вполне логично, он всегда преследовал Плеяд[25].
— Если вы убьете меня, то что скажете императору? — с трудом выговорил я.
Филоксенит пожал плечами.
— В нашем городе полно случайных людей, они то появляются, то исчезают. Что особенного в исчезновении странствующего шута?
— Значит, это вы убили всех остальных, — прорычал я.
Он взглянул на меня с удивлением.
— О чем это ты там бормочешь?
— Об убитых шутах, — сказал я. — Уже убиты Нико и Пико, Деметрий, Тиберий, Игнатий и Талия. Даже Цинцифицес.
Филоксенит смотрел на меня в полнейшем недоумении.
— Подождите снаружи, — приказал он стражникам.
Я услышал, как закрылись двери.
— Итак, — сказал он. — От того, что ты мне расскажешь, будет зависеть твоя жизнь. Ты сказал, что все эти люди мертвы?
— Убиты, — уточнил я. — По вашему приказу.
— С чего бы мне понадобилось убивать шутов?
— Вы же собрались убить меня.
— Но ты явился сюда шпионить, — возразил он. — Разве не так? Когда их убили?
— В минувшем ноябре.
Он встал и прошелся по кабинету за моей спиной. Я почувствовал на губах солоноватый вкус, но не разобрал, что это — кровь или слезы.
Филоксенит вновь появился передо мной с кинжалом в руке.
— Я ничего не знал об этом, — сказал он.
— Почему я должен вам верить?
— А почему ты думаешь, что я как-то причастен к убийствам?
— Один из наших шутов подслушал вас на ипподроме, когда вы обсуждали, как убить императора.
Он поднес кинжал к моему горлу.
— Заговор? — тихо произнес он. — Когда это было?
— На играх в начале ноября. Теперь мы знаем все. И если меня убьют, то об этом сразу станет известно вашим противникам. Вы не доживете до моих похорон.
Он начал смеяться.
— Ты поставил не на ту лошадку, шут, — сказал он. — Те состязания происходили в начале ноября? А я в начале ноября был в Адрианополе. И я смогу привести сотню достойных свидетелей, которые присягнут в этом перед императором.
ГЛАВА 14
— Ладно, как ни занятно слушать праздную болтовню шута, готового встретиться со своим создателем, но настало время поговорить серьезно, — продолжил Филоксенит. — Если существует заговор против императора, мне необходимо знать о нем.
— А вдруг вы и сами в числе заговорщиков? — с подозрением сказал я. — И кто гарантирует, что вы не перережете мне глотку после такого разговора?
— Верно, никто, — мягко подтвердил он. — Я редко считаю нужным оправдываться перед обычными прохвостами вроде тебя. И если ты будешь продолжать упорно уклоняться от разговора, то я перережу тебе глотку прямо сейчас. Так что, на мой взгляд, терять тебе совершенно нечего.
Его логика казалась убедительной. Хотя, конечно, мои способности к рассуждениям несколько ограничивались веревками, привязывавшими меня к креслу, и кинжалом у горла.
— Цинцифицес подслушал разговор двух мужчин, они сговаривались убить Алексея, — сказал я. — В начале ноября. И он передал эти сведения всем работавшим в городе шутам.
— Почему именно шутам? — спросил Филоксенит.
— Потому что среди его знакомых только они имели доступ к императору и императрице. К тому же он подумал, что никто, кроме них, не воспримет всерьез его слова.
— Тогда почему шуты не доложили обо всем императору или императрице?
— Потому что хотели сначала сами проверить эти сведения. Но в течение недели все они исчезли.
— С ноября прошло много времени.
— Ну и что?
— А никакого покушения на императора так и не было.
— Цинцифицес считал, что заговорщики ждут какого-то особого события.
— Когда ты разговаривал с ним?
— Несколько дней назад.
Я пересказал ему все наши разговоры. Он слушал, лениво поигрывая кинжалом.
— Так значит, это вы обкурили меня на последних состязаниях, — сказал он. — Я, конечно, удивился, откуда вдруг мог повалить дым, но вскоре и думать забыл о такой мелочи. А вы, значит, решили, что я на стороне заговорщиков.
— Вы были моим главным подозреваемым, — признал я.
— Употребление тобой прошедшего времени подразумевает, что ты изменил свое мнение, — удовлетворенно сказал он. — Или что ты практичный человек.
— Я пока еще жив, — заметил я. — Это кое-что да значит.
— Очень жаль, что твой единственный свидетель мертв.
Он долго и пристально смотрел на меня. По выражению его лица я не смог разгадать, что за мысли бродят в его голове.
— Много лет я присматривался к твоим приятелям, — наконец сказал он. — И не мог не заметить, что их шуточки таили в себе множество дельных советов, принесших много пользы императорам, у которых хватило мудрости им последовать. А еще я заметил, что, когда тебе сегодня представилась возможность дать полезный совет, ты предпочел отшутиться.
— Совет может дать любой дурак, но шут, нацелившийся на долгую службу, должен для начала изучить обстановку.
— Разумная политика. Наш нынешний коронованный владыка обожал тех карликов. Они жили здесь так долго, что, наверное, лучше всех разбирались в столичных делах. Когда они исчезли так внезапно, некоторые из нас заподозрили, что кто-то, позавидовав их влиянию, уговорил их убраться из города. Но у меня и мысли не возникло, что их убили.
Он прохаживался у меня за спиной, перестав маячить перед глазами, но по-прежнему вызывая определенные опасения.
— Не скажу, чтобы подобные дела вызывали у меня отвращение, — продолжил он, и я вздрогнул, ощутив на затылке холодок стали. — Это разумная тактика. Но поскольку она исходила не от меня, то я предпочел бы, чтобы она потерпела провал.
Убрав кинжал от моего затылка, он перерезал веревки.
— Все упомянутые тобой шуты… они действовали сообща?
— За исключением Цинцифицеса, — сказал я, потряхивая онемевшими руками.
— Так вот почему ему удалось прожить дольше всех, — задумчиво произнес он. — И ты прибыл сюда, услышав об этих исчезновениях. Почему именно ты? Кто послал тебя?
Я молча покачал головой. Он нацелил на меня кинжал
— Я хочу окончательно прояснить для тебя два момента, — сказал он. — Во-первых, что касается меня, то я теперь в какой-то степени твой должник. Но советую не испытывать моего терпения. Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы замыслить покушение на мою жизнь. Уверен, что ты способен организовать его, но вряд ли тогда сам доживешь даже до заката.
— Это один момент или уже оба? — спросил я.
— Во-вторых, — продолжил он, оставив без внимания мой вопрос, — этого разговора между нами не было. И то же самое будет касаться всех наших последующих ежедневных разговоров. Между тем я постараюсь провести собственное расследование.
— Отлично, — сказал я. — Теперь я могу уйти, господин хранитель?
Он открыл дверь, впустив двух варягов, и приказал:
— Уведите его.
Я надеялся, что они не получили молчаливого приказа убить меня. Им достаточно было бы одного условного знака. Но уже через минуту я оказался за воротами дворца.
— Я видел ваше представление на ипподроме, — дружелюбно сказал один из них напоследок. — Мне понравилось. А судя по рассказам наших парней, вы также здорово повеселили их в банях.
— Спасибо, — сказал я.
— Ну, как там дела? — спросила она.
— Все отправились на работу, — сказал я. — Симон уволок куда-то труп. Мне показалось, что ему это не впервой.
— В «Красном петухе»? Да уж, тут злачное местечко. Итак, наконец-то мы одни. Я рада, что твой коротышка не путается у нас под ногами.
Глаза ее оживились, и на губах появилась игривая улыбка.
— Дай-ка мне твой нож, — сказал я.
Улыбка стерлась.
— Зачем? — спросила Талия.
— Хочу удовлетворить свое любопытство.
Она сунула руку под рясу и достала его.
— И второй достань, пожалуйста.
Она сделала легкое движение другой рукой и отдала мне оба ножа. Я подошел к окну и тщательно осмотрел ее оружие.
— Следов крови не заметно, — сказал я.
— Мои руки тоже чисты, даже под ногтями ничего нет, — заявила она, протягивая мне их для проверки. — Безусловно, если бы я совершила убийство, то мне хватило бы ума вымыться после него. Твое любопытство удовлетворено?
— Не совсем, — сказал я. — Ты хотела навестить нас еще позапрошлым вечером. Что задержало тебя?
— Я увидела, что к вам зашел отец Эсайас с каким-то подозрительным эскортом. Невежливо было бы присоединяться к вашей компании, тем более что мы с ним вырядились в одинаковые рясы.
— А вчера вечером?
Она ничего не ответила.
— За прошедшие три вечера, возвращаясь в эту комнату, я каждый раз находил здесь кого-то. Один из них числился в мертвых, второй выглядел как сама Смерть, а третий действительно умер, — сказал я. — Где ты провела вчерашний вечер?
— Я думала, что его нашли в его комнате, — медленно произнесла Талия.
— Мы с Клавдием перетащили его туда, но обнаружили здесь, — пояснил я. — Скорей всего, кто-то охотился на меня или Клавдия, а его убил по ошибке. Ты заглядывала к нам вчера вечером?
— Нет, — сказала она. — Меня задержали.
— Кто же задержал тебя?
— Не могу сказать.
Я поднял ее ножи.
— Ты безоружна, милая. Прекращай темнить. Я хочу знать, на кого ты работаешь.
Ее лицо побледнело от гнева.
— Как ты смеешь! — взъярилась она. — Как ты смеешь сомневаться в моей верности после того, как я едва не погибла из-за гильдии?
— Но не погибла же, — возразил я. — Пока только тебе одной удалось избежать смерти.
— Ты не веришь, что на меня покушались, — вскинув голову, сказала Талия. — Да, Тео, мне казалось, я заслуживаю большего доверия, учитывая наше давнее знакомство. Тебе нужны доказательства? Отлично.
Она сбросила монашеский плащ. Под ним также было надето мужское платье.
— Я отнюдь не безоружна, — заявила она, бросив на пол еще два ножа. — Вот тебе первое доказательство моей чистой совести. А сейчас увидишь второе.
Она начала стаскивать одежду.
— Погоди, — запротестовал я.
— Брось, Тео, — сказала она. — Ты же видел раньше все мои прелести. Не разыгрывай из себя застенчивого юнца.
Полуобнаженная Талия по-прежнему выглядела так же потрясающе, как знакомая мне когда-то восемнадцатилетняя клоунесса.
— Всплывают хоть какие-то воспоминания? — насмешливо спросила она и, не дожидаясь ответа, повернулась ко мне спиной.
Гладкая кожа ее спины была почти сплошь покрыта уродливыми шрамами. Я подошел ближе и коснулся их рукой. Талия содрогнулась и крепко обхватила себя руками.
— Ну как, Тео, польстятся ли еще мужчины на мою красоту? — отрывисто сказала она. — Или она скорее оттолкнет их?
— Одевайся, — резко сказал я, возвращая ей ножи.
Она быстро оделась, вернувшись к облику безымянной святости. Потом взглянула мне в лицо и спросила:
— Теперь ты убедился в моей неизменной преданности?
— Отчасти убедился. Но полного доверия пока нет, — сказал я. — Ты знаешь, что Цинцифицеса убили?
Ее потрясение выглядело искренним.
— Когда? — вскрикнула она.
— Пару дней назад, — сказал я. — Мы нашли то, что от него осталось, в тайном убежище, где на его похоронах пиршествовали хвостатые четвероногие соседи. А теперь кто-то начал охотиться за мной. Есть какие-то соображения по этому поводу?
— Нет.
— Тогда уходи. Возвращайся, когда сможешь сообщить мне что-нибудь полезное. Я должен найти Клавдия до выступления перед императором, к тому же мне не мешало бы заморить червячка.
— Я думала, вас прислали спасти меня, — прошептала она.
— Спасение не входило в порученную мне миссию, — ответил я, начиная паковать свои вещи.
Когда я закончил, ее уже не было. Забросив вещи в комнату убитого, я отправился на конюшню.
— Низкорослый бородач? — уточнил конюх. — Да, он заходил сюда на рассвете. Забрал свою лошадь и ушел.
— А не сказал случаем, куда направляется? — без особой надежды спросил я.
— Нет. Но вроде он собрался уезжать из города. Направился к Регийским воротам.
— И ничего не просил передать?
— Ничего.
Виола покинула меня. Канула в неизвестность. Я не думал, что покушение на ее жизнь стало последней каплей. Она никогда не отличалась трусостью. Возможно, ее побудила уехать наша сделка с Эсайасом.
А вообще-то говоря, она могла уехать и из-за меня. Слишком долго я выступал в роли учителя, пренебрегая супружескими обязанностями. Слишком резко ограничил ее свободу. Она покинула Орсино, стремясь вырваться на свободу, и в итоге потеряла ее рядом со мной.
Век живи, век учись, Тео. В следующий раз будешь умнее. Если, конечно, тебе еще представится такая возможность.
Я зашел проведать Зевса. Мы не виделись с ним больше недели. К сожалению, он тоже ничем не мог помочь мне. Я попытался угостить его морковкой, но он так резко хряпнул меня за пальцы, что мне едва удалось отдернуть руку.
Здорово, подумал я. Еще вчера у меня было три друга в этом многотысячном городе. А сегодня, похоже, я остался совсем один.
Я пришел во Влахернский дворец раньше назначенного времени, но император уже бодрствовал, выслушивая за утренней трапезой склоки своих советников. Увидев меня, он взмахнул куриной ножкой.
— Сюда, малыш! — присвистнув, позвал он.
О боже, до чего же скучными порой бывают шуточки императоров! Естественно, мне пришлось мгновенно изобразить собачонку, резво пробежаться на четырех конечностях и, сев в умильную стойку, преданно поглядывать, как он помахивает подачкой перед моим носом. Наконец он повернулся к одному из советников и сказал:
— Ставлю византин[24], что он ухитрится поймать ее на лету.
— Пожалуй, я рискну поспорить, ваше величество, — поддержал спор один из советников.
Грубо захохотав, Алексей подбросил куриную ножку в воздух и крикнул:
— Лови!
Велика хитрость! Конечно, я поймал ее, причем схватил прямо зубами. Черт возьми, хотя голод уже давно давал о себе знать, но будь я проклят, если стану есть подачки с пола.
Присев на подножие трона, я спокойно обгладывал куриный окорочок и наблюдал за происходящим. Старший зять императора, Алексей Палеолог, прогуливался по залу в расшитом золотом камзоле и узких обтягивающих штанах. Рядом с василевсом сидел, как я узнал позже, его свояк Михаил Стрифн, женатый на сестре императрицы Евфросинии, а заодно и великий князь, управлявший жалкими остатками военно-морского флота; его рука то и дело ныряла за фигами в ближайшую вазу с фруктами. Георгий Инеот, управляющий двором, стоял у стола, о чем-то напыщенно толкуя, а сидевший рядом с ним Филоксенит зорко приглядывал за всеми. На трапезе также присутствовала горстка менее важных чиновников. В конце зала возвышался капитан Станислав с двумя подручными. Капитан следил за Филоксенитом.
— Я лишь скажу, что нападения на черноморские торговые суда стали бы гораздо более успешными, если бы мы использовали собственные корабли, — распространялся Инеот, пока я жевал. — Наем пиратов для выполнения такой работы сильно бьет по нашему карману. И вообще они не заслуживают доверия.
— А сколько кораблей у нас имеется в наличии? — спросил император.
Стрифн явно растерялся.
— Трудно назвать точную цифру, ваше величество, — туманно ответил он.
— Возможно, дело упростилось бы, если бы ты перестал продавать их направо и налево, — сказал Палеолог, подталкивая его локтем.
— Не преувеличивай, — разозлился Стрифн. — Я продал совсем немного. Поиздержался, знаете ли. Подарки на дни рождения и все такое прочее. Во всяком случае, пираты отлично справляются с подобной работой. Славные парни. Наградишь их каким-нибудь броским званием или орденской лентой, и они уже числят себя знатными вельможами.
— К нам поступают жалобы по поводу этих набегов, — вмешался Филоксенит. — Оказалось, что они ограбили несколько наших торговых судов. А обычно имперское пиратство бывает направлено на имущество других стран.
— Неужели? — воскликнул император, разражаясь смехом. — Ну, тогда нам следует прекратить эти безобразия. Стоит ли грабить Петра, чтобы заплатить Павлу, не правда ли, шут?
— Точно подмечено, мой господин, — сказал я.
— И все-таки я считаю, что нам нужно восстановить военно-морской флот, — продолжил Инеот. — гораздо удобнее иметь дело со своими мореходами.
— Пора тебе наконец научиться зарабатывать на жизнь, — сказал Палеолог Стрифну.
— Но, ваше величество, — возразил Стрифн, — строительство новых кораблей повлечет за собой вырубку прекрасных лесов. Где же вы тогда будете охотиться?
— А он дело говорит, ты знаешь, — сказал император, обращаясь к гофмейстеру. — Так приятно выехать из города, подстрелить пару оленей и вернуться домой на закате. Если мы вырубим окрестные леса ради постройки двух кораблей, то мне придется ехать лишний день, чтобы поохотиться. А ты ведь знаешь, как я не люблю дальние вылазки. К чему мне утруждать мои больные ноги, верно, шут?
— Мы, безусловно, желаем всяческого благополучия царским конечностям, ваше величество, — сказал я. — Если император не сможет стоять на ногах, то империя уж точно рухнет.
— Ха-ха! Хорошо сказано, шут, — воскликнул император и повернулся к флейтистке, скучавшей у трона. — Ты понимаешь, моя милая, это игра слов, учитывая, что я император, конечно, и…
Она безучастно взирала на него.
— Придется подзаняться ее греческим, — доверительно сообщил он мне. — Понимает все, что я хочу от нее, но этим дело и ограничивается.
— Не таково ли определение идеальной женщины? — игриво ответил я.
— Стоит проверить, — он похотливо усмехнулся, повернулся к ней и сказал: — Отдых!
Она улыбнулась, взяла свою флейту и направилась в императорскую опочивальню.
— Ну разве она не сокровище? — со вздохом произнес Алексей, явно собираясь завершить аудиенцию.
Филоксенит встал и откашлялся. Император раздраженно глянул на него.
— В чем дело, евнух? — спросил он.
— Ваше величество, есть еще вопрос о вашем племяннике, — тихо сказал Филоксенит.
Среди остальных собравшихся прошел слабый шорох. Император вновь опустился на трон, положил руки на подлокотники и принял величественную позу.
— А что с ним такое? — спросил он.
— Мы получили сообщение, что он добрался до Швабии и живет при германском дворе под защитой своей сестры.
— Этой маленькой распутницы Ирины, — хмыкнул император. — Такой же ловкач, как она. Оба они, словно кошки, всегда приземляются на все четыре ноги.
— Или на спинку, — добавил я.
Император хохотнул и одобрительно похлопал меня по плечу.
— Он также связался с крестоносцами, — продолжал Филоксенит.
— Ну и что с того? Пусть повоюет. В юности это даже полезно. Может, хоть станет настоящим мужчиной.
— А если он соберет войско, чтобы выступить против вашего величества?
— Кишка тонка! — заявил император. — Этот мальчишка обязан мне жизнью. Я мог бы казнить его. Мог бы выколоть ему глаза. Но поступил ли я так? Поступил?
Все советники отрицательно покачали головами.
— Признаю, я был слишком мягок с этим юношей. Но я возлагал на него надежды. Полагал, что он поумнеет, повидав свет. Вряд ли он по-прежнему предан моему брату, ведь прошло так много времени. Итак, он сбежал. Велика ли важность? Пусть себе прячется под юбками своей сестры или играет в солдатики и гибнет от рук неверных. Чего ради мне волноваться о его судьбе?
— А что, если он приведет крестоносцев сюда? — настаивал Филоксенит.
— Тогда мы остановим его, — самоуверенно заявил Палеолог.
— Верно! Мы остановим его, — согласился император. — Народу он здесь не нужен. Никто даже не знает его. Он всего лишь беглый мальчишка. Разве хватит у него духу посягнуть на византийский трон? Да и есть ли в Константинополе хоть кто-то, желающий поддержать его притязания? Капитан?
— Никого, ваше величество, — сказал Станислав.
— Ну вот и прекрасно. Ах, стоило ли тратить на такие пустяки мое драгоценное время? Время, которое я мог бы посвятить… э-э… пользительному отдыху.
— Остался еще вопрос о вашем брате, Исааке, — добавил Инеот.
Император глянул на него сквозь полуопущенные веки.
— Ну а с ним что не так? — устало произнес он.
— Всему миру известна милость и доброта вашего величества, — сказал управляющий двором. — Безусловно, вы поступили с ним в высшей степени по-братски. И для меня очень трудно предлагать вам нечто противоречащее милосердию вашей натуры.
— Продолжай, — бросил император.
— Именно Исаак организовал побег своего сына. Доказательства неопровержимы. Однако вы никоим образом не наказали его за такой проступок.
— Я сверг его. Потом ослепил. Казнил нескольких его приверженцев. Похоже, я только и делал, что наказывал его. Послушай, я понимаю, к чему ты клонишь, но не собираюсь усугублять страданиями его жизнь. Я император, а он — нет, и больше мне нечего сказать по этому поводу. Пусть он плетет свои жалкие заговоры. Нужно же ему чем-то заполнять дни и ночи.
— Но стоило бы, по крайней мере, перевести его из Диплокиона, — сказал Инеот. — Обеспечить ему более надежное заключение. Ограничить поток его посетителей.
— Однако в Диплокионе ему очень удобно, — заметил император. — И там прекрасный вид на окрестности.
— Исаак слеп, — напомнил Инеот. — Какой ему толк от прекрасных видов?
— А что ты думаешь, капитан?
— Держите врагов под рукой, ваше величество, — ответил Станислав. — Такая стратегия еще никогда не подводила.
— А ты, шут? — сказал он, поворачиваясь ко мне.
— Ваше величество, я не смею давать советы божественным наместникам.
— Перестань подлизываться и отвечай мне. Как бы ты поступил, если бы он был твоим братом?
— Если бы он был моим братом, то был бы братом дурака и, следовательно, не имел бы никакого касательства к вашему величеству.
— Гм, — сказал он. — Ладно, я подумаю об этом. После дневного отдыха. Аудиенция закончена. Уходите, уходите все. Евнух, отблагодари шута.
Он встал, опершись на палку. Все почтительно поклонились, и он покинул зал.
— Однако, шут, ты умудрился быстро втереться в доверие, — заметил Стрифн. — Ну-ка ответь мне. Как ты назовешь человека, который спрашивает советов у шутов?
— Императором, — сказал я, глядя прямо на него.
Станислав спрятал ухмылку. Я откланялся и проследовал из зала за Филоксенитом.
— Ты не перетрудился сегодня, — заметил он.
— Стоит ли мне дождаться конца дневного отдыха? — спросил я.
— Нет, — ответил евнух. — Когда он так настаивает на нем, то, значит, намеревается отдыхать до глубокого вечера.
— Я бы тоже не отказался, будь в моей опочивальне такие прелестные удобства.
Мы вошли в его кабинет.
— Садись, — сказал он.
Я подчинился, и он расплатился со мной. Подумав, что пора уходить, я хотел откланяться, но он жестом приказал мне вернуться в кресло.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Но вы же сами сегодня все видели и слышали, — возразил я. — Уверен, что вы не нуждаетесь в моих отчетах.
— Да я не об этом, — сказал он, почесывая нос.
Они подкрались ко мне сзади так бесшумно, что единственным осознанным мной движением было легкое сотрясение воздуха, вызванное наброшенной на меня веревкой. У меня не было ни малейшей возможности изменить ситуацию. Меня мгновенно связали так, что я едва смог повернуть голову, чтобы увидеть двух проделавших все это варягов. Ни одного из них я не знал.
Я постарался взять себя в руки. Внешнее спокойствие мне обычно хорошо удавалось.
— О чем вы хотели бы побеседовать со мной? — вежливо спросил я.
— Ты говорил, что вы пришли с севера, — сказал Филоксенит. — И вы действительно вошли в город через Регийские ворота, что вроде бы не противоречило твоим словам. Но сейчас я получил сообщение из Анастасийской крепости, что вы заходили к ним, следуя по Эгнациевой дороге. А это уже означает, что вы прибыли с запада.
— Я чертовски плохо разбираюсь в сторонах света, — застенчиво признал я. — Должно быть, мы свернули куда-то не туда в Филиппополисе.
— Ты начинаешь утомлять меня, — сказал он, присаживаясь на край стола.
Стражники придвинули мое кресло почти вплотную к нему. И Филоксенит вдруг влепил мне звонкую пощечину.
— Тьфу' — скривился он, стирая носовым платком пудру с руки. — Какая гадость. Не вынуждай меня делать это еще раз. На чьей стороне ты играешь? Венеции? Швабии?
— Я вольный дурак, — сказал я. — А вы?
Он сделал знак одному из стражников, и тот так ловко звезданул меня по голове дубинкой, что я действительно узрел звезды. Плеяды, по-моему.
— Где твой помощник Клавдий? — спросил Филоксенит.
— Понятия не имею, — ответил я. — Он исчез сегодня утром. Спросите в «Петухе», любой там подтвердит мои слова.
— В «Красном петухе»? — усмехнувшись, уточнил он. — Там подтвердят все, что угодно, за определенную плату Тебе, шут, следует быть более разборчивым в связях. Так на кого ты работаешь?
— На императора.
Очередной удар. На сей раз мне привиделся Орион. Вполне логично, он всегда преследовал Плеяд[25].
— Если вы убьете меня, то что скажете императору? — с трудом выговорил я.
Филоксенит пожал плечами.
— В нашем городе полно случайных людей, они то появляются, то исчезают. Что особенного в исчезновении странствующего шута?
— Значит, это вы убили всех остальных, — прорычал я.
Он взглянул на меня с удивлением.
— О чем это ты там бормочешь?
— Об убитых шутах, — сказал я. — Уже убиты Нико и Пико, Деметрий, Тиберий, Игнатий и Талия. Даже Цинцифицес.
Филоксенит смотрел на меня в полнейшем недоумении.
— Подождите снаружи, — приказал он стражникам.
Я услышал, как закрылись двери.
— Итак, — сказал он. — От того, что ты мне расскажешь, будет зависеть твоя жизнь. Ты сказал, что все эти люди мертвы?
— Убиты, — уточнил я. — По вашему приказу.
— С чего бы мне понадобилось убивать шутов?
— Вы же собрались убить меня.
— Но ты явился сюда шпионить, — возразил он. — Разве не так? Когда их убили?
— В минувшем ноябре.
Он встал и прошелся по кабинету за моей спиной. Я почувствовал на губах солоноватый вкус, но не разобрал, что это — кровь или слезы.
Филоксенит вновь появился передо мной с кинжалом в руке.
— Я ничего не знал об этом, — сказал он.
— Почему я должен вам верить?
— А почему ты думаешь, что я как-то причастен к убийствам?
— Один из наших шутов подслушал вас на ипподроме, когда вы обсуждали, как убить императора.
Он поднес кинжал к моему горлу.
— Заговор? — тихо произнес он. — Когда это было?
— На играх в начале ноября. Теперь мы знаем все. И если меня убьют, то об этом сразу станет известно вашим противникам. Вы не доживете до моих похорон.
Он начал смеяться.
— Ты поставил не на ту лошадку, шут, — сказал он. — Те состязания происходили в начале ноября? А я в начале ноября был в Адрианополе. И я смогу привести сотню достойных свидетелей, которые присягнут в этом перед императором.
ГЛАВА 14
Язык глупого — гибель для него…
Книга Притчей Соломоновых, 18, 7.
— Ладно, как ни занятно слушать праздную болтовню шута, готового встретиться со своим создателем, но настало время поговорить серьезно, — продолжил Филоксенит. — Если существует заговор против императора, мне необходимо знать о нем.
— А вдруг вы и сами в числе заговорщиков? — с подозрением сказал я. — И кто гарантирует, что вы не перережете мне глотку после такого разговора?
— Верно, никто, — мягко подтвердил он. — Я редко считаю нужным оправдываться перед обычными прохвостами вроде тебя. И если ты будешь продолжать упорно уклоняться от разговора, то я перережу тебе глотку прямо сейчас. Так что, на мой взгляд, терять тебе совершенно нечего.
Его логика казалась убедительной. Хотя, конечно, мои способности к рассуждениям несколько ограничивались веревками, привязывавшими меня к креслу, и кинжалом у горла.
— Цинцифицес подслушал разговор двух мужчин, они сговаривались убить Алексея, — сказал я. — В начале ноября. И он передал эти сведения всем работавшим в городе шутам.
— Почему именно шутам? — спросил Филоксенит.
— Потому что среди его знакомых только они имели доступ к императору и императрице. К тому же он подумал, что никто, кроме них, не воспримет всерьез его слова.
— Тогда почему шуты не доложили обо всем императору или императрице?
— Потому что хотели сначала сами проверить эти сведения. Но в течение недели все они исчезли.
— С ноября прошло много времени.
— Ну и что?
— А никакого покушения на императора так и не было.
— Цинцифицес считал, что заговорщики ждут какого-то особого события.
— Когда ты разговаривал с ним?
— Несколько дней назад.
Я пересказал ему все наши разговоры. Он слушал, лениво поигрывая кинжалом.
— Так значит, это вы обкурили меня на последних состязаниях, — сказал он. — Я, конечно, удивился, откуда вдруг мог повалить дым, но вскоре и думать забыл о такой мелочи. А вы, значит, решили, что я на стороне заговорщиков.
— Вы были моим главным подозреваемым, — признал я.
— Употребление тобой прошедшего времени подразумевает, что ты изменил свое мнение, — удовлетворенно сказал он. — Или что ты практичный человек.
— Я пока еще жив, — заметил я. — Это кое-что да значит.
— Очень жаль, что твой единственный свидетель мертв.
Он долго и пристально смотрел на меня. По выражению его лица я не смог разгадать, что за мысли бродят в его голове.
— Много лет я присматривался к твоим приятелям, — наконец сказал он. — И не мог не заметить, что их шуточки таили в себе множество дельных советов, принесших много пользы императорам, у которых хватило мудрости им последовать. А еще я заметил, что, когда тебе сегодня представилась возможность дать полезный совет, ты предпочел отшутиться.
— Совет может дать любой дурак, но шут, нацелившийся на долгую службу, должен для начала изучить обстановку.
— Разумная политика. Наш нынешний коронованный владыка обожал тех карликов. Они жили здесь так долго, что, наверное, лучше всех разбирались в столичных делах. Когда они исчезли так внезапно, некоторые из нас заподозрили, что кто-то, позавидовав их влиянию, уговорил их убраться из города. Но у меня и мысли не возникло, что их убили.
Он прохаживался у меня за спиной, перестав маячить перед глазами, но по-прежнему вызывая определенные опасения.
— Не скажу, чтобы подобные дела вызывали у меня отвращение, — продолжил он, и я вздрогнул, ощутив на затылке холодок стали. — Это разумная тактика. Но поскольку она исходила не от меня, то я предпочел бы, чтобы она потерпела провал.
Убрав кинжал от моего затылка, он перерезал веревки.
— Все упомянутые тобой шуты… они действовали сообща?
— За исключением Цинцифицеса, — сказал я, потряхивая онемевшими руками.
— Так вот почему ему удалось прожить дольше всех, — задумчиво произнес он. — И ты прибыл сюда, услышав об этих исчезновениях. Почему именно ты? Кто послал тебя?
Я молча покачал головой. Он нацелил на меня кинжал
— Я хочу окончательно прояснить для тебя два момента, — сказал он. — Во-первых, что касается меня, то я теперь в какой-то степени твой должник. Но советую не испытывать моего терпения. Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы замыслить покушение на мою жизнь. Уверен, что ты способен организовать его, но вряд ли тогда сам доживешь даже до заката.
— Это один момент или уже оба? — спросил я.
— Во-вторых, — продолжил он, оставив без внимания мой вопрос, — этого разговора между нами не было. И то же самое будет касаться всех наших последующих ежедневных разговоров. Между тем я постараюсь провести собственное расследование.
— Отлично, — сказал я. — Теперь я могу уйти, господин хранитель?
Он открыл дверь, впустив двух варягов, и приказал:
— Уведите его.
Я надеялся, что они не получили молчаливого приказа убить меня. Им достаточно было бы одного условного знака. Но уже через минуту я оказался за воротами дворца.
— Я видел ваше представление на ипподроме, — дружелюбно сказал один из них напоследок. — Мне понравилось. А судя по рассказам наших парней, вы также здорово повеселили их в банях.
— Спасибо, — сказал я.