После очередного сигнала фанфар на сцену, приплясывая, выбежала моя соперница, в совершенстве исполнив все акробатические трюки, которые мы с ней изучили, и добавив к ним несколько собственных изобретений. Аглая поклонилась перед императорской ложей, а потом, повернувшись ко мне, повторила поклон. Когда она выпрямилась, я ответил ей тем же. Она, увидев мой более смешной поклон, ответила на него еще более вычурным, сопроводив его затейливой жестикуляцией. Я попытался повторить его, но в результате запутался в собственных руках и ногах настолько, что стал похож на человека, завязанного в узел.
   Аглая насмешливо поглядывала на меня, пока я пытался распутать свои конечности. Если Талия славилась гибкостью кошки, то Аглая, используя преимущество своего невысокого роста, изображала скорее мышку. Ее мимика и жесты постоянно менялись, и если Талия выступала с кошачьей грацией, то Аглая резво скакала. Она вдруг подскочила ко мне сзади и дала хороший и крепкий пинок; а когда я, наконец распутавшись, обернулся, она уже с невинным видом прохаживалась на безопасном расстоянии.
   Я зарычал на нее, словно медведь на мышку, и начал, прихрамывая, гоняться за ней, неуклюже пытаясь поймать обидчицу. Но она подныривала под моими руками и носилась вокруг, ловко награждая меня легкими пинками. Так мы дурачились какое-то время, потом я остановился, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Аглая же, насмехаясь, приплясывала в сторонке.
   Доковыляв до своей сумки, я вытащил дубинку. Ее смех тут же растаял, и она настороженно уставилась на меня. Я угрожающе замахнулся дубинкой, якобы намереваясь проучить ее, но она отчаянно замахала руками и, бросившись к своей сумке, достала две дубинки и нарочито погрозила ими. Изобразив задумчивость, я тоже достал еще две. Она вооружилась третьей, и мы начали жонглировать.
   — Есть ли уже ставки на этот поединок, мой повелитель? — крикнул я императору.
   — Мнения разделились почти поровну, — сообщил он. — Она на редкость ловка.
   — А что скажет моя повелительница? — спросила Аглая.
   — Я ставлю на то, что мы выиграем, — заявила Евфросиния. — Но этот парень способный шут. Вы отлично смотритесь вместе.
   — И на то есть причина, — заявила Аглая. — Императрица, позвольте мне представить вам моего мужа, Фесте.
   А я подхватил:
   — О император из императоров, позвольте представить вам мою жену, Аглаю.
   Алексей посмотрел на Евфросинию, и они оба расхохотались.
   — Ты знала об этом, моя дорогая? — всхлипывая, спросил он.
   — Даже представить не могла, — задыхаясь от смеха, выдавила она. — Надо же, как замечательно!
   — О, поверьте мне, — воскликнул я, — чертовски выгодно заиметь дурочку в качестве жены.
   — И дурачка в качестве мужа, — не замедлила ответить Аглая.
   — Тем более что многие неудачные брачные отношения объясняются тем, что один из супругов подозревает другого в глупости, — заметил я.
   — Но мы-то уж знаем это наверняка, — сказала Аглая. — Так что нам не о чем беспокоиться. А если у нас возникают споры…
   — Которых у нас никогда не бывает, — встрял я.
   — Нет, бывает.
   — Нет, не бывает! — крикнул я. — А если у нас возникают споры… — повторила она, смерив меня обжигающим взглядом.
   — Мы никогда…
   — Или кто-то перебивает кого-то, — разъярившись, крикнула Аглая, — то, будучи дураками, мы с легкостью делаем то, что и в голову не придет умным людям.
   — Что же вы делаете? — спросила императрица.
   — К примеру, швыряем друг в друга дубинки, — сказала она, и наш поединок начался.
   — И ножи, — добавил я, подключая их к номеру.
   — И мечи!
   — И топоры!
   Арена заполнилась летающими над нами острыми предметами, а мы с сияющими улыбками смотрели друг на друга, став наконец мужем и женой.
   Акробатические номера перемежались стихотворными импровизациями, песнями, игрой на музыкальных инструментах и легкими смешными перебранками. В общем, мы развлекали публику более двух часов. Аглая вновь стала неукротимой Виолой, остались позади как эфемерные общественные ограничения, так и явно обеднявшая ее натуру роль Клавдия. Весь ипподром непрерывно хохотал, и трудно было сказать, чьим шуткам и каламбурам больше хлопали.
   Чета наших повелителей получила царское наслаждение. Мы даже заметили, что они взялись за руки, к большому изумлению и даже оцепенению их родственников. Мне также показалось, что разок рассмеялся даже Филоксенит, а это, на мой взгляд, являлось настоящим триумфом.
   Мы закончили выступление под оглушительные аплодисменты, и благодушие Алексея настолько приумножилось, что он пригласил Евфросинию к себе на трапезу. Она с радостью согласилась, и императорская чета покинула ложу, причем вся публика почтительно поднялась, чтобы проводить их.
   — Я еще никогда так не веселилась, — сообщила Аглая, когда мы собрали вещи.
   — А я, глядя, как ты разошлась на этом представлении, подумал, что со времени нашего знакомства вижу тебя уже в четвертом обличье, — заметил я.
   — Ну и что ж тут особенного?
   — Меня вдруг осенило, как мне потрясающе повезло, что я женился на такой изменчивой женщине. Ведь большинству мужчин для разнообразия приходится искать любовниц.
   — Гм. Что ж, я полагаю, наш замысел удался. Теперь всем известно, что наша супружеская пара находится под покровительством императорской четы. И никто уже, надеюсь, не посягнет на мою добродетель.
   — Черта с два.
   — Почему?
   — Я как раз тот, кто надеется посягнуть на нее в ближайшем будущем.
   Аглая усмехнулась.
   — Вторая половина дня у меня свободна, — сказала она. — Не желаешь ли взглянуть на мои апартаменты?
 
   Потом мы отправились на прогулку. Подальше от Влахернского дворца, подальше от интриг, от императора, которого мы пытались защитить, и от жутких козней его приближенных. Мы перешли на другой берег Ликоса, и вскоре городская суета осталась далеко позади, сменившись мычанием скота, пасущегося на окрестных лугах.
   — Здесь настоящая буколическая идиллия, — заметила Аглая. — Очень жаль, что громады городских стен скрывают эти пейзажи.
   Мы остановились у подножия пологого зеленого холма. За ним луга постепенно поднимались к Ксеролофону, над которым возвышалась колонна Аркадия. Я бросил на траву плащ и, раскинувшись на нем, поглядывал на пасущуюся вокруг живность и на прилегшую рядом со мной Аглаю.
   — Ты выглядишь чересчур озабоченным, — игриво заметила она. — Странное настроение для человека, только что утолившего любовную страсть.
   — Озабоченным? С чего ты взяла?
   — Ты даже не проверил, нет ли за нами слежки.
   Я оглянулся на север.
   — А что, разве кто-то преследовал нас? — спросил я.
   — Нет, — ответила она. — Я убедилась в этом.
   — Отлично. Молодчина. Я размышлял о нашем положении, но не смог придумать ничего нового. А ты?
   — Ну, пришла мне тут в голову одна мысль, — нерешительно протянула Аглая. — Не думаю, конечно, что это имеет особенно важное значение, но Эвфи почему-то очень старательно подыскивает женихов для своей незамужней дочери.
   — Евдокии нужен муж. Прекрасно, что ее мать проявляет к этому живой интерес.
   — Не уверена, что ее интерес ограничивается материнской заботой, — заметила Аглая. — По-моему, она подыскивает подходящего престолонаследника для империи. Возможно, если она найдет нужного человека для Евдокии, то Алексей ей больше не понадобится. Не этого ли события здесь ждут?
   — Возможно, — сказал я.
   Она откинулась на спину и вздохнула.
   — Есть еще одна, на мой взгляд, незначительная подробность, — сказала она. — Я обнаружила также, что капитан Станислав раньше служил у императрицы телохранителем и официальным разрушителем статуй.
   — А неофициально, наверное, делил с ней ложе.
   — Даже наверняка.
   — Интересно, он уже тогда стал любовником Талии или они спелись позже?
   — Уже тогда, насколько я слышала. Именно поэтому Эвфи уговорила мужа забрать его в гвардию. Она разозлилась на Станислава. Но заодно подкинула Алексею эту египетскую наложницу.
   — Интересно. Одним махом она получила две пары глаз и ушей для слежки за мужем, если, конечно, Станислав сохранил ей верность. Но я по-прежнему не понимаю, что все это значит.
   Мы полежали немного, молча наблюдая за облаками.
   Никаких озарений.
   — А ты знаешь, почему за нами перестали следить? — раздраженно спросил я, приподнявшись и глянув в сторону дворца.
   — Почему?
   — Потому что наши неизвестные заговорщики выяснили, что мы не заслуживаем внимания, — сказал я. — Цинцифицеса убили, потому что он был опасен. Непонятно, правда, почему убили Азана. Но мы с тобой настолько уклонились с верного пути, что они даже не сочли нужным следить за нами, не говоря уж о том, чтобы подослать к нам убийц.
   — Я не сочту оскорблением, если убийцы обойдут нас стороной, — усмехнулась Аглая.
   — Похоже, чутье подвело нас, и мы взяли совсем не тот след. И у меня такое ощущение, что мы можем опоздать.
   — Не говори так, — сказала она, садясь и обнимая меня.
   — Но и это еще не все, — продолжал я. — Насколько я понимаю, все это лишь часть какого-то грандиозного заговора. И где-то в самой его сердцевине скрывается угроза, направленная в сторону гильдии шутов. Много веков гильдия тайно устраивала свои игры, благоразумно не высовываясь вперед, но сейчас ловкие трюки нашего маленького сообщества уже перестали быть тайной. Сначала к нам затесался Мальволио; а теперь уничтожили всех здешних шутов по очереди.
   — За исключением Талии, — напомнила мне Аглая.
   — Ну, не сама же она исполосовала себя ножом, — возразил я. — В ее истории много сомнительного, но на ее жизнь, безусловно, покушались.
   — Вероятно, чья-то ревнивая жена, — проворчала она.
   — Успокойся, моя добрая женушка, — сказал я. — На сей счет тебе не стоит волноваться. Ты превосходишь ее во всех отношениях.
   — Включая шутовство? — уточнила она.
   Я поцеловал ее.
   — Да, включая его. Она превосходит тебя в акробатике, но этим все и ограничивается.
   Мы встали и огляделись. За нами опять-таки никто не следил. Вокруг бродили лишь стада коров, все так же мирно жующих траву, да на холме лениво прохаживались солдаты, руководившие какой-то созидательной деятельностью.
   — Варяги, — сказал я, заметив цвет их эмблем.
   — Уж не Генрих ли там? — спросила она, когда мы подошли поближе.
   — Так и есть, — подтвердил я. — Интересно, с чего это он так быстро вернулся?
   И действительно, знакомый англичанин приветливо махнул нам с вершины соседнего холма. Солдаты, перед которыми мы недавно выступали в банях, присматривали за работой заключенных, связанных закрепленными на ошейниках цепями. Эти заключенные копали землю и нагружали ее в телеги. Когда очередная телега заполнялась, ее отвозили в ближайшее ущелье и разгружали.
   — Привет, Фесте, — сказал Генрих, подходя к нам. — Кто это с тобой? По-моему, под этим белым гримом скрывается симпатичная мордашка.
   — Ты угадал, любезный Генрих, — ответил я. — Познакомься с Аглаей, моей женой и напарницей.
   — Женой? — воскликнул он. — Вот уж не подумал бы, что ты женат.
   Он снял свой шлем и поклонился. Она также приветствовала его. Он пригляделся к ней.
   — Я готов поклясться, что мы где-то раньше встречались, — сказал он. — Тебя и правда зовут Аглаей?
   — Именно так, — ответила она. — Но Аглая никогда не видела Генриха, и Генрих никогда не видел Аглаю. Ты, должно быть, перепутал меня с другой клоунессой.
   — Наверняка так и есть, — поддержал ее я. — Почему вы так быстро вернулись обратно в город? Вы же всего несколько дней назад отправились в Диплокион охранять Исаака.
   — К сожалению, они наконец решили перестать баловать нашего узника, — уныло сказал Генрих. — Завтра его перевозят в тюрьму Анемасской башни, чтобы во все глаза следить за слепым стариком. В общем, он поступит в ведомство императорской гвардии, поскольку эта тюрьма находится на территории Влахернского дворца. Между нами говоря, вряд ли стоило бы так обращаться с особой императорского рода.
   — Верно, не стоило, — согласился я.
   — И вот вместо непыльной и спокойной охранной службы в Диплокионе нам приходится теперь торчать здесь на жаре, присматривая за работой каторжников.
   — А что именно они делают? — спросила Аглая.
   — Ну, сударыня, — сказал он, почесав затылок. — Они срывают холм, тот самый, на котором мы стоим, а землю отвозят вон в то ущелье.
   — Понятно, — сказала она. — Толковое объяснение.
   — Разве ж это объяснение? — хмыкнул он. — Это просто описание их действий. А ты, небось, хотела узнать, чего ради они тут горбатятся?
   — Насколько я понимаю, острить умеют не только шуты, — с улыбкой заметила Аглая.
   — С кем поведешься, от того и наберешься. Не зря же мы общаемся с вами, — ответил он, ухмыльнувшись. — Дело в том, что в один прекрасный день, как мне рассказали, именно по этому самому месту проехал император, возвращаясь с охоты.
   — О, как же повезло этому месту, ведь по нему проехал сам император, — усмехнулся я.
   — Как раз наоборот, — возразил Генрих. — Охота в тот день выдалась неудачной, и он пребывал в мрачном настроении. Его взгляд упал на то ущелье. И он сказал: «Мне не нравится то ущелье». А потом он глянул на этот холм.
   — Тот самый, на котором мы стоим, — уточнила Аглая.
   — Вот именно, сударыня. И сказал: «И мне совсем не нравится этот холм». Короче, будучи всесильным монархом, он повелел срыть этот холм, а полученной землей засыпать то ущелье, убивая таким способом двух зайцев.
   — Вот так деспотия делает мир плоским, — сказал я. — А вам, значит, приказано торчать здесь и следить за этим мировым процессом. Тебе повезло, приятель.
   — Нелепость какая-то, — тихо сказал Генрих. — Надо ремонтировать стены, строить суда, обучать войска. Империя разваливается на куски, а он издает такие приказы. А знаете почему? Он пожелал выровнять этот участок, чтобы посадить здесь виноградники. Видите ли, императорский двор нынче поглощает больше вина, чем производится во всей Византии. Надо сказать, что бывший император не стал бы бросать нас на такую бессмысленную работу. Но Алексей, похоже, невзлюбил варягов как раз потому, что к нам благоволил Исаак.
   — Да уж, любовью тут и не пахнет, — согласился я.
   — Ну а у тебя как дела? Когда мы виделись в последний раз, ты собирался, кажется, выступать на ипподроме.
   — И прилично выступил. Я так понравился императору, что теперь ежедневно развлекаю его во дворце.
   — А что случилось с Клавдием?
   — Сбежал. Наверное, ему надоело служить у меня на побегушках.
   — Гм, — сказал он, бросил задумчивый взгляд на Аглаю и покачал головой. — А скажи, ты случайно не знаешь, кто победил в состязаниях по ходьбе?
   — Собственно говоря, знаю. Извини, но вы проиграли. Победа досталась одному парню из императорской гвардии, по имени Ласпарас.
   — Я угадал! — радостно воскликнул он и, повернувшись к солдатам, крикнул: — Эй, Кнут! Ну-ка спускайся ко мне. С тебя приходится, приятель!
   Кнут неохотно спустился с холма.
   — С чего бы это? — спросил он.
   — Ласпарас выиграл состязания по ходьбе на ипподроме.
   Кнут помрачнел и, порывшись в кармане, бросил Генриху монету.
   — Вот черт, вечно мне не везет, — сказал он. — Похоже, пора прекращать делать ставки на эти состязания.
   — Здравая мысль, — поддержал я. — И давно уже ваши не выигрывали?
   — Да уж почти год, — ответил он.
   — Верно, — поддержал его Генрих. — С тех самых пор, как Симон выиграл уличные состязания на Месе.
   — Симон участвовал в состязаниях? — удивился я. — Никогда бы не подумал.
   — Он великолепный ходок, — сказал Генрих. — Мы только на него и ставили. Что ж, приятно было повидать вас обоих. Я пригласил бы вас вновь выступить в банях, да, к сожалению, твоей партнершей теперь стала дама. Вот если бы она смогла выступать с завязанными глазами…
   — Ради такого случая я готова потренироваться, — сказала Аглая. — Приятно было познакомиться, милый Генрих.
   Мы отправились дальше.
   — Какая удобная штука эта шутовская раскраска, — заметила она. — Готова поклясться, что под гримом у меня сейчас весьма смущенная красная физиономия. — Она умолкла и посмотрела на меня изучающе. — О чем ты задумался?
   Я схватил ее за плечи.
   — Когда я сообщил тебе, что Симон был храмовником, ты упомянула о какой-то странности. Что ты имела в виду?
   Она задумалась.
   — Я тогда уже почти спала, — припомнила она. — Но, помнится, ты действительно говорил об этом, и я удивилась тому, что делает здесь храмовник.
   — А что именно тебя удивило?
   — Храмовники, они же тамплиеры, обычно селятся на путях следования паломников в Святую землю. У нас в Орсино жили двое таких рыцарей. А в Константинополь паломники никогда не заглядывают, поскольку, добравшись до Италии или Далмации, чаще всего следуют дальше морским путем. В Византии паломников частенько обманывают и грабят, и они боятся ее как чумы. Наверное, он удалился в эти края, решив выйти в отставку, хотя это странный выбор. Насколько я знаю, их отставники в основном устраиваются вблизи действующих поселений храмовников.
   — Ты права, ты совершенно права! — возбужденно воскликнул я.
   — А почему это так важно? — спросила она.
   — Год назад Симон выиграл в состязаниях, — сказал я. — А сейчас он хромает.
   — Наверное, повредил где-то ногу.
   — Да, но где? Когда я остался мыться в банях, отправив тебя навестить лошадей, он присоединился ко мне. Мы с ним поделились воспоминаниями о наших шрамах.
   — Типичные мужские истории, — пожала она плечами.
   — Он поведал мне, что причиной его хромоты стало копье, попавшее в ногу во время крестового похода. Но он не смог бы выиграть состязания год назад, если бы это было правдой. А значит, он солгал мне.
   — Зачем?
   — Ты слышала притчу о человеке, вызвавшем на поединок карлика?
   Аглая посмотрела на меня, начиная понимать, в чем дело.
   — Как такое могло случиться? — тихо спросила она.
   — Он считал, что с легкостью справится с ним. А этот маленький шельмец попал ему в ногу.
   — Нико, — прошептала она. — Должно быть, так и было. Но нам никогда не удастся ничего доказать. И вообще, какое это имеет отношение к заговору против Алексея?
   — Никакого, — торжествующе сказал я.
   — Теперь ты меня окончательно запутал. К чему ты клонишь?
   — К тому, что никто не собирался убивать Алексея. Мы гонялись за тем, чего не было и в помине, за несуществующим призраком. Именно поэтому нас никто не преследует.
   — Погоди. Если не было заговора, то почему убили всех шутов?
   — Я не говорил, что не было заговора. Я только сказал, что никто не собирался убивать Алексея.
   — А заговор все-таки существует?
   — Да.
   — Заговор, достойный убийства такого числа людей?
   — Да.
   — И против кого же действуют заговорщики?
   — Против императора.
   Аглая раздраженно взглянула на меня.
   — Помню, кто-то однажды сказал: «То, что есть, есть», — ехидно напомнила она. — По-твоему выходит, что нет заговора против Алексея, но есть заговор против императора.
   — Верно.
   — Я уже начинаю подумывать о заговоре против тебя, — сказала она. — Алексей ведь император, если не ошибаюсь?
   — О да, судя по моим последним сведениям.
   — Сдаюсь. Объясни, наконец, что ты имеешь в виду?
   — Вспомни, что именно говорил нам Цинцифицес, рассказывая о подслушанном разговоре.
   Виола закрыла глаза, восстанавливая в памяти тот разговор.
   — «Это будет интересно. Мне еще не приходилось убивать императоров».
   — Отлично. Вот и подумай немного. Не конкретного императора, а императоров.
   — Что за глупости, — возразила она. — Много ли императоров…
   Она умолкла.
   Я улыбнулся, и она ответила мне тем же.
   — Действительно, здесь есть два императора, — продолжила она. — Один нынешний, а другой — бывший. Человек, убивший Исаака, станет убийцей императора. Ты к этому клонишь?
   — Точно, любовь моя. И я думаю, что этот человек Симон. Не знаю, действует ли он по заданию рыцарей Храма или старается ради кого-то другого, но он задержался здесь именно ради этого.
   — Ради чего?
   — Дожидался, пока Исаака переведут в такое место, куда сможет проникнуть Симон. Варяги, несмотря на то, что присягнули на верность нынешнему императору, не забыли щедрот Исаака. Их невозможно было настроить против него. Поэтому нужно было лишить Исаака их опеки. Только вот Алексей все мешкал с этим. Но сегодня наконец решился.
   — Да ведь Исаака просто переведут в другую тюрьму. Чем одна тюрьма лучше другой?
   — Тем, что тюрьма Анемасской башни находится под контролем императорских гвардейцев. А они ничем не обязаны Исааку.
   Виола немного подумала.
   — Цинцифицес сказал, что тот разговор происходил в ложе Филоксенита на ипподроме, — задумчиво произнесла она. — Но в то время Филоксенита в городе не было. Симон развозит вино по ипподрому и легко мог встретиться с кем-то в его ложе. И никто не заподозрил бы ничего дурного, если бы он поболтал с императорским гвардейцем, поскольку гвардейцы находятся там по долгу службы. — Она прищелкнула пальцами. — А кстати, именно в «Красном петухе» мы познакомились со Станиславом. И не лень ведь ему так далеко таскаться за выпивкой. Можно подумать, что он присматривался к нам из-за Талии.
   — Для начала кто-то должен был сообщить ему о нашем прибытии. И к тому же он узнал о смерти Азана. Я решил, что об этом ему рассказала Талия, но, возможно, источником сведений был Симон. Станислав сказал Талии, что постарается выяснить, кто пытался убить меня, но он явно солгал, учитывая, что не было никаких убийц и никакой слежки за нами. И то, что он в числе других побуждал Алексея перевести Исаака в Анемасскую башню, делает его главным кандидатом в заговорщики.
   — Капитан Станислав, верный служака.
   — Верность-то он хранит. Да только не Константинополю.
   — А кому тогда?
   — Он прошел с Фридрихом последний крестовый поход. Но не вернулся домой, а предпочел завернуть сюда. Я подозреваю, что он по-прежнему работает на Швабию.
   — А у нас по-прежнему нет никаких доказательств. Фактически, у нас есть только пара лживых ответов, но этого слишком мало, чтобы убедить кого бы то ни было.
   — Нам остается лишь застать их на месте преступления и остановить.
   Аглая удивленно посмотрела на меня.
   — Чтобы схватить их на месте преступления, надо попасть к Исааку, — сказала она.
   — Верно. У меня есть кое-какие мысли на сей счет.
   — А у меня возникло предчувствие, что заговорщикам придется не сладко.
   — Вероятно, оно тебя не обманывает, но, если я прав, у нас не так много времени. Исаака переведут в Анемасскую башню уже завтра.
   — Что ты хочешь поручить мне?
   — Отправляйся и разыщи Талию.
   — Зачем? — возмутилась она. — Разве я не могу полностью заменить ее? И почему ты решил, что ей можно доверить какое-то дело?
   — Я как раз хочу убедиться, можно ли ей доверять. Если можно, то она сумеет помочь нам. Приведи ее в церковь отца Эсайаса. Воспользуйся паролем и не говори, что ты пока ученица. Постарайся привести ее туда как можно скорее и убедись, что она не оставила никакого сообщения для Станислава.
   — Понятно, — сказала она.
   — Виола.
   — Да, Фесте?
   — Она ловко управляется с четырьмя ножами. Следи за ее руками.
   — Хорошо.
   Я прошел по берегу реки до церкви Святого Стефана. День еще не закончился, и грешники пока не собрались замаливать грехи. У входа меня встретил отец Мельхиор. Приветливо кивнув, он предложил мне спуститься в крипту.
   — Я рассчитываю, что вскоре ко мне присоединятся два моих собрата, — сообщил я ему. — А точнее, две женщины.
   — Чудесно, сын мой. Я провожу их вниз, когда они подойдут. Заходи, не бойся.
   Спустившись, я подошел к алтарю, постучал по секретной панели и, когда она отъехала в сторону, вступил в святое святых. Охраняющий вход отец Федор встретил меня с мечом в руке. Он провел меня к Эсайасу, который восседал на кресле, попивая вино из роскошного, посверкивающего драгоценными камнями кубка. Он поманил меня, и я опустился перед ним на колени.
   — Приветствую тебя, сын мой, — сказал он. — Могу ли я помочь тебе в час нужды?
   — О, духовный пастырь, — сказал я. — Научи меня, как попасть в тюрьму.

ГЛАВА 17

   В ночи все той же песне сладкогласной
   Внимал и гордый царь, и жалкий смерд.
Джон Китс «Ода соловью». (Перевод Е. Витковского.)

 
   Должен признать, что меня еще не озадачивали такой просьбой, — сказал отец Эсайас. — В основном моя паства просит научить, как сбежать из тюрьмы.
   — У меня есть особые соображения.
   — Дурацкие соображения? — задумчиво произнес он. — Собственно говоря, существует два основных способа попадания в тюрьму. Можно высказать во всеуслышание какую-то пакость о любом влиятельном чиновнике, но поскольку ты сейчас числишься императорским шутом, то имеешь право высмеивать людей всякого звания. Или же, чтобы действовать наверняка, тебе нужно совершить преступление и быть пойманным с поличным.
   — Позволь, я поясню, — сказал я. — Мне нужно попасть в совершенно особую тюрьму, сделать там кое-что, а потом покинуть ее.
   — В какую же?
   — В Анемасскую башню.