Страница:
Глюм. Я сам построил эти башмаки, на это у меня хватило соображения. А потом, когда встал на них и снова поднялся к облакам, вы знаете, мистер Ланцелот, что-то шевельнулось здесь (он ткнул себя в лоб). Еще не все потеряно! Я стал вспоминать… Понемножку… Понемножку… Там, наверху, чистый воздух. Мысли начинают бежать быстрее. И снова, сэр, захотелось что-то сделать для страны. Как великану мне в жизни не повториться, но, может быть, в смерти, сэр? Вот поэтому я послал вызов Ланцелоту… Я очень благодарен, что вы отозвались. Я слышал, вы – смелый и бесстрашный рыцарь, сэр, и не откажетесь сойтись со мной в поединке?! Ваша победа прославит родину!
Доктор изучающе посмотрел на Глюма. Тот в ответ посмотрел спокойно и печально. Доктор не выдержал взгляда.
Доктор. К сожалению, это невозможно.
Глюм. Почему?
Доктор. Я не испытываю к вам никакой вражды, и вообще я против дуэлей.
Глюм. Это не дуэль, а турнир. Здесь торжествует смелость и ловкость. Вы видите, как народ жаждет поединка. Люди соскучились по мужественным бойцам. Нам нужны герои. Ну?! Смелее, сэр Ланцелот.,
Доктор. Я доктор. Доктор Симпсон.
Глюм (зло). Я не люблю глупых шуток! Можно сказать, что я сумасшедший, а вы доктор, но я встану на ходули, а вы наденете шлем – и великан с Ланцелотом сойдутся в схватке.
Доктор. Проводите его, Патрик.
Глюм. Трус! Будете хвастать в пивных прошлыми победами, а когда настал миг проверить себя – в кусты? О Англия, у тебя не осталось героев!
Патрик. Пойдем, пойдем… Набрался, приятель.
Глюм (свирепо). Ну нет! Если ваша рука разучилась владеть мечом, то моя – не дрогнет… (Рванулся к доспехам и, прежде чем доктор смог ему помешать, выхватил меч.) Я сниму грех с вашей души. Вам останутся только аплодисменты! (Распахнул дверь и закричал.) Да здравствует бесстрашный Ланцелот! (Вонзил меч себе в грудь.)
Доктор. Что мы натворили, Патрик?!
Патрик. Успокойтесь, доктор, успокойтесь… Это несчастный случай.
Доктор оттолкнул дворецкого, бросился к дверям. Ему навстречу ворвалась ликующая толпа горожан. Толпа подхватила его, начала подкидывать вверх, восторженно крича: «Да здравствует смелый Ланцелот!», «Слава герою!» Гремела песня:
Доктор изучающе посмотрел на Глюма. Тот в ответ посмотрел спокойно и печально. Доктор не выдержал взгляда.
Доктор. К сожалению, это невозможно.
Глюм. Почему?
Доктор. Я не испытываю к вам никакой вражды, и вообще я против дуэлей.
Глюм. Это не дуэль, а турнир. Здесь торжествует смелость и ловкость. Вы видите, как народ жаждет поединка. Люди соскучились по мужественным бойцам. Нам нужны герои. Ну?! Смелее, сэр Ланцелот.,
Доктор. Я доктор. Доктор Симпсон.
Глюм (зло). Я не люблю глупых шуток! Можно сказать, что я сумасшедший, а вы доктор, но я встану на ходули, а вы наденете шлем – и великан с Ланцелотом сойдутся в схватке.
Доктор. Проводите его, Патрик.
Глюм. Трус! Будете хвастать в пивных прошлыми победами, а когда настал миг проверить себя – в кусты? О Англия, у тебя не осталось героев!
Патрик. Пойдем, пойдем… Набрался, приятель.
Глюм (свирепо). Ну нет! Если ваша рука разучилась владеть мечом, то моя – не дрогнет… (Рванулся к доспехам и, прежде чем доктор смог ему помешать, выхватил меч.) Я сниму грех с вашей души. Вам останутся только аплодисменты! (Распахнул дверь и закричал.) Да здравствует бесстрашный Ланцелот! (Вонзил меч себе в грудь.)
Доктор. Что мы натворили, Патрик?!
Патрик. Успокойтесь, доктор, успокойтесь… Это несчастный случай.
Доктор оттолкнул дворецкого, бросился к дверям. Ему навстречу ворвалась ликующая толпа горожан. Толпа подхватила его, начала подкидывать вверх, восторженно крича: «Да здравствует смелый Ланцелот!», «Слава герою!» Гремела песня:
Как хорошо, что стали вновь
турниры воскрешать.
Пускай рекой польется кровь.
Пусть кости затрещат!
Пусть череп лопнет пополам
И полетят мозги!
Ведь надо же когда-то нам
Их показать другим!
Да здравствуют наши традиции –
Сражаться при всей амуниции!
5. ВСЕ ЭТО – ТЕАТР
По коридорам огромного дома Свифта быстро шли доктор и судья Бигс – толстый мужчина в парике и мантии. За ними два огромных констебля буквально волокли за шиворот Патрика. Патрик хныкал и упирался.
Увидев вошедших, Ванесса нахмурила брови. Свифт оставался, как всегда, безучастным.
– Ваше преподобие, – громко произнес доктор, – у нас сообщение чрезвычайной важности!
Констебли внесли Патрика, швырнули на пол.
– Что все это значит? – зло спросила Ванесса. – Почему здесь судья и констебли? Это частный дом!
– Извините, сестра, – сухо перебил судья. – Когда в частный дом проникают мошенники, то вслед за ними рано или поздно приходит закон!
Он пригласил жестом взглянуть в окно. Там стоял большой полицейский фургон, обтянутый мешковиной. Констебли вталкивали в него «гостей» декана, среди которых были лилипут Рельб, великан Глюм, Некто…
– Какая жестокость! – воскликнула Ванесса. – Доктор, как вы можете позволить, чтобы наших пациентов…
– Это актеры, сударыня! – с улыбкой перебил ее доктор. – Обыкновенные бродячие актеры. И они будут наказаны.
– Вот, уважаемый декан, как злодеи воспользовались вашим гуманным завещанием, – пояснил судья. – Вы думали облегчить жизнь несчастным, а пригрели шарлатанов. – Он подошел к Патрику: – Ну, мошенник, рассказывай хозяину, как его обманули.
Свифт повернул голову, с интересом посмотрел на Патрика. Патрик сделал несколько шагов и рухнул перед деканом на колени:
– Простите, сэр! Я хотел только добра… Не думал, что ace так получится… Всему виной ваше завещание. Когда вы его написали, я подумал: «А что ж будет, если к нам в дом и вправду начнут стекаться ненормальные? Ведь мы лакеи, а не санитары, и у нас есть нервы!» А тут как раз в Дублине и появился этот бродячий театр. Я пришел к ним, говорю: «Джентльмены, есть неплохая работа! Вы поселяетесь в доме мистера Свифта, мы вас кормим-поим, а вы за это… тихо валяете дурака!» О, простите, сэр! Я имел в виду, чтоб они изображали разных смешных героев, которых вы, сэр, насочиняли…
– Какая низость! – патетически воскликнул судья.
– Ну что вы, сэр… – продолжал бормотать Патрик. – Я знал, что декан не рассердится. Он сам всегда любил такие шутки. – Патрик повернулся к декану, как бы ища подтверждения. Свифт почему-то посмотрел на потолок и начал его изучать. – Вот! – обрадованно констатировал Патрик. – И поначалу все шло очень хорошо… Забавно! Кто прикинется лилипутиком, кто – великаном… Лошадки паслись! Все по-доброму… Но потом эти мерзавцы увлеклись. Стали топить друг друга в чашках, полилась кровь…
– Они взбудоражили весь город! – заметил судья, обращаясь к доктору. – Эпидемия безумия!
– Актеры, сэр! – вздохнул Патрик, кивнув в сторону окна. – Импровизация, страсти… Каждый в душе – Гамлет!
– Что будет с этими людьми? – тихо спросила Ванесса, разглядывая стоявший там фургон.
– Посидят в тюрьме! – с улыбкой сообщил судья. – У нас прекрасное помещение для искусства подобного рода. – Он засмеялся и подмигнул доктору. Тот в ответ вежливо улыбнулся.
– Но ведь я чистосердечно признался, – заканючил Патрик.
– Не волнуйтесь, Патрик, – решительно сказала Ванесса, – Вы вообще ни при чем. За все, что происходит в этом доме, отвечает домоправительница.
– Рад этому заявлению, – сказал судья. – Итак, мисс Ванесса, вы признаетесь, что тоже участвовали в обмане?
– Я выполняла волю декана! – сказала Ванесса. – И не брошу гостей, кем бы они ни были… Можете меня арестовать!
– Мы подумаем над этим! – строго сказал судья. – А пока должен сообщить, что Опекунский совет отстраняет вас от всех обязанностей по уходу за деканом Свифтом. Вы уволены! Потрудитесь передать ключи новой домоправительнице!
Открылась дверь. В кабинет вошла Эстэр Джонсон. Она была одета в темное платье сестры милосердия, волосы аккуратно причесаны, глаза смотрели холодно и строго.
– Мисс Эстэр Джонсон, – представил судья доктору.
– Мы знакомы с доктором, – сухо заметила Эстэр. – Правда, он принимал меня за помешанную…
– Скорее уж за актрису, – смутился доктор.
– Зато я никогда не заблуждалась на ваш счет, мисс Джонсон, – заметила Ванесса. – Для актрисы у вас слишком мало таланта, для безумной – искренности чувств. Впрочем, я рада, что Опекунский совет выбрал вас. Надеюсь, то время, пока вы бродили здесь и подслушивали под окнами, скажется на вас благотворно.
– Мне жаль, что я вытесняю вас, сестра, – с улыбкой сказала Эстэр. – Но главное, чтоб декан был здоров и окружен заботой. Не так ли?
– Разумеется, мисс Джонсон. – Ванесса старалась быть любезной. Это ей удавалось с большим трудом. – Но у меня к вам просьба; не вешайте здесь занавески с цветочками. Декан вам не сделает замечания, но будет страдать. Он не переносит пошлость.
– Хорошо, сестра, – с той же любезностью ответила Эстэр. – Но эти шторы сниму немедленно. Они слишком мрачны и унылы, хотя и соответствуют последней моде, сестра…
– Вы сделаете мне большое одолжение, мисс Джонсон, если перестанете меня именовать сестрой. Я уволена! Теперь я для всех просто мисс Ванесса или, еще короче, – мисс.
– Хорошо, мисс!
Доктор и судья с любопытством наблюдали за этой вежливой перебранкой. Свифт смотрел куда-то отсутствующим взглядом и, казалось, ничего не слышал.
Ванесса отцепила от пояса связку ключей, протянула мисс Джонсон:
– Прошу вас! Этот – от комнаты, этот – от кухни. Здесь ключи от книжных шкафов. Пожалуйста, к бюро, мисс Джонсон. Я покажу, как должны лежать бумаги. Декан любит, чтоб они лежали вот в таком порядке. Надеюсь, здесь ничего не пропадет и не затеряется? Впрочем, от этих бумаг я вас избавлю. – Ванесса взяла пачку писем. – Это моя личная переписка с деканом. Я могу взять эти письма?
– Разумеется, мисс. Я не думаю, что исследователям жизни и творчества декана это будет интересно, – улыбнулась Эстэр.
– Очень верное замечание, сестра. Вас не обижает, что я вас так называю? Так вот, мисс Джонсон, я считаю, что вы абсолютно правы, и немедленно сожгу эти никому не нужные листочки.
Ванесса с пачкой писем решительно направилась к камину. Доктор поморщился:
– Может быть, не сейчас, мисс Ванесса? Это может травмировать декана.
– О, что вы, доктор! – Ванесса швырнула письма в огонь. – Декана это ничуть не волнует! – Она повернула заплаканное лицо к Свифту. – Я не ошиблась, ваше преподобие? А может быть, вас вообще радует приход этой женщины? Почему вы молчите?
– Но он всегда молчит, – растерянно пробормотал доктор.
– Для вас, доктор! – зло сказала Ванесса и вышла из кабинета.
Доктор в недоумении повернулся к судье:
– Что она этим хотела сказать?
Тот не успел ответить. Лицо декана исказила гримаса, он резко встал, шагнул к камину.
Эстэр бросилась к нему:
– Что с вами, декан? Не надо… Это не та Ванесса! Та Ванесса давно умерла, вы же знаете… Ну хорошо, хорошо… – Голос ее задрожал. – Раз вам так дороги эти письма… – она сунула руку в камин, морщась от боли, стала собирать обгоревшие листки, – я все восстановлю… Каждое слово… Она мне продиктует…
Свифт секунду смотрел на нее, потом взял ее обожженную, покрытую копотью руку, поцеловал. Эстэр заплакала…
– О, сэр! Неужели вам так дорога эта девушка, что из-за нее вы готовы терпеть и меня? Благодарю вас! Вы очень добры! – Она попыталась улыбнуться. – Благодарю вас… – Она взяла его под руку, и они вдвоем тихо пошли к выходу.
Возле самой двери мисс Джонсон обернулась:
– Господин судья, декан просит не увозить сегодня этих людей. Пусть погостят еще денек. Поминки не кончились.
Судья вопросительно посмотрел на доктора. Тот кивнул.
– Ну, хорошо! – сказал судья. – Под вашу ответственность, доктор… – И добавил, обращаясь к констеблям: – Только никаких представлений! Толпу разогнать! Актеров держать в фургоне под охраной… Вы меня поняли, констебль?!
Высокий черноволосый констебль щелкнул каблуками:
– Слушаюсь, сэр!
Доктор посмотрел за окно: двое полицейских прилаживали решетку к заднику фургона…
Увидев вошедших, Ванесса нахмурила брови. Свифт оставался, как всегда, безучастным.
– Ваше преподобие, – громко произнес доктор, – у нас сообщение чрезвычайной важности!
Констебли внесли Патрика, швырнули на пол.
– Что все это значит? – зло спросила Ванесса. – Почему здесь судья и констебли? Это частный дом!
– Извините, сестра, – сухо перебил судья. – Когда в частный дом проникают мошенники, то вслед за ними рано или поздно приходит закон!
Он пригласил жестом взглянуть в окно. Там стоял большой полицейский фургон, обтянутый мешковиной. Констебли вталкивали в него «гостей» декана, среди которых были лилипут Рельб, великан Глюм, Некто…
– Какая жестокость! – воскликнула Ванесса. – Доктор, как вы можете позволить, чтобы наших пациентов…
– Это актеры, сударыня! – с улыбкой перебил ее доктор. – Обыкновенные бродячие актеры. И они будут наказаны.
– Вот, уважаемый декан, как злодеи воспользовались вашим гуманным завещанием, – пояснил судья. – Вы думали облегчить жизнь несчастным, а пригрели шарлатанов. – Он подошел к Патрику: – Ну, мошенник, рассказывай хозяину, как его обманули.
Свифт повернул голову, с интересом посмотрел на Патрика. Патрик сделал несколько шагов и рухнул перед деканом на колени:
– Простите, сэр! Я хотел только добра… Не думал, что ace так получится… Всему виной ваше завещание. Когда вы его написали, я подумал: «А что ж будет, если к нам в дом и вправду начнут стекаться ненормальные? Ведь мы лакеи, а не санитары, и у нас есть нервы!» А тут как раз в Дублине и появился этот бродячий театр. Я пришел к ним, говорю: «Джентльмены, есть неплохая работа! Вы поселяетесь в доме мистера Свифта, мы вас кормим-поим, а вы за это… тихо валяете дурака!» О, простите, сэр! Я имел в виду, чтоб они изображали разных смешных героев, которых вы, сэр, насочиняли…
– Какая низость! – патетически воскликнул судья.
– Ну что вы, сэр… – продолжал бормотать Патрик. – Я знал, что декан не рассердится. Он сам всегда любил такие шутки. – Патрик повернулся к декану, как бы ища подтверждения. Свифт почему-то посмотрел на потолок и начал его изучать. – Вот! – обрадованно констатировал Патрик. – И поначалу все шло очень хорошо… Забавно! Кто прикинется лилипутиком, кто – великаном… Лошадки паслись! Все по-доброму… Но потом эти мерзавцы увлеклись. Стали топить друг друга в чашках, полилась кровь…
– Они взбудоражили весь город! – заметил судья, обращаясь к доктору. – Эпидемия безумия!
– Актеры, сэр! – вздохнул Патрик, кивнув в сторону окна. – Импровизация, страсти… Каждый в душе – Гамлет!
– Что будет с этими людьми? – тихо спросила Ванесса, разглядывая стоявший там фургон.
– Посидят в тюрьме! – с улыбкой сообщил судья. – У нас прекрасное помещение для искусства подобного рода. – Он засмеялся и подмигнул доктору. Тот в ответ вежливо улыбнулся.
– Но ведь я чистосердечно признался, – заканючил Патрик.
– Не волнуйтесь, Патрик, – решительно сказала Ванесса, – Вы вообще ни при чем. За все, что происходит в этом доме, отвечает домоправительница.
– Рад этому заявлению, – сказал судья. – Итак, мисс Ванесса, вы признаетесь, что тоже участвовали в обмане?
– Я выполняла волю декана! – сказала Ванесса. – И не брошу гостей, кем бы они ни были… Можете меня арестовать!
– Мы подумаем над этим! – строго сказал судья. – А пока должен сообщить, что Опекунский совет отстраняет вас от всех обязанностей по уходу за деканом Свифтом. Вы уволены! Потрудитесь передать ключи новой домоправительнице!
Открылась дверь. В кабинет вошла Эстэр Джонсон. Она была одета в темное платье сестры милосердия, волосы аккуратно причесаны, глаза смотрели холодно и строго.
– Мисс Эстэр Джонсон, – представил судья доктору.
– Мы знакомы с доктором, – сухо заметила Эстэр. – Правда, он принимал меня за помешанную…
– Скорее уж за актрису, – смутился доктор.
– Зато я никогда не заблуждалась на ваш счет, мисс Джонсон, – заметила Ванесса. – Для актрисы у вас слишком мало таланта, для безумной – искренности чувств. Впрочем, я рада, что Опекунский совет выбрал вас. Надеюсь, то время, пока вы бродили здесь и подслушивали под окнами, скажется на вас благотворно.
– Мне жаль, что я вытесняю вас, сестра, – с улыбкой сказала Эстэр. – Но главное, чтоб декан был здоров и окружен заботой. Не так ли?
– Разумеется, мисс Джонсон. – Ванесса старалась быть любезной. Это ей удавалось с большим трудом. – Но у меня к вам просьба; не вешайте здесь занавески с цветочками. Декан вам не сделает замечания, но будет страдать. Он не переносит пошлость.
– Хорошо, сестра, – с той же любезностью ответила Эстэр. – Но эти шторы сниму немедленно. Они слишком мрачны и унылы, хотя и соответствуют последней моде, сестра…
– Вы сделаете мне большое одолжение, мисс Джонсон, если перестанете меня именовать сестрой. Я уволена! Теперь я для всех просто мисс Ванесса или, еще короче, – мисс.
– Хорошо, мисс!
Доктор и судья с любопытством наблюдали за этой вежливой перебранкой. Свифт смотрел куда-то отсутствующим взглядом и, казалось, ничего не слышал.
Ванесса отцепила от пояса связку ключей, протянула мисс Джонсон:
– Прошу вас! Этот – от комнаты, этот – от кухни. Здесь ключи от книжных шкафов. Пожалуйста, к бюро, мисс Джонсон. Я покажу, как должны лежать бумаги. Декан любит, чтоб они лежали вот в таком порядке. Надеюсь, здесь ничего не пропадет и не затеряется? Впрочем, от этих бумаг я вас избавлю. – Ванесса взяла пачку писем. – Это моя личная переписка с деканом. Я могу взять эти письма?
– Разумеется, мисс. Я не думаю, что исследователям жизни и творчества декана это будет интересно, – улыбнулась Эстэр.
– Очень верное замечание, сестра. Вас не обижает, что я вас так называю? Так вот, мисс Джонсон, я считаю, что вы абсолютно правы, и немедленно сожгу эти никому не нужные листочки.
Ванесса с пачкой писем решительно направилась к камину. Доктор поморщился:
– Может быть, не сейчас, мисс Ванесса? Это может травмировать декана.
– О, что вы, доктор! – Ванесса швырнула письма в огонь. – Декана это ничуть не волнует! – Она повернула заплаканное лицо к Свифту. – Я не ошиблась, ваше преподобие? А может быть, вас вообще радует приход этой женщины? Почему вы молчите?
– Но он всегда молчит, – растерянно пробормотал доктор.
– Для вас, доктор! – зло сказала Ванесса и вышла из кабинета.
Доктор в недоумении повернулся к судье:
– Что она этим хотела сказать?
Тот не успел ответить. Лицо декана исказила гримаса, он резко встал, шагнул к камину.
Эстэр бросилась к нему:
– Что с вами, декан? Не надо… Это не та Ванесса! Та Ванесса давно умерла, вы же знаете… Ну хорошо, хорошо… – Голос ее задрожал. – Раз вам так дороги эти письма… – она сунула руку в камин, морщась от боли, стала собирать обгоревшие листки, – я все восстановлю… Каждое слово… Она мне продиктует…
Свифт секунду смотрел на нее, потом взял ее обожженную, покрытую копотью руку, поцеловал. Эстэр заплакала…
– О, сэр! Неужели вам так дорога эта девушка, что из-за нее вы готовы терпеть и меня? Благодарю вас! Вы очень добры! – Она попыталась улыбнуться. – Благодарю вас… – Она взяла его под руку, и они вдвоем тихо пошли к выходу.
Возле самой двери мисс Джонсон обернулась:
– Господин судья, декан просит не увозить сегодня этих людей. Пусть погостят еще денек. Поминки не кончились.
Судья вопросительно посмотрел на доктора. Тот кивнул.
– Ну, хорошо! – сказал судья. – Под вашу ответственность, доктор… – И добавил, обращаясь к констеблям: – Только никаких представлений! Толпу разогнать! Актеров держать в фургоне под охраной… Вы меня поняли, констебль?!
Высокий черноволосый констебль щелкнул каблуками:
– Слушаюсь, сэр!
Доктор посмотрел за окно: двое полицейских прилаживали решетку к заднику фургона…
6. НЕКТО
Поздний вечер. В дальнем углу сада стоял огромный фургон, обтянутый мешковиной. Сквозь решетку были видны лица актеров. Один из актеров тихо напевал песенку.
Перед фургоном, охраняя его, прохаживались два констебля, рыжий и черный, о чем-то тихо переговаривались.
Неподалеку, оставаясь незамеченным, стоял декан Свифт.
Сзади него послышался шорох, появился доктор. Свифт не повернул головы…
Заслышав шорох, черный констебль оглянулся, никого не увидел, но на всякий случай подошел поближе к фургону. Доктор перевел взгляд в его сторону…
Черный констебль. Прекратить петь!
Рыжий констебль. Пускай… Они ж негромко…
Черный констебль. Не разрешено никаких представлений. Народ начнет толпиться.
Рыжий констебль. Это правильно! Но вообще жалко. Я, знаешь, кое-что у них смотрел. Мне понравилось… Про лилипутов.
Черный констебль. Это когда в чашке-то утоп? Ха!
Рыжий констебль. И про великана неплохо… Но вот особенно с этим умора… который живет вечно.
Черный констебль. Это который?
Рыжий констебль. Ну который сам себя забыл. (Показывает за решетку.) Вон сидит… «Дубу, говорит, пятьсот лет, а я его желудем помню…» Эй ты! Иди-ка сюда.
Черный констебль. Не трогай ты их.
Рыжий констебль. Да ладно, поболтаем только.
К решетке приблизился Некто.
Некто. Вы меня, джентльмены?
Рыжий констебль. Одет-то… Одет-то как! Ну, умора. Как тебя зовут?
Некто. Видите ли, я так давно живу на свете, что уже забыл свое имя. Поэтому называйте меня просто Некто.
Рыжий констебль. «Некто»? (Смеется.) Ну, артисты… Скажи, сколько же ты живешь?
Некто. Несколько тысяч лет.
Рыжий констебль. Несколько, говорит, тысяч… (Смеется.)
Черный констебль. Потеха!
Некто (печально). Напрасно вы смеетесь, джентльмены. Каждый человек живет на земле несколько тысяч лет. Или больше. Просто у многих отшибло память. (Вглядывается в лицо рыжего констебля). Вас, сэр, я где-то видел. Лет пятьдесят назад…
Рыжий констебль. Пятьдесят? А вот и врешь! Мне всего сорок пять.
Некто. В этой жизни. В этой! А в той жизни, что была до этой, мы с вами встречались. Прекрасно помню. Вы стояли на посту на базарной площади. Возле городской тюрьмы.
Черный констебль. Да он сейчас там стоит.
Некто. Это сейчас. А то было тогда, при короле Георге Первом. (Вглядывается в рыжего.) Ну точно – вы. Я обратил внимание: рыжие усы и веснушки… Да вы сами сможете вспомнить, если напряжете хоть немного свой мозг.
Рыжий констебль. Как это?
Некто. Закройте глаза.
Рыжий констебль. Ну… (Закрывает глаза.)
Некто. Вам сейчас, говорите, сорок пять?
Рыжий констебль. Да.
Некто. Теперь постарайтесь спокойно, не торопясь, оглядеть свою прожитую жизнь. Вот вам тридцать. Вспоминаете?
Рыжий констебль. Ну вспоминаю…
Hекто. А двадцать? Вы – молодой, здоровый, румянец во всю щеку… Помните?
Рыжий констебль. Ну помню… Конечно. Я тогда женился на Полли,
Некто. Прекрасно. А теперь вам десять лет. Помните?
Рыжий констебль. Ну так, вообще… Мы тогда жили под Глазго, в деревне.
Hекто. Не отвлекайтесь. Сейчас наступает самый трудный момент. Вот вам уже пять лет. Вспоминаете?
Рыжий констебль (подумав). Чуть-чуть…
Некто. Теперь четыре года… Три… Два… Один… Теперь вы в утробе!
Рыжий констебль. Где?
Hекто. В утробе! Вы лежите, свернувшись калачиком, через вас бежит кровь матери. Вспоминайте! Ну? Вспоминайте! Вот вы выходите из этой жизни в прошлую… Рра-а-аз! И вот вы стоите в форме и каске на рыночной площади Дублина, возле тюрьмы. Мимо вас проезжают кареты. Над вами летают голуби. А вы стоите и глазеете на них.
Рыжий констебль (в ужасе открыв глаза. А-а! Вспомнил!
Черный констебль. Врешь!
Рыжий констебль. Клянусь! Вспомнил! Стою на рыночной площади…
Черный констебль. Ты там и сейчас стоишь!
Рыжий констебль. То сейчас, а то – тогда. Ох, Господи! (Испуганно крестится.) Пресвятая Дева… Вспомнил! У меня ведь всегда было такое странное чувство, будто бы я жил прежде.
Некто. Разумеется! Все люди жили прежде, надо лишь научиться это вспоминать. Так проповедует декан Свифт!
Черный констебль (заметив подошедшего доктора). Тихо! Замолчите. (Тянет рыжего констебля за руку.) Пошли, Джек, будут неприятности.
Рыжий констебль (не может успокоиться). Стою на рыночной площади! Точно! Стою на площади!
Черный констебль. Ну стоишь… Стоишь! Чего тебя так разобрало?
Они ушли. Доктор приблизился к Свифту, нерешительно начал разговор.
Доктор. Сэр, мне бы хотелось, чтоб мы как-то понимали друг друга… Не знаю, что для этого надо сделать, но, поверьте, я вам хочу только добра. (Улыбнулся.) Я не верю, что вы безумны!
Свифт внимательно посмотрел в глаза Доктору, приложил палец к губам.
Свифт. Тсс…
Доктор. Что? Скажите, декан… Скажите!
Возле решетки фургона вновь появился рыжий констебль. Он не заметил Свифта и доктора.
Рыжий констебль (постучал по решетке). Мистер Некто!
Некто (появляясь у решетки). Что вам, констебль?
Рыжий констебль. Извините, что мешаю спать. Но мне хотелось бы еще немного продвинуться вглубь…
Hекто. В каком смысле?
Рыжий констебль. Вспомнить прошлую жизнь. Значит, мы остановились на том, что я стою на рыночной площади.
Некто. Это уже при короле Георге?
Рыжий констебль. Да.
Hекто. Ну и вспоминайте дальше.
Рыжий констебль (закрыв глаза). Потом мне, стало быть, тридцать… Двадцать… Я женюсь на Полли.
Hекто. В прошлой жизни вы тоже женились на своей Полли?
Рыжий констебль (мучительно напрягая память). Получается так. Только та Полли была помоложе. И не такая толстая. Она больше похожа на Кэтти, одну девицу, с которой у меня было кое-что, когда ездил к родственникам в Манчестер.
Hек о. Не отвлекайтесь. Вспоминайте сосредоточенно. Вот вам двадцать, и вы женитесь на Полли, похожую на Кэтти, потом вам десять, потом вам пять… четыре… три… два… один… Вы в утробе… Назад! Назад! И вот вы в своей позапрошлой жизни…
Рыжий констебль. Это, значит, уже при короле Эдуарде?
Некто. Да. Вспомнили что-нибудь?
Рыжий констебль (испуганно). Вспомнил.
Некто. Что?
Рыжий констебль. Стою возле тюрьмы на рыночной площади…
Hекто. Не путаете?
Рыжий констебль. Нет, точно: стою на посту, охраняю тюрьму.
Некто (печально). Да. Я так и думал.
Рыжий констебль. Что это значит, сэр?
Некто. Нет смысла вспоминать дальше, Джек. Боюсь, что картина будет одна и та же: время станет меняться, а вы все будете стоять на посту на рыночной площади.
Рыжий констебль (чуть обиженно). Почему?
Некто. Очевидно, такова ваша судьба, Джек.
Рыжий констебль. Это очень обидно, сэр. Я предполагал, что в прошлом мне не пришлось быть каким-нибудь важным лордом или деканом, вроде нашего Свифта, но, с другой стороны… За что ж так со мной? Стою и стою, и ничего не меняется.
Некто. Извините, Джек, но в этом вы сами виноваты.
Рыжий констебль. Я?
Некто. Разумеется. Что вы сделали для того, чтоб хоть чуть-чуть изменить свою судьбу? Был ли в вашей прошлой жизни хоть один решительный поступок? Вы всегда охраняли тюрьму. И при Георге. И при Эдуарде. И при Генрихе.
Рыжий констебль. Но ведь в тюрьмах сидят разбойники! -
Некто. Это как посмотреть, Джек. Робин Гуд был разбойником, а впоследствии стал героем.' Жанна д'Арк – еретичкой, а через сотню лет – святой. И только вы, Джек, тупо стережете замки тюрьмы из века в век, не раздумывая и не размышляя! Вот и сейчас – чем вы заняты?
Рыжий констебль. В каком смысле?
Некто. Ну чем сейчас здесь заняты? Для чего поставлены?
Рыжий констебль. Сторожить…
Некто. Значит, через сотню лет, если вам вдруг захочется освежить память об этом дне, что вам суждено припомнить? А ничего хорошего. Вы снова стоите и сторожите безвинных людей, которых упрятали за решетку.
Рыжий констебль. А за что они вас посадили?
Некто. За что сажают в Ирландии? За что угодно. Меня – за то, что вечно живу. Скажите, Джек, разве это преступление?
Рыжий констебль угрюмо задумался
Доктор (Свифту). Извините, сэр, я вынужден вмешаться. Такие разговоры опасны. Пойерьте, я не новичок в психиатрии.
«Тсс!» – этот звук раздался откуда-то сзади. Доктор испуганно обернулся и увидел, что сзади стоят несколько горожан и прикладывают палец к губам: «Тсс!» Рыжий констебль вновь подошел к решетке фургона.
Рыжий констебль. Господин Некто!
Некто. Я здесь, Джек.
Рыжий констебль. Господин Некто, скажите, как далеко это зашло?
Некто. Что именно?
Рыжий констебль. С какого времени я охраняю тюрьмы?
Некто. Этого я не знаю, Джек. Вспоминайте сами.
Рыжий констебль. Но ведь вы говорите, что живете несколько тысяч лет.
Некто. Да, это так. Но я не обязательно должен был встречаться с вами. Что вас волнует? Средние века? Нашествие норманнов?
Рыжий констебль. Тридцать третий год.
Некто. Что?
Рыжий констебль. Тридцать третий год от Рождества. Год распятия! (Переходя на шепот.) Я набожный человек, сэр. Я прощу себе все, кроме этого. Вспомните: тридцать третий год… Иерусалим… Городская тюрьма… Стражники выводят Иисуса из тюрьмы…
Некто. Бог с вами, Джек, я этого не помню.
Рыжий констебль. Зато другие помнят. У нас в соборе расписан купол. Там есть и такая картина: его ведут связанного. Рядом толпа, легионеры. А справа на посту стоит стражник. Рыжие усы. Веснушки. Уши торчат. (Заскрежетал зубами.)
Некто. Образумьтесь, Джек! Это были не вы!
Рыжий констебль (в отчаянии). А кто же?
Некто. Уверяю вас. Это был другой человек.
Рыжий констебль. Тогда почему я помню, как все было? Явственно помню, словно случилось это вчера. Помню, как вывели его, как орала толпа, «как воины, раздевши Его, надели на Него багряницу и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость, и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря – радуйся…». А я стоял рядом. Вооруженный. Смотрел… И пальцем не пошевелил, чтоб спасти невинного.
Некто. Вы ошибаетесь, Джек!
Рыжий констебль. Нет, сэр! Теперь понимаю, – это был я. И вот откуда началась моя судьба! И повторяться ей несчетное количество раз, если б вы, сэр, не научили меня вспоминать. А теперь я должен что-то изменить… (Полез за пояс, достал ключ, начал открывать замок решетки.) Доктор (выбежав из укрытия). Что вы делаете, сержант? Рыжий констебль (выхватил пистолет, навел на доктора). Не подходить! Я, сержант Джек, считаю этих людей невиновными и дарую им свободу.
Вбежал черный констебль.
Черный констебль. Джек, что ты делаешь?
Рыжий констебль (наводя на него пистолет). Не подходи! Я, сержант Джек, выпускаю этих людей…
Черный констебль. А что я скажу судье?!
Доктор. Констебль! Вас накажут! Вас сурово накажут!
Черный констебль. Нам грозит трибунал, Джек. Одумайся!
Рыжий констебль. Ты сам одумайся. Вспомни! Сходи в храм, посмотри картину, не найдешь ли свою рожу среди легионеров?
Черный констебль. Каких легионеров? Он совсем свихнулся!
Рыжий констебль (актерам). Я вас отпускаю! (Вставил ключ в замок, повернул.)
Черный констебль. Стой! (Неожиданно выхватил пистолет, выстрелил в рыжего констебля.) Извини, Джек! Но это мой долг! Я на службе! (Кричит.) Тревога! Тревога! (Убегает.)
Рыжий констебль пошатнулся, упал на руки доктора. Из фургона вышел Некто, склонился над констеблем.
Рыжий приподнял лицо, которое при свете луны выглядело мертвенно-бледным, попытался улыбнуться:
– Ну вот и все, сэр. Теперь у меня все будет по-другому?
– Конечно, Джек, – прошептал Некто. – Все по-другому. Теперь пошел новый отсчет. Совсем новый.
– Нет, нет, сэр, – Рыжий попытался приподняться, но не смог. Застонал. – Совсем по-новому не обязательно… Пусть Полли повторится… И Кэтти…
– Хорошо, – пообещал Некто. – Пусть повторятся. Но финал теперь будет другим, Джек. Теперь у вас будет спокойно на душе. И вы всегда будете видеть это звездное небо. Как сейчас…
Рыжий констебль прикрыл глаза. Доктор опустил его безжизненное тело на землю. Из фургона вышли все актеры, молча встали вокруг, склонили головы…
Неожиданно с разных сторон раздались аплодисменты.
Доктор испуганно оглянулся – несколько горожан с безумными лицами улыбались и аплодировали.
Доктор в ужасе посмотрел на них, потом на свои ладони, испачканные кровью…
– Но ведь это кровь! – в отчаянии закричал доктор, обращаясь к Свифту. – Скажите им! ЭТО – КРОВЬ!
Свифт молча и печально смотрел на него. Аплодисменты усиливались…
Перед фургоном, охраняя его, прохаживались два констебля, рыжий и черный, о чем-то тихо переговаривались.
Неподалеку, оставаясь незамеченным, стоял декан Свифт.
Сзади него послышался шорох, появился доктор. Свифт не повернул головы…
Заслышав шорох, черный констебль оглянулся, никого не увидел, но на всякий случай подошел поближе к фургону. Доктор перевел взгляд в его сторону…
Черный констебль. Прекратить петь!
Рыжий констебль. Пускай… Они ж негромко…
Черный констебль. Не разрешено никаких представлений. Народ начнет толпиться.
Рыжий констебль. Это правильно! Но вообще жалко. Я, знаешь, кое-что у них смотрел. Мне понравилось… Про лилипутов.
Черный констебль. Это когда в чашке-то утоп? Ха!
Рыжий констебль. И про великана неплохо… Но вот особенно с этим умора… который живет вечно.
Черный констебль. Это который?
Рыжий констебль. Ну который сам себя забыл. (Показывает за решетку.) Вон сидит… «Дубу, говорит, пятьсот лет, а я его желудем помню…» Эй ты! Иди-ка сюда.
Черный констебль. Не трогай ты их.
Рыжий констебль. Да ладно, поболтаем только.
К решетке приблизился Некто.
Некто. Вы меня, джентльмены?
Рыжий констебль. Одет-то… Одет-то как! Ну, умора. Как тебя зовут?
Некто. Видите ли, я так давно живу на свете, что уже забыл свое имя. Поэтому называйте меня просто Некто.
Рыжий констебль. «Некто»? (Смеется.) Ну, артисты… Скажи, сколько же ты живешь?
Некто. Несколько тысяч лет.
Рыжий констебль. Несколько, говорит, тысяч… (Смеется.)
Черный констебль. Потеха!
Некто (печально). Напрасно вы смеетесь, джентльмены. Каждый человек живет на земле несколько тысяч лет. Или больше. Просто у многих отшибло память. (Вглядывается в лицо рыжего констебля). Вас, сэр, я где-то видел. Лет пятьдесят назад…
Рыжий констебль. Пятьдесят? А вот и врешь! Мне всего сорок пять.
Некто. В этой жизни. В этой! А в той жизни, что была до этой, мы с вами встречались. Прекрасно помню. Вы стояли на посту на базарной площади. Возле городской тюрьмы.
Черный констебль. Да он сейчас там стоит.
Некто. Это сейчас. А то было тогда, при короле Георге Первом. (Вглядывается в рыжего.) Ну точно – вы. Я обратил внимание: рыжие усы и веснушки… Да вы сами сможете вспомнить, если напряжете хоть немного свой мозг.
Рыжий констебль. Как это?
Некто. Закройте глаза.
Рыжий констебль. Ну… (Закрывает глаза.)
Некто. Вам сейчас, говорите, сорок пять?
Рыжий констебль. Да.
Некто. Теперь постарайтесь спокойно, не торопясь, оглядеть свою прожитую жизнь. Вот вам тридцать. Вспоминаете?
Рыжий констебль. Ну вспоминаю…
Hекто. А двадцать? Вы – молодой, здоровый, румянец во всю щеку… Помните?
Рыжий констебль. Ну помню… Конечно. Я тогда женился на Полли,
Некто. Прекрасно. А теперь вам десять лет. Помните?
Рыжий констебль. Ну так, вообще… Мы тогда жили под Глазго, в деревне.
Hекто. Не отвлекайтесь. Сейчас наступает самый трудный момент. Вот вам уже пять лет. Вспоминаете?
Рыжий констебль (подумав). Чуть-чуть…
Некто. Теперь четыре года… Три… Два… Один… Теперь вы в утробе!
Рыжий констебль. Где?
Hекто. В утробе! Вы лежите, свернувшись калачиком, через вас бежит кровь матери. Вспоминайте! Ну? Вспоминайте! Вот вы выходите из этой жизни в прошлую… Рра-а-аз! И вот вы стоите в форме и каске на рыночной площади Дублина, возле тюрьмы. Мимо вас проезжают кареты. Над вами летают голуби. А вы стоите и глазеете на них.
Рыжий констебль (в ужасе открыв глаза. А-а! Вспомнил!
Черный констебль. Врешь!
Рыжий констебль. Клянусь! Вспомнил! Стою на рыночной площади…
Черный констебль. Ты там и сейчас стоишь!
Рыжий констебль. То сейчас, а то – тогда. Ох, Господи! (Испуганно крестится.) Пресвятая Дева… Вспомнил! У меня ведь всегда было такое странное чувство, будто бы я жил прежде.
Некто. Разумеется! Все люди жили прежде, надо лишь научиться это вспоминать. Так проповедует декан Свифт!
Черный констебль (заметив подошедшего доктора). Тихо! Замолчите. (Тянет рыжего констебля за руку.) Пошли, Джек, будут неприятности.
Рыжий констебль (не может успокоиться). Стою на рыночной площади! Точно! Стою на площади!
Черный констебль. Ну стоишь… Стоишь! Чего тебя так разобрало?
Они ушли. Доктор приблизился к Свифту, нерешительно начал разговор.
Доктор. Сэр, мне бы хотелось, чтоб мы как-то понимали друг друга… Не знаю, что для этого надо сделать, но, поверьте, я вам хочу только добра. (Улыбнулся.) Я не верю, что вы безумны!
Свифт внимательно посмотрел в глаза Доктору, приложил палец к губам.
Свифт. Тсс…
Доктор. Что? Скажите, декан… Скажите!
Возле решетки фургона вновь появился рыжий констебль. Он не заметил Свифта и доктора.
Рыжий констебль (постучал по решетке). Мистер Некто!
Некто (появляясь у решетки). Что вам, констебль?
Рыжий констебль. Извините, что мешаю спать. Но мне хотелось бы еще немного продвинуться вглубь…
Hекто. В каком смысле?
Рыжий констебль. Вспомнить прошлую жизнь. Значит, мы остановились на том, что я стою на рыночной площади.
Некто. Это уже при короле Георге?
Рыжий констебль. Да.
Hекто. Ну и вспоминайте дальше.
Рыжий констебль (закрыв глаза). Потом мне, стало быть, тридцать… Двадцать… Я женюсь на Полли.
Hекто. В прошлой жизни вы тоже женились на своей Полли?
Рыжий констебль (мучительно напрягая память). Получается так. Только та Полли была помоложе. И не такая толстая. Она больше похожа на Кэтти, одну девицу, с которой у меня было кое-что, когда ездил к родственникам в Манчестер.
Hек о. Не отвлекайтесь. Вспоминайте сосредоточенно. Вот вам двадцать, и вы женитесь на Полли, похожую на Кэтти, потом вам десять, потом вам пять… четыре… три… два… один… Вы в утробе… Назад! Назад! И вот вы в своей позапрошлой жизни…
Рыжий констебль. Это, значит, уже при короле Эдуарде?
Некто. Да. Вспомнили что-нибудь?
Рыжий констебль (испуганно). Вспомнил.
Некто. Что?
Рыжий констебль. Стою возле тюрьмы на рыночной площади…
Hекто. Не путаете?
Рыжий констебль. Нет, точно: стою на посту, охраняю тюрьму.
Некто (печально). Да. Я так и думал.
Рыжий констебль. Что это значит, сэр?
Некто. Нет смысла вспоминать дальше, Джек. Боюсь, что картина будет одна и та же: время станет меняться, а вы все будете стоять на посту на рыночной площади.
Рыжий констебль (чуть обиженно). Почему?
Некто. Очевидно, такова ваша судьба, Джек.
Рыжий констебль. Это очень обидно, сэр. Я предполагал, что в прошлом мне не пришлось быть каким-нибудь важным лордом или деканом, вроде нашего Свифта, но, с другой стороны… За что ж так со мной? Стою и стою, и ничего не меняется.
Некто. Извините, Джек, но в этом вы сами виноваты.
Рыжий констебль. Я?
Некто. Разумеется. Что вы сделали для того, чтоб хоть чуть-чуть изменить свою судьбу? Был ли в вашей прошлой жизни хоть один решительный поступок? Вы всегда охраняли тюрьму. И при Георге. И при Эдуарде. И при Генрихе.
Рыжий констебль. Но ведь в тюрьмах сидят разбойники! -
Некто. Это как посмотреть, Джек. Робин Гуд был разбойником, а впоследствии стал героем.' Жанна д'Арк – еретичкой, а через сотню лет – святой. И только вы, Джек, тупо стережете замки тюрьмы из века в век, не раздумывая и не размышляя! Вот и сейчас – чем вы заняты?
Рыжий констебль. В каком смысле?
Некто. Ну чем сейчас здесь заняты? Для чего поставлены?
Рыжий констебль. Сторожить…
Некто. Значит, через сотню лет, если вам вдруг захочется освежить память об этом дне, что вам суждено припомнить? А ничего хорошего. Вы снова стоите и сторожите безвинных людей, которых упрятали за решетку.
Рыжий констебль. А за что они вас посадили?
Некто. За что сажают в Ирландии? За что угодно. Меня – за то, что вечно живу. Скажите, Джек, разве это преступление?
Рыжий констебль угрюмо задумался
Доктор (Свифту). Извините, сэр, я вынужден вмешаться. Такие разговоры опасны. Пойерьте, я не новичок в психиатрии.
«Тсс!» – этот звук раздался откуда-то сзади. Доктор испуганно обернулся и увидел, что сзади стоят несколько горожан и прикладывают палец к губам: «Тсс!» Рыжий констебль вновь подошел к решетке фургона.
Рыжий констебль. Господин Некто!
Некто. Я здесь, Джек.
Рыжий констебль. Господин Некто, скажите, как далеко это зашло?
Некто. Что именно?
Рыжий констебль. С какого времени я охраняю тюрьмы?
Некто. Этого я не знаю, Джек. Вспоминайте сами.
Рыжий констебль. Но ведь вы говорите, что живете несколько тысяч лет.
Некто. Да, это так. Но я не обязательно должен был встречаться с вами. Что вас волнует? Средние века? Нашествие норманнов?
Рыжий констебль. Тридцать третий год.
Некто. Что?
Рыжий констебль. Тридцать третий год от Рождества. Год распятия! (Переходя на шепот.) Я набожный человек, сэр. Я прощу себе все, кроме этого. Вспомните: тридцать третий год… Иерусалим… Городская тюрьма… Стражники выводят Иисуса из тюрьмы…
Некто. Бог с вами, Джек, я этого не помню.
Рыжий констебль. Зато другие помнят. У нас в соборе расписан купол. Там есть и такая картина: его ведут связанного. Рядом толпа, легионеры. А справа на посту стоит стражник. Рыжие усы. Веснушки. Уши торчат. (Заскрежетал зубами.)
Некто. Образумьтесь, Джек! Это были не вы!
Рыжий констебль (в отчаянии). А кто же?
Некто. Уверяю вас. Это был другой человек.
Рыжий констебль. Тогда почему я помню, как все было? Явственно помню, словно случилось это вчера. Помню, как вывели его, как орала толпа, «как воины, раздевши Его, надели на Него багряницу и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость, и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря – радуйся…». А я стоял рядом. Вооруженный. Смотрел… И пальцем не пошевелил, чтоб спасти невинного.
Некто. Вы ошибаетесь, Джек!
Рыжий констебль. Нет, сэр! Теперь понимаю, – это был я. И вот откуда началась моя судьба! И повторяться ей несчетное количество раз, если б вы, сэр, не научили меня вспоминать. А теперь я должен что-то изменить… (Полез за пояс, достал ключ, начал открывать замок решетки.) Доктор (выбежав из укрытия). Что вы делаете, сержант? Рыжий констебль (выхватил пистолет, навел на доктора). Не подходить! Я, сержант Джек, считаю этих людей невиновными и дарую им свободу.
Вбежал черный констебль.
Черный констебль. Джек, что ты делаешь?
Рыжий констебль (наводя на него пистолет). Не подходи! Я, сержант Джек, выпускаю этих людей…
Черный констебль. А что я скажу судье?!
Доктор. Констебль! Вас накажут! Вас сурово накажут!
Черный констебль. Нам грозит трибунал, Джек. Одумайся!
Рыжий констебль. Ты сам одумайся. Вспомни! Сходи в храм, посмотри картину, не найдешь ли свою рожу среди легионеров?
Черный констебль. Каких легионеров? Он совсем свихнулся!
Рыжий констебль (актерам). Я вас отпускаю! (Вставил ключ в замок, повернул.)
Черный констебль. Стой! (Неожиданно выхватил пистолет, выстрелил в рыжего констебля.) Извини, Джек! Но это мой долг! Я на службе! (Кричит.) Тревога! Тревога! (Убегает.)
Рыжий констебль пошатнулся, упал на руки доктора. Из фургона вышел Некто, склонился над констеблем.
Рыжий приподнял лицо, которое при свете луны выглядело мертвенно-бледным, попытался улыбнуться:
– Ну вот и все, сэр. Теперь у меня все будет по-другому?
– Конечно, Джек, – прошептал Некто. – Все по-другому. Теперь пошел новый отсчет. Совсем новый.
– Нет, нет, сэр, – Рыжий попытался приподняться, но не смог. Застонал. – Совсем по-новому не обязательно… Пусть Полли повторится… И Кэтти…
– Хорошо, – пообещал Некто. – Пусть повторятся. Но финал теперь будет другим, Джек. Теперь у вас будет спокойно на душе. И вы всегда будете видеть это звездное небо. Как сейчас…
Рыжий констебль прикрыл глаза. Доктор опустил его безжизненное тело на землю. Из фургона вышли все актеры, молча встали вокруг, склонили головы…
Неожиданно с разных сторон раздались аплодисменты.
Доктор испуганно оглянулся – несколько горожан с безумными лицами улыбались и аплодировали.
Доктор в ужасе посмотрел на них, потом на свои ладони, испачканные кровью…
– Но ведь это кровь! – в отчаянии закричал доктор, обращаясь к Свифту. – Скажите им! ЭТО – КРОВЬ!
Свифт молча и печально смотрел на него. Аплодисменты усиливались…
Часть вторая
– Дом, который построил Свифт. Часть вторая, – объявил голос режиссера. Слышен шум съемочной площадки. Актеры в париках и буклях, с подзорными трубами в руках начали занимать свои места на балконе губернаторского дворца.
– Запускаем комету! – скомандовал режиссер.
– Летающий остров, – поправил кто-то.
– Небесное тело…
– Тишина на площадке! – прикрикнул режиссер. – Пусть они сами разбираются. Запускайте!!
Зазвучала музыка. Большой округлый предмет стремительно поднялся в небо, завис между облаками.
– Запускаем комету! – скомандовал режиссер.
– Летающий остров, – поправил кто-то.
– Небесное тело…
– Тишина на площадке! – прикрикнул режиссер. – Пусть они сами разбираются. Запускайте!!
Зазвучала музыка. Большой округлый предмет стремительно поднялся в небо, завис между облаками.
7. ОПЕКУНСКИЙ СОВЕТ
Подзорные трубы были направлены в небо. Члены Опекунского совета, столпившись на балконе, обменивались негромкими репликами:
– Вот она!
– Где? Я ничего не вижу…
– Да вот же… Круглая… Похожа на блюдце.
– Комета, господа!
– А я говорю – знак Божий.
– Да где? Ничего не вижу…
Доктор Симпсон, похудевший и осунувшийся за эти дни, стоял чуть поодаль, наблюдая за столпившимися на балконе. В зал вошел лакей, торжественно провозгласил:
– Губернатор Ирландии, сэр Уолп!
Балкон моментально опустел. Все расселись вокруг большого круглого стола.
Появились озабоченные губернатор и судья Бигс. Губернатор занял почетное место, судья стоя начал речь:
– Господа! Начинаем экстренное заседание Опекунского совета, который я собрал по распоряжению лорда-губернатора.
Все посмотрели в сторону губернатора, тот сидел с непроницаемым лицом.
– Губернатор поручил мне сказать, что он крайне обеспокоен состоянием здоровья нашего дорогого декана Свифта и положением дел в стране. Надо ли говорить, как нас всех тревожит душевный недуг нашего великого современника? Но что поделать, если медицина еще так несовершенна? Однако с радостью хочу сообщить, что новый доктор, мистер Симпсон, вселяет в нас надежду. Всего несколько дней этот молодой эскулап провел в доме декана, а уже сделано много полезного: арестованы актеры, уволена сестра Ванесса, разоблачен мошенник слуга…
– Вот она!
– Где? Я ничего не вижу…
– Да вот же… Круглая… Похожа на блюдце.
– Комета, господа!
– А я говорю – знак Божий.
– Да где? Ничего не вижу…
Доктор Симпсон, похудевший и осунувшийся за эти дни, стоял чуть поодаль, наблюдая за столпившимися на балконе. В зал вошел лакей, торжественно провозгласил:
– Губернатор Ирландии, сэр Уолп!
Балкон моментально опустел. Все расселись вокруг большого круглого стола.
Появились озабоченные губернатор и судья Бигс. Губернатор занял почетное место, судья стоя начал речь:
– Господа! Начинаем экстренное заседание Опекунского совета, который я собрал по распоряжению лорда-губернатора.
Все посмотрели в сторону губернатора, тот сидел с непроницаемым лицом.
– Губернатор поручил мне сказать, что он крайне обеспокоен состоянием здоровья нашего дорогого декана Свифта и положением дел в стране. Надо ли говорить, как нас всех тревожит душевный недуг нашего великого современника? Но что поделать, если медицина еще так несовершенна? Однако с радостью хочу сообщить, что новый доктор, мистер Симпсон, вселяет в нас надежду. Всего несколько дней этот молодой эскулап провел в доме декана, а уже сделано много полезного: арестованы актеры, уволена сестра Ванесса, разоблачен мошенник слуга…