Страница:
– Браво! – воскликнул кто-то из членов совета.
Все одобрительно посмотрели на доктора. Тот хотел возразить, но судья перебил его:
– Не надо скромничать, доктор! Успех – это успех! Однако кое-что еще внушает тревогу: актеры сбежали, погиб полицейский, мошенник слуга восстановлен в прежней должности…
– Вчера в Дублинском порту опять утонули две шхуны, – неожиданно вспомнил один из членов совета.
– Груженых? – поинтересовался кто-то.
– Разумеется. Груженных сукном. Прекрасным английским сукном.
– Не забудьте про волнения в Ковентри, – подсказал епископ. – А также о том трудном положении, в котором находится принцесса Маргрет.
– Принцесса в положении? – неожиданно заинтересовался губернатор.
– В переносном смысле, – пояснил судья.
– Да? – лицо губернатора отразило работу мысли. – И от кого?
Все задумались.
– Трудно сказать, – наконец выдавил из себя судья, – но переписывалась она с Вольтером…
Это сообщение озадачило губернатора. Он строго посмотрел на судью:
– Получается, у нас нет своих философов?! Наступила пауза. Вопрос всех поставил в тупик.
– Продолжим! – сказал губернатор.
Судья напрягся, вспоминая, о чем говорили, потом изрек:
– И вот теперь этот странный летающий предмет, который появился в небе Ирландии, вызывая страх у населения.
Все повернулись к окнам.
– Комета, господа, типичная комета! – заметил ученый член совета.
– Где ж у нее хвост? – поинтересовался кто-то.
– Это бесхвостая комета… Типичная бесхвостая…
– Это – знак Божий! – вмешался епископ. – Предвестие Страшного суда.
– А я говорю – комета! – настаивал ученый. – Поверьте, ваше преподобие…
– Оставьте хоть небо церкви!
– Нет! – воскликнул ученый. – Нет уж, позвольте… Небо – часть космоса, оно принадлежит науке!
Губернатор недовольно нахмурил брови.
– Небо над Ирландией – часть Ирландии! – изрек он тихо, но для всех. – И принадлежит оно… Англии!
– Бесспорно, сэр! – обрадованно согласился судья. – Именно поэтому мы запросили Лондон о характере наблюдаемого явления…
– И что они ответили? – заволновался ученый. – Бесхвостая комета?
– Если бы, – вздохнул судья.
– Страшный суд? – с надежной спросил епископ.
– Хуже! Они пишут: «Решайте сами»! Возникла пауза.
– Есть мнения на этот счет? Все молчали.
– Тогда есть общее мнение: считать этот небесный предмет как бы и не существующим!
Раздался всеобщий вздох облегчения. Все заулыбались, заговорили: «
– Правильно!
– Верно!
– Как будем рассматривать? – поинтересовался ученый. – Мираж? Сон? Видение?
– Это уж как решим, – сказал судья. – Здесь полная свобода выбора.
– Тогда – галлюцинация! – предложил ученый. – Наука предлагает термин: «галлюцинация»! Это подтверждается неоспоримыми фактами…
– Да уж, – вздохнул один из членов совета, – как только на земле нет порядка, так в небе появляются всякие летающие…
– галлюцинации, – подсказали ему.
– Да, галлюцинации… Вспомните историю Британии. Так было во время восстания Кромвеля, во время знаменитого лондонского пожара…
– Во время повышения цен на виски! – заметил кто-то.
– А вот теперь – Свифт!
– Да уж, конечно… Глупо было бы, чтоб при нем и не было…
Доктор мучительно сжал виски. Он никак не мог уловить смысл происходящего, и это доставляло ему страдания…
– Что с вами, доктор? – спросил судья. Все посмотрели на доктора.
– Извините, сэр. Но я что-то не понимаю… При чем здесь Свифт?
Сидевшие за столом переглянулись.
– А вы, доктор, случайно родом не из Ноттингемшира? – в свою очередь спросил ученый.
– Да. А что?
– Ничего. Я так и подумал…
Все оживились, заулыбались, снисходительно поглядывая на доктора.
– Вы читали третью часть «Приключений Гулливера»? -
снова спросил ученый.
– Я начал. Но она мне показалась скучной.
– Скучной? – ученый недовольно покачал головой, извлек откуда-то книгу. – А вот прочтите-ка здесь, на странице двести семидесятой.
Доктор взял книгу, с недоумением оглядел сидевших за столом.
– Вслух, пожалуйста! – приказал губернатор. Доктор начал медленно читать:
– «Вдруг стало темно, но совсем не так, как от облака… Я оглянулся назад и увидел в воздухе большое непрозрачное тело, заслонившее солнце. Читатель едва ли будет в состоянии представить себе, с каким удивлением смотрел я на парящий в небе остров…»
– «Парящий в небе остров»… Красиво! – вздохнул губернатор.
– Безусловно, сэр! Стиль у него безупречный. Читайте дальше, доктор.
– «…Остров этот имеет форму круга диаметром 7837 ярдов, или около четырех с половиной миль…».
Ученый глянул в окно через подзорную трубу:
– Как всегда, он точен. Галлюцинация именно этих размеров!
Доктор отложил книгу:
– Я все понял, господа!
– Наконец-то! Поздравляем, – улыбнулся ученый.
– Погодите поздравлять! – сказал епископ. – Надо узнать сначала, что он понял. Он же из Ноттингемшира…
– Вы хотите это, – доктор сделал жест в сторону окна, – приписать Свифту?
– Что значит «приписать»? – недовольно перебил судья. – Выбирайте выражения! Все им давно написано. Вы должны понимать, что столь подробное и художественное описание может вызвать у всего народа довольно зримую галлюцинацию.
– Эпидемия безумия, – быстро сформулировал ученый. – Когда сходит с ума простой человек – это незаметно, но когда взрывается такой мощный интеллект, как Свифт, мысли и образы летят во все стороны.
Доктор неприязненно глянул на него, потом тихо сказал:
– Но декан Свифт – не сумасшедший!
Сидевшие за столом замерли, испуганно оглянулись на губернатора. Тот сидел с непроницаемым лицом.
– Не горячитесь, доктор, не горячитесь, – шептали слева и справа.
– Декан Свифт абсолютно здоров! О чем я и сообщил в Лондон!
Возникло замешательство.
– Когда сообщили? Кому?
– Несколько дней назад я выслал письмо…
– Кому? Кому вы писали, сэр?! – настаивал судья.
– Меня просил об этом один депутат…
– Неосмотрительно, молодой человек! – Один из членов совета схватился за голову. – Весьма неосмотрительно…
Губернатор вдруг резко встал, направился к доктору и начал его разглядывать, словно видел впервые. Потом круто повернулся к судье:
– А как вообще он здесь? Судья опустил глаза.
– Я спрашиваю, – медленно произнес губернатор, – как получилось, что этот человек находится здесь? Кто назначил?!
Наступила пауза. Губернатор гневно обвел глазами членов совета, потом остановил взгляд на судье. ~ Кто назначил? – Вы, сэр, – шепотом произнес судья.
– Я знаю, – согласился губернатор. – Я спрашиваю, кто мне рекомендовал?!
– Мы полагали, – начал объяснять судья, – у этой кандидатуры масса достоинств: молод, глуп, необразован… Не попадает под влияние декана…
– Кто конкретно его утвердил?!
– Свифт, – нерешительно произнес судья. Губернатор слегка поднял бровь.
– Да, сэр, – повторил судья. – Из всех предложенных кандидатур декан почему-то выбрал этого доктора из Ноттингемшира.
– Перерыв! – сказал губернатор и решительно пошел к выходу. Судья бросился за ним:
– Перерыв, господа! Они скрылись за дверью.
Члены Опекунского совета, перешептываясь, встали со своих мест, столпились у окна, изредка поглядывая на небо, где в зените стояла «летающая галлюцинация».
Доктор остался в одиночестве. Он задумчиво прохаживался по зале, затем попытался у кого-то спросить:
– А что, собственно, случилось?
Ему не ответили.
Тогда он закричал, уже обращаясь ко всем сразу:
– Да что произошло, черт подери?!
Один из членов совета взял доктора под руку, отвел в сторону, зашептал:
– Не надо кричать, молодой человек. Что произошло, мы узнаем, когда вернутся судья и губернатор. Могу вам сообщить свои соображения: вы погубили нас, вы погубили Ирландию, вы погубили Свифта.
– Но почему?
– Вам ведь объяснили: Свифт – великий сатирик. Это судя по законам искусства.
Второй член совета подошел с другой стороны:
– А если просто по законам, то за каждый памфлет ему полагается минимум пожизненное заключение. И вот сама жизнь подсказала выход: декан объявляется безумным, мы его опекаем. Он пишет, что хочет, мы возмущаемся, как можем.
– И все чисты перед Богом! – вставил епископ.
– И перед правительством! – заметил ученый.
– И перед народом! – выдохнули все.
– Понимаете, какую гармонию вы разрушили, доктор? – спросил ученый.
– Но я всего лишь установил диагноз, – сказал доктор.
– Бывает время, сэр, когда и диагноз – это донос! в Открылась дверь. Вошли озабоченные губернатор и судья.
Все поспешно расселись вокруг стола.
– Господа! – начал судья. – Продолжаем заседание Опекунского совета. Лорд-губернатор, сэр Уолп, поручил мне сообщить, что после важного открытия, которое сделал наш Доктор, мы уже не можем ждать указаний из Лондона и спокойно взирать на поведение декана. Все его чудачества, особенно эти нелепые похороны, которые он проводит в отношении себя, должны закончиться немедленно!
– Но как? – испуганно спросил кто-то.
– Самым естественным образом!
Пауза. Все опустили глаза, доктор растерянно посмотрел на судью:
– Простите… Я что-то не понимаю…
– Читать надо больше, молодой человек! – Судья положил перед доктором книгу. – Страница двести восемьдесят вторая.
Доктор открыл книгу. Возник рисунок, на котором был изображен огромный круглый предмет, парящий в облаках. Доктор тихо начал читать:
– «Если какой-нибудь город поднимает мятеж и мятежники продолжают упорствовать, король прибегает к радикальному средству: «летающий остров» опускается прямо на головы непокорных и сокрушает их вместе с домами!»
Губернатор одобрительно поцокал языком: – «Сокрушает вместе с домами». Довольно зримый образ. Нет, что ни говорите, а покойный был замечательным стилистом.
Все послушно закивали. Епископ начал читать молитву.
Все одобрительно посмотрели на доктора. Тот хотел возразить, но судья перебил его:
– Не надо скромничать, доктор! Успех – это успех! Однако кое-что еще внушает тревогу: актеры сбежали, погиб полицейский, мошенник слуга восстановлен в прежней должности…
– Вчера в Дублинском порту опять утонули две шхуны, – неожиданно вспомнил один из членов совета.
– Груженых? – поинтересовался кто-то.
– Разумеется. Груженных сукном. Прекрасным английским сукном.
– Не забудьте про волнения в Ковентри, – подсказал епископ. – А также о том трудном положении, в котором находится принцесса Маргрет.
– Принцесса в положении? – неожиданно заинтересовался губернатор.
– В переносном смысле, – пояснил судья.
– Да? – лицо губернатора отразило работу мысли. – И от кого?
Все задумались.
– Трудно сказать, – наконец выдавил из себя судья, – но переписывалась она с Вольтером…
Это сообщение озадачило губернатора. Он строго посмотрел на судью:
– Получается, у нас нет своих философов?! Наступила пауза. Вопрос всех поставил в тупик.
– Продолжим! – сказал губернатор.
Судья напрягся, вспоминая, о чем говорили, потом изрек:
– И вот теперь этот странный летающий предмет, который появился в небе Ирландии, вызывая страх у населения.
Все повернулись к окнам.
– Комета, господа, типичная комета! – заметил ученый член совета.
– Где ж у нее хвост? – поинтересовался кто-то.
– Это бесхвостая комета… Типичная бесхвостая…
– Это – знак Божий! – вмешался епископ. – Предвестие Страшного суда.
– А я говорю – комета! – настаивал ученый. – Поверьте, ваше преподобие…
– Оставьте хоть небо церкви!
– Нет! – воскликнул ученый. – Нет уж, позвольте… Небо – часть космоса, оно принадлежит науке!
Губернатор недовольно нахмурил брови.
– Небо над Ирландией – часть Ирландии! – изрек он тихо, но для всех. – И принадлежит оно… Англии!
– Бесспорно, сэр! – обрадованно согласился судья. – Именно поэтому мы запросили Лондон о характере наблюдаемого явления…
– И что они ответили? – заволновался ученый. – Бесхвостая комета?
– Если бы, – вздохнул судья.
– Страшный суд? – с надежной спросил епископ.
– Хуже! Они пишут: «Решайте сами»! Возникла пауза.
– Есть мнения на этот счет? Все молчали.
– Тогда есть общее мнение: считать этот небесный предмет как бы и не существующим!
Раздался всеобщий вздох облегчения. Все заулыбались, заговорили: «
– Правильно!
– Верно!
– Как будем рассматривать? – поинтересовался ученый. – Мираж? Сон? Видение?
– Это уж как решим, – сказал судья. – Здесь полная свобода выбора.
– Тогда – галлюцинация! – предложил ученый. – Наука предлагает термин: «галлюцинация»! Это подтверждается неоспоримыми фактами…
– Да уж, – вздохнул один из членов совета, – как только на земле нет порядка, так в небе появляются всякие летающие…
– галлюцинации, – подсказали ему.
– Да, галлюцинации… Вспомните историю Британии. Так было во время восстания Кромвеля, во время знаменитого лондонского пожара…
– Во время повышения цен на виски! – заметил кто-то.
– А вот теперь – Свифт!
– Да уж, конечно… Глупо было бы, чтоб при нем и не было…
Доктор мучительно сжал виски. Он никак не мог уловить смысл происходящего, и это доставляло ему страдания…
– Что с вами, доктор? – спросил судья. Все посмотрели на доктора.
– Извините, сэр. Но я что-то не понимаю… При чем здесь Свифт?
Сидевшие за столом переглянулись.
– А вы, доктор, случайно родом не из Ноттингемшира? – в свою очередь спросил ученый.
– Да. А что?
– Ничего. Я так и подумал…
Все оживились, заулыбались, снисходительно поглядывая на доктора.
– Вы читали третью часть «Приключений Гулливера»? -
снова спросил ученый.
– Я начал. Но она мне показалась скучной.
– Скучной? – ученый недовольно покачал головой, извлек откуда-то книгу. – А вот прочтите-ка здесь, на странице двести семидесятой.
Доктор взял книгу, с недоумением оглядел сидевших за столом.
– Вслух, пожалуйста! – приказал губернатор. Доктор начал медленно читать:
– «Вдруг стало темно, но совсем не так, как от облака… Я оглянулся назад и увидел в воздухе большое непрозрачное тело, заслонившее солнце. Читатель едва ли будет в состоянии представить себе, с каким удивлением смотрел я на парящий в небе остров…»
– «Парящий в небе остров»… Красиво! – вздохнул губернатор.
– Безусловно, сэр! Стиль у него безупречный. Читайте дальше, доктор.
– «…Остров этот имеет форму круга диаметром 7837 ярдов, или около четырех с половиной миль…».
Ученый глянул в окно через подзорную трубу:
– Как всегда, он точен. Галлюцинация именно этих размеров!
Доктор отложил книгу:
– Я все понял, господа!
– Наконец-то! Поздравляем, – улыбнулся ученый.
– Погодите поздравлять! – сказал епископ. – Надо узнать сначала, что он понял. Он же из Ноттингемшира…
– Вы хотите это, – доктор сделал жест в сторону окна, – приписать Свифту?
– Что значит «приписать»? – недовольно перебил судья. – Выбирайте выражения! Все им давно написано. Вы должны понимать, что столь подробное и художественное описание может вызвать у всего народа довольно зримую галлюцинацию.
– Эпидемия безумия, – быстро сформулировал ученый. – Когда сходит с ума простой человек – это незаметно, но когда взрывается такой мощный интеллект, как Свифт, мысли и образы летят во все стороны.
Доктор неприязненно глянул на него, потом тихо сказал:
– Но декан Свифт – не сумасшедший!
Сидевшие за столом замерли, испуганно оглянулись на губернатора. Тот сидел с непроницаемым лицом.
– Не горячитесь, доктор, не горячитесь, – шептали слева и справа.
– Декан Свифт абсолютно здоров! О чем я и сообщил в Лондон!
Возникло замешательство.
– Когда сообщили? Кому?
– Несколько дней назад я выслал письмо…
– Кому? Кому вы писали, сэр?! – настаивал судья.
– Меня просил об этом один депутат…
– Неосмотрительно, молодой человек! – Один из членов совета схватился за голову. – Весьма неосмотрительно…
Губернатор вдруг резко встал, направился к доктору и начал его разглядывать, словно видел впервые. Потом круто повернулся к судье:
– А как вообще он здесь? Судья опустил глаза.
– Я спрашиваю, – медленно произнес губернатор, – как получилось, что этот человек находится здесь? Кто назначил?!
Наступила пауза. Губернатор гневно обвел глазами членов совета, потом остановил взгляд на судье. ~ Кто назначил? – Вы, сэр, – шепотом произнес судья.
– Я знаю, – согласился губернатор. – Я спрашиваю, кто мне рекомендовал?!
– Мы полагали, – начал объяснять судья, – у этой кандидатуры масса достоинств: молод, глуп, необразован… Не попадает под влияние декана…
– Кто конкретно его утвердил?!
– Свифт, – нерешительно произнес судья. Губернатор слегка поднял бровь.
– Да, сэр, – повторил судья. – Из всех предложенных кандидатур декан почему-то выбрал этого доктора из Ноттингемшира.
– Перерыв! – сказал губернатор и решительно пошел к выходу. Судья бросился за ним:
– Перерыв, господа! Они скрылись за дверью.
Члены Опекунского совета, перешептываясь, встали со своих мест, столпились у окна, изредка поглядывая на небо, где в зените стояла «летающая галлюцинация».
Доктор остался в одиночестве. Он задумчиво прохаживался по зале, затем попытался у кого-то спросить:
– А что, собственно, случилось?
Ему не ответили.
Тогда он закричал, уже обращаясь ко всем сразу:
– Да что произошло, черт подери?!
Один из членов совета взял доктора под руку, отвел в сторону, зашептал:
– Не надо кричать, молодой человек. Что произошло, мы узнаем, когда вернутся судья и губернатор. Могу вам сообщить свои соображения: вы погубили нас, вы погубили Ирландию, вы погубили Свифта.
– Но почему?
– Вам ведь объяснили: Свифт – великий сатирик. Это судя по законам искусства.
Второй член совета подошел с другой стороны:
– А если просто по законам, то за каждый памфлет ему полагается минимум пожизненное заключение. И вот сама жизнь подсказала выход: декан объявляется безумным, мы его опекаем. Он пишет, что хочет, мы возмущаемся, как можем.
– И все чисты перед Богом! – вставил епископ.
– И перед правительством! – заметил ученый.
– И перед народом! – выдохнули все.
– Понимаете, какую гармонию вы разрушили, доктор? – спросил ученый.
– Но я всего лишь установил диагноз, – сказал доктор.
– Бывает время, сэр, когда и диагноз – это донос! в Открылась дверь. Вошли озабоченные губернатор и судья.
Все поспешно расселись вокруг стола.
– Господа! – начал судья. – Продолжаем заседание Опекунского совета. Лорд-губернатор, сэр Уолп, поручил мне сообщить, что после важного открытия, которое сделал наш Доктор, мы уже не можем ждать указаний из Лондона и спокойно взирать на поведение декана. Все его чудачества, особенно эти нелепые похороны, которые он проводит в отношении себя, должны закончиться немедленно!
– Но как? – испуганно спросил кто-то.
– Самым естественным образом!
Пауза. Все опустили глаза, доктор растерянно посмотрел на судью:
– Простите… Я что-то не понимаю…
– Читать надо больше, молодой человек! – Судья положил перед доктором книгу. – Страница двести восемьдесят вторая.
Доктор открыл книгу. Возник рисунок, на котором был изображен огромный круглый предмет, парящий в облаках. Доктор тихо начал читать:
– «Если какой-нибудь город поднимает мятеж и мятежники продолжают упорствовать, король прибегает к радикальному средству: «летающий остров» опускается прямо на головы непокорных и сокрушает их вместе с домами!»
Губернатор одобрительно поцокал языком: – «Сокрушает вместе с домами». Довольно зримый образ. Нет, что ни говорите, а покойный был замечательным стилистом.
Все послушно закивали. Епископ начал читать молитву.
8. ГУЛЛИВЕР
По аллее сада, тихо напевая песенку, шла Ванесса. Она очень изменилась за эти дни: волосы распущены, одежда порвана, взгляд принял печально-безумное выражение…
Подойдя к дому Свифта, она остановилась возле окон кабинета.
Эстэр почувствовала на себе ее взгляд.
– Я закрою окно, ваше преподобие, – сказала она декану, – становится сыро… – И добавила, уже обращаясь к Ванессе: – Пожалуйста, девушка, пройдите в сад. Там накрыт столик для гостей. Вас накормят.
Ванесса опустила голову, отошла.
– Поразительно, как эта бродяжка похожа на Ванессу, – сказала Эстэр, закрывая окно и задергивая шторы. Шторы теперь были светлыми, в цветочек. – Я имею в виду не ту Ванессу, которую вы любили… – осеклась она. – Извините, сэр! Я вторглась в ваши воспоминания. Продолжим работу! – Она достала блокнот. – Итак, ваш ответ на статью лондонского критика. «Вы пишете, что я мизантроп. Что ж, может быть, и так… Главная цель, которую я поставил себе во всех моих трудах, это скорее обидеть людей, нежели развлечь их. В принципе я ненавижу и презираю животное, именуемое человеком, хотя сердечно люблю конкретно Джона, Питера, Тома и так далее… Я убедился, что существующее определение «человек – разумное животное» фальшиво и несколько преждевременно. Правильней формулировать: «человек – животное, восприимчивое к разуму…» На этой базе мизантропии воздвигнуто все здание моих «путешествий». – Эстэр опустила блокнот. – Я все правильно записала?
Свифт задумчиво смотрел куда-то вдаль.
– Не слишком оскорбительно для человечества, ваше преподобие? Вспомните шутку ваших друзей: «Если б Свифт и вправду ненавидел людей, он бы не делал это так страстно».
Свифт встал, подошел к окну, прижал лицо к стеклу.
– Декан, вы отвлекаетесь, – тихо сказала Эстэр. – Я устаю. Очень трудно понять человека, который думает сразу о всем человечестве и о девушке за окном.
Свифт повернулся к ней лицом.
– Нет, сэр, я уже вам говорила, я не знаю, где Ванесса похоронена. Мы наводили справки, но безрезультатно… – Неожиданно Эстэр заговорила со злостью: – Между прочим, могила Стеллы находится здесь, у стены собора. Там третий день не меняют цветы. А ведь она так любила полевые цветы…
Раздался звон разбитого стекла. Камень, брошенный чьей-то рукой, влетел в кабинет и упал у ног Свифта. За окном послышался шум, смех и свист.
– Опять эти ужасные йеху! – воскликнула Эстэр. – Здесь небезопасно оставаться, ваше преподобие!
Свифт словно не слышал ее слов.
За окном мелькнула чья-то тень, раздался чей-то стон, за-тем дверь распахнулась, и доктор втащил в кабинет упирающегося Патрика.
– Да это не я, доктор! Не я… – бормотал Патрик. – Вам показалось…
– Показалось? – доктор вывернул карман камзола Патрика, несколько камней высыпалось на пол. – Показалось? – Он повернул гневное лицо к декану. – Еще бы немного, и этот негодяй переколотил бы здесь все окна!
Свифт подошел к Патрику, печально заглянул ему в глаза, потом, круто повернувшись, направился к выходу. Патрик бросился зa ним:
– Неправда, господин декан! Это не я. Это – они! Йеху! Я просто гнал их и махал руками, а доктору померещилось, что кидаю я…
Свифт вышел.
Патрик повернул к доктору лицо, полное отчаяния:
– Что вы натворили, сэр? Вы ранили декана в самое сердце. Доктор просто задохнулся от возмущения:
– Много наглецов я видел на своем веку, но такого… Эстэр подошла к Патрику:
– Оставьте нас одних, Патрик. Доктор, безусловно, ошибся, и я постараюсь его в этом убедить.
– Объясните все хозяину, мисс Джонсон, – тихо попросил Патрик. – Это – главное! У него утром был сердечный приступ.
– Постараюсь. Идите, друг мой. – Они обменялись красноречивыми взглядами, Патрик подобрал рассыпавшиеся камни, вышел.
Доктор секунду наблюдал за ним, потом торжествующе произнес:
– Так! Я все понял! Здесь – заговор!
– Вот как? – Эстэр с любопытством посмотрела на Доктора.
– Да! Заговор! Вы, мисс Джонсон… Этот мошенник слуга… Опекунский совет… Вы все хотите смерти декана. Мне намекнули сегодня, что здесь может произойти несчастный случай. Теперь я понимаю, кто его готовит.
Эстэр нахмурилась:
– Извините, доктор, я всегда была невысокого мнения о вашей догадливости. Наверное, потому, что вы из Ноттингемшира.
– Какого черта вы прицепились ко мне с этим Ноттингемширом?
– Говорят, там чрезмерные туманы и район сильно отстает в своем развитии. Поэтому, умоляю вас, не будьте категоричны! Вы находитесь в необычном доме, общаетесь с неодномерными людьми. Не торопитесь делать о них выводы! И если вам показалось вдруг, что кто-то бросил камень…
– Не кто-то, а Патрик! Я это видел собственными глазами!
– Даже если так. Подумайте – зачем? Хотел ли он причинить зло или, наоборот, стремился сделать хозяину приятное?
– Приятное? – доктор обалдело посмотрел на Эстэр.
– Сатирикам принято бить стекла. В этом специфика жанра. Поэтам бросают цветы, обличителям – булыжники. Это их слава и гонорар… Сатирик, который перестал возмущаться, – кончился. Его жизнь потеряла смысл. Вот почему ваш поступок так огорчил декана.
– Я же и виноват! Вы здесь устраиваете спектакли, а я виноват… Может, он плохой сатирик, ваш Свифт?!
– Свифт – гений! – гневно воскликнула Эстэр. – Но он в западне. Его загнали в этот дом, заткнули рот, окружили стеной непонимания… Она решительно схватила доктора за руку, подтащила к окну, распахнула шторы.
Странное зрелище открылось доктору: перед домом на лавках сидели горожане, равнодушно разглядывающие окна. Многие держали в руках бинокли. Кто-то пил пиво, кто-то дремал…
– Вот они – настоящие йеху! – прошептала Эстэр. – Вглядитесь в эти тупые физиономии. Их ничто не волнует, ничто не может растормошить! Свифт окружен стеной непонимания. Он нанял актеров, чтоб те несли людям его мысли, власти оказались хитрей – они наняли зрителей. Круг замкнулся!
Кто-то из сидевших зааплодировал, Эстэр резко задернула штору.
– Впрочем, я никого не виню. Время изменилось, сэр. Кто сейчас реагирует на намеки и подтексты, которыми так славился декан? Все всё давно понимают, и уже ничто никому не кажется смешным… Атрофировалась совесть! Вот что терзает душу Свифта. Вы подозреваете, что здесь может произойти убийство? Оно уже происходит! Для этого не нужно ножа или яда. Можно убивать непониманием. Ежесекундно, планомерно, не нарушая закона. И в этом, может быть, самая главная роль отведена вам. Так уж губернатор с судьей постарались. Вы можете, сэр, доконать любого человека. С более крепким здоровьем, чем у нашего декана.
Доктор подошел к окну. За разбитым стеклом моросил дождь. Горожане прикрылись зонтиками, но продолжали сидеть.
– Хорошо, я уеду, – сказал доктор после долгого молчания.
– Не уверена, что это будет правильным решением.
– Нет-нет. Я уеду. Я врач. Первая заповедь Гиппократа: «Не вреди!» Я не хочу быть причиной ничьей гибели. Зачем? В конце концов я не просился сюда. Я жил спокойно в своем маленьком Ноттингемшире, ходил каждый день на службу, у меня была нормальная жена, нормальные дети, и я нормально лечил нормальных сумасшедших… Зачем меня притащили сюда, в этот странный дом, построенный неизвестно для кого? – Он бросился в соседнюю комнату, стремительно начал доставать из шкафа свои вещи, запихивать их в саквояж… – Будь он проклят со своими розыгрышами и мистификациями! Здесь нет ничего святого! Смерть, любовь, вера – лишь повод позубоскалить! Все! Пора уходить! – Он защелкнул саквояж. – Помочь я никому не смог, но зато сам не сошел с ума! И на том спасибо!
В комнату заглянула Эстэр:
– И все-таки я просила бы вас остаться. Декан считает, что вы ему очень нужны.
– Откуда вы знаете, что он считает? – доктор шагнул к выходу, Эстэр преградила ему путь.
– Мне трудно вам все сразу объяснить, доктор. – Она сняла с полки книгу. – Прочтите книгу декана, сэр. Вдруг вам что-то станет понятней. – Эстэр положила книгу перед Доктором и направилась к двери.
Доктор секунду смотрел ей вслед, затем в гневе закричал:
– Передайте декану, что его книга имеет у меня оглушительный успех! – Размахнулся и со всей силы запустил книгой в стекло. За окном зааплодировали.
Эстэр смерила доктора презрительным взглядом:
– Декан прав: человек может быть худшим из всех зверей! Обезьяны бьют зеркала, потому что им не нравятся собственные физиономии, но бить писателю окна его же книгами – до этого может додуматься только царь природы! – Она вышла, хлопнув дверью.
Дождь усиливался. Доктор глянул в окно. Разорванные листы книги трепал ветер. Патрик смешно суетился, ловя их. Доктор секунду наблюдал за ним, потом выбежал, стал помогать. Скоро они вернулись в дом вместе, мокрые, но умиротворенные.
Патрик раскладывал листки у камина:
– Ничего, ничего, сэр! Высушим, разгладим утюгом, переплетем… Будет как новенькая.
Доктор почувствовал неловкость:
– Извините меня, Патрик! Я разволновался, был взбешен…
– Что вы, сэр! Предыдущий доктор вместе с книгой кинул в окно и себя. А у вас – вполне нормальная реакция. Декан говорит: «Моя задача не развлекать, а вызывать суровое негодование». На гробовой доске, которую он заказал, сказано: «Суровое негодование уже не раздирает здесь его сердце».
Неожиданно Патрик подсел к стоявшему в комнате клавесину, заиграл что-то торжественное и печальное. Доктор с изумлением наблюдал за ним, потом тихо спросил:
– Скажите, Патрик, а вы тоже слышали, как декан разговаривает?
– Неоднократно, сэр…
– Только честно…
– Я бы даже сформулировал так: он практически ке замолкает…
Доктор устало прикрыл глаза:
– Пошел вон!
– Слушаюсь, сэр! – Патрик захлопнул крышку клавесина, встал. – Только вы напрасно обижаетесь, доктор. Вы спросили, я ответил…
– Хотите меня уверить, что декан болтун?
– Разумеется, нет, сэр. К нему вообще такое определение не подходит. Декан перестал пользоваться словами. Они искажают смысл. Особенно в наше время. Мы заврались: думаем одно, говорим другое, пишем вообще непонятно что… Декан сделал шаг вперед: он изъясняется мыслями! Это высший способ общения разумных существ – минуя уши, не разжимая рта. Напрямую!
– И вы его понимаете?
– Не всегда и не все. Но иногда… Вот сегодня утром он поделился со мной мыслями о Декарте.
– О ком?
– Ну вот, вы и не слышали о таком философе. Вам будет непонятно.
Доктор рассердился:
– Не наглейте, Патрик! Не забывайтесь: я – доктор, вы – лакей.
– Не в этом дело, сэр. Вы здесь всего несколько дней, а я много лет. Тут каждый год идет за два университетских.
– Я должен понять… Научите меня, Патрик!
– Да я только этим и занимаюсь, сэр! Но что делать, если на все нужно время и терпение? Вспомните, сколько сил потратила ваша маменька, сколько носила на руках, кормила грудью, делала агу-агу… И все для чего? Чтоб научить вас говорить! А молчать? На это уходит жизнь! Нет! Необходимо начинать с самого начала… Прочтите книгу декана.
– Она скучная, – поморщился доктор.
– Нет! – закричал Патрик. – Не скучная! Не капризничайте! Ну, хорошо, вот вам детское издание. – Он достал книгу с полки. – Адаптированное. Ну хоть картинки полистайте. Картиночки! Ну!
Патрик вновь сел за клавесин, заиграл нечто лирическо-сентиментальное.
Доктор неохотно раскрыл книгу. Перед ним мелькнуло несколько иллюстраций. Небольшой белопарусный корабль вдруг показался из-за горизонта, двинулся навстречу плывущему к нему человеку… Матросы махали руками…
Доктор потряс головой, прогоняя наваждение, поднял глаза и… увидел картину, висевшую на стене. Удивительно похожий на кого-то человек смотрел с картины.
– Шляпу! – тихо прошептал доктор.
– Что? – Патрик перестал играть.
– Шляпу!! – заорал доктор.
– Какую, сэр?!
– Большую. И камзол. Дорожный камзол.
– Сейчас. Сейчас! – Патрик заметался, распахнул шкаф, достал зеленый дорожный камзол, шляпу.
Доктор выхватил одежду из его рук, поспешно стал переодеваться:
– Я Гулливер!
– Кто? – шепотом переспросил Патрик.
– Я Гулливер! Из Ноттингемшира! Тут же написано: «Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире». Доктор из Ноттингемшира, Лемюэль Гулливер… Как я сразу не понял? – Подбежал к зеркалу. – Я Гулливер! – Затанцевал, бросился к клавесину, застучал по клавишам.
Доктор продолжал барабанить по клавишам. Звуки стали вырастать в мелодию, слова – в песню. Ее подхватили горожане, облепившие окна. Песня закончилась громким ликующим аккордом. В безумном порыве доктор вскочил на подоконник и прыгнул в сад. Раздались аплодисменты, грохот падающего тела, и наступила темнота.
Подойдя к дому Свифта, она остановилась возле окон кабинета.
Эстэр почувствовала на себе ее взгляд.
– Я закрою окно, ваше преподобие, – сказала она декану, – становится сыро… – И добавила, уже обращаясь к Ванессе: – Пожалуйста, девушка, пройдите в сад. Там накрыт столик для гостей. Вас накормят.
Ванесса опустила голову, отошла.
– Поразительно, как эта бродяжка похожа на Ванессу, – сказала Эстэр, закрывая окно и задергивая шторы. Шторы теперь были светлыми, в цветочек. – Я имею в виду не ту Ванессу, которую вы любили… – осеклась она. – Извините, сэр! Я вторглась в ваши воспоминания. Продолжим работу! – Она достала блокнот. – Итак, ваш ответ на статью лондонского критика. «Вы пишете, что я мизантроп. Что ж, может быть, и так… Главная цель, которую я поставил себе во всех моих трудах, это скорее обидеть людей, нежели развлечь их. В принципе я ненавижу и презираю животное, именуемое человеком, хотя сердечно люблю конкретно Джона, Питера, Тома и так далее… Я убедился, что существующее определение «человек – разумное животное» фальшиво и несколько преждевременно. Правильней формулировать: «человек – животное, восприимчивое к разуму…» На этой базе мизантропии воздвигнуто все здание моих «путешествий». – Эстэр опустила блокнот. – Я все правильно записала?
Свифт задумчиво смотрел куда-то вдаль.
– Не слишком оскорбительно для человечества, ваше преподобие? Вспомните шутку ваших друзей: «Если б Свифт и вправду ненавидел людей, он бы не делал это так страстно».
Свифт встал, подошел к окну, прижал лицо к стеклу.
– Декан, вы отвлекаетесь, – тихо сказала Эстэр. – Я устаю. Очень трудно понять человека, который думает сразу о всем человечестве и о девушке за окном.
Свифт повернулся к ней лицом.
– Нет, сэр, я уже вам говорила, я не знаю, где Ванесса похоронена. Мы наводили справки, но безрезультатно… – Неожиданно Эстэр заговорила со злостью: – Между прочим, могила Стеллы находится здесь, у стены собора. Там третий день не меняют цветы. А ведь она так любила полевые цветы…
Раздался звон разбитого стекла. Камень, брошенный чьей-то рукой, влетел в кабинет и упал у ног Свифта. За окном послышался шум, смех и свист.
– Опять эти ужасные йеху! – воскликнула Эстэр. – Здесь небезопасно оставаться, ваше преподобие!
Свифт словно не слышал ее слов.
За окном мелькнула чья-то тень, раздался чей-то стон, за-тем дверь распахнулась, и доктор втащил в кабинет упирающегося Патрика.
– Да это не я, доктор! Не я… – бормотал Патрик. – Вам показалось…
– Показалось? – доктор вывернул карман камзола Патрика, несколько камней высыпалось на пол. – Показалось? – Он повернул гневное лицо к декану. – Еще бы немного, и этот негодяй переколотил бы здесь все окна!
Свифт подошел к Патрику, печально заглянул ему в глаза, потом, круто повернувшись, направился к выходу. Патрик бросился зa ним:
– Неправда, господин декан! Это не я. Это – они! Йеху! Я просто гнал их и махал руками, а доктору померещилось, что кидаю я…
Свифт вышел.
Патрик повернул к доктору лицо, полное отчаяния:
– Что вы натворили, сэр? Вы ранили декана в самое сердце. Доктор просто задохнулся от возмущения:
– Много наглецов я видел на своем веку, но такого… Эстэр подошла к Патрику:
– Оставьте нас одних, Патрик. Доктор, безусловно, ошибся, и я постараюсь его в этом убедить.
– Объясните все хозяину, мисс Джонсон, – тихо попросил Патрик. – Это – главное! У него утром был сердечный приступ.
– Постараюсь. Идите, друг мой. – Они обменялись красноречивыми взглядами, Патрик подобрал рассыпавшиеся камни, вышел.
Доктор секунду наблюдал за ним, потом торжествующе произнес:
– Так! Я все понял! Здесь – заговор!
– Вот как? – Эстэр с любопытством посмотрела на Доктора.
– Да! Заговор! Вы, мисс Джонсон… Этот мошенник слуга… Опекунский совет… Вы все хотите смерти декана. Мне намекнули сегодня, что здесь может произойти несчастный случай. Теперь я понимаю, кто его готовит.
Эстэр нахмурилась:
– Извините, доктор, я всегда была невысокого мнения о вашей догадливости. Наверное, потому, что вы из Ноттингемшира.
– Какого черта вы прицепились ко мне с этим Ноттингемширом?
– Говорят, там чрезмерные туманы и район сильно отстает в своем развитии. Поэтому, умоляю вас, не будьте категоричны! Вы находитесь в необычном доме, общаетесь с неодномерными людьми. Не торопитесь делать о них выводы! И если вам показалось вдруг, что кто-то бросил камень…
– Не кто-то, а Патрик! Я это видел собственными глазами!
– Даже если так. Подумайте – зачем? Хотел ли он причинить зло или, наоборот, стремился сделать хозяину приятное?
– Приятное? – доктор обалдело посмотрел на Эстэр.
– Сатирикам принято бить стекла. В этом специфика жанра. Поэтам бросают цветы, обличителям – булыжники. Это их слава и гонорар… Сатирик, который перестал возмущаться, – кончился. Его жизнь потеряла смысл. Вот почему ваш поступок так огорчил декана.
– Я же и виноват! Вы здесь устраиваете спектакли, а я виноват… Может, он плохой сатирик, ваш Свифт?!
– Свифт – гений! – гневно воскликнула Эстэр. – Но он в западне. Его загнали в этот дом, заткнули рот, окружили стеной непонимания… Она решительно схватила доктора за руку, подтащила к окну, распахнула шторы.
Странное зрелище открылось доктору: перед домом на лавках сидели горожане, равнодушно разглядывающие окна. Многие держали в руках бинокли. Кто-то пил пиво, кто-то дремал…
– Вот они – настоящие йеху! – прошептала Эстэр. – Вглядитесь в эти тупые физиономии. Их ничто не волнует, ничто не может растормошить! Свифт окружен стеной непонимания. Он нанял актеров, чтоб те несли людям его мысли, власти оказались хитрей – они наняли зрителей. Круг замкнулся!
Кто-то из сидевших зааплодировал, Эстэр резко задернула штору.
– Впрочем, я никого не виню. Время изменилось, сэр. Кто сейчас реагирует на намеки и подтексты, которыми так славился декан? Все всё давно понимают, и уже ничто никому не кажется смешным… Атрофировалась совесть! Вот что терзает душу Свифта. Вы подозреваете, что здесь может произойти убийство? Оно уже происходит! Для этого не нужно ножа или яда. Можно убивать непониманием. Ежесекундно, планомерно, не нарушая закона. И в этом, может быть, самая главная роль отведена вам. Так уж губернатор с судьей постарались. Вы можете, сэр, доконать любого человека. С более крепким здоровьем, чем у нашего декана.
Доктор подошел к окну. За разбитым стеклом моросил дождь. Горожане прикрылись зонтиками, но продолжали сидеть.
– Хорошо, я уеду, – сказал доктор после долгого молчания.
– Не уверена, что это будет правильным решением.
– Нет-нет. Я уеду. Я врач. Первая заповедь Гиппократа: «Не вреди!» Я не хочу быть причиной ничьей гибели. Зачем? В конце концов я не просился сюда. Я жил спокойно в своем маленьком Ноттингемшире, ходил каждый день на службу, у меня была нормальная жена, нормальные дети, и я нормально лечил нормальных сумасшедших… Зачем меня притащили сюда, в этот странный дом, построенный неизвестно для кого? – Он бросился в соседнюю комнату, стремительно начал доставать из шкафа свои вещи, запихивать их в саквояж… – Будь он проклят со своими розыгрышами и мистификациями! Здесь нет ничего святого! Смерть, любовь, вера – лишь повод позубоскалить! Все! Пора уходить! – Он защелкнул саквояж. – Помочь я никому не смог, но зато сам не сошел с ума! И на том спасибо!
В комнату заглянула Эстэр:
– И все-таки я просила бы вас остаться. Декан считает, что вы ему очень нужны.
– Откуда вы знаете, что он считает? – доктор шагнул к выходу, Эстэр преградила ему путь.
– Мне трудно вам все сразу объяснить, доктор. – Она сняла с полки книгу. – Прочтите книгу декана, сэр. Вдруг вам что-то станет понятней. – Эстэр положила книгу перед Доктором и направилась к двери.
Доктор секунду смотрел ей вслед, затем в гневе закричал:
– Передайте декану, что его книга имеет у меня оглушительный успех! – Размахнулся и со всей силы запустил книгой в стекло. За окном зааплодировали.
Эстэр смерила доктора презрительным взглядом:
– Декан прав: человек может быть худшим из всех зверей! Обезьяны бьют зеркала, потому что им не нравятся собственные физиономии, но бить писателю окна его же книгами – до этого может додуматься только царь природы! – Она вышла, хлопнув дверью.
Дождь усиливался. Доктор глянул в окно. Разорванные листы книги трепал ветер. Патрик смешно суетился, ловя их. Доктор секунду наблюдал за ним, потом выбежал, стал помогать. Скоро они вернулись в дом вместе, мокрые, но умиротворенные.
Патрик раскладывал листки у камина:
– Ничего, ничего, сэр! Высушим, разгладим утюгом, переплетем… Будет как новенькая.
Доктор почувствовал неловкость:
– Извините меня, Патрик! Я разволновался, был взбешен…
– Что вы, сэр! Предыдущий доктор вместе с книгой кинул в окно и себя. А у вас – вполне нормальная реакция. Декан говорит: «Моя задача не развлекать, а вызывать суровое негодование». На гробовой доске, которую он заказал, сказано: «Суровое негодование уже не раздирает здесь его сердце».
Неожиданно Патрик подсел к стоявшему в комнате клавесину, заиграл что-то торжественное и печальное. Доктор с изумлением наблюдал за ним, потом тихо спросил:
– Скажите, Патрик, а вы тоже слышали, как декан разговаривает?
– Неоднократно, сэр…
– Только честно…
– Я бы даже сформулировал так: он практически ке замолкает…
Доктор устало прикрыл глаза:
– Пошел вон!
– Слушаюсь, сэр! – Патрик захлопнул крышку клавесина, встал. – Только вы напрасно обижаетесь, доктор. Вы спросили, я ответил…
– Хотите меня уверить, что декан болтун?
– Разумеется, нет, сэр. К нему вообще такое определение не подходит. Декан перестал пользоваться словами. Они искажают смысл. Особенно в наше время. Мы заврались: думаем одно, говорим другое, пишем вообще непонятно что… Декан сделал шаг вперед: он изъясняется мыслями! Это высший способ общения разумных существ – минуя уши, не разжимая рта. Напрямую!
– И вы его понимаете?
– Не всегда и не все. Но иногда… Вот сегодня утром он поделился со мной мыслями о Декарте.
– О ком?
– Ну вот, вы и не слышали о таком философе. Вам будет непонятно.
Доктор рассердился:
– Не наглейте, Патрик! Не забывайтесь: я – доктор, вы – лакей.
– Не в этом дело, сэр. Вы здесь всего несколько дней, а я много лет. Тут каждый год идет за два университетских.
– Я должен понять… Научите меня, Патрик!
– Да я только этим и занимаюсь, сэр! Но что делать, если на все нужно время и терпение? Вспомните, сколько сил потратила ваша маменька, сколько носила на руках, кормила грудью, делала агу-агу… И все для чего? Чтоб научить вас говорить! А молчать? На это уходит жизнь! Нет! Необходимо начинать с самого начала… Прочтите книгу декана.
– Она скучная, – поморщился доктор.
– Нет! – закричал Патрик. – Не скучная! Не капризничайте! Ну, хорошо, вот вам детское издание. – Он достал книгу с полки. – Адаптированное. Ну хоть картинки полистайте. Картиночки! Ну!
Патрик вновь сел за клавесин, заиграл нечто лирическо-сентиментальное.
Доктор неохотно раскрыл книгу. Перед ним мелькнуло несколько иллюстраций. Небольшой белопарусный корабль вдруг показался из-за горизонта, двинулся навстречу плывущему к нему человеку… Матросы махали руками…
Доктор потряс головой, прогоняя наваждение, поднял глаза и… увидел картину, висевшую на стене. Удивительно похожий на кого-то человек смотрел с картины.
– Шляпу! – тихо прошептал доктор.
– Что? – Патрик перестал играть.
– Шляпу!! – заорал доктор.
– Какую, сэр?!
– Большую. И камзол. Дорожный камзол.
– Сейчас. Сейчас! – Патрик заметался, распахнул шкаф, достал зеленый дорожный камзол, шляпу.
Доктор выхватил одежду из его рук, поспешно стал переодеваться:
– Я Гулливер!
– Кто? – шепотом переспросил Патрик.
– Я Гулливер! Из Ноттингемшира! Тут же написано: «Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире». Доктор из Ноттингемшира, Лемюэль Гулливер… Как я сразу не понял? – Подбежал к зеркалу. – Я Гулливер! – Затанцевал, бросился к клавесину, застучал по клавишам.
– Ну, слава богу! Наконец-то… – Патрик вытер пот и торжественно пошел к выходу. – Мисс Джонсон! У нас радость! Доктор тронулся!
– В Ноттингемшире! В Ноттингемшире! В Ноттингемшире!
Тара-ра-ра!
Самые глупые, глупые в мире
Живут доктора…
Доктор продолжал барабанить по клавишам. Звуки стали вырастать в мелодию, слова – в песню. Ее подхватили горожане, облепившие окна. Песня закончилась громким ликующим аккордом. В безумном порыве доктор вскочил на подоконник и прыгнул в сад. Раздались аплодисменты, грохот падающего тела, и наступила темнота.
9. ЛАПУТЯНЕ
Темнота постепенно стала рассеиваться, давая очертания предметам. Возникли неясные звуки, голоса. Такое ощущение бывает, когда возвращаешься из забытья.
Доктор открыл глаза и как бы увидел самого себя, лежащего на диване в кабинете Свифта. Над ним склонились Эстэр и Патрик.
Эстэр (разглядывая доктора). Поразительно… У него изменилось лицо!
Патрик. Обратите внимание на зрачки. Совсем другой взгляд.
Доктор с удивлением как бы увидел собственные зрачки.
Эстэр. Да-да. И там, на дне, – таинственность и отблеск страданий.
Доктор застонал.
(Заботливо) Как вы себя чувствуете, доктор? Вы не совсем удачно вышли через окно.
Доктор вновь застонал.
– Ничего страшного. Здесь это бывает… И пожалуйста, не разговаривайте…
Патрик. Да-да, сэр. Попробуйте отвечать молча. Мыслью! Вы же хотели научиться…
Доктор сел на диване, обалдело посмотрел на Патрика, затряс головой.
– Нет, мимика не нужна. Только взглядом.
Доктор посмотрел на него.
– Вот! Я все понял. Вы мысленно спросили: какого черта вам надо? Замечательно! Объясните все доктору, мисс Джонсон! (Подошел к окну, в подзорную трубу стал наблюдать за небом.)
Эстэр (шепотом). Доктор… У меня нет времени все подробно рассказывать, но если вы и вправду беспокоитесь за жизнь декана, то можете ему помочь! Вы только сейчас ощутили себя Гулливером и сделали, на мой взгляд, это убедительно.
Патрик (нервно). К делу, мисс Джонсон. Некогда! Они зависли над садом.
Эстэр (испуганно оглядываясь). Этот «парящий остров»!… Мы все гадали, что это: комета или посланцы иных миров? Сегодня утром здесь появились какие-то люди, которые заявили, что они – «пришельцы из будущего». Лапутяне.
Доктор потряс головой.
Да, сэр, я тоже сделала такой жест, но они убедили меня, что это правда и что они прилетели, чтобы встретиться с деканом Свифтом, поскольку у них там отмечается трехсотлетие его смерти. И тут мы с Патриком подумали: а вдруг это обман? Вдруг это подосланные губернатором наемники? Можем ли мы подвергать такой опасности декана?!
Доктор открыл глаза и как бы увидел самого себя, лежащего на диване в кабинете Свифта. Над ним склонились Эстэр и Патрик.
Эстэр (разглядывая доктора). Поразительно… У него изменилось лицо!
Патрик. Обратите внимание на зрачки. Совсем другой взгляд.
Доктор с удивлением как бы увидел собственные зрачки.
Эстэр. Да-да. И там, на дне, – таинственность и отблеск страданий.
Доктор застонал.
(Заботливо) Как вы себя чувствуете, доктор? Вы не совсем удачно вышли через окно.
Доктор вновь застонал.
– Ничего страшного. Здесь это бывает… И пожалуйста, не разговаривайте…
Патрик. Да-да, сэр. Попробуйте отвечать молча. Мыслью! Вы же хотели научиться…
Доктор сел на диване, обалдело посмотрел на Патрика, затряс головой.
– Нет, мимика не нужна. Только взглядом.
Доктор посмотрел на него.
– Вот! Я все понял. Вы мысленно спросили: какого черта вам надо? Замечательно! Объясните все доктору, мисс Джонсон! (Подошел к окну, в подзорную трубу стал наблюдать за небом.)
Эстэр (шепотом). Доктор… У меня нет времени все подробно рассказывать, но если вы и вправду беспокоитесь за жизнь декана, то можете ему помочь! Вы только сейчас ощутили себя Гулливером и сделали, на мой взгляд, это убедительно.
Патрик (нервно). К делу, мисс Джонсон. Некогда! Они зависли над садом.
Эстэр (испуганно оглядываясь). Этот «парящий остров»!… Мы все гадали, что это: комета или посланцы иных миров? Сегодня утром здесь появились какие-то люди, которые заявили, что они – «пришельцы из будущего». Лапутяне.
Доктор потряс головой.
Да, сэр, я тоже сделала такой жест, но они убедили меня, что это правда и что они прилетели, чтобы встретиться с деканом Свифтом, поскольку у них там отмечается трехсотлетие его смерти. И тут мы с Патриком подумали: а вдруг это обман? Вдруг это подосланные губернатором наемники? Можем ли мы подвергать такой опасности декана?!