Гэвин выпустил Нору из своих объятий и посмотрел на нее с любовью и наслаждением. Думая о предстоящем одиночестве, он старался запечатлеть в памяти ее лицо.
– Я люблю тебя, – прошептал он. – Думаю, я не знал, что такое любовь, до тех пор, пока не встретил тебя. Нора... Нора... скажи, что любишь меня.
– Я люблю тебя навсегда, – тихо сказала она.
– О Боже! Почему это должно было произойти, когда уже слишком поздно?
– Гэвин, не должно быть слишком поздно. Мы сделаем так, что все будет хорошо.
– Пока я здесь, Питеру не будет хорошо. Разве ты не понимаешь? Я должен уехать. Это – единственный способ спасти его. До тех пор пока я здесь, он будет страдать.
– Ты не можешь знать, что...
– Нет, могу, потому что я помню свои собственные чувства. Я прятал их все эти годы. И сейчас мне кажется, что я испытываю их первый раз в жизни. Но в одном я отличаюсь от своего отца: я понимаю, что происходит, и могу все это остановить. Я должен остановить. Я не имею права позволить Питеру страдать так же, как страдал я. Он – слишком тонкий и чувствительный человек. Страдания нанесут ему гораздо больший удар, чем мне.
– Что ты будешь делать? Ты не должен возвращаться к своей прежней жизни, в которой только собственность имела значение. Эта жизнь снова засосет тебя и озлобит. Не делай этого, Гэвин.
– Нет, вопрос решен. Сейчас у меня в голове все очень смутно, но одна вещь мне ясна. Я должен передать свою половину дома Питеру – тогда заповедник будет в полной безопасности. Затем я кое-что продам и разберусь с тем, что останется, если что-то останется. Может быть, когда-нибудь я смогу вернуться, когда Питер простит меня, и я стану именно таким отцом, который ему нужен. Может пройти очень много времени, но однажды я вернусь. А сейчас я передаю его тебе.
Нора посмотрела на Гэвина. Ее глаза засветились по-особому.
– Ты так любишь Питера, что оставляешь его? – шептала она. – Ты действительно его так любишь?
– Да, – сказал Гэвин.
– Боже, как я была неправа по отношению к тебе.
Он постарался улыбнуться.
– Никогда не думал, что услышу от тебя это. Поцелуй меня, любовь моя. Поцелуй меня так, как будто это твой единственный в жизни поцелуй.
Она обняла его и долго всматривалась в его лицо, стараясь запечатлеть в своем сердце каждую черточку. Нора знала, что он был человеком с железной волей. Она представила себе ужасную картину их предстоящего расставания. В ее поцелуе, в той нежности, е которой она коснулась его губ, был страх перед ожидавшей ее впереди пустотой. Своими мягкими и осторожными движениями она старалась рассказать ему о своей любви. Она чувствовала, что он отвечал ей тем же, по тому, как он обнял ее и приблизил к себе. Мужчина, которого она когда-то знала, был бы совершенно неспособен на такую нежность. Но сейчас она понимала его гораздо лучше, знала, что в нем всегда жили любовь и нежность, они лишь ждали своего часа, ждали, когда их выпустят на свободу. Нора старалась убедить себя, что они обязательно встретятся вновь. Его поцелуй говорил ей то же самое. Они долго сидели, молча прильнув друг к другу, стараясь обрести уверенность и силы, которые помогли бы им справиться с одиночеством, ожидавшим каждого из них.
Гэвин завтракал рано. Один. На завтрак был только кофе. Услышав, что другие обитатели дома идут завтракать, он ушел в кабинет и позвонил в дом для престарелых, где жил Вильям, а потом – Энгусу Филбиму.
Уверенный, что держит себя в руках и не сорвется, он пошел в комнату к отцу. Медбрат только что закончил приводить его в порядок после сна и усадил в коляску. Гэвин поблагодарил молодого человека, и тот ушел.
– Ты как раз вовремя, – сказал отец. – Нам нужно о многом поговорить.
– Нам больше не о чем разговаривать, – холодно сказал Гэвин. – Извини, отец, но я не могу пригласить тебя остаться.
– Что значит «пригласить»? Я уже здесь.
– Но ты покинешь этот дом, как только за тобой приедет «скорая помощь». Я обо всем договорился. В твоем доме знают, что ты возвращаешься.
Вильям с отвращением смотрел на него.
– Понятно. Отделываешься от меня, потому что не хочешь, чтобы я видел, как ты сдаешь свои позиции?
– Ты уезжаешь потому, что уезжаю и я. Мы оба больше не принадлежим этому дому.
– О чем это ты говоришь? Я никогда не понимаю и половины из того, что ты говоришь.
– А это потому, что ты никогда не слушаешь. Если бы тебя интересовало то, что я думаю, ты бы понял, что я не просто твоя копия. Но ты не хотел этого знать. В течение тридцати лет ты старался с моей помощью отомстить моей матери за то, что она ушла от тебя. Я только сейчас понял это. Но все кончилось. Вчера вечером мой сын преподал мне хороший урок. Он слишком независим в своих собственных оценках и не позволит тебе мучить его. Жаль, что я не могу сказать то же самое о себе.
Гэвин ждал, станет ли Вильям отвечать, но старик молчал. Лишь красные пятнышки, появившиеся у него на лице, выдали его реакцию на слова сына.
– Я переписываю половину этого дома на имя Питера, а Нору оставляю за хозяйку, она обо всем позаботится. В Лондоне я сброшу с себя еще один тяжкий груз. Я не буду больше пытаться сохранить нашу фирму «Хантер и сын». Я сделал все, что мог. Но этого явно недостаточно. Теперь мне все безразлично. Я собираюсь продать все, что могу, и заплатить долги. Тебе не стоит волноваться. Останется еще вполне достаточно для того, чтобы обеспечить тебе спокойную жизнь. И это все. Мне больше неинтересно сражаться за успех напоказ, когда на самом деле за ним ничего нет.
Вильям бросил на него злобный взгляд.
– Предатель! Мне следовало этого ожидать от ее сына. Ты – предатель.
– Да, – спокойно согласился Гэвин. – Предположим. Я предал твой мир. Теперь я должен попытаться найти свой собственный.
В дверь постучали. Вошла Нора и сказала, что приехал Энгус. Гэвин быстро спустился вниз, оставив на короткое время Нору с Вильямом. Старик смотрел на нее с неприязнью.
– Ты, – сказал он, – ты это сделала.
– Нет. Все это сделали вы.
Энгус подготовил документы о передаче половины поместья Стрэнд-Хаус во владение Питеру. Нора становилась его опекуншей до его совершеннолетия. Энгус волновался.
– Можно вас спросить? – осторожно осведомился он у Гэвина. – Вы предпринимаете этот шаг, потому что боитесь... полного банкротства?
– Нет, я не банкрот. – Гэвин попытался улыбнуться. – По крайней мере что касается финансовой стороны дела, я – не банкрот. Нет, у меня... другие причины.
К этому времени подъехала машина «скорой помощи», Вильям сидел в коляске в холле, нахмурившись.
– Я не стану прощаться. Сыну, который выбрасывает своего отца на произвол судьбы, мне нечего сказать, а ему – мне.
– Никто тебя не выбрасывает на произвол судьбы, отец, – терпеливо объяснил Гэвин. – Ты снова будешь жить в покое – там, где все, а я в этом не сомневаюсь, будут бегать вокруг тебя. – (Медбрат поспешно подавил усмешку в подтверждение этих слов.) – Очень скоро я навещу тебя, – добавил Гэвин.
– Не утруждай себя. Я не хочу видеть неудачника.
– Да, я – неудачник. Но не в том смысле, который ты вкладываешь в это понятие.
– Никакого другого смысла нет. И ты когда-то это знал. Ты позволил им добраться и до тебя и испортить твои мозги. Да, ты – ее сын.
– Надеюсь, – сказал Гэвин. – Слишком долго я был твоим. Но у меня достаточно воспоминаний, чтобы понять, что матери было бы здесь хорошо. Она полюбила бы Нору.
– Ты несешь какую-то чепуху. Я не буду тебе отвечать. Ты подвел меня, и это единственное, что меня беспокоит.
– Только это, правда? Я рад, что все понял и больше не смогу навредить сыну. До свидания, отец.
– Увезите меня отсюда, – сказал Вильям медбрату с отвращением.
На крыльцо вышла Нора и встала рядом с Гэвином. Они вместе наблюдали за отъездом машины «скорой помощи».
– Извини, – сказала она.
– Не извиняйся. Гора с плеч. Пойдем. – Гэвин взял ее за руку и повел в дом, где на столе лежали документы. – Это – мои копии, – пояснил он, передавая ей бумаги. – Позаботься о них и о Питере. Последнее я мог бы и не говорить. Ведь ты заботишься о нем гораздо лучше меня.
– Я все еще не верю этому, – быстро произнесла Нора. – Теперь, когда ты так много понял, ты должен остаться. Ты нужен Питеру.
Гэвин покачал головой.
– Мне бы хотелось так думать. Если бы он хоть чем-нибудь дал мне понять, что идет мне навстречу... что любит меня... было бы другое дело. Временами мне казалось, что мы начинаем сближаться, он улыбался, и мы понимали друг друга. Но эти случаи бывали очень редко. И я не знал, как за них зацепиться, чтобы продвигаться дальше. Я ни на шаг не приблизился к его сердцу. Я все еще там, откуда начинал. Я ему не нужен, а навязывая себя Питеру, я сделаю только хуже.
– Но уезжать сейчас, когда мы... когда мы только... – Она остановилась. Ей было тяжело говорить.
– Знаю, – сказал он, ощущая такую же боль, что и она. – Но Питер для меня важнее всего. Может быть, когда он станет старше, ты и я снова будем вместе. Я буду жить ради этой встречи.
Он приблизил ее к себе и поцеловал. Обнявшись, они думали, скоро ли наступит тот день, когда они снова окажутся в объятиях друг друга.
– Я люблю тебя, – прошептал Гэвин. – Но, пока у меня есть силы, я должен уехать. Помоги мне, любовь моя.
Нора согласно кивнула и улыбнулась, стараясь казаться бодрой. Каждый из них думал об одном и том же: ради Питера они должны быть такими сильными, какими только могут быть.
– Я упаковал в чемодан совсем немного. За остальным пришлю потом. Сейчас я должен пойти и сказать ему.
Питера он нашел играющим с Бустером и Маком.
– Я хочу поговорить с тобой, – обратился к нему Гэвин. Питер закрыл за собой загон и с интересом посмотрел на отца. – Я пришел попрощаться. Я уезжаю. Ты останешься здесь, с Норой. Я обещаю, что никогда даже не попытаюсь забрать тебя отсюда. – Гэвин смотрел сыну в лицо, надеясь на ответ. А Питер был в недоумении, как будто не понимал того, что слышит. – Ты понимаешь? – спросил Гэвин. – Ты в безопасности и можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. – Он глубоко вздохнул. – Я не был хорошим отцом, но я старался. Мне хочется, чтобы ты знал: я сделал все, что мог. И когда я потерпел неудачу, это произошло совсем не потому, что я не любил тебя. Я всегда любил тебя и всегда буду любить, но... – произнести следующие слова оказалось самым трудным, – может быть, Тони Акройд был тебе лучшим отцом, чем я. – Гэвин вздохнул. – Я думаю, мы с тобой просто опоздали.
Если бы Питер подал хотя бы какой-нибудь знак словом или взглядом, что это не так, Гэвин тут же изменил бы свое решение. С болью в сердце он стоял и ждал чуда. Но Питер лишь очень внимательно смотрел на него. Лицо его ничего не выражало. Гэвину предстояло сделать самое трудное. Он нежно поцеловал Питера в щеку, повернулся и пошел.
Нора ждала Гэвина в холле. При виде его сердце Норы ушло в пятки. Он быстро поцеловал ее и пошел к машине.
Нора вышла на крыльцо, чтобы проводить его.
Через минуту она увидела рядом с собой Питера. Он стоял совершенно неподвижно и, не отрывая глаз, смотрел на отца. Гэвин помахал им рукой, остановился на минуту, стараясь запечатлеть в памяти это мгновение, и открыл дверцу машины.
И в эту самую минуту раздался душераздирающий крик:
– ПАПА – Гэвин быстро повернулся и посмотрел на Питера. По щекам мальчика текли слезы. – Папа! – кричал он. – Папа, пожалуйста, не уезжай!
Гэвин был не в силах пошевелиться. Он ощущал радость и не мог поверить в то, что, наконец, произошло. Но потом неуверенно сделал шаг вперед. В это же самое время Питер сорвался с места и, перескакивая через ступеньки, бросился в объятия к Гэвину.
– Не уезжай, – попросил он. – Останься со мной, папа.
Гэвин подхватил его на руки и заглянул ему в глаза.
– Ты этого действительно хочешь? – взволнованно спросил он.
Вместо ответа Питер еще крепче обнял его. Гэвин смотрел на подходившую к ним Нору. Он освободил одну руку, чтобы обнять и ее. И так, обнявшись втроем, они стояли довольно долго.
– Думаю, ты не вправе оставить нас, – сказала наконец Нора. Она и Питер взяли его за руки и повели в дом. – На этот раз ты вернулся, чтобы остаться навсегда, любовь моя. – Нора плотно закрыла дверь. – Добро пожаловать домой!
– Я люблю тебя, – прошептал он. – Думаю, я не знал, что такое любовь, до тех пор, пока не встретил тебя. Нора... Нора... скажи, что любишь меня.
– Я люблю тебя навсегда, – тихо сказала она.
– О Боже! Почему это должно было произойти, когда уже слишком поздно?
– Гэвин, не должно быть слишком поздно. Мы сделаем так, что все будет хорошо.
– Пока я здесь, Питеру не будет хорошо. Разве ты не понимаешь? Я должен уехать. Это – единственный способ спасти его. До тех пор пока я здесь, он будет страдать.
– Ты не можешь знать, что...
– Нет, могу, потому что я помню свои собственные чувства. Я прятал их все эти годы. И сейчас мне кажется, что я испытываю их первый раз в жизни. Но в одном я отличаюсь от своего отца: я понимаю, что происходит, и могу все это остановить. Я должен остановить. Я не имею права позволить Питеру страдать так же, как страдал я. Он – слишком тонкий и чувствительный человек. Страдания нанесут ему гораздо больший удар, чем мне.
– Что ты будешь делать? Ты не должен возвращаться к своей прежней жизни, в которой только собственность имела значение. Эта жизнь снова засосет тебя и озлобит. Не делай этого, Гэвин.
– Нет, вопрос решен. Сейчас у меня в голове все очень смутно, но одна вещь мне ясна. Я должен передать свою половину дома Питеру – тогда заповедник будет в полной безопасности. Затем я кое-что продам и разберусь с тем, что останется, если что-то останется. Может быть, когда-нибудь я смогу вернуться, когда Питер простит меня, и я стану именно таким отцом, который ему нужен. Может пройти очень много времени, но однажды я вернусь. А сейчас я передаю его тебе.
Нора посмотрела на Гэвина. Ее глаза засветились по-особому.
– Ты так любишь Питера, что оставляешь его? – шептала она. – Ты действительно его так любишь?
– Да, – сказал Гэвин.
– Боже, как я была неправа по отношению к тебе.
Он постарался улыбнуться.
– Никогда не думал, что услышу от тебя это. Поцелуй меня, любовь моя. Поцелуй меня так, как будто это твой единственный в жизни поцелуй.
Она обняла его и долго всматривалась в его лицо, стараясь запечатлеть в своем сердце каждую черточку. Нора знала, что он был человеком с железной волей. Она представила себе ужасную картину их предстоящего расставания. В ее поцелуе, в той нежности, е которой она коснулась его губ, был страх перед ожидавшей ее впереди пустотой. Своими мягкими и осторожными движениями она старалась рассказать ему о своей любви. Она чувствовала, что он отвечал ей тем же, по тому, как он обнял ее и приблизил к себе. Мужчина, которого она когда-то знала, был бы совершенно неспособен на такую нежность. Но сейчас она понимала его гораздо лучше, знала, что в нем всегда жили любовь и нежность, они лишь ждали своего часа, ждали, когда их выпустят на свободу. Нора старалась убедить себя, что они обязательно встретятся вновь. Его поцелуй говорил ей то же самое. Они долго сидели, молча прильнув друг к другу, стараясь обрести уверенность и силы, которые помогли бы им справиться с одиночеством, ожидавшим каждого из них.
Гэвин завтракал рано. Один. На завтрак был только кофе. Услышав, что другие обитатели дома идут завтракать, он ушел в кабинет и позвонил в дом для престарелых, где жил Вильям, а потом – Энгусу Филбиму.
Уверенный, что держит себя в руках и не сорвется, он пошел в комнату к отцу. Медбрат только что закончил приводить его в порядок после сна и усадил в коляску. Гэвин поблагодарил молодого человека, и тот ушел.
– Ты как раз вовремя, – сказал отец. – Нам нужно о многом поговорить.
– Нам больше не о чем разговаривать, – холодно сказал Гэвин. – Извини, отец, но я не могу пригласить тебя остаться.
– Что значит «пригласить»? Я уже здесь.
– Но ты покинешь этот дом, как только за тобой приедет «скорая помощь». Я обо всем договорился. В твоем доме знают, что ты возвращаешься.
Вильям с отвращением смотрел на него.
– Понятно. Отделываешься от меня, потому что не хочешь, чтобы я видел, как ты сдаешь свои позиции?
– Ты уезжаешь потому, что уезжаю и я. Мы оба больше не принадлежим этому дому.
– О чем это ты говоришь? Я никогда не понимаю и половины из того, что ты говоришь.
– А это потому, что ты никогда не слушаешь. Если бы тебя интересовало то, что я думаю, ты бы понял, что я не просто твоя копия. Но ты не хотел этого знать. В течение тридцати лет ты старался с моей помощью отомстить моей матери за то, что она ушла от тебя. Я только сейчас понял это. Но все кончилось. Вчера вечером мой сын преподал мне хороший урок. Он слишком независим в своих собственных оценках и не позволит тебе мучить его. Жаль, что я не могу сказать то же самое о себе.
Гэвин ждал, станет ли Вильям отвечать, но старик молчал. Лишь красные пятнышки, появившиеся у него на лице, выдали его реакцию на слова сына.
– Я переписываю половину этого дома на имя Питера, а Нору оставляю за хозяйку, она обо всем позаботится. В Лондоне я сброшу с себя еще один тяжкий груз. Я не буду больше пытаться сохранить нашу фирму «Хантер и сын». Я сделал все, что мог. Но этого явно недостаточно. Теперь мне все безразлично. Я собираюсь продать все, что могу, и заплатить долги. Тебе не стоит волноваться. Останется еще вполне достаточно для того, чтобы обеспечить тебе спокойную жизнь. И это все. Мне больше неинтересно сражаться за успех напоказ, когда на самом деле за ним ничего нет.
Вильям бросил на него злобный взгляд.
– Предатель! Мне следовало этого ожидать от ее сына. Ты – предатель.
– Да, – спокойно согласился Гэвин. – Предположим. Я предал твой мир. Теперь я должен попытаться найти свой собственный.
В дверь постучали. Вошла Нора и сказала, что приехал Энгус. Гэвин быстро спустился вниз, оставив на короткое время Нору с Вильямом. Старик смотрел на нее с неприязнью.
– Ты, – сказал он, – ты это сделала.
– Нет. Все это сделали вы.
Энгус подготовил документы о передаче половины поместья Стрэнд-Хаус во владение Питеру. Нора становилась его опекуншей до его совершеннолетия. Энгус волновался.
– Можно вас спросить? – осторожно осведомился он у Гэвина. – Вы предпринимаете этот шаг, потому что боитесь... полного банкротства?
– Нет, я не банкрот. – Гэвин попытался улыбнуться. – По крайней мере что касается финансовой стороны дела, я – не банкрот. Нет, у меня... другие причины.
К этому времени подъехала машина «скорой помощи», Вильям сидел в коляске в холле, нахмурившись.
– Я не стану прощаться. Сыну, который выбрасывает своего отца на произвол судьбы, мне нечего сказать, а ему – мне.
– Никто тебя не выбрасывает на произвол судьбы, отец, – терпеливо объяснил Гэвин. – Ты снова будешь жить в покое – там, где все, а я в этом не сомневаюсь, будут бегать вокруг тебя. – (Медбрат поспешно подавил усмешку в подтверждение этих слов.) – Очень скоро я навещу тебя, – добавил Гэвин.
– Не утруждай себя. Я не хочу видеть неудачника.
– Да, я – неудачник. Но не в том смысле, который ты вкладываешь в это понятие.
– Никакого другого смысла нет. И ты когда-то это знал. Ты позволил им добраться и до тебя и испортить твои мозги. Да, ты – ее сын.
– Надеюсь, – сказал Гэвин. – Слишком долго я был твоим. Но у меня достаточно воспоминаний, чтобы понять, что матери было бы здесь хорошо. Она полюбила бы Нору.
– Ты несешь какую-то чепуху. Я не буду тебе отвечать. Ты подвел меня, и это единственное, что меня беспокоит.
– Только это, правда? Я рад, что все понял и больше не смогу навредить сыну. До свидания, отец.
– Увезите меня отсюда, – сказал Вильям медбрату с отвращением.
На крыльцо вышла Нора и встала рядом с Гэвином. Они вместе наблюдали за отъездом машины «скорой помощи».
– Извини, – сказала она.
– Не извиняйся. Гора с плеч. Пойдем. – Гэвин взял ее за руку и повел в дом, где на столе лежали документы. – Это – мои копии, – пояснил он, передавая ей бумаги. – Позаботься о них и о Питере. Последнее я мог бы и не говорить. Ведь ты заботишься о нем гораздо лучше меня.
– Я все еще не верю этому, – быстро произнесла Нора. – Теперь, когда ты так много понял, ты должен остаться. Ты нужен Питеру.
Гэвин покачал головой.
– Мне бы хотелось так думать. Если бы он хоть чем-нибудь дал мне понять, что идет мне навстречу... что любит меня... было бы другое дело. Временами мне казалось, что мы начинаем сближаться, он улыбался, и мы понимали друг друга. Но эти случаи бывали очень редко. И я не знал, как за них зацепиться, чтобы продвигаться дальше. Я ни на шаг не приблизился к его сердцу. Я все еще там, откуда начинал. Я ему не нужен, а навязывая себя Питеру, я сделаю только хуже.
– Но уезжать сейчас, когда мы... когда мы только... – Она остановилась. Ей было тяжело говорить.
– Знаю, – сказал он, ощущая такую же боль, что и она. – Но Питер для меня важнее всего. Может быть, когда он станет старше, ты и я снова будем вместе. Я буду жить ради этой встречи.
Он приблизил ее к себе и поцеловал. Обнявшись, они думали, скоро ли наступит тот день, когда они снова окажутся в объятиях друг друга.
– Я люблю тебя, – прошептал Гэвин. – Но, пока у меня есть силы, я должен уехать. Помоги мне, любовь моя.
Нора согласно кивнула и улыбнулась, стараясь казаться бодрой. Каждый из них думал об одном и том же: ради Питера они должны быть такими сильными, какими только могут быть.
– Я упаковал в чемодан совсем немного. За остальным пришлю потом. Сейчас я должен пойти и сказать ему.
Питера он нашел играющим с Бустером и Маком.
– Я хочу поговорить с тобой, – обратился к нему Гэвин. Питер закрыл за собой загон и с интересом посмотрел на отца. – Я пришел попрощаться. Я уезжаю. Ты останешься здесь, с Норой. Я обещаю, что никогда даже не попытаюсь забрать тебя отсюда. – Гэвин смотрел сыну в лицо, надеясь на ответ. А Питер был в недоумении, как будто не понимал того, что слышит. – Ты понимаешь? – спросил Гэвин. – Ты в безопасности и можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. – Он глубоко вздохнул. – Я не был хорошим отцом, но я старался. Мне хочется, чтобы ты знал: я сделал все, что мог. И когда я потерпел неудачу, это произошло совсем не потому, что я не любил тебя. Я всегда любил тебя и всегда буду любить, но... – произнести следующие слова оказалось самым трудным, – может быть, Тони Акройд был тебе лучшим отцом, чем я. – Гэвин вздохнул. – Я думаю, мы с тобой просто опоздали.
Если бы Питер подал хотя бы какой-нибудь знак словом или взглядом, что это не так, Гэвин тут же изменил бы свое решение. С болью в сердце он стоял и ждал чуда. Но Питер лишь очень внимательно смотрел на него. Лицо его ничего не выражало. Гэвину предстояло сделать самое трудное. Он нежно поцеловал Питера в щеку, повернулся и пошел.
Нора ждала Гэвина в холле. При виде его сердце Норы ушло в пятки. Он быстро поцеловал ее и пошел к машине.
Нора вышла на крыльцо, чтобы проводить его.
Через минуту она увидела рядом с собой Питера. Он стоял совершенно неподвижно и, не отрывая глаз, смотрел на отца. Гэвин помахал им рукой, остановился на минуту, стараясь запечатлеть в памяти это мгновение, и открыл дверцу машины.
И в эту самую минуту раздался душераздирающий крик:
– ПАПА – Гэвин быстро повернулся и посмотрел на Питера. По щекам мальчика текли слезы. – Папа! – кричал он. – Папа, пожалуйста, не уезжай!
Гэвин был не в силах пошевелиться. Он ощущал радость и не мог поверить в то, что, наконец, произошло. Но потом неуверенно сделал шаг вперед. В это же самое время Питер сорвался с места и, перескакивая через ступеньки, бросился в объятия к Гэвину.
– Не уезжай, – попросил он. – Останься со мной, папа.
Гэвин подхватил его на руки и заглянул ему в глаза.
– Ты этого действительно хочешь? – взволнованно спросил он.
Вместо ответа Питер еще крепче обнял его. Гэвин смотрел на подходившую к ним Нору. Он освободил одну руку, чтобы обнять и ее. И так, обнявшись втроем, они стояли довольно долго.
– Думаю, ты не вправе оставить нас, – сказала наконец Нора. Она и Питер взяли его за руки и повели в дом. – На этот раз ты вернулся, чтобы остаться навсегда, любовь моя. – Нора плотно закрыла дверь. – Добро пожаловать домой!