Горин Григорий Израилевич. Дом, который построил Свифт

   Доктор взглянул на нее, мучительно соображая, потом встал, направился к письменному столу.
   Патрик (радостно). Вы все правильно поняли, сэр! Они не знают его в лицо. Я бы сам сел, но у меня глаз пустой. Вызовет сомнения.
   Эстэр (усаживая доктора в кресло). Вот так. Возьмите в правую руку перо. Так его обычно изображают художники. Накинем мантию.
   Патрик. Скорей, мисс Джонсон! Остров идет на посадку! (Подбежал к доктору, положил перед ним пистолет.) На всякий случай, сэр! И мы тут рядом, за стеной.
   Эстэр. Благослови вас Бог!
   Патрик (поспешно зашторивая окна). Не волнуйтесь, доктор. Сидите, наблюдайте. Нам только выяснить… (Обернулся и, увидев пронзительный взгляд доктора, склонился в почтительном поклоне). Извините, господин декан! Я всегда лезу с идиотскими советами…
   Патрик и Эстэр исчезли. Зазвучала загадочная музыка. Пронзительный звук приближался, нарастая. Послышался треск.
   Разрывая стены, в кабинет ворвалась толпа странных людей в кожано-нейлоновых одеяниях. Мелькают блицы фотоаппаратов, стрекочут кинокамеры. Толпа «гостей» обступила доктора. Неожиданно из толпы выскочил вперед лапутянин, заговорил в бодром темпе, извергая информацию и явно не стесняясь присутствием хозяина.
   Лапутянин. Благоговение, друзья! Благоговение! Вы в доме Джонатана Свифта. Год рождения – тысяча шестьсот шестьдесят седьмой, смерти – тысяча семьсот сорок пятый. В ряду великих сатириков прошлого у Свифта особое место. Не ищите в нем радостного оптимизма Рабле, изящной иронии Вольтера, скептицизма Франса. Свифт яростно саркастичен!
   Один из гостей (испуганно поглядывая в сторону доктора). Вы уверены, что он нас не замечает?
   Лапутянин. Я объяснял – декан невменяем. В последние годы жизни впал в безумие. Обратите внимание: отсутствующий взгляд, на лице выражение опустошенности, полное отсутствие рефлексов! (Изящным движением достал булавку, уколол доктора в плечо.)
   Доктор не шелохнулся.
   Один из гостей. Миньерова болезнь?
   Лапутянин. Специалисты считают, что так. Таким образом, мы его вряд ли беспокоим. Мы у него где-то в подсознании, мы для него – видение.
   Один из гостей. Бедняжка! Почему он не похож на свой портрет?
   Лапутянин. Вы имеете в виду работу Джеверса в Национальной галерее? Она недостоверна. Внешний облик декана – одна из многих загадок исследователей. (С улыбкой посмотрев на доктора.) Мистификатор! Художникам не позировал, собственные книги не подписывал. Даже рукопись «Гулливера» подбросил издателю анонимно. Под дверь…
   Один из гостей. Какая беспечность! Она могла пропасть.
   Лапутянин (с усмешкой). Разве классики думают о нас? Жгут рукописи, рвут черновики.
   Один из гостей. В чем причина его мрачного сарказма?
   Лапутянин. Эпоха! Конец феодализма, бурный рост новой буржуазной формации, в идеалах которой он быстро разочаровался. А тут еще превратности судьбы…
   Одна из гостей. Вы имеете в виду Стеллу или Ванессу?
   Лапутянин. Я имею в виду обеих. Две прекрасные женщины любили его, он погубил их своей черствостью и эгоизмом. Бедняжки умерли совсем молодыми!
   Гостья, похожая на Эстэр. Неправда!
   Лапутянин. Простите, что именно? Неправда, что они умерли, или неправда, что их было только две?
   Смешок среди гостей.
   Гостья, похожая на Эстэр (выходя вперед). Не собираюсь подсчитывать количество женщин, встретившихся на пути мужчины. Все равно главной остается одна. Единственная! Так было и так будет.
   Гостья, похожая на Ванессу. Вы, конечно, уверены, что это Стелла?
   Гостья, похожая на Эстэр. Как вы догадались?
   Гостья, похожая на Ванессу. Вы на нее похожи.
   Гостья, похожая на Эстэр. Не важно, кто на кого похож. Есть дневники Свифта.
   Гостья, похожая на Ванессу. Можно верить тому, что пишет мужчина о женщине? Главное, что происходит в его подсознании. Судя по портретам Ванессы, она была значительно красивей соперницы.
   Гостья, похожая на Эстэр. Но, судя по ее письмам, значительно глупей.
   Смешок среди гостей.
   Лапутянин. Благоговение, друзья! Благоговение!
   Гостья, похожая на Ванессу. Зачем нам спорить в присутствии первоисточника? Давайте спросим у декана: Стелла или Ванесса? (Решительно направляется к доктору.)
   Лапутянин (испуганно). Но декан не разговаривает!
   Гостья, похожая на Эстэр. А нам достаточно только взгляда, (доктору.) Стелла или Ванесса?
   Гостья, похожая на Ванессу (требовательно). Ванесса или Стелла? Ваше преподобие, бесчестно быть таким нерешительным!
   Доктор испуганно прячет глаза. Шум среди гостей.
   Лапутянин. Благоговение, друзья! Благоговение! Не будем переходить границы приличия. Тем более в присутствии хозяина.
   Один из гостей. Вы же говорили, что декану это безразлично.
   Лапутянин (смущен). До известных пределов.
   Одна из гостей. Нет, вы скажите точно: мы для него видение или нет?
   Лапутянин. Видение! Но не надо превращать его в кошмар. Будем сдержанны, друзья мои! Пройдите в сад. Осмотрите цветники… архитектуру… А в полночь, когда зазвонят колокола, прошу всех собраться у собора на площади. Начнется самое интересное!
   Гости исчезают. Лапутянин задерживается, подходит к доктору. Браво, доктор! Вы замечательно промолчали свою роль…
   Доктор не отвечает.
   Не хотите говорить? Спектакль не окончен? (Подбегает к шкафу, аплодирует.) Браво, декан! Гости от души посмеются, узнав, как остроумно вы их одурачили. (Распахнул дверцу шкафа, заглянул.) А где же наш шутник? Уверен, что он где-то прячется. (Начинает сердиться.) Глупо дальше молчать, доктор. Некрасиво! Декану, очевидно, надоело смеяться над современниками, он решил поиздеваться над потомками. Опасный эксперимент! Когда кого-то не уважаешь, можешь нарваться на ответное чувство. Это я вам говорю как специалист, как исследователь его жизни и творчества. Писатель-то он, честно говоря, средний. И неблагодарный. Я бы мог посвятить жизнь Диккенсу… Теккерею… Голсуорси, наконец! А я с юности просиживал штаны в библиотеках и архивах, изучая Свифта, и вот как он меня встречает! (Кричит невидимому Свифту.) Вы – забытый писатель, сэр! Хрестоматийный классик, которого никто не читает! Спросите у читателей, что такое «гуигнгнмы», «Глобдробдриб», «Бробдигнег»? Половина не слышала, половина не выговорит. У вас не сложилась судьба, сэр! А заодно и у меня, потому что я писал о вас! И все потому, что вы не сумели прожить жизнь… достойно серьезного писателя.
   Доктор молча поднял пистолет, навел на лапутянина. Тот вздрогнул, но взял себя в руки, усмехнулся.
   А вот это совсем пошло! Пистолеты, шпаги оставим Вальтеру Скотту! Это, скорей, в его стилистике. У Свифта все проще. Не волнуйтесь, его никто не убивал. Это я вам говорю как специалист. Он умер обычно и невыразительно от обыкновенного сердечного приступа. Девятнадцатого октября тысяча семьсот сорок пятого года. Это написано во всех энциклопедиях. Могу показать… {Достал из портфеля книгу, положил перед доктором.) «Записки Опекунского совета», академическое издание. И не смотрите на меня как на сумасшедшего, доктор! Тот факт, что я появился здесь, в приюте, ни о чем не говорит. Нам, пришельцам из будущего, приходится часто прикидываться безумными. Иначе нам бы не простили наши пророчества. Ну что? Будете стрелять или поверите на слово?
   Доктор опустил пистолет.
   Благодарю! А теперь я, пожалуй, пройду к гостям. Эти «эрудиты» так и норовят в каждой эпохе оставить надпись на стене. А потом историки ломают головы, откуда в восемнадцатом веке мог появиться фломастер?! (Исчез.)
   Доктор открыл книгу, начал листать. В кабинет вбежали Патрик и Эстэр.
   Патрик (с досадой). Надо было спустить курок, доктор! Если это был человек… оттуда, пуля бы ему не повредила, а если человек губернатора – тем более!
   Эстэр (взяла книгу из рук доктора). Но она издана двадцать лет спустя…
   Доктор. Может быть, фальшивка?
   Патрик. Эх, сэр, надо было спустить курок!
   Эстэр {открыла книгу, начала медленно читать вслух). «Девятнадцатого октября тысяча семьсот сорок пятого года не стало Джонатана Свифта. Накануне вечером он испытывал странное беспокойство, точно предчувствуя свой последний миг. По воспоминаниям близких декана, он даже неожиданно заговорил после долгих лет молчания. Первое слово, произнесенное Свифтом, было: „Когда?“
   Распахнулась дверь. На пороге стоял Свифт. Эстэр испуганно захлопнула книгу.

10. ПОСЛЕДНЯЯ СМЕРТЬ ДЖОНАТАНА СВИФТА

   – Когда? – тихо произнес Свифт.
   Доктор вздрогнул, тряхнул головой. Нет, это уже не было похоже на видение. Свифт говорил.
   – Когда?
   – Не понимаю, о чем вы спрашиваете, декан, – нерешительно произнес доктор.
   – Уверен, эти люди сообщили вам точную дату…
   – Глупости! – доктор попытался улыбнуться. – И вообще, вам не идет болтовня, сэр… Молчащим вы, извините, казались умней.
   – Когда я умру, доктор?
   – Вдвойне бестактный вопрос! Если б я и знал, не сказал бы. Есть врачебная этика. Я давал клятву!
   – Хорошо. Я избавлю вас от необходимости нарушать эту клятву. Ваш ответ никак не отразится на самочувствии вашего пациента. Дело в том, что я не Свифт! Вернее, неизвестно, действительно ли я Джонатан Свифт…
   Доктор многозначительно посмотрел в сторону Эстэр, заулыбался:
   – Так! Понятно… Другое дело… Это – нормальный параноидный бред, который я понимаю и знаю, как лечить. – Он попытался взять Свифта за руку, тот недовольно отстранился:
   – Подтвердите, Патрик!
   – А что – Патрик? – заворчал слуга, пряча глаза. – Мне нечего подтверждать, сэр. Я ни в чем не уверен.
   – Расскажите, как все было.
   – Не старайтесь, Патрик. Все равно не поверю, – сказал доктор.
   – И правильно сделаете, сэр. Можно ли верить в такую чушь?! А дело было, значит, так… Много лет назад я пошел приглашать в наш дом бродячий театр. Ну чтоб они здесь изображали психов, вы знаете… Так вот, среди них был один актеришка… (Свифту.) Извините, сэр, не хочу никого обидеть… (Доктору.) Так вот, там был один актеришка, очень похожий на нашего декана. Я даже подумал: не брат ли? Рассказал об этом декану. Он пригласил этого парня в наш дом. Потом они вместе ходили, беседовали… молчали… Потом он исчез…
   – Кто? – спросил доктор.
   – Как это «кто»? Ясно кто! – Патрик осторожно посмотрел на Свифта. Тот подмигнул. – Господа, не надо сбивать меня вопросами. И у лакеев есть нервы!
   – Он прав, – сказал декан. – И кто б я ни был, мне необходимо знать свой час, доктор. Все равно: доиграть или дожить. И то и другое надо сделать достойно. Я сам хочу решить, как мне распоряжаться остатком отпущенного времени… Когда?
   Доктор молчал.
   – Хорошо! – вздохнул Свифт. – Попробуем понять друг друга молча. Вы этому долго учились, теперь ваши старания увенчаются успехом.
   Он подошел к доктору, заглянул прямо в глаза:
   – Неужели завтра?
   – Я этого не говорил! – крикнул доктор, отступая к стене.
   – Значит, завтра, – печально повторил Свифт. – Девятнадцатого октября… А если точней? Утром? Вечером? В таком деле каждый час дорог.
   – Не отвечайте, доктор! – в отчаянии закричал Патрик. – Не думайте про это!
   – Ровно в полночь? – спросил Свифт и посмотрел на часы, висевшие в кабинете. – Осталось всего два часа…
   – Ну просили же мысленно помолчать! – Патрик схватился за голову.
   – Молчите все! – сердито произнес Свифт. – Вы и так отняли у меня много времени. – Он подошел к зеркалу, посмотрел на свое отражение, усмехнулся, – «Джонатан Свифт»… Год рождения… Год смерти… Все расписано на небесах. Что же остается человеку? Подробности! Придумай подробности – сочинишь судьбу! – Он повернулся к присутствующим. В его глазах появился какой-то веселый азарт. – Знаете, друзья, почему человек боится смерти? Потому что у нее преимущество: она знает час своего прихода, а человек в неведении. Но теперь мы с ней на равных! – Он взял у Эстэр книгу. – Ну, что тут напридумано? «Девятнадцатого октября плачем, стонами и рыданиями наполнился дом Джонатана Свифта…»
   Патрик рухнул перед хозяином на колени, обхватил голову руками, громко зарыдал.
   – Пошло! – поморщился Свифт.
   – Пошло, сэр! – быстро согласился Патрик, встал с колен, отряхнулся.
   – Да кто же это пишет? – Свифт повертел книгу в руках. – Губернатор Уолп? Наглый враль! Все будет не так! Я столько раз это репетировал, чтоб избежать банальностей. Два часа – не так мало! Мы успеем подготовиться. – Его движения сделались порывистыми, глаза смотрели вдохновенно. – Патрик! Мисс Джонсон! Соберите актеров! Всех! Вы меня понимаете? Всех!!
   – Разумеется, декан! – Эстэр поспешила к дверям.
   – Передайте: у нас последнее представление и необходимо кое-что обсудить! Вам понятно?
   – Безусловно, сэр! – Патрик вышел вслед за Эстэр.
   Свифт некоторое время расхаживал по кабинету, о чем-то сосредоточенно рассуждая, затем вдруг охнул, схватился за грудь.
   – Что с вами? – крикнул доктор. Свифт засмеялся.
   – Вы меня очень огорчаете, декан, – сердито заметил доктор. – Словно нарочно делаете все, чтобы предсказание сбылось.
   – Наоборот! Мы его перечеркнем, и вы мне в этом поможете. – Свифт взял бумагу, перо, положил все это перед доктором. – Плевать нам на мемуары какого-то губернатора! У историков будут воспоминания лечащего врача. Юридический документ, который невозможно опровергнуть!
   – Имейте в виду, я стану писать только правду!
   – Конечно! – воскликнул Свифт. – Правду в высшем смысле. Пишите! «Я, доктор Симпсон из Ноттингемшира, свидетельствую о последних минутах пребывания моего пациента Джонатана Свифта в Дублине… Поздно вечером, накануне всем памятного девятнадцатого октября тысяча семьсот сорок пятого года декан неожиданно привел меня в свой кабинет и сказал: «Доктор! Я хочу написать продолжение «Приключений Гулливера»… Пятую часть этой книги. Самую важную! Последнюю! «Путешествие в страну мертвых»…
   – Успокойтесь, декан! Вам вредно так волноваться… Свифт передразнил:
   – «Успокойтесь, декан, вам вредно так волноваться!» – воскликнул я, но декан ответил: «Волноваться всегда полезно!» – Он вложил перо в руку доктора. – Пишите! Я диктую.
   – Но вы бледны, у вас частый пульс! – запротестовал доктор.
   – «Но вы бледны, у вас частый пульс!» – снова крикнул я, но декан дал мне руку, и я убедился, что пульс у него отменный… – Он протянул руку доктору, тот проверил пульс. Свифт продолжал диктовать: – «Сегодня в полночь, когда зазвонит колокол на соборе, я отплыву в страну, где до меня побывал разве что один Данте. Данте дал гениальное описание этой страны, но, увы, чересчур мрачное! Уверен, что и там есть много забавного и нелепого, просто это не каждому дано увидеть. Смерть боится казаться смешной! Это ее уязвимое место… Того, кто над ней смеется, она обходит стороной…» Пишите, доктор! И даже когда уйду, вслушивайтесь, я буду диктовать!
   За окнами зазвучала музыка. Факелы высветили аллеи сада. Свифт стремительно направился к выходу. Доктор поспешил за ним. У входа в дом собралась толпа актеров: яркие костюмы, маски, факелы…
   – Все готовы, ваше преподобие! – сказал Патрик. -Свифт поднялся на возвышение:
   – Друзья! Сегодня в полночь я умру в последний раз! Это – важное представление, поэтому мне хочется быть в нем максимально убедительным… Посмешней изображайте скорбь. Если я пошатнусь – громко кричите…
   – И я? – спросил Второй лилипут. – Меня все равно не услышат… Я лилипут!
   – Неважно! – сказал Свифт. – Сегодня ваш крик не для других, а для себя.
   Послышался громкий топот огромных башмаков: перешагивая через кусты, к ним приближался Глюм.
   – Глюм! – радостно крикнул Свифт. – Вам стоит переобуться. У вас недостаточно высокие ходули для такого случая.
   Глюм засмеялся, задрал брюки:
   – Это ноги, господин декан! Я снова стал расти. По-настоящему! Так интересней, не правда ли?!
   Декан повернул счастливое лицо к доктору:
   – Записывайте, доктор, записывайте… «Так интересней!» – Он подозвал Некто. – Вы, мистер Некто, проводите меня печальным взглядом, но с легким оттенком зависти: мол, везет же людям… умирают! А мне еще жить и жить…
   Некто понимающе кивнул, потом печально продолжил:
   – Но я вам действительно завидую, декан. Вы умрете, все газеты напишут: «Умер Свифт!» А случись это со мной, что писать? «Такого-то числа умер Некто»… Все равно что «никто»…
   – Браво! – воскликнул Свифт и обнял Некто. – Эту шутку произнесите погромче. После нее я упаду. Все молча склонятся надо мной. Подойдет доктор, констатирует смерть, и составит протокол. После этого я исчезну. Совсем!
   – И даже не выйдете на аплодисменты? – спросил кто-то.
   – В этот раз – нет…
   Актеры переглянулись.
   – Аплодисментов может и не быть, – заметил Глюм. – Это вам кажется, ваше преподобие, что всех уж так интересует игра вашего ума. Публику волнует совсем другое. Кто кого любит? «Стелла или Ванесса? Ванесса или Стелла?»
   Все собравшиеся закивали в знак согласия.
   – Мне не даются лирические сцены, – печально вздохнул Свифт. – Это пробел в моем творчестве… •
   – Не наговаривайте на себя, сэр! – крикнул Глюм. – Чтобы классик, да еще сумасшедший, не смог придумать эффектную сцену про любовь?! Придумайте, ваше преподобие!
   Актеры одобрительно зашумели:
   – Придумайте!
   – Где-нибудь у алтаря! – подсказал Патрик. – Под звук органа…
   Все зааплодировали, предвкушая красивую сцену. Свифт обернулся к Эстэр:
   – Вы мне поможете… Стелла?
   – Мисс Джонсон вздрогнула:
   – Вы обращаетесь ко мне: ваше преподобие?
   – Да! Вы так на нее похожи… И я хотел бы с этого момента называть вас Стеллой. И чтоб мы прошли с вами к алтарю в соборе… И чтоб звучал орган…
   – Может, еще позвать епископа? – предложил Патрик.
   – Нет! – сказал Свифт. – Я все сделаю сам. За свою жизнь я стольких венчал и благословлял, что заслужил право один раз проделать этот обряд с самим собой.
   – А мы будем свидетелями! – обрадовался Патрик.
   – Да. И доктор это все опишет.
   – Что? Что я должен описывать? – не понял доктор.
   Декана обступили актеры и зрители, страстно наперебой заговорили:

 
– Как это «что»?
– Вы станете сейчас
Свидетелем венчания декана…
– Вы, молодой и честный человек,
Вам долго жить! Расскажете потомкам,
Что не был Свифт чудовищем жестоким,
А был он просто слабый человек,
И очень трудно приходил к решенью.
– Зато, решив, он становился сильным,
Сильнее всех превратностей судьбы…
– И все узлы, что наплела она.
Он разрубил при вас одним ударом…
И сделал выбор!

 

   Сопровождаемый этими разговорами, доктор вместе со всей процессией двинулся по улицам Дублина.
   Гремела музыка, мелькали огни… Прохожие присоединялись к этому импровизированному карнавалу.
   Скоро толпа подошла к собору Святого Патрика.
   Здесь их ожидало уже множество зрителей, среди которых мелькали лица и фотоаппараты лапутян.
   Двери собора распахнулись. Свифт взял под руку Эстэр, приглашая войти. Она вдруг испуганно попятилась:
   – Избавьте меня, ваше преподобие! Я не умею притворяться. Можно обмануть друзей или слуг, но не женщину, которая вас любит… Вы на этот раз уходите по-настоящему!
   – Пусть так! – тихо ответил Свифт. – Поэтому я и хотел наконец все расставить по местам…
   – Я это поняла, – сказала Эстэр. – И я вам помогу. – Она оглядела толпу и вдруг закричала:
   – Ванесса!
   – Что вы? – испугался Свифт. – Зачем?
   – О, как вы ее любите! – улыбнулась Эстэр. – Какая она счастливая…
   Из толпы вышла Ванесса:
   – Вы меня звали, сестра?
   – Вас пригласил декан. Он прощается с нами и хотел… как бы лучше это сказать… хотел сообщить вам нечто важное… Я ведь правильно все говорю, декан?
   Свифт молчал.
   – Декан хочет покончить с таким противоестественным положением, в котором он, вы и я пребывали долгие годы. Он сделал выбор… Принял решение…
   – И поручил сообщить его вам? – усмехнулась Ванесса. – Не очень удачная шутка, ваше преподобие. Я так всегда ценила изящество вашего юмора, а тут… не очень… – Она повернулась к зрителям: – Вы как считаете?
   – Не очень… – сказал кто-то. – Но, может быть, дальше пойдет Поживей?
   Эстэр и Ванесса неожиданно бросились друг к другу, заговорили страстно, перебивая.
   Эстэр. Не делайте глупостей, Ванесса. Он вас любит! Я знаю! Много лет! Он перечитывает ваши письма… Шепчет стихи…
   Ванесса. Замолчите! Вы унижаете меня своим благородством! Я не хуже вас понимаю молчание декана!
   Эстэр. Вы ему нужней!
   Ванесса. Нет, вы!

 
   Раздались аплодисменты. Свифт растерянно улыбнулся, обернулся к толпе:
   – Я же предупреждал: эта сцена у нас никак не получается. Мы ее репетируем много лет. И ничего определенного. Тут ирония не годится, а в лирике я… не силен. Извините! Жизнь сложна и никак не выстраивается в сюжет. Обе женщины поместились в сердце моем, и нет у меня сил и права предпочесть одну другой… Так и запишите, доктор: «Жили на земле Стелла, Ванесса и Свифт! Они любили, как умели, страдали, как умели… Но помыслы их были чисты. И не стоит потомкам мучиться над их тайной. Достаточно того, что измучились они…»
   Из собора вдруг донесся крик, переходящий в стон толпы.
   – Это он упал!… Понесли на руках… А он лежит, не шелохнется… – Патрик вдруг повернул заплаканное лицо к доктору и тихо добавил: – Дальше уж сами сочините, сэр! И у лакеев есть нервы…
   Доктор безумными глазами посмотрел на Патрика, стал отступать… Потом побежал, не разбирая дороги, отталкивая людей, встречавшихся на пути.
   Шум голосов, реплики, звон колокола разрывали ему слух.
   Так он вбежал в дом Свифта. Его взору предстал разгром и беспорядок: валялись опрокинутые стулья, рассыпанные книги, посуда. Только письменный стол в кабинете еще хранил былой порядок, кресло декана стояло рядом, на столе – письменный прибор, перо и чистый лист бумаги.
   Сжимая уши, доктор кинулся в кресло, несколько мгновений сидел, молча уставившись в чистый лист.
   Неожиданно звуки и шум стали стихать. Возникла тихая музыка. Доктор поднял глаза и увидел передо собой Патрика.
   Патрик строго и деловито поставил перед новым хозяином чай, кивнул головой, удалился.
   Доктор осторожно обмакнул перо, начал писать:

 
На крик толпы я выбежал на площадь
И там увидел Джонатана Свифта –
Лежал он неподвижно на земле…
Коснулся я его руки холодной,
Припав к груди, услышал тишину
И лишь собрался объявить о смерти,
Как вдруг заметил, что он краем глаза
Мне весело и дерзко подмигнул…
И понял я, что предо мной актер,
Достигший в лицедействе совершенства,
Который, если требует искусство,
И сердце и дыханье остановит,
А жив он или нет, не нам судить…

 

   Доктор положил новый лист перед собой и вдруг обнаружил, что сквозь чистый лист стал проступать силуэт маленького парусного кораблика.
   Музыка зазвучала все громче и сильнее.
   Кораблик выплыл из-за горизонта и стал увеличиваться, приближаясь к берегу.
   …На берегу его ждала съемочная группа и доктор Гулливер, такой, каким мы его привыкли видеть на иллюстрациях знаменитой книги: камзол, шляпа, белые чулки, дорожный саквояж…
   – Вперед! – раздалась команда режиссера.
   Гулливер скинул башмаки, камзол и с разбегу кинулся в море.
   – Давай! Давай! – подбадривала группа.
   Гулливер подплыл к кораблю, ему кинули сверху веревочный трап, он начал изо всех сил карабкаться вверх. Через секунду, мокрый, усталый, но счастливый, он стоял уже в окружении матросов…
   – Повернись к нам! – крикнул режиссер. Актер, исполнявший роль Гулливера, обернулся.
   – Улыбнись! Улыбнулся.
   – Вот так! – удовлетворенно сказал режиссер. – Хорошо! Теперь все!
   Улыбающееся лицо Гулливера, знакомое по книгам еще с детства, смотрело на зрителей.
   – Все! – повторил режиссер. – Титры! И пошли финальные титры.

 

Конец